«Черкесский вопрос» на черноморском курорте

Николай Силаев

«Georgiamonitor.org» публикует главу из исследования «”Черкесский вопрос”:

национальное движение в современной России», проведенного НП «Кавказское

сотрудничество» в 2012 году. Проект, включавший проведение 75 интервью с активистами

черкесского этнического движения и других этнических движений, представителями

властей разного уровня, черкесскими интеллектуалами, предпринимателями, был

осуществлен на грант, предоставленный Институтом общественного проектирования (http://www.inop.ru/).

Полевой этап исследования проходил апреле – мае 2012 года в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгее, а также в шапсугских аулах Лазаревского и Туапсинского районов Сочи. Полевые исследования проводили Николай Силаев, директор НП «Кавказское сотрудничество», старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО, Михаил Волхонский, старший научный сотрудник Центра, Константин Казенин, cтарший научный сотрудник Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара, Наима Нефляшева, старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН, Ахмет Ярлыкапов, старший научный сотрудник Центра этнополитических исследований Института этнологии и антропологии РАН.

В ряду других региональных кейсов черкесского национального движения шапсуги стоят особняком. Похоже, это хотя и немногочисленное – что объясняется немногочисленностью самих шапсугов – но одно из самых динамичных и активных, однако при этом не склонных к радикализму ответвлений черкесского движения, сосредоточенное не столько на «войнах памяти», сколько на защите практических интересов этнического сообщества.

Автор публикуемой главы – Николай Силаев. Автор выражает благодарность своим коллегам по исследованию. В то же время все ошибки и неточности, допущенные в этой публикации – его личная ответственность.

Положение черкесов в регионе Шапсуги – одна из черкесских субэтнических групп – проживающие в Туапсинском и Лазаревском районе Сочи, немногочисленны. По данным переписи 2010 г. во всей России насчитывается 3882 чел., записавших себя шапсугами. Жители сочинских шапсугских сел говорят, что в двух районах их насчитывается 10 тыс. чел. Шапсуги проживают в 12 селах, крупнейшее из которых, Большой и Малый Кичмай, объединенные в один муниципалитет, насчитывает около 1 тыс. жителей, а также в Туапсе, Лазаревском, Головинке.

Несмотря на небольшую численность причерноморских шапсугов, их значение для черкесской «ментальной географии» невозможно переоценить. Это потомки черкесов, избежавших выселения из горных районов Северо-Западного Кавказа на завершающем этапе Кавказской войны. Небольшая группа шапсугов (2 тыс. чел., по данным учителей школы Большого Кичмая, несколько сот чел., по данным военных властей Российской империи - РГВИА, Ф. 400, оп. 1, ед. хр. 1991, л. 18 об.) сумела укрыться в горах от наступления русских войск на землю черкесов, несколько лет скрывалась, а потом по соглашению с властями вышла из гор и основала села. В школьном музее Большого Кичмая, обладающем солидной археологической коллекцией, хранится копия грамоты, выданной кавказским наместником первопоселенцу аула Клепшау Кобже. Шапсугские аулы Сочи своего рода осколок исторической Черкесии, живое напоминание о ней.

Шапсуги в значительной степени ассимилированы. По признанию учителей школы в Большом Кичмае, дети и дома, и на переменах говорят между собой по-русски, хотя шапсуги среди них преобладают. По всей видимости, сохранение этнической самобытности в значительной степени зависит от будущего черкесских аулов. В советское время их жители были заняты в сельском хозяйстве, причем сочинские совхозы благодаря своей уникальной для Советского Союза рыночной нише, процветали.

«Все рабочие совхоза нашего, а их было, самое меньшее, 900 и выше, имели возможность ежегодно побывать в санаториях, на курортах, вплоть до того, что мы в Кубу доставляли бесплатно, посылали туда, в зимнее время, чтобы купаться. И, все совхозы были такие, высокорентабельные».

Благодаря высокой рентабельности сельского хозяйства, люди оставались в аулах, и соответственно, сохраняли свою этническую идентичность. После распада Советского Союза сельское хозяйство пришло в упадок. Его восстановлению препятствует сложившаяся система землепользования. Земли бывших колхозов не были приватизированы, сами колхозы преобразованы в акционерные общества, получившие землю в аренду на 49 лет. Эти общества практически не ведут хозяйственной деятельности.

«Более тысячи гектаров прекрасных садов, выращенных трудом наших отцов и дедов превращены в лес, из-за того, что когда приватизация шла сельхозпредприятий, в начале 90-х годов, эти земли, как земли особо ценные, в курортной зоне, не подлежали приватизации. Может быть, это и хорошо – сейчас мы оцениваем, может быть, тогда бы они ушли с молотка, но и эти земли – сады, я об аулах говорю – не Лазаревском, не городскую черту, - об аульских землях. И, приватизация когда прошла, земля не вошла в стоимость акций, земля не была приватизирована и она осталась в бессрочном пользование у акционерного общества, а эти акции за бесценок скупили, и два - три человека теперь владеют всеми землями вокруг 12-ти аулов, и они, естественно, пришли в упадок полный, и комиссия Законодательного Собрания Краснодарского края неоднократно уже принимала решение – заключение о том, что эти земли использованы неэффективно, но опять же, вопрос стоит на том же месте».

Жители аулов могут получить землю только в краткосрочную аренду.

«Вот, сейчас, мы старики, молодежь этого не понимает, плачем, когда видим, как убили наш труд. Все вот эти прекрасные чайные плантации, фундучные плантации, они же молодые. Чай живет 100 лет, фундук 100 лет живет. Сейчас, вместо чая, вместо фундука здесь заросло. Маленькие островки остались. Почему? Потому что, аренду не дают. Аренду дают на 11 месяцев. И, что получается, вот, сознательный человек может что-то сделать, несознательный, в этом году соберет, в следующем соберет, когда начнет зарастать, а наши земли такие, колючка, там, лес, сразу начинает зарастать, он бросает. 750 гектаров посаженного фундука по последнему слову агротехники, гектаров чая, по последнему слову агротехники. На легковых машинах можно было ездить по нашим чайным плантациям. Сейчас это прошлое, ничего нет».

