«Коллективизация и здравоохранение на Юге России 1930-х годов Научный редактор доктор исторических, доктор философских наук, профессор А.П. Скорик Новочеркасск ЮРГТУ (НПИ) 2011 УДК 94(470.6)”1930/1940”:614 ББК ...»

Т.А. Самсоненко

Коллективизация

и здравоохранение

на Юге России 1930-х годов

Научный редактор

доктор исторических, доктор философских наук,

профессор А.П. Скорик

Новочеркасск

ЮРГТУ (НПИ)

2011

УДК 94(470.6)”1930/1940”:614

ББК 63.3(2)615:5

С17

Рецензенты:

доктор исторических наук, профессор Дружба О.В.;

доктор исторических наук, профессор Кулик С.В.;

доктор исторических наук, профессор Линец С.И.

Самсоненко Т.А.

С17 Коллективизация и здравоохранение на Юге России 1930-х годов. Монография / Т.А. Самсоненко. – Новочеркасск: ЮРГТУ (НПИ), 2011. – 224 с.

ISBN 978-5-9997-0151- В настоящем монографическом исследовании представлены узловые сюжеты истории здравоохранения в южно-российской деревне 1930-х гг. с введением в научный оборот коллекций архивных документов из московских и региональных собраний (ГА РФ, РГАСПИ, РГАЭ, ЦДНИ РО, ГА РО, ГАНИ СК, ГА СК, АОГС), а также с широким использованием материалов периодической печати, документов партийных и государственных органов, сюжетов из художественно-публицистической литературы. В книге на региональных примерах анализируется формирование системы медицинского обслуживания населения колхозных сел и станиц Юга России. Освещены такие вопросы, как деятельность сельских учреждений здравоохранения, борьба с характерными для исторической эпохи инфекционными заболеваниями, исцеление колхозного крестьянства на известных курортах региона и бытие сельских эскулапов в условиях «колхозного строительства».

Данное издание рассчитано на историков-аграрников, специалистов по социальной работе, преподавателей и студентов вузов, а также читателей, интересующихся историей российской деревни, вопросами регионоведения.

УДК 94(470.6)”1930/1940”: ББК 63.3(2)615: ISBN 978-5-9997-0151-0 © Самсоненко Т.А., Посвящается моей маме – Самсоненко Раисе Григорьевне

ВВЕДЕНИЕ

Масштабная форсированная модернизация, осуществленная в СССР на протяжении 1930-х гг., была призвана осовременить не только сферу производства или, в более широком плане, социально-экономические отношения, но и культуру, быт, даже сознание советского общества. В частности, именно в это время, впервые в отечественной истории, по государственной инициативе и в государственных же масштабах началось формирование системы здравоохранения. Повсеместно, в городах и селах, осуществлялось строительство больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов, родильных домов, и т.д.; одновременно формировалась система подготовки кадров медработников, призванная обеспечивать бесперебойное пополнение учреждений здравоохранения специалистами. Тем самым, в 1930-х гг. партийносоветское руководство с заметно возросшей активностью продолжило реализацию установленного еще в предшествующем десятилетии курса на превращение медико-санитарного обслуживания населения в одну из обязанностей и функций государства, ответственного за здоровье и жизнь своих граждан.

Мероприятия по формированию системы медицинского облуживания населения СССР с наибольшей четкостью и контрастом были заметны в подвергнутой коллективизации российской деревне, где никогда ранее не происходило ничего подобного (если не принимать во внимание события предшествующего десятилетия, которые, однако, по своим масштабам никак не могли сравниться с социальными реформами 1930-х гг.). По существу, «колхозное строительство», при всех присущих ему негативных характеристиках, стало мощным стимулом создания сети учреждений здравоохранения, покрывшей коллективизированную деревню Советского Союза. В том числе фельдшерские пункты, больницы, амбулатории, аптеки и другие медицинские учреждения создавались на протяжении 1930-х гг. в селах и станицах таких важных аграрных регионов, как Дон, Кубань и Ставрополье, где коллективизация проводилась в первую очередь, ускоренными темпами и в кратчайшие сроки.

Такая тема научных исследований, как процесс формирования системы здравоохранения в советской деревне в период коллективизации, обладает ярко выраженной практической актуальностью, в значительной мере обусловленной колебаниями социальной политики в постсоветской России. Ведь, непродуманные и крайне непопулярные в российском обществе попытки реформирования советской модели здравоохранения и социального обеспечения, направленные на сокращение государственного участия в помощи больным и нуждающимся гражданам, наглядно демонстрируют пагубность игнорирования полезного исторического опыта. В особенности, сложная ситуация сложилась в перманентно реформируемой, начиная с 1990-х гг., российской деревне, социальная сфера которой подверглась дезорганизации, сокращению и частичному разрушению. Сопоставление реалий советской колхозной и постсоветской деколлективизированной деревни зачастую складывается отнюдь не в пользу последней, при всем неоднозначном отношении общественности и ученых к коллективным хозяйствам. В этой связи представляется вполне разумным и целесообразным сохранение полезных наработок колхозной системы в деле медицинского обслуживания сельских жителей. Подобное же возможно лишь по итогам осуществленного специалистами-историками обстоятельного анализа массива сведений о принципах, направлениях и методах создания и функционирования системы медицинского обслуживания сельского населения в Советском Союзе в 1930-х гг.

