WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |

«Межрегиональные исследования в общественных науках Министерство образования и науки Российской Федерации ИНО-центр (Информация. Наука. Образование) Институт имени Кеннана Центра Вудро Вильсона (США) Корпорация Карнеги в ...»

-- [ Страница 1 ] --

Межрегиональные

исследования

в общественных науках

Министерство

образования и науки

Российской

Федерации

ИНО-центр

(Информация. Наука.

Образование)

Институт имени

Кеннана Центра

Вудро Вильсона

(США)

Корпорация Карнеги

в Нью-Йорке (США)

Фонд Джона Д.

и Кэтрин Т. Мак-Артуров

(США)

Данное издание осуществлено в рамках программы

«Межрегиональные исследования в общественных науках»,

реализуемой совместно Министерством образования и науки РФ, ИНО-центром (Информация. Наука. Образование) и Институтом имени Кеннана Центра Вудро Вильсона при поддержке Корпорации Карнеги в Нью-Йорке (США), Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Мак-Артуров (США).

Точка зрения, отраженная в данном издании, может не совпадать с точкой зрения доноров и организаторов программы.

СОВЕТСКОЕ ПРОШЛОЕ

И КУЛЬТУРА НАСТОЯЩЕГО

Монография В двух томах Том Екатеринбург Издательство Уральского университета ББК Т3(2)6- С Печатается по решению Научного совета программы «Межрегиональные исследования в общественных науках»

Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор Леонид Петрович Крысин (Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН);

доктор филологических наук, профессор Владимир Александрович Салимовский (ГОУ ВПО «Пермский государственный университет») Советское прошлое и культура настоящего : монография :

в 2 т. / отв. ред. Н. А. Купина, О. А. Михайлова. — Екатеринбург :

С Изд-во Урал. ун-та, 2009. — Т. 1. — 244 c. — (Труды Уральского МИОНа; вып. 21).

ISBN 978-5-7996-0471-4 (т. 1). — ISBN 978-5-7996-0470- В двухтомной коллективной монографии осуществляется опыт междисциплинарного исследования советской культуры, ее текстов, ценностных установок, стереотипов, а также многообразных трансформаций советских культурных образцов. В центре внимания исследователей проблема осмысления советского культурного наследия. Авторами разрабатывается комплексная методика анализа, на основе которой систематизируется культурологически значимый материал, рассматриваемый с позиций современного гуманитарного знания.

В первом томе советское культурное наследие анализируется с позиций философии, этики, социологии, политологии, культурологии, музыковедения, литературоведения и фольклористики. В социальном пространстве современности выявляется советская культурная составляющая, описываются ее функции и воздействующие возможности. Сквозь призму настоящего рассматриваются литературно-художественные произведения социалистического реализма, тексты позднего советского и постсоветского времени.

Предлагается интерпретация проблемы влияния официальной идеологии на литературу и фольклор.

Для философов, социологов, политологов, культурологов, филологов, социальных работников и работников культуры.

ББК Т3(2)6- Книга распространяется бесплатно © ИНО-центр, © УрМИОН, ISBN 978-5-7996-0471-4 (т. 1) © Коллектив авторов, ISBN 978-5-7996-0470- Содержание Предисловие

Раздел 1. Советская культура и ее трансформации:

взгляд с позиций современного гуманитарного знания Этический дискурс советской культуры и вопрос о целостно-смысловом единстве отечественной философии (В. В. Варава)

Советское наследие в современной социальной политике России (Н. А. Завершинская)

Ностальгия: стратегии коммерциализации, или Советское в гламуре (О. В. Шабурова)

Советская эпоха в современном интернет-пространстве: проблематизация коллективной идентичности поколения тридцатилетних (Н. С. Смолина).......... Реструктуризация советской городской среды: от заводских слободок к городу развлечений (С. Л. Кропотов)

Ценности и символы коммунальной коллективности сквозь призму диалога поколений (Т. А. Круглова)

Традиции советского поэтического кинематографа в постсоветском кино (Л. М. Немченко)

Музыкальная генеалогия национального гимна (Б. М. Гаспаров)

Литература

Раздел 2. Советская культура вчера и сегодня:

взгляд литературоведов и фольклористов Социалистический реализм как предмет рефлексии постсоветской прозы (М. А. Литовская)

Калькуляция советского прошлого в современной украинской беллетристике (Я. А. Полищук)

Судьба литературно-классического наследия в советскую эпоху: опыт ретроспективной оценки (О. В. Зырянов)

Проблема социальной справедливости в постсоветском сознании: версии литературы (И. И. Плеханова)

Борис Рыжий: последний советский поэт? (Л. П. Быков)

«Смерть была жива и стояла на месте»:

могилы режимов (С. А. Ушакин)

Деконструкция советскости в стихах концептуалистов (И. Е. Васильев)

Приемы языкового сопротивления в иронической поэзии Игоря Иртеньева (Н. Н. Попкова)

Бытование русского фольклора на территории Казахстана:

жанры несказочной прозы (Т. В. Кривощапова)

Советская идеология и фольклор (В. В. Блажес)

Литература

Сведения об авторах

Предисловие Начало третьего тысячелетия в России отмечено перестройкой системы культурных ценностей. Если для 1990-х годов прошлого века были характерны прямые идеологические, языковые, поведенческие, эстетические конфронтации с советским опытом, примеривание альтернативных моделей, то в 2000-х годах происходит более сложное взаимодействие новых общественных и идеологических структур. Одну из характерных черт этого процесса можно определить как разноречие (Б. Гаспаров), или плюрализм источников, из которых возникают новые формы социального поведения и идентификации. Российская культура новейшего времени формируется на фоне рефлексивного переосмысления традиционной русской культуры, советского наследия и активного освоения ценностей западного мира. Каждую группу ценностей современное общество воспринимает не без сопротивления. Вместе с тем отношение к этим компонентам, именно в силу их активного взаимопроникновения, все более удаляется от прямолинейного противопоставления «позитивного» и «негативного» полюсов, заменяясь множеством разнородных ценностных шкал. Позиции и функции советских культурных образцов в этой плюралистической среде требуют оперативного научно-гуманитарного осмысления.



Цель коллективного исследования — выявление фундаментальных параметров советской культуры, имеющих перспективу развития в современной России. В соответствии с целевой установкой авторами решены следующие конкретные задачи: апробация комплексных методик исследования культуры в ее многообразных проявлениях; фиксация событийных полей, регистрация участков активизации и функционирования образцов советской культуры; систематизация имеющих вербальное и визуальное выражение знаков советской культуры, ценностных установок, стереотипов, сценариев; изучение советского культурного кода как кода влияния; нетенденциозная оценка социалистического реализма, интерпретация социального феномена спроса на культурный продукт соцреалистического типа; выявление советских культурных практик, реализованных в современных российских условиях; систематизация факторов, обусловливающих бытование, возрождение, трансформацию советских культурных образцов в регионах России. Исследовательские задачи определили содержание двухтомной коллективной монографии, которая состоит из четырех разделов. В каждый том включено по два раздела.

Первый раздел «Советская культура и ее трансформации: взгляд с позиций современного гуманитарного знания» демонстрирует возможности ряда гуманитарных наук в исследовании проблемы культурного наследия. Философское осмысление этического дискурса советской культуры привело В. В. Вараву к выводу о том, что этот дискурс, сохраняя преемственность по отношению к русской культуре, «поддерживает саму культуру на должном уровне экзистенциальной ответственности»

и поэтому оказывается востребованным разными слоями российского общества. Советское наследие, как убедительно показывает Н. А. Завершинская, востребовано также российской социальной политикой. По наблюдениям автора, в культурной памяти российского общества запечатлены воспоминания об идеализированных образах социальной политики советской эпохи. Однако, хотя постсоветская социальная политика «узнает себя» в исходной советской матрице, их полное тождество отсутствует, поскольку переконструирование образца усилило цинизм и отчуждение от производной модели. Советские культурные практики, по наблюдениям социологов, внедряются в современную массовую культуру и используются как средство психотерапии, во-первых, и для коммерческого продвижения продаж, во-вторых (О. В. Шабурова). Образцы советских культурных практик, закрепленные в культурной памяти, задают направления рефлексии о советском прошлом (Н. С. Смолина). Культурологический подход к объекту позволяет С. Л. Кропотову, исследующему динамику городского пространства с учетом изменения социальных субъектов и способов воспроизводства капитала (включая символический капитал), обосновать необходимость историзации «кодов советскости». Т. А. Круглова, анализируя особенности воплощения в современном искусстве образа коммунального субъекта, рассматривает специфику советского конформизма и на примере кинофильма «Застава Ильича», выявляет следы конформизма в современном кинематографе; традиции советского поэтического кинематографа характеризует Л. М. Немченко.

Раздел завершается предложенной Б. М. Гаспаровым оригинальной интерпретацией советского/российского гимна.

Во втором разделе «Советская культура вчера и сегодня: взгляд литературоведов и фольклористов» рассматриваются тексты художественной литературы и фольклора. М. А. Литовская предлагает интерпретацию соцреализма как алгоритма, задающего художественно-аксиологическое отражение мира. На материале современной прозы она исследует трансформации схем социалистического реализма и механизмы восприятия художественных текстов современным читателем. В русле проблемы культурного наследия демонстрируются формы использования социалистического реализма в текстах современных украинских беллетристов, устанавливаются объясняемые фактором обретения национальной независимости закономерности развития украинского литературного процесса постсоветского периода (Я. А. Полищук). О необходимости переосмысления тенденциозного рассмотрения классической литературы советским литературоведением говорит О. В. Зырянов. Он отмечает, что, в отличие от беллетристики, в классических текстах воссоздается поле универсальных интерпретаций истории и современности. Мифы, определившие лицо советского литературоведения, стали основой идеологических манипуляций; схоластическая теория реализма определила вульгарно-социологическую трактовку словесного художественного творчества и художественного метода. По данным русской литературы 90-х годов прошлого столетия И. И. Плеханова устанавливает три версии социальной справедливости: либеральную, национально-патриотическую, почвенническую. Исследуя прозаические и поэтические тексты, она приходит к выводу о формировании новых типов коллективных идентичностей, соответствующих принципам нравственного осознания советской/постсоветской действительности. Л. П. Быков, анализируя лирику уральского поэта Бориса Рыжего, показывает драматизм столкновения идеалистической нравственности и рыночного мировоззрения.

Сопоставление темы смерти в художественной публицистике Андрея Платонова, письмах и погребальных ритуалах матерей солдат, погибших по время войны в Афганистане, позволяет С. А. Ушакину выявить социокультурные факторы, влияющие на осмысление вечной темы. В центре внимания И. Е. Васильева, Н. Н. Попковой иронические формы эстетического, идеологического, языкового сопротивления поэтов советским догмам и фальшивым идеологическим установкам. Т. В. Кривощапова освещает взгляд на фольклор как управляемое/саморазвивающееся народное творчество. По материалам фольклорных архивов Евразийского национального университета она характеризует специфику бытования русского фольклора переселенцев и спецпереселенцев на территории Казахстана, рассматривает динамику репертуара жанров несказочной прозы, выделяет мифологическую, тематическую, культурную составляющие жанра устного рассказа. О соотношении идеологии, народного творчества и научной фольклористики размышляет В. В. Блажес. Он вводит в научный оборот документальный материал, свидетельствующий о попытках прямого идеологического воздействия на носителей и собирателей фольклора.

Авторы третьего раздела «Советские культурные практики в СМИ и рекламе» выявляют типологическое сходство современных газетных и журнальных текстов с текстами советского времени, описывают репертуар функций советских дискурсивных практик в региональной прессе XXI века (Э. В. Чепкина), рассматривают идеологическое воздействие советизмов, активно используемых не только российскими, но и казахстанскими журналистами (Р. О. Туксаитова), обращают внимание на зависимость восприятия советизмов от читательского опыта (Т. А. Каминская) и возникающую сегодня проблему поколенного понимания советского культурного наследия. Формы трансформации советских культурных образцов, как показывает специальный анализ, зависят не только от типа читательской аудитории, но и от жанровой разновидности СМИ, от степени их коммерциализации, от редакционной политики. Как показывает анализ, советский «шик» трансформируется в российский «гламур» (М. Ю. Гудова). Тексты СМИ разных временных срезов позволяют составить представление о динамике концептуальных мировоззренческих смыслов. Так, В. М. Амиров и Л. М. Майданова, обращаясь к материалам военной прессы, реконструируют идеологему «героизм советского народа»; О. В. Ильина, анализируя районные СМИ Урала и Зауралья, описывает смысловые пласты культурных контекстов богатый/бедный, выявляет компенсаторную и защитную функции советских стереотипов, их консолидирующую роль в сохранении круга «своих». Советская культура рассматривается как живой источник прецедентности: детализированы источники прецедентных текстов, обнаружены способы внедрения прецедентных единиц-советизмов в текст, описаны приметы особого прецедентного стиля (И. А. Стернин, М. С. Саламатина), выявлены функции прецедентных культурных знаков в рекламе (Ю. Б. Пикулева).

Советский интертекст в дискурсах региональных СМИ выделен и описан З. И. Резановой. Опыты социолингвокультурологического портретирования осуществлены Л. В. Ениной, а также Е. Протасовой на базе данных федеральной, региональной прессы, телевизионных ток-шоу и интервью. Советские «диагностические пятна» (Т. М. Николаева) обнаружены в речевом поведении и представителя власти крупного региона, и пожилых москвичей. Таким образом, тексты СМИ и рекламы выступают как надежные источники данных, необходимых для разработки проблемы осмысления обществом советской культуры и ее ценностных опор.

В четвертом разделе «Советская культура вчера и сегодня: лингвистический взгляд» осуществляется исследование русского языка и речевого существования советского и постсоветского времени. Лингвокультурологический подход к русской языковой картине мира позволил выделить константные идеи национальной культуры, обозначить влияние внешних факторов на семантику ключевых слов, установить направления развития мировоззренческих конструктов (А. Д. Шмелев).

Событийно-полевый принцип анализа советских культурных образцов способствовал систематизации вербально выраженных агитационно-политических технологий советского типа, выявлению жизнеспособных советских идеологических традиций (Н. А. Купина). На материале корпуса высказываний удалось выделить мотивы ностальгии по советскому прошлому, составить представление о причинах, вызывающих ностальгию (А. Мустайоки). От корпуса высказываний отталкиваются И. Т. Вепрева, Н. С. Павлова, рассматривающие судьбу лексем советский / Sowjetunion в русском и немецком языках. Влияние советской идеологии на формирование культурных коннотаций и идеологических добавок, сопровождающих лексическую семантику, обнаруживают З. С. Санджи-Гаряева, Ю. Н. Михайлова. Сопоставление советской и постсоветской массовой словесной культуры позволяет А. П. Романенко выделить общие и различные параметры русской словесности на разных временных срезах;

О. А. Михайлова демонстрирует вторжение советских риторических механизмов в сферу домашнего быта. Советская речевая составляющая в пространстве регионов охарактеризована И. В. Шалиной, исследующей просторечную культуру современной уральской провинции. Специфика годонимии Новгорода, соединяющей собственно русские и советские системы номинации, выявлена Т. В. Шмелевой. Установлена востребованность вербальных и визуальных символов советской эпохи в современной коммерческой сфере (М. В. Голомидова). В завершающей данный раздел работе А. П. Чудинова и Э. В. Будаева выделяются и характеризуются этапы развития лингвосоветологии, обобщаются ее идеи и методы.

Авторы коллективного труда надеются, что предпринятая ими многоаспектная интерпретация функционирующих в событийных полях социокультурного пространства образцов советской культуры, ее ценностных установок, стереотипов, «презумпций» (Д. Н. Шмелев) открывает перспективы объективного осмысления путей формирования открытого общества в России.

взгляд с позиций современного гуманитарного знания Этический дискурс советской культуры и вопрос о целостно-смысловом единстве отечественной философии В. В. Варава Хорошо известен постулат А. Швейцера, определяющий культуру через этику. Этическое является, согласно мыслителю, «конституирующим началом культуры», поскольку содержит в себе и подлинное рациональное начало, и идеалы. Только этика может создать прочный фундамент для создания нормальных взаимоотношений с действительностью [Швейцер 1992: 65].

Оснований для такого воззрения более чем достаточно в истории философии. Этика является константным, инвариантным, универсальным элементом культуры по сравнению, например, с религией, менталитетом и др. Универсальный характер этических ценностей объясняется тем, что именно этика формирует то, без чего невозможна никакая социальная организация. Этика образует систему ценностей и идеалов, являющихся первоэлементами социального бытия как такового.

Это отмечается и философами, и теологами. Х. Ричард Нибур, указывая на глубочайшую связанность культуры и социального бытия, а также на связанность культуры с миром ценностей, в котором определяющей является этическая ценность блага, дает такое определение культуры, в котором делается акцент на ее этическое измерение: «Культуры вечно стремятся к соединению мира с процветанием, справедливости с порядком, свободы с благосостоянием, истины с красотой, научной истины с моральным благом, технических навыков с житейской мудростью, святости с обыденной жизнью и этого всего — со всем прочим» [Нибур 1996: 40].

Таким образом, этика является интегрирующим узлом, стягивающим воедино различные компоненты и элементы культуры, образующие в реВ. В. Варава, зультате ее ценностно-смысловое единство. Если говорить о советской культуре как о несомненной целостности, то реконструкция ее этической составляющей будет способствовать адекватному пониманию сущности и своеобразию этой целостности.

Этика как философская дисциплина вписана в целостность философского знания, однако именно философия в своей целостности была подвергнута в советскую эпоху наиболее сильным деформациям, что дает основания некоторым исследователям называть этот период провалом, «перерывом» (С. С. Хоружий). И если смотреть на этику как на дисциплинарную часть философии, в задачи которой входило обслуживание идеологии в советский период, то такой вариант этики вряд ли может отразить все многообразие духовных связей, образующих целостность культурного бытия. Можно обратиться к исследованию по истории русской этики В. Н. Назарова, который выделяет следующие направления этической мысли в 60–80-х годах: «этический концептуализм О. Г. Дробницкого», «нормативный структурализм А. И. Титаренко», «этонику и моралеведение», «этический неоспинозизм А. Я. Мильнера-Иринина», «этический натурализм (Д. П. Филатов, А. А. Любищев, С. В. Мейен)», «этику генетического альтруизма В. П. Эфроимсона», «этику экзистенциального эгоизма А. А. Зиновьева» [Назаров 2006: 224– 265].

Совершенно очевидно, что при всей авторитетности вышеназванных имен и подходов академическая репрезентация этики не отражает глубины и многообразия этических размышлений, которые влияли на создание позитивного образа культуры. К тому же своеобразие отечественной этики, по словам В. Н. Назарова, «выразилось прежде всего в ее глубинной мировоззренческой ориентированности. Речь идет не просто о морально-ценностном начале, присущем различным типам мировоззрений, в особенности религиозно окрашенным, но о фундаментальной укорененности этики в системе мировоззрения»

[Там же: 8].

Каким же образом мировоззренческая ориентированность советской этики проявляла себя в философии и культуре? Для ответа на этот вопрос необходимо выстроить линии преемства между советским периодом этики и философии и периодом дореволюционным. При всей сложности подобной задачи и кажущейся ее неразрешимости (ввиду того, что дореволюционный период преимущественно религиозный, в то время как советский — атеистический), именно на уровне этических импликаций можно обнаружить ценностно-смысловое единство отечественной философии.

Об этом единстве отечественной философии, связующим звеном которого выступает этика, нравственная философия, говорят как мыслители, ставшие уже классиками, так и современные исследователи. Например, В. В. Зеньковский отмечал, что русская философия «больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, и смысле и целях истории.

Прежде всего это сказывается в том, насколько всюду доминирует (даже в отвлеченных проблемах) моральная установка: здесь лежит один из самых действенных и творческих истоков русского философствования»

[Зеньковский 1991: 6].

Современный исследователь М. Н. Громов рассуждает примерно в той же тональности: «Первостепенный интерес к человеческому существованию, поиск смысла исторического процесса, акцент на нравственном переживании бытия, практическая направленность — эти особенности древнерусской мудрости соответствуют нашей эпохе» [Громов 1997:

218]. Таким образом, нравственные искания можно считать основой всех дальнейших философских построений, а саму заостренность на нравственной проблематике — своеобразнейшей чертой русской мысли, отличающей ее от остальных мыслительных традиций.

Можно ли сказать, что советский период философии прервал традицию глубинных размышлений о человеке? На уровне официальной идеологии диамата и истмата — да, но на уровне вопрошающей стихии философии, которая лишь отчасти совпадала с академическим процессом, можно обнаружить все глубинные интенции русской мысли, в полной мере проявившиеся в советский период. Приведем несколько примеров, характеризующих данное положение.

Глубокая бытийная рефлексия над обретением предельных смысловых основ жизни, подлинного «я» открывается в работах Г. С. Батищева.

Особое значение приобретает тема духовной смерти как эгоистической самопотери личности. В трудах этого мыслителя можно найти оригинальную и глубокую философскую трактовку пребывания человека в мире — малом, родном и одновременно во вселенском. Например, в статье «Найти и обрести себя» [Батищев 1995] философ вводит такие понятия, как абсолютный родной дом, абсолютное Отечество, Мега-Дом, абсолютное высшее Отечество, с помощью которых выстраивает оригинальную концепцию бытия человека через его местопребывание. Свое место, место рождения, выявленности в мире оказывается чрезвычайно важным для духовного состояния человека. И от того, как он распорядится этим «местом», какое выработает к нему отношение, будет зависеть бытийная судьба человека.

Большое метафизическое напряжение при постановке смысложизненных проблем возникает в работах Н. Н. Трубникова. В эссе «Притча о Белом Ките» обозначена вся философская фундаментальность темы человеческого существования. В эпоху гипертрофированного сциентизма, когда человеческое бытие оказалось похищенным наукой и когда был профанирован его метафизический смысл, Трубников пытается вернуть теме смертного человека ее исконный философский статус. Он говорит о том, что «наша собственная смерть … ставит нас перед проблемой, труднее и главнее которой для нас быть не может» [Трубников 1996: 64].

Важно, что Н. Н. Трубников разрабатывает тему человека в связи с проблемой смерти, в «мировоззренческом смысле», отвлекаясь от частных или специальных аспектов, таких как медицинский, демографический, криминологический. Это традиционное не-танатологическое понимание смерти присуще отечественной философской культуре.

К тому же заслуга Трубникова в том, что своими размышлениями он вернул проблеме смерти ее фундаментальный философский статус, в то время как официальные философы вообще изгнали ее из мыслительного горизонта.

Интересные размышления о диалектике бытия и небытия, стимулирующих поиск «причин небытия», можно найти у А. Н. Чанышева в «Трактате о небытии». Самоочевидность многих положений трактата (например: «Мы ходим по тонкому льду над океаном небытия. Жизнь не может долго удержаться на вершине бытия. Отсюда сон и смерть») и их парадоксальность («Небытие повсюду и всегда: в дыхании, в пении соловья, в лепете ребенка … Оно — сама жизнь!») [Чанышев 1990: 162] могли восприниматься в 1962 году как смелый философский поступок.

Философ поставил под сомнение продуктивность западно-европейской рациональной онтологии, игнорирующей небытийную потенцию сущего: «Философия нового времени не смогла воздать должного категории “небытие”» [Там же: 159]. За вычетом некоторых идеологических установок (в стиле советского amor fati) в целом трактат обладает сильной вопрошающей потенцией, о чем свидетельствуют его последние слова:

«Человек приходит из небытия и уходит в небытие, так ничего и не поняв».

Фундаментальное пребывание человека в бытии, сопровождаемое острой смысложизненной рефлексией, вызванной конечностью человеческого существования, — такова этическая установка (в полной мере проявившаяся и в советский период) отечественной философии, сохранившей преемственность и целостность отечественной культуры. Нужно учесть, конечно, философский опыт советской литературы, в которой доминирующей была нравственная проблематика.

Представленные философские стили советского периода, никоим образом не соответствующие идеологическим установкам официальной философии, в своей основе развивали тематику, присущую русскому философскому этосу как таковому. Они наглядно демонстрируют мысль о том, что этика как доминанта философского мышления в России развивалась и благодаря и вопреки существующим идеологическим реалиям в культуре, поддерживая саму культуру на должном уровне экзистенциальной ответственности.

Этический дискурс советской культуры, проявившийся в экзистенциальной рефлексии над темой о человеке, сохраняет преемственность с традициями отечественной нравственной философии, которая религиозно осмыслила человека во всей полноте и глубине. Идеология официального атеизма парадоксальным образом способствовала углублению этической рефлексии над человеческим существованием, которое, оказавшись лишенным религиозной санкции и поддержки, вынуждено было обретать подлинное нравственное достоинство из глубин самого бытия.

Советское наследие в современной социальной политике России Н. А. Завершинская Советская эпоха вот уже почти два десятилетия как ушла с исторической арены. Однако ныне мы присутствуем при ее повторном возвращении, что ничуть не удивляет, поскольку, будучи новичками в созидании нового общества, мы, как заметил К. Маркс, подобны школяру, изучившему иностранный язык и всегда переводящему иностранный язык мысленно на свой родной язык; «дух же нового языка он до сих пор себе не усвоил и до тех пор не владеет им свободно, пока не может обойтись без мысленного перевода, пока он в новом языке не забывает родной» [Маркс, Энгельс 1979: 422–423]. Так и мы поступаем сегодня, когда мысленно руководствуемся накопленным советским символическим капиталом. Нас захлестнула ностальгия по советским временам, именно она привела к всплеску экзальтации в СМИ по поводу недавних советских социокультурных практик и медийных образов 70-х годов прошлого века — будь то старые песни или прославление эпохи достатка и стабильности, тогдашней атмосферы равенства и полноценных («теплых») человеческих отношений, будь то оправдание тяготения к централизации и персонификации власти или же к возрождению традиции парадов и т. д. К слову сказать, «ни сравнительное благополучие, ни стабильность, ни советский собес, ни равенство, ни человечность общения не переживались положительно в 1970-е» (Кустарев 2007). Реагируя на обозначившийся в массовом настроении запрос на советское наследие, некоторые российские политики заговорили о левом повороте, о популярности в российском общественном мнении социалистической идеи, об отсутствии реальных альтернатив советскому социализму даже посН. А. Завершинская, ле его ухода с политической арены (Миронов 2007). Все чаще говорят о закономерности такого поворота, подчеркивая, что «на сцене» все еще поколение тех, кто «сделан в СССР» и воспринимает себя, свою страну и ее соседей в «советском качестве» (Гельман 2007). Страна уже другая, и мир вокруг изменился, но «у человека постсоветского, видимо, надолго останется шанс сочетания “полуазиатского” (полусоветского) лица с более европейским стилем жизни» [Левада 2006: 284]. В современной России, по утверждению А. Зиновьева (2005), «от советизма многое сохранилось». Деятели культуры (в их числе Карен Шахназаров) отмечают, что «каждый из наших современников, даже те, кто Советского Союза не застал, так или иначе ощущает на себе его влияние, тот след, который он оставил в душах и судьбах» (Тимофеев 2008).

Захлестнувшая страну ностальгия и идеализация недавнего советского прошлого означает не что иное, как «склеротический» результат снижения функций нашей культурной памяти. Причины этого коренятся в том, что «сложные социальные практики того времени остались не отрефлексированы и не обозначены в памяти. …И вот теперь оказывается, что это все забыто. Сами достаток, стабильность и собес, они же дефицит, застой и эффективность/неэффективность собеса, какими были, такими и остались, — стакан был наполовину полон и наполовину пуст.

Но тогда казалось, что стакан пуст. Теперь кажется, что стакан был полон» (Кустарев 2007). Возникает ощущение, что «мы снова уже как бы в СССР … сели в ракету, полную бензина. Но она пока не взлетела!» (Кожемякин 2008: 3).

Чтобы взлететь, каждая партия накануне парламентских и президентских выборов предлагала свою версию программных мер.

В 2007– 2008 годах черту в конкурентной борьбе планов подвели избиратели, проголосовав в подавляющем большинстве за «План Путина»

и преемника президента — Д. Медведева, потому что «люди, по словам Г. Павловского, произнесенным в одной из телепередач по итогам выборов, устали от рекламы, хотели услышать реальный голос — и услышали».

В своем программном заявлении в Красноярске Д. Медведев объявил: «Мы должны будем сконцентрироваться в ближайшие четыре года на основных направлениях, на своеобразных четырех “и”: институтах, инфраструктуре, инновациях, инвестициях» (Выступление кандидата … 2008). Первоочередной Д. Медведев назвал задачу реализации программы социального развития в нашей стране. Признание необходимости новой политики социального развития продиктовано, по его словам, не предвыборным пиаром власти, не способом на какое-то время законсервировать ситуацию, поддержать социалку на плаву (Выступление кандидата … 2008).

Означает ли это, что в Кремле прислушались к серьезным предупреждениям экспертов, настаивающим на том, что «уже в среднесрочной перспективе (5–10 лет) социальные факторы не только будут препятствовать динамичному и качественному экономическому росту, но и создадут угрозу деградации России»? (Гонтмахер 2007: 158). Означает ли это, что «наших нынешних замечательных властителей немножко “припекло”» и будет положен конец «имитационному процессу строительства»?

Ведь в нынешней «трофейной России» (как тот «АК» или пулемет Калашникова) по-прежнему все еще существует и в ухудшенном виде воспроизводится система, которая была создана в советской России, только чуть «перекрашенная» под демократию и рынок? (Социальные проблемы … 2007). Аналогичного мнения придерживается Е. Гонтмахер. По его словам, вплоть до последнего времени в социальной сфере над нами довлеет недавнее советское прошлое, когда мы 70 лет жили в условиях реально патерналистской социальной модели с жестким доминированием государства по всем линиям (Гонтмахер 2007: 158).

Революционный энтузиазм 90-х годов, стремление к перестройке социальной системы, желание «сделать ну хоть что-то свое собственное»

(В. М. Малютин) новая российская политическая элита не использовала.

Тогда, как это ни парадоксально, «наряду с попытками построить рыночную экономику и полноценную демократию, в социальной сфере политика по-прежнему строилась на советских принципах государственной заботы обо всем и обо всех. Все наиболее затратные законы (“О социальной защите инвалидов”, “О ветеранах”, “О государственных пособиях семьям, имеющим детей”, “Об образовании”, чернобыльский закон и пр.) были приняты как раз в первой половине 90-х годов. Правда, они и не исполнялись в полном объеме из-за острой нехватки… бюджетных средств. Да и сейчас, при совершенно других финансовых возможностях российской бюджетной системы, 60 % доходных поступлений концентрируется в федеральном бюджете. Чем не продолжающийся советский социальный патернализм, только внешне прикрытый современной фразеологией?» (Там же). Конечно, современная имитационная версия социальной политики уступает по масштабам аутентичной советской модели, поскольку в ходе реформ 90-х годов государство «освободилось» от своей огромной социальной ноши, существенно урезав общественные фонды потребления и частично переложив на население заботу об образовании, здравоохранении, жилищном фонде и пр. Тем не менее эта политика продолжает с успехом воспроизводиться в соответствии с исходной советской матрицей. Возьмем, к примеру, пенсионную реформу. В конечном итоге реформирование пенсионной системы оказалось имитацией советского наследия. Чем больше сделано шагов по пути реформы, тем больше «пенсионная система теряет свою страховую природу, быстро возвращается к принципам социального обеспечения, характерным для советской модели (до половины доходов Пенсионного фонда будет формироваться за счет прямых дотаций федерального бюджета.— Н. З.). Дальнейшее развитие наметившихся тенденций приведет к еще большей уравниловке в размере пенсий, размер которых не будет устраивать ни пенсионеров, ни общество» (Социальные проблемы … 2007). Такой же имитацией оказалась реформа монетизации льгот, которая осталась половинчатой и сохранила наряду с денежными выплатами систему натуральных льгот советского образца, так называемый социальный пакет. При этом пусть во многом формальное, но единое социальное пространство, которое существовало до этого, распалось (Там же).

Еще раз приходится соглашаться с А. Зиновьевым, который охарактеризовал постсоветскую социальную систему как «гибрид остатков советизма, реанимации дореволюционного феодализма и заимствования западнизма» (Зиновьев 2005).

В социальной сфере по-прежнему сохраняются привычные советские формы патернализма государства в отношении своих граждан, которые продолжают ждать от власти «подачек»: работы, зарплаты, перераспределения доходов и социальной помощи. По-прежнему подавляющая часть российского населения, в том числе жители Новгородской области, изъявляют желание работать на государственных предприятиях: «…дают мало и требуют мало. И вообще, так привычно. Это главная черта советского человека, с которой мы столкнулись: начальство делает вид, что оно ему платит, а он делает вид, что работает» (Левада 2004). Социально безответственный работодатель — государство (М. К. Горшков), с одной стороны, а с другой — социально безответственный работник. Таковы сохранившиеся с советских времен правила игры, которым политики продолжают следовать. Имя этим правилам — имитация, а точнее, тотальное лицемерие (имитация работы, имитация высшего образования, имитация независимости бизнеса, имитация социальной политики, имитация выборов, имитация демократии, имитация реформ). Реальность, по словам заместителя директора Института прикладной математики Г. Малинецкого, напоминает старый анекдот: наука — высший приоритет, но план реформирования предусматривает увольнение каждого пятого работника; ЕГЭ губительно для образования, но везде рапортуется о новом качестве, которое достигнуто системой образования; при прогнозировании будущего России мы действительно хотим располагать информацией или мы делаем вид. То ли все сделано, то ли все, как всегда («Особое мнение» с Г. Малинецким 2008). Из Министерства образования раздается призыв: мы должны прекратить обман людей, выдавая дипломы о якобы высшем образовании (Соболев 2008). Может быть, в министерстве не ведают, что творит «левая рука», выдающая сертификаты на открытие очередного университета или академии в глубинке? Впрочем, нынешняя система «самовоспроизводящегося Абсурда» (М. В. Малютин) превзошла старую, советскую, по своему размаху и масштабам циничности.

Преждевременно, как некоторые наши политики, самоуспокаиваться и делать выводы о том, что под влиянием сформировавшейся среды рыночного общения «мы изменились» (Персона грата … 2008). Возьмем, к примеру, отечественный бизнес: «поскребешь бизнес — обнаруживаются административные ресурсы» (Аузан 2008). Олег Дерипаска, один из лидеров отечественного бизнеса, в недавнем интервью «Financial Times»

признался, что «не отделяет себя от государства», и если «государство скажет, что мы должны отказаться от компании “Русал”, мы откажемся» (Ветвинский 2007). О таких же практиках на местном, региональном, уровне говорят новгородские эксперты. Власть, по словам одного из экспертов, определила проблему, обратилась за финансовой помощью к бизнесменам. Кто смог — скинулся. Вот и все социальные проекты.

Смысл в том, что, дав денег на проект, в дальнейшем можно рассчитывать на преференции разного рода. На уровне региона происходит, по нашим данным, косвенное финансирование бизнеса за счет социальной политики: на один рубль переданных бизнесу преференций, выраженных в разного рода привилегиях и переданных объектах, бизнес дает 10 копеек на социальную сферу.

Иждивенчество крупного бизнеса в условиях экономического кризиса проявляется, в частности, в его стремлении переложить на государство ответственность за выплату пособий людям, которые попадают под сокращение при свертывании производства. По крайней мере, эта идея серьезно обсуждалась на уровне Союза промышленников и предпринимателей России.

Конечно, советское наследие, которое продолжает жить в социопространстве современной России, нельзя оценивать однозначно отрицательно. Оно не исчерпывается явлениями этатизма, конформизма, иждивенчества, показухи и т. д. На тех, «кто сделан в СССР», в значительной мере продолжает держаться российское образование и здравоохранение.

По словам новгородского эксперта, работника системы здравоохранения, «сейчас здравоохранение держится за счет старых кадров 40–45 лет. Современное поколение не подготовлено…». «На глазах заканчивается все тот же советский накопленный запас человеческого капитала и материальных ресурсов, а перспективы по-прежнему нет», — с горечью сетует М. В. Малютин (Социальные проблемы … 2007).

След советского прошлого «в душах и судьбах» сказывается в сильно развитом у преобладающей части нашего населения чувстве социальной справедливости (пусть понимаемой достаточно часто как равенство в быту и уровне жизни). Чувство это сформировалось на почве советского общества, представлявшего собой некоторое приближение к обществу «равных возможностей». Не меньшее приближение, по справедливому утверждению А. Кустарева, чем американское, если не большее (Кустарев 2007). Чувство справедливости не утратило свою притягательность для населения и в постсоветское время. Не случайно в ходе парламентской и президентской предвыборных кампаний 2007–2008 годов идея социальной справедливости была взята на вооружение практически всеми политическими игроками как на левом, так и на правом фланге — СПС, «Яблоком», «Гражданской силой», «Патриотами России», «Партией социальной справедливости», КПРФ и др.

Чувство социальной справедливости оскорбляет сложившаяся в результате рыночных преобразований «нецивилизованная, недемократическая социальная структура» (Л. П. Волкова). «Прокатитесь на поезде, — бьет тревогу В. Распутин, — и посмотрите из окна вагона:

ведь это разгромленная и брошенная земля на тысячи и тысячи километров! И, когда, думает народ, призовут его, бедолагу, на работу, прежде чем призывать армию инородцев из сопредельных государств?

Плохо работает русский человек, много пьет? А что сделали вы, чтобы он лучше работал, как в прежние времена, и меньше пил? Замечает он: стоит Россия неловко, нараскоряку. Что сможет сплотить сегодня российское население? Не знаю....Пока не учтен будет и не получит помощи каждый нищий и бедный — ничего сделать нельзя» (Шигарева 2008). В. М. Малютин с горечью констатирует: «сделать ну хоть что-то свое собственное» у новых хозяев «трофейной России» почему-то никак не получается, все время какие-то лишние «детальки»

остаются (включая «лишние миллионы» русских людей) (Социальные проблемы … 2007). В. Костиков (2008а) обращает внимание на то, что в «неперспективных городах и весях жизнь не просто остановилась.

Она откатилась в глубокое средневековье… Глубинная Россия пустеет и зарастает бурьяном».

Новгородская область — один из наиболее бедных регионов глубинной России. По рейтингу российских регионов, составленному исходя из объема региональных бюджетов в расчете на душу населения журналом «Финанс», Новгородская область занимает 30-е место в России и 8-е среди 10 субъектов СЗФО, обогнав лишь Ленинградскую (39-е место в общем списке) и Псковскую (56-е место) области (По расходам бюджета … 2008). По официальной статистике, доля населения в Новгородской области со среднедушевыми денежными доходами ниже среднего уровня составила в 2004 году 62,8 % населения области, в 2005 — 62,7 %, в 2006 — 63,7 %, в 2007 — 64,6 % (Письмо Н. П. Смирновой … 2006; Социально-экономическое положение … 2007). Следовательно, количество бедного населения в Новгородской области с каждым годом не уменьшается, и это несмотря на экономический подъем, который наблюдается в стране.

По словам Е. Гонтмахера, руководителя Центра социальной политики Института экономики РАН, «80 % населения нашей страны мало что получило от 90-х годов. У нас колоссальная бедность населения.

Средний класс небольшой, с некоторыми натяжками — максимум 20 %.

В последние годы рост среднего класса прекратился. Попасть в средний класс стало труднее» («Особое мнение» с Е. Гонтмахером 2008). Данные Института социологии РАН показывают, что его численность даже уменьшилась (Гонтмахер 2007: 153). В Новгородской области тех, кто выиграл от проведения реформ, еще меньше. По нашим данным, лишь 6,4 % респондентов в группе тридцатилетних и 9,3 % в группе сорокалетних в ходе массового опроса в июне 2006 года* заявили, что ощущают себя выигравшими от проводившихся в последние 10 лет реформ.

В стране усиливается социальное расслоение. Растет социальная дифференциация и среди населения Новгородской области. Региональная динамика усиления расслоения населения в целом соответствует общероссийским тенденциям. Однако темпы ее роста отставали от общероссийских показателей 15,3 : 1 и равнялись, по данным официальной статистики, 14,7 : 1 (Гонтмахер 2007: 153; Справка Центра … 2006; Социально-экономическое положение … 2007). С учетом неофициальных * Опрос проводился методом формализованного интервью по месту жительства респондентов с учетом параметров поселенческой структуры, структуры занятости, половозрастного состава и охватил 596 респондентов.

доходов это различие по России, как полагают эксперты, возрастает в тридцать и более раз, в Москве и Санкт-Петербурге — более чем в 100 раз (Гонтмахер 2007: 153; и др.). «Мы, — утверждает директор Института социологии РАН М. К. Горшков, — догоняем Запад по формированию класса отверженных. Бедность становится образом жизни. Это впервые за 80 лет в России!» (Воскресный вечер … 2008).

Психологическое самоощущение жителей Новгородской области в основном совпадает с объективными оценками ситуации в социальной сфере. В ходе массового опроса населения области в июне 2006 года почти каждый шестой опрошенный в возрастной группе 31–40-летних и каждый четвертый в возрастной группе 41–60-летних, по нашим данным, считал уровень благосостояния своей семьи низким или критически низким.

Несмотря на то что среднедушевые денежные доходы населения Новгородской области постоянно растут и даже превышают прожиточный минимум в два с лишним раза*, качество жизни преобладающей части населения области не улучшается: падает уровень образования, растут заболевания, наблюдается снижение качества социопрофессиональной структуры. На этом фоне обращает на себя внимание отрицательный прирост населения и высокая смертность. Не случайно утверждение Т. Голиковой о том, что вымирание российского населения прекратится уже через два года, руководитель Центра по народонаселению В. Елизаров назвал оптимизмом «родом из Советского Союза» (Постскриптум 2008). Неутешительные прогнозы динамики областного населения дает Новгородстат: с 2008 по 2026 год население области уменьшится на 13,9 % и составит 561,7 тыс. человек (в настоящее время — 652,3 тыс.), в том числе на 26,5 % (105,5 тыс. человек) сократится число жителей трудоспособного возраста и составит 292,8 тыс. человек (Калашникова 2008).

Следовательно, практикуемые официальным дискурсом показатели роста благосостояния плохо отражают реальную ситуацию в стране и регионах. Как заметил, выступая в передаче «Особое мнение» на радио России, Р. С. Гринберг, директор Института экономики РАН, «кричащая проблема (современной России. — Н. З.) — неприлично большая пропасть между богатыми и бедными… Есть допустимое неравенство, а есть недопустимая степень неравенства. При таких полярных значениях (как у нас. — Н. З.) средняя заработная плата может выглядеть приЗаработная плата в Новгородской области составляет 80 % от ее среднего уровня по России в целом (http://region.adm.nov.ru/econom/site/Glavnaj/Sosial_econ_situas.

htm).

лично. Но гордиться этим неприлично!» («Особое мнение» с Р. Гринбергом 2008).

В публичном дискурсе при характеристике реалий 2007–2008 годов мелькает знакомое с советских времен слово застой: регионы с застойной бедностью, второе издание брежневского застоя и др. Гарри Каспаров, будучи гостем ИД «Провинция», заявил: «Не зря же Жириновский еще в 2000 году предрекал, что при Путине мы будем жить, как при Брежневе. То есть с фигой в кармане, зато стабильно» (Широков 2008).

Г. Явлинский назвал это «ростом без развития. То есть, как и в советское время, темпы достаточно высокие, но этот рост не ведет ни к социальному, ни к серьезному экономическому развитию» (Явлинский 2005).

Достигнутая при В. Путине стабилизация подавляющей частью российского народа воспринимается позитивно: ведь хоть немного, но жить стало легче. Привычный довольствоваться малым, российский народ пребывает в состоянии апатии, или «социальной коме» (Д. Медведев).

Он является, по справедливому замечанию Ю. Левады, «скучающим зрителем того, что происходит, в том числе того, что ему угрожает» (Левада 2004).

Чтобы сменить сценарий инерционного поведения населения России на инновационный, благодаря которому для России откроется путь в будущее, нужно переконструировать личность, преодолеть атомизацию общества и найти новые базовые основания солидарности. Стимулы к инновации нужно искать (и в этом общество и высшее руководство страны солидарны) в сфере инвестиций в человека, в сфере социальной политики. Инвестиции в социальное развитие позволят создать, по словам Д. Медведева, «предпосылки для раскрытия потенциала граждан и развития нового общества, в котором каждый человек — будь то рабочий или студент, учитель или врач, чиновник или предприниматель — мотивирован на создание и потребление товаров и услуг самых высоких, самых передовых стандартов. По существу, это общество с новой культурой» (Выступление … 2008). Пока же основной проблемой России является дефицит этой новой культуры и нового человека. Об этом говорят многие отечественные исследователи. Приведем слова одного из них:

«Провозглашенные 15 лет назад идеи, хоть простить себя за это трудно, были во многом наивные. Было у нас предположение, что жизнь ломается круто. Что мы, как страна, как общество, вступаем в совершенно новую реальность и человек у нас становится иным. Иным за счет самого простого изменения — он сбрасывает с себя принудительные, давящие, деформирующие оболочки, которые к этому времени многим казались отжившими, отвратительными. И человек выходит на свободу, и человек будет иным. Он сможет дышать, сможет думать, сможет делать, не говоря уж о том, что он сможет ездить, покупать и т. д. Оказалось, что это наивно… Он, “человек советский”, никуда от нас не делся. Или точнее:

мы сами от него никуда не делись — от этого образца, от этого эталона, который сложился или выдумался раньше. И люди нам, кстати, отвечали и сейчас отвечают, что они то ли постоянно, то ли иногда чувствуют себя людьми советскими. И рамки мышления, желаний, интересов … почти не выходят за те рамки, которые были даже не в конце, а где-нибудь в середине последней советской фазы» (Левада 2004). Следовательно, не отказываясь от самих себя и своей недавней истории, необходимо изжить то, что нам мешает двигаться вперед. Пока же предельно ясно, что «социальная сфера потерпела очень большое поражение» и «человеческий потенциал настолько ослаб*, что любые важные систематические государственные программы чреваты серьезными рисками» («Особое мнение» с Р. Гринбергом 2008).

Итак, первоочередная задача состоит в том, чтобы сконструировать новые справедливые правила игры в социопространстве современной России и таким образом стимулировать формирование массовых повседневных мотиваций к новой культуре. Речь идет прежде всего о том, чтобы с помощью социальной политики (образования, науки, культуры, здравоохранения) сделать страну привлекательной для народа, чтобы народ поверил в себя и в возможности реализации своих амбиций. Только мобилизовав социальную энергию, можно воплотить в жизнь новые планы.

По поводу же конкретного наполнения новой социальной политики, как и направлений развития культуры, полного понимания в обществе пока нет. Но нащупать такое понимание можно, начав публичное обсуждение острых социальных проблем, к чему, кстати, призвал своих сторонников и оппонентов Д. Медведев. Рецепт определения некоторых социальных приоритетов дает, в частности, В. М. Лейбин: «В России мы еще не договорились о самых базовых вещах. Поэтому начать следует с того, чтобы подготовить почву для создания такой коммуникации в масштабе страны, которая бы подготовила некоторые важные консенсусы.

Например, идти к политической договоренности о налогах и объеме социальной политики между бизнесом, налогоплательщиками и потребителями благ. Пока такого базового консенсуса нет, то и любое действие * По индексу развития человеческого потенциала Россия занимает место в шестом десятке стран мира (Гонтмахер 2007).

будет невозможно, поскольку затормозится на втором шаге» (Обсуждение лекции … 2006).

Таким образом, вполне закономерно в транзитивной России актуализировались разговоры о ее будущем. Немыслимо продвижение вперед без неких ориентиров, куда следует идти. «…Мечты и проекты — это материал, из которого делаются социальные изменения» [Кастельс 2000: 487].

Однако историческая практика «русских перестроек» свидетельствует о реальной возможности выхолащивания замечательных замыслов, когда они усилиями «касты циничных бюрократов» становились «бумажными тиграми» или оборачивались экспериментами по насильственному осчастливливанию населения. Поэтому, строя новые планы сегодня, важно не забывать уроков истории. «…Главный урок советского опыта состоит в том, что революции или реформы слишком важны и слишком дорого обходятся в человеческих жизнях, чтобы оставлять их на попечение мечтам или теориям. Найти и пройти общий путь собственных жизней, используя любые доступные инструменты, включая теоретические и организационные, — дело самих людей. Искусственный рай, вдохновленный теориями политики, должен быть похоронен навсегда в одной могиле с Советским государством» [Там же].

Вопрос состоит в том, хорошо ли мы усвоили уроки советской истории, если призраки искусственного рая вновь начали реанимироваться в публичном пространстве. Даже на старте нового большого проекта, контурно обозначенного Программными выступлениями В. Путина и Д. Медведева, вместо прагматизма — имитация мечты, сродни советской:

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Показательно в этом смысле высказывание в преддверии президентских выборов 2 марта 2008 года одного из представителей региональной элиты, секретаря Политсовета регионального отделения партии «Единой России» С. Фабричного: «Новгородская область должна быть частью национального успеха России».

Оценивая стратегию долгосрочного социально-экономического развития страны до 2020 года, Т. Малева обратила внимание на то, что концепция Минэкономразвития «смахивает на “прекрасное далеко”», поскольку реальное содержание социально-экономической политики осталось в ней за кадром («24 часа» 2008). Публичный дискурс 2007– 2008 годов все сильнее смещается в плоскость разговоров об успехах. Складывается впечатление, как очень точно подметил Г. Малинецкий, что «мы живем, под собою не чуя страны» («Особое мнение» с Г. Малинецким 2008). В атмосфере всеобщего оптимизма отрезвляюще звучало предостережение:

«С радостными отчетами с мест можно и страну потерять!» (Воскресный вечер … 2008). Складывалось впечатление, «что сверху, как и в советские времена, спущена разнарядка на рапорты о счастье» (Костиков 2008б).

Неудивительно, что, вернувшись в страну после длительного отсутствия, А. Зиновьев обнаружил, «что везде все то же» (Зиновьев 2005).

Получается, что процесс социального развития России воссоздает матричный сценарий, о котором говорил герой известного кинофильма «Матрица»: «Знаете ли вы, что первая Матрица задумывалась как совершенный человеческий мир? Мир, где никто не страдает, где все счастливы? Это кончилось провалом… Вот почему Матрица была переконструирована …» (Жижек 2004). Можно утверждать, что постсоветская переконструированная социальная политика узнает себя в исходной советской матрице, но с одной оговоркой — переконструирование усилило цинизм и отчуждение при изготовлении производной модели.

