Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО «Алтайский государственный технический

университет им. И. И. Ползунова»

А. А. ЧЕРНАКОВ

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ АНАЛИЗА

МИРОВОГО ФИНАНСОВО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО

КРИЗИСА

Изд-во АлтГТУ Барнаул • 2009 ББК 60.5 Ч-49 Чернаков А. А. Социологический контекст анализа мирового финансово-экономического кризиса : монография / А. А. Чернаков. Барнаул : Изд-во АлтГТУ, 2009. 57 с.

ISBN 978-5-7568-0734-9 В данном научном издании автор, рассматривая ценностные основания общественной жизни, демонстрирует свою точку зрения на текущий мировой финансово-экономический кризис.

Через раскрытие смыслов свободы социальной, предоставляя возможность увидеть в сравнении функциональную неполноту свободы экономической.

Данная работа является продолжением серии публикаций аналитического характера: «Социальное государство: основания, базовые принципы, механизмы», «Либеральный социалдарвинизм – как вызов для России в ХХI веке», раскрывающих научные основания явлений, наблюдаемых в современной общественной жизни, политике и экономике.

Рецензент:

С. И. Григорьев, доктор социологических наук, профессор, первый проректор РГСУ, чл.-корр. РАО, вице-президент Союза социологов России, Российской социологической ассоциации и Российского общества социологов, директор Центра социальной квалиметрии НИИ комплексных муниципальных исследований РАН ISBN 978-5-7568-0734- © Алтайский государственный технический университет им. И. И. Ползунова, © А. А. Чернаков, Содержание Введение

1 Кризис как «момент истины» для расширения пространства «личных решений» …………………..... 2 Предыстория финансово-экономического кризиса … 3 Рента как иллюзия вечного блаженства Запада.......... 4 Насколько громко Запад готов «хлопнуть дверью»?.. 5 Выбор пути преодоления кризиса: автономизация национальных экономик или упразднение ренты? …. 6 Что же делать? …………...……………………………. 7 Оси координат свободы социальной и свободы экономической………………..………...…. Список использованной литературы …………............... Список литературы, рекомендуемый для самостоятельного изучения………………………… Введение Обсуждая текущий мировой финансово-экономический кризис, принято говорить об индексах фондовых бирж, стоимости металлов и энергоносителей на мировых рынках и т. д. Однако взгляд аналитиков-экономистов, в силу особенностей их дисциплины, не даёт нам достаточно полной картины явления, упуская из поля своего внимания комплекс факторов, оказывающих непосредственное влияние на характер экономических показателей.

Подготовив однажды аналитическую записку, заказанную чиновником Администрации Президента, в служебную обязанность которого входит «быть в курсе» нарождающихся явлений общественной жизни, которыми были обильны 90-е гг., автор данного материала неожиданно обнаружил для себя неиссякаемый источник получения эстетического удовольствия, получаемого от «расстановки по своим местам» слов, фактов, смыслов, понятий, обосновывая это аргументами существующих научных источников.

В качестве аналитической записки для чиновника, безусловно уважаемого человека, раскрывающей видение автором происходящих в современном российском обществе процессов, был подготовлен материал «Концепция и технологические принципы Открытого Гражданского общества». В материале показаны концептуальные тенденции, целенаправленно воздействуя на которые, мы получаем возможность получения ожидаемого эффекта в исторической перспективе.

В свою очередь, знакомство с научной школой профессора С. И. Григорьева, выступившего одним из рецензентов этой работы, позволило расширить сферу научных интересов, увидеть ряд явлений, ещё недостаточно исследованных, осмысленных, не имеющих «привязок» к существующему массиву классических научных знаний. А созданная в рамках деятельности этой научной школы теория об управляемой социоприродной эволюции, подтверждающей, что существует ещё неизведанное пространство, стало своеобразным «руководством к действию».

Таким образом, текущий мировой финансово-экономический кризис послужил очередной «темой» для «интеллектуальных упражнений на досуге», имеющих своей целью непредвзято, неангажированно исследовать различные аспекты данного явления с точки зрения социологии, позволяющей, как оказалось, увидеть многое из того, что недоступно для понимания экономистов в силу ограниченного круга исследуемых данной наукой предметов.

Соответственно, цель проведённого и представленного вниманию читателя, социологического исследования текущего мирового финансово-экономического кризиса, заключается в том, чтобы продемонстрировать то, что всегда остаётся за рамками биржевых сводок. Иными словами – продемонстрировать происходящее подспудно, незримо, что необходимо менять в принципе, концептуально, если ещё остаёмся «в здравом уме и памяти».

Если воспринимать цель «как образ желаемого будущего», то социологический подход к решению задач, направленных на устранение обострившейся глобальной проблемы, может быть и наиболее эффективным. В частности, это может быть элементарная демонстрация реально существующих взаимозависимостей, ставящая перед необходимостью, в соответствии с предписанием социолога М. Вебера, «сделать ценностно ориентированный выбор».

Разумеется, данная рекомендация классика имеет значение только для тех, кто ещё способен адекватно понимать «цену вопроса». Остальные, как это было всегда, руководимые чувством аффилиации, неизбежно последуют.

В качестве метода, направленного на решение поставленной задачи, является публикация данного материала.

1 Кризис как «момент истины» для расширения пространства «личных решений»

Чтобы иметь объёмное, стереоскопическое изображение какого-либо предмета или явления, позволяющее нам получить более полное представление об этом предмете или явлении, нам необходимо рассматривать предмет или явление, как минимум, с двух точек. Это же условие сохраняется и для исследования причинно-следственных связей текущего мирового финансово-экономического кризиса. Вместе с тем необходимо отметить, что сегодня до сих пор рассматривается и обсуждается только одна линия генезиса этой проблемы, объясняя данное явление как следствие неблагоприятных, как бы стихийно сложившихся стечений обстоятельств финансово-экономического характера.

В основном говорят об утрате контроля над эмиссией долларовой массы ФРС США, представляя этот факт в качестве основной причины кризиса. Это верно. В то же время не объясняется, что эта эмиссия не причина, а следствие проблемы, имеющей совершенно иную природу, говорить о которой не принято как о само собой разумеющемся и не подлежащему обсуждению, факте...

Однако, приступая к исследованию причинно-следственных связей мирового финансово-экономического кризиса в контексте социологических знаний, мы получаем недостающую для объёмного видения существующего явления, точку зрения, которая даёт возможность расширить исследуемое пространство и увидеть важные детали фундаментальных основ человеческого общества, которые недоступны для взгляда специалистов финансовоэкономической сферы. В свою очередь, социологический контекст анализа позволяет не только глубже понять природу этого кризиса, но и позволяет сделать практически полезные выводы, необходимые для формирования благоприятных перспектив дальнейшего поступательного цивилизационного развития.

В качестве завершения вводной части, раскрывающей подход к данному исследованию, необходимо заметить, что административные рычаги регулирования финансовоэкономической сферы, против которых выступают сторонники свободной экономической деятельности, руководимые при этом идеей получения прибыли как единственной меры целесообразности экономической деятельности, сегодня применяются ими в качестве средства для устранения негативных последствий этой свободы.

Таким образом, вынужденное применение командных методов управления экономикой, направленных на преодоление кризиса, дискредитирует саму идею «свободного рынка», создавая благоприятные условия для реализации принципов, которые свойственны ситуациям, известных как «точки бифуркации» или «момент истины», являясь обоснованием для формирования новых оценок феномена экономической деятельности и практически полезных выводов, а также обоснованием необходимости формирования подходов, позволяющих в перспективе осознанно и синергично управлять процессами жизнедеятельности.

В данном случае логика социологического подхода к анализу мирового финансово-экономического кризиса весьма проста и заключается в предположении, что параллельно существующей экономической политике, основанной на принципах экономической свободы, определяемой понятием либерализма, априори должна существовать и социальная политика, реализуемая, соответственно, на основании принципов свободы социальной.

В данном случае, руководствуясь гипотезой, что в результате одновременного взаимодействия и, соответственно, определённого противоборства факторов, имеющих различную природу, но естественных и равно необходимых, взаимно уравновешенных неким механизмом «сдержек и противовесов», будет сформировано понимание необходимости реализовать принципы, существование которых отметил и сформулировал более 2500 лет назад один из первых мыслителей европейской цивилизации Гераклит (ок. 544 480 до н. э.), создавший философскую доктрину, в соответствии с которой «взаимодействием и борьбой противоположностей определяется существование каждой вещи и любого процесса в мироздании. Действуя одновременно, эти противоположно направленные силы образуют напряженное состояние, которым и определяется внутренняя гармония вещей» [1].

Заметим, что в логике античного мыслителя нет какой-либо экзотики или экстремизма. Обосновать свои научные выводы идеями великого грека, заложившего основы диалектики, считали и считают до сих пор за честь многие видные учёные.

Углубляясь в предмет исследования, имеющего своей целью, как это становится очевидным, наполнение принципов свободы социальной смыслами, которые могут быть конструктивно и плодотворно противопоставлены принципам свободы экономической, посредством которых может быть создано то самое диалектическое единство, о котором говорит Гераклит, нам удалось обнаружить, что это пространство до сих пор не сформировано – не наполнено смыслами, посредством которых, может осуществляться системообразующая деятельность государства и общества, посредством которой содержательно и технологически может быть реализовано данное диалектическое взаимодействие, обеспечивающее баланс ценностей свободы социальной и ценностей свободы экономической.

Положительный эффект очевиден, т. к. в результате введения в практику самого понятия о системообразующей деятельности государства предполагает, соответственно, качественное обновление этой деятельности, учитывающей необходимость соблюдения баланса интересов свободы экономической и свободы социальной. По нашему мнению, в результате обновления этой деятельности следует ожидать расширение пространства для реализации потенциала личных решений граждан, способствуя тем самым, вовлечению их в общественную деятельность, социальный потенциал которых сегодня, в лучшем случае, инертен.

В завершение вступительной части подведём итог.

1. Продумывание и логическое упорядочение взаимодополняющих понятий, различных по своему характеру, свобод, потенциально участвующих в формировании уравновешенной системообразующей деятельности государства, посредством которой осуществляется организация общественной жизни, позволяет систематизировать и схематизировать наиболее общие принципы и модели этой деятельности.

2. Введение в практику понятий свободы социальной в качестве элемента системообразующей деятельности, призванных уравновешивать негативные проявления свободы экономической, может быть принято в качестве альтернативы радикальным методам разрешения неизбежно нарастающего напряжения в противостоянии мировых центров сил.

3. Очевидна необходимость в констатации пространства смыслов свободы социальной: определения параметров этого пространства, его понятийной и ценностной констатации.

2 Предыстория финансово-экономического кризиса Стремясь сохранить статус свободы экономической, её сторонники убеждают нас в том, что финансово-экономические кризисы представляют собой неизбежные издержки «свободного рынка», приводя в пример Великую депрессию 30-х гг. прошлого века. Но говоря об этом, они умалчивают, что тот кризис благополучно «рассосался» благодаря возникшему в Европе буму индустриального производства, обусловленному подготовкой европейских государств ко Второй мировой войне. Умалчивают, видимо, с той целью, чтобы не возникали ассоциативные подозрения по поводу причинно-следственных связей этих двух явлений: экономического кризиса и войны, в данном случае как одного из механизмов его наиболее эффективного преодоления.

Однако подобный, экстремальный способ разрешения ситуации, аналогичной современному мировому финансово-экономическому кризису, был уже реализован задолго до Великой депрессии, отмечен в исторических исследованиях и представлен, например, Ф. Энгельсом в книге «Происхождение семьи, собственности и государства».

В своей научной работе Энгельс описывает проведённую в 594 г. до н. э. афинским правителем Солоном реформу, поводом для которой послужил, говоря современным языком, I-й мировой финансово-экономический кризис, возникший в этом древнегреческом полисе. В данной работе Энгельс пишет, что к этому времени в Афинах сложилась ситуация, без анализа и понимания которой, невозможно понимание природы и последствий кризиса современного. Данный анализ необходим в качестве примера для сравнения и выработки полезных выводов.

Описываемому античному финансовому кризису предшествовало изобретение универсального товара – денег и, соответственно, по аналогии с платой за аренду имущества, предполагающей компенсацию его износа – повозки, например, «изобретение» такой финансовой операции, как ссудный процент, с последующим развитием на основании этой ссудной операции рынка финансовых услуг, известных нам как ростовщичество. И, соответственно, возникновение института ренты как формы «самовоспроизводства», или клонирования денег.

Из приведённого первоисточника нам известно, что в Древних Афинах, в частности, получило развитие ипотечное кредитование, где в качестве залога ростовщикамирантье принимались земельные участки, принадлежащие заёмщикам – гражданам Афин.

Энгельс пишет, что «на полях Аттики всюду торчали закладные камни, на которых значилось, что данный участок заложен тому-то и тому-то за такую-то сумму денег.

Поля, не обозначенные таким образом, были уже большей частью проданы вследствие неуплаты в срок ипотечной ссуды или процентов и перешли в собственность ростовщика» [2].

Читаем дальше: «Более того. Если сумма, вырученная при продаже земельного участка не покрывала долга, … то должник вынужден был продавать своих детей в рабство в чужие страны, чтобы расплатиться с кредиторами». А если и этих средств было недостаточно, то продавали в рабство и самого заёмщика. Афинское общество оказалось, что называется, «застигнутым врасплох».

Изощрённое коварство заключалось здесь в том, что в роли финансистов, соответственно, выступали сограждане – богатые афиняне, так как по существующим законам в сделках с землёй могли принимать участие только лица, имеющие афинское гражданство.

Надо полагать, что афинское общество впервые столкнулось с подобным образом реализуемой свободой экономической деятельности древнегреческих финансистов – с античным либерализмом, не облагороженным ценностями свободы социальной.

Нам неизвестно, каким образом мог бы пойти ход исторического развития западной цивилизации, колыбелью которой, безусловно, являются Древние Афины, не вмешайся в эту тупиковую для общества ситуацию, государство в лице его «премьера» Солона.

Из работы Энгельса мы узнаём, что I-й мировой финансово-экономический кризис разрешился тем, что правитель Афин Солон и его сподвижник Клисфен, усилив функции государства в результате осуществлённой ими реорганизации схемы управления общественной жизнью, получили так необходимую для проведения экономических реформ политическую силу. Также мы узнаём, что «долги попросту были объявлены недействительными», а из чужих стран были возвращены афиняне, проданные туда из-за долгов, или бежавшие от долгов.

Возможно, в древнегреческом полисе впервые в истории была масштабно реализована основная функция государства – защита интересов личности и общества, ставших жертвой свободной финансово-экономической деятельности, не регламентируемой соответствующим нормами системообразующей деятельности государства.

Однако природа сложившегося в Древних Афинах финансового кризиса, переросшего в кризис социальный, достаточно очевидна ввиду ограниченного количества присутствующих в этом городе аристократов-ростовщиков, выступавших, в данном случае, в качестве того, что мы сегодня имеем под понятием рантье – «человека, живущего за счёт регулярно получаемого дохода с капитала, имущества или земли, не требующего от владельца предпринимательской деятельности» [3].

В результате проведённой финансово-экономической реформы, Солон, по мнению апологета классовой борьбы, открыл «ряд политических революций», представив нам, первый же, описанный случай «экспроприации экспроприаторов» на государственном уровне: у аристократоврантье были изъяты накопления, полученные ими в результате применения ссудного процента. Энгельс пишет, что одновременно с экспроприацией земельных участков и возвращением их прежним владельцам, реформой были наложены и ограничения на размеры земельного участка, которым могло владеть отдельное лицо.

Заметим, что в современном понимании эти меры равнозначны государственному регулированию экономической деятельности. Одним из современных примеров может служить недавнее принятие в РФ пакета законов, ограничивающих монопольное ценообразование, реализуемое посредством картельных сговоров.

Таким образом, в результате проведённой Солоном «перестройки», в обществе Аттики был установлен принцип, благодаря которому фактически были наложены ограничения на социально-опасные формы концентрации капитала, исключив тем самым рецидивы социальных потрясений данного типа.

Наверняка институт «дачи денег в рост» в Древних Афинах сохранился, но, надо полагать, это был уже «капитализм с человеческим лицом». В свою очередь, «сброс»

социальной напряжённости, реализованный Солоном, послужил стимулом к формированию инновационного вектора социальных приоритетов, «переключая» тем самым потенциал личности и общества, соответственно, на самореализацию в сфере различных искусств. Назовём этот феномен расширением пространства для проявления инициативы личных решений наиболее одарённых граждан древнего полиса, реализуемых посредством открывшихся для них возможностей реализовать свои естественные социальные свободы.

Определим данный период в жизни одного из древнейших городов-государств периодом баланса свобод социальных и свобод экономических. Положительный эффект оказался весьма ощутимым. Так нам известно, что именно в данный период афинской истории востребованными оказались таланты известных сегодня всему миру творцов культуры античной Греции, положенные затем в основание европейской цивилизации. Именно с этим периодом истории Древних Афин связаны имена философов Гераклита и Платона, трагиков Софокла и Еврипида, поэта Гомера, историка Геродота, скульптора Поликлета и многих других афинских граждан.

В качестве повода к размышлению здесь уместно сделать многозначительное замечание, что в постреформенный период V – IV вв. до н. э. в обществе Афин сложилось то, что можно определить как системообразующую деятельность этого города-государства, в результате которой мы наблюдаем пик расцвета культуры, искусств под общим началом наук обществознания.

Таким образом, сделав экскурс в историю с целью показательного сравнения с современной ситуацией и приступая к анализу социологического контекста текущего мирового финансового кризиса, заметим, что его природа не настолько очевидна, в отличие от того, который возник 2,5 тыс. лет назад в Древних Афинах. Прежде всего ввиду несопоставимости размеров древнего полиса, величиной с небольшой современный провинциальный городок, с масштабами современного нам мира, охваченного кризисом.

Так, из процитированного выше научного произведения Энгельса мы узнаём, что свободных граждан в Древних Афинах того исторического отрезка времени, включая пригороды, насчитывалось всего-то около 95 тыс. человек.

Надо полагать, что и финансисты здесь были представлены в достаточно ограниченном количестве – «штучно». Ввиду замкнутости пространства последствия их свободы экономической обнаружили себя достаточно скоро.