Научно-теоретическая актуальность исследования проблемы становления системы медицинской помощи сельскому населению СССР в 1930-х гг. не только не уступает ее прикладному, практическому значению, но и превосходит его. Дело в том, что степень научного осмысления указанной темы не представляется возможным охарактеризовать не только как высокую, но даже как удовлетворительную. На протяжении десятилетий, освещая процесс и результаты коллективизации, советские и постсоветские исследователи с удручающим постоянством уделяли минимум внимания такому аспекту «колхозного строительства», как конструирование и обеспечение оптимального функционирования сети медицинских учреждений в деревне.

Первые работы по интересующей нас проблематике появились уже в 1930-х гг. и были, таким образом, современны «колхозному строительству». Данное обстоятельство предопределило следующие основные характеристики этих работ: сравнительно узкая и однообразная источниковая база, ограниченная, как правило, постановлениями и распоряжениями партийно-советских органов, текущей статистикой, материалами периодики, личными наблюдениями и впечатлениями авторов, и т.п.; описательность в изложении материала, слабость авторского анализа; выраженное стремление к выпячиванию на первый план позитивных изменений в сфере сельского здравоохранения, произошедших в период коллективизации, и пр.

В небольших по объему монографиях и брошюрах Г.Н. Каминского, который с февраля 1934 г. возглавлял Народный комиссариат здравоохранения (НКЗ) СССР (вплоть до своего смелого заявления на июньском пленуме Центрального комитета компартии в 1937 г.1), отмечались трансформации, произошедшие в советской системе здравоохранения в условиях «великого перелома», формулировались возникавшие перед этой системой задачи и намечались пути их решения. Хотя Каминский повествовал преимущественно о состоянии и функционировании городских учреждений здравоохранения (поскольку их подавляющее большинство сосредотачивалось именно в городах), он уделил некоторое внимание и селу. Рассуждая о функциях советской медицины в условиях большевистской модернизации, нарком здравоохранения отметил и такие обязанности сельских больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов, как оказание помощи колхозникам и содействие укреплению колхозной системы. В ряде исследований освещались роль и деятельность медработников в реализации правительственных программ по охране материнства и детства в Советском Союзе, в том числе и в коллективизированной деревне. В полном соответствии с идеологическими установками, здесь шла речь о позитивном влиянии «колхозного строительства» на процесс и результаты медицинской помощи женщинам, матерям, детям. В частности, авторы этих работ указывали на возможности коллективных хозяйств в плане организации родильных домов и комнат на селе, в материальной помощи беременным и роженицам. Однако, они скромно На июньском (1937 г.) пленуме ЦК ВКП(б) Г.Н. Каминский обратился к И.В. Сталину со словами, что НКВД «арестовывает честных людей», на что «вождь»

угрожающе заявил: «Они враги народа, а вы птица того же полета». Нетрудно было предсказать дальнейшую судьбу наркома здравоохранения после этого обмена мнениями. Уже 25 июня того же года Каминский был арестован и в феврале 1938 г. расстрелян (Залесский К.А. Кто есть кто в истории СССР. 1924 – 1953. М., 2009. С. 259).

Каминский Г.Н. Задачи советского здравоохранения. М.-Л., 1934; Его же: О работе и задачах в области народного здравоохранения в РСФСР. Л., 1935.

умалчивали о том, что в условиях сталинской налогово-заготовительной политики, ориентированной на изъятие у сельхозпроизводителей максимально возможного количества продукции, у колхозов зачастую не оставалось средств для реализации своих социальных функций. Немало вышедших в конце 1930-х – начале 1940-х гг. работ содержали в себе частные сюжеты о развитии системы здравоохранения на селе по итогам коллективизации.2 Позитивный настрой данных публикаций и монографий был настолько же силен, как и в других исследованиях, современных «колхозному строительству». Авторы, не утруждая себя критическим анализом, оптимистично вещали о громадных позитивных сдвигах в социальной сфере коллективизированной деревне, по сравнению с доколхозными временами. В том числе, справедливо указывалось, что лишь в условиях колхозной системы в деревне удалось создать значительное количество больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов и других подобных учреждений. Но, при этом не афишировался тот факт, что перед сельской системой медицинского обслуживания стояли существенные затруднения и что практически на всем протяжении третьего десятилетия XX века эта система демонстрировала перманентные сбои в работе.