Аузан А. Договор-2008: повестка дня : стеногр. выступления // Публичные лекции на «Полит.ру». URL: http://www.polit.ru/lectures/2006/12/18/auzan.html Ветвинский А. Почему бизнес России не финансирует оппозицию // BBCRussian.

com. URL: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/2007/rus_elecs/newsid_ 7112000/7112818.stm Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым. Эфир от 10.02.2008 (НТВ).

Выступление кандидата в Президенты РФ, первого заместителя председателя Правительства России Дмитрия Медведева на V Красноярском экономическом форуме «Россия 2008 — 2020. Управление ростом» 15 февраля 2008 г. : стеногр. URL:

http://www.medvedev2008.ru/live_press_15_02.htm Выступление Д. Медведева на заседании Совета при Президенте России по реализации приоритетных национальных проектов и демографической политике февраля 2008 г. URL: http://www.medvedev2008.ru/performanse_2008_02_28.htm Гельман В. Итоги постсоветской трансформации // Полис. ЭкстраТекст. 2007. URL:

http://www.politstudies.ru/extratext Гонтмахер Е. Социальные угрозы инерционного развития // Pro et Contra. 2007.

24 часа : информ. программа. Эфир от 17.03.2008 (РЕН ТВ).

Жижек С. Матрица: истина преувеличений / пер. с англ. А. Смирнова. 2004. URL:

http://anthropology.ru/ru/texts/zizek/matrix.html Зиновьев А. Постсоветизм : стеногр. выступления // Публичные лекции на «Полит.

ру». URL: http://www.polit.ru/lectures/2005/09/21/psizm.html Калашникова С. Сколько нас останется к 2026 году? // Новгород : гор. еженедел. газ.

2008. 27 марта.

Кожемякин В. Александр Градский. Мы опять — в империи! // АиФ. 2008.

6– 12 февр.

Костиков В. И слышно завывание волков… // АиФ. 2008а. 6–12 февр.

Костиков В. Чайники счастья // АиФ. 2008б. 9–15 апр.

Кустарев А. Золотые 1970-е — ностальгия и реабилитация // Неприкосновенный запас. 2007. № 2. URL: http://magazines.russ.ru/nz/2007/2/ku1.html Левада Ю. «Человек советский» : стеногр. выступления // Публичные лекции на «Полит.ру». URL: http://polit.ru/lectures/2004/04/15/levada.html Миронов С. Решение социальных проблем XXI века — социалистическая альтернатива : выступление на Первом Междунар. социалистическом форуме 28 ноября 2007 г. URL: http://www.spravedlivo.ru/public/first_face/202.smx Обсуждение лекции Якобсона Л. «Социальная политика: консервативная перспектива» // Публичные лекции на «Полит.ру». URL: http://polit.ru/lectures/2006/01/31/ jacobson.html Особое мнение : [беседа с Е. Гонтмахером]. Эфир от 12.02.2008 (Радио России).

URL: http://www.radiorus.ru/issue.html?iid=171591&rid= Особое мнение : [беседа с Р. Гринбергом]. Эфир от 26.03.2008 (Радио России). URL:

http://www.radiorus.ru/issue.html?iid=175695&rid= Особое мнение : [беседа с Г. Малинецким]. Эфир от 9.09.2008 (Радио России). URL:

http://www.radiorus.ru/news.html?rid=346&date=28-10-2008&id= Персона грата с Виталием Ушкановым. Эфир от 4.04.2008 (Радио России). URL:

http://www.radiorus.ru/news.html?rid=892&date=28-10-2008&id= Письмо Н. П. Смирновой, заместителя руководителя Новгородстата, Девяткину С. В. 2006. 4 авг. № ЦУ/216.

По расходам бюджета на душу населения… // Информ. агентство «Великий Новгород. ру». 2008. 8 февр.URL: www.novgorod.ru/news/29016/ Постскриптум : информ. программа А. Пушкова. Эфир от 23.03.2008 (Радио России).

Соболев Б. Плоды «просвещения» // Вести недели. Эфир от 12.10.2008 (ТВ «Россия»). URL: http://www.vesti7.ru/archive/news?id= Социально-экономическое положение Новгородской области в 2007 г. URL: http// novgorodstat.natm.ru/publopol/Forms/AllItems.aspx/ Социальные проблемы в России и их отражение в общественном сознании : стеногр. круглого стола «Экспертиза». 2007. 27 февр. // Международный фонд социально-экономических и политологических исследований (Горбачев-Фонд). URL:

http://www.gorby.ru/rubrs.asp?rubr_id= Справка Центра информационно-статистических услуг Новгородстата. 2006.

14 июня. № цч/170.

Тимофеев А. Нет ничего глупее российской гламурной тусовки : беседа с К. Шахназаровым // Волхов (Великий Новгород). 2008. № 5. URL: http://www.province.

ru/newspapers/gazeta/2/5(287)/716808.html Шигарева Ю. Писатель Валентин Распутин: «В бедности жить не грех. Грех жить в нищете и разудалом богатстве» // АиФ. 2008. № 12.

Широков Б. Гарри Каспаров: «Я не спорю с Путиным» // Волхов (Великий Новгород). 2008. 26 марта. № 13. URL: http://www.province.ru/newspapers/ gazeta/2/13(295)/733798.html Явлинский Г. «Дорожная карта» российских реформ : лекция. URL: http://www.polit.

ru/lectures/2005/06/15/yavlinsky.html Ностальгия: стратегии коммерциализации, или Советское в гламуре О. В. Шабурова Попытки определить место советского в жизни современной России становятся все более разнообразными и глубокими. От первой «болевой»

реакции отторжения, негации советского опыта мы все ближе подходим к осознанию потребности в серьезном анализе, который должен опираться на изучение собственного прошлого во взаимосвязи трех периодов:

русское, советское, российское. Острота темы, ее возрастающая актуальность связаны с проблемой идентичности советского/постсоветского человека. Линия преемственности в оформлении идентичности человека, живущего на пресловутой одной шестой части суши, полна болезненных разрывов, и разрывы эти обозначают те ментальные узлы, которые заставляют снова и снова задаваться вопросами: закончилось ли советское? преодолен или адаптирован советский опыт? утвердилась ли новая, российская идентичность?

Новая волна дискуссий рождается как реакция на укрепление («застывание») вертикали власти, поэтому сегодняшнее состояние нередко воспринимается как простое возвращение советского. Но, помимо политических признаков (призраков), многие видят в сегодняшних проявлениях советского более глубокий социально-антропологический план.

Так, например, появление первой части книжного проекта «Намедни»

Л. Парфенова стало фокусом нового, более пристального взгляда на место советского в современной России. Важна, конечно же, позиция исследователя, который после известного телепроекта «Намедни. Наша эра. 1961–2000» продолжил наблюдения и предложил формулу, соответствующую именно сегодняшней роли советского в жизни страны. По его © О. В. Шабурова, мнению, «советскость — это теперь не прежняя цивилизация, а основательница нынешней… современная Россия — это слепок советской античности» (Парфенов 2008: 43). Сравнивая свой телепроект с вышедшей книгой, автор подчеркивает, что телевизионная работа с материалом советского осуществлялась как прощание с уходящей эпохой; теперь же у него возникло ощущение, что эпоха эта никуда не ушла и «где-то со второго путинского срока, с 2004 года, стало очевидно, что российское никаким российским не является… что нынешнее российское является продолжением, развитием, а в чем-то даже повторением советского. Стало очевидно, что советское — это матрица… и мы живем в эпоху ренессанса советской античности» (Гаррос 2008). В предисловии к книге Парфенов говорит о том, что со сменой эпох странным образом не изменилась сама советская антропология, она и сегодня, по его мнению, является базовой:

«Страна справляет праздники и служит в армии, выбирает власть и смотрит телевизор, продает углеводороды и получает образование, болеет за сборные и лечится в больницах, поет гимн и грозит загранице — по-советски» [Парфенов 2009: 6]. Отдавая должное Л. Парфенову как первооткрывателю темы, первому автору, который произвел продуктивную каталогизацию советского мира, показал социально-антропологические горизонты советского, следует все же отметить, что простого повторения не бывает и сегодняшние реминисценции советского помещены в новый социально-экономический и идеологический контексты. Следует попытаться раскрыть механизмы включения советского в новую реальность, определяемую выходом России в глобальный, консюмеристский мир.

Широкое использование советской темы, прежде всего в коммерческих стратегиях, порой прямая эксплуатация ностальгии по советскому определены прежде всего стратегиями «гламуризации», а не чисто политическими задачами. При этом сам дискурс гламура оказывается идеологическим, но содержание этой идеологии по-разному и опосредованно соотносится с советским концептом и задачами современной власти. Сегодняшняя работа с советским символическим капиталом осуществляется порой очень тонкими и дорогими средствами. Нам представляется, что эффективность ностальгических технологий подтверждается даже в работе с современными потребительскими элитами, в процессе которой смыслы советского (бедного и дефицитного) и гламурного (богатого и блестящего), казалось бы, не могут соединяться. Российская действительность, однако, оказалась сложнее. Гламур как идеология успешно переработал советское, предложив удивительный формат «советское в гламуре».

Гламур в последние годы оформился как идеологический концепт, поскольку именно в дискуссиях об этом феномене сконцентрировались аксиологические поиски современного российского общества. Основа новой аксиологической системы — жесткая модель успеха как потребления, мобилизационный и тотальный потенциал денег, философия гедонизма в утверждающемся формате консюмеристского общества. Гламур, внутренне нагруженный данными основаниями, разворачивает свои стратегии в визуальном дискурсе успешности индивида, ярко демонстрирует семиотику успеха. Через стадии и формы потребления разворачиваются (в бесконечной демонстрации) новые образы субъектности индивида. Важным является то, что визуальный дискурс гламура скрывает социальную историю успеха, подобно тому, как реклама скрывает социальную историю вещей, — эта логика развернута в исследованиях Ж. Бодрийяра [1995]. Раскрывая механизмы действия рекламы, Бодрийяр дает нам инструмент и для объяснения того, почему гламур исключает смерть, болезнь, страдание, тяготы труда. В гламурном дискурсе труд и производство исчезают, лишь потребление тотально в своих репрезентациях. И это, несомненно, идеологическая позиция. Это есть то, что раньше называли «лакировкой действительности». Гламур предстает как тотальное симуляционное пространство. Повсеместность и тотальность гламура в современном российском социальном пространстве захватывает все уровни социальности и субъектности — от официоза и власти, через светскую жизнь поп-звезд и всю звездную индустрию к «гламуру для бедных». В современном российском обществе практически не остается топосов вне гламура. «Огламуривается» буквально все — церковь, завод, школа. Базовым оказывается не вопрос «как мы зарабатываем?» (и тем более — «как мы работаем?»), а тренд «как мы тратим?». В потребительской рамке идентичности (и персональной, и групповой) перерабатывается и ближайшее прошлое — общее советское детство и юность, весь символический ряд еще близкого советского мира.

Подтверждение тотальности гламура — использование советских тем и символов не только в производстве и репрезентации массовых потребительских потоков, но и для введения концептов советского в потребительский сегмент «luxury», в нишу роскоши. Одним из ярких примеров такой стратегии является новый ювелирный бренд «Gourji».

Философия бренда заявлена весьма претенциозно: бренд актуально переосмысляет евразийский культурно-исторический контекст, где Россия является плавильным котлом сотен культур. Формулируется позиция, пафосно обозначенная как «миссия бренда»: Миссия марки Gourji — создать новую роскошь, опираясь на достижения отечественной культуры разных веков… Проект глубоко патриотичен. Отказ от идеологических клише и акцент на изучение художественных форм позволяет позитивно оценить историю страны, осознать свое место в мире и подчеркнуть собственную индивидуальность (http//www.

gourji.com). И что же это за продукт, воплотивший столь грандиозную задачу? Продуктом, предложенным данной фирмой элитному сегменту ювелирного рынка, оказываются две коллекции мужских запонок под многозначительными названиями «Безусловные знаки» и «Сокровища подземелья». Обе линии работают с базовыми символами советской идеологии и мифологии. Так, коллекция запонок «Сокровища подземелья» эксплуатирует знаменитую советскую символику, обширно представленную в оформлении московского метро. В тексте это сформулировано так: Запонки коллекции “Сокровища подземелья” поэтизируют столичную гордость — Московский метрополитен (Там же). Здесь представлены запонки «Плафон» (элемент оформления станции «Таганская»), «Колосья», «Снопы». Линия запонок «Безусловные знаки»

практически полностью воспроизводит базовые символы советскости.