Другим ударом по традиционной экономике шапсугских аулов стало расширение охраняемых территорий в Сочи. Они потеряли возможность отгонять скот на летние пастбища в горы, потому что трасса скотопрогона оказалась на территории Национального парка. Администрация парка также препятствовала временному размещению ульев на своей территории, трактуя его как недопустимую на охраняемой территории хозяйственную деятельность, пыталась взимать плату с пчеловодов. Усилиями Адыге хасэ эта попытка была отбита, идет урегулирование права доступа местных жителей к некоторым видам хозяйственной деятельности на территории Национального парка.

«Дело в том, что не осталось практически зон для отгонных пастбищ, которые были раньше. (…) И скота-то в аулах не осталось именно из-за этого. Потому что если ты будешь гнать стадо на отгонное пастбище через национальный парк. Раньше на альпику выгоняли. [Прекратили] это, как раз когда образовался этот нацпарк. По-моему, лет 25 назад не больше. Раньше у людей было очень много скота. Они могли в любой момент выгнать на альпику. Там долгое время находились и потом только пригоняли. 20, минимум, голов – это самое малое, что держали люди. До 100 голов. Они все это в одно стадо сгоняли, выгоняли, пасли и потом приходили. Теперь невозможно пройти через территорию национального парка, прогнать этот скот, потому что отгонных пастбищ нет. Вернее, они где-то есть, но туда выгонять нельзя. Большие штрафы».

Печальная ирония в том, что, по сведениям жителей шапсугских сел, акционеры одного из акционерных обществ, получивших землю в долгосрочную аренду, – этнические черкесы.

«Когда пришли эти новые времена, наши умники многие, среди которых Напсо – бывший главный врач «Авроры», его сын Заурчик, который в Лазаревской главный врач, Иваноков из Нальчика очень умный, врач тоже, потом, великий Каноков – они взяли, скупили у черкесов побережье. Это все адыги. Держали эти земли, по пятьдесят лет, как аренда. (…) То есть у адыгов отняли землю, свои же. Не кто-то. Не пришел армянин, узбек, еврей, татарин, с Германии, ниоткуда – наши».

Земельная проблема имеет еще одну сторону – выделение новых земельных участков под строительство в аулах практически заблокировано. Во-первых, земля считается городской, соответственно, ее надо продавать через аукцион. Высокие цены на землю ( тыс. руб. за сотку в Головинке) делают этот путь для сельских жителей практически невозможным. Во-вторых, прилегающие к аулам земли сельхозназначения находятся в долгосрочной аренде, не принадлежат сельским муниципалитетам, и выделение их под застройку требует изменения их статуса и противоречит интересам крупных арендаторов.

Причем речь не идет о землях на побережье, шапсугские аулы расположены в горах на удалении от моря.

«В горах, 30 километров, 20 километров [от побережья], живет молодой человек, он на аукционе должен купить землю, чтобы построить, а у него ветер в кармане. Вот поэтому семьи не создают. Вот в моем поселке, где я живу, самый маленький, можно сказать, в Лазаревском районе. Человек 40 там, от 20 до 50 лет, которые ни разу не женились, не создали семьи».

«Сейчас молодежь совершенно не имеет земли. Есть семьи, где живут в одном дворе 3-4 семьи из одного рода».

Недоступность земли выдавливает население и из сельской экономики, и из сельской местности, что ведет к дальнейшей ассимиляции шапсугов. В то же время есть факторы, которые, наоборот, способствуют сохранению аулов и их воспроизводству их населения.

После нескольких лет замешательства, вызванного крахом совхозов, сочинские шапсуги начали встраиваться в расширяющуюся курортную экономику Сочи. Это происходит по двум направлениям. Во-первых, в аулах возник этнотуризм. Во-вторых, приток туристов обеспечил спрос на некоторые виды продукции традиционного (горный мед, сыр) и не столь традиционного (вино, чай) крестьянского хозяйства. Вино, мед, сыр и туристические программы, эксплуатирующие образы шапсугской культуры и традиций, образовали своего рода кластер, обеспечивающий развитие аульной микроэкономики и поддерживающий этническую идентичность и самобытность.

Практически в каждом шапсугском селе имеется специальный туристический комплекс, состоящий из кухни и сцены с большим навесом, под которым за столами могут поместиться от 200 до 700 человек. Под навесом также имеется небольшой музей шапсугской утвари и одежды. Многие из представленных в таких музеях вещей – котлы, очажные цепи, столики «анэ» - подлинные, собранные по дворам в самом ауле. В курортный сезон в таких комплексах каждый день проводятся «вечерки» - представление, напоминающее о традиционных черкесских застольях с «тхамата» (старший в застолье, букв. «поставленный богом»), тостами и концертными номерами. На «вечерке» туристы ужинают, пьют вино, сделанное в ауле (правда, обычно из покупного винограда), уезжая, покупают вино, мед, сыр, чай и оставляют, таким образом, от нескольких сотен до тысячи - двух тысяч рублей. Днем в таких комплексах туристам вместо представления могут прочитать интерактивную лекцию о черкесской культуре и предложить вино, чай и мед.

По данным респондентов, в курортный сезон все такие туристические комплексы могут принимать 15 – 30 тыс. туристов в день, а один комплекс дает владельцу до 4,5 млн руб. в сезон. В Большом Кичмае такой туристический комплекс разросся до небольшой гостиницы, в других аулах гостиниц нет.

«Вечерки» обеспечивают спрос на фольклорные коллективы, которые становятся не только институтом поддержания этнической самобытности, но и фактором туристического бизнеса. По словам респондентов, качество шапсугских танцевальных ансамблей сильно выросло благодаря «вечеркам». Правда, у черкесских активистов порой есть претензии к содержанию представлений:

«Да, можно улучшить. Только грамотнее почитать, поработать над собой. Я же тоже наблюдаю: одевают черкеску, в дырявых тапочках, извините, с такими пальцами, вот что мы видим. (…) Но сейчас, понимаешь, бизнес преобладает. Тут культурную составляющую нужно как-то… Не чисто бизнес, а эту площадку использовать, как пропаганду культуры, с достоинством это проводить. Да, начинали нормально. Но потом на самотек пустили – только бизнес, только деньги несут».

Этнотуризм в шапсугских аулах действительно обладает потенциалом развития.

Существующие его формы рассчитаны на массовый спрос. Нишевых форм, которые предполагали бы действительно глубокое погружение в шапсугскую культуру и образ жизни, пока не предлагается. На наш взгляд, это объясняется тем, что пока никто из черкесских активистов или владельцев туристических комплексов не озаботился созданием собственного рынка, организацией собственного выхода на потенциальную аудиторию. Пока это не столько уникальный продукт, сколько дополнение к стандартной и массовой сочинской туристической программе.

Коммерческий успех отрасли зависит от доступа к потоку туристов, который проходит на побережье. Возникает сложная система отношений между владельцами туристических комплексов в аулах, туристическими фирмами, работающими на побережье и местными властями. В урегулирование этих отношений вовлечена и Адыге хасэ шапсугов.

«Двух «вечерок» я знаю директоров. Может быть, у вас как-то по-своему идет.

Основная масса туристов едет в Кичмай – с этим никто не поспорит – после водопадов.

Это баснословные деньги! Вы разговаривали, наверняка, вы знаете. Я знаю двух директоров крупных «вечерок». Просто за столом когда эти люди сидят, они о многом разговаривают, не так, по-деловому, вскользь. Мы сидим за столом разговариваем, говорят, что все деньги от билетов уходят туристическим фирмам. Они зарабатывают только на том, что продают еду и вино. Это почти везде так. Туристические фирмы, директора которых всем известны, они бывшие РОВДэшники».

Адыге хасэ добивается, чтобы городские власти предоставили предпринимателям из шапсугских аулов точки по продаже билетов на побережье, и те могли бы не делиться маржой с туристическими фирмами.

«Два года мы просили, тыкались. Нам не разрешают даже точки реализации экскурсионных билетов нашим давать. Два года не смогли это сделать. Еле-еле в прошлом году 5 точек одному предпринимателю и 5 точек второму – Зорику Ачмизову – смогли выбить. (…) Какой кипиш поднялся! У них там свой клан туристических фирм – еле-еле пробили. (...) От хасэ писали письмо. Его посадили, этого человека, который нам отказал, в прошлом году. Широких (Владимир Широких, начальник управления по курортному делу и туризму администрации Сочи – Авт.). Посадили его не из-за нас, но чем он там занимался. (…) Когда я написал ему письмо с просьбой, он мне так по телефону: “Вы – общественная организация?” – “Да, общественная”. – “Вот и занимайтесь общественной организацией. И не лезьте не в свои дела, в предпринимательство, в бизнес”. – “Что?!” Я сажусь в машину, письмо накатал жесткое на [имя] Пахомова (мэр Сочи Анатолий Пахомов – Авт.): “Или вы принимаете меры, или…” Потом этот извинялся, Широких. Потом через неделю его сняли, посадили за взятки, прочее».

Головинское почтовое отделение занимает первое место в Краснодарском по числу отправленных посылок благодаря пасечникам, которые отправляют мед по всей стране.

Вообще горы обеспечивают хорошие условия для производства меда, потому что сезон цветения наступает в разное время в разных высотных зонах, и это позволяет продлить период сбора нектара. В производство меда по понятным причинам вовлечено больше сельских жителей, чем в туристический бизнес.

Несколько человек в ауле Тхагапш медом занимаются. Они конкретные пчеловоды.

Краснополянский мед – этот раскрученный бренд, у них [пчеловодов Тхагапша] не уступает или даже превосходит намного, потому что каштанник у нас самый лучший именно в Тхагапше. Там каштановый лес, очень старый, очень густо растущий. И самый лучший мед только там. Этот мед везут и в Москву. Приезжают постоянно пасечники не только с Краснодарского края, но и с Ростовской области, и с других регионов. Они ставят свои пасеки вдоль каштанника этого и собирают этот мед. Потом везут в Россию, везде продают. Самый целебный, самый хороший мед здесь. (…) Ну, у нас человек шесть занимается в основном вот этим. Около 100 [пчелиных] семей [каждый] держит.

(…) 50 фляг, считайте, где-то, со 100 семей – 50 фляг. В каждой фляге где-то по 40-45 кг меда».

Включенность в курортную экономику обеспечивает шапсугским аулам еще одно преимущество, которого, скорее всего, они были бы лишены, оставаясь в рамках сельского хозяйства. Курортные территории обладают способностью сокращать социальную дистанцию, и шапсугам иногда удается воспользоваться этим обстоятельством.

«Газ – благодаря тому, что у нас здесь частым гостем был… - Джаримов с Кондратом (бывший губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко – Авт.) когда приехали.

- Подожди, но мы же вели переговоры с «Газпромом», с председателем правительства.

- С Черномырдиным. Раз пять-семь?

- Это здесь (в домашнем музее основателя этнотуризма в Большом Кичмае Айсы Ачмиза – Авт.) было?

- У него дача здесь была в свое время. Когда жив был. За «Газпром» держался, сейчас другой структуре передали.

- Здесь по Черномырдину: пишите письма, говорит, что вы, давайте этим заниматься. Когда бумаги эти подошли, когда бумаги уже показали Кондратенко и Джаримову, конечно надо делать, бумаги, готовые есть. Тем более, за подписью председателя правительства. И быстро сделали. Одними из первых мы получили здесь газ. После Лоо, Лоо первым получил, мы – вторыми».

Черкесские организации Возникновение черкесского национального движения, а затем и национальных организаций в Сочи было связано с конфликтом вокруг исторической памяти. В середине 1980-х годов городские власти решили отметить 150-летний юбилей Сочи, причем днем основания города был объявлен день высадки русского десанта и основания крепости Александрия. Такие планы возмутили шапсугскую интеллигенцию.

«В 1986 году в феврале месяце, число не помню, на совместном заседании городского комитета партии и горисполкома, было решено отпраздновать 150-летие основания города Сочи, но, мотивом и основанием для такой даты служила первая высадка царских войск в городе Сочи, которая, конечно, ни в какие рамки не лезет. В мировой практике такого случая нет. Тем более, на этом месте, в городе Сочи, существовало три аула, и довольно солидные. Поэтому, мы такие люди, которые невоздержанные что-ли, или вспыльчивые или импульсивные люди, поодиночке начали бороться. То президенту напишем, то в газете “Правда”. Я, как старый коммунист, президенту Горбачеву писал, он был тогда первым секретарем ЦК КПСС, 19-му партийному съезду, первому секретарю райкома, но, ничего не получается. Потому что один человек это никто. Ну, я взял на себя инициативу, создал инициативную группу, и вот такие джигиты стали рядом со мной, и мы создали общественную организацию Адыге хасэ. (…) Мы существуем с 29 апреля 1988 года».