На Юге России в 1930-х гг. становление системы здравоохранения в коллективизированных селах и станицах рассматривалось исследователями и специалистами в рамках тех же генерализующих тенденций, которые характеризовали общесоюзную (общероссийскую) историографию. Южно-российские исследователи Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М., 1931; Ковалев К.Н. Историческое развитие быта женщины, брака и семьи. М., 1931; Кравченко К. Крестьянка при советской власти. М., 1932; Лебедева В.П. Охрана материнства и младенчества в стране Советов. М.-Л., 1934.

См., например: Шуваев К.М. Старая и новая деревня. М., 1937; Лаптев И. Советское крестьянство. М., 1939; Котов Г., Струков М., Горбатенко Г., Френкель Я. Советская деревня к третьей пятилетке // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 5.

С. 146 – 154.

уделяли минимум внимания вопросам создания и функционирования медучреждений в их регионах и не посвящали таким вопросам специальные исследования. Как правило, немногочисленные, единичные упоминания о позитивных сдвигах в области медицинского обслуживания сельского населения содержались в работах общего плана, в которых воспевались итоги сталинской модернизации на Дону, Кубани, Ставрополье, Тереке и национальных республиках Северного Кавказа.1 Подобные же локально-исторические сюжеты встречаются и в описательных, имеющих явно выраженный идейно-пропагандистский характер, работах о наиболее развитых и успешных («образцовых») в те исторические времена коллективных хозяйствах. Кроме того, в ряде помещенных в журнале «Социальное обеспечение» публикаций освещался вклад касс общественной взаимопомощи колхозников (КОВК) и коллективных хозяйств Юга России в дело оздоровления сельских жителей. В основном, здесь шла речь об участии КОВК и колхозов в финансировании медицинского обслуживания колхозников и курортного их лечения, в создании родильных домов и комнат, в помощи беременным и роженицам, и т.п. Причем, поскольку эти статьи были рассчитаны на относительно узкий круг работников отделов социального обеспечения (собесов) и КОВК, здесь нередко содержались критические замечания и указания на недостатки функционирования системы социальной и медицинской помощи сельским жителям Алтайский И., Попов А. Колхозная Кубань // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1938. № 2. С. 32 – 53; Наш край (сельское хозяйство Орджоникидзевского края). Пятигорск, 1939; Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет. Ростов н/Д., 1940.

Романовский М.М. Коммуна Северного Кавказа «Коммунистический маяк» Георгиевского района Терского округа. М. – Л., 1929; Гарус И.И. Крупный колхоз «Октябрь». Ростов н/Д., 1930; Криволапов С. Коммуна «Наша жизнь». Ростов н/Д., 1930; Давыдов Ю.

«Красный терец» (о колхозе ст. Ново-Павловской, Георгиевского района). Ростов н/Д., 1931;

Мидцев В. Колхоз-миллионер. Ростов н/Д., 1938; Мар Н. Орденоносный колхоз. Ростов н/Д., 1940; Гайдаш Н. Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск, 1940; Анисимов Ф.М., Кудряшева А.Ф. Колхоз-миллионер «Красный буденовец». Пятигорск, 1940.

Дона, Кубани, Ставрополья.1 Данное обстоятельство отличает такие публикации от посвященных воспеванию колхозной системы описательно-пропагандистских монографий и брошюр, одновременно повышая их информативную ценность для историков.

Прервав исследования социальных аспектов коллективизации на время Великой Отечественной войны, советские историки вернулись к данной теме уже во второй половине 1940-х гг. В частности, рассмотрением вопросов развития советского здравоохранения на протяжении предвоенных десятилетий занимался Г.А. Баткис, уделивший некоторое внимание и становлению системы медицинского обслуживания населения доколхозной и коллективизированной деревни. В 1950-х гг. советская историография проблемы развития сельского здравоохранения в условиях «колхозного строительства» пережила своеобразный расцвет, выразившийся как в увеличении количества научных исследований по указанной проблеме, так и в укреплении их источниковой базы, расширении круга рассматриваемых вопросов, углублении авторского анализа. В работах Э.М. Конюс и М.Ф. Леви освещались мероприятия по охране материнства и младенчества в СССР, а исследования Е.Д. Ашуркова, Н.А. Виноградова, Л.О. Каневского были посвящены, в целом, различным аспектам формирования и развития советской системы здравоохранения.3 В рамках интересующей нас темы наиболее важЛысиков. Очередные задачи касс взаимопомощи в колхозах на 1935 г. // Социальное обеспечение. 1935. № 1. С. 14 – 15; Демьяненко П. Орджоникидзевский крайсобес работал хорошо // Социальное обеспечение. 1938. № 12. С. 25 – 27; Его же: Социальное обеспечение в Орджоникидзевском крае // Социальное обеспечение. 1940. № 1.