Наиболее важным для понимания трагичности обстоятельств современной нам ситуации является то, что последствия экспроприации у древнегреческих рантье, приобретённой ими посредством ссудного процента собственности, не могло стать причиной масштабного социального кризиса в принципе. Прежде всего, по той простой причине, что круг «пострадавших» в результате предпринятых афинским правительством мер был ограничен. В настоящее же время количество рантье в западном мире несопоставимо выше, и всякая попытка ослабить эту, уже непосильную для мирового сообщества «нагрузку», реализуемую посредством существующей мировой финансовой системы, неизбежно повлечет для социальной сферы западного мира, где сконцентрирована основная масса рантье, колоссальные негативные последствия. Но об этом в следующих главах.

3 Рента как иллюзия вечного блаженства Запада Ситуация современного мирового финансово-экономического кризиса, в отличие от Древних Афин, чрезвычайно осложнена масштабами явления: если земельные участки афинских граждан, оказавшиеся в собственности античных банкиров, в ходе реформ Солона, изымались и возвращались прежним владельцам без каких-либо социальных потрясений, то проблема текущего времени заключается в том, что сегодня в роли финансистов выступают, возможно, сотни миллионов рантье, рассредоточившихся по всему Западу.

Точных цифр, которыми выражается сегодня численность инертной, в смысле предпринимательской активности массы рантье, банально «проедающей» свои дивиденды, обнаружить не удалось. Но некоторые научные публикации утверждают, что уже к началу ХХ в. в Англии данная социальная группа достигала количества, составлявшего более 3 % от всего населения этого богатейшего островного государства, или около одного миллиона человек! Не сложно «прикинуть в уме», насколько возросло во всём мире это количество за прошедшие 100 лет. Не только путём прироста капитала за счёт регулярно начисляемых процентов от этого капитала, но и благодаря страстному, возведённому в религиозный культ протестантизма и однозначно понимаемому стремлению, быть успешным – «Бог любит богатых…». Иначе говоря – «стать свободным». В данном случае действует тотальная установка идеологии свободы экономической: «скопить капитал и жить на проценты».

В мировой прессе периодически публикуются списки самых богатых людей планеты. Но это всего лишь верхушка айсберга. Основная масса финансовых средств, находящихся сегодня в мировом обороте, является собственностью так называемого «среднего класса» – мелких и средних рантье, вынуждая существующие финансовые институты, представляющие интересы данной социальной группы, быть в постоянном напряженном в поиске источников средств, необходимых для реализации основополагающего принципа существования Запада – выплаты ссудного процента – ренты.

Собственно, существование данного принципа создаёт для современной мировой финансовой системы кошмарную ситуацию, когда доходы от коммерческих кредитов не покрывают расходов на выплату процентов от капиталов, принадлежащих вкладчикам банков. Не вызывает сомнений тот факт, что с целью покрытия дефицита платёжного баланса было предпринята провалившаяся программа массового ипотечного кредитования жилищного строительства в США. Именно этот дефицит стал причиной банкротства одного из крупнейших банков США «Лемон бразерс», ставшего «точкой отсчёта» текущего мирового финансовоэкономического кризиса.

С целью преодоления этого же дефицита «подогрета»

и очень странная, мягко говоря, с точки зрения экономической целесообразности, практика наращивания «валютных резервов» – финансового балласта, которая активно реализуется в Японии, Китае, России.

Неудивительно, что величина валютного «мешка», характеризующая уровень эксплуатации населения этих государств в пользу рантье Запада, подаётся мировыми рейтинговыми агентствами как некое достоинство. Однако надо быть весьма наивным, чтобы надеяться, что эти деньги когда-то будут обналичены или компенсированы полезной для этих государств продукцией или ноу-хау. В отличие от древнеафинских ростовщиков, капитализировавших ренту в изымаемые у должников земельные участки, рантье Запада просто увеличивают ряд «пустых», ничем не обеспеченных нолей так называемых «золотовалютных резервов» стран – доноров.

Соответственно, после своего неизбежного ухода, рано или поздно эта людская масса социальной группы рантье оставит нам о себе в качестве назидания всего лишь, увы, испорченный климат планеты.

Тем не менее, несмотря на логически обосновываемые выводы о неизбежности упразднения института ренты, его сторонниками предпринимаются попытки его закрепления.

Надо полагать, что с целью предупреждения сложившейся сегодня ситуации, вызванной финансовым кризисом, спешили с глобализацией, предполагающей не только некое «мировое правительство», но и, безусловно, единую мировую финансовую систему, дающую возможность расширять круг финансовых доноров, необходимых для обеспечения непрерывности притока средств на содержание рантье западного мира. Существуют даже попытки научного обоснования такого гипотетического миропорядка, благодаря которому, якобы, это станет возможным.

Одной из таких теоретических разработок, претендующих на обоснование весьма специфического международного распределения ролей, является труд экономиста, Нобелевского лауреата, Ф. А. фон Хайека (1899 – 1992 гг.), разработавшего теорию каталлактического хаоса, представляющего, по его мнению, идеальные условия для реализации данной схемы.

Особенность разработанной Хайеком экономической теории заключается в том, что слово «социальный», по его утверждению, лишает смысла всё то, к чему оно относится в качестве прилагательного. Особую же опасность для своего учения Хайек видит в понятии о «социальной справедливости».

Посвятив исследованию данного смысла отдельную главу, символически названную им «Мираж социальной справедливости», в её завершении он делает вывод, что «в обществе свободных людей, членам которого позволено использовать собственные знания в собственных целях, термин «социальная справедливость» не имеет никакого смысла или содержания, по своей природе не может быть доказано. Никакое отрицательное утверждение не может быть доказано. Можно только продемонстрировать на любом числе частных случаев, что призыв к «социальной справедливости» никоим образом не помогает принимать необходимые решения» [4].

Хайек – экономист, являясь бесконечно преданным своей науке, он, оберегая её от находящихся в постоянном движении аргументов живой жизни, неподвластных логике холодного расчёта, стремится нейтрализовать их весьма оригинальным методом, просто отказав им в праве на существование.

В данном случае выводы Нобелевского лауреата, отрицающего существование понятий, предназначенных для установления в обществе некой иерархии ценностей, являются очередной крайностью, некогда уже продемонстрированной Платоном. Различие заключается лишь в том, что испытывая затруднения в поиске условий, которые следовало бы создать, чтобы реализовать эту же самую социальную справедливость, установив тем самым социальную гармонию, Платон приходит к выводу о необходимости остановки изменений в обществе [5]. Напомним, что именно данный вывод Платона послужил основанием к определению типа «закрытого общества». Соответственно, понятие «открытое общество» предполагает открытость такого общества к актуальным изменениям.

Не сложно убедиться, что и Хайек, и Платон пытаются решить одну и ту же проблему, но разными способами, игнорируя при этом реально происходящие в обществе процессы, фактически «зарывают голову в песок», обосновывая, каждый по-своему, тоталитарность – «закрытость»

общества к изменениям, всегда происходящих на стыке существующих в обществе сил. В данном случае понятие социальной справедливости является отнюдь не елейным призывом к благотворительности или к тому, чтобы «отнять и поделить», а как раз тем стыком социальных противоречий, живое взаимодействие которых генерирует те идеи, которые необходимы для актуальных трансформаций.

В свою очередь, реализуя наше преимущество, предоставленное более поздним историческим временем, позволяющем нам сравнивать различные точки зрения, мы приходим к выводу, дающему основание не принимать:

как отрицание Хайеком существования принципов социальной справедливости, так и необходимости «остановки изменений» Платона.

В частности, нами определено, что в отношении социальной группы, в которую входят дети, немощные по старости или болезни и беременные женщины, общество несёт недевальвируемые распределительные социальные обязательства и которые, по определению, не должны участвовать в конкуренции за своё выживание и развитие, освобождая тем самым понятие «социальная справедливость» от разлагающего общество подтекста «дармовщины» или необходимости деления общества на враждующие между собой классы.

Все же остальные граждане, дееспособные по определению, обязаны участвовать в перманентной конкуренции, обеспечивающей возможность не только для развития их всесторонних личностных качеств, но и эволюции общества в целом. Не ограничиваясь лишь сферой материального самообеспечения (на рынке труда) – сегодня данная форма конкуренции уже утратила остроту, но и в организации своей жизнедеятельности: социальной самоорганизации, культурной, экспертной и т. д., определив эту конкуренцию как норму социальной справедливости, закрепив за этим понятием функцию эволюционирующего начала современной общественной жизни.

Таким образом, мы приходим к заключению, что «социальная справедливость» – это то место в обществе, где должно быть реализовано гераклито-гегелевское «диалектическое единство противоположностей», адекватное текущему историческому времени, создавая соответствующие механизмы и формируя вектор своевременных изменений. Иначе говоря, своевременно трансформировать «количество в качество», не дожидаясь кризисных состояний, реализуя при этом принцип «отрицание отрицания»

посредством перехода к новым формам социальной самоорганизации в качестве ответа на неизбежность периодически возникающих вызовов.

Однако неприятие экономистом Ф. А. Хайеком общества как мыслящего и чувствующего живого организма, которому присущи изначально заложенные природным естеством свойства к саморазвитию, в очередной раз лишает его рассуждения внутренней логики при попытке доказать, что у «Великого общества с его рыночным порядком, … отсутствует согласованная иерархия целей». В соответствии с его теорией, для того, чтобы создать «Великое общество», необходимо роботизировать сознание входящих в такое общество субъектов, каталлактически разделив их на обездушенные элементы абстрактного порядка – хаоса: «главная общая цель всех его членов («Великого общества») чисто инструментальная – формирование абстрактного порядка…».

