«ЦЕННОСТИ И СОЦИАЛЬНЫЕ УСТАНОВКИ СОВРЕМЕННЫХ СТУДЕНТОВ: СТРУКТУРА И ДИНАМИКА КОЛЛЕКТИВНАЯ МОНОГРАФИЯ Казань Издательство Данис ИПП ПО РАО 2010 УДК 15 : 377 Рекомендовано в печать ББК 88.4 : 74.5 Ученым советом ИПП ПО РАО ...»

Второе направление можно обозначить как культурнопсихологическое. Оно испытало сильное влияние идей К.Г. Юнга, Л.С. Выготского и образуется различными концепциями современной культурной и кросс-культурной психологии, в которых формирующиеся у людей образы и концепции социальной реальности рассматриваются как функция от различных культурных моделей, имеющих древнюю историю и в течение долгого времени сохраняющих устойчивость своих базовых элементов. Для него, таким образом, характерна тенденция к поиску латентных, глубоко укоренившихся в культуре и переставших осознаваться на когнитивном уровне феноменов групповой и индивидуальной психики, определяющих особенности восприятия и понимания социальной действительности [М. Коул, Д. Мацумото, 2003, 2008, J.W. Berry, W.G.

Goodenaugh, G. Hofstede, H.R., Markus, S.H. Schwartz, H.C. Triandis и др.].

В отечественной психологии проблемы социального познания изучались до недавнего времени не столь активно. Интерес к ним восходит к С.Л. Рубинштейну и А.Н. Леонтьеву. Последний, рассматривая закономерности построения перцептивных образов в рамках разработанной им теории деятельности, подчеркивал, что в психологии «проблема восприятия должна быть поставлена и разрабатываться как проблема психологии образа мира» [Леонтьев А.Н., с. 252]. Однако «образ мира» – очень широкое понятие. Существующий у личности образ мира, в том числе социального складывается из множества гораздо более конкретных представлений, интерпретирующих отдельные социальные объекты, явления и процессы. Как раз из них и складывается размытая «картина» социальной действительности, существующая в субъективной реальности личности.

Различные ее фрагменты рассматриваются в работах многих отечественных психологов [Абульханова, Агеев, Андреева, Анцыферова, Артемьева, Воловикова, 2004, Гулевич,2002, Емельянова, Знаков, Петренко, Славская, 2002, Смирнов и др.].

Большинство из указанных авторов обозначает анализируемые ими элементы образа мира понятием «социальные представления». Что касается понятия «ценностные представления», то оно появилось еще в 70ые гг., но до сих пор широкого распространения не получило. Одна из немногих современных работ, в которых оно используется, принадлежит Д.А. Леонтьеву [Леонтьев Д.А., 1998]. Однако в его трактовке оно синонимично выражению «представления о ценностных приоритетах», т.е. это – всего лишь то, что человек знает о структуре ценностей (своих собственных, групповых, социокультурных и т.д.).

Мы же склонны называть ценностными представлениями содержание (смысл), вкладываемое людьми в ту или иную ценностную категорию.

В таком понимании они оказываются феноменами, имеющими явные черты сходства с социальными представлениями. Под ними вслед за С.Московичи обычно имеют в виду когнитивные образы различных социальных (в том числе межличностных) явлений и процессов, образующие нечто целостное с обозначающими их языковыми конструкциями и имеющие корни в обыденной коммуникации многих поколений людей, т.е. в их коллективном сознании [Московичи, 1995, 2007].

В связи с этим необходимо кратко проанализировать сущность социальных представлений. В этом анализе будет полезно опираться на весьма обобщенную, но простую схему.

Термин «объект» в ней обозначает все, что существует в действительности, т.е. разнообразные группы и общности, явления и процессы, а также взаимодействия и соотношения между ними. Объекты обозначаются в языке определенными группами звуков и письменных знаков. В различных языках это осуществляется по-разному, но, так или иначе, появляются понятия, замещающие объекты и позволяющие оперировать ими в представлении. Это сразу создает проблему, на которую, впрочем, до сравнительно недавнего времени не обращали внимания, – проблему соответствия понятия объекту или явлению (речь идет именно о соответствии, а не о подобии, которого, конечно, нет). Этот вопрос весьма любопытен и имеет несколько различных аспектов, но останавливаться на всех мы не будем.

Вот только некоторые. Люди наблюдают социальные явления (и участвуют в них) и владеют совокупностью понятий. Перед ними возникает задача «подвести» наблюдаемое под какое-то понятие, т.е. определить его. Но делать это они могут, во-первых, в пределах возможностей, предоставляемых данным языком (если в языке нет понятия, обозначающего явление, то это почти равносильно отсутствию самого явления: о нем становится невозможно думать на понятийном уровне); во-вторых, в пределах своего владения им, а оно разное даже у людей, говорящих на одном и том же языке; в-третьих, в пределах своих индивидуальных способностей что-то видеть и различать в социальной среде.

Однако, с точки зрения проблем, рассматриваемых в данной книге, еще более важно другое. Дело в том, что многие понятия, особенно наиболее обобщенные в любом языке не являются точно определенными. В свою очередь, многие объекты настолько разнообразны в своих проявлениях, функциях и влияниях на жизнь людей, что в обозначающие их понятия могут вкладываться разные смыслы. Наконец, между различными даже природными явлениями нет жестких границ; напротив, везде мы видим переходные формы, оттенки, нюансы. Мир, окружающий нас, непрерывен в своих проявлениях, а люди судят о нем на языке, который гораздо более дискретен. Это создает трудности в понятийном определении происходящего вокруг. Достаточно, например, каждому вспомнить, сколько раз он затруднялся сказать: идет дождь или снег, – и сколько раз он сталкивался с тем, что разные люди по-разному отвечали на этот вопрос. Примерно то же самое мы видим в различных теоретических построениях ученых. Одни акцентируют свое внимание на одних сторонах интересующего их явления, другие – на других. В результате создаются совершенно разные теории об одном и том же, а в психологии это, – вообще, обычное явление.

Так мы приходим к проблеме смысла, который те или иные люди вкладывают в какое-то понятие. Проблема смысла в последнее время серьезно занимает отечественную психологию (больше, чем зарубежную).

Различные ее аспекты подробно рассмотрены в ряде работ отечественных специалистов [Агафонов, Асмолов, 1979, 1996, Братусь, Зинченко, Д.А. Леонтьев, 2003, Налимов, Сосновский, Чудновский, Р.Х. Шакуров и др.], но сейчас мы обсуждаем ее в сравнительно узком аспекте. Речь идет всего лишь о смыслах, в которых люди используют те или иные понятия.

В таком, достаточно узком аспекте смысл и есть то, что соединяет в сознании человека объект и понятие. Обозначая тем или иным понятием наблюдаемый им объект или явление, человек (психически здоровый и не имеющий специфических целей) стремится к максимальному соответствию между первым и вторым, и смысл, таким образом, это – некое тождество. Но в силу указанных выше, а также некоторых других особенностей, свойственных любому языку, он часто оказывается лишь субъективно достигаемым тождеством1. В результате разные группы людей, даже говорящих на одном языке и принадлежащих к одной культуре, вкладывают разный смысл в одни и те же понятия. Так и возникают разные понимания того, что такое государство, народ, общество, политика, право и т.д.

Смыслы, вкладываемые людьми в понятия, обозначающие социальные явления, и есть социальные представления. Их можно определить как смысловые элементы той части содержания внутреннего мира личности (субъективной реальности), которая связана с восприятием социальных объектов и явлений (процессов) различного уровня комплексности и сложности, формированием их имплицитных когнитивных (но не всегда четко осознаваемых) концепций, схем, моделей, а также с формированием отношения к ним, т.е. с их оценкой.

Поскольку любая личность вступает во взаимодействие с широкой и многообразной социальной действительностью, ее социальные представления образуют сложно разветвленный, имеющий уровневую организацию, внутренне противоречивый комплекс, который и можно назвать когнитивным образом социального мира. В связи с этим необходимо выделить уровни социальных представлений:

- личностный уровень, на котором развивается «Я-концепция» человека, его представление о собственной личности, своем месте и роли в окружающем социальном мире;

- микросоциальный уровень, на котором формируются представления личности о других людях и образуемых ими формальных и неформальных группах (малые группы, группы-организации), как субъектах и исполнителях различных социальных и психологических ролей;

- макросоциальный уровень, на котором развиваются и функционируют представления личности о больших группах, об общественном устройстве и функционировании различных социальных, экономических, политических и правовых институтов.

Социальные представления, формирующиеся у личности на всех уровнях, можно разделить на две разновидности. Во-первых, у нее склаМожно показать, что и в более широком плане смысл есть тождество, а так называемый поиск смысла есть стремление к достижению субъективно ощущаемого тождества между внешним и внутренним (психическим).

дываются структурные представления о «правильном» и «реальном»

устройстве личностей, групп, организаций и общества, в целом (как должны быть устроены и устроены на самом деле семья, школа, различные учреждения и компании, государство и др.). Во-вторых, складываются функционально-деятельностные представления о «правильных» и «реальных» функциях и принципах деятельности этих групп и организаций. В свою очередь, функционально-деятельностные представления можно разделить на технологические и ценностные. Например, у людей с детства складываются, с одной стороны, представления о технологиях учения, а, с другой стороны, представления о его общественной и индивидуальной значимости.

На всех указанных уровнях и в рамках обеих указанных разновидностей у личности формируются идеальные представления о должном и реальные представления о сущем. В свое время К. Роджерсом было указано, что на личностном уровне существуют имплицитные концепции идеального и реального «Я». Существование у личности идеальных и реальных когнитивных моделей социального мира на других уровнях подтверждается хотя бы тем, что на протяжении всей известной истории человечества создавались, и продолжают создаваться, как описательные («реальные») социальные теории, так и концепции идеальной организации, государства, общества (так называемые утопии). В связи с последними достаточно вспомнить имена Т. Мора, Т. Кампанеллы, К. Маркса и др.

На межличностном уровне идеальные представления личности являются, в значительной степени, ролевыми и включают в себя, например, представления о том, каким должен быть преподаватель, отец, друг и т.д., каким должен быть «я», и как носители всех этих ролей должны взаимодействовать в различных ситуациях жизнедеятельности. Реальные представления связаны уже не с ролями, а с конкретными личностями. Итогом взаимодействия в сознании человека идеальных и реальных социальных представлений межличностного характера становится возникновение оценочных суждений типа «хороший человек», «плохой человек».