С. 22 – 23; Кожин В. 10 лет Ростовских касс взаимопомощи колхозов // Социальное обеспечение. 1941. № 4. С. 23.

Баткис Г.А. Двадцать лет советского здравоохранения. М., 1944; Его же: Организация здравоохранения. М., 1948.

Леви М.Ф. История родовспоможения в СССР. М., 1950; Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества (1917 - 1940). М., 1954; Виноградов Н.А. Здравоохранение в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930-1934). М., 1955; Его же: Здравоохранение в предвоенный период (1935-1940). М., ной представляется изданная в 1955 г. работа Н.А. Виноградова «Здравоохранение в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930-1934)», в которой автор освещал процесс и, в особенности, позитивные результаты развития сельской медицины во время формирования колхозной системы. В ряде случаев, Н.А. Виноградов опирался и на материалы Юга России.

Сюжеты о медицинском обеспечении населения колхозной деревни содержались не только в исследованиях, специально посвященных рассмотрению функционирования советского здравоохранения в 1930-х гг. Такие сюжеты присутствовали иногда и в работах о направлениях, методах и итогах коллективизации. В частности, можно указать два тома такого фундаментального издания, как «История советского крестьянства», хронологически охватывающих период коллективизации (до 1937 г.) и этап организационно-хозяйственного укрепления и развития колхозной системы накануне Великой Отечественной войны. При всем различии тематики, издававшиеся в советский период работы, посвященные как специально вопросам развития советского здравоохранения, так и аспектам «колхозного строительства» (в том числе и становлению системы медобслуживания сельского населения) в содержательном плане объединяло то обстоятельство, что их авторы акцентировали внимание едва ли не исключительно на позитивных сдвигах в области сельской медицины в 1930-х гг. Практически не отмечались и не анализировались ни многочисленные затруднения и провалы в функционироАшурков Е.Д. Очерки истории здравоохранения в СССР (1917-1957). М., 1957; Каневский Л.О. Участие трудящихся СССР в строительстве здравоохранения. М., 1957;

Владимирский М.Ф. Вопросы советского здравоохранения. М., 1960.

Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938 – 1941 гг.). М., 1970; История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927 – 1937 / Отв. ред. И.Е. Зеленин. М., 1986; История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 3. Крестьянство СССР накануне и в период Великой Отечественной войны. 1938 – 1945 / Отв. ред. М.А. Вылцан. М., 1987.

вании учреждений здравоохранения коллективизированной деревни, ни их причины (одной из которых являлось полное подчинение колхозной системы государству и отсутствие у данной системы механизмов саморазвития, о чем в советской историографии принципиально не упоминалось). Используя язык каламбуров, можно сказать, что одним из наиболее существенных минусов советской историографии коллективизации являлось усиленное акцентирование внимания исследователей исключительно на плюсах создания и деятельности колхозной системы; ведущим же фактором подобной избирательности являлось, разумеется, безраздельное доминирование коммунистической идеологии, провозглашавшей непогрешимость и вечную правоту правящей в СССР партии. В том числе, будучи скованы рамками официальной идеологии, советские историки искали плюсы и в функционировании сети медицинских учреждений колхозной деревни, старательно не замечая минусов.

Что касается южно-российской историографии формирования системы здравоохранения в условиях коллективизации, то здесь во второй половине 1940-х – первой половине 1980-х гг. не наблюдалось столь же существенных исследовательских достижений, как в историографии общесоюзной или общероссийской. Единичные упоминания о развитии сельской медицины (как правило, небольшие примеры) обнаруживаются, в основном, в работах общего характера, посвященных становлению и укреплению советской общественно-политической и социально-экономической системы на территориях Дона, Кубани и Ставрополья.1 Приходится констатировать, что на Юге России ученые не уделяли сколь-нибудь приКовалев К.М. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, 1947;

Поспелов Н.А. Что дала Советская власть крестьянам Ставрополья. Ставрополь, 1947;

Ставрополье за 40 лет Советской власти. Ставрополь, 1957; Ленинский путь донской станицы. Ростов н/Д., 1970; Очерки истории партийных организаций Дона. Ч. 2. 1921 – 1971 гг. Ростов н/Д., 1973; Очерки истории Ставропольского края. Т. 2. С 1917 года до наших дней. Ставрополь, 1986; Дон советский. Ростов н/Д., 1986.

стального внимания проблемам истории сельского здравоохранения. Обычно, при обращении к данной теме, исследователи ограничивались бодрыми заявлениями о том, что при советской власти положение в сфере здравоохранения на Юге России значительно улучшилось, «в широких масштабах развернулась борьба за ликвидацию инфекционных заболеваний, снижение смертности и повсеместную организацию медицинских учреждений». Только в постсоