«Л. З. Сова АФРИКАНИСТИКА И ЭВОЛЮЦИОННАЯ ЛИНГВИСТИКА САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2008 Л. З. Сова. 1994 г. L. Z. Sova AFRICANISTICS AND EVOLUTIONAL LINGUISTICS ST.-PETERSBURG 2008 УДК ББК Л. З. Сова. Африканистика и эволюционная ...»

На форзаце автор попытался изобразить с помощью зрительных образов общую линию развития глоттогонического процесса и трансформацию языкового сознания, описанную в монографии. Основная тенденция вербальной деятельности, проявляющаяся в создании все более утонченного аппарата отражения объективной действительности, передана посредством изменения графических приемов: сначала языковое сознание как бы прочерчивает во мраке неизвестности контур реалии (1-й рисунок, соответствующий категориям партитивно-посессивного строя), затем оно строит плоскостной образ (2-й рисунок, символизирующий развитие языкового сознания в эпоху пространственного строя) и, наконец, последним создает объемное изображение (3-й рисунок, пространственнотемпоральный строй). На 1-м рис. реалии как бы не имеют общего времени и пространства: каждая из них мыслится конкретно, время и пространство оказываются их неотъемлемыми принадлежностями, – такими очевидными, что сознание не останавливается на них и не регистрирует их в языке и в графических изображениях. Абстрагирование пространства от вербализуемых реалий приводит к появлению способов его регистрации в языке и в живописи. Реалии начинают фиксироваться как феномены, обладающие одним общим свойством – пространством. Это свойство объединяет предметы, упорядочивает в плоскости рисунка, связывает композиционно в единое целое как подвижные части одного и того же пространственного механизма (рис. 2). Введение темпоральной перспективы (рис. 3) дает возможность сформировать категорию информации как абстракцию от вербальных процессов. Именно речь объединяет элементы третьего рисунка в одно композиционное целое. Поэтому на 1-м рис. реалии изображены в статике, на 2-м – в динамике движения, на 3-м – в динамике обмена информацией (вербальной деятельности).

1. Наиболее заметной чертой грамматического строя языков банту, одним из его важнейших компонентов является система именных классов. Часто ее называют доминантой грамматического строя, а языки банту – просто языками с именными классами1. И хотя системы именных классов засвидетельствованы не только в банту, есть они также в дагестанских, суданских, австралийских, австронезийских, индейских и других языках2, вся внутренняя структура грамматического строя языков банту настолько проникнута духом системы именных классов, что она является ключом, который отворяет двери к пониманию всех грамматических категорий, формацией, которая связывает воедино различные части языковой структуры и превращает ее в целостный организм. Поэтому все бантуисты так или иначе увязывают свои работы с проблемой именных классов, – будь то исследования по синхронии или диахронии, лексике или грамматике, ареальной лингвистике, этногенезу или каким-либо иным проблемам. Чаще всего лингвисты останавливаются на двух вопросах: описании систем именных классов в современных языках и гипотезах о них в прабанту. Темой данной статьи также являются две проблемы: современный статус именных классов в языках банту, или их синхрония, и характеристика тех элементов грамматического строя, из которых они могли возникнуть в диахронии.

Из 500 языков и диалектов банту нет ни одного, система именных классов в котором повторяла бы систему именных классов другого языка или диалекта. Например, префиксы 1-го кл. umu-, u m8- в зулу (m8- – слогообразующий билабиальный назальный сонант) соответствуют префиксам - в манди, m- в каалонг и мбонг, m-, n- в кее, m-, m-, mm- в квакум, - в нгунгвел, mu-, mbhu-, mhi-, mhe-, в кукуя, m-, mw- в нгала, (u)mu-, (u)mw- в руанда, (u)mu-, (o)mu-, Африканское языкознание: Сб. статей. М., 1963.

G. Royen G. Die nominalen Klassifikationssystem in den Sprachen der Erde:

Historischkritische Studie mit besonderer Bercksichtigung des Indogermanischen.

Berlin, 1929.

(o)m-, (о)т-, (o)mw- в ганда, mu-, mw-, nw-, m- в ньямвези, mu-, mw, mwu-, m- в суахили, mu-, mw-, 8- в конго ( 8 – гоморганные слогообразующие назальные сонанты), mu- в лози, mu-, m-, mw- в лубакасаи, umu-, um -, umw- в бемба, mu-, mw-, m- в ньянджа, um-, uny-, mw-, m8-, n 8- в маконде (m8, n 8 – назальные слогообразующие сонанты), (о)mu-, omw-, ото-, о-, и- в умбунду, um8- в к'оса, (a)mu-, (a)Nw-, m-, mhu-, m8-, n 8- в ронга, (i) - в чопи, (e)mwaN-, (e)wan-, (e)mu- в тонга и т. д. для всех именных классов (в скобках регистрируются гласные, произносимые факультативно). Всего в каждом именном классе, если иметь в виду сумму формантов, встречающихся в языках банту, представлено до 100 и более алломорфов, большинство из них повторяется во многих языках и объясняется позиционными условиями, но есть уникальные префиксы, зарегистрированные только в одном каком-либо языке или регионе (например:

- в манди, - в нгунгвел, (e)mwaN-, (e)wan- в тонга на фоне типичного для 1-го кл. форманта mu-). В каждом языке количество префиксов одного класса невелико. Как правило, среди показателей классов не встречается более 2–3 алломорфов, но бывает, что их количество доходит до десяти, а в единичных случаях превышает и эту цифру.

Наиболее широко алломорфизм представлен в полярных по географическому положению северо-западных и юго-восточных языках (аква, дуала, тетела, венда, ронга, тсвана, чопи и др.). Особенно много алломорфов наблюдается в 5, 7, 9 и 10-м кл., а в ряде случаев также в 1, 3 и 6-м. В большинстве случаев алломорфия оказывается позиционно обусловленной: выбор формантов определяется фонетическим обликом инициали основы или закономерностями взаимодействия фонем при их соединении в синтагматическое целое, варьирующими в зависимости от языковой специфики. Встречается вариабельность префиксов и по другим причинам – из-за различия диалектных форм произношения, за счет употребления архаических и более новых форм или ввиду синтаксической обусловленности.

Считается, что в древности система классов в банту была более богатой и разветвленной, чем сейчас (например, для прабанту реконструированы префиксы 24 классов). Со временем она стала угасать, и в современных языках представлены лишь ее реликты – в виде 19 классов, например, в бемба, 18 – в ганда, луба, конго, каранга, 16 – в руанда, суахили, 14 – в преимущественном большинстве языков (в том числе, зулу, к'оса) и т. д., – вплоть до ситуации, зафиксированной в комо, где наблюдается отсутствие классного согласования, или амба, где зафиксировано только два класса (1-й и 2-й) и множество слов с различными префиксами (например: i-, ma-, k-, fi-, -), которые, хотя и соотносятся с показателями классов в других языках, морфологической значимости, связываемой с идеей класса, не имеют1. В итоге такого процесса может возникнуть двучленная или трехчленная система, и его можно интерпретировать как перерастание категории класса в иную категорию – грамматического рода (genre2), одушевленности – неодушевленности, социально активных – социально пассивных предметов3 и т. д. Возможен и иной подход: рассматривать класс и грамматический род как разновидности одной и той же категории, а сами термины – как синонимы4.

Хотя статус прабанту не ясен, поскольку в распоряжении лингвистов нет памятников, написанных на нем или свидетельствующих о его существовании, наличие прабанту ряду филологов представляется несомненным. Есть несколько гипотез о миграции африканских племен в доисторическую и историческую эпохи и соответственно о времени и пространстве существования праязыка и коллектива, говорившего на нем. Прародину языков банту Мейнхоф искал в районе Великих озер, Джонстон – у озера Чад (с последующим очагом у озера Виктория), Гасри – в саванне между реками Убанги и Шари, Гринберг – в долине р. Бенуэ, Уэлмерс – в долине Верхнего Нила и т. д. Оценивать эти гипотезы невозможно: в археологических находках нет языковых памятников, и соотносить материальную культуру с языковым типом или каким-либо конкретным языком в этой ситуации бесперспективно. Несомненно одно: на протяжении последних нескольких тысяч лет на территории Африки происходили многочисленные миграции племен и народов, в числе которых были и предки современных банту5. Эти миграции M. Guthrie. Comparative Bantu: An introduction to the comparative linguistics and prehistory of the Bantu languages. Gregg International Publications. Vol. l–4. Westmead, 1967–1971.

La classification nominale dans les langues ngro-africaines. Paris, 1968.

Д. А. Ольдерогге. Определение времени и пространства в языках банту (локативные классы) // Памяти Богораза. М.–Л., 1937.

La classification. nominale dans les langues ngro-africaines. Paris, 1968. Р. 356.

Африка: Культурное наследие и современность. М., 1985; Т. Бютнер. История Африки с древнейших времен. М., 1981; История Тропической Африки (с привели к смешению и креолизации языков, выделению некоторых из них на роль койне и полной утрате каких-то древних языков. На карте Африки появилась лингвогеографическая пустыня – Сахара.

Об этом периоде африканской истории известно мало. Поэтому лингвистические исследования о времени и пространстве существования прабанту и гипотезы о языковой ситуации в Африке Древнего мира приобретают значение, далеко выходящее за рамки языкознания1.

В языках банту контуры системы именных классов впервые очертил Блик2. Происхождение рода Блик связывал с процессом древнейших времен до 1800 г.). М., 1984; Actes du Colloque International du CNRS Viviers (France). Vol. 1–3. Paris, 1980.

Характеристике процесса исторического развития африканских цивилизаций посвящена глава «Африканские цивилизации: становление и эволюция» (в монографии: Африка: Культурное наследие и современность. М., 1985), написанная Ю. М. Кобищановым. Автор отмечает, что «число цивилизаций, исторически существовавших на огромной территории Африканского материка, не превышает двух десятков. Это – древнеегипетская, финикийско-карфагенская, древнеэллинская, эллинистическая, римская, византийская, или романо-византийская, и исламская цивилизации в Северной Африке, гарамантская цивилизация Восточной Сахары, керма-кушитская, мероитская, нубийская ветвь византийской цивилизации Восточного Судана и местная ветвь исламской; сабейская, аксумская, средневековая эфиопская и эфиопская ветвь исламской цивилизации (плюс высокоразвитые протоцивилизации и кафская «почти цивилизация» в юго-западной Эфиопии), суахилийская ветвь исламской цивилизации на восточном побережье Африки, западно-суданская (с центрально-суданской и центрально-сахарской ветвями) и йорубабенинско-дагомейская цивилизации, а также «почти цивилизации» ашанти, моси и бамум на западе Африки, окруженные «золотым кольцом» протоцивилизаций, несколько очагов протоцивилизаций в поясе южных саванн и в Межозерье и малагасийская на Мадагаскаре. К этому можно добавить колониально-креольские очаги западной цивилизации на островах и в приокеанских городах Африки; лишь на юге материка один из таких очагов постепенно охватил обширные внутренние территории» (С. 78). Процесс развития этих цивилизаций, как указывает Ю. М. Кобищанов, характеризуется двумя основными особенностями: «Во-первых, очаги мелконатурального производства, а затем и цивилизаций исторически появляются, прежде всего, на периферии Тропической Африки и, в общем, тяготеют к ее северовосточной, северной и восточной границам, т. е. к древнейшим, древним и средневековым цивилизациям Азии и Средиземноморья. Во-вторых, в Африке средний уровень развития цивилизаций понижался в направлении с севера на юг и с северовостока на юго-запад по мере удаления от высоких цивилизаций Северной Африки и Средиземноморья» (С. 77).

W. H. I. Bleek. A comparative grammar of South African languages. London, (1862).

сокращения некогда большого количества именных классов. Мейнхоф расширил сферу описываемых языков, пополнил систему Блика, добавив к ней несколько реликтовых классов, и на основании сопоставительного изучения языков банту (дуала, венда, гереро, суахили, шамбаа, покомо, бондеи, зигула, зарамо, ньика, ньямвези, сукума, макуа, яо, зулу и др.) и семито-хамитских создал основы сравнительно-исторического описания языков банту. Установив регулярные звуковые соответствия, Мейнхоф вывел фонетические законы и реконструировал праформы. Так, система показателей именных классов была реконструирована Мейнхофом в следующем виде: 1-й кл. – mu-; 2-й – a-; 3-й – mu-; 4-й – mi-; 5-й – li-; 6-й – та-;

7-й – ki-; 8-й – -; 9-й – ni-; 10-й – lni-; 11-й – lu-; 12-й – tu-; 13-й – ka-; 14-й – u-; 15-й – ku-; 16-й – ра-; 17-й – ku-; 18-й – mu-; 19-й – p-; 20-й – u-; 21-й – -1. Кроме того, Мейнхоф полагал, что в прабанту существовала универсальная копула а, которая присоединялась как пре-префикс к перечисленным префиксам, образуя композиты amu-, ami-, ama-, ani-. B результате ассимиляции гласных amu-, ami-, ani- впоследствии превратились в umu-, imi-, ini-, а затем в те формы, которые встречаются в современных языках.

Многие ведущие африканисты, например Док, Гасри, Мейссен, Гринберг и другие, занимались реконструкциями праязыка. Хотя они пользовались различными методами, но результаты, которые они получали, в целом не отличались от реконструкций Мейнхофа.

Для сравнения можно привести систему префиксов, которые восстановил Гасри: *mu-, 1-й; *ba-, 2-й; *mu-, 3-й; *m-, 4-й; *, 5-й;

*ma-, 6-й; *ki-, 7-й; *b-, 8-й; *n-, 9-й; *n-, 10-й; *du-, 11-й; *ka-, 12-й; *tu-, 13-й; *bu-, 14-й; *ku-, 15-й; *ра-, 16-й; *ku-, 17-й; *mu-, 18-й; *р-, 19-й2. Не занимаясь специально характеристикой этих результатов, отмечу следующее. Во всех реконструкциях, проводимых в бантуистике, за исходное принимаются формы, засвидетельствованные в современных языках банту, и фонетические соответствия между ними. Целью реконструкций признается поиск форм, аналогичных современным, из которых те могли развиться. Процесс развития языковых навыков внимания исследователей не привлекает. Эволюция артикуляционного аппарата говорящих остается вне См.: Л. З. Сова. Эволюция грамматического строя в языках банту. Л., 1987.

С. 13.

La classification. nominale dans les langues ngro-africaines. Paris, 1968. Р. 344.

поля зрения исследователей. В данной статье представлена попытка охарактеризовать явления, позволяющие судить о характере артикуляционных особенностей речи тех людей, потомки которых говорят на современных языках банту.

2. Исследование согласовательных классов обычно начинают с констатации трех различных подсистем: предметной, локативной и оценочной. Самыми частотными префиксами предметной подсистемы являются форманты (в нумерации, сохраняемой со времен Мейнхофа): m-, 1-й кл.;, 1«а»; ba-, 2-й; а-, 2«а»; m-, 3-й; mi-, 4-й;

1-, 5-й; ma-, 6-й; ki-, 7-й; bi-, 8-й; n-, 9-й; n-, 10-й; lu-, 11-й; tu-, 12-й;

bu-, 14-й; ku-, 15-й. Локативную подсистему могут репрезентировать ее самые частотные для каждого класса префиксы: ра-, 16-й;

ku-, 17-й; mu-, 18-й1.

О характере локативных классов можно судить по примерам из квангари: Pnzgo (l) ta-pa-wap (2). 'Дома (1) хорошо (2)'; Knzgo (1) ta-kuwap (2). 'Дома (1) хорошо (2)'; Mnzgo (1) ta-mu-wap (2). 'Дома (1) хорошо (2)', где pnzgo = p (16-й кл.) + nzgo 'дом' (9-й кл.) с согласователем -ра- в сказуемом ta-pa-wap; knzgo = k (17-й кл.) + nzgo с согласователем -ku- в сказуемом ta-ku-wap; mnzgo= m (18-й кл.) + nzgo с согласователем -mu- в сказуемом ta-mu-wap (различие в значениях слов pnzgo, knzgo, mnzgo можно эксплицировать описательными характеристиками понятия, передаваемого словом до ма в русском языке:

pnzgo 'рядом с домом, при доме, на подворье'; knzgo 'около дома, у дома, на земле, где стоит дом'; mnzgo 'в доме, в домашней обстановке'). Аналогичная ситуация представлена в кингвана, букусу и некоторых других языках; например, в кингвана: pa-nyumba pa-ngu 'у моего дома', kunyumba kwa-ngu 'к моему дому', mu-nyumba mwa-ngu 'внутри моего дома';

в букусу: + m:c m: c 'на воде' (соприкасаясь с водой, на поверхности воды, 16-й кл.), x-m:c 'о воде, у воды, над водой, на воде' (не соприкасаясь с водой, 17-й кл.), m-m:c 'в воде' (кроме того, в букусу есть префикс -, рассматриваемый как показатель особого 24-го кл., с общелокативным значением: m:c 'где-то на воде, где-либо у воды').

Оценочные префиксы характеризуются меньшей употребительностью и большей индивидуализированностью, чем остальные. О статистических оценках и репрезентативности здесь говорить трудно, можно лишь отметить, что в роли аугментативных встречаются Кроме того, зарегистрированы локативные префиксы la-, l'-, 1о-, v'-, vo-, wu- и т. д., а также непрефиксные (суффиксные, циркумфиксные) способы передачи пространственных отношений.

форманты: lu-(olu-) в мабиха, чокве, луимби, лучази, лвена, лунда, хемба, луба-катанга и ганда, ki- в хемба, луба-катанга, tSi- в лунда, ki- – bi- в санга, ci- – fi- в ламба, chi- – vi- в лвена и нсенга, tSi- – yi- в чокве, li- в мбунду, li- – ma- в ньямвези, е- – di- в кела, ogu- – aga- в ганда, ku- в букусу и т. д.; диминутивных – ka- в хемба, лвена, мбунду, шона, aka- в ганда, aka- – obu- в ганда, ka- – tu- в ламба, мабиха, нсенга, чева, ньямвези, квангари, луба-катанга, лунда, otu- в ганда, i- – to- в кела, ki- в суахили и кукуя, xi- в тсонга, ki- – bi-, fi-, fi-mwa, mwa- в диалектах конго, ku- в венда; дерогативных – si- в квангари, tci- – vi- в чева, li- в ламба и т. д.

Из оценочных классов наиболее распространены диминутивные (А) и аугментативные (Б). Представление о них можно составить на основании следующих иллюстраций: A) mu-ntu 'человек' – ka-muntu 'карлик' (tu-muntu 'карлики') в нсенга; muuto 'река' – ka-muuto 'речка' (miuto 'реки' – tu-miuto 'речки') в мабиха; mbuzi 'козел' – ka-mbuzi 'козленок' в чева; nz 'дом' – knz-nz 'домик' в кукуя; iso 'глаз' – akaaso 'глазик' в ганда; mongo 'река' – ka-mongo 'речка' в ньямвези; mwana 'ребенок' – fi-mw:-mwana (mwa:mwana) 'маленький ребенок' в конго; sitji 'дерево' – ka-sitji 'деревцо' (yitji 'деревья' – tu-yitji 'деревца') в квангари; tSintu 'вещь' – ka-ntu 'вещица' в луба-катанга; mpembi 'козел' – ka-mpembi 'козлик' в лунда; (u)musi 'деревня' – ka-musi 'деревенька' в ламба; mbueti 'палка' – ka-mbueti 'палочка' в мбунду;

thavha 'гора' – ku-thavha 'пригорок' в венда; muti 'дерево' – ka-muti 'деревцо' в шона; mlima 'гора' – ki-lima 'горка' в суахили и т. п.; Б) muti 'дерево' – chimuti 'большое дерево' (vi-muti 'большие деревья') в нсенга; mbmbodo 'буйвол' – e-mbmbodo 'большой буйвол' в кела; iso 'глаз' – oguuso 'глазище' в ганда; muti 'дерево' – li-muti (linti) 'большое дерево' (miti 'деревья' – mamiti 'большие деревья') в ньямвези; mukuro 'река' – e-mukuro 'большая река' в квангари; muntu 'человек' – ki-muntu, li-muntu 'большой человек, человечище' в хемба; mutondo 'дерево' – tSi-mutondo, lu-mutondo 'большое дерево' в чокве; mutondu 'дерево' – tSi-mutondu, lu-mutondu 'большие деревья' в лунда; umutwi 'голова' – ci-mutwi 'большая голова' в ламба и т. д.

Сравнивая предметную, локативную и оценочную подсистемы, можно заметить, что вторая и третья меньше, чем первая, в них не так регулярно представлены корреляции единственного и можественного числа, инвентарь их означающих в большой степени дублирует форманты предметных классов, префиксы оценочных и локативных классов схожи по функционированию и противопоставлены префиксам предметных классов, оценочные и локативные форманты находятся в отношении дополнительной дистрибуции друг к другу по фонетическому облику. Эти особенности подсказывают, что все подсистемы имеют общий генезис и обязаны своим возникновением различию в функционировании одних и тех же формантов.

Действительно, во многих языках, если префикс с омонимичным значением присоединяется к основе существительного, он имеет значение предметного, а если к цельнооформленному существительному – локативного или оценочного, например: ku-ma-usi 'на севере' (от ama-usi 'народность ауши, проживающая севернее народности ламба'), ku-k-lu 'к ноге' (от uku-lu 'нога'), pa-mu-si 'в деревне' (от umu-si 'деревня'), ka-mu-si 'деревенька' в ламба, где префиксы ku-, ра- имеют локативное, a ka- – оценочное значение (ср. с uku-lu 'нога' и aka-lume 'раб', где те же префиксы имеют предметное значение), ka-si-tji 'деревцо' (от si-tji 'дерево') и ka-curu 'черепаха', ka-kambe 'лошадь' в квангари, m-m-st 'в лесу' и m-st 'лес' в кукуя, ka-mu-ti 'деревцо' (от muti 'дерево') и ka-kema 'берег' в ньямвези, pa-m-dzi 'в деревне' (от m-dzi 'деревня) и p-ny 'анус', phri 'гора'; m8-khw-pa 'подмышка' (букв.: «внутри мышц руки», от khwpa 'рука', 15-й кл.) или mu-m8-thzi 'в тени' и m8-thzi 'тень', mdzi 'деревня' в чева и т. д.

В языках, где омонимия снимается с помощью супрасегментных явлений, предметные классы маркируются безударными префиксами, локативные и оценочные – ударными; например, в кукуя префиксы 1–10-го и 14-го кл. (предметных) являются безударными и присоединяются к основам существительных, а 16, 17 и 18-го – ударными и выступают как пре-префиксы. Форманты 7–8-го кл., если функционируют как предметные, являются безударными и прибавляются непосредственно к основе, а если выступают в роли диминутивных, приобретают ударение и присоединяются не к основам, а к словам, уже оформленным предметными префиксами. В букусу предметные показатели являются двусложными, локативные – односложными (если формант 16-го кл. функционирует в виде редуплицированного префикса pp-, он играет роль предметного, ср.:

-m:c 'на воде', – где показатель 16-го кл. - является односложным, и pp-nd 'место', где показатель 16-го кл. двусложный), а оценочные – односложными вариантами двусложных предметных префиксов (ср. km-x:f 'корова' и k:-x:f 'большая корова', где k- является усеченным вариантом префикса km-).