Таким образом, руководствуясь «благими намерениями» обезопасить Запад от возможности формирования в нём «общей цели» и, соответственно, от возникновения в этом обществе тоталитаризма, Хайек, сам того не подозревая, научно обосновывает идеологию, содержащую ещё большую опасность – опасность тоталитаризма «процесса как цели», реализуемого в данном случае, институтом ренты. Увы, удовлетворение физиологических потребностей посредством экономической деятельности не может быть целью по определению: нет необходимости доказывать, что это всего лишь средство...

В целом, в работе Хайека обнаруживается, что те аргументы, при помощи которых он обосновывает ценности свободы экономической, вступают в противоречие с базовыми смыслами свободы социальной, посредством которых их носители включены в социокультурные системы.

Соответственно, содержательное наполнение свободы социальной, в её сопоставлении с ценностями свободы экономической, будут нами представлены ниже.

В завершении главы необходимо заметить, что ввиду важности ценностей свободы социальной, остающихся последним препятствием в международном распределении ролей, сохранение данных ценностей должно быть приоритетным в системообразующей деятельности государства. Прежде всего, по той причине, что благодаря этим ценностям общество сохраняет смысл своего существования, всегда оставаясь «себе на уме». В противном случае остаётся лишь территория: нет этих ценностей – нет и государства.

В данной связи уместно привести высказывание А. Швейцера, утверждавшего, что «те, кто вынужден подчиниться другим нациям (в данном случае внешним обстоятельствам, диктуемым институтом ренты – примечание автора), оказываются во всех отношениях вне закона».

Надо полагать, что в данном случае этика солидарности малых групп и ценностные смыслы свободы социальной, благодаря которым обеспечивается неприкосновенность личных решений граждан самодостаточных государств, создают риски при доступности технологий, выгоды от использования которых остаются в распоряжении таких государств. Прежде всего, ввиду существования собственных ценностей, не совпадающих с интересами рантье государств западного мира. В подтверждение данного вывода достаточно вспомнить, например, программу послевоенной экономической помощи, известной как «План Маршалла», ставшей доступной для государств, сохранивших свою приверженность ценностям Запада:

сохранения института ренты.

Как видим, с точки зрения социологического анализа мирового финансово-экономического кризиса, противоречия здесь принципиальные и неразрешимые ввиду их жизненной важности для каждой из сторон.

Таким образом, безусловным положительным моментом текущего мирового финансово-экономического кризиса является то, что он привлёк внимание широкой общественности к существующему в мире и до сих пор не разрешенному противоречию, настоятельно требующему эволюционных, следовательно, тщательно взвешенных и постепенных изменений.

С одной стороны, у значительного количества государств критически возросло осознание собственной самодостаточности (существования факта социальных свобод), отдающих приоритет собственным интересам и, несмотря на процессы глобализации, имеющих достаточный потенциал политической воли, чтобы их отстаивать. С другой стороны, критически возросло противоречие между интересами ценностей свободы экономической, представленной в данном случае, институтом ренты, существующем в государствах западного мира, с комплексом интересов государств Остального мира. При этом государства западного мира уже не в состоянии защитить интересы значительного количества своих, «выпавших» из эволюционного процесса граждан, существование которых непосредственно зависит только лишь от сохранности их вкладов банках.

4 Насколько громко Запад готов «хлопнуть Зримым свидетельством отсутствия конкурентоспособности общественного устройства государств Запада, в частности, Европы, включая существующий здесь институт ренты, являются наметившиеся тут тенденции постепенного вытеснения коренного населения выходцами с Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки. Выхода нет… Не спасает и активизированная Западом волна «цветных революций», прокатившаяся по странам Восточной Европы, в результате которых эти государства, оказавшиеся «под контролем» ценностей Запада, утратили часть своей государственности и, соответственно, часть своей свободы социальной. В данном случае мы приходим к выводу, что вместо того, чтобы в экстренном порядке решать острые проблемы своей внутренней жизни, государства Запада растрачивают отпущенное для этих целей время на то, чтобы «учить жизни» население других стран. Об этом же свидетельствуют события, происходящие сегодня на Ближнем и Среднем Востоке: от попытки «перехвата власти» в Иране, организованной прозападно-ориентированной «пятой колонной», приуроченной, как обычно, к очередным президентским выборам, до военного присутствия Запада в Ираке и Афганистане.

Конечной целью вестернизации государств бывшего «социалистического лагеря», надо полагать, является создание системы по обеспечению финансового содержания и бытового обслуживания «среднего класса» рантье Запада, силами близких по ментальности европейских народов.

В этой связи трудно удержаться от сочувственной иронии по поводу участи усиленно вестернизируемого сегодня населения Украины, Грузии, прибалтийских республик, также ставших жертвами «цветных революций». Похоже, ещё не осознавших, что нужны они Западу всего лишь в качестве доноров материальных и людских ресурсов, необходимых для тривиальных целей любителей гольфа и «Большого шлема» – технологий индивидуализации массового сознания, отказываясь тем самым, от своего счастливого жребия, подаренного им исторической судьбой.

Сложившаяся ситуация неустойчивого равновесия, в котором оказался мир, не может продолжаться бесконечно.

Не может не вызывать озабоченность по поводу неопределённости путей её технологического разрешения. Прежде всего, ввиду неопределённости той цены, которую готовы заплатить сегодня координаторы мировой финансовой системы за сохранение своего статус-кво, учитывая, что они представляют интересы колоссального числа вкладчиков-рантье, существующих сегодня только благодаря инертности системы, из которой уже вынули её «душу»

магию «великой тайны».

Сложившаяся ситуация даёт нам повод вновь обратиться к работам историков: русского Н. Я. Данилевского и немца О. Шпенглера, которые, «не договариваясь», предсказывали (150 и около 100 лет назад, соответственно) неизбежность «заката западного мира», чтобы воспринимать финансово-экономический кризис, возникший на Западе как историческую неизбежность. Каким образом будет преодолена эта неизбежность? Неужели ценой развязывания Третьей мировой войны, как уже проверенной историей технологии перекройки миропорядка? Но вряд ли кому-то нужна сегодня «Пиррова победа». Мы можем только предполагать, какой менее радикальный способ, чем очередная мировая война, будет реализован для решения обострившейся проблемы. Надо полагать, что не будет реализован существующий прецедент отказа банков от своих обязательств перед вкладчиками, созданный отказом Сбербанка России, обосновывая этот отказ фактом распада СССР. Вместе с тем, в соответствии с предписанием, «лечить болезнь посредством устранения причин её вызвавших», руководствуясь при этом арифметическими расчетами и логикой здравого смысла, должно быть предпринято упразднение института ренты.

В данном случае упразднение института ренты – это объективная, не зависимая от наших желаний неизбежность: скандал с банкротством крупнейшего банка США «Лемон бразерс» является тому подтверждением. Прочие «устояли», надо полагать, только благодаря «вливанию»

денег, занятых у Китая.

Форма ответа на этот непраздный вопрос ближайшего времени зависит от характера реакции Запада: насколько громко Он готов «хлопнуть дверью», уступая экономическое и, соответственно, политическое лидерство на мировой сцене Новому многополярному миру.

5 Выбор пути преодоления кризиса: автономизация национальных экономик как механизм упразднения ренты?

На основании приведённых выше аргументов очевиден вывод, что рано или поздно страны Запада будут вынуждены принимать меры, стимулирующие их население задумываться о своём будущем – выходить из состояния «наркотического опьянения», вызываемого рентой. В противном случае, это ничто иное, как безответственность по отношению к судьбе своих сограждан.

Возможно, в данном случае уместен приведённый в самом начале данного материала исторический опыт, указывающий на существование прецедентов административного разрешения социальных проблем, возникших в результате запаздывания с обновлением правил финансовоэкономической деятельности в Древних Афинах. Но существует ли сегодня на Западе политический потенциал, способный поступить аналогично, заложив основы постепенного, эволюционного устранения источника финансовых проблем?

Социальные последствия отказа западного мира от ренты и переход банковской системы на кредитование экономики по себестоимости этой услуги представить не сложно. Однако темпы мирового экономического развития, создающего материальную основу для самоосознания собственной уникальности некогда аморфных государств, вопреки явно экстремальным прожектам Ф. А фон Хайека, не оставляют Западу других альтернатив, кроме как очнуться, наконец, от безмятежности и приступить к поиску нового содержания принципов своего дальнейшего существования. В данном случае имеется в виду, что в результате происходящих сегодня в мире процессов, имеющих тенденцию к устранению зависимости от единой мировой валюты, население западных стран, значительное количество которого представлено финансистами-рантье, окажется в весьма затруднительном положении ввиду естественного «усыхания» мировой финансовой системы, в услугах которой, предположим, уже никто не будет нуждаться.

Бывшие заёмщики, уже сами способны осуществлять подобные операции по своему усмотрению. Например, в конце июля с. г. из СМИ нам стало известно о «вливании»

накопленного Китаем валютного резерва в сумме 800 млрд. долл. в финансовую систему США в качестве меры поддержки. Одновременно Китаю было предложено воспользоваться рынком внутреннего потребления для продукции собственного производства с попутным многократным поднятием ввозных пошлин на ряд товаров китайского производства. Иными словами, в США прилагаются усилия вернуть-таки к трудовой активности собственное население. Но после того как китайские деньги будут «проедены» – будет что?

Как видим, институт ренты, реализуемый в отдельно взятом государстве, существовать не может. Необходим внешний «живой организм» – носитель данной формы существования другого «живого организма», питающегося соками организма-носителя. В более крупном и обобщённом плане это свидетельствует о фактически ограниченной независимости государства-паразита, уже не способного существовать без поддержки извне.

В данной ситуации возникает вопрос: «Обладает ли некая политическая организация, претендующая на управление глобальными процессами, достаточным политическим авторитетом для того, чтобы, по примеру Древних Афин, осуществить реформирование финансовой системы – создать механизм, который позволит не только смягчить для рантье последствия данной политической реформы, но и сформировать у них новые жизненные приоритеты и новые жизненные интересы?»

Уже сегодня существует возможность выбора сразу нескольких сценарных планов, каждый из которых предполагает формирование сугубо специфической системообразующей деятельности аппарата государственного управления.

1. «Шоковая» терапия, посредством тотальной конфискации собственности вкладчиков банков с одновременным упразднением ренты.

2. Новый «горячий» передел сфер влияния.

3. Реализация идей глобализации, предполагающих, по Хайеку, упразднение гуманитарных основ личности и создание хаоса, из которого, по его же утверждению, стихийно должен возникнуть некий «порядок».

Исходя от обратного, уже сегодня мы можем прогнозировать сценарный план перспектив ближайшего времени, проанализировав тенденции по формированию той самой системообразующей деятельности ряда западных государств и мер, которые необходимо предпринять, чтобы соответствовать рискам складывающихся обстоятельств.

6 Что же делать?

Казалось, что поставленный в заголовок главы вопрос навсегда остался в прошлом. Но проведённый здесь социологический анализ текущего мирового финансовоэкономического кризиса обязывает нас сделать логически вытекающее заключение, что этот вопрос приобрёл новое содержательное наполнение: какими мотивациями мы должны руководствоваться сегодня, чтобы сложившаяся в мире ситуация неустойчивого равновесия была адекватно осмыслена и предпринимаемые меры приобрели форму осознанных и предсказуемых действий.

Нет сомнений, что по поводу вопроса «Что же делать?» существует столько же мнений, сколько существует различных субъектов власти.

Наверняка, ответ на этот вопрос уже прорабатывается на уровне международной ООН; на уровне правительств больших и малых государств; на уровне различных оборонных ведомств, соответствующим образом «подновляющих» свои военные доктрины с учётом вновь сложившейся ситуации; а также на уровне командования различных военных блоков, стремящихся к расширению и усилению своего присутствия в стратегически важных районах мира.

В данном случае важно знать мнение перечисленных субъектов власти, чтобы попытаться обобщить эти мнения, найти решение с минимальными для всех издержками. Потому что субъекты власти, как мы в этом убеждаемся, всё ещё пытаются сохранить существующие принципы функционирования мировой финансовой системы, привнося «пикантную нотку» в создающийся коктейль событий второй волны финансового кризиса, вызванного теперь уже невозвратами тех кредитов, которые были «влиты» в экономику с целью преодоления первой волны.

Увы, «вливаемая» в экономику денежная масса «впитывается» многомиллионной массой крупных и мелких рантье, стремящихся получить свою законную ренту.

В данном случае мы имеем возможность убедиться, что ситуация в финансовой сфере развивается в полном соответствии с принципами каталлактического хаоса Хайека, предполагающего неподконтрольность стихии свободного рынка логике реально складывающейся в мире ситуации. Данное положение весьма напоминает ситуацию с загипнотизированным кроликом, смиренно ожидающим своей участи, где в качестве «удава» выступает теория Хайека, обосновывающая неограниченность свобод экономических. Вместе с тем, в отличие от теории Хайека, существуют науки, способные математически «просчитать» последствия неадекватного решения проблемы, имеющей многосторонний, системный характер.

Например, существуют соответствующие математические модели, в частности, И. Пригожина, математика русского происхождения, позволяющие моделировать предсказуемость явлений любой сложности [6]. Возможно, именно его идеи использованы японскими специалистами, которым при помощи суперкомпьютера, удалось «просчитать» прогноз климатических изменений в Юго-Восточной Азии на несколько десятилетий вперёд. Прогноз – вещь весьма полезная, т. к. позволяет ответственному правительству соответствующим образом формировать системообразующую деятельность своего государства, чтобы подготовиться к неблагоприятным последствиям прогнозируемых климатических изменений.

В свою очередь, задача социологов в приведённом случае формирования прогнозов, заключается в том, чтобы, не оценивая сложившейся ситуации, продемонстрировать её объективную закономерность и причинную обусловленность, способствуя тем самым, социологическому пониманию природы наблюдаемых явлений и уже на данной научной основе демонстрировать каким образом следует формировать соответствующую системообразующую деятельность, чтобы преодолевать негативные последствия неопределённости, нарастающей в условиях ускорения изменений [7].

В данном случае необходимо признать, что наличие критической массы пресловутого «количества», представленного в данном случае уже не работающими «нолями»

денежной массы, которое, в соответствии с известной логикой, неизбежно трансформируется в некое «качество» – в финансовый кризис.

Мы являемся свидетелями уникального исторического явления, логика которого предполагает упразднение тотальной власти финансистов, представленного интересами исторически изжившего себя института ренты, над судьбами мира и перехода на эволюционно иной принцип формирования мотиваций жизнедеятельности общества.

Возникшая по этому поводу крупная неопределённость заключается в том, каким способом будет решена эта задача: либо организационно, либо апокалиптически, как это традиционно разрешалось на протяжении всей истории европейской цивилизации – путём вооружённых столкновений между различными группами организованных сил.

До сих пор случалось так, что изжившиеся социальные институты, препятствующие дальнейшей социальной эволюции, не без сопротивления, но все же уступали новым идеям и принципам.

Очевидно, что апокалипсический вариант решения проблемы текущего мирового финансово-экономического кризиса, скорее всего, «направит» мировое сообщество по уже пройденному «кругу» исторического пути «первоначального накопления». Аналогично тому, как оставляют «на второй год» отъявленных школьных двоечников, не усвоивших учебной программы.

Приведённый здесь труд Пригожина-старшего, представляющий собой «общедоступный обзор методов, разработанных в области нелинейной динамики», позволяет исследовать сложные системы и процессы эволюции, самоорганизации «из разных областей науки – от химии, физики, биологии до социологии и климатологии». Однако рассматриваемые в данной работе математические модели могут быть более объективными и выводы более соответствующие реальностям практической жизни, если наряду с параметрами экономического характера, определяемых ценностями свобод экономических, будут учитываться ценности свобод социальных, делающих в целом систему, более устойчивой благодаря увеличению «точек опоры».

7 Оси координат свободы социальной и свободы экономической Таким образом, мы пришли к выводу о целесообразности рассматривать существующие понятийные категории свободы социальной и свободы экономической как объективно существующие факторы величин, например, (х) и (у), посредством которых формируется фактическая реальность нашей повседневной жизни. Соответственно, характеристики качества социальной жизни могут быть отражены в системе координат (х) и (у). Не вдаваясь в математические тонкости, во всей полноте продемонстрированные в упоминавшейся выше работе Ильи Пригожина, мы имеем основания предположить, что данный подход концептуального понимания природы текущего мирового финансово-экономического кризиса и методов его преодоления позволит нам понять и с математической достоверностью продемонстрировать оптимальный баланс показателей сферы экономики и сферы социальной, являющихся объектом нашего исследования. Проблема, в данном случае, заключается лишь в том, чтобы адекватно интерпретировать интересующие нас категории свободы социальной и свободы экономической.

В данном случае особую актуальность приобретает заключение В. Виндельбанда, который, по нашему мнению, наиболее полно обозначил существующую проблему и которая до сих пор остаётся недостаточно исследованной. В частности, около 100 лет назад он писал, что «…наша свобода ограничена во многих направлениях пределами нашего знания. В одном направлении границы нашего знания суть в то же время границы нашего выбора: то, чего мы не знаем, не может сделаться мотивом. Благодаря этому свобода выбора становится неполной, а при известных обстоятельствах не имеющей цены и иллюзорной» [8].

Таким образом, предпринятые нами попытки обнаружить-таки четкие и недвусмысленные определения свободы, в данном случае свободы социальной, основательно застопорились на только что процитированным выводе В. Виндельбанда, который мы находим в его научной работе «О свободе воли», свободной, как нам кажется, от мистицизма и поэтизации данной проблематики, характерных, например, для похожих по смыслу работ Н. А. Бердяева и Ф. Ницше.

Увы, как и 100 лет назад, социальная свобода, в отличие от свободы экономической, по-прежнему остаётся «…не имеющей цены и иллюзорной». Если не считать туманных, никого и ни к чему не обязывающих, рассуждений, часто заканчивающихся похожими на лозунги архаичными рассуждениями о «различении добра и зла», о справедливости и пр. И если свобода экономическая с исчерпывающей полнотой и настораживающим цинизмом представлена в фундаментальном труде уже цитированного выше Нобелевского лауреата Ф. А. фон Хайека, в котором отражены ключевые моменты идеологии экономических свобод и методы их практического воплощения, представленные нам как «современное понимание либеральных принципов справедливости и политики», то исследуемый нами социологический контекст мирового финансово-экономического кризиса обязывает нас «расставить точки над i»: выделить из существующего массива гуманитарных знаний то, что может пролить свет на сущность свободы социальной. А при необходимости – сформулировать недостающий сегмент знаний, содержательно и непротиворечиво наполняющий смыслами понятие данного типа свободы – дабы у нас появилась возможность реализовать принцип, провозглашающий, что «всё познаётся в сравнении».