Далее возникает вопрос, откуда берутся, как возникают социальные представления? Существуют два важнейших «канала», механизма их формирования. Во-первых, следует согласиться с представителями современной культурной и кросс-культурной психологии, которые утверждают, что внутри каждой культуры существуют глубинные психологические паттерны, либо никогда не осознававшиеся ее носителями, либо переставшие когда-то осознаваться. Они представляют собой устойчивые и бессознательно, спонтанно передающиеся из поколения в поколение образцы, модели интерпретации и оценки социальных фактов, событий, ситуаций и т.д. В них присутствуют смыслы, ставшие для данной культуры традиционными, инвариантными, «естественными». В совокупности они образуют то, что принято называть менталитетом народа. Во-вторых, существует более структурированный механизм, который называется идеологией, и который обеспечивает целенаправленную трансляцию, т.е. передачу последующим поколениям социальных представлений определенного типа через различные социальные институты, включая, прежде всего, систему образования и средства массовой информации.

Оба механизма находятся во взаимодействии между собой, и между ними нет жесткой границы. Первый образует фундамент, а второй надстраивается над ним. Первый более стабилен и менее подвержен изменениям, второй, напротив, более динамичен. Однако второй находится в зависимости от первого в том смысле, что та или иная идеология может прижиться лишь на «подходящем» фундаменте, а идеологии, «вступающие» с ним в противоречие, будут отторгаться или подвергаться сильным искажениям.

Итак, каждая культура создает совокупность (систему) смыслов, что и есть, в сущности, менталитет. В результате всякий социальный объект (явление, процесс) имеет в том или ином языке не только специфическое понятийное оформление, но и смысловое наполнение. Например, существующее в русском языке (и в русской культуре) понятие «общество», может по смыслу не вполне соответствовать английскому понятию «society». При переводе с одного языка на другой такими смысловыми различиями приходится пренебрегать, но они существуют даже тогда, когда понятиям даются, казалось бы, идентичные определения в словарях (эти определения, в свою очередь, содержат слова-понятия, а также их взаимосвязанные сочетания, которые наполняются несколько различным смысловым содержанием в каждой культуре).

Такие, культурно обусловленные смыслы имеют, видимо, достаточно древнее происхождение, и они являются настолько традиционными, что многие люди, входящие в данную общность, принимают их не только безоговорочно, но, даже не задумываясь; как аксиомы. Поскольку же социальные представления людей не только отражают действительность, но и конструируют ее [Бергер, Лукман, 1995], мы можем предполагать, что несколько различаются не только смыслы, вкладываемые в понятия, но и скрытые за ними объекты и явления. То есть, если вернуться к использованному выше примеру, английское общество и российское общество – не совсем одно и то же не только в частных проявлениях, но и, по сути.

Далее от целостной культуры мы переходим к личности. Она, безусловно, развивается и формируется в рамках конкретной культуры и в этом смысле является ее продуктом. Но любая развитая культура «слишком велика», чтобы личность была в состоянии интериоризировать все ее разнообразие. Личность в современных культурах есть результат «ограничения степеней свободы». Иными словами, в процессе социализации она находит для себя некую нишу в культуре, которая может расположиться в, так сказать, основном ее пространстве, но может оказаться и в каких-то боковых ответвлениях. В последнем случае социальные представления конкретной личности (смыслы, вкладываемые ею в социальные понятия) часто не соответствуют «культурным стандартам». В целом, это обусловлено двумя группами причин.

Во-первых, ни одна культура не является жесткой в своих ментально-когнитивных конструкциях. Как уже отмечалось, в рамках приведенной выше схемы (объект – понятие – смысл) в принципе не может быть однозначных соответствий. Рассмотрим чуть подробнее, почему не может быть таких соответствий между понятием и его смыслом.

Легче всего объяснить это, используя метод «от противного». Для достижения полного соответствия, было бы необходимо, чтобы каждому понятию соответствовал один смысл. Но очевидно, что это было бы возможно только в том случае, если бы всякий объект или явление воспринимались одинаково и имели одинаковое значение для всех людей во всех без исключения ситуациях. Если идти еще дальше, то было бы необходимо, чтобы всякий объект был всегда тождественен самому себе. Здесь мы уже вступаем в область общей теории познания и не станем в нее углубляться. Думаем, что суть ясна и так.

Для любой культуры отсутствие тождества между понятием и смыслом, – скорее, благо, нежели недостаток. Оно обеспечивает ее развитие с помощью довольно простого механизма. В культуре существуют традиционные смыслы, поддерживаемые большинством ее носителей, но, в то же время, имеются смысловые «флуктуации». Иначе говоря, всегда появляются отдельные люди и их группы, которые начинают вкладывать в то или иное понятие несколько иной смысл. Некоторые из таких флуктуаций со временем приобретают все больший и больший вес в обществе и, наконец, в нем может произойти смена смысловых парадигм. Примерно так, в частности, происходит смена парадигм в науке. Следовательно, культура вынуждена «предоставлять» определенную свободу своим представителям в выборе смыслов, но это служит целям ее собственного развития.

Во-вторых, есть, конечно, сугубо личностные причины несоответствия индивидуальных социальных представлений традиционным для данной культуры. Мы не станем на них подробно останавливаться, лишь перечислю некоторые. Очевидно, например, что социальные представления личности зависят от уровня ее образования, возраста, уровня доходов, социального статуса, выполняемых социальных ролей и др. Однако мы полагаем, что между всеми этими факторами и социальными представлениями личности располагается своеобразное промежуточное звено. Этим звеном являются ценностные приоритеты и ценностные представления.

У личности развивается система фундаментальных ценностей и, соответственно, ценностных представлений. В моем понимании, это представления совершенно специфические, потому что им в реальности «соответствуют» не объекты, а ценности, которые мы понимаем как определенного типа функциональные связи в системе «субъект – объект», которые становятся для человека глубинными основаниями определения значений и смыслов происходящих событий.

Интерпретация содержания ценностей зависит от того, как определяет личность свое место среди других людей, в обществе, в мире, в целом, и, в свою очередь, оказывает влияние на формирование социальных представлений о более конкретных объектах, явлениях и процессах. Иными словами, в зависимости от того, как личность понимает содержание и смысл базовых ценностей, у нее складываются те или иные когнитивные схемы идеальных социальных объектов и процессов (личностей, деятельностей, организаций, государства, общества и общественных отношений).

Эти же ценностные представления образуют основу оценочных суждений о них и влияют на формирование реальных (но субъективных) образов социальной действительности.

Есть основания предполагать существование некоторых ментальнокогнитивных личностных типов. В последние годы в психологии получил распространение термин «когнитивные стили» [Berry,1987, Goodenough, Tetlock, Witkin, Корнилова, Холодная, Шкуратова и др.], с помощью которого характеризуют, в основном, формальную сторону протекания когнитивных процессов (например, меру склонности к риску при принятии решений, меру ригидности и т.д.). Мы же говорим о когнитивных личностных типах, под которыми имеются в виду группы людей с общими для них особенностями содержания внутреннего мира. В нашем понимании, это – люди, для которых характерны близкие интерпретации содержания и смысла основных ценностей, и которые, как следствие, имеют близкие когнитивные схемы идеальных социальных объектов и процессов, близкое понимание социальной реальности.

Иначе говоря, мы полагаем, что существуют взаимосвязанные трактовки смысла выделенных ценностных категорий и на их основе формируются взаимосвязанные комплексы социальных представлений. Например, то или иное понимание сущности пользы и добра ведет к формированию вполне определенных представлений о сущности свободы и справедливости (или наоборот), а далее к формированию более конкретных социальных представлений. Важнейший вопрос может состоять в том, имеется ли какая-нибудь базовая ценность (по крайней мере, для данной культуры), понимание смысла которой оказывает решающее влияние на все остальные ценностные и социальные представления, или же у разных людей роль такого центрального звена выполняют разные ценности?

«Модели» таких когнитивных личностных типов создаются самой культурой. В каждой культуре, по-видимому, существует некий преобладающий ментально-когнитивный личностный тип, который и воплощает в себе социальный менталитет народа или группы близкородственных народов (в последнем случае подразумеваются, например, известные различия в социальном менталитете западно-христианских и восточноазиатских культур, каждый такой тип представляет собой совокупность устойчивых паттернов восприятия и интерпретации базовых параметров социальной действительности. Если учесть, что некоторые из них для конкретных людей носят, по существу, «внеисторический» характер (личность, семья, государство, власть, народ и др.), становится понятным, почему в течение очень долгого времени – десятилетия и столетия – в рамках некой культурной общности могут существовать, почти не изменяясь, одни и те же когнитивные паттерны и их совокупности. Внешне они реализуются через формирующиеся на их основе социальные установки (аттитюды), поведенческие стереотипы и шаблоны. Устойчивость этих когнитивных паттернов и поведенческих стереотипов, в свою очередь, ведет к возникновению и длительному сохранению различных предрассудков.

C нашей точки зрения, ментально-когнитивные личностные типы проявляют себя, например, в таких упоминавшихся выше феноменах, как «авторитарная личность» [Altmeyer, Christie, Eckhardt, Ekstein, McFarland, Ray, Абалакина, Баязитов, Дмитриев, Дьяконова, Куницына, и др.], кросскультурные оппозиции индивидуализма – коллективизма [Hui, Kim, Matsumoto, Schwarts, 1990, Tafarodi, Triandis, Wagner, Кашапова и Алишев, Крымчанинова и др.], альтруизма-эгоизма [Batson, Bierhoff, Rushton, Schwartz, 1981, Муздыбаев, Славская,1999, Субботский] частично в выделенных К.Г. Юнгом личностных архетипах интроверсии и экстраверсии и в других.

Далее, обратим внимание на то, что любые значения и смыслы определяются человеком в континууме «Я – не Я». Это – тоже смысловая универсалия, причем, имеющая очень сложную структуру, соотношение элементов которой не совпадает у разных людей. То, что у одного является безусловной частью его «Я», у другого может находиться далеко в «не Я». Данное соотношение, таким образом, не сводится к оппозиции альтруизма и эгоизма, но различные его аспекты влияют и на осмысливание событий человеком, и на смыслы, вносимые им в собственные действия. В результате он может вкладывать разные смыслы в одну и ту же ценностную категорию в зависимости от ситуации: хорошо известно, например, что представления о справедливости «для меня» и справедливости «для всех» часто не совпадают.

Стоит также подумать, что скрывается за такими понятиями, как материализм и идеализм, консерватизм и радикализм, объективизм и субъективизм, рационализм и интуитивизм, прагматизм и романтизм, и т.д. Очевидно, что все это – некие ментально-психологические тенденции, которые характерны для разных людей, и которые влияют на восприятие, осмысление ими мира и себя в нем. В психологии они изучаются до сих пор мало, но, возможно, это и есть некоторые из смысловых универсалий, которые нужно искать и выявлять.

СТРУКТУРА ОБЩЕКУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ И

УСТАНОВОК СОВРЕМЕННЫХ СТУДЕНТОВ

2.1. Структура ценностного мира студентов В отличие от большинства существующих подходов к структурированию ценностей мы исходим из наличия нескольких классов ценностей, перекрещивающихся, но относительно независимых друг от друга. В каждом из этих классов ценностные приоритеты определяются человеком отдельно. С нашей точки зрения, человек не делает выбор между любовью и истиной, или между работой и статусом, поскольку эти ценности принадлежат к разным «пространствам» его жизни. Расположение их в одном перечне при проведении исследований только искажает реальную картину ценностных приоритетов.

Мы выделяем 3 таких класса: а) первичные функциональные ценности, охватывающие основные аспекты взаимодействия человека с Миром и обозначающиеся такими фундаментальными понятиями, как польза, истина, красота, свобода, добро и др.; б) ценности – сферы жизнедеятельности, среди которых, например, забота о собственном теле и здоровье, семья, работа, дружба и др.; в) ценности – цели жизнедеятельности, включающие в себя основные движущие силы активности человека: материальные блага, гармония в отношениях, саморазвитие и др. В каждом классе нами выделяется по 7 ценностей, что, впрочем, в некоторой степени является следствием произвольного выбора. Обоснование этой классификации можно найти в других наших работах [Алишев, 2001, 2002, 2005], а полный перечень ценностей, входящих в каждый класс, приведен в таблице 2.1.

Все три типа функциональных модальностей определения значений пересекаются, накладываются друг на друга. В результате такого наложения и становятся возможными многочисленные варианты индивидуального ценностного мира личности. Однако эта трехмерная модель еще не является окончательной. Дело в том, что у человека есть возможность в каждой ситуации взаимодействия сопоставлять свое «Я» с «Я» других субъектов, с общественным «Мы», с отдельными объектами, с Миром в целом. В каждой ситуации он способен (другой вопрос – насколько данная способность реализуется?) определять значение ее самой и ее возможных исходов для себя, для другого человека, для различных групп и общностей, для всего человечества, для природы и для Мира вообще.

Выбор в континнуме «Я» или «не-Я» становится абсолютной «системой отсчета» во взаимодействии с внешним миром. Данное соотношение мы называем основным ценностным отношением. Оно пронизывает описанную выше трехмерную модель структуры ценностей.

Для эмпирического выявления структуры ценностей студентов мы использовали метод попарных сравнений, который позволяет получить индексы приоритетности для каждой ценности. Испытуемым было нужно определять более приоритетную ценность в каждой их паре. Пары составлялись только из ценностей одного и того же блока, причем, каждая из них оказывалась в сочетании с остальными по одному разу. Каждому испытуемому давалась инструкция, содержащая краткое и максимально широкое определение существа каждой ценности. Эти инструкции не преследовали цели навязать отвечающим какие-то трактовки, а, наоборот, были направлены на то, чтобы избежать влияния узких стереотипов обыденного сознания.

Элементарная комбинаторика позволяет подсчитать, что для случая с 7 переменными (количество ценностей в каждом их классе) общее количество неповторяющихся сочетаний равно 21, причем любая из переменных входит в 6 сочетаний. При подведении итогов определялось количество «побед» (частота выбора) каждой из ценностей, а полученные индексы считались показателями их относительной приоритетности. В итоге для всех трех типов ценностей были получены 7-ми балльные шкалы индексов (низший индекс – 0, высший – 6), в рамках которых каждая ценность занимала свое «место».

Метод попарных сравнений достаточно широко используется при разработке различных психологических диагностических инструментов и имеет как преимущества, так и недостатки. Недостатком является известная доля принудительности, присутствующая в методе. Итоговый индекс любой ценности внутри данного их класса оказывается сильно зависящим от индексов других, относящихся к тому же самому классу. Дело в том, что, если какая-то из ценностей «одерживает победу» над другой в их сочетании, суммарное количество возможных побед (21) внутри данного типа сократится, и это повлияет на итоговые индексы остальных ценностей.

При применении других методов шкалирования, например, при обычном приписывании испытуемыми баллов отдельным ценностям (допустим в рамках той же 7-ми балльной шкалы) у них было бы гораздо больше свободы.

Однако у метода есть и очевидное преимущество. При выставлении балльных индексов значимости или при выполнении обычной процедуры ранжирования испытуемые неизбежно сравнивают различные ценности, но делается это в общем виде, приблизительно. При использовании методики парного сравнения испытуемые каждый раз определяют «всего лишь» приоритетность одной ценности в отношении другой. Это облегчает их задачу. Общую структуру их ценностных приоритетов определяет уже исследователь в результате подсчета числа «побед», приходящихся на каждую ценность. Тем самым, на наш взгляд, снижается мера субъективизма итоговых данных по каждому испытуемому, несколько уменьшается влияние факторов, связанных с социокультурным давлением на личность.

Использование метода парных сравнений приводит к ряду следствий чисто математического характера. Во-первых, возникает вопрос о том, к какому типу шкал относится та, которая получается на его основе? Является ли она порядковой, интервальной или шкалой отношений? Очевидно, что мы получаем в итоге некую совокупность частот, аналогичную той, которую можем увидеть, например, в турнирной таблице какого-то чемпионата, проводящегося по круговой системе и исключающего возможность ничейного исхода отдельных противоборств. У каждого участника «чемпионата» (в нашем случае это – ценности) в итоге оказывается определенное число «побед», которое не может быть меньше 0 и не может быть больше, чем n – 1, где n – число «участников» (ценностей). Заметим, что метод парных сравнений является одним из вариантов построения шкал, получивших в психологии имя Л.Терстоуна. Им самим [Thurstone], а также другими специалистами было показано, что «по результатам парного сравнения объектов возможно как измерение предпочтительности объектов в шкале отношений, так и в шкале порядка» [Евланов, с. 90-91].

Тип шкалы позволяет пользоваться методами параметрической статистики при условии нормального распределения эмпирических частот предпочтений.

Для проверки нормальности распределения было проведено пилотажное исследование 96 студентов ССУЗ. По ценностям – сферам взаимодействия было получено следующее распределение: 6 побед одной из ценностей – 66 случаев, 5 побед – 96 случаев, 4 победы – 111 случаев, 3 победы – 126 случаев, 2 победы – 113 случаев, 1 победа – 92 случая, 0 побед – 68 случаев. Распределение, как можно видеть, оказалось сильно сглаженным, но и без вычислений ясно, что оно является нормальным. Такую же картину пилотажное обследование показало по другим типам ценностей.

Таким образом, у нас есть право использовать параметрические методы статистики.

Надежность методики проверялась на той же пилотажной выборке методом повторного ее тестирования с интервалом в полтора месяца. Все испытуемые точно идентифицировались в обоих опросах (на самом деле и в первом, и во втором участвовало большее количество студентов, но из них были отобраны те, которые присутствовали в обоих). Это дало возможность вычислить коэффициенты корреляции отдельно для каждого испытуемого и для всей выборки в целом. В последнем случае коррелировались два ряда средних индексов. Расчеты показали, что величины коэффициентов корреляции для отдельных испытуемых находятся в пределах от 0,737 до 0,989. Для всей выборки коэффициент корреляции оказался очень высоким – 0,949. Эти данные выше тех, которые считаются достаточными при проверке психологических методик на надежность [Бурлачук, с. 203] и позволяют провести эмпирическое исследование. Полный вариант методики можно найти в наших работах [Алишев, 2001, 2006а].

Выборку исследования составили 1014 студентов ссуз и вуз городов Казани и Нижнекамска. Из них 531 человек были студентами средних специальных учебных заведений в возрасте от 15 до 19 лет и 483 человека – студентами высших учебных заведений в возрасте от 17 до 21 года. В половом отношении в выборке девушки (620 человек) значительно преобладали над юношами (394 человека). По профилю обучения студенты ссуз и вуз также заметно отличаются. Если 394 студента вуз обучались на гуманитарных специальностях (юристы, психологи, экономисты, историки, политологи, педагоги) и только 89 представляли технические специальности (химики-технологи и инженеры), то среди студентов ссуз гуманитарии находились в явном меньшинстве (152 человека против 379).

Таким образом, выборки студентов ссуз и вуз отличаются друг от друга не только по уровню получаемого образования, но и по: а) возрасту;

б) половому составу; в) профилю обучения. Эти особенности мы будем вынуждены учесть при анализе и интерпретации данных.

Для части выборки у нас имеются также данные об этнической принадлежности. 307 испытуемых являются татарами, 289 – русскими. Об остальных 418 испытуемых у нас нет данных. Среди татар 142 студента вуз и 165 студентов ссуз, 131 мужчина и 176 женщин. Среди русских студентов вуз и 149 студентов ссуз, 106 мужчин и 183 женщины Количественные данные о структуре ценностей по всей выборке представлены в таблице 2.1. Начнем их анализ с первичных функциональных ценностей, оставив пока в стороне анализ картины по основному ценностному отношению. Итак, по первичным функциональным ценностям имеется следующая их ранговая последовательность: справедливость – свобода, добро – истина – польза – красота – мощь (сила). У всех ценностей близкие величины дисперсий, что говорит о примерно одинаковом рассеивании величин индексов по каждой из них.

Основными приоритетами испытуемых в данном типе ценностей являются справедливость, свобода и добро. Нельзя не обратить внимание на то, что эти три ценности не существуют вне субъект-субъектных взаимодействий. Люди часто прилагают их к не социальным взаимодействиям (например, человек сетует на несправедливость того, что град побил растения в его саду, или на то, что сильный мороз ограничивает его свободу), но подобное их «употребление» является либо проявлением обычного для человека антропоморфизма, либо в таких случаях имеет место сравнение себя с другими людьми (град не задел участок соседа).

Справедливость оказывается ведущей ценностью, а второе место «делят» свобода и добро. Справедливость предполагает ограничение индивидуальной свободы ради общего блага. Но это ее объективный смысл.

Субъективно же она может пониматься как справедливость «для меня», справедливость «для других» и справедливость «для всех». Только в последних двух случаях стремление к ней отражает готовность ограничить собственную свободу. Свобода, – без сомнения, личностно направленная ценность. Речь может идти только о свободе отдельной личности относительно других и относительно общности1. Точно так же, как и в случае со справедливостью, ее можно понимать по-разному. Кто-то ищет свободу, и добивается ее для себя, а кто-то борется за свободу других (хотя история знает таких борцов за чужую свободу, которые, в конце концов, устанавПроблема свободы для некоего человека и общности может возникать лишь постольку, поскольку они вступают во взаимодействия с другими субъектами. Если же некая общность (например, человечество в целом) не имеет «оппонентов» в лице других субъектов такого же уровня, для нее не существует и проблемы свободы.

ливали тиранию). Однако в любом случае она остается именно личностно направленной ценностью. Нахождение справедливости и свободы на первых местах в ранговом ряду ценностей свидетельствует о том, какое большое значение имеет для каждого человека проблема соотношения «Я» и «не Я».

Относительная приоритетность комплексных объектов и ценностей для испытуемых (индексы по 7- балльной шкале, N = 1014) Основное ценностное отношение Благополучие близких людей Жизнь человека Мое собственное благополучие Сохранение среды обитания Процветание родины Развитие культуры и нравственности Экономический и технический прогресс Первичные функциональные ценности Справедливость Свобода Красота Сила (мощь) Ценности – сферы жизнедеятельности Здоровье Работа (учеба) Общественная жизнь Ценности – способы жизнедеятельности Материальные блага Гармония отношений Саморазвитие Разнообразие жизни Самоотдача, самопожертвование Последнее место с низким значением индекса занимает «мощь (сила)». Действительно, свобода предполагает мощь и невозможна без нее.

Человек существует в постоянном взаимодействии с природными и социальными силами. Степень его свободы, так или иначе, зависит от соотношение сил: внешних по отношению к нему и его собственных. Иными словами, свобода для конкретного субъекта становится тем большей, чем больше его собственная мощь и могущество превышают мощь и могущество сил посторонних. Если так, возникает вопрос. Почему «свобода» ценится, а «мощь» – нет? Такой результат получился, несмотря на то, что при инструктировании студентам постоянно указывалась на необходимость широкого понимания «мощи» и «силы» и на не сводимость их к чисто физической мощи и силе человека. Объяснение, по-видимому, заключается в том, что «мощь» и «сила» даже в широкой трактовке ассоциируются с господством, властью. В нашем же обществе существует сложное отношение к ней. С одной стороны, люди возлагают на нее надежды и готовы принять все, если власть отождествляется ими с обладающим авторитетом лидером. С другой стороны, она традиционно ассоциируется с чем-то внешним, опасным, «плохим», вызывает недоверие и настороженность.

Высокие индексы у ценности «свобода» говорят о том, что мощь (сила) как ценность не потеряла своего естественно обусловленного значения. Возможно, в российском менталитете произошел культурный «сдвиг»: отдельная личность не принимает мощь (силу) как ценность, но сама хочет, избавиться от господства внешних сил над ней, стремится к индивидуальной свободе, одновременно не желая ограничивать свободу других. Это вечная для российской духовной культуры тенденция, постоянно и отчетливо «прорывающаяся» на протяжении веков, несмотря на длительное существование совершенно противоположной по внутреннему содержанию традиции коллективизма, подавления индивидуального социально-организационным. Не исключено, что значительная подверженность российского общества (и не только его) анархическим и волюнтаристским идеям, наблюдающаяся на протяжении последних 150 лет, является ее следствием. Она тесно связана с характерным отношением к власти, ее восприятием и пониманием, которые в России иные, нежели и на Западе, и на Востоке.

Среди остальных данных по общей выборке обращает на себя внимание то, что добро – более приоритетная ценность, нежели польза. Как и в случае со свободой и мощью, здесь, хотя и менее отчетливо прослеживается преобладание социальной ценности над более «естественной» (нравственной над экономической). На среднем уровне находится индекс ценности «истина», а красота оказывается предпоследней в ранговом ряду.

Думается, ничего удивительного в этом нет. Ранее уже отмечалось, что в рамках каждого типа ценностей все они одинаково важны, но людям нужны приоритеты. В любом случае какие-то из ценностей должны оказаться более приоритетными, а другие – менее. Если для большого количества людей истина и красота оказываются не самыми важными ценностями, то лишь потому, что такова сама жизнь этих людей. А если бы меньшими приоритетами оказались справедливость и свобода, пришлось бы искать объяснение этому.

По второму типу функциональных ценностей (ценности – сферы жизнедеятельности) получена следующая ранговая последовательность:

семья – здоровье, любовь – дружба – работа – отдых – общественная жизнь. По этим ценностям обнаружены наименьшие величины дисперсий, т.е. величины их индексов рассеиваются у испытуемых значительно меньше, чем по другим типам ценностей. Это говорит о высокой степени единообразия приоритетных и неприоритетных сфер жизнедеятельности для испытуемых.

Наиболее ценной сферой жизнедеятельности для них является семья (самое высокое значение индекса в таблице). Она занимает первое место, и – со значительным отрывом: абсолютные различия индексов первой и второй по рангу ценности статистически значимы на уровне = 0,01 по tкритерию Стьюдента. Следующие ранговые позиции занимают личное здоровье и любовь. Данные таблицы 2.1 показывают также, что в нижней части рангового ряда находятся сферы жизни, связанные с широкими социальными контактами (работа, общественная жизнь). Итак, основные приоритеты студентов расположены в микросоциальной среде, в неформализованных взаимодействиях.

Отметим, что при предтестовом инструктировании студентам, для которых работа – ценность, находящаяся в будущем, предлагалось широкое ее понимание как любой структурированной деятельности, имеющей и личное, и социальное значение, включающей в себя, следовательно, и учебу. Довольно низкие значения индексов по данной ценности стали для нас неожиданными, но, видимо, они отражают то, как представляют себе студенты место будущей профессиональной деятельности в своей жизни и как они относятся к нынешней учебной деятельности. Полученные результаты согласуются с данными других исследователей, говорящими о низкой мотивации учения и профессионального развития студентов [Аникеенок, 1999; Осипов, Вагапова, Шимрова; Рогов; Шакуров, 1998]. Причина этого кроется в более широких проблемах, связанных с трудностями социально-экономического развития общества и с создаваемой ими высокой степенью неопределенности будущего для каждого человека.

Получается любопытная картина: среди ценностей предыдущего типа ведущие позиции занимали те, которые имеют выраженное социальное содержание, а в рассматриваемом типе социальные ценности находятся на последних местах. Что это может значить? Студенты, разумеется, социальны и социализированы, но по разным причинам реальная социальность сводится для них к взаимодействиям в ближайшем окружении. С одной стороны, это – нормальное явление. Жизнь любого человека протекает большей частью в микросоциальных связях. Ее трудно представить вне семьи, любви и дружбы. Тем более, забота о собственном здоровье и удовлетворении своих физиологических потребностей составляет основу индивидуального бытия. Все это, безусловно, объективно важно и не случайно оказывается на передних позициях в ранговом ряду ценностей.

Кроме того, нельзя забывать и о возрастных особенностях выборки.

Юность – тот период, когда любовь и дружба особенно актуальны для человека. С другой стороны, следует учитывать неразвитость в стране гражданского общества, общественных организаций, массовых движений и т.д.

У молодежи просто мало возможностей для широких социальных взаимодействий. Она вынуждена реализовывать свое стремление к справедливости и свободе на уровне элементарных межличностных взаимодействий со своими сверстниками и сравнительно небольшим числом взрослых (родители, педагоги).

Рассмотрим последний тип ценностей. Он образован ценностями – способами взаимодействия, образующими базовые мотивы жизнедеятельности. Данные по ним показывают такое распределение ценностей: материальные блага – гармония отношений – саморазвитие, статус – разнообразие жизни – покой, самоотдача. «Статус» и особенно «покой» имеют повышенные показатели дисперсии. Это значит, что индивидуальные различия по ним являются наибольшими. По остальным ценностям наблюдается большее сходство приоритетов.

Остановимся сначала на ценностях, занимающих низкие позиции.

Интересно, что испытуемые в целом не хотят делать свою жизнь служением другим людям: «самоотдача» не привлекает подавляющее большинство из них и устойчиво занимает последнее место, – и одновременно не хотят ограничиваться покоем, тихим и необременительным существованием.

Иными словами, они готовы трудиться, преодолевать трудности, прилагать усилия, но ради собственного благополучия, а не ради благополучия других. «Самоотдача» важна для многих в реальной жизни (как будет видно далее, индексы ее повышаются во взрослой выборке), но на когнитивном уровне эта ценность, по-видимому, вызывает отторжение у молодежи в связи с социальными стереотипами, существующими в микросреде сверстников.

Обратимся теперь к ценностям, занимающим верхние позиции.

«Материальные блага» и «гармония отношений» оказались самыми приоритетными ценностями данного типа. При использовании методики М. Рокича они, как правило, занимают более низкие места. Причина состоит в том, что в упомянутой методике смешаны ценности, относящиеся к разным измерениям бытия человека, например, «любовь» и «материальная обеспеченность», «работа» и «статус», «социальная справедливость» и «развлечения» и др. При предлагаемом концептуальном и методическом подходе некоторые ценности, которые имеют по методике М. Рокича низкие позиции, «открывают» свое истинное лицо.

Среднюю позицию занимает «статус». Очевидно, что эта ценность тесно связана с первичными функциональными ценностями «мощь (сила)»

и «свобода»; она «должна» быть важной, поскольку вытекает из социобиологических основ бытия человека, вынужденного обеспечивать себе удовлетворительную позицию в иерархически организованном взаимодействии с множеством природных и социальных сил. «Разнообразие жизни» имеет сравнительно низкие индексы. Наличие такой ценности упускается из виду во многих теоретических построениях. Между тем, избегание монотонии, однообразия является очень важным фактором, движущим человеком. Известно, что монотония является одной из главных причин снижения мотивации любой деятельности. На это обратил внимание еще Ф.Герцберг [Herzberg, 1966], создавший теорию мотивации, которая пользуется большой популярностью у разработчиков прикладных методик мотивации и стимулирования труда в промышленности [Кричевский; Розанова].

Вернемся к основному ценностному отношению. Как можно видеть, здесь заметно выделяется своим высоким индексом «благополучие близких людей». Следом за ним со значительным отставанием в величине индекса располагается «жизнь человека». Затем, с таким же отставанием величины индекса следует «мое собственное благополучие». Среднее положение занимает «сохранение среды обитания». Далее находятся еще ценности, между индексами которых нет статистически достоверных различий: «развитие культуры и нравственности» и «процветание родины».

Наконец, на последнем месте находится «экономический и научнотехнический прогресс».

Эту последовательность ценностных приоритетов можно записать в следующем виде: благополучие близких людей – жизнь человека – личное благополучие, сохранение среды обитания – развитие культуры и нравственности, процветание родины – экономический и технический прогресс1.

Налицо явная приоритетность для студентов уровней жизнедеятельности, сконцентрированных вокруг их собственного «Я» и наиболее удаленных от него. Два непосредственно «примыкающих» к «Я» уровня имеют суммарный индекс 7,76; у двух уровней, наиболее «удаленных» от него (2 и 4 номера в первом блоке табл. 2.1), суммарный индекс значительно меньший – 6,72. Три комплексных объекта, которые можно назвать «промежуточными» (последние три номера в первом блоке табл. 2.1), имеют суммарный индекс приоритетности еще меньший – 6,52. Из этого можно заключить: молодые люди в основном ориентированы на благополучие в своей микросоциальной среде и на наиболее фундаментальные, общечеловеческие ценности. Сравнительно невысока степень идентификации себя с конкретным обществом в виде государства. Родина и ее процветание – меньшая ценность, чем Мир, человечество, ближайшее социальное окружение и «Я». Трудно однозначно оценивать этот результат по той причине, что у нас нет возможности сопоставить его с данными по другим странам. Возможно, что выявленная тенденция является общей для всех современных, сложно диверсифицированных культур; возможно, Здесь и далее в подобных перечнях тире соответствует наличию между индексами статистически достоверных различий по t-критерию Стьюдента хотя бы на уровне = 0,05, запятая соответствует отсутствию таких различий.

она характерна для многонациональных государств, но не исключены и другие объяснения. Обратим также внимание на то, что культурнонравственная сторона развития общества для испытуемых более важна, чем технико-экономическая. Это дает основания предполагать, что «процветание родины» для молодежи в большей степени ассоциируется с уровнем культуры и нравственности ее населения, чем с ее экономическим и технико-технологическим могуществом.

«Процветание родины», «экономический и научно-технический прогресс» имеют наименьшую дисперсию. Иными словами, их индексы оказываются стабильно низкими у большинства студентов. Напротив, наибольший разброс индексов имеют «развитие культуры и нравственности» и особенно «личное благополучие» (максимальный показатель во всей таблице). Далее станет ясно, что это связано со спецификой приоритетов в отдельных группах испытуемых.

Континуум «Я – не Я» и постоянно осуществляемый личностью в его рамках выбор, пронизывает собой всю структуру ее ценностей, обозначается как «основное ценностное соотношение» и является сугубо индивидуальной характеристикой каждого конкретного индивида. Результаты этого выбора отражают направленность индивида.

Направленность в рамках данного континуума можно рассматривать как относительно независимую личностную характеристику, имеющую установочную природу, которая влияет на формирование определенного самоотношения и другие личностные характеристики Я-концепции, имеет определенные связи с различными социальными установками и влияет на поведение личности по отношению к себе и другим. Она представляет собой очень сложный психологический комплекс, который является неотъемлемой составляющей социально-психологической структуры личности.

Эта направленность, в нашей трактовке, имеет установочную природу, т.е. проявляет себя в виде преобладания установок на собственное «Я» или на «не Я» (или нейтральная установка). Для измерения ее типа нами была разработана специальная методика, основанная на идее о том, что различные психологические качества личности могут быть разделены на «Я-ориентированные», «не Я-ориентированные» и нейтральные. Так могут быть составлены триады качеств (по одному каждого типа в одной триаде). Если респондентам предложить в каждой триаде выбирать наиболее важное, с их точки зрения, и наименее важное качества, появляется возможность определить выраженность их установок в континууме «Я – не Я». Полное описание данной методики можно найти в наших работах [Алишев, 2006а, Сагеева, 2008, 2009], а бланк опросника приведен в Приложении.

Из таблицы 2.2 видно, что между шкалой «Я» и «не Я» (r = -0,76, при р=0,01), а также между шкалой «не Я» и шкалой нейтральной направленности (r = -0,64, при р=0,01) существует отрицательная линейная корреляционная связь. Наличие подобной связи между шкалами методики говорит о зависимых изменениях одного признака от другого. Эти изменения несут характер обратной пропорциональности, то есть, с увеличением одного признака другой признак имеет тенденцию к уменьшению. Значит, если у человека больше выражена ценностная направленность типа «Я», то закономерно, что по шкале «не Я» показатели у него будут невысокие (верно и обратное). Точно так же невысокие показатели по шкале «не Я», согласно установленной зависимости, должны будут привести к тому, что нейтральная направленность будет более выражена (и наоборот). Наряду с этим следует отметить, что между шкалой «Я» и шкалой нейтральной направленности, достоверно значимой взаимосвязи выявлено не было (r = -0,01), что свидетельствует о независимом характере изменений этих характеристик.

Взаимосвязи между шкалами ценностной направленности Методика диагностики установок студентов (ценностной направленности) «Я – не Я» позволила определить индивидуальные показатели студентов по трем шкалам ценностной направленности в континууме «Я – не Я». Они представлены в табл. 2.3.

Ценностная направленность в континууме «Я – не Я нейтральная 16,23 16,94* 15,95 16,45 16,39 16,29 16, Примечание: 1) звездочками отмечены индексы, величины которых статистически значимо (* – 0.01; ** – 0.05) отличаются во взаимно сопоставимых группах студентов;

Как можно видеть, во всей выборке студентов и отдельных ее группах «не Я» направленность выражена сильнее. Средние значения девушек достоверно превышают значения юношей по шкале «не Я» – направленности, тогда как у юношей достоверно повышается показатель по нейтральной шкале ценностной направленности. Статистически значимых отличий в этнических группах студентов не обнаружено. А в группах вуз – ссуз выявлено преобладание значений по шкале «Я» – направленности в группе студентов техникумов.

Кроме этого сравнивались показатели по основным шкалам методики ценностной направленности личности в континууме «Я – не Я» в группах респондентов с учетом их возраста (с 10 класса школы по 5 курс вуза).

Результаты этого сравнения представлены в табл. 2.4.

Полученные данные показывают, что динамики средних значений в возрастном периоде с 15 по 22 года по шкалам ценностной направленности в континууме «Я – не Я» не выявлено. На наш взгляд такие результаты свидетельствуют об устойчивости и постоянстве этой личностной характеристики и позволяют предположить, что ее формирование происходит на более ранних возрастных этапах.

Средние значения по шкалам методики ценностной направленности в континууме «Я – не Я» в разных возрастных группах (в баллах) Дают ли эти результаты основания говорить о преобладании у испытуемых «Я» – ориентации над «не Я» – ориентацией? Полученные и приведенные данные являются усредненными; за ними скрывается большое разнообразие индивидуальных вариантов структуры ценностных приоритетов у отдельных испытуемых. Поэтому на их основе трудно строить какие-либо обобщающие выводы о соотношении «Я» и «не Я» – ориентаций. Проблема в том, что и приоритет, отдаваемый благополучию близких людей, и приоритет, признаваемый за сохранением среды обитания, должны рассматриваться как случаи преобладания «не Я» ориентации. Но, очевидно, что в обоих случаях это будут разные «не Я», и приоритет одного из них не тождественен приоритету другого. В следующем параграфе мы вернемся к этому вопросу и рассмотрим возможности группировки испытуемых в зависимости от особенностей проявления у них основного ценностного соотношения. Сейчас же целесообразно перейти к рассмотрению структуры функциональных ценностей разного типа.

Итак, на основании полученных данных можно сделать следующие выводы. Во-первых, собственное «Я» имеет для студентов средние индексы приоритетности, что говорит о наличии определенного равновесия между «Я» и «не Я» – ориентациями. Однако и «Я», и «не Я» оказываются разными в представлениях разных испытуемых: для одних Мир «заканчивается» на собственном «Я», для других на ближайшем социальном окружении, для третьих он гораздо шире. Во-вторых, выделяются функциональные ценности, наиболее приоритетные для большинства студентов.

Они нуждаются в справедливости, добре и свободе; для них важны семья, здоровье и любовь; наконец, они стремятся к материальному благополучию, гармонии отношений и саморазвитию. Рассмотрим теперь особенности проявления этих и других ценностных приоритетов в гендерных группах и в группах, выделенных в зависимости от уровня образования. Необходимые данные по гендерным группам приведены в таблице 2.5.

Из нее видно, что статистически значимые различия в величинах индексов между девушками и юношами есть по многим ценностям (ровно в половине случаев). Вместе с тем, это мало влияет на ранговые места тех или иных ценностей: в блоке ценностей – сфер жизнедеятельности ранговых различий нет ( = 1), в блоке основного ценностного отношенния они минимальны ( = 0,964), в блоке первичных функциональных ценностей есть несущественные различия ( = 0,929), и только в блоке ценностей – способов взаимодействия их несколько больше ( = 0,821). Отсюда можно сразу же заключить, что между юношами и девушками нет существенных различий в структуре ценностных предпочтений. Поэтому далее будут обсуждаться только различия между ними в индексах приоритетности отдельных ценностей.

В рамках основного ценностного отношения, и у юношей, и у девушек обнаруживается отмеченное ранее преобладание ориентаций на микросоциальные связи и на наиболее глобальные связи с Миром (сохранение среды обитания, жизнь человека). У девушек наблюдается большая поляризация: у них сильнее выражена и узкая, и предельно широкая социокультурная ориентация, а промежуточные уровни, как бы, выпадают (соответствующие суммарные индексы равны 7,80; 6,90; 6,30). У юношей распределение индексов является несколько более равномерным (соответственно 7,64; 6,43 и 6,93).

Юноши явно проявляют больший патриотизм, а экономикотехнологи-ческая сторона общественного развития для них лишь немногим менее важна, чем культурно-нравственная. Индексы приоритетности в обоих названных случаях у них статистически достоверно выше, чем у девушек. У последних достоверно выше индекс по пункту «жизнь человека». Единственное различие в ранговых позициях ценностей состоит в том, что «развитие культуры и нравственности» и «процветание родины»

меняются местами (соответственно 6 и 5 у юношей, 5 и 6 – у девушек)1.

Во всем остальном соблюдается одна и та же последовательность приоритетов. Имеющиеся отличия в величинах индексов хорошо вписываются в обычные представления о гендерных ролях. Они легко объяснимы и, думается, не нуждаются в пояснениях. Они, например, хорошо увязываются с характерным для нашей культуры меньшим интересом девушек к политической жизни общества, меньшим их участием в ней.

Ценностям приписывались разные ранги, если величина индекса одной из них не менее чем на одно d (0,15) превышала величину индекса другой.

Относительная приоритетность комплексных объектов и ценностей по гендерным группам (индексы по 7-балльной шкале) Основное ценностное отношениие Первичные функциональные ценности Ценности – сферы жизнедеятельности Ценности – способы жизнедеятельности Рассмотрим теперь различия между гендерными группами по первичным функциональным ценностям, образующим основные аспекты взаимодействия человека с реальностью. Между юношами и девушками имеются четыре различия, два на уровне значимости p = 0,01 и два на уровне p = 0,05. Необходимо обратить внимание также на то, что по данному типу ценностей между юношами и девушками имеются некоторые, незначительные различия в ранговой последовательности ценностных приоритетов. Изменяются ранговые места следующих ценностей: добро и свобода (одинаковые места у девушек, 3 и 2 – у юношей), красота, польза и мощь (соответственно 5,5; 5,5 и 7 место у девушек, 7, 5 и 6 – у юношей).

В результате последнего изменения у девушек «красота» становится не менее важной ценностью, чем «польза», а у юношей ее индекс оказывается по абсолютной величине даже меньшим, чем индекс ценности «мощь».

Эти различия так же, как и рассмотренные ранее, легко объясняются социальными ролями мужчин и женщин в современном российском обществе и складывавшимися на протяжении тысячелетий нормами полового менталитета. Мощь и сила, стремление к свободе традиционно считаются атрибутами мужественности, а красота и добро – элементами женственности. Вряд ли поэтому есть необходимость останавливаться на детальной интерпретации результатов.

В рамках ценностей – сфер жизнедеятельности различия между юношами и девушками оказались несколько неожиданными. У девушек семья как ценность не имеет столь выраженного лидирующего положения как у юношей, а сами индексы ее приоритетности статистически значимо выше у последних. Традиционно принято считать, что женщины – большие приверженцы семьи, но полученные данные не подтверждают это. Не исключено, впрочем, что здесь наблюдается всего лишь возрастное явление. Такая ситуация может возникать в связи с тем, что по сравнению с общей выборкой у девушек несколько повышается индекс приоритетности любви, а у юношей все происходит наоборот (различия в 0,45 между гендерными группами статистически значимы на уровне p=0,01).

В целом у девушек «семья», «здоровье» и «любовь» образуют мощную триаду с индексами, намного превышающими индексы других ценностей. У юношей она менее выражена за счет снижения индексов у ценностей «здоровье» и «любовь» и повышения индекса ценности «дружба». У них резко выделяется только «семья». Ценности, расположенные в нижней части рангового ряда (работа, и отдых, и общественная жизнь) и у юношей, и у девушек имеют абсолютно одинаковые индексы. В целом по данному типу ценностей между юношами и девушками обнаруживается наибольшее сходство: по ранговым позициям ценностей между ними нет никаких различий.

Обратимся к последнему типу ценностей. Материальные блага и их достижение – наибольшая ценность не только для всей выборки, но и отдельно для девушек и юношей. А вот вторая по ранговому месту в общей выборке ценность – гармония отношений – заметно повышает свой индекс у девушек, и еще более резко снижает его у юношей. В результате у первых явно выделяются своими высокими индексами две ценности: «материальные блага» и «гармония отношений», – а у вторых только первая из них. Снижение индекса гармонии отношений в мужской выборке сопровождается повышением индекса ценности «саморазвитие», по которой между гендерными группами также появляется статистически достоверное различие.

Еще одно любопытное различие между ними состоит в соотношении ценностей «разнообразие жизни» и «самоотдача». Полученные данные явно противоречат устоявшемуся мнению, согласно которому все как раз наоборот, т.е. мужчины стремятся к разнообразию и более эгоистичны, а женщины более склонны к постоянству и заботе о других в ущерб собственному благополучию и собственным интересам. Впрочем, общепринятым мнениям о психологии людей можно доверять не более чем общепринятым мнениям относительно природных явлений. Если на протяжении многих веков люди считали, что Солнце вращается вокруг Земли, то почему они не могут иметь устойчивых заблуждений относительно самих себя? Возможно, что здесь начинает «работать» широко известный принцип дефицитности: юноши, имея большие возможности для достижения разнообразия в жизни, ценят его меньше, а девушки, у которых таких возможностей меньше, испытывают в нем недостаток и ценят больше. Однако такие аргументы на самом деле мало, что объясняют: любые изменения в оценках и отношениях, в том числе все расхождения в индексах ценностей можно трактовать как проявления дефицитности. Но, когда это – и впрямь так, а когда – нет? Для ответа на этот вопрос нужны специальные исследования. В данном исследовании такая задача не ставилась, но в психологии сегодня нет и методик, с помощью которых их можно было бы провести.

Разнонаправленные изменения в индексах ценностей, расположенных внизу рангового ряда у юношей и девушек становятся причиной того, что у первых разнообразие жизни, покой и самоотдача оказываются ценностями с равной и невысокой мерой приоритетности. У девушек же наблюдается четкое размежевание: разнообразие жизни имеет достоверно более высокий индекс, чем покой, а тот, – в свою очередь, более высокий, чем самоотдача. По данному типу ценностей расхождения между гендерными группами являются наибольшими, но, по существу, они тоже невелики.

Главное отличие между женской и мужской выборками состоит в том, что для юношей характерно более равномерное распределение значений индексов внутри каждого блока ценностей, у девушек наблюдается большее «расслоение» ценностей. У них в 2 блоках из 4 есть значительный разрыв между индексами первой по рангу ценности и последней. В блоке первичных функциональных ценностей он составляет 2,82, а в блоке ценностей – способов жизнедеятельности – 2,99 (у юношей соответственно – 2,15 и 2,30). Только в случае с ценностями – сферами жизнедеятельности и в блоке комплексных объектов этот разрыв примерно одинаков в обеих группах. Иными словами, у девушек более отчетливо выражены ценности – безусловные «лидеры» и явные «аутсайдеры». Можно предположить, что это является следствием большего единообразия структуры ценностей в женской выборке и, наоборот, ее большего разнообразия – в мужской. Так ли на самом деле или нет, будет ясно из анализа корреляционных связей в следующем параграфе.

Рассмотрим теперь данные по группам студентов, выделенным в зависимости от уровня образования. Они приведены в таблице 2.6. Исходя из них, можно утверждать, что структура ценностей человека меньше зависит от уровня образования, чем от принадлежности к гендерной группе.

Статистически значимых отличий между индексами ценностей в выделенных группах меньше, чем их было между гендерными группами (10 различий между студентов ссуз и студентов вуз, 14 – юношами и девушками). Это же можно сказать о различиях в ранговых позициях ценностей.

Только в блоке первичных категориальных ценностей и в блоке ценностей – способов жизнедеятельности появляются некоторые изменения в рангах.

Они настолько невелики, что не приведены в таблице 2.6.

В рамках основного ценностного соотношения существенных различий в величинах индексов нет. Личное благополучие имеет близкие (средние) индексы приоритетности в обеих группах. У студентов ссуз более высокий индекс имеет «жизнь человека», а у студентов вуз – «развитие культуры и нравственности». Если учесть, что последнее предполагает повышение ценности человеческой жизни, то все различие сводится к некоторому смещению со следствия на причину (или с цели на средство) у студентов вуз, что и можно рассматривать как проявление более высокого уровня образования.

Минимальными являются различия между группами по ценностям – сферам жизнедеятельности. Здесь четко соблюдается одна и та же ранговая последовательность приоритетов. Единственное, статистически достоверное отличие в индексах приоритетности ценностей состоит в том, что для студентов вуз повышается значение любви. Это происходит, прежде всего, за счет некоторого, в каждом случае незначительного снижения индексов таких ценностей, как «семья», «дружба», «отдых», «общественная жизнь». Объяснение, – думается, очень простое. В выборке студентов вуз доля девушек больше, чем в выборке студентов ссуз, а, как мы уже видели ранее, у них «любовь» – ценность с очень высоким индексом приоритетности. Женская часть выборки студентов вуз и определила полученный результат.

Относительная приоритетность комплексных объектов и ценностей по социально-возрастным группам (индексы по 7-балльной шкале) Основное ценностное отношение 6 Развитие культуры и нравственности 2,31 2,65 0, 7 Экономический и технический прогресс 1,57 1, Первичные функциональные ценности Ценности – сферы жизнедеятельности Ценности – способы жизнедеятельности Наибольшими являются различия между выделенными группами по ценностям – способам жизнедеятельности. У студентов вуз резко повышаются индексы по ценностям «гармония отношений» и «саморазвитие».

У студентов ссуз оказываются повышенными индексы ценностей «материальные блага» и «покой». Это приводит и к некоторым изменениям в ранговой последовательности приоритетов. Для студентов вуз характерна тенденция к личностному саморазвитию на фоне поддержания гармоничных связей с социальным окружением. Они придают сравнительно меньшее значение спокойной, бесхлопотной жизни в условиях материального достатка. У студентов ссуз индекс ценности «саморазвитие» также заметно выше, чем у ценности «покой», но огромного разрыва между ними нет.

Можно утверждать, что среди них многие предпочитают материально обеспеченную, не требующую постоянного труда и усилий жизнь духовному развитию. Если выразить это в обобщенной форме, студенты ссуз отдают больший приоритет материальной стороне жизни, а студенты вуз стремятся сочетать материальное и духовное.

Таковы основные различия в структуре ценностных приоритетов групп, выделенных в зависимости от уровня образования. Они касаются в основном величин индексов ценностей, но не их ранговых мест. Как и предполагалось, общая структура приоритетов студентов ссуз и вуз отличается мало.

2.2. Ценностные представления студентов Социальными психологами предпринималось ряд попыток разработать и обосновать некоторый общий подход к исследованию процессов социального познания. Одна из них, как уже отмечалось, основана на теории «социальных представлений» французского социального психолога [Московичи, 1995]. Московичи понимает под социальными представлениями сеть понятий, утверждений и объяснений, рождающихся в повседневной жизни в ходе межличностной коммуникации. Социальные представления есть осмысленные знания, они являются в современном обществе эквивалентом тому, что в традиционных обществах рассматриваются как мифы и верования.

По мнению Г.М. Андреевой, социальные представления выполняют три основные функции: 1) описывать, классифицировать, объяснять события (инструмент познания социального мира); 2) направлять коммуникацию в группе, обозначать ценности, регулирующие поведение (способ опосредования поведения); 3) способствовать сохранению сложившейся картины мира (средство адаптации). Реализацию этих функций обеспечивает особый механизм возникновения социального представления [Андреева].

Таким образом, социальные представления рождаются в обыденном, повседневном мышлении людей, образующих некую единую культуру, с целью осмыслить, адаптироваться к себе, интерпретировать объективную реальность. Следовательно, чтобы понять представления конкретного человека необходимо выяснить, как он объясняет те или иные явления социальной жизни. Очевидно, что они могут быть поняты лишь в связи с более общей системой значений, которая свойственна данному социокультурному пространству. Иначе говоря, любое индивидуальное представление возникает как результат наслоения друг на друга множества факторов, связанных с культурой в целом и индивидуальным опытом конкретной личности. Подобного рода наслоения принято обозначать термином «анкеровка» (впрочем, термин имеет и более узкий смысл, в частности, им обозначают «привязку», «зацепление» вновь возникающих представлений к отдельным элементам предшествующего знания). Примером анкеровки является влияние на представления самых общих ценностей и верований, которые опосредуют отношения человека с другими людьми и в целом его социальные отношения [Дуаз].

В данном разделе мы будем рассматривать ценностные представления, которые, как уже отмечалось в предыдущей главе, рассматривает как разновидность социальных. Ценности обозначаются различными языковыми понятиями и познаются человеком так же, как и вся социальная и природная действительность. Но в процессе познания разные люди вкладывают не один и тот же смысл в одну и ту же ценностную категорию. У них могут быть, например, разные представления о том, что такое справедливость, свобода, польза, истина, добро и т.д. Поэтому для понимания содержания и особенностей представлений личности необходимо, прежде всего, разобраться с ее ценностными представлениями. Необходимо выявить, как интерпретирует личность или целая социальная группа содержание, смысл той или иной ценности, как она «распознается» и определяется в ситуациях социального взаимодействия различного уровня.

2.2.1. Представления студентов о справедливости Понимание справедливости определяет поведение человека в самых разных сферах жизнедеятельности, начиная с ситуаций повседневного общения и заканчивая распределением вознаграждения за проделанную работу и принятием судебных решений. Кроме того, житейское представление о справедливости определяет оценку происходящих с человеком событий и, как следствие, его удовлетворенность и эмоциональное состояние. В качестве примера могут служить теории мотивации труда, полностью построенные на субъективном восприятии человеком норм справедливости в процессе распределения вознаграждения за труд.

Обращение к исследованию представлений о справедливости современной учащейся молодежи обусловлено ростом значимости проблемы справедливости в настоящее время. Это вообще характерно для периодов социальных кризисов, когда прежние идеалы и моральные ценности претерпевают серьезные изменения.

В данной работе справедливость рассматривается как ценностная категория, относящаяся к первичным функциональным ценностям [Алишев, 2001] и представляет собой определенную модальность восприятия человеком отношений между различными объектами и явлениями социальной действительности. Поскольку социальное восприятие неразрывно связано с оценкой и формированием собственного отношения к воспринимаемому, постольку понятие справедливости является ценностной категорией. В этом качестве она не имеет, и не может иметь однозначной трактовки своей сущности. Справедливость становится предметом индивидуальной интерпретации, хотя, конечно же, в этой сфере существуют социокультурные нормы и стандарты. Люди далеко не всегда следуют им, прежде всего, по причине существования так называемого «предпочтения собственного я». Сознательно и бессознательно действуя по принципу «своя рубашка ближе к телу», они меняют свои стандарты определения того или иного положения как справедливого или несправедливого в зависимости от того, идет ли речь о них самих или о других людях.

Тем не менее, в современной науке (философии, этике, социологии, психологии) существуют концепции справедливости, в которых делается попытка выделить ее разновидности и описать характерные для каждой из них нормы или принципы. Поскольку в отечественной науке эта проблема стала изучаться совсем недавно, обратимся, в первую очередь, к зарубежным исследованиям. Интенсивный интерес к изучению обыденных представлений о справедливости появился в 1950-х годах. Существующие ныне концепции восходят к теоретическим идеям, высказанным Дж. Ролзом [Ролз] (философский и социально-правовой аспекты), Ж.

Пиаже [Пиаже] и Л. Колбергом [Колберг, Kohlberg] (этический и психологический аспекты).

Первоначально исследователи опирались на двухкомпонентную модель справедливости, в которой выделялись распределительная или дистрибутивная и процедурная справедливость. Под дистрибутивной справедливостью понималась справедливость решения, касающегося распределения вознаграждения или наказания между участниками какого-либо события. Под процедурной справедливостью имелась в виду справедливость той процедуры, которая используется при вынесении этого решения.

Некоторые авторы выделяли третий тип – межличностную справедливость, которая связана с оценкой того, насколько вежливо обошлись с участником данного события, и как его информировали о принятом решении. Однако чаще межличностная справедливость рассматривалась как один из аспектов (неформальный) справедливости процедурной. В рамках этой модели были проведены масштабные исследования: M. Deutch [Deutch], E.Lind и T.R.Taylor [Lind, Taylor] и др.

Более распространенная сейчас трехкомпонентная концепция справедливости сформировалась в результате выделения из дистрибутивной справедливости отдельной разновидности – карательной справедливости.

Так были разведены: 1) распределительная справедливость (процессы социального сравнения и выбор норм распределения таких, как распределение по вкладу, поровну, по потребностям и др.); 2) карательная справедливость (ощущение справедливости наказания, выбор норм наказания и т.д.); 3) процедурная справедливость (представления о справедливости процедур и процессов принятия решения в конфликтах, межличностных отношениях и др.) [Лейнг, Стефан, с. 606].

В нашей стране конкретные исследования в данной области появились на рубеже 80-90-ых гг. По мнению М.И. Воловиковой и Л.М. Сосниной [Воловиковой, Соснина, 2001] существуют особенности российской ментальности, которые заключены в том, что веками накапливался опыт того, что вопрос о справедливости разрешается на духовном уровне.

А именно, и царь, и нищий в равной мере отвечают перед судом своей совести за свои поступки и деяния, а суд человеческий, включая несправедливое наказание или несправедливое деяние, не подменяет собой этот высший суд совести. Другой стороной нашего исторического опыта оказалась особая роль лица, облеченного властью, как вершителя справедливости. К. Муздыбаев [Муздыбаев, 1992] проанализировал принципы справедливого распределения и наказания и попытался выделить основные модели интерпретации самого феномена справедливости. В его собственном понимании она сводится к соответствию «…между деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием» [там же, с. 94]. Позднее Е.О. Голынчик дала более обобщенное определение в терминах идеи баланса: «…характеристика исхода ситуации, представляющего собой состояние баланса, равновесия, которое достигается посредством соблюдения общепринятых норм, принципа равенства прав и возможностей, а также нейтрализации субъективности лица или лиц, принимающих решение, определяющее исход данной ситуации» [Голынчик, с. 112].

Близкое понимание можно увидеть и у некоторых зарубежных авторов. В частности, английский философ Дж. Финнис [Finnis, p. 425] выделяет три основных элемента в комплексном понятии справедливости и считает, что данное понятие может быть применено по отношению ко всем ситуациям, в которых эти элементы могут быть обнаружены вместе.

Эти элементы названы как: направленность на других, обязанность и равенство. Австрийский психолог Л. Ферби считает, что определение справедливости как объективного и беспристрастного обращения с людьми ограничивает понятие справедливости до оценочного суждения, т.к. справедливость касается не только беспристрастного и объективного обращения с человеком, но также его потребностей и прав, присущих ему как человеку [Furby, p. 153-203]. В то же время, справедливость нередко отождествляется с равенством. В частности, П. Рикер замечает:

«…справедливость в распределительном смысле отождествляет идею равенства с идеей справедливости» [Рикер, с. 88-110].

С нашей точки зрения, вряд ли оправдано отождествление справедливости, как с равенством, так и с воздаянием за внесенный вклад. В данной работе и то, и другое будут рассматриваться как равнозначные принципы, которых могут придерживаться разные люди, или один и тот же человек в разных случаях. Мы исходим из того, что понимание и оценка справедливости человеком в конкретных ситуациях всегда субъективны.

К. Лейнг и У. Дж. Стефан со ссылкой на более ранние исследования отмечают, что вынесение суждений, касающихся справедливости, связано с выбором принципов справедливости и с выбором критериев их применимости, однако существуют специфические установки, связанные с культурой, которые определяют применение норм права и справедливости [Лейнг, Стефан, с. 610-611]. Иначе говоря, индивидуальные представления о справедливости, несмотря на свою субъективность, опираются на некие культурные нормы. Но эти культурные нормы, во-первых, могут быть неодинаковыми для ситуаций разного типа, во-вторых, они могут иметь определенную специфику у разных народов, в-третьих, разные люди в разной степени усваивают культурные нормы.

В целом, существующие классификации видов справедливости, принципов, лежащих в их основе представляют большой интерес. Однако необходимо обратить внимание на два момента.

Во-первых, в связи с выделением карательной, распределительной и процедурной справедливости возникает вопрос: на самом ли деле это разные виды справедливости? Возможно, правильнее было бы говорить лишь о типах взаимодействий, в которых проблема справедливости актуализируется. Если это так, то у человека должны существовать, прежде всего, общие представления о справедливости и ее принципах, которые просто конкретизируются в зависимости от требований ситуации. В некоторых работах было продемонстрировано существование у людей внеситуативных, общих представлений о справедливости. В частности, в одной из своих статей О.А. Гулевич и Е.О. Голынчик эмпирически выделили три типа трактовки сущности справедливости: справедливость как закон и его соблюдение, справедливость как проявление милосердия и справедливость как истина, правда [Гулевич, Голынчик, 2004]. Если дать более широкие формулировки, то можно говорить о существовании на уровне общественного сознания правового, этического и логико-гносеологического понимания.

Во-вторых, если изучать конкретно-ситуационные аспекты представлений о справедливости, то было бы важно пойти еще дальше и учесть, что и ситуации наказания, и ситуации распределения образуют множество вариаций. Например, ситуации наказания предполагают наличие неких проступков, а ситуации распределения – неких благ. Очевидно, что и проступки, и блага могут быть очень разнообразными, а потому люди могут исходить из разных принципов справедливости, учитывая их характеристики. В упомянутых выше, а также в других исследованиях [Гулевич, 2003;. Bond; Mikula] отмечается, что именно в зависимости от параметров ситуации на передний план могут выходить принцип соблюдения баланса между вкладом и вознаграждением, принцип беспристрастности, принцип «свой – чужой», принцип равенства и др.

В этих работах приводятся и соответствующие данные, однако, их нельзя считать достаточно полными. Исходя из сказанного, в данной работе ставится задача рассмотреть характерные для отечественной культуры представления молодых людей о нормах дистрибутивной (область экономических отношений между людьми) и ретрибутивной (справедливость наказания) справедливости применительно к разным типам ситуаций.

2.2.1.1. Представления о дистрибутивной справедливости (справедливость распределения) В исследовании дистрибутивной справедливости нами использовалась специальная методика (см. Приложение), разработанная О.А. Аникеенок и построенная по принципу репертуарных решеток [Алишев, 2006].

Она представляла собой матрицу, в столбцах которой были размещены 16 ситуаций распределения (их описание давалось в письменной инструкции). В 16 строках матрицы указывались принципы, которым может следовать человек, определяя свой подход к справедливому, по его мнению, решению тех или иных ситуаций. Задача респондентов состояла в том, чтобы для каждой ситуации определить несколько приемлемых принципов.

И ситуации, и принципы подбирались с учетом ряда требований.

Ситуации предполагали распределение денег, льгот, затрат и др. в разных масштабах. Они были заранее, на основе теоретических соображений сгруппированы по трем основаниям.

Во-первых, по источнику распределяемых ресурсов было предложено одинаковое количество ситуаций (по 7) официального ролевого распределения (пример: «Вы в составе комиссии, которая принимает решение о предоставлении некоторым группам граждан льгот при поступлении на бюджетные места в высшие учебные заведения») и неофициального бытового («Вам поручено распределить 10 бесплатных билетов на концерт известной музыкальной группы между 20 людьми, среди которых и Вы сами»). Кроме того, в 2 ситуациях распределяемые ресурсы имели случайное происхождение («Шесть человек – бабушка, девушка, десятилетний мальчик, молодой мужчина крепкого сложения, явный бомж, – и среди них Вы одновременно увидели лежащую на дороге тысячную банкноту. Вы ее подняли первым»).

Во-вторых, в половине ситуаций респондент мог распределять, но не мог ничего получить сам («Вы – начальник и определяете размер надбавок к зарплате своих подчиненных»), в других он мог быть одним из получателей («Преподаватель назначил Вас руководителем группы студентов, выполняющих совместное практическое задание, и дал право оценить работу каждого, включая себя самого»).

В-третьих, половина описаний подразумевала наличие вклада участников ситуации в образование распределяемых ресурсов, либо вклада, который мог бы учитываться при распределении («Спонсоры Вашего учебного заведения выделили большие деньги для поощрения студентов.

Вы входите в Совет учебного заведения. Ваш голос при распределении средств будет решающим, но сами Вы не можете ничего получить»), а в других описаниях личный вклад отсутствовал («В летнем лагере труда и отдыха, куда Вы приехали со своей учебной группой распределяются домики для жилья разной категории удобств (от палаток до комфортабельных домиков с кондиционером»).

Заметим, что первое и третье основания классификации не позволяли провести жесткого разделения ситуаций и оставляли возможности для разного их толкования. Респонденты не ставились в известность о группировке ситуаций, а их описания размещались в инструкции в случайном порядке.

Принципы в матрице формулировались на основе существующих разработок в отечественной и зарубежной научной литературе. В них содержались формулировки, соответствующие принципам: баланса («распределение должно соответствовать внесенному вкладу»), равенства, предпочтения собственного я, ухода от ответственности и др. В матрицу были включены и принципы, определяющие процедуру принятия решения: объективность – субъективность и др. При работе с матрицей студенты указывали те принципы, на которые лично они опирались бы в гипотетических ситуациях (не более 1-3 для каждой).

В исследовании приняло участие 450 студентов дневных отделений различных высших (в том числе коммерческих) и средних специальных учебных заведений г. Казани в возрасте от 16 до 24 лет. Выборка была выровнена по половой и этнической принадлежности (русские и татары).

Единственная ее особенность заключалась в том, что студенты вуз представляли преимущественно гуманитарные специальности (по этой причине среди них было больше девушек). Студенты ссуз обучались по экономическим и техническим специальностям.

Для анализа результатов индивидуальные матрицы были сложены путем наложения. Суммарная (сводная) матрица представляла собой числовую матрицу, справедливости распределения (16 столбцов на 16 рядов) с величинами частот в каждой клеточке, которая показывала, как в конкретной ситуации были использованы принципы справедливости. В итоговой матрице суммировалось количество использованных принципов распределения. При анализе полученных материалов, в первую очередь, рассматривалась матрица суммарных частот выбора отдельных принципов по каждой ситуации в отдельности и по всем вместе. Затем определялись ранги каждого принципа в матрице, которые сравнивались между собой (см. табл. 2.7).

Сводная матрица использования принципов справедливого Примечание: 1) строки – принципы, столбцы – ситуации; 2) перечень принципов: 1. Согласно вкладу в конечный результат дела. 2. В соответствии с потребностями каждого. 3. Всем поровну. 4. Себе больше, остальным поровну. 5. Себе меньше, остальным поровну. 6. В зависимости от своего отношения к тому или иному человеку.

7. Так, чтобы все остались довольными. 8. Так, чтобы больше досталось слабым (женщинам, детям, старикам и т.д.). 9. Исходя из способностей людей. 10. Согласно общим заслугам (стаж, опыт и т.д.). 11. Все себе. 12. В зависимости от своего настроения в этот момент времени. 13. Прежде всего, мы бы выяснил, что на этот счет говорят законы. 14. Я бы постарался переложить эту задачу на кого-нибудь. 15. Согласно приложенным усилиям, независимо от конечного результата. 16. В зависимости от того, какую пользу в последующем может нам принести тот или иной человек; 3) перечень ситуаций приведен в Приложении.

Далее эта матрица подвергалась корреляционному и факторному анализам, как по столбцам (ситуации), так и по строкам (принципы). В завершение осуществлялась группировка ситуаций по различным типам, определение частот выбора принципов по этим типам и выявление статистически достоверных различий между частотами. Корреляционный анализ (коррелировались частоты выбора всех принципов по каждой ситуации) не смог разделить ситуации на типы. 10 ситуаций образовали взаимосвязанное ядро. Наибольшее число корреляционных связей среди них имеет ситуация: «Группа студентов собирает деньги на подарки детямсиротам. У каждого – свои финансовые возможности. Какое решение, по Вашему мнению, было бы наиболее справедливым?» Она была отнесена к бытовым ситуациям, к ситуациям с вкладом (в данном случае подразумевалось обратный вклад) и к ситуациям, в которых распределяющий ничего не получает (в данном случае, он ничего не тратил). Еще 4 ситуации «примыкают» к этой группе. Из общего рисунка корреляционных связей выпали две ситуации, связанные лишь между собой. Это – ситуации, в которых распределяемые ресурсы имеют случайное происхождение.

Такая картина корреляционных связей говорит о том, что, несмотря на все различия, в большинстве ситуаций есть нечто фундаментально общее, т.е. на выбор принципов распределения влияют не только ситуативные, но и надситуативные обстоятельства. Таким надситуативным (внеситуативным) обстоятельством могут быть, прежде всего, устойчивые ментальные конструкции сознания, позволяющие во всем обращать внимание на суть. К принципам справедливого распределения и к их анализу мы, однако, вернемся позже, а сейчас обратимся к результатам факторного анализа (SPSS 11.0 for Windows, вращение Varimax) по ситуациям.

Рассматривались двух- трех-, четырех- и пятифакторные модели.

Суммарные факторные веса в них равнялись соответственно 63,4%, 75,3%, 83,2% и 90,4%. Поскольку в моделях с 4 и 5 факторами половина и более ситуаций попадали в два и даже три фактора одновременно, а в моделях с меньшим числом факторов таких наложений было, во-первых, одинаковое количество, а во-вторых, вдвое меньше, постольку мы посчитали наиболее информативной трехфакторную модель. В ней две ситуации распределения случайно возникшего ресурса образовали отдельный фактор (факторный вес – 12,9%). В другом факторе (33,7%) преобладали ситуации с четко указанным или предполагаемым вкладом участников (4 ситуации с наивысшими факторными нагрузками, в том числе ведущая среди них:

«Вам поручено распределить именные стипендии, и любое Ваше решение будет исполнено»). Другой фактор (28,7%) образовали ситуации с неявным вкладом или с его отсутствием (4 ситуации с наивысшими факторными нагрузками, и ведущая среди них «Семья имеет деньги, которые может потратить на летний отдых. Все хотят провести отдых отдельно. Какое решение будет лучшим?»).

Два этих фактора отличаются также тем, что в первом из них преобладают ситуации ролевого взаимодействия, а во втором – неформальные (распределение в семье, в группе друзей и др.). Таким образом, можно предположить, что на выбор принципов распределения влияют, прежде всего: а) наличие или отсутствие конкретного вклада в создание распределяемых ресурсов у тех, кто является предполагаемым получателем; б) источники и масштабы распределяемых ресурсов: в этом смысле отличаются ситуации распределения случайных ресурсов, бытовые ситуации распределения в сравнительно небольших группах людей и широкие социальные ситуации, в которых, так или иначе, распределяются денежные средства.

Ситуации, в которых «Я» присутствует только в качестве распределяющего лица, и ситуации, в которых «Я» является также и получателем, при корреляционном и факторном анализах не выделяются в отдельные группы. Однако мы полагаем, что роль параметра «свой («Я») – чужой» проявится при анализе частоты выбора принципов распределения по разным типам ситуаций.

Их рассмотрение целесообразно начать с анализа частот выбора различных принципов в целом. Необходимые для этого данные приведены в табл. 2.8.

Частоты выбора принципов справедливого распределения и статистическая достоверность различий этих частот По вкладу в конечный результат По способностям Согласно общим заслугам (стаж, В зависимости от последующей полезности того или иного человека Согласно усилиям, независимо от результата Так, чтобы все остались довольны Всем поровну По потребностям Преимущество должны иметь Нужно распределять по закону Себе меньше, остальным поровну Себе больше, остальным поровну В зависимости от личного отношения В зависимости от своего настроения Желательно переложить решение Примечания: 1) ситуации распределения ресурсов, имеющих случайное происхождение, исключены из последних шести колонок; 2) О – ситуации официального распределения (социальные ситуации), Б – бытовые, неформальные ситуации, В+ – наличие вклада, В- – отсутствие вклада, Д – субъект только распределяет, П – субъект распределяет и получает (в скобках указано количество ситуаций соответствующего типа); 3) выделены жирным частоты выбора принципов статистически достоверно (критерий ) превышающие частоты в ситуациях противоположного типа хотя бы на 5% уровнях значимости; 4) значения рассчитывались по абсолютным частотам выбора принципов по всем ситуациям данного типа.

Как можно видеть, 4 принципа имеют наибольшие абсолютные частоты. Самый популярный среди студентов принцип – «так, чтобы все остались довольны». Он был упомянут ими 1829 раз (25,0% от максимально возможного). На втором месте два принципа: «по способностям»

(1352 упоминаний, что составляет 18,5%) и «всем поровну « (1349 или 18,4%). Четвертым по частоте упоминаний является принцип «согласно общим заслугам (стаж, опыт и т.д.)», называвшийся 1085 раз (14,8%). Ни один из них не относится прямо к так называемому «принципу баланса», который устанавливает прямую связь между вкладом и вознаграждением.

В какой-то степени с ним связаны распределение по способностям (предполагаемый, вероятный вклад в будущем) и распределение по общим заслугам (суммарный прошлый вклад). В то же время, среди лидеров находится четко выраженный уравнительный принцип. Реже всего выбирается принцип «себе меньше, другим поровну»; сравнительно невысока также абсолютная частота выбора таких принципов, как «в зависимости от последующей полезности того или иного человека», «в зависимости от своего настроения», «желательно переложить решение на других».

Эти данные достаточно показательны, но не будем торопиться с выводами, т.к. в описаниях многих ситуаций присутствовали ограничения для использования некоторых принципов. Например, принцип «все себе»

невозможно использовать в ситуациях, в которых субъект ничего не получает сам. Принцип «в соответствии с вкладом в конечный результат» и некоторые другие – не годятся в ситуациях, в которых вклад заведомо отсутствует или не поддается определению. Принцип «нужно распределять по закону» нельзя применить в бытовых ситуаций, вообще не подлежащих правовому регулированию. Есть также ограничения по некоторым другим принципам. С другой стороны, принципы «так, чтобы все остались довольны», «в зависимости от своего настроения», «по потребностям» и некоторые другие могли применяться практически во всех ситуациях. Данное обстоятельство, безусловно, повлияло на общую частоту выбора тех или иных принципов.