Это знак «Специалист первого класса», знак качества, запонки «Звезда», знак ГТО, значок «Миру — мир!», «Крылья» — знак выпускника Военной школы летчиков, знак «Спутник», пионерский значок и даже октябрятская звездочка. Сегодня эти символы советской жизни выполнены из дорогих материалов, действительно эксклюзивны (лимитированное количество по 111 экземпляров для каждой модели с индивидуальным номером на ножке запонки). Цена ювелирных раритетов — от 70 до тысяч рублей. Тексты, сопровождающие презентацию запонок, поражают семантическим разломом: соединение гламурного и советского дискурсов кажется бывшему советскому человеку невероятным, в этом оксюмороне он может усмотреть едкую постмодернистскую иронию.

Дополним примеры:

Запонки «Звезда» предлагаются из розового золота, из белого золота, из белого золота с изумрудами, из белого золота с рубинами, из белого золота с сапфирами.

Запонки «Всегда готов!» — желтое золото 18 карат с отделкой эмалью. Производство на ювелирном заводе в Валенце — центре ювелирного искусства Италии. За основу модели взят пионерский значок образца года. В центре пятиконечная звезда из многослойной эмали с девизом «Всегда готов!». Три языка пламени из алой эмали — знак нерушимого единства поколений и символ Коминтерна. Цена: 69 000 руб.

Запонки «Бухарская республика» — за основу дизайна взят знак отличия Таджикской ССР (1924), который давался за участие в разгроме басмачества… Цена: 93 000 руб.

Запонки «Миру — мир!» — за основу дизайна взят значок 50-х годов ХХ века «Рабочий и колхозница», созданный в стилистике эталона социалистического реализма — знаменитой скульптуры В. Мухиной. Долгие годы этот символ единения труда и равенства между мужчиной и женщиной в Стране Советов стоял напротив главного входа на ВДНХ. Выполненный из специальной стали, он был выдающимся достижением металлургии и конструкторской мысли. В отличие от знаменитой скульптуры запонки выполнены из желтого золота 750-й пробы и эмали. Цена: 95 000 руб. (http://www.

gourji.com).

Представление всех без исключения советских символов в границах семантически и аксиологически конфликтных синтагм вызывает реакцию удивления и, быть может, неприятия, возмущения. Возникает также вопрос об авторских правах. Ведь известно, что по поводу советских брендов — от шоколада «Аленка» до папирос «Беломор», от «Советского шампанского» до знаменитой гайдаевской троицы — идут нескончаемые бои. Как решала эти вопросы марка «Gourji», неизвестно. Скорее всего производители не задумывались над проблемой заимствования, рассматривая порой советские символы как эффектную упаковку. Подтверждением тому кажется нам рекламное предложение запонок под названием «Ангел Октября». Изображается та самая октябрятская звездочка, но с «изюминкой». Товар представлен следующим образом: Эта модель — стилизованная реплика октябрятского значка, где маленького Ильича сменил лукавый, грозящий пальчиком Амур — образ, созданный Э. Фальконе для украшения будуара маркизы Помпадур. Запонки выполнены из желтого золота с перламутровой и рубиновой эмалью. Цена: 86 110 руб.

(Там же).

Из приведенных примеров мы видим, что «гламуризация» подавляет советское, выхолащивает культурное содержание, десакрализует идеологические символы. Консюмеристская стратегия оказалось способной переработать инокультурный материал, а использование ностальгического мифа с успехом коммерциализиривало пространство чувств и переживаний советского/постсоветского человека. Реконструкция советского в гламурном формате само советское представляет в не свойственной, даже чуждой ему природе. Рождается новая формула: «советское — значит буржуазное». Именно с таким названием вышла статья М. Орловой, посвященная анализу художественного рынка. Автор статьи, отмечая стремительный рост продаж искусства соцреализма, подчеркивает:

«Эпитет “советский” сегодня в глазах многих ценителей прекрасного утратил свою негативную идеологическую ауру и все больше ассоциируется с ностальгическим уютом буржуазности. Это когда вид из окна на кремлевские звезды, радиоприемник отделан красным деревом, в серванте хрусталь, домработница несет в столовую супницу, а на стене — мастеровитый натюрморт с сиренью» (Орлова 2007: 17). Эти стратегии сегодня видны не только на арт-рынке, они активно разворачиваются и в более масштабных секторах российского бизнеса. Ярким, успешным (а потому и наиболее показательным) предстает проект «ГУМ».

Знаменитый московский магазин имеет богатую историю. Появившись в сердце Москвы, на Красной площади, он всегда воспринимался как символ. Зеркальное расположение по отношению к главному символу русской/советской/российской власти — Кремлю с неизбежностью погружало ГУМ в сложное семантическое поле, где его собственные, «простые» значения, получали дополнительную нагрузку и менялись в соответствии с трансформациями власти. Так, до революции ГУМ был символом богатой купеческой Москвы, в советские годы (заново как магазин был открыт в 1953 году, и это отдельная история) он, конечно же, стал символом процветания советского народа, витриной советской жизни, а теперь это символ «роскошного и свободного» потребительского общества, сложившегося в постсоветской России.

Самым удивительным оказывается то, что успех сегодняшнего, «буржуазного» ГУМа связан с определенной имиджевой политикой, опирающейся на ностальгию по советскому. Являясь площадкой для более чем 50 знаменитых западных брендов (с опорой прежде всего на легендарные итальянские марки), ГУМ при этом оформляется как пространство советского детства, цельно и стильно отыгрывая все его символические ресурсы.

Используя исторический ресурс здания, компания «Bosco di ciliegi», владеющая ГУМом, не только выстроила последовательную цельную стратегию оформления пространства, но и сумела создать и закрепить определенный тип практик, соединяющих в себе и потребительские режимы, и некие социально-культурные ритуалы, включая деятельность по группообразованию (речь идет о создании синтезирующего формата для научения элиты определенной культуре потребления). И в оформлении ГУМа, и во множестве разрабатываемых культурных и околоспортивных акций, и в светской политике (назовем ее «светское советское») последовательно реализуется программа коммерциализации ностальгии по советскому.

Так, новогоднее оформление здания (рубеж 2007–2008 годов) в стиле советской детской елки с огромными дизайнерскими объектами в виде советских елочных игрушек по всему пространству; сама елка, украшенная советскими новогодними открытками; уникальные витрины с бытовыми картинками, представляющими новогоднюю жизнь советских людей; соответствующее оформление катка на Красной площади — все это стало началом новой моды в социальном дизайне. Достаточно сказать, что уже в следующем Новом году подобный стиль оформления был воспроизведен в организации таких пространств, как аэропорт «Домодедово» и телевизионное межпрограммное пространство Первого канала (тема советских открыток и новогодних гирлянд с флажками). Сам же ГУМ «продвинулся в теме»: новогоднее оформление здания и катка на рубеже 2008–2009 годов было концептуально названо «Добрый космос».

Советские мультяшные картинки с девочками и собачками в скафандрах неожиданно точно связались с темой космоса, ставшей в этот момент культурным контрапунктом в осмыслении советского (спектакль Робера Лепажа «Обратная сторона Луны», фильмы А. Учителя «Космос как предчувствие» и А. Германа мл. «Бумажный солдат» и др.).

Став, по сути, культурной институцией, ГУМ как «лицо» и основная площадка компании «Bosco» осуществил оформление определенBosco»»

ного слоя элиты. В череде различных мероприятий компания постоянно конструирует рамку для коллективных воспоминаний, организует контекст для «реанимации» эмоций, впечатлений и ощущений советского детства. Так, на традиционном фестивале искусств «Черешневый лес»

проводится субботник, во время которого элита в советских стилизованных одеждах (пионерские галстуки или соломенные шляпы 50-х, например) что-либо дружно сажает. Или собирается, скажем, на светскую вечеринку, посвященную выходу фильма «Стиляги», в соответствующем антураже, сплавленном из духа места, музыки, нарядов и танцев. Или же масштабно отмечается знаковая дата — 50-летие Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. ГУМ проводит для своих гостей стилизованный праздник-карнавал и открывает кафе «Фестивальное».

Стоит всмотреться, что написано вместо известных политических девизов и лозунгов внутри знаменитой фестивальной ромашки — теперь это не призыв «За мир и дружбу!», а, скажем, «За блеск и шик!», «За вкус и здоровье!», «За гель и расческу!» и др. Все это на самом деле оказывается грандиозной промо-акцией открытия магазина парфюмерии и косметики «Артиколи». Памятная дата — лишь рамка, в которой отыгрывается другое событие — открытие после реставрации легендарного фонтана ГУМа, а магазин «ГУМ Артиколи Фонтан» как раз здесь и располагается. На празднике присутствуют представители сотен парфюмерно-косметических брендов из разных стран. Как видим, советская идеологема «дружба народов» переплавляется в консюмеристскую форму, а ностальгический формат снова служит «эффективным продажам».

Другая важная советская тема, аккумулирующая позитивные эмоциональные коннотации, это спорт. ГУМ в своей имиджевой политике пользуется этим символическим ресурсом в полной мере. И опять-таки это многофигурная комбинация, в которую входят несколько масштабных линий. Каток и фигурное катание — здесь сходятся авторитет советского фигурного катания и масштабная реанимация этой темы телеканалами. Использование славных традиций и побед советского хоккея — ГУМ в декабре 2006 года провел на своем катке товарищеский матч между командами сборной звезд СССР и сборной мира, посвященный 60-летию отечественного хоккея и 50-летию первой победы сборной СССР на Олимпийских играх 1956 года. И, наконец, компания «Bosco» отмечена активным участием в олимпийских делах: уже неBosco» »

сколько лет она предоставляет экипировку для олимпийских сборных России и организует работу Русского дома в олимпийских столицах.

В этих проектах отчетливо просматривается работа с ностальгическими конструктами. Так, скажем, в 2008 году российские участники Олимпиады в Пекине были одеты в стиле советских 60-х, воплощая этакий хрущевский образ (косоворотки с пиджаками). Талисман российской сборной Чебурашка (он давно стилизован и используется в оформлении ГУМа — например, как елочное украшение) превратился в неведомого гламурного зверя.

Особого разговора заслуживает конструирование гастрономической ностальгии в ГУМе. Прекрасно понимая значение телесной памяти (вкусов, звуков, запахов), создатели проекта «ГУМ» с особой тщательностью и поразительным креативом работают над организацией питания (вспомним советское слово «общепит»). Три заведения воспроизводят атмосферу советского гастрономического мира: кафе «Фестивальное» (отсылка к фестивалю 1957 года — соответственно предлагается кухня народов мира), «Столовая № 57», аутентично советская по дизайну и меню, знаменитый «Гастроном № 1».

«Столовая № 57» — столы с клеенкой среди мраморных колонн; плакаты типа Помоги, товарищ, нам, убери посуду сам или Лучшая диета — сочная котлета; настоящий автомат для газировки и соки в конусах с краниками; здоровая, простая, качественная еда. Известный ресторанный критик Д. Цивина отмечает, что публика реагирует на предложенные правила игры с восторгом. Посетители — от работников Кремля до гламурных дамочек, утомившихся в бутиках, — уходят с ностальгическим вздохом. Но «мало кто задумывается о том, что победная “реставрация” тех самых старых времен могла произойти только в новой жизни, где котлеты делают из мяса, кисель — из ягод, пюре — из картошки… что в “старые добрые времена” ни о каком обеде за такую цену на Красной площади по эту сторону Кремля никто и помышлять не мог…» (Цивина 2008: 19).

Способность сконструировать границы и «режимы» ностальгирования таким образом, чтобы создать атмосферу общего переживания и на основе этого внедрить и закрепить определенные потребительски-поведенческие практики отчетливо проявилась при реализации проекта «Гастроном № 1».

Показательной в этом отношении стала акция открытия «Гастронома № 1». Гастроном уже работал, но церемонию его открытия приурочили к празднику 8 Марта. В ночь с 7 на 8 марта 2008 года в ГУМе состоялось мероприятие под названием «Ночь любимых цен». Сотни именитых гостей проходили по талончикам (привет советской очереди), в которых обозначалось время прохода в магазин. При входе приглашение обменивалось на 15 советских рублей, а в глубине магазина поджидали роскошные прилавки с товарами по советским ценам. На входе (и потом в магазине) образовалась сумасшедшая давка. А. Колесников так и написал — люди «ломились» (опять советский пассаж): «…знаменитые актеры, музыканты, бизнесмены и политики, потеряв стыд, ломились в гастроном… Раньше всего закончился торт “Киевский”, а самой длинной была очередь за водкой по 3.62 и 4.12… А ведь это были современные успешные люди, и рядом лежали прекрасные продукты и вина более чем 100 эксклюзивных поставщиков из Италии…Это были люди, которые никак не могли жалеть о том, что советское время прошло…» (Колесников 2008: 21). Общность ностальгического переживания в контексте негативных, казалось бы, значений (реанимация эмоций людей, стоявших в советской очереди), даже у гламурной публики раскрыла потенциал коллективной памяти, позволила сконструировать коллективное эмоциональное состояние и управлять им. Так механизм воссоздания общности переживания становится инструментом в коммерческих стратегиях.