Аналогичную роль могут играть и иные признаки: оппозиция низких – высоких или нисходящих – восходящих тонем, долгих – кратких гласных, сильных – слабых обертонов и т. д. Так, в диалектах конго в показателе 18-го кл. представлен более долгий гласный u, чем в показателях 1-го и 3-го. Кроме того, назальный обертон при произнесении локативного форманта значительно сильнее, чем при артикуляции таких же предметных префиксов, и в силу этого согласователи к локативным префиксам имеют более яркую назальную окраску, чем к предметным, – ср. согласовательные морфемы в фразах: m:-ma (1) mu-bote (2) nwe (3) 'в (1) этих (1) местах (1) хорошо (2)' и mu-ntu (1) N-bote (2) w (3) 'этот (1) человек (1) хороший (2)', где m:-ma – существительное 18-го кл 'в этих местах, место' с локативным префиксом m:-, a muntu – существительное 1-го кл.

'человек' с предметным префиксом mu-. Различием в супрасегментных характеристиках локативного и предметного префиксов объясняются и остальные особенности их функционирования: локативный префикс произносится с акцентом, звучит более отчетливо, чем его предметный аналог, поэтому во всех контекстах он имеет стабильное произношение, тогда как предметный префикс в различных позициях произносится по-разному – перед основами на согласный возникают варианты n, N,, перед основами на гласный – (здесь N обозначает назальный велярный, – огубленный лабиовелярный полугласный, – нуль звука).

Эти примеры показывают, что локативные и оценочные форманты более самостоятельны в синтагме, чем предметные, их функциональный статус сближается со статусом самостоятельных слов (предлогов), а форманты предметных классов употребляются лишь как части слов (приставки). Показатели предметных классов более тесно спаяны с основой, чем локативных и оценочных. В плане содержания это приводит к тому, что локативные и оценочные классы имеют более единообразные и легче формализуемые значения, чем предметные, в плане выражения – к тому, что между префиксами предметных классов и корнями устанавливаются отношения фузии (модификация фонем на стыке, взаимоуподобление фонетических обликов основы и префикса, интонационно-фонетический сплав элементов в единое целое, свидетельствующий о непрерывности артикуляции), а между префиксами оценочных или локативных классов и основами существительных – отношения агглютинации (механического соединения разнородных по интонационнофонетической структуре частей, являющегося результатом дискретного артикулирования каждого элемента в отдельности)1.

Техника соединения формантов локативных и оценочных классов с основами существительных является типичной для инвентаря изолирующего строя, техника построения микросинтагм из предметных префиксов и основ существительных присуща флективному строю. Поэтому, если предположить, что флективная техника является естественным развитием изолирующей в результате многократного совместного повторения одних и тех же элементов с образованием из них интонационно-фонетических единств и последующим «склеиванием» швов, можно отметить, что техника присоединения формантов локативных и оценочных классов является более древней, чем предметных, и что форманты предметных классов в составе существительных спаялись с корнями существительных до того, как к ним стали прикрепляться префиксы оценочных и локативных классов.

Этот тезис кажется парадоксальным, если не отметить, что в составе слова более древним является соединение ближайшего к корню префикса, более новым – пре-префикса и что за «двойное время» своего существования префикс прошел два этапа развития: механическое соединение с корнем по типу проклитики, затем фузионные превращения, в ходе которых он превратился в приставку, а пре-префикс за «одинарное время» своего существования – только один этап развития: механическую связь с основой по типу проклитики. Дальнейшее функционирование языка при образовании устойчивых синтагм из данных элементов должно привести к возникновению фузионных процессов между пре-префиксами и основами по типу процессов между префиксами и корнями, срастанию прежних элементов в новое целое, опрощению основ и появлению новых проклитик перед пре-префиксами, которые будут восприниматься как новые препрефиксы перед элементами, развившимися из пре-префиксов в префиксы.

Это и наблюдается в конкретных языках. Например, в ламба случаи опрощения основ приводят к тому, что изменяется модель образования диминутивов и аугментативов, ср.: ka-mu-si 'деревенька' от umu-si 'деревня' – tumi-si 'деревеньки' от imi-si 'деревни' и k-munwanwa 'велосипед' – tmunwanwa 'велосипеды', где произошло опрощение основы -munwanwa, на что указывает долгий гласный в префиксе k- (t-); аналогично: ci-mu-twi 'большая голова' от umu-twi 'голова' – fi-mi-twi 'большие головы' от imi-twi Доказательство см.: Л. З. Сова. Эволюция грамматического строя в языках банту. Ленинград, 1987. С. 333–335 и сл.

'головы' и c-lutobla 'артрит' – f-lutobla 'артриты'. Срастание префиксов с корнями является одной из причин повсеместно распространенного явления композиции префиксов при образовании множественного числа на фоне замены префиксов единственного числа префиксами множественного. Например, в нсенга параллельно образованию множественного числа путем замены префиксов ед. числа префиксами мн. числа функционирует ряд слов, в которых формант мн. числа наслаивается в виде пре-префикса на показатель ед. числа: lu-limi 'язык' (анат.) – ma-lu-limi 'языки', li-to 'земля, почва' – vi-li-to 'земли, почвы', u-zu 'трава' – ma-u-zu 'травы' и т. п.

То же наблюдается в чева: bwto 'каноэ' – ma-bwto 'каноэ' (мн. ч.); здесь префикс bu- слился с основой и уже не воспринимается как самостоятельный структурный элемент; результатом аналогичных процессов являются также слова phri 'гора' – ma-piri 'горы', msri 'секрет', mkamwa 'рот', khwpa 'рука', kumso 'лицо' (от m-s 'глаза') и др. Только сравнение данных из различных диалектов помогает выявить сложность структуры таких слов в мбунду, как poi. nette, onete 'грудь', polipepe, epepe 'плечо', ponglo, olongola 'колено', v'imu 'живот', k'iru 'небо' и т. д.

Из этого следует, что префиксы и пре-префиксы в составе существительных имеют различный исторический возраст (более древней внутриструктурной связью в слове является отношение между корнем и префиксом, более новой – между основой и препрефиксом) и что форманты, развившиеся в пре-префиксы оценочных и локативных классов, существовали в виде самостоятельных силлабем на том этапе, когда форманты, ставшие впоследствии префиксами предметных классов, уже функционировали как части слов. Это позволяет сформировать два различных набора показателей классов: один восходит к служебным моносиллабемам ближайшего прошлого (префиксы mu-, ku-, pa-, la-, lu-, ki- – bi-, li- – ma-, ka- – tu- и др., функционирующие в роли показателей локативных и оценочных классов), второй – к префиксам существительных (того же исторического этапа): mu- – ba-, mu- – mi-, li- – ma-, ki- – biи другие форманты предметной подсистемы. Наличие идентичных по форме элементов в обоих наборах (li- – ma-, ki- – bi-, mu-, lu- и т. п.) подсказывает, что ближайшему предшествовало более отдаленное прошлое и что сегодняшние префиксы, как и пре-префиксы, в более отдаленную эпоху могли быть самостоятельными силлабемами. Возникает проблема: выяснить, нет ли доказательств, что и префиксы предметных классов некогда функционировали как самостоятельные служебные слова, а не как части существительного.

Для этого надо исследовать морфемный шов на стыке именного префикса и корня и убедиться, что явления, происходящие на шве, идентичны результатам, наблюдаемым при связывании самостоятельных слов.

Действительно, подобно цельнооформленным словам, именной префикс и корень (каждый в отдельности) обладают своей собственной интонационной и фонологической структурой, которую можно возвести соответственно к структуре служебных и знаменательных слов, а также формирование существительного из префикса и корня происходит по специфическим для каждого языка законам, напоминающим образование синтагм. Так, при связывании слов в бинарные синтагмы обычно наблюдаются девокализация финального гласного первого слова (его элизия, превращение в полугласный), исчезновение инициального согласного второго слова или изменение его артикуляции (см. в зулу у Вилакази:

Ngifun'ukuf'usangithanda... 'Я при смерти, а ты все еще меня любишь', из Ngifuna ukufa usangithanda). В шона девокализация наблюдается особенно в случае финальных гласных низкого тона i, u.

В букусу сокращаются финальные гласные любого тона. В монго финальные i, u становятся соответственно у, w (mbbu in 'эти губы' звучит как [mbbw'in]), а инициальный билабиальный согласный исчезает (babi bf 'два товарища' произносится [baby'f], bunyu bnko 'этот стул' – [bunyw'nko]). В кела, если два слова, следующие подряд, начинаются с билабиального смычного согласного, второе слово теряет его, а предшествующий ему финальный гласный предыдущего слова превращается в гоморганный полугласный (i у, u w) или исчезает (е, о,,, а); если второе слово начинается альвеолярным смычным согласным d, этот согласный выпадает (в ближайшем соседе кела – языке йела d соответствует l, который и подвергается аферезе). В букусу латеральный функционирует только в начале синтагмы, после гласных и неназальных согласных (в остальных случаях он элизируется), а глухой велярный k – в начале синтагмы и после гласных. В суто-тсвана латеральный перед i, u апикализируется и элизируется или превращается (в тсвана и педи) в d-образную многоударную фонему, которая европейцами регистрируется как l, r, d в зависимости от контекста1. В чева или конечЕсли i, u возникли из е, о в результате гармонии гласных, т. е. имеют не исконное происхождение и развились не из древних i, u, но появились позднее факторов, обусловивших модификацию е, о в i, u, данная закономерность не действует и пеный гласный перед начальным опускается, или начальный гласный превращается в гоморганный полугласный (ngt k ngt wk 'примерно там'), или оба гласных сливаются; начальный велярный согласный звучит звонко [g], его глухой коррелят в этих позициях отсутствует, интервокальный лабиодентальный фрикативный опускается. В мабиха интервокальные латеральный и увулярный согласные являются слабыми и могут элизироваться (латеральный – вместе со слоговым гласным), а в ряде случаев аферезе подвергается и финальный слог -ni. В суахили в интервокальной; и начальной позициях часто элизируются l, r и т. д.

Уже из приведенных формулировок («интервокальная, постназальная, соседняя, инициальная, финальная позиции» без указания на то, фиксируется точка на стыке двух слов при их слиянии в синтагму или на морфемном шве) видно, что во многих из перечисленных выше случаев явления, происходящие между префиксом и корнем, идентичны в современных языках фактам, регистрируемым на синтаксическом уровне. Всеобщность этих закономерностей можно подтвердить также другими фактами. Так, повсеместно в языках банту отмечается исчезновение латеральных, вибрантов и альвеолярных в показателях 5-го и 11-го кл., девокализация финального гласного (префикса) с его элизией или превращением в гоморганный полугласный в показателях всех предметных классов (особенно часто появление полугласных наблюдается в показателях 1-го, 3-го и остальных предметных u-классов, элизия – в показателях iклассов). По этим признакам интервокальная позиция между морфемами внутри слова не отличается от интервокальной позиции между словами внутри синтагмы. Нет принципиальных различий и в остальных параметрах: во многих языках происходят и элизия увулярных, билабиальных или лабиодентальных на шве между ред «новыми» i, u латеральный не превращается в альвеолярный (педи, иногда тсвана). Эти явления показывают, что каждый фонетический закон, действующий в синхронии, имеет собственную хронологию: одни законы возникли раньше, другие позже; например, закон гармонии гласных, функционирующий на стыке префикса и корня, сформировался на том этапе развития языков банту, когда тип артикуляции среднеязычных обусловливался степенью закрытости следующего за ними гласного и еще не образовалось структурное целое из префикса и корня (элементы оставались самостоятельными единицами, превращение гласных е, о в i, u поэтому еще не происходило, артикулирование альвеолярного вместо латерального не имело места).

префиксом и корнем, и афереза слога ni в показателях 9–10-го кл., и озвончение глухих велярных, попадающих в начало слога при объединении префикса и корня, и слияние гласных, – по законам, определяемым спецификой каждого языка, но единообразно действующим между словами и между морфемами. Например, в чева этот закон проявляется в том, что одинаковые гласные либо непосредственно связываются, либо соединяются при посредстве полугласных, либо один из гласных элизируется; различные гласные или следуют друг за другом, сохраняя свое качество (au, ai и т. д.), или сливаются в новый гласный (a + ni ni 'владельцы'), или первый из гласных превращается в гоморганный полугласный (u + а wa, i + a уа и т. п.). Та же закономерность наблюдается в ньянджа, мвера, чева и других языках, только реализуется она по-разному (ср. в ньянджа i + о о; в мвера е + о о; в чева + u о). В ламба одинаковые гласные стягиваются в долгий или соединяются при посредстве полугласного. Поведение различных гласных отличается от ситуации в чева тем, что из цепочек гласных образуются дифтонгоиды. Управляет процессом связывания гласных просодика:

если первый из двух гласных долгий, ударный и иного тона, чем второй, они связываются через посредника – гоморганный полугласный (awu); если первый гласный безударный и оба гласных имеют различный тон, первый гласный превращается в полугласный (уе); если оба гласных имеют одинаковый или однонаправленный тон и второй гласный или оба являются безударными, происходит контрактация гласных (а + u о). В суахили два одинаковых гласных с одинаковым тоном или тоновым контуром ВН (В – высокая тонема, H – низкая) сохраняются, а с тоновым контуром НВ при ударном втором гласном и безударном первом сокращаются ( ). Два одинаковых гласных, если ударение падает на первый гласный, не изменяются и следуют друг за другом; если ударение падает на второй гласный, их цепочка имеет тоновый контур ВН и второй гласный является более закрытым, чем первый, образуются нисходящие дифтонги (,, и т. д.); при тоновом контуре НВ с более закрытым вторым гласным возникают восходящие дифтонги (, и т. п.). В куриа одинаковые гласные сливаются в долгий, различные либо ассимилируются (а + о оо), либо не изменяются (образуются дифтонги io, ie, ai), либо выпадают (о + е о). Ассимилироваться могут гласные не только префикса, но и основы. Определяющим является степень раствора гласного (широкорастворные гласные коррелируют с широкорастворными, а узкорастворные – с узкорастворными). Аналогичный закон префиксного сингармонизма действует и в других северо-восточных языках банту, одним из которых является куриа. В ганда на стыке префикса и основы одинаковые фонемы соединяются, а различные (кроме а) подвергаются девокализации; префиксное u перед корневыми а, е, i, о превращается в гоморганный полугласный w (исключение: olu- + -iso oluuso); префиксное i перед а, е, о, u вызывает йотирование корневой инициали (исключение: ezi- + -ana ezaana), префиксное а уподобляется корневому е, о, u или, наоборот, уподобляет себе корневое i (ama- + -iso amaaso). В букусу происходит частичное или полное уподобление префиксных гласных корневым, наряду с контрактацией и превращением одного гласного в гоморганный по отношению к нему полугласный на фоне пролонгизации второго гласного (тональный рисунок гласных при этом сохраняется). В кела (один из западных языков) одинаковые гласные пролонгизуются, сохраняя тон (b- + -t bt b:t 'утки', b- + -d bd bd 'сила'), префиксный гласный либо опускается, либо превращается в гоморганный полугласный (d- + -t dy:t 'утка'), либо сохраняется (между ним и корневым гласным появляется полугласный). При этом высота подъема корневого гласного и степень его раствора определяют соответствующие параметры префиксного гласного. Кроме того, префиксный билабиальный согласный перед корневым гласным е превращается в полугласный, гоморганный префиксному гласному (b- + -d wed 'хвост', bs y:s 'кости').

При столкновении двух гласных в юго-восточных языках, если в непосредственном контакте оказываются два одинаковых гласных, они произносятся друг за другом, каждый со своим тоном и ударением: mudziidzi 'новичок', kureeteka 'говорить' в зезуру; khoor 'старая курица', k'ut'eerer 'следовать' в ндау. В отдельных случаях между ними может вставляться эвфонический полугласный: ukwakhayakha 'непрекращающееся строительство' в зулу. Если встречаются гласные разного тона, образуется гласный глайдового типа: Sr 'давно' в ндау, kali 'оружие' в зулу. Если объединяются два различных гласных, они либо остаются неизменными, либо с ними происходят следующие превращения: а + i ai, а,, е (в южных диалектах суто: ma- + -in main, mn 'зубы', та-+-i1 mail, mal 'глаза'; в зулу: na- + indoda nendoda 'с мужчиной'); а + е ае, ауе,, е, (в тсвана: naa 'давать' – n 'подарок', ba + еN bN 'хозяева'; в зулу: ба- + -enza бenza 'они делают', где б – имплозивный билабиальный согласный; ukwenza + -enza ukwenzayenza 'непрекращающаяся деятельность'); а + о ао, ауо, (в зулу: аобаба 'наши отцы', ukwonayona 'постоянно наносимый ущерб, вред, неприятности, оскорбления', ба- + опа бпа 'они портят'); а + и аи, и, о; е + Г уГ, а, о; о + Г оГ, wГ; и + Г иГ, уГ, wГ, о; i + Г уГ, Г (Г – любой гласный). Если два гласных не сливаются в один, каждый гласный сохраняет тон и способность к слогообразованию. Если второй гласный произносится низким тоном, а первый высоким, оба гласных артикулируются раздельно, но, если второй гласный имеет нисходящий тон, могут образовываться дифтонги; например, в зезуру и маньика встречаются дифтонги, (mh 'страус' в зезуру на фоне mho в остальных диалектах шона; o 'слон' в каранга – nz в зезуру; m 'мать' в зезуру и маньика и т. п.). Случаи этого типа для юго-восточных языков не типичны, значительно чаще представлены ситуации, когда каждый гласный сохраняет свое качество и является в слоге самым стабильным элементом.

То же наблюдается в языках других зон. «Контрактации очень редки в каранга (и, вероятно, во всех языках банту). Фактически они происходят только в случае присоединения проклитик или в случае конечного а глаголов перед энклитиками. Они никогда не встречаются в середине слова. Если согласный опускается между двумя гласными, что происходит довольно часто, два гласных не соединяются в один новый звук большей длительности, а каждый гласный сохраняет свое качество и остается самим собой, количество слогов не изменяется. Гласные – это наиболее устойчивый элемент в фонетике банту»1.

Это мнение является косвенным подтверждением того, что, когда на стыке префиксов и корней наблюдается контрактация гласных, происходит объединение клитик (частиц, служебных слов) и лексем как элементов, каждый из которых имеет или имел в прошлом статус суверенного слова, т. е. ситуация «внутри, слова» восходит к ситуации «между словами внутри синтагмы».

3. Историческая суверенность именных префиксов, в сфере которых действуют описанные выше законы, подтверждается и другими особенностями функционирования микросинтагм, связываемых швом между именным показателем и корнем. Так, в кете (одF. A. Marconns. A grammar of central Karanga, the language of old Monomotapa, as at present spoken in central Mashonaland. S. Rodesia. Witwatersrand, 1931. P. (перевод мой – Л. С.).

ном из центральных языков) слева от этого шва функционируют открытые слоги, справа – закрытые или полузакрытые (omu-nSw 'человек', om -kay 'женщина', o-m -thond 'дерево', ir:-n 'зуб', its-y 'дверь', ok-bw 'собака', ow:-t 'каноэ', p-nd 'в краале' и т. п.), т. е.

префикс и корень имеют различную силлабическую структуру и противопоставлены друг другу как два класса силлабем (слова одного класса имеют вокалическую финаль, второго – консонантную).

Слогораздел между префиксом и корнем представлен и в других языках. Так, в ганда не бывает в префиксах долгих фонем, хотя в корнях они функционируют повсеместно – не только гласные, но и согласные. В корнях в любых позициях встречаются все гласные, имеющиеся в ганда: а, е, i, o, u и их аллофоны; в префиксах в предкорневой позиции, кроме полугласных, могут стоять только гласные a, i, u, в инициальной позиции – только а, е, о.

По мнению Мейнхофа1, подтверждаемому современными данными, более древними были гласные a, i, u, более новыми – е, о (последние возникли в результате коалесценции цепочек первых), причем гласный а является наиболее стабильным во всем ареале языков банту (независимо от степени архаичности языковых единиц, в состав которых он входит). Поэтому гласный а не является диагностическим для определения «возраста» морфемы или слога, а остальные гласные могут использоваться в этих целях. Применительно к описанному случаю, указанная выше дистрибуция гласных относительно морфемного шва свидетельствует, что вблизи корня функционируют «старые» гласные, а вдали от него – «новые» и что аугмент в инициали префикса возник на более позднем этапе, чем произошло объединение корня и именного показателя (ср. позицию аугмента с позицией пре-префикса, о которой шла речь выше). О вторичности аугмента говорят и явления сингармонизма, обусловливающего функционирование инициального гласного в зависимости от широты раствора, высоты подъема, ряда и огубленности предкорневого гласного: если перед корнем стоит а, инициальным является также а, если i – инициальным е, если u – инициальным о (ср. aba-, ama-, aka-, aga-, awa-, emi-, eli-, eki-, ebi-, ezi-, omu-, olu-, otu-, obu-, oku-, ogu-). Это показывает, что способ артикуляции аугмента полностью определяется артикуляцией предкорневого гласC. Meinhof, N. J. Warmelo. Introduction to the Phonology of the Bantu Languages.

Berlin, 1932. P. 23.

ного и что этап произнесения аугмента является подготовительным к артикуляции предкорневого гласного. Таким образом, слева от шва возникает дистрибутивность гласных и избирательность функционирования по отношению друг к другу, справа нет. Это подчеркивает соотносительность языковых единиц, находящихся слева и справа от шва, с различными классами силлабем и фиксирует различный возраст морфем, возникших из этих силлабем.

О суверенности силлабем говорят и иные факты – просодического порядка. Известно1, что если имплозивная группа является непрерывной, в инициали должен стоять гласный меньшего раствора, чем в финали, поэтому в группе, состоящей из префиксного и корневого гласного, в числе префиксных гласных не может появляться а. Тем не менее, он функционирует. С другой стороны, если эксплозивная группа является непрерывной, в инициали должен стоять гласный большего раствора, чем в финали, и префиксным гласным не может быть i или u, однако они, как показано выше, функционируют. Из этого следует, что группа, состоящая из финали префикса и инициали корня, не является непрерывной, т. е. между префиксом и корнем проходит слогораздел, и если слева от шва артикулируется имплозивный гласный, то справа – эксплозивный, и наоборот.

Объединение исторически различных силлабем в единое целое приводит к возникновению и развитию фузионных тенденций (превращению разрывных групп в непрерывные и ассимиляции на фонем на шве).

Столь же самостоятельным является регистровое оформление силлабем слева и справа от шва. Так, было отмечено, что в монго на стыке слов их фонемные характеристики изменяются, а тональные нет. Аналогичные явления наблюдаются на шве префикса и корня.

Каждый из этих элементов имеет собственное не только фонемное, но и регистровое оформление, причем фонемное подвергается модификации, а тонемное – практически нет. То же наблюдается в ганда. Здесь префиксы начинаются с низкой тонемы, корни – с высокой. Префиксные гласные являются неинтенсивными, безударными, краткими, ровного низкого тона, а первый гласный корня – и наиболее интенсивным, и ударным. Эти характеристики также свидетельствуют о противопоставленности префикса и корня как двух Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. M., 1977. С. 90–93.

различных классов силлабем, исторически восходящих к отдельным словам. Сравнение ганда с кете показывает, что в кете доминирующими оказались тенденции, которые привели к противопоставлению префиксной и корневой силлабем по силлабо-фонемным признакам, а в ганда – по регистрово-фонемным. Каждый язык прошел свой собственный исторический: путь, обусловивший облик звуковой структуры. Этот путь определяется направленностью артикуляционных изменений, закреплявшихся в языковом коллективе и приведших к тому, что в обоих коллективах синтагма стала артикулироваться в виде одного слова, но переход от разрывной артикуляции к связной осуществился по-разному, – в зависимости от того, какие артикуляционные факторы стали более важными для членов каждого речевого коллектива.

Самостоятельность просодического статуса каждой из частей слева и справа от шва наблюдается во всех языках банту, но проявляется по-разному. В букусу историческая суверенность префикса и корня отразилась на том, что каждый из этих классов силлабем имеет специфическое регистровое оформление: префиксам свойственны инициали только низкого регистра, корням – обоих регистров. В суто-тсвана префиксы обладают средним тоном, основы – различными тоновыми контурами (как правило, глайдовыми). В зулу префиксы характеризуются высоким или средним тоном (корни имеют многообразные контуры), в к'оса – восходящим или нисходящим, в луба-касаи – высоким (низкий тон представлен лишь в заимствованиях, что подчеркивает их появление в языке после того, как возникла регистровая противопоставленность префиксов и корней на основе данной оппозиции)1. В ламба префиксы как класс силлабем отличает наличие только узких и широких гласных (i, u, a), – гласные е,,, о в показателях именных классов не встречаются, и т. д.

Не менее заметна тембровая независимость элементов слева и справа от шва, Например, один из них может артикулироваться основным тоном, второй – с обертоном или каждый со своим обертоном, подобно синтагме, состоящей из отдельных слов. Так, корень произносится при активизации назального резонатора, а префикс Префиксы именных классов в этом отношении сходны с глагольными корнями, начинающимися на гласный (существительные имеют разнообразные тоновые контуры).

именного класса – при его пассивном положении в кете. В нгом многие показатели именных классов артикулируются с фарингальным обертоном, а корни – нет; независимо от наличия или отсутствия фарингального обертона в корне веляризуются показатели 1, 3, 5, 11, 14 и 16-го кл. в рунди, 1, 3 и 16-го кл. в сукума и т. д. Анализ соотношения назализации и слоговой структуры в юго-западных языках показывает, что в регионе мбунду назальным обертоном характеризуется, в основном, финаль существительного (ударный и первый заударный слог, а иногда и второй заударный, если ударение падает на предпоследний слог). Так, в нано середины XIX в.

примерно у 33 % существительных с назализованными гласными и согласными (всего насчитывается около 2/3 таких существительных в материалах по нано1, остальные существительные назальных не содержат) назализован только последний слог, у 28 % – предпоследний, у 25 % – последний и предпоследний, у 10 % – финаль слова (последний, предпоследний или оба при наличии предударной назализации) и лишь у 4 % – только инициаль слова, т. е. у 96 % существительных, содержащих назальные, зафиксирована назализация справа от морфемного шва между префиксом и корнем и только у 4 % – слева от него. Существительные, у которых назализация представлена равномерно вправо и влево от шва составляют 10 %. Это свидетельствует, что некогда префикс и корень имели самостоятельные тембровые окраски, причем доминантой корня был назальный обертон, а префиксы этим свойством не обладали (у 96 % существительных с реликтами назального обертона его следы представлены в корне). Фарингальный обертон чаще всего имеет вид циркумфлексной рамки вокруг корня, т. е. выделяет префикс и суффикс, которые соответственно возводятся к проклитике и энклитике2. Это позволяет предположить, что знаменательные и служебные слова в языке, из которого развились архаические диалекты нано, имели тембровое противостояние: знаменательные силлабемы, ставшие впоследствии корнями существительных, произносились с назальным обертоном, а служебные слова, обслуживающие их, – с фарингальным обертоном или основным тоном без обертонов. Отсюда следует, что префиксы именных классов, в составе коI. Fodor. Introduction to the history of Umbundu: L. Magyar's records (1859) and the later sources. Budapest, 1983.

Л. З. Сова. Эволюция грамматического строя в языках банту. Ленинград, 1987.

С. 312 и сл.

торых есть назальные, имеют иную природу, чем префиксы без назальных: вторые восходят к служебным частицам, а первые – либо к полнозначным лексемам («протосуществительным»), либо к проклитикам, развившимся из просодем и представлявшим собой «сгустки» назального тона, «осевшие» на инициалях корней в виде самостоятельных фонем и слогов с назальными. Примером показателя именного класса, восходящего к полнозначному слову, является формант 6-го класса ma- и его алломорфы в различных языках1;

просодемная природа прослеживается у гоморганных назальных показателей 9-го кл. -.

Наличие просодической и фонологической самостоятельности у элементов слева и справа от шва подтверждается и другими фактами. Еще недавно показатели именных классов при записи текстов на языках банту исследователями фиксировались отдельно от основ существительных. Это объясняется не только тем, что письмо вводилось носителями индоевропейских языков, которые в ряде случаев отождествляли показатели классов с артиклями, предлогами или иными служебными словами из известных им языков, а и тем, что интонационная отделимость показателей классов, когда осуществлялся переход от устной речи к письменной, была сильней, чем теперь. Слитное написание показателей классов с корнями существительных усилило процесс их интеграции в единое целое. О том, что именно этот процесс происходит в языках банту, говорит комплекс явлений, вызывающих превращение агглютинативной техники в фузию на шве между префиксом и корнем. Связь между равноправными членами, наблюдаемая в случаях, когда каждый из элементов является самостоятельным словом, постепенно заменяется связью между неравноправными в синтагматическом отношении элементами. Одна силлабема становится главной, вторая – зависимой, и звуковой облик главной подчиняет себе звуковой облик зависимой.

Это сказывается на направленности ассимилирующих тенденций:

если сначала оба элемента взаимосогласовываются по интонационно-фонетической структуре (в одних отношениях проклитика подчиняет себе корень, в других – корень проклитику), то с усилением неравноправия ослабляется влияние проклитики на корень, и ее звуковой облик начинает играть все меньшую роль в формировании звукового облика корня. Произношение проклитики все больше Там же. С. 319–323.

превращается в подготовительный этап к артикуляции; корня, что и наблюдается в современных языках банту1. Поэтому регрессивная ассимиляция, при которой префикс изменяется под воздействием корня, воспринимается во всех языках как развивающаяся, а прогрессивная, вызывающая модификацию корня, становится все более редкой и начинает казаться анахронизмом (ср. глобальность правила о регрессивной ассимиляции гласных в ганда и единичность исключений из этого правила, свидетельствующих об остатках былого влияния, распространявшегося с префикса на корень).

Эти исключения подсказывают, что проклитики, на базе которых сформировались данные префиксы, относятся к наиболее древнему слою системы классных показателей в ганда: lu-, ka-, ga-, ma-, zi-2. С другим примером таких реликтовых явлений исследователь сталкивается в мпонгве. Здесь представлены две разновидности пары префиксов - – -: одна пара состоит из безударных формантов (ударение при связи с ними падает на основу), которые служат показателями 3–4-го кл. и присоединение которых к корням не сказывается на их фонетическом облике; например: tnd 'корзина' – tnd 'корзины' (мн. ч.). Вторая пара состоит из показателей 11–19-го кл. Эти префиксы являются ударными, и их артикуляция влияет на произношение следующих за ними корней: после префикса артикулируются в инициалях основ, r,, m, n, 1, у, v, z,, a после - – их десоноризованные, оглушенные и деспирантизованные варианты p, t, k, b, m, n, d, j, f, s (здесь – билабиальный звонкий фрикативный, – увулярный звонкий фрикативный, – лабиовелярный, m, n – фрикативные назальные).

Таким образом, интонационно-фонетическая обособленность префикса и корня, имевшая место в прошлом, разрушается процессами, возникающими вследствие их постоянного соположения друг с другом и использования в виде единого целого. Совместное функционирование обеих силлабем и превращение доминации полнозначного слова над служебным в доминацию главной части слова (корня) над второстепенной (грамматическим формантом) изменяют характер процессов ассимиляции, происходящих на шве. Теряя самостоятельность, первая силлабема постепенно лишается мощности своего энергетического потенциала – присущих ей интонационных и фонетических характеристик. Вместе с этим ослабевают все разновидности ее влияния на вторую силлабему и, наоборот, усиливается зависимость от более мощного в интонационном, фонетическом и категориальном плане соседа. В итоге доминирующей становится вторая силлабема, и первая превращается в ее сателлит.

Одновременное уподобление основе вокализма и консонантизма префикса наблюдается во всех языках банту. Подготовка к артикуляции инициального согласного основы начинается задолго до произнесения префикса и обычно определяет его форму, – в зависимости от степени углубленности корневой инициали осуществляется продвижение назад артикуляционных органов перед произнесением префикса, поэтому в нем появляется тот или иной :звук, удобный для артикуляции основы членами речевого коллектива. Это повсеместно зарегистрировано в сфере показателей предметных классов с сонорными согласными – назальными (1-й, 3-й, 4-й, 6-й, 9-й, 10-й кл.) и латеральными (5-й и 11-й), а во многих языках – и с другими согласными. Наибольшее разнообразие алломорфов представлено среди показателей ед. числа у формантов 5-го и 7-го кл. (соответственно 124 и 128 формантов). Например, в качестве показателей 5-го кл. употребляются префиксы: li-, di-, di-, ji-, zi-, ti-, ni-, ri-, id-, ir-, ili-, eli-, iri-, eri-, izi-, edi-, eti-, ni-, l-, ly-, d-, dy-, d-, j- и т. д. Их выбор в преимущественном большинстве случаев определяется требованиями основы (в единичных примерах обусловлен причинами исторического порядка или взаимодействием фонем внутри префикса).

Так, в эвондо перед основами на гласный переднего ряда i показателем 5-го кл. является префикс dy- (ds 'глаз'), перед основами на палатальный полугласный – dz- (dzm 'вещь', ср. bym 'вещи', мн. ч.), перед основами на велярные согласные -(k) 'копье'). Подготовка к артикуляции инициального согласного основы начинается с произнесения префикса, и его форма зависит от степени углубленности корневой инициали и продвижения артикуляционных органов. Образование алломорфов становится понятным, как только мы вспоминаем, что все они являются вариантами ретрофлексного звука, по-разному произносимого носителями языков и диалектов банту. Ретрофлексный звук, который сам по себе имеет низкий тембр благодаря большому объему ротового резонатора (за счет значительного опущения спинки языка вниз и сильной изогнутости вверх верхнего нёба), при углублении артикуляции перед произношением заднеязычного k (более глубокого, чем ретрофлексная фонема r или ее аллофоны) превращается в звук, характеризующийся еще большим объемом ротового резонатора благодаря еще более низкому положению языка при схожем профиле верхнего нёба. Влияние артикуляции гласного i на формирование предыдущего звука состоит в том, что вся масса языка продвигается вперед при одновременном подъеме его средней части, и ретрофлексный звук, наблюдаемый в других языках банту в составе показателей 5-го кл., приобретает в эвондо d-образный характер (отмечается, что при артикуляции префикса в слове dis сначала происходит продвижение кончика языка к зубам, а затем образуется r-образный звук)1. При артикуляции полугласного у средняя часть языка прижимается к нёбу, а кончик передней части опускается к альвеолам, подготовка к этой артикуляции вызывает превращение ретрофлексного r в альвеолярный dz-образный звук. Аналогичные явления наблюдаются и в остальных языках. Например, в дуала перед основами на i образуется префикс dy-, посредством которого ретрофлексный звук r приближается по артикуляции к гласному (ds 'глаз'); перед основами на а – префикс 1-, который произносится наподобие имплозивного d- (lamb 'вещь'); перед основами на о – префикс у (yong 'копье');

перед билабиальными, палатальными и велярными согласными – ddббе 'паук', dy 'якорь', dkб 'банан'); перед дентальными согласными – (t 'ухо'); наличие узкорастворных гласных, в инициали основы или назального согласного обусловливает появление эксплозивного варианта ретрофлексного звука (в виде r-образного d), а исходы основ с гласным более широкого раствора предопределяют имплозивное образование префиксной инициали; в силу этого r, l, d различаются только позиционно и являются вариантами одной и той же фонемы, которая в одних языках регистрируется как ретрофлексное r (бубе, кее), в других – как l (лунда, дуала, оли), в третьих – как эксплозивное или имплозивное d.

Подобно северо-западному обстоит дело в юго-восточном регионе. Так, перед i, u в тсвана и педи артикулируется d-образная многоударная фонема, которая воспринимается европейцами как l, r или d. Как и в северо-западных языках, она может заменяться назальной фонемой n; в южных диалектах суто вариантом ретрофлексного r является церебральный двухфокусник gd или имплозивH. Nekes. Die Sprache der Jaunde in Kamerun. Berlin, 1913. S. 7.

ное альвеолярное d; в диалектах Зимбабве функционируют плавный континуант l и многоударное дрожащее l, в центральных диалектах шона – одноударное и многоударное r, а в западных диалектах представлены все эти фонемы (например, в санга есть латеральный континуант, одноударный и многоударный вибрант). В зависимости от особенностей артикуляции, свойственных каждому языку, эти фонемы произносятся как различные альвеолярные, дентальные, латеральные, ретрофлексные, палатальные одноударные и многоударные моно- или бифокусники, произношение которых является результатом приспособления органов речи к артикуляции корневой инициали. Вариативность одноударных и многоударных l и r отмечается и в других языковых зонах; например, в ламба (центральная зона) функционируют одноударный и многоударный латеральные (боковой многоударный звучит наподобие различных фонем – l, r или d в зависимости от окружения и соответствует многоударному вибранту в других языках). В ньянджа вибрант артикулируется в виде латерального перед е, i. В его соседях чева и мабиха эта закономерность не проявляется (в мабиха есть только l, вибранта нет). В квангари вибрант перед i превращается в многоударный дрожащий латеральный, а перед у – в одноударный и т. д. и т. п.

Зависимость префикса от основы проявляется в изменении не только его фонемного состава, но и в модификации супрасегментных характеристик. Так, в языках суто-тсвана, где в изолированном употреблении префиксы имеют средний тон, их тон изменяется в зависимости от тона основы. Стыковка префикса и основы в одних языках идет по линии ассонанса тонем, в других – диссонанса. Например, в букусу префиксы с низкой финалью присоединяются к основам с низкой же инициалью, а в ганда и к'оса – наоборот: монотонные префиксы коррелируют с глайдовыми основами, а глайдовые префиксы – с основами ровного тона (ганда), и низкая финаль префикса сочетается с высокой инициалью основы, а высокая финаль префикса – с низкой инициалью основы (к'оса).

Особенно разнообразными являются ситуации приспособления префикса к основе в случае активизации назального резонатора. Во всех языках представлено явление, которое известно как возникновение гоморганных назальных в показателях классов и которое состоит в том, что артикуляция префиксного согласного повторяет по месту образования артикуляцию инициального согласного основы, а по тембру отличается от него активизацией назального резонатора. В итоге перед основами на билабиальный согласный в префиксе произносится билабиальный назальный m, перед основами на альвеолярный – n, перед основами на палатальный – ny, перед основами на велярный –. Спектр гоморганных неодинаков для всех языков. Стандартной является ситуация с названными четырьмя назальными (суахили, куриа, конго, букусу, ямбаса, мбунду, мбене, лунду и т. д.), но есть языки, где дифференцируются пять назальных (кроме стандартных, дентальный в нкоя и шона, лабиодентальный в нгуни и кукуя, билабиальный с дополнительной дентальной артикуляцией в ганда и аква, лабиовелярный в эвондо) и даже шесть (кроме стандартных, лабиодентальный и дентальный в квангари и ламба, билабиальный и альвеолярный с дополнительной фрикативной артикуляцией в мьене). Повсеместно гоморганные назальные зарегистрированы в показателях 9–10-го кл., но есть они также в формантах 1-го (мбене, лунду, мпонгве, галва, конго, кете, луяна, ньикюса, манганджа, яо, мабиха, мвера, маконде, маньика, каранга, ндау, каланга, лилима, венда, тсвана, педи, паи, пулана, кутсве, тонга, чопи, ронга), 2-го (кете), 3-го (мпонгве, галва, конго, мбене, лунду, аква, сафва, ньикюса, манда, манганджа, яо, матенго, нсенга, матумби, мабиха, макуа, ломве, маконде, мвера, сена, тонга, тсва, тсонга, ронга, чопи, маньика, каранга, каланга, лилима, венда, педи, паи, пулана, кутсве), 4-го (мпонгве, галва, мбене, конго, педи, пулана, кутсве, тсва, ронга), 5-го (мпонгве, галва), 6-го (ямбаса, мпонгве, галва, педи) и 18-го (яо, мвера, мабиха, манганджа, тсва, ронга) классов.

Не менее обширны и случаи изменения инициали основы под воздействием префиксов, в состав которых входят назальные. Например, в луба-касаи глухой билабиальный взрывной артикулируется только при активном положении назального резонатора, в остальных случаях вместо него произносится звонкий лабиодентальный фрикативный v, поэтому присоединение к основе префикса, содержащего назальный, деспирантизует и оглушает ее инициаль. В луба-катанга в тех же условиях происходит только деспирантизация инициали и вместо глухого билабиального взрывного (р) возникает глухой же билабиальный спирант. Балуба, живущие в Лубилаши, Ломами и Танганьике, в этих случаях произносят вместо p глухой велярный спирант, т. е., кроме спирантизации, происходит веляризация согласного в результате углубления артикуляции. В квангари вместо p появляется аспирированный билабиальный или фарингализованный билабиальный, который вместе с назальным фиксируется с помощью одной из композит: mph, mhp, mhph, что также является результатом углубления согласных и их спирантизации. В суахили происходит аспирация основ с инициальными p, t, k, ch, относящихся к 9–10-му кл. (причина этой аспирации – активизация назального резонатора – на письме не отражается, и назальные, присутствующие в других языках перед аналогичными основами, не фиксируются из-за слабой активизации назального резонатора).

Те же основы с неаспирированными инициалями рассматриваются как существительные 5–6-го кл. В букусу перед корнями на f, s, x назальные также не произносятся, а основы сохраняют свою инициаль. В остальных случаях происходят изменения инициального согласного, вызывающие его озвончение, десоноризацию и назализацию, в результате чего r превращается в d; t nd; с nyj; p mb;

k (с последующими модификациями: nd nn n; nyj nyny ny; mb mm m; ). В руанда присоединение к основам префиксов, содержащих назальные, приводит к превращениям: p mph, t nth,k nkh, r nd, l nd (остальные согласные не изменяются). В куриа аналогичные преобразования имеют вид: b mb, r nd, h n, m m, n n (в заимствованиях также: s ns); в южных диалектах суто: h kh; l t; f ph; j ntj, tj; r th; в педи: r nth, th; b mp, p; f mph, mp; g nkg, kg; ld nt, t; h nkh, kh; в к'оса: p mp; f mf; d nd; ty nyty; k k; в зулу: ph mp'; th nt'; kh k'; ch nc; qh nq; xh nx; с ngc; q ngq; x ngx; f mf'; v mv; s nts'; z ndz; S nytS';

g (c, q, x, gc, qq, gx – кликсы) и т. д., и т. п. – в зависимости от особенностей артикуляции каждого языка и диалекта.

Таким образом, при связи основ с показателями, содержащими назальные, происходят процессы ассимиляции, идущие в двух направлениях – от основы к префиксу и от префикса к основе. Процессы первого типа, как отмечалось выше, являются более новыми, чем процессы второго типа. Единообразие процессов второго типа, их повсеместность и архаический характер делают назализацию явлением, особенно интересным для реконструкции протосистемы. В языках представлены неодинаковые результаты назализации: в одних случаях наиболее подверженным назализации оказывается консонантизм, во вторых – вокализм, в третьих – супрасегментные признаки фонем. В возникающем многообразии явлений наиболее типичным является формирование композит согласных или сегментированных фонем, первым элементом которых является назальный (mp, nt, nyj и т. д.; – по этому пути пошли языки Конго, в которых зарегистрированы назальные варианты всех простых фонем, кроме сонорных), превращение неназального согласного в назальный (например, b m, d n, k и т. д., аналогично рассмотренным выше иллюстрациям из языков Восточноафриканского побережья), появление слогообразующих назальных или отдельных слогов (инициальное слогообразующее, передаваемое на письме посредством m' во многих диалектах конго; слогообразующие назальные в инициалях основ существительных 4-го кл. после префикса m- в чева; финальные слогообразующие в юго-восточных языках; инициальные назальные полугласные в нгом), нуннация или назальный призвук (слабо различимое инициальное n в нсенга, которое, как считается, употребляется для благозвучия1; артикуляция инициальных назальных, которые не регистрируются на письме в начале многих слов в холохоло), изменение артикуляции согласных помимо назализации (спирантизация и озвончение согласных в лубакасаи; спирантизация в луба-катанга; спирантизация и веляризация в луба; аспирация и веляризация в квангари; аспирация в суахили;

озвончение и десоноризация в букусу; аспирация и десоноризация в руанда; аспирация, десоноризация, сегментация, деспирантизация и оглушение в результате продвижения артикуляции вперед в суто;

эйективация, деаспирация, сегментация, эксплозивация (деимплозивация), озвончение и появление дополнительной артикуляции в зулу; изменение артикуляции соседних с m, n звуков в нсенга), назализация гласных (назализация гласных перед всеми назальными композитами в кете; назализация предкорневых гласных в ньянкоре, тотела (om-), ила (m-, -), чева (m-); тенденция к назализации следующих за m гласных, особенно i, u в суто-тсвана; префиксы, состоящие из назальных гласных в нгунгвел, бали, ндзиндзиу, фа', нгом и других северных и северо-западных языках; назализация гласных a, i, e, u под влиянием назального согласного, стоящего в предыдущем слоге, в ронга, в результате чего, например, слово nkhsi 'долина' звучит как [nkhinsi]; назализация гласных, происходившая в XIX в. в бенгела, в силу которой, наряду с неназальА. С. Madan. Senga handbook. Oxford, 1905. Р. 8.

ными, существовали семь самостоятельных назальных гласных, которые впоследствии из языка исчезли), превращение назальных гласных в композиты, состоящие из гласных и назальных согласных, закрывающих слог (см. показатели 6-го кл. am-, an-, а- в ямбаса; появление в локативах особого финального слога, заканчивающегося на назальный согласный в юго-восточных языках) и т. д.

Столь же многообразной может быть и локализованность назализации – назализация в инициали слова в одном языке может соответствовать назализации финали его эквивалента в другом, инициали и финали – в третьем, центральной части – в четвертом, всего слова целиком – в пятом и т. д.

4. Сравнение данных о распределении гласных и согласных назальных фонем относительно частей одного и того же слова в различных языках показывает, что все перечисленные, на первый взгляд, разнородные факты являются рефлексами одной и той же ситуации – существовавшей некогда активизации назального резонатора при артикуляции корней, впоследствии развившихся в существительные. Активизация резонатора происходила до филиации протоязыка на диалекты, поэтому все языки сохранили реликты описываемых явлений. В процессе филиации протосистемы возникали особенности артикуляции, регистрируемые ныне у каждого речевого коллектива и отличающие его от соседей. В частности, такая дифференциация протоязыка на диалекты осуществлялась благодаря различному использованию назального резонатора. При активизации назального резонатора можно зафиксировать множество состояний, незначительно отличающихся друг от друга по положению артикуляционных органов, но приводящих к неодинаковым результатам речевой деятельности. Увеличивая или уменьшая силу и время активизации назального резонатора, а также изменяя моменты включения резонатора относительно цепочек силлабем, можно произвести все то многообразие языковых форм, о котором шла речь выше. Например, считая образование самостоятельной назальной фонемы результатом наиболее мощной активизации назального резонатора, появление назальной «части» сегментированной фонемы можно рассматривать как ослабление мощности резонатора, отсутствие назализации в слове при наличии иных изменений, вызываемых назальным резонатором, – как еще более слабую фазу назализации и т. д. Аналогично: охват назализацией всех слогов является свидетельством наибольшей длительности активизации резонатора; сокращение количества назализованных слогов указывает на угасание процесса. В качестве иллюстраций можно привести следующие серии слов с одним и тем же значением из различных диалектов нано: n'kasi – mukaye – uki – uki – ukai 'замужняя женщина, жена'; -nyanra – -ny:'ra – -nyala – -Sala – -а1а 'ноготь'; enyuno – eny – enyulu – ny'ru – enhulu – ehro – disul 'нос'; sonyi – sonhe – ossoin – osyi – osohi 'стыд'; kuana – kwana – k:r – kwla 'четыре'; enynya – eyy 'скорпион'; mame – myi – me – ma – mai-mae 'мать'; -nyh – -nyihi – -nhi – -nhique 'пчела';

inanu – immu – manu – nantu – mant 'дядя'; -kumi – kuin – kunyi – kuinhle – kw 'десять'; ngolo – ngonlo 'колено'; onusi – nunci 'антилопа'; mundjla – ongyila – mongira – ondyilla – njila – onjila – onghira – ondjila 'дорога'.

Наиболее сильно назализация происходила в диалектах XIX в.

бенгера и бенгела. Действие назального резонатора охватывало не только отдельные слоги, но и все слово в целом. В остальных диалектах назализовалась, как правило, только ударная и заударная часть слова. В современном мбунду назализуется преимущественно ударный или заударный гласный (ср. eny) в бенгера – enyulu, enhulu в совр. нано; runy ra в бенгера – lonyanra в хаМбундо – olonyle в нано и т. д.). Общей закономерностью является затухание заударной и предударной назализации, сосредоточение ее на одном (последнем или предпоследнем) слоге и превращение из фонологического фактора в супрасегментный, – ср. примеры, в которых назализация материализована посредством назальных согласных (kun), со словами, где она выступает в роли назальной окраски гласных (kwla). Как показывают приведенные иллюстрации, сила назализации, моменты и длительность «включения – выключения»

резонатора, наличие или отсутствие преград, образуемых органами речи и специфика этих преград, если они возникают во время назализации, смыслоразличительного значения в мбунду не имели и не имеют. Анализ минимальных пар в архаических диалектах мбунду, члены которых различаются наличием или отсутствием назализации в префиксе, показывает, что присоединение к корню назальной силлабемы, развившейся в префикс, является средством словообразования и что слово, снабженное назальной проклитикой, обозначает различные «неотчуждаемые принадлежности» реалий, регистрируемых посредством слов без назальных проклитик (болезнь:

ombumbi 'мошоночная грыжа' – bumbi 'человек с мошоночной грыжей', процесс выявления свойств реалий: ombulungu 'пытка ядом' – bulongo 'доза яда'; пространственную форму, существенный признак: mukwallo 'кинжал, меч' – ukwalla 'остролист', букв.: «растение с листьями-кинжалами»; mukongo 'пикообразная рыба' – ohunga 'угорь', т. е. рыба, в качестве признака номинации которой в мбунду был зафиксирован фактор ее принадлежности к классу пикообразных рыб, и т. п.).

С помощью назализации говорящий как бы фиксирует две связи:

одновременности и партитивности (с пространственно-временной точки зрения, неотчуждаемая принадлежность – то, что неотделимо от времени существования реалии и составляет ее часть в пространстве). Тем самым один предмет как бы закрепляется во времени и пространстве другого предмета, уже известного говорящему и выделенного из окружающих реалий до этого. Назализуя номинат, говорящий осуществляет локализацию его денотата во времени и пространстве уже известного ему денотата. Назализация выступает как средство конкретизации одной реалии путем соотнесения ее с другой реалией: сначала путем регистрации новой реалии в качестве объекта обладания старой реалией, а затем, с развитием пространственных и темпоральных представлений, – путем локализации новой реалии во времени и пространстве уже познанной реалии. Этот процесс передачи каждой новой реалии в чье-то обладание, введения нового в сферу уже познанного лежит у истоков субстантивации. Маркером процесса выступает назализация как обширный комплекс операций, вызывающих изменение формы исходного слова путем активизации назального резонатора. Повидимому, первоначально активизация резонатора была недифференцированной по времени, силе и соотношению с частями слова, практически все слово попадало в поток назализации и выходило из него с различными «метками» на всех слогах. Поскольку многие современные многосложные слова являются композитами древних моносиллабем1, результатом их редупликации или более поздними образованиями, противопоставление назальной и неназальной частей в случае композит из древних моносиллабем служит свидетельством некогда возникшего морфемного шва: часть слова со следами Л. З. Сова. Эволюция грамматического строя в языках банту. Ленинград, 1987.

С. 313 и т. д.

назализации соотносится с древним существительным, а часть слова без следов назализации – либо с более новыми напластованиями, либо с иной частью речи (глаголом или служебным словом).

То, что назализация является средством превращения основы в существительное (корня, силлабемы в самостоятельное слово), сигналом о том, что денотат наделен границами в окружающем его пространстве и принадлежит другому денотату, а номинат обладает теми же свойствами во внутреннем (языковом) временипространстве, подтверждается материалами всех языков банту. Например, в структуре преимущественного большинства существительных отмечаются назальные гласные или согласные, а также различные модификации вследствие активизации назального резонатора при артикуляции основ. Хотя вопрос о назализации основ существительных рассматривается бантуистами применительно к показателям 1, 3, 4, 6, 9, 10 и 18-го кл., т. е. к показателям, содержащим назальные, более внимательный анализ показывает, что многие префиксы 5, 7 и 11-го кл., на деле, являются препрефиксами, которые наслоились на назальные префиксы или прилепы, возникшие в результате назализации инициалей основ. Во многих языках есть большой пласт лексем, при образовании пар ед.

и мн. числа которых отмечаются различные нерегулярности (ср.

пары ед. и мн. числа существительных 5-го кл. в южных диалектах суто и педи, где присоединение префикса мн. числа di- приводит к преобразованиям основы, свидетельствующим, что некогда здесь была инициаль, подвергавшаяся назализации: lekwa 'охапка сена', ед. ч. – dithkwa, мн. ч. в суто. Аналогично обстоит дело в парах ед.

и мн. числа для существительных 11-го кл.: loxop 'ребро' – ikxop 'рёбра' в тсвана, lerole 'пыль', ед. ч. – dithole, мн ч. в педи, а в отдельных случаях – для слов остальных классов: 7-го sefue u 'паук' – ikhue u 'пауки' в тсвана и других языках, 12-го, 14-го и т. д.).

В ряде случаев оказывается, что даже показатели 1, 2, 3, 4, 6-го, не говоря о формантах 9–10-го и 18-го кл., являются не префиксами, а пре-префиксами, т. е. формантами, возникшими перед основой существительных после того, как их инициали были назализованы и «обросли» назальными. В частности, об этом свидетельствует серия слов со значением 'человек': monhu в джонга – mhunu в ронга, mohu в хланангу, unh в рожи и намбзья, n:, nn в каланга (со слогообразующим назальным в инициали), ndh в талахундра, n 8th в лилима, umuntu в зулу и т. п. 5. Исследование проблем, связанных с активизацией назального резонатора, показывает, что в истории языков банту есть два типа назальных, которые противопоставлены друг другу по функциям и особенностям артикуляции, позволяющим возводить их к двум различным исходным образованиям. Одни назальные согласные могут обладать собственным тоном, изменять качество (тембр) и количество (долготу) соседнего гласного, быть слогообразующими и эквивалентами гласных, вторые этих признаков не имеют и по функциям не отличаются от остальных согласных. Эта оппозиция представлена с большей или меньшей силой во всех языках. Ее истоки относятся к протосистеме. Назальные первого типа зарегистрированы в префиксах и инициалях основ (или на древних швах), неотделимы от назального тона, имплозии и супрасегментных процессов.

Назальные второго типа встречаются в корнях (предударном слоге, под ударением, в сопровождении долгих и интенсивных гласных).

Назальные первого типа появляются сериями или цепями, имеют представителей в различных частях слова, могут пронизывать его как трансфикс или окаймлять как циркумфикс, т. е. имеют рассеянную по всем слогам локализацию и передают свое влияние на расстоянии. Назальные второго типа локализованы в каком-либо одном слоге и влияния на соседние слоги не оказывают. Назальные первого типа в различных языках имеют корреляты всевозможных структур – в виде согласных, гласных, полугласных, просодем или слогов; их артикуляцию характеризует нефиксированность места образования, поэтому их представители формируются в серии гоморганных звуков. Назальные второго типа имеют более четкий фонетический облик и стандартную артикуляцию. По-видимому, назальные, которые не имеют стабильных фонетических признаков, являются результатом материализации назальных просодем, а их антиподы развились из фонем. Однотипность во всех языках артикуляции и фонетического облика назальных, имеющих фонемное происхождение, указывает на то, что они восходят к протоязыку и существовали в нем до филиации протосистемы. Отсутствие стабильных признаков, общих для всех языков, региональная вариабельность, свойственная назальным, происшедшим из «сгустков»

назального тона, говорят о том, что их возникновение относится к этапу после филиации протосистемы и выделения из нее диалектов, давших начало региональным образованиям, каждое из которых характеризуется специфическим набором присущих ему способов образования звуков (в том числе, превращения просодем в назальные фонемы первого типа).

По этому параметру префиксы именных классов, содержащие назальные, распределяются на две группы: 1) показатели 9–10-го кл., которые обладают характеристиками назальных первого типа и, значит, восходят к тонемам (назальному обертону); 2) показатели 1, 3, 4, 5, 6 и 18-го кл., которые в большинстве случаев произошли из служебных или полнозначных силлабем (изредка здесь представлены существительные, которые имеют префиксы, развившиеся из назальных тонем, на них указывают ряды гоморганных, которые зарегистрированы в кете, мабиха и других языках). Например, в ямбаса префиксы 1-го и 3-го кл. имеют низкий тон (подобно служебным словам), а 9–10-го кл. – высокий, и это тембровое противостояние еще сильнее подчеркивает их различный генезис. В мпонгве назальные первого типа образуют в префиксах ряды гоморганных вследствие регрессивной ассимиляции префикса основе; назальные второго типа, наоборот, вызывают прогрессивную ассимиляцию, при которой префикс подчиняет себе основу (об архаическом характере этой зависимости см. ниже). Так, после префикса 6го кл. ma- инициальный согласный основы теряет спирантность и велярность, а также оглушается вследствие продвижения вперед артикуляции инициали основы и сближения ее с артикуляцией билабиального согласного в префиксе (-aa 'крыло' – am-paa 'крылья'); если в инициали основы стоит лабиовелярный полугласный, он превращается в билабиальный согласный, гоморганный префиксному m:

-wn 'грудь' – am-n 'груди', мн. ч.

О различной природе назальных во всех языках группы мьене, к которым относится и мпонгве, говорит также то, что в показателях 4, 5 и 6-го кл., содержащих реликты древних назальных фонем, наблюдаются назальные фрикативные, восходящие к архаическим многофокусникам. Наоборот, в показателях 9–10-го кл. функционируют только простые назальные (без дополнительной фрикативной артикуляции), т. е. фонемы, возникшие из просодем на том этапе, когда полифокальная артикуляция, происходившая в древности, уступила место более новой – монофокусной, и многофокусность произношения заменилась политонией и богатством обертонов. О распаде многофокусников и возникновении на их основе различных монофонем, образующих ряды соответствий в различных языках, говорят данные всех регионов и, в первую очередь, корреляты из юго-восточных языков, в которых представлены рефлексы разнообразных ретрофлексных звуков, развившихся во всевозможные латеральные, вибранты, дентальные и альвеолярные, примеры которых приводились выше. Подтверждается языковыми фактами и всеобщность тенденции перехода от многофокусной артикуляции к многотембровой, наиболее ярким представителем которой явились назальный тон и назальные тонемы, возникшие вследствие активизации назального резонатора.

3. Итак, в составе показателей классов выделяются префиксы, восходящие к тонемам (форманты 9–10-го кл. с гоморганными назальными), служебным словам (форманты локативных и оценочных классов), долгое время остававшимся таковыми, и силлабемам, некогда функционировавшим как суверенные служебные и знаменательные единицы языка, а затем превратившимся в препозиты существительных, и, наконец, префиксы (форманты остальных классов). Наиболее древним и самым близким к корню является слой материализованных тонем, затем следуют препозиты, ставшие префиксами. Наиболее удалены от корня элементы, которые последними были втянуты в структуру современного существительного – пре-префиксы и аугменты. Пространственная структура слова служит отражением хронологической упорядоченности этапов ее формирования вокруг корня, выступающего в роли центра, ядра, организатора структуры. Наличие назальных, являющихся реликтами тонем в инициалях корней существительных, отмечается во всех языках банту, особенно широко они представлены в показателях 9– 10-го кл. Всеобщность этого явления свидетельствует, что оно относится к протосистеме. До филиации протосистемы начали функционировать в качестве препозит перед назализованными силлабемами, которые были противопоставлены неназализованным силлабемам, также и моносиллабемы со служебным (к этому времени) значением, развившиеся впоследствии в показатели классов, представленные во всех регионах языков и имеющие одинаковую форму (с точностью до алломорфизма), т. е. показатели десяти предметных классов, отмечаемые во всех языках, где функционируют согласовательные системы: 1–8, 11 и 14-го кл. Различия в процессах, происходящих на морфемном шве, свидетельствуют, что превращение препозит в префиксы произошло позднее (после распада протоязыка на диалекты). Префиксы остальных предметных классов проявляют меньшую однородность функционирования, ими характеризуются не все языки и регионы, поэтому они могут служить диагностическим признаком, помогающим выявить этапы процесса филиации протосистемы.

4. Например, исследование материалов по способам образования и употребления показателей 12-го кл. дает возможность разбить языки банту на два региона: прибрежные и континентальные. Прибрежные языки, к которым относятся языки атлантического побережья (зоны А, В у Гасри), Африканского Рога (зоны F, G и примыкающие к ним регионы языков С, Д, E, M) и южноафриканского побережья Индийского океана (зона S)1, характеризуются отсутствием tu-класса. Континентальные языки, в число которых входят языки центральной части бантуского ареала К, L, M с распространением во все стороны от центра – на запад Н, северо-запад (часть языков зоны С), север (часть языков зон Д и Е), восток (N, P), юговосток (часть диалектов шона зоны S) и юго-запад (R), отличает наличие tu-класса. Это позволяет предположить, что зарождение 12-го tu-класса относится к эпохе, наступившей после распада протосистемы на две части (прибрежную и континентальную). Это же разбиение можно получить, исходя из анализа функционирования показателей оценочных классов (в частности, 13-го).

Говоря о динамике формирования системы классов, которая представлена в современных языках, можно выделить следующие этапы: 1) возникновение группы силлабем, у которых стала назализоваться инициаль; 2) превращение назальной тонемы в фонему, Большая часть зон Гасри оказывается однородной с точки зрения данного параметра, однако в отдельных случаях возникают несоответствия, свидетельствующие о различиях в генезисе отдельных представителей зон. Например, большинство языков зон А, В не имеют tu-класса, но в тсого его следы зарегистрированы в виде префикса –to. Особенно однородными в этом отношении и сходными с юговосточными языками группы нгуни являются языки мьене, а с диалектами тсва – северо-западные языки, обладающие ti-классом. Среди языков зоны S выделяются два пласта – генетически «прибрежные» (они распадаются на две подгруппы: с tiклассом и без него) и генетически континентальные (шона). Чисто прибрежными являются F, G, континентальными – К, L, N, P, R, смешанными – С, D, E, H, M.

служившую меткой формирующегося класса силлабем, противопоставленного остальным силлабемам, не имеющим данной метки;.

3) снабжение силлабем данного класса препозитами, с помощью которых передавались их функции в предложении и конкретизировались оттенки значения, регистрируемого посредством назализации; 4) превращение части препозит в префиксы тех силлабем, с которыми они регулярно употреблялись; 5) формирование внутри класса назализуемых силлабем нескольких подклассов, члены которых характеризовались постоянными связями с одними и теми же для них препозитами; 6) развитие этих подклассов в современные системы предметных классов; 7) свободное функционирование части препозит (без избирательности по отношению к каким-либо силлабемам) и их развитие в предлоги и служебные слова; 8) превращение последних в показатели оценочных и локативных классов;

9) «втягивание» в системы классов, существующие как предметные в современных языках, оценочных и локативных формантов и образование, по аналогии с предметными, оценочных и локативных классов; 10) унификация подсистем и формирование единой системы классов в каждом языке. Этапы 1–3, 5 и 7-й соотносятся с протоязыковым состоянием, остальные характеризуют языки, возникшие после распада праязыка.

Реконструкции Мейнхофа и Гасри, о которых шла речь выше, являются и правильными, и неправильными одновременно. Если говорить о том, из каких силлабем развились современные показатели классов, оба исследователя во многом правы1. Если ставить вопрос о том, чем были эти силлабемы в праязыке – показателями классов, просодемами, служебными или полнозначными словами, – оба исследователя не правы, ибо показателей 9–10-го кл. вовсе не существовало в виде морфем, когда показатели остальных классов уже функционировали как самостоятельные моносиллабемы. Кроме того, на том этапе, когда начала формироваться система слов, ставших затем представителями различных именных классов, препозиты, из которых впоследствии образовались показатели классов, еще Оба исследователя отметили моносиллабемный характер исходных единиц (кроме препозиты 10-го кл. у Мейнхофа, имевшей, по его мнению, более позднее образование), противопоставленность растворных различий гласных и характер основного артикуляционного компонента, определяющего консонантную часть.

Расхождения связаны с фиксацией факультативной или дополнительной артикуляции, а также с нумерацией и номенклатурой классов.

не противопоставлялись по значениям, которые «развели» их по различным классам, поэтому существовало не три различных силлабемы mu, оказавшихся родоначальниками соответственно показателей 1, 3 и 18-го кл., а одна силлабема с синкретичным значением, которое развилось в современное и «обросло» оттенками, результировавшимися образованием трех различных языковых единиц. Учитывая данные различных языков о том, что дифференциация согласных по звонкости – глухости является более поздним процессом и восходит не к протоязыковому состоянию, можно отметить, что показатели 2-го и 16-го кл., возводимые Мейнхофом и Гасри к силлабемам с лабиальным согласным (лабиодентальным и билабиальным у Мейнхофа и билабиальным у Гасри), в протоязыке должны были иметь один и тот же коррелят (с лабиальным компонентом артикуляции как обязательным и дентальным, велярным, лабиодентальным или лабиовелярным как факультативным). Аналогично обстоит дело с показателями 8-го и 10-го кл., по-видимому, соотносимыми с одной и той же протосиллабемой. Так же можно объяснить и наличие одинаковых префиксов в качестве показателей 15го, 17-го и 20-го; 7-го и 21-го; 13-го (aka) и 22-го (aga) классов.

Для определения облика остальных первообразных силлабем следует учесть еще два фактора: 1) описанную выше взаимозаменимость латеральных и альвеолярных, обусловливаемую особенностями артикуляции слога в целом, которая объясняет возведение формантов 5-го, 10-го (пре-префикса в протоформе Мейнхофа) и 12-го кл. в тех языках, где они имеют t-формы, к одной и той же *-силлабеме с многоударным ретрофлексным консонантом, развившимся в латеральный, вибрант или одноударный звук с артикуляцией в средней части ротовой полости. Аналогично обстоит дело с формантами 11-го и 12-го кл., по классификации Мейнхофа;

2) зафиксированные в различных языках следы моносиллабемы a со служебным значением, развившейся в локативный формант в некоторых из северо-западных языков.

В итоге можно сформировать систему моносиллабем, которая условно обозначена ниже с помощью следующих фонем: *mu (протосиллабема, из которой образовались показатели 1, 3 и 18-го кл.), *a (с многофокусным полугласным, компонентами которого, как показывают рефлексы в современных языках, были звуки, возникавшие вследствие лабиовелярной артикуляции; на его основе сформировалось многообразие префиксов 2-го и 16-го кл.), *m (прообраз показателя 4-го кл.), *ma (полнозначная силлабема, на базе которой возник префикс 6-го кл.), * (ретрофлексный многофокусник, развившийся в форманты 5-го, а в некоторых языках также 10-го и 12-го кл.), *k (см. 7-й и 21-й кл.), * (8-й и 19-й), *u (11-й и 12-й tu-класс), *ka (13-й и 22-й в ганда), *u (14-й), *ku (15, 17 и 20-й в ганда), *а (20-й по терминологии Джонстона1).

Система является симметричной по отношению к способам артикуляции слога в целом: с одной стороны, выделяется противопоставление гласных по степени раствора (гласный а в противовес, u) и по степени продвинутости артикуляции (оппозиция узкорастворного гласного переднего ряда гласному заднего ряда u); с другой стороны, эксплицируются признаки, по которым формируется система согласных и дифференцируются артикуляционные движения при их произнесении (назально-губные согласные и неназальные, делящиеся на «задние» однофокусники – велярные смычные согласные, «более передние» многофокусники – ретрофлексные согласные и «задне-передние» многофокусники – лабиовелярные полугласные). Систему моносиллабем можно представить в следующем виде:

Эти 12 протосиллабем могли быть использованы как «строительный материал» при формировании префиксов именных классов, которые присоединялись к силлабемам, становившимся существительными (ср. с реконструкциями Мейнхофа на с. 24. и Гасри на с.

41.). Как отмечалось выше, во многих случаях показателем субстантивности стала назализация инициалей протосиллабем, приобретавших статус существительных. Однако назализация была не единственным таким средством. Во всех языках банту, кроме охарактеризованных выше именных классов, выделяются еще два – так называемые 1«а» и 2«а». К ним относятся существительные, H. H. Johnston. A comparative study of the Bantu and Semi-Bantu languages. Vol. 1– 2. Oxford, 1919–1922.