Несмотря на усилия черкесских активистов, юбилей города в 1988 г. состоялся.

«Празднование города Сочи произошло помпезно, три дня город гудел, были приглашены представители, от ООН, до породненных городов со всей, со всего мира и России. Были приглашены. Но, меры безопасности, конечно, были предусмотрены, потому что мы, кое-какие меры хотели принять. Я объехал весь Северный Кавказ, в университетах ребятам обстановку доложил, что с нами власть делает. Человек пять тысяч, должны были пешком пройти от Туапсе до Сочи с флагами и с лозунгами, а потом, я вижу, войска подтянуты, и потом, пожарные машины стоят, водометы стоят. Еле-еле дал отвод, зная, что будет кровь».

Тем не менее давление Адыге хасэ два года спустя все же привело к тому, что горсовет пересмотрел свои взгляды на дату юбилея и основания города. Тогда же горсовет снял памятник адмиралу Лазареву, командовавшему десантами против черкесов, который стоял у железнодорожного вокзала в Лазаревском. Несколько лет назад этот памятник был восстановлен.

Адыге хасэ сыграло определенную роль и в грузино-абхазском конфликте 1992 – 1993 гг. Шапсугские аулы отправляли добровольцев, принимали беженцев, собирали гуманитарную помощь.

Сообщество шапсугов Причерноморья слишком мало, чтобы внутри него возникала конкуренция между различными национальными организациями. Хотя сами по себе разногласия по «черкесскому вопросу», точнее, по его трактовкам применительно к шапсугам существуют внутри этого сообщества, Адыге хасэ причерноморских адыговшапсугов остается единственной национальной организацией.

Шапсугская Адыге хасэ представляет собой пример черкесской организации, действующей вне покровительства государственных структур «материнской» республики, хотя и в тесном контакте с влиятельными черкесами из-за пределов Сочи и Краснодарского края. В силу этого она более динамична, чем «официальные»

национальные организации в КБР и Адыгее. Это связано с тем, что, помимо отстаивания символически значимых для черкесского дискурса позиций, хасэ вовлечена в обеспечение экономических интересов шапсугского меньшинства.

«Всего около 10 тысяч у нас населения адыгов, мы по уставу считаем, что все адыги являются с восемнадцати лет членами Агыге хасэ. Это нам не запрещают, это зарегистрировано в крае, и я сказал бы, что активность, в плане обсуждений, съездов – высокая, но выполнять что-то – это всегда проблема. Поэтому мы, действительно, я считаю, легитимно, представляем весь народ (…). Только вот такую цифру приведу: на съезд формировалась делегация из двадцати четырех населенных пунктов Туапсинского и Лазаревского районов, где более или менее компактно проживают, один [делегат] от пятидесяти членов. И во всех этих организациях прошли мощные сходы, причем, почти во всех я принимал участие, может быть, где-то два-три собрания неудачных, но, в основном, приходило очень много людей, и очень скрупулезно обсуждали все вопросы, которые будут выноситься на съезде. Потом съезд – 238 делегатов с мандатами в часов [утра] мы начали, в половине одиннадцатого вечера закончили. Вот такой мощный съезд».

В шапсугских аулах действуют связанные с Адыге хасэ местные структуры, чиле хасэ, дополняющие традиционную солидарность родственников. Они берут на себя организацию общих праздников или поминок, субботников, уход за кладбищами.

Адыге хасэ берет на себя функции, которые в республиках с черкесским компонентом выполняют региональные власти – организация преподавания родного языка, организация спортивных турниров для школьников-шапсугов, не считая таких обязательных для национальной организации дел, как проведение дня памяти и скорби 21 мая, дня черкесского флага. Хасэ финансируется за счет благотворительного фонда «Нарт-Хасэ», учрежденного ее председателем Маджидом Чачухом, причем совокупный объем бюджета хасэ и фонда выше, чем, например, у Адыге хасэ Адыгеи. Средства на газету «Шапсугия», на поддержку детского ансамбля в рамках Центра культур в Лазаревском поступают из краевого бюджета.

«Я могу вот что сказать, если вы щедрость [Канокова] хотите оценить, в прошлом году 1 миллион рублей, я это в газете публиковал, миллион рублей перечислил в фонд на поддержку газеты [«Шапсугия»], на поддержку Адыгэ-Хасэ, отчет этого опубликован в газете. 1 миллион рублей в прошлом году. Это помимо, естественно, за счет этих денег, коммунальные услуги – где такие деньги фонд возьмет? А коммунальные, тоже не малые:

содержать надо, что-то ломается, поэтому и в прошлом году и в 2010 году по миллиону он дал. Я, почему это все подробно рассказываю, потому что есть люди, которые мне в упрек ставят, что мол, присвоил и так далее. Если бы у Адыгэ-Хасэ когда – то были деньги, пусть скажет, когда они были, к кому я не обратился. Я обошел всех:

«Давайте сложимся, выкупим». Даже если посмотреть этот фонд 12 лет за все это платит, – Хасэ ни за что не платит, мы даже еще Хасэ финансируем – 400 тысяч перечислили в позапрошлом году на расчетный счет 380 тысяч – погасить все долги Адыгэ-Хасэ. (…) Каждый год газета через фонд минимум 400 -500 тысяч фонд финансируется. Мне без разницы куда – на Адыгэ-Хасэ, на фонд, на газету. Кто-то боится перечислять в Адыгэ-Хасэ - это все-таки, политическая организация. ФСБ прослеживает, кто куда перечисляет. Дают деньги – говорят: «Не обозначай меня».

Хотя такого не было, я их все равно вношу на расчетный счет. Все цифры имеются в газете – я их дам. Это вам будет интересно посмотреть. Суммы не малые для общественных объединений. Только полтора миллиона целевая субсидия из бюджета Краснодарского края, как социально ориентированной общественной организациию».