Вместе с тем, анализ изложенных Хайеком идей экономической свободы, или либерализма, показывает, что практической моделью, наиболее полно иллюстрирующей эти его идеи, мы можем обнаружить в историческом опыте повторного заселения и промышленно-экономического развития Североамериканского континента, в ходе которого многовековой путь становления европейской экономики спрессовался в несколько десятилетий. В данном случае мы имеем основания говорить о том, что в своей научной работе Хайек буквально грезит стихийно сформировавшейся экономической моделью и технологиями, реализованными в ходе освоения «дикого Запада», подводя под них своё научное обоснование. При этом Хайек не желает замечать тот факт, что в результате реализации данной экономической модели полностью игнорировались ценности социальных свобод коренного населения Североамериканского континента, которое было буквально сметено «с лица земли» – истреблено. Так, по подсчётам некоторых специалистов, число жертв коренного населения составило до 40 млн. человек! Более того, этику солидарности малых групп, составляющей основу свободы социальной и служившей стержнем социального порядка догосударственной цивилизации народов, населявших Новый Свет, Хайек видит в качестве препятствия для реализации принципов каталлактического хаоса, из которого, по его мнению, должен стихийно формироваться порядок экономический, теперь уже в планетарном масштабе. С той целью, чтобы аргументировать применение, теперь уже в глобальном масштабе, технологий вестернизации – распространить каталлактический хаос на «остальной мир». Но уже реализуемый преднамеренно, по схеме, стихийно реализовавшейся однажды.

В данной связи подтверждается логика парада «цветных революций», о которых пишет С. Г. Кара-Мурза в своей работе «Технологии «перехвата» власти: современная практика» [9], предполагающих в перспективе реализацию именно этой идеи. Надо полагать, что сегодня в Ираке и в Афганистане реализуется «горячий» сценарий таких революций. Несколько ранее их «бархатный» вариант был реализован в странах Восточной Европы, на Украине и в Грузии.

Однако мы должны извинить и Хайеку, и другим приверженцам либерализма свободы экономической, по причине того, что, используя понятие свободы, «всуе», они, по-видимому, не имея дурных намерений, просто «не ведают, что творят».

Действительно, задача понять, что помимо свободы экономической может существовать ещё и свобода социальная, наличие которой констатировал ещё 100 лет назад В. Виндельбанд, является занятием достаточно сложным, если учесть, что этому учёному, посвятившему исследованию темы свободы достаточно объёмную монографию, так и не удалось наполнить это понятие функционально значимыми смыслами и ограничившегося лишь только констатацией, что «отсутствие физического принуждения представляет элементарную составную часть гражданского или социального понятия свободы». Как не удалось это сделать и целому ряду мыслителей, не вышедших за пределы констатаций своих предчувствий, реализовавшихся в самых общих формах.

В качестве одного из таких показательных примеров мы можем привести Ф. В. Й. Шеллинга (1775 1854 гг.), который в полемике с Фихте и Спинозой доказывал, что философия, система которой основывается на понятии свободы, способна лишь на его формальное понимание. Живое же понятие, по Шеллингу, состоит в том, что свобода есть способность делать выбор на основе различения добра и зла.

Не трудно убедиться, что такой ответ дробит одну большую задачу на несколько ничуть не меньших, учитывая, что отношения добра и зла настолько же относительны, насколько архаичны и сами эти категории.

Действительно, приступая к постановке проблемы о свободе, В. Виндельбанд констатирует, что «история этой проблемы, в которой она почти на каждом пункте соприкасается со всеми высотами и глубинами человеческого миросозерцания, к сожалению, ещё не нашла сколько-нибудь удовлетворительного отдельного изложения: для этого понадобилась бы сила знания и мышления целой жизни человека»[8].

Тем не менее, сопоставляя различные интерпретации понятия «свобода», предлагаемые современными научными словарными статьями, представленными нашему вниманию в 4-х различных изданиях, одну из которых профессор Р. Г. Апресян мужественно и честно завершает знаком вопроса [10], мы всё же получаем некую исходную точку для нашего дальнейшего исследования и формирования полезных ассоциативных связей и непротиворечивых обобщений.

Вместе с тем, обращение к опыту словарных статей, посвящённых разъяснению термина «свобода», не дают нам практически значимых ответов и больше похожи на добрые пожелания, усиленные полунамёком одного из классиков марксизма, в котором он провозглашает «свободу как осознанную необходимость». Перекочёвывая из одного философского словаря в другой и став общим местом многозначительным, но ничего конкретно не выражающим «наполнителем» инертных смысловых конструкций, таких как «добродетель», «должное произволение», «высшее благо» и пр.

это изречение действует на сознание гипнотизирующе своей компактностью и логической завершенностью шара для игры в бильярд.

В свою очередь, практический смысл задачи исследования социологического контекста текущего мирового финансово-экономического кризиса, мы видим в том, чтобы сформировать концептуальное видение, или способ понимания сложившейся ситуации, сохраняя при этом его научность. С этой целью мы воспользуемся теорией выдающегося социолога М. Вебера, который предупреждал, что социальная наука не должна претендовать на создание масштабного социального проекта или основания какой-либо идеологии.

Он говорил, что, имея дело со смыслами, значениями и ценностями, социологическое исследование может оценивать лишь то, насколько рационально что-либо делается, позволяя нам сознательно занять ценностно-ориентированную позицию по отношению к миру, определяя тем самым природу социальной реальности как сферы смыслов и осмысленного человеческого поведения [11].

Таким образом, в данном исследовании социологического контекста мирового финансово-экономического кризиса, в качестве сравнительных, оценочных критериев, с одной стороны, должны быть представлены аспекты свободы экономической, с другой – аспекты свободы социальной, представляющие вместе неразрывное единое целое общественной жизни, но позволяющие «сознательно занять ценностно ориентированную позицию по отношению к миру…».

Проблема, по нашему мнению, заключается в том, что если по поводу свободы экономической – единственной и безальтернативной весьма напоминающей, например, судя по работе Хайека, очередную тоталитарную и явно экстремистскую идеологию, существует определённая ясность, то по поводу свободы социальной, о существовании которой заявлено Виндельбандом, содержательная коннотация которого, помимо той, что им же и предложена, отсутствует полностью.

Таким образом, мы приходим к выводу, что существующее положение, как уже было сказано выше, лишает нас возможности сравнения и выбора. А это, в свою очередь, руководствуясь теорией М. Вебера, препятствует нам «сознательно занять ценностно ориентированную позицию по отношению к миру, определяя тем самым природу социальной реальности как сферы смыслов и осмысленного поведения».

Следовательно, согласно Веберу, мы поставлены перед необходимостью расширения пространства наших знаний относительно того, посредством каких понятийных критериев и смыслов, может быть реализована наша социальная свобода. Разумеется, здесь мы не можем воспользоваться идеей Шеллинга, предлагающего «делать выбор на основе различения добра и зла», учитывая, как уже было сказано выше, относительность данных категорий. Одновременно мы должны принимать во внимание выводы Гераклита, утверждавшего: «Взаимодействием и борьбой противоположностей, определяется существование каждой вещи и любого процесса в мироздании. Действуя одновременно, эти противоположно направленные силы образуют напряжённое состояние, которым и определяется внутренняя гармония вещей». В данном случае имеется в виду, что социальная гармония образуется посредством «противоположно направленных» свобод: с одной стороны, свободы социальной, с другой – свободы экономической. В свою очередь, данная констатация позволяет нам высказать предположение, что противоположенность и взаимодействие свободы социальной и свободы экономической, являются по нашему мнению, не чем иным, как естественным и неизбежным «генетическим кодом» социальной жизни, «расшифровка» и овладение которым, образно говоря, даёт нам возможность моделировать характер нашей перспективной социальной практики.

Таким образом, в результате проделанной нами работы по формированию актуальных смыслов, приближающих нас к пониманию объективности окружающей реальности, мы приходим к выводу о необходимости содержательного наполнения и ценностной коннотации понятия социальной свободы: «осознанная необходимость…» чего же?!

В случае нашего социологического исследования данный вопрос носит отнюдь не только академическое значение. Но имеет непосредственное отношение к определению социального контекста текущего мирового финансово-экономического кризиса, содержащего, безусловно, и «человеческое измерение» ценностное, соответственно, должен предусматривать и ценностно-смысловое обеспечение предпринимаемых мер, направляемых на его преодоление.

Так было всегда: сначала некая проблема получала осмысленную формулу, отражающую поле задач данной проблемы. После чего посредством постепенного накопления информации и формирования из этой информации логически увязанной системы понятий и смыслов, одушевляемых ценностным контекстом, создавалось новое знание, на основании которого данная проблема получала своё разрешение:

понятийный ступор преодолевался.

Таким образом, возвращаясь к творчеству В. Виндельбанда, который, признавая факт ограниченности наших знаний и констатирующий, что по этой причине «свобода выбора становится неполной, а при известных обстоятельствах не имеющей цены и иллюзорной», он, тем не менее, указывает нам на одно из направлений исследования. Так, из достаточно обширного списка мыслителей, находящихся в поле зрения научного интереса Виндельбанда, он отдаёт предпочтение И. Канту (1724 1804 гг.), отразившему своё понимание свободы в третьей антиномии чистого разума [12]. При этом Виндельбанд акцентирует наше внимание на констатации Кантом различных по своему качеству свобод: свободы позитивной и свободы негативной.