«Меня так зажали со всех сторон, — пишет далее Колесников, — что я в отчаянии поднял глаза наверх. Я увидел главу компании “Боско” Михаила Куснировича, который стоял в лестничном переходе с первой на вторую линию ГУМа, прямо над нами, на втором этаже, и демонстративно наслаждался происходящим. Он добился, чего хотел. Он сделал с этими людьми то, чего нельзя купить за деньги. Он владел их страстями. И ему оставалось сказать в мегафон только то, что он сказал: — Уважаемые покупатели! Соблюдайте организованность и порядок! Среди вас находятся женщины и дети, люди пожилого возраста!»

(Колесников 2008: 22). Потом он выступил в роли «волшебника в голубом вертолете» и дарил всем знаменитое гумовское эскимо.

Центральный артефакт в этом действе — грандиозная пирамида из легендарных советских продуктов, которая была возведена на основании метафизического центра всего пространства ГУМа — на фонтане (до этого здесь располагалась та самая советская елка со знаковыми игрушками и советскими новогодними открытками). Высота пирамиды достигала почти четырех метров, по уровням располагались уже почти забытые трехлитровые банки с соками, тушенка, чай «со слоном» и др. Компоненты сооруженной пирамиды: тушенка — 2 500 банок; сгущенка — 2 500 банок;

сок — 14 банок; сахар рафинад — 120 пачек; горчица и аджика — 200 банок; макароны — 50 килограммов; консервы (сайра, нерка, горбуша, салат из морской капусты) — 2 400 банок; мука — 200 пакетов по 2 килограмма; мед — 120 туесков; индийский чай — 300 пачек; печенье «Юбилейное» — 300 пачек; зефир — 112 коробок; тульские пряники — 48 коробок;

портвейн «Агдам» — 70 бутылок (http://www.gum.ru/news/id/123).

Симбиоз советского и современного буржуазного (гламурного) с тонкой иронией (если не сказать жестче) обосновывался в «программном заявлении» ГУМа: Возродился магазин с учетом потребностей современного человека в живых лобстерах, французских сырах, калифорнийской клубнике и тайских манго, но, наряду с этими недавно полюбившимися лакомствами, в ГУМе снова можно купить такие известные каждому русскому человеку продукты, как индийский чай в желтых коробках «со слоном», консервированные соки в трехлитровых банках, тушенку, кильку, салат из морской капусты и многое другое (Там же).

Попадая в сегодняшний ГУМ, мы становимся объектом тонкой и профессиональной работы с нашим коллективным бессознательным.

Звуки (постоянный фон — мягкое ретро 50-х), запахи, картины — все выстраивается в целостную композицию, и «память тела» в этом пространстве (Если вы потерялись, встречайтесь в центре зала у фонтана) чутко откликается на все эти призывы.

Вторичная дискурсивная переработка советского — оформление его шикарной (буржуазной) рамой — сводит на нет собственно идеологический потенциал советского и укрепляет идеологический посыл гламура.

В такой ностальгической переработке богатая ре-конструкция советского оказывается его де-конструкцией. «Управление памятью» в столь сложном формате позволяет использовать ностальгию для «эффективных продаж», и такая ностальгия абсолютна не опасна. Вспомним, что в дискуссии о ностальгии по советскому преобладают голоса, озабоченные возможной политической реставрацией. Но коммерциализированная ностальгия, предельно залакировав реальное советское (советское в гламуре предстает как «зефир в шоколаде»), не только не зовет в прошлое, но, напротив, демонстрирует, что туда возврата нет. Мы уже показывали ранее, что механизм развития ностальгии построен как переход от необратимого прошлого к будущему [Шабурова 1996]. Не случайно идеолог ностальгической стратегии ГУМа М. Куснирович в многочисленных интервью при ответе на вопрос «Почему вы эксплуатируете советскую эстетику при продаже товаров класса люкс?» последовательно отстаивает позицию человека будущего, а не прошлого. «С идеологией социализма здесь ничего общего — я человек не прошлого, я человек будущего. Но будущее без “сегодня” и без “вчера” — нечестное», — отмечает М. Куснирович (Я человек будущего … 2008: 14 ). А по поводу «эксплуатации» советской темы отвечает: «Эксплуатировать невыгодно — ни людей, ни идеи. Выгодно акцентировать воспоминания… Если ностальгия работает, почему бы ее не использовать? В ГУМе мы открыли “Столовую № 57”. Покупательницы с сумками Louis Vuitton и Moschino выстраиваются в очереди с подносами, чтобы пообедать за 257 рублей. В комплексный обед входит салат, суп, второе и компот. В меню очень популярны сырники…. У нас есть ностальгическая столовая, а есть футуристический магазин Bosco на Новом Арбате: огромное пространство, оформленное Каримом Рашидом. И я этими двумя проектами горжусь в равной степени» (Лунина 2008).

Успешность «огламуренного» советского еще отчетливее видна в противопоставлении аутентичному советскому, сохранившемуся в последних социальных «щелях». Аргументом от противного станет для нас другой не менее знаковый и знаменитый советский магазин — «Детский мир». Весной 2008 года, незадолго до прощания с «Детским миром» (культурная общественность долго вела битву за сохранение творения А. Душкина, но не добилась результата), я зашла туда в последний раз. На фоне преображенного ГУМа это пространство воспринималось как простодушный и бедный «совок». Да, можно было умиляться уникальному старому эскалатору, легендарному центральному залу с игрушками, вспоминать, как лет двадцать назад везла отсюда ребенку через всю страну глобус и дефицитные диафильмы. На последнем этаже обнаружилась абсолютно не изменившаяся советская столовка, где без всяких стилизаций наливали компот в чудом сохранившиеся граненые стаканы. По иронии судьбы заведение называлось «Кафе “Ностальгия”», но ностальгии при этом не возникало… Следуя идеям М. Хальбвакса, мы пытались показать, что коллективная память является предметом социального и культурного конструирования, а понятие «рамка» помогает раскрыть механизмы производства памяти через определенным образом организованное пространство и заданные параметры коммуникации в настоящем, здесь и сейчас. Уместно будет вспомнить о категории «презентизм», которая также подчеркивает, что определенные «режимы историчности» (соответственно и «политики памяти») задаются в точке настоящего и отвечают его интересам [Артог 2008].

Представленные нами материалы позволяют продемонстрировать, что память не есть сумма воспоминаний отдельных людей, она оформляется в становлении и развитии определенных практик воспоминания, она «конституирует систему общественных конвенций, в рамках которой мы придаем форму нашим воспоминаниям» [Гири 2005: 116]. В новейших коммерческих проектах прослеживается технология создания рамки для оформления коллективной памяти, а «режим историчности», задаваемый здесь для организации коллективных воспоминаний, определен логикой коммерческих интересов субъекта политики памяти. Ностальгия в этом случае оказывается продуктом конструирования, которое разворачивается с позиций базовой идеологемы сегодняшнего дня — дискурса потребления.

Гаррос А. Бог мелочей : интервью с Л. Парфеновым // Эксперт. 2008. № 45. URL:

http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/45/bog_melochei/ Колесников А. Кассовый сбор гостей. Как открывался Гастроном № 1 в ГУМе // КоммерсантЪ Weekend. 2008. 28 марта.

Лунина Л. Все дело в форме : глава компании «Bosco di ciliegi» об Олимпиаде в Пекине, Пушкинском музее, бизнес-школе «Сколково» и итальянской овце // Ведомости. 2008. 1 авг.

Орлова М. Советское — значит буржуазное // КоммерсантЪ Weekend. 2007. 7 дек.

Парфенов Л. Книга без перемен // Афиша. 2008. № 21.

Цивина Д. Back in the USSR // КоммерсантЪ Weekend. 2008. № 13.

Я человек будущего: 19 вопросов Михаилу Куснировичу // Forbes. 2008. № 4.

Советская эпоха в современном интернет-пространстве:

проблематизация коллективной идентичности поколения тридцатилетних Н. С. Смолина Сегодня российское общество вовлечено в процесс масштабной рефлексии по поводу советского прошлого. Отношение к недавнему прошлому у постсоветского человека довольно противоречиво: советское наследие либо отвергается, либо становится предметом ностальгического умиления. В постсоветском обществе, как в любом обществе переходного типа, проблематизируется коллективная идентичность человека:

именоваться «советским» человек не может, но, что стоит за идентификационной моделью «россиянин», никто не знает (четких контуров и идентификационных ориентиров не сформулировано, несмотря на то что в интеллектуальной среде существует определенный социальный заказ на выработку оснований российской коллективной идентичности; об этом неоднократно говорили политики и представители Администрации Президента РФ*).

В российском гуманитарном дискурсе теоретической рамкой для исследования советской эпохи сегодня во многом является категория «идентичность», которая как, своеобразный индикатор, фиксирует и незавершенность перехода от «советского» к «российскому», и приметы советской эпохи на постсоветском пространстве. Современные условия российской действительности требуют от социальных философов анализа как самого «советского», так и постепенно оформляющегося «российского». Категория «идентичность» становится методологическим * Подобные посылы власти российским гуманитариям легко прочитываются в выступлениях Владислава Суркова и в его концепции «суверенной демократии» [Сурков 2007].

© Н. С. Смолина, основанием подобных исследований. Установив рамки и содержание советской коллективной идентичности и зафиксировав переходные формы, российские ученые смогут продолжить поиски в плоскости сравнения советской коллективной идентичности и российской. Структура и содержание последней пока не получили должной интерпретации в научном дискурсе, в отличие, например, от политического дискурса, где конструкт «российская идентичность» наполнен определенным актуальным содержанием. Наконец, именно теория идентичности в настоящее время может обрести объяснительную функцию, направленную на характеристику самоопределения отношения к советскому прошлому и интеллектуального сообщества, и постсоветского общества в целом.

Постсоветский человек, оказавшись в условиях трансформирующегося общества и лишившись привычных ориентиров в социальной реальности, вынужден в новых условиях выстраивать собственное представление о коллективной идентичности. Социальные философы и социологи отмечают кризис идентичности и сопутствующее ему чувство ностальгии по ушедшему времени (где «все просто и понятно», все основания и составляющие коллективной идентичности известны). Кризис идентичности вызван «коллективной травмой», возникшей в связи с распадом советской империи*. Первым признаком социальной травмы было доминирующее негативное отношение к советскому прошлому.

Описываемый кризис коллективной идентичности заключался в том, что человек утратил привычный образ жизни, изменилась система социальных связей, появились новые социальные институты, в результате чего человек оказался в ценностной пустоте, которую надо было чемто заполнять. Поначалу образовавшаяся лакуна заполнялась отрицанием советского прошлого, попыткой вытеснить это прошлое из памяти.

В первые годы после распада СССР реакция бывших советских граждан сводилась прежде всего к критике советского режима. В представлении постсоветского человека 1990-х годов, советский период — это перерыв в истории России, аномалия социально-исторического развития. По словам А. И. Солженицына, «весь ХХ век жестоко проигран нашей страной:

достижения, о которых трубили, все — мнимые. Из цветущего состояния мы отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище» [Солженицын 1991: 26]. Подобная критика определила на время характер и структуКризис идентичности постсоветского человека был проанализирован такими современными российскими исследователями, как Ю. А. Левада [2000], С. Бойм [2002], Л. Д. Гудков [2004], Н. Н. Козлова [2005], Б. В. Дубин [2007], Л. Горалик [2007] и др.

ру коллективной идентичности постсоветского человека. Как отмечает Л. Д. Гудков, «в 1991 году 57 % опрошенных были согласны с тем, что в результате коммунистического переворота страна оказалась на обочине истории, что ничего, кроме нищеты, страданий, массового террора, людям она не принесла» [Гудков 2004: 147]. Однако негация, отрицание прошлого в этом случае свидетельствует еще и об отсутствии средств интерпретации советского опыта. Объясняется это в значительной степени тем, что «массовое сознание некоторое время пребывало в состоянии коллективной дезориентированности и мазохизма, ущемленности, предельно низкой коллективной самооценки» [Там же]. Подобное отрицание не сопровождалось переоценкой прошлого, рефлексией. Выражаясь словами Т. А. Кругловой, «советское» либо отбрасывается («советское»

как порча, которая деформировала подлинную национальную основу, разрушила преемственность отечественной традиции, увела от истоков), либо эстетизируется (как, например, в проектах «Намедни», «Старые песни о главном», «Старая квартира») [Круглова 2005: 11].



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 6 |


Похожие работы:

«МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ КОЗЬМЫ МИНИНА В.Т. Захарова ИМПРЕССИОНИЗМ В РУССКОЙ ПРОЗЕ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА Монография Нижний Новгород 2012 Печатается по решению редакционно-издательского совета Нижегородского государственного педагогического университета имени Козьмы Минина УДК ББК 83.3 (2Рос=Рус) 6 - 3-...»

«Академия наук Грузии Институт истории и этнологии им. Ив. Джавахишвили Роланд Топчишвили Об осетинской мифологеме истории Отзыв на книгу Осетия и осетины Тбилиси Эна да культура 2005 Roland A. Topchishvili On Ossetian Mythologem of history: Answer on the book “Ossetia and Ossetians” Редакторы: доктор исторических наук Антон Лежава доктор исторических наук Кетеван Хуцишвили Рецензенты: доктор исторических наук † Джондо Гвасалиа кандидат исторических наук Гулдам Чиковани Роланд Топчишвили _...»

«Sidorova-verstka 7/15/07 2:08 PM Page 1 М.Ю. Сидорова ИНТЕРНЕТ-ЛИНГВИСТИКА: РУССКИЙ ЯЗЫК. МЕЖЛИЧНОСТНОЕ ОБЩЕНИЕ Издание осуществлено по гранту Президента Российской Федерации МД-3891.2005.6 Издательство 1989.ру МОСКВА 2006 Sidorova-verstka 7/15/07 2:08 PM Page 2 УДК 811.161.1:004.738.5 ББК 81.2 Рус-5 С 34 Издание осуществлено по гранту Президента Российской Федерации МД-3891.2005. Сидорова М.Ю. С 34 Интернет-лингвистика: русский язык. Межличностное общение. М., 1989.ру, 2006. Монография...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Амурский государственный университет Биробиджанский филиал РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ Монография Ответственный редактор кандидат географических наук В. В. Сухомлинова Биробиджан 2012 УДК 31, 33, 502, 91, 908 ББК 60 : 26.8 : 28 Рецензенты: доктор экономических наук, профессор Е.Н. Чижова доктор социологических наук, профессор Н.С. Данакин доктор физико-математических наук, профессор Е.А. Ванина Региональные процессы современной...»

«Е.Е. ЧЕПУРНОВА ФОРМИРОВАНИЕ, ВНЕДРЕНИЕ И ПРИМЕНЕНИЕ ПРОЦЕССОВ СИСТЕМЫ МЕНЕДЖМЕНТА КАЧЕСТВА ПРЕДПРИЯТИЯ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ОРГАНИЧЕСКОЙ ПРОДУКЦИИ Тамбов Издательство ГОУ ВПО ТГТУ 2010 Министерство образования и науки Российской Федерации Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Тамбовский государственный технический университет Е.Е. ЧЕПУРНОВА ФОРМИРОВАНИЕ, ВНЕДРЕНИЕ И ПРИМЕНЕНИЕ ПРОЦЕССОВ СИСТЕМЫ МЕНЕДЖМЕНТА КАЧЕСТВА ПРЕДПРИЯТИЯ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ОРГАНИЧЕСКОЙ...»

«ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ    Уральский государственный экономический университет              Ф. Я. Леготин  ЭКОНОМИКО  КИБЕРНЕТИЧЕСКАЯ  ПРИРОДА ЗАТРАТ                        Екатеринбург  2008  ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ Уральский государственный экономический университет Ф. Я. Леготин ЭКОНОМИКО-КИБЕРНЕТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ЗАТРАТ Екатеринбург УДК ББК 65.290- Л Рецензенты: Кафедра финансов и бухгалтерского учета Уральского филиала...»

«М.Ж. Журинов, А.М. Газалиев, С.Д. Фазылов, М.К. Ибраев ТИОПРОИЗВОДНЫЕ АЛКАЛОИДОВ: МЕТОДЫ СИНТЕЗА, СТРОЕНИЕ И СВОЙСТВА М И Н И С Т Е РС Т В О О БРА ЗО ВА Н И Я И Н А У КИ РЕС П У БЛ И К И КА ЗА Х СТА Н ИНСТИТУТ ОРГАНИЧЕСКОГО КАТАЛИЗА И ЭЛЕКТРОХИМИИ им. Д. В. СОКОЛЬСКОГО МОН РК ИНСТИТУТ ОРГАНИЧЕСКОГО СИНТЕЗА И УГЛЕХИМИИ РК М. Ж. ЖУРИНОВ, А. М. ГАЗАЛИЕВ, С. Д. ФАЗЫЛОВ, М. К. ИБРАЕВ ТИОПРОИЗВОДНЫЕ АЛКАЛОИДОВ: МЕТОДЫ СИНТЕЗА, СТРОЕНИЕ И СВОЙСТВА АЛМАТЫ ылым УДК 547.94:547.298. Ответственный...»

«А.Ф. Меняев КАТЕГОРИИ ДИДАКТИКИ Научная монография для спецкурса по педагогике в системе дистанционного обучения студентов педагогических специальностей Второе издание, исправленное и дополненное. Москва 2010 ББК УДК МРецензенты: Заслуженный деятель науки РФ, доктор педагогических наук, профессор Новожилов Э.Д. Доктор педагогических наук, профессор Деулина Л.Д. Меняев А.Ф. Категории дидактики. Научная монография для спецкурса по педагогике в системе дистанционного обучения для студентов...»

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ АКАДЕМИЯ УПРАВЛЕНИЯ И ЭКОНОМИКИ В. А. КУНИН УПРАВЛЕНИЕ РИСКАМИ ПРОМЫШЛЕННОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА (ТЕОРИЯ, МЕТОДОЛОГИЯ, ПРАКТИКА) Монография Санкт-Петербург 2011 УДК 330.4 ББК 65я6 К 91 Рецензенты: доктор экономических наук, профессор М. Ф. Замятина доктор экономических наук, профессор М. И. Лисица Кунин В. А. К 91 Управление рисками промышленного предпринимательства (теория, методология, практика). — СПб.: Изд-во Санкт-Петербургской академии управления и экономики, 2011. —...»

«РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ НАУК ГОСУДАРСТВЕННОЕ НАУЧНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВСЕРОССИЙСКИЙ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ОРГАНИЗАЦИИ ПРОИЗВОДСТВА, ТРУДА И УПРАВЛЕНИЯ В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ (ГНУ ВНИОПТУСХ) Е.П. Лидинфа СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ОРГАНИЗАЦИИ РЫНКА СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ПРОДУКЦИИ (на примере Орловской области) Монография Москва 2006 УДК 631. 115 ББК 65.32-571 В 776 Рецензенты: Старченко В.М., д.э.н., профессор, зав. отделом ГНУ ВНИЭТУСХ РАСХН Головина Л.А., к.э.н., зав. отделом ГНУ...»

«Экономика налоговых реформ Монография Под редакцией д-ра экон. наук, проф. И.А. Майбурова д-ра экон. наук, проф. Ю.Б. Иванова д-ра экон. наук, проф. Л.Л. Тарангул ирпень • киев • алерта • 2013 УДК 336.221.021.8 ББК 65.261.4-1 Э40 Рекомендовано к печати Учеными советами: Национального университета Государственной налоговой службы Украины, протокол № 9 от 23.03.2013 г. Научно-исследовательского института финансового права, протокол № 1 от 23.01.2013 г. Научно-исследовательского центра...»

«РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ В. Д. Бордунов МЕЖДУНАРОДНОЕ ВОЗДУШНОЕ ПРАВО Москва НОУ ВКШ Авиабизнес 2007 УДК [341.226+347.82](075) ББК 67.404.2я7+67ю412я7 Б 82 Рецензенты: Брылов А. Н., академик РАЕН, Заслуженный юрист РФ, кандидат юридических наук, заместитель Генерального директора ОАО Аэрофлот – Российские авиалинии; Елисеев Б. П., доктор юридических наук, профессор, Заслуженный юрист РФ, заместитель Генерального директора ОАО Аэрофлот — Российские авиалинии, директор правового...»

«ГБОУ ДПО Иркутская государственная медицинская академия последипломного образования Министерства здравоохранения РФ Ф.И.Белялов Лечение болезней сердца в условиях коморбидности Монография Издание девятое, переработанное и дополненное Иркутск, 2014 04.07.2014 УДК 616–085 ББК 54.1–5 Б43 Рецензенты доктор медицинских наук, зав. кафедрой терапии и кардиологии ГБОУ ДПО ИГМАПО С.Г. Куклин доктор медицинских наук, зав. кафедрой психиатрии, наркологии и психотерапии ГБОУ ВПО ИГМУ В.С. Собенников...»

«МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФГБОУ ВПО УДМУРТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ БИОЛОГО-ХИМИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ КАФЕДРА ЭКОЛОГИИ ЖИВОТНЫХ С.В. Дедюхин Долгоносикообразные жесткокрылые (Coleoptera, Curculionoidea) Вятско-Камского междуречья: фауна, распространение, экология Монография Ижевск 2012 УДК 595.768.23. ББК 28.691.892.41 Д 266 Рекомендовано к изданию Редакционно-издательским советом УдГУ Рецензенты: д-р биол. наук, ведущий научный сотрудник института аридных зон ЮНЦ...»

«Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия (СибАДИ) П.И. Фролова ФОРМИРОВАНИЕ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ГРАМОТНОСТИ КАК ОСНОВА РАЗВИТИЯ УЧЕБНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ СТУДЕНТОВ ТЕХНИЧЕСКОГО ВУЗА В ПРОЦЕССЕ ИЗУЧЕНИЯ ГУМАНИТАРНЫХ ДИСЦИПЛИН Монография Омск СибАДИ УДК ББК 81. Ф Научный редактор С.А. Писарева, д-р пед. наук, проф. (РГПУ...»

«ИНСТИТУТ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА Ю.С. Кудряшова ТУРЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ИСТОРИЯ, ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ Москва 2010 Научное издание Ю.С. Кудряшова ТУРЦИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ИСТОРИЯ, ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ М., 2010. 364 стр. Ответственный редактор к.э.н. А.Н. Голиков Монография посвящена европейскому направлению внешней политики Турции; в ней рассмотрен весь комплекс политических, экономических, идеологических, религиозных и культурологических проблем, которые на...»

«ДЕПАРТАМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ г. МОСКВЫ МОСКОВСКИЙ ИНСТИТУТ ОТКРЫТОГО ОБРАЗОВАНИЯ Кафедра филологического образования КУЛЬТУРА РЕЧИ СЕГОДНЯ: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА Коллективная монография Москва, 2009 ББК 81.2-5 УДК 80 К 90 Культура речи сегодня: теория и практика: коллективная монография / сост. Дмитриевская Л.Н. — М.: МИОО, 2009. — 200 с. Редакционная коллегия: Дмитриевская Л.Н., кандидат филол. наук ; Дудова Л.В., кандидат филол. наук; Новикова Л.И., доктор пед. наук. Составление: Дмитриевская Л.Н....»

«АКАДЕМИЯ НАУК СССР КОМИССИЯ ПО РАЗРАБОТКЕ НАУЧНОГО НАСЛЕДИЯ АКАДЕМИКА В. И. ВЕРНАДСКОГО ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ АРХИВ АН СССР ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ВЕРНАДСКИЙ В.И. ВЕРНАДСКИЙ Труды по всеобщей истории науки 2-е издание МОСКВА НАУКА 1988 Труды по всеобщ ей истории науки/В. И. В ернадский.- 2-е и з д.- М: Наука, 1988. 336 С. ISBN 5 - 0 2 - 0 0 3 3 2 4 - 3 В книге публикуются исследования В. И. Вернадского по всеобщей истории науки, в частности его труд Очерки по истории...»

«ГБОУ ДПО Иркутская государственная медицинская академия последипломного образования Министерства здравоохранения РФ Ф.И.Белялов Психические расстройства в практике терапевта Монография Издание шестое, переработанное и дополненное Иркутск, 2014 13.09.2014 УДК 616.89 ББК 56.14 Б43 Рецензенты доктор медицинских наук, зав. кафедрой психиатрии, наркологии и психотерапии ГБОУ ВПО ИГМУ В.С. Собенников доктор медицинских наук, зав. кафедрой терапии и кардиологии ГБОУ ДПО ИГМАПО С.Г. Куклин Белялов Ф.И....»

«С. В. РЯЗАНОВА АРХАИЧЕСКИЕ МИФОЛОГЕМЫ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОСТИ ББК 86.2 УДК 2-67 + 29 Рецензенты: д-р филос. наук, проф., зав. каф. философии и права Перм. гос. тех. ун-та С. С. Рочев; каф. культурологи Перм. гос. ин-та искусств и культуры Р 99 Рязанова С. В. Архаические мифологемы в политическом пространстве современности: монография. / С. В. Рязанова; Перм. гос. ун-т. – Пермь, 2009. – 238 с. ISBN В монографии рассматриваются проблемы присутствия архаического компонента в...»






 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.