Как уже можно заметить, связи с КБР и Адыгеей играют для Адыге хасэ шапсугов важную роль. Многие из активистов получили образование в Майкопе или работали в Нальчике. В Майкопе приобретаются и пособия по родном языку для школ, там обучаются учителя, преподающие в школьных кружках традиционное золотое шитье. Глава КБР Арсен Каноков оказывает постоянную помощь хасэ шапсугов. Помимо этой помощи, он купил помещение для хасэ, отдав за него, по словам некоторых респондентов, 2 млн долларов. Причем председателя Адыге хасэ шапсугов Маджида Чечуха познакомил с Каноковым Мухарбий Тхаркахов, тот момент председатель Государственного Совета – Хасэ Адыгеи. Депутат парламента Адыгеи Мугдин Чермит оказывает помощь газете «Шапсугия». В свою очередь «Шапсугия» часто пишет об адыгейском фольклорном ансамбле «Неф», проекте, который инициировали и постоянно финансирует Чермит.

Вероятно, символическое значение шапсугских аулов как осколка исторической Черкесии важно для вождей национального движения из других регионов наряду с их собственным политическим и экономическим присутствием в Сочи.

Черкесские организации и региональные власти Внешняя космополитичность «третьей столицы» - Сочи скрывает продолжающиеся здесь трения между различными версиями исторической памяти и идентичности. Не углубляясь в описание этих трений, отметим те их стороны, которые значимы для «черкесского вопроса». Во-первых, в Сочи, после того как в начале 2000-х краевые власти сумели установить контроль над местным самоуправлением в городе, сталкиваются собственно сочинская и кубанская идентичность.

«Мы себя никогда Кубанью не называли, и тут, в одночасье при Ткачеве мы стали Кубанью».

Во-вторых, краснодарская историческая политика с ее акцентом на казачьей идентичности края вступает в противоречие с тем, как черкесские интеллектуалы и активисты видят роль своего этноса в истории региона.

«Вот, если вы откроете вторую статью [устава] Краснодарского края, дословно такое написано: “Краснодарский край является территорией исторического формирования кубанского казачества, исконным местом проживания русского народа, составляющего большинство населения края”. Если бы не было этого пункта, мы бы тоже, может быть, не ставили вопрос. А тогда мы – адыги – кто на территории Краснодарского края? Это не наше исконное место проживания?»

Черкесские активисты и интеллектуалы в КБР, КЧР, Адыгее высказывают недовольство школьным курсом «Кубановедение», который преподается в школах Краснодарского края. По их мнению, историческая часть этого курса противоречит истине и принижает роль черкесов. В школах, где учатся шапсуги предмет несколько корректируется за счет того, что краеведческий курс в принципе позволяет определенную свободу изложения материала.

«Если мы берем свою школу, если мы говорим о кубановедении, мы туда, к этому материалу добавляем еще наших писателей, добавляем еще наших художников. Я думаю, что в любой школе так, даже если это армяне преподают – они будут своих художников, своих писателей добавлять. То есть, здесь нет такого, что надо четко идти по учебнику.

Это не такой предмет, где детей надо трясти четко по учебнику и чтобы тема в тему были. Нет. Не такой предмет, на котором нужно сильно акцентировать внимание, и его можно сделать предметом обсуждения и негатива, но, а если на него меньше обращать внимание, его можно даже превратить в уроки обычной национальной культуры. На этом просто нельзя заострять внимание. Учебники есть, но это не значит, что эти учебник будут розданы детям. В любой школе будет по-своему преподаваться этот предмет, просто нельзя сильно акцентировать на этом внимание».

Тем не менее конфликты вокруг памяти и идентичности возникают и проходят порой драматично. В Большом Кичмае построена новая школа на средства города и края. На ее открытие планировался визит губернатора края. Однако прежний директор школы, по рассказам респондентов, был категорически против исполнения краснодарского краевого гимна на церемонии открытия школы. Слова этого гимна (старинной казачьей песни) – «на врага, на басурманина мы идем на смертный бой» - составляют еще один предмет раздражения черкесских активистов. Военная история кубанского казачества это, среди прочего, еще и история Кавказской войны, и активистов раздражает, когда об этом им напоминают символикой края. Школа была открыта, но визит губернатора не состоялся, директор (по совместительству «тхамата» одной из «вечерок») был вынужден уволиться.

Респонденты выдвигали и другую версию увольнения – директор подписал документы о приеме не до конца построенного здания школы, на что последовали санкции от властей.

Насколько можно судить, власти края и города оценивают черкесскую тему как чреватую политическими осложнениями. Активисты говорят о настороженном отношении властей к их деятельности.

«В Зубовой Щели есть детский лагерь. Ну, так как он пока пустовал еще, не было заездов, мы заселили [детей из черкесской диаспоры Турции]. Ну, он, плату символическую взял, ну, понимал, что это все ж таки не миллиардеры приехали. Ну, потом у него проблемы были, говорят. Насколько я знаю. (…) Всякие какие-то непонятные проверки. По какой причине он вообще взял иностранцев? Не имел права. Без согласования с кем-то, с чем-то. Были бы эти ребята не из Турции, адыги, например, со средней полосы, с Вологды или еще, откуда, простые ребята русские, крестьяне, вопросов не возникло бы. Просто часто, ну, бывает такое, приезжают, никогда ничего не гудело. А, тут с Турции приезжают, столько вопросов вдруг. Ну, дали понять, что, лучше, если в следующий раз приедут опять, не бери».

Но, по-видимому, именно вследствие такой настороженности шапсуги не обделены вниманием муниципальных и краевых властей. В последние годы они вложили немалые средства в развитие социальной инфраструктуры шапсугских аулов. Получили поддержку и национальные организации.

«Съезд Адыге хасэ – он очень большое внимание привлек к себе в апреле прошлого года, и в процессе подготовки и после съезда. Выезжали несколько раз и вицегубернаторы, и комиссии. Все – многие вопросы посмотрели, и даже на уровне Козака составлялось под председательством Козака заседание правительства, где шапсугский вопрос рассматривался, выезжали туда Хатуов (Джамбулат Хатуов, первый замгубернатора Краснодарского края – Авт.) и глава Лазаревского района, готовили материалы – они у меня тоже остались. Ну, естественно, эти материалы были приготовлены и преподнесены в том радужном свете, что, сколько сделано, сколько делается. Особенно, если о вопросах образования там прочитаете – заплачете. В любом случае, на таком уровне к этому было внимание приковано. В прошлом году – два клуба капитальный ремонт, две спортивные площадки – это по Лазаревскому району, спортивные площадки по два миллиона. Потом, вот эта программа работала по материально-техническому оснащению. Полтора миллиона рублей выделили целевую субсидию на хасэ на погашение задолженности газеты – это по нашей просьбе. Грант дали 250 тысяч на издание газеты «Шапсугия». На ансамбль давали, да. 250 тысяч на костюмы».

Власти готовы оказывать шапсугам социальную поддержку – строить и ремонтировать школы и клубы, финансировать национальные организации. Источник разногласий сейчас в том, что черкесские активисты ждут сейчас скорее институциональной поддержки. Требования такой поддержки и стали основным содержанием деятельности этнических активистов.

Основные темы черкесского движения в регионе Причерноморская Адыге хасэ, во-первых, вовлечена в решение практических социальных и экономических вопросов на территории проживания шапсугов, во-вторых, за ней не стоит таких институтов национализма как республика или университет (хотя газета «Шапсугия» и нарратив такого места, как памятник защитникам Черкесии в ауле Большой Кичмай, в какой-то мере компенсируют отсутствие этих инструментов), втретьих, шапсуги так важны для всего черкесского дискурса, что сама по себе защита их повседневных интересов есть дело очень значимое в масштабах всей совокупности этнических организаций. Поэтому шапсугские активисты в определенной мере находятся в стороне от «столбовой дороги» черкесского дискурса. Разделяя этот дискурс, они, тем не менее, не заняты ни борьбой за признание «геноцида черкесов», ни обоснованием необходимости репатриации сирийских и других черкесов диаспоры, ни обсуждением темы единого черкесского субъекта в составе России. Черкесское национальное движение у шапсугов ставит своей целью сохранение самих шапсугов как живого напоминания об исторической Черкесии, утраченной земле и изгнании.

Коренной малочисленный народ. C 1924 по 1945 г. в Сочи существовал Шапсугский национальный район, который затем был переименован в Лазаревский.

Первоначальным требованием шапсугских активистов было восстановление района. В 1990 г. на этот счет принял постановление I съезд причерноморских адыгов-шапсугов.

«Да, тогда было другое время – 90-й год, тогда еще Советский Союз был – не знали к чему вообще идет вся страна, мы не знали, что через год Советский Союз развалится.

Тогда была совсем другая законодательная база. Вы помните, какая обстановка была в стране. Сейчас не 90-е годы, сейчас совсем другая обстановка, тем более, в этой ситуации, и тогда мы не знали, какие образования станут субъектами Российской Федерации. Были разговоры, что даже и районы могут быть субъектами Российской Федерации. Тогда только все это обсуждалось. Поэтому, даже первый съезд принял решение воссоздать национальный район как субъект Российской Федерации. В решении это есть, потому что не было еще Конституции Российской Федерации. Потом это стало понятно. Мое отношение – что это утопия, не надо тратить на это время».

В 2000 г. шапсуги были включены в перечень коренных и малочисленных народов, который утверждается правительством России. В 2002 г. съезд Адыге хасэ постановил «считать нерациональным решение проблемы шапсугского вопроса через воссоздание шапсугского национального района». С тех пор усилия Адыге хасэ сосредоточены на том, чтобы добиться от властей края выполнения норм закона о коренных и малочисленных народах применительно к шапсугам. В сущности, речь идет о наделении аулов сельскохозяйственной землей и землей под застройку.

«В прошлом году в апреле прошел седьмой отчетно-выборный съезд, были приняты решения. Согласно этим решениям, первым пунктом стоит вопрос о том, чтобы в Уставе Краснодарского края отразили тот факт, что на территории Краснодарского края проживает коренной малочисленный народ – шапсуги, внесенный в единый перечень коренных народов Российской Федерации Постановлением Российской Федерации. (…) Дальше: правительство приняло постановление о перечне мест традиционного проживания коренных малочисленных народов Российской Федерации – все 60 народов обозначены, шапсугов в этом перечне нет, видно по той причине, когда это постановление готовилось, о них не узнали и край не позаботился. Мы обратились с тем, чтобы внести дополнение в это распоряжение Правительства Российской Федерации – перечень мест традиционного проживания, традиционной хозяйственной деятельности шапсугов. Раз мы не внесены в Перечень, раз мы проживаем в крае край большой, район большой, не везде в населенных пунктах Лазаревского даже района проживают шапсуги.

Это перечень нужен. Для чего? Для того, чтобы конкретно в этих местах применить нормативную базу, касающуюся малочисленного народа – шапсугов. Мы на хасэ приготовили такой перечень, отправили тоже ни да, ни нет. Мы позже еще раз выходили – обсуждали эту тему, тоже вопрос не сдвинулся, а это имеет колоссальное значение по той причине, что мы говорим о защите исконной среды обитания и даже, край создает Постановление на этот счет… Вот, пишут: «Краевая целевая программа работает уже много лет, гармонизация национальных отношений, и развитие национальных культур в краснодарском крае». В рамках этой программы есть раздел «Защита исконной среды обитания коренных малочисленных народов (шапсугов)» и по этой статье, по этому разделу закладываются такие деньги: «Приобретение материально-технических средств для учреждений образования и культуры, ля проведение спортивно-массовых и культурно-массовых мероприятий». Мы ценим то – они нужны, но они никак не решают проблемы защиты исконной среды обитания. А там есть реальные проблемы – абсолютно реальные проблемы того плана, что уже многие годы – лет 20 не выделяют земельные участки в аулах для строительства жилого дома, люди уде по три-четыре семьи в одном домовладенье живут. В социальном плане тупик».

«Это уже федеральное законодательство предусмотрело, но вот это вот, надо реально реализовать на местности, применительно к нам. Что это нам позволит? Вопервых, сохранить моносреду, во-вторых, даст возможность, вытекая из этого, сохранить и все традиции, культуру, обряды, язык, самое главное и обычаи, потому что потихоньку, потихоньку все это начинает растворяться. Второй момент, я обозначил, что, почему этот вопрос пошел, у нас же были свои правила природопользования.

Житель знал, куда идти, что можно взять, что нельзя взять, как хозяйничать. У нас нацпарк образовался, начали хозяйничать, сейчас лесной дичи практически нет. Там, я не знаю, каким образом, все это отрегулировать. Потом, юридически, на сегодня, юридически, ни один житель не имеет права без разрешения войти в лес, без разрешения не имеет права взять тачку инертных материалов для того, чтобы дома что-то делать».

Идея воссоздания национального района явно дорога сердцу шапсугских активистов старшего поколения. Тем более, нынешнее название района, Лазаревский, раздражает их упоминанием адмирала Лазарева, воевавшего с черкесами на черноморском побережье.

«А мы – адыги, мы – шапсуги, где Шапсугский район, и вдруг я лазаревец. Я – лазаревец, ты понимаешь? Ну какой я лазаревец. Ты понимаешь? У меня внутреннее убеждение, внутри, в моем сердце, в моем понимании, когда говорят “я – лазаревец”, я отхожу от этого места. “Я – лазаревец” – я ухожу оттуда».

Сейчас для часть шапсугских активистов стала рассматривать лозунг восстановления национального района как инструмент давления на власти. Они говорят, что на съезде 2002 г. мнения разделились: снять это требование совсем или снять его «временно».

Сейчас, по их мнению, если шапсуги не получат тех практических преимуществ, которые им дает статус коренного малочисленного народа, лозунг национального района может вновь стать актуальным. Один из активистов уже выдвигал его на съезде Адыге хасэ, но голосовать по этому предложению не стали.

«С 2000 года, как мы в перечень попали, сегодня на дворе 2012-й, 12 лет прошло, вообще, ни на палец, когда не реализован ни один пункт этого закона на сегодня, все больше актуальность набирает эта тема [восстановления национального района]. И, я не удивлюсь, если на одном из съездов, проголосуют. Я же резко поднимал вопрос по этому вопросу. Власти боялись больше реабилитации района по сути дела. Все реабилитированы, казаков реабилитировали, других реабилитировали, чеченцев реабилитировали, ингушей реабилитировали, а нас не реабилитировали. Звучали предложения, но не прошло. Не проголосовали. Но, через некоторое время, я думаю, это предложение, может со свистом на ура пройти. Если реализация законов, которые, никто сверхъестественного ничего не просит, давайте реализовывать закон. Раз есть закон, давайте его реализовывать. Если это у них будет тормозиться, то этот вопрос [национального района], сто процентов. И, весь шлейф пойдет потом за этим. Все, что будет можно к нему прицепить».

Закрепление за шапсугами статуса коренного малочисленного народа и борьба за наполнение этого статуса практическим содержанием имеет еще одну сторону. Идея единства черкесов и особый статус шапсугов входят в противоречие. Или шапсуги – коренной малочисленный народ, или они часть черкесской общности, насчитывающей более 700 тыс. чел. в России и миллионы – если верить активистам – за ее пределами. По мнению шапсугских активистов, статус и самосознание могут и не совпадать.

«Мы адыги, черкесы. Черкесы – это общее название всех племен адыгских.

Самоназвание – адыг. Никто от этого не может уйти. Мы себя назвали шапсугами.

Когда принимался закон федеральный в 99-ом году о гарантиях прав коренных народов, там была прямая норма: те народы, которые составляют менее 50 тысяч, могут подпадать под коренной народ, а мы, вроде бы коренной, на своей исконной территории, за пределами республики находимся. И чтобы в этот перечень попасть – мы назвали себя шапсугами как этнос. Это нормально. Это было воспринято академией наук нормально.

Мы составили историческую справку – направили, что мы шапсуги, хотим попасть в число коренных народов. Это произошло. Чтобы на нас распространить вот эти гарантии, законы по коренным народам. Не более того. Это не значит, что мы стали каким-то отдельным народом. У нас один язык – адыгский, у нас письменность с республики Адыгея. Все мы один народ – адыги. Это очень обсуждаемая тема и у нас на съезде, осудили за то, что мы шапсугами себя написали – есть такое мнение. Нет единого мнения. Ну, кабардинцы тоже кабардинцы пишутся. Хотя, международная черкесская ассоциация приняла решение называть себя на родном - адыги, а на русском языке – черкесы. И тем ни менее, в республики Кабардино-Балкария, черкесами себя записали не более 10 тысяч человек, А там проживает 600 тысяч кабардинцев. Поэтому в одночасье не могут все люди адыги себя называть черкесами. Это никогда не произойдет, и потом, кто сказал, что это благо, что мы исключим из лексикона слово кабардины, бжедуги – это наша история, это наша составляющая. Вот, как славяне объединяются в один народ. Здесь, поэтому я считаю, мы просто с ветром воюем.

Конечно, хочется, чтобы был один алфавит, один язык – у нас же разные: западноадыгский и восточно –адыгский алфавиты разные в Кабарде. Это плохо. Был бы один язык… Хотя, корень один. Полчаса послушать кабардинца и ты его поймешь. Просто эти диалекты они нас развели в разные стороны – разные алфавиты. Поэтому, обсуждается тема и на каждом съезде вопрос встает. Даже мы столько голову ломаем – как назвать нашу общественную организацию – назвали Адыгэ-Хасэ при черноморских адыгов-шапсугов. Кто-то предлагает адыгов-черкесов. Вот эта проблема встает. Мы, если не обозначим слово шапсуг, нормативную базу мы можем потерять. Нет идеальных решений. Да, это правомерный вопрос. Я в этом ничего страшного не вижу, называем мы себя шапсугами – все равно осознаем адыгами. Не более того».

Родной язык. Сохранение родного языка у шапсугов Лазаревского и Туапсинского районов в меньшей степени зависит от властей и в большей – от позиции самого этнического сообщества, школьных учителей, активистов.

Школа в Большом Кичмае перешла на шестидневный режим работы, чтобы полностью выбрать часы, отведенные на региональный образовательный компонент, и отвести их под изучение родного языка.

«У нас же, программа, которая дается, там тоже указывается. Если школа изучает родной язык, она переходит на шестидневку. Сейчас в принципе переходят, но раньше это была шестидневка. Это было решение коллектива. С каких-то предметов какие-то часы ушли именно на предметы адыгейского языка. А если таковой не дается, если коллектив не хочет, тогда есть только факультативные и кружковые. Сейчас, в связи с ЕГЭ очень строго количество часов, поэтому сейчас мы не из базы берем эти часы, а мы полностью реализуем региональную национальную компанию. То есть, там где, например, можно было ввести какие-то дополнительные часы, мы их использовали на адыгейский язык. Поэтому сейчас у нас два, в одном только в 9 классе у нас один час, и еще в каком-то. Где-то три часа, где-то два часа, но это в зависимости от того, какое количество часов выделяется на национальный региональный проект. У нас полностью он реализуется».

Школа вводит в свою программу и другие элементы, связанные с изучением национальной культуры – кружок золотого шитья, приготовление блюд национальной кухни.

«В этом году мы защищали проект – дети составили проект по поводу нашего, например, зала, где они кушают. Мы хотим его сделать с национальным компонентом, то есть, детей поместить в такие условия, чтобы они чувствовали себя как дома. Вот эти вот, круглые столы – которые у адыгов были. Оформление стен, оформление занавесей, оформление всего. Тем более, у нас на следующий год будет производственный кабинет, где будут девочек учить готовить. Это Адыгэ-Хасэ - очень большую помощь нам оказывают. Национальные блюда будут учить готовить. Это будет как урок. Урок технологии. Есть у нас в программе по технологии такой блок «кулинария», но там не прописано, какие блюда именно, такого нет. Здесь будут девочек обучать отдельно.

Даже если три девочки в классе, все равно они отдельно от мальчиков занимаются. Они будут готовить национальные блюда. В столовой, не знаю, пропустит наш Роспотребнадзор, или не пропустит, мы хотели тоже ввести некоторые люда, именно национальные дети, потому что дети привыкли кушать дома именно национальную кухню, и, чтобы у нас это было в рационе. Насколько это будет допустимо, мы пока не знаем. Но, это наше видение. Пока начали с пищеблока, а там дальше, здание школы хотелось бы внести элементы. Стенды – вот это все в национальном стиле, чтобы все было».

Тем не менее активисты говорят о сокращении изучения родного языка в школах.

«Проблемы изучения родного языка – очень большие проблемы. Если в 2002 году съезд мы проводили, и там докладывали, что практически 100% детей были охвачены изучением родного языка – сейчас не более 20%. Причем – профанация. В 2002 году мы добились практически 100 процентного плана охвата детей изучением родного языка, но потом введение нормативно подушевого финансирования учреждений образования и кувырком все пошло. Все часы кружковой работы, (я сам педагог – в школе работал много директором школы), все часы кружковой работы вывели за пределы школьных программ, учебного расписания, передали их в дополнительное школьное образование, а там совсем другие требования, у учителей родного языка в стаж не стали засчитывать, даже, оплата намного ниже чем в школе, и так далее – чехарда пошла и все исчезло. До сих пор мы не можем реанимироваться все, естественно. Только в трех школах осталось изучение родного языка, [раньше] изучалось в 15-и школах».

Адыге хасэ удается найти средства для того, чтобы доплачивать преподавателям, правда, по мнению представителей организации, администрации школ и центров дополнительного образования препятствуют изучению языка. Газета Адыге хасэ, «Шапсугия», популярная среди черкесов побережья, выходит на русском языке.

Некоторые активисты считают это ее недостатком. Хотя, с другой стороны, русский позволяет доносить мнение шапсугского сообщества до более широкой аудитории, чем та, на которую могла бы рассчитывать газета на родном языке.

Ислам. Исторически шапсуги не были ревностными мусульманами. Они сохраняют воспоминания о том, что в прошлом были христианами, а также поддерживают дохристианские и доисламские религиозные практики.

«Молились как? Вот здесь есть ущелье маленькое, там наш огород был, и стояло огромное ореховое дерево. Засуха, люди не знают, что делать. (…) Люди собираются, 5- старушек, варят там вареники, идут и напрямую: “Боже ты мой! Помоги нам! Сделай так, чтобы на этой неделе дождь пошел!” Это не молитва, это вера в то, что они через какие-то моральные эти идут и к высшей силе обращаются. Я не знаю, то ли барометр они смотрели, то ли еще что. Деточек… Вот почему я говорю, что примерно с 5-7 лет помню. Нас наряжали во всякое барахло, и мы обливались. Дня через два дождь шел. Я не знаю, почему он шел, но всегда шел дождь».

Сейчас на все шапсугские аулы имеется только одна мечеть в ауле Тхагапш.

Маленькая деревянная мечеть была построена еще до революции, недавно ее восстановили. Это единственная мечеть на весь Сочи, поэтому верующие приезжают туда со всех концов города. Новую мечеть планируют построить в Большом Кичмае, и вокруг этих планов возник конфликт между имамом и верующими с одной стороны, и большинством жителей села – с другой.

Мусульман, совершающих намаз и общую пятничную молитву в Большом Кичмае немного, по оценкам жителей, человек пять – шесть. Однако имам села привлек своими проповедями верующих из других районов Сочи. Одно время верующие – до нескольких десятков человек, собирались во дворе старой школы в центре села. Затем они потребовали, чтобы после возведения новой школы, место старой отдали им под мечеть.

Жители этим планам воспротивились. Насколько можно судить, они были, во-первых, не в восторге от того, что мечеть окажется в центре села, и это будет сильным знаком его исламизации; во-вторых, содержание проповедей имама жителей аула, мягко говоря, не вдохновляет.

«Сегодня, когда говорят о мечети, меня это раздражает. Раздражает почему? Вы далеки, наверное, от этого. А я знаю, я в Нальчике была. Я знаю, с чего там все началось.

И мне страшно. Умерла моя невестка. Собрался весь народ и стали говорить... вынесли… И тут наш имам, который отпевает. Единственное, куда его приглашают – это отпеть. Даже не отпеть, а помолиться, сказать какие-то добрые слова о человеке. И вдруг он начал галиматью нести типа такого: нам не дают верить, ислам считают, трали-вали… Да кому твоя политика нужна?! Ты помолись и уйди! Все были возмущены».

Мечеть в селе все же будет построена, хотя бы потому что Большой Кичмай – крупнейший населенный пункт в Сочи, где проживают «этнические мусульмане». Но ей отведено место на окраине села. Любопытно, что эта окраина – Ахынтам – получила свое название от имени черкесского бога скота Ахына.