Пояснение данному противопоставлению мы находим в третьей же антиномии чистого разума Канта, в которой он расшифровывает, что «свобода выбора возвышается над причинностью природы: человек свободен как существо, принадлежащее к ноуменальному миру постигаемых разумом целей, и одновременно несвободен как существо, принадлежащее к феноменальному миру физической причинности».

Таким образом, рассматривая различные аспекты свободы и отдавая при этом своё предпочтение её кантовскому, интеллигибельному характеру, Виндельбанд делает заключение, что «учение Канта может помочь нам далее только тогда, если мы вполне освободим его от метафизического одеяния, в которое оно облечено…» [8].

Здесь мы вплотную подошли к методологической констатации различных по своему характеру свобод, учитывая, при этом, что наиболее успешным способом преодоления мыслительных абстракций является притча, «приземляющая», делающая доступным для «массового употребления»

плоды труда философов или, например, религиозных просветителей, и предоставляющая в наше распоряжение соответствующий понятийный инструментарий, воспользовавшись которым мы, в данном случае, сможем приступить к решению поставленной задачи: наполнению качественным содержанием функций свободы социальной и свободы экономической, расширяя тем самым пространство для выбора и принятия неких личных, ценностно ориентированных решений.

Блестящая по глубине своего содержания, завершённости мысли и одновременной лаконичности, формула свободы Канта, выраженная им в абстрактной форме, но определяющая в функциональном сопоставлении «свободу» и «несвободу», приобретает практическую значимость сразу же, как только мы наполняем эти абстракции примерами из понятной нам жизни. Без таких примеров понимание «мира постигаемых разумом целей» и «мира физической причинности», продолжают оставаться изящным, но безжизненным академичным смысловым конструктом.

Собственно, затруднения в практическом применении третьей антиномии чистого разума Канта, по нашему мнению, заключаются именно в отсутствии соответствующего подстрочного комментария функциональной адаптации достаточно абстрактных философских категорий к социальной практике прозаичной обыденной жизни.

С тем, чтобы устранить существующий недостаток и приблизить тем самым, третью антиномию чистого разума Канта к практике нашей повседневной жизни, возьмём на себя смелость продемонстрировать эту философскую идею на известных нам с самого раннего детства примерах. В частности, на тривиальных примерах «Кошки, которая гуляет сама по себе» Р. Киплинга [13] и Кота учёного, прикованного цепью к «зелёному дубу», растущему у лукоморья А. С. Пушкина [14].

Приоритет в выборе привычных для нас домашних питомцев, выступающих в данном случае, в качестве персонажей различных сказок и выполняющих в данном качестве функцию «подопытных животных», был сделан по той причине, что этот приём, выполняя функцию притчи, позволяет нам проиллюстрировать абстрактную и потому сложную для восприятия «на слух» философскую сентенцию примерами из простой и понятной всем нам жизни.

Начнём с «Кошки, которая гуляет сама по себе», демонстрируя своим поведением кантовский «мир физической причинности».

Расшифровываем: «гуляет» она «не просто так», а удовлетворяя свои вегетативные рефлексы метаболизма и размножения. В свою очередь, в поведении кота учёного мы без труда угадываем «существо, принадлежащее к ноуменальному миру постигаемых разумом целей».

Теперь зададимся вопросом: «Насколько свободна «Кошка, которая гуляет сама по себе» олицетворяя своими повадками как бы торжество идей свободы? И насколько несвободен кот учёный, который «всё ходит по цепи кругом…», являя своей участью полную противоположность «Кошке, которая гуляет сама по себе»? Здесь, исходя из третьей антиномии чистого разума Канта, мы должны констатировать, что Кошка, увы, не свободна и гуляет она отнюдь не «сама по себе», но делает это исключительно в силу «несвободы существа, принадлежащего к миру физической причинности».

В свою очередь, кот учёный, являя в своём образе мыслящее существо, «принадлежащее к интеллигибельному, ноуменальному миру постигаемых разумом целей», исходя из утверждений третьей антиномии чистого разума Канта, свободен. И это несмотря на то, что он «прикован»

золотой цепью к дубу.

Парадокс данного сказочного сюжета поэмы «Руслан и Людмила» гениального Пушкина заключается в том, что Кот учёный, отнюдь не тяготится своим положением невольника. Обратите внимание: «Идёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит…». Да и «дуб зелёный»

это не просто «дуб», а известное нам «древо познания», к которому кот учёный испытывает благородную привязанность (принадлежность), символизируемую материалом, из которого изготовлена цепь, служащая, в данном случае, всего лишь украшением.

Здесь уместно смелое предположение, что в образе Кота учёного, поэт оставил нам автопортрет, выраженный им в аллегорической форме: как бы принимая эстафету от Иммануила Канта, он отразил, возможно, непреднамеренно, свободу творческой личности от внешних обстоятельств повседневной жизни, живущей в ином измерении – в ноуменальном пространстве постигаемых разумом целей.

Возвращаясь к нашему тривиальному примеру с домашними животными, которые позволили нам проникнуться пониманием абстрактных философских истин с точки зрения житейской практики, предлагаем читателю самостоятельно расширить перечень ответов на вопрос:

Почему при совершенно очевидной несвободе, мыслящее существо, в данном случае Кот учёный, тем не менее, обладает свободой, подчеркнем – свободой социальной?

Пользуясь рисунком 1 в качестве шпаргалки, читатель, исходя из своего личного опыта и личностных качеств, сформированных в процессе воспитания, имеет возможность просчитать возможные варианты, позволяющие ему идентифицировать пространство собственной социальной свободы, усилив, тем самым, позитивный социальный потенциал своих личных решений. Несмотря на рутину текущей повседневной жизни. Или, напротив, продолжать оставаться «зажатым» в узкие физиологические рамки физической причинности, которые мы без труда определяем как свободу экономическую, или как «свободу негативную».

Таким образом, «разобравшись» с физической причинностью свободы экономической – «негативной», но неизбежной, без которой немыслимо удовлетворение физиологических потребностей биологической природы и, напротив, поняв, что «позитивная», социальная свобода возможна только в «мире постигаемых разумом целей», логикой мы поставлены перед необходимостью, последовательно развивая идею Канта, взять на себя труд по составлению перечня целеполаганий социальной свободы.

Данный перечень необходим, прежде всего, для того, чтобы перевести разговор из области смысловых абстракций на язык конкретных, данных нам в чувствах, понятий.

В том числе, представив их визуально: очень сложно рассуждать о категориях свободы социальной, функциональное предназначение которых скрыто от нас непроницаемым мраком неназванности того, ради чего эти категории существуют и посредством которых наша социальная свобода может быть реализована в социальной практике.

Структура смыслов существования личности, интегрирующих их носителей в социокультурные системы определяемой реализовать попо отношению к тенциал феномена «тень славы ского выживания) феномена «Репрессивных традиций Ф. Ницше: «Воля – это личная заинтересованность в цели»

Рисунок 1 Структура пространства социальной свободы личности, или «мир ноуменально постигаемых разумом целей», определяющих потенциал смыслов её существования Здесь необходимо принципиально важное замечание, что мы имеем один из тех случаев, о которых сказано: «Вначале было слово…» [15] Поясним: вещь, пока она не названа, ещё не имеет ассоциативных связей с другими вещами предметного мира или мира ноуменального, и поэтому как бы не существует вовсе: «свобода выбора становится неполной, а при известных обстоятельствах не имеющей цены и иллюзорной» [8].

Решая сформулированную задачу, мы поставлены перед необходимостью идентифицировать «ноуменальный мир постигаемых разумом целей»: разложить этот мир на составляющие его смыслы; назвать эти смыслы, определив их как цели личной заинтересованности, приобретающие особый смысл только тогда, когда они осознаны и реализованы в отношении социума. При этом наличие структуры смыслов постигаемых разумом целей, представленной визуально, позволяет нам определять содержание, масштабы и контуры этого смыслового пространства, и, соответственно, пространство социальной свободы свободы выбора «…как осознанной необходимости». В том числе, определять качественное наполнение интеллектуальной деятельности, посредством которой может быть реализована социальная свобода. Таких «постигаемых разумом целей» «ноуменального мира» мы насчитываем 9 (+ 1):

1) свобода реализовать осознанное чувство собственного достоинства быть нравственным;

2) свобода быть значительным;

3) свобода к социальному бессмертию: «Чтобы помнили…»;

4) свобода быть самодостаточным – реализовать потенциал способности отделять главное от второстепенного, соизмерять потребности с имеющимися возможностями;

5) свобода реализовать чувство аффилиации – генетически обусловленной потребности в принадлежности к группе, усиливающейся во время опасности;

6) свобода этногенетической самоидентификации, позволяющей реализовать потенциал феномена «тень славы предков»;

7) свобода любить – понимая любовь как ответственность по отношению к тому, кого или что любишь, определяющей меру этого чувства; в том числе по отношению к исторической родине, традициям и культуре своего народа. В данном случае любовь не как физиологический феномен, а как базовая сущность личности, характеризуемая тем, что любит человек и каким образом он это реализует;

8) свобода быть духовным, понимая духовность как осознанное стремление к самосовершенствованию;

9) свобода совести быть восприимчивым к подсознательным флюидам «репрессивных традиций морали», действующим по принципу «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе».

«Несвобода», или физиологическая зависимость от вегетативных рефлексов метаболизма и размножения (феномен биологического выживания), разумеется, также входит в сферу внимания нашего сознания. Но говорить в данном случае о свободе некорректно. В кантовском понимании это «несвобода физической причинности».

Для получения визуального представления о перечисленных целях, наполняющих наше существование совершенно конкретными смыслами социальной свободы, будет удобным представить их в виде схемы, отражающей структуру этого смыслового пространства (рисунок 1), в котором «мир постигаемых разумом целей социальной свободы, функционально «интегрирующей многообразие их носителей в социокультурные системы», мы интерпретируем, соответственно, как пространство смыслов существования личности [16].

Мир постигаемых разумом целей, или пространство смыслов существования личности, и являются оценочным критерием полноты социальной свободы личности.

Разумеется, «набор» «постигаемых разумом целей», для каждой отдельно взятой личности, их актуальность и устремлённость этой личности в их достижении быть свободной находятся в непосредственной зависимости от целого ряда факторов.

Вот некоторые из них:

- этногенетические и культурные традиции данного народа;

- мифы, объясняющие историческую оправданность его существования;

- качественное наполнение работы с молодёжью.

Но это и текущее смысловое сопровождение общественной жизни со стороны государства, формируемое посредством государственной идеологии – национальной идеи, определяющей системообразующую деятельность государства.

«Набор» «постигаемых разумом целей» социальной свободы зависит, безусловно, и от масштабов самой личности, вырастающей из масштабов её целеполагания.

Логику нашей интерпретации двух совершенно различных по своему функциональному предназначению понятий «свободы», мы завершаем констатацией, что личность, однажды осознавшая свою принадлежность к миру ноуменально постигаемых целей, приведённых в нашем перечне, остаётся жить в этом мире навечно, обретая волю к удовлетворению социальной свободы «как осознанной необходимости» в достижении осознанных разумом целей вне зависимости от внешних обстоятельств.

Определяя визуализацию пространства смыслов существования личности как метод, упрощающий для нас процедуру идентификации подсознательно существующих стремлений, имеющих потенциал к спонтанной самореализации, мы можем сделать заключение, что визуальная демонстрация важнейших феноменов нашего существования открывает перед нами возможность не только более точно осознавать мотивы своих поступков, но и различать их по своему функциональному предназначению. В свою очередь, осознанность мотивов деятельности, является одним из основных условий возможности управления ими, посредством их наполнения позитивным социальным содержанием.

Определив потенциал личности к освоению ноуменально постигаемых разумом целей, их качество и функциональное назначение, мы получаем основания утверждать, что величиной смыслового пространства личности определяется степень её социальной свободы: чем объёмнее это пространство и чем глубже понимание личностью функционального назначения этих целей личной заинтересованности, тем большей социальной свободой и большим позитивным социальным потенциалом обладает эта личность.

В свою очередь, пространство свободы экономической, функционально предназначенной для удовлетворения вегетативных рефлексов метаболизма и размножения, реализуемых посредством деятельности в сфере экономики и финансов, представлено на рисунке 2, где в обобщённой форме демонстрируются основные компоненты «мира физической причинности», являющиеся базисом свободы экономической (либерализма).

Для человека, осознавшего функциональное предназначение своих социальных свобод, прежде всего, свобода быть социально успешной личностью, существует всегда.

Её не может не быть. Всё остальное – это тривиальная физиологическая обусловленность, удовлетворяемая посредством свободы экономической деятельности (рисунок 2).

Рисунок 2 Компоненты «мира физической Завершая проведённое здесь исследование социологического контекста текущего мирового финансового кризиса, мы имеем основание подвести итог, что цель данного исследования достигнута.

Нами определено, что институт ренты, историческое оправдание которого мы находим в концентрации капитала, необходимого для обеспечения широкомасштабного промышленного развития, в настоящее время исторически изжился.

Более того, став массовым явлением и доведённый тем самым, до абсурда, данный институт уже не только не соответствует своему историческому функционалу, но, напротив, является источником критически опасной напряжённости в международных отношениях и, соответственно, поводом к поиску новых принципов формирования мотиваций личной заинтересованности в цели, которые будут основанием для обеспечения дальнейшего цивилизационного развития.

В данном случае необходимо руководствоваться логикой, что здравомыслящие и ответственные люди, от которых, как мы надеемся, зависит принятие мер, направленных на упразднение экономического тоталитаризма, стержневой основой которого является анахронизм ренты, найдут способ повторить исторический выбор Солона осуществить данный переход с минимально возможными социальными потрясениями.

В свою очередь, возникший мировой финансовоэкономический ступор, уместно воспринимать как напоминание о паритетном существовании двух типов свободы: свободы социальной (позитивной) и свободы экономической (негативной).

Признание данного факта логически продолжает ряд уже известных нам этапов исторического развития общества, отражающих его поступательное движение: от первобытно-общинного к феодализму, который, затем «лечится» цезаризмом, сменяемого, в свою очередь, всенародной формой (республика), плавно «перетекающей» в настоящее время в Гражданское общество. В данном случае как форму системообразующей деятельности социального государства.

Однако часто мы умны лишь «задним числом», пытаясь предотвратить неизбежное, которое реализуется по объективным и, следовательно, независимым от наших желаний, причинам.

Пока же остаётся лишь надеяться, что изредка напоминая о том, что у личности, кроме физиологических потребностей, существуют ещё и потребности ноуменального характера, представленные в нашем перечне социальных свобод, удастся, в перспективе, мягко и по возможности безболезненно, постепенно трансформировать потребительскую ментальность вестернизированного общества как неиссякаемый источник нестабильности настоящего времени, в нечто более человечное.

Список использованной литературы 1. Кессиди, Ф. Х. Гераклит [Текст] / Ф. Х. Кессиди. М., 1982.

2. Энгельс, Ф. Происхождение семьи, собственности и государства [Текст] / Ф. Энгельс. – М., 1980. – С. 122.

3. Булыко, А. Н. Большой словарь иноязычных слов [Текст] / А. Н. Булыко. – М., 2004.

4. Хайек, Ф. А. Право, законодательство и свобода [Текст] / Ф. А. Хайек. – М., 2006. – С. 167 – 274.

5. Поппер, К. Р. Открытое общество и его враги [Текст] : в 2 т.

/ К. Р. Поппер. – М., 1992. – Т 1. – С. 215.

6. Пригожин, И. Познание сложного [Текст] / И. Пригожин, Г. Николс. – М., 2007.

7. Пригожин, А. И. Дезорганизация [Текст] / А. И. Пригожин. – М., 8. Виндельбанд, В. О свободе воли [Текст] / В. Виндельбанд. – М., 2000. – С. 76.

9. Кара-Мурза, С. Г. Технологии «перехвата» власти: современная практика [Звукозапись] / С. Г. Кара-Мурза. – М. : «Ардисбук», 2007.

10. Большая Российская энциклопедия [Текст] ; под. ред.

С. А. Кондратова. М. : Терра, 2006.

11. Вебер, М. Избранные произведения [Текст] / М. Вебер. М., 12. Кант, И. Критика чистого разума [Текст] / И. Кант. М., 13. Киплинг, Р. Сборник сказок [Текст] : пер. А. А. Щербакова / Р. Киплинг. М., 1989. С. 357.

14. Пушкин, А. С. Руслан и Людмила [Текст] / А. С. Пушкин.

М. : Мир книги. 352 с.

15. Библия [Текст] : Евангелие от Иоанна. – Ст. 1 5.

16. Чернаков, А. А. Социальное государство [Текст] / А. А. Чернаков. Барнаул : Изд-во АлтГТУ, 2009.

Список литературы, рекомендуемый для самостоятельного изучения 1. Ясперс, К. Духовная ситуация времени [Звукозапись] / К. Ясперс. М. : Ардис, 2007.

2. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа [Звукозапись] / Н. Я. Данилевский. М. : Ардис, 2007.

3. Тойнби, А. Дж. Цивилизация перед судом истории [Текст] / А. Дж. Тойнби. М., 2007.

4. Григорьев, С. И. Основы неклассической социологии [Текст] / С. И. Григорьев. М., 2000.

5. Хекхаузен, Х. Мотивация и деятельность [Текст] : в 2-х т.

/ Х. Хекхаузен. М.,1986.

6. Хайдеггер, М. Бытие и время [Текст] / М. Хайдеггер. М., 1993.

7. Ядов, В. А. Современная теоретическая социология [Текст] / В. А. Ядов. СПб., 2006.

Александр Александрович Чернаков

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ АНАЛИЗА

МИРОВОГО ФИНАНСОВО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Оригинал-макет и компьютерная верстка – Н. А. Проскура Подписано в печать 05.10.2009. Формат 60х84 1/16.

Печать – цифровая. Усл.п.л. 3,49.

Издательство Алтайского государственного технического университета им. И. И. Ползунова.

656038, г. Барнаул, пр-т Ленина, 46.

Лицензия на издательскую деятельность Отпечатано в типографии АлтГТУ, 656038, г. Барнаул, пр-т Ленина, 46.

Лицензия на полиграфическую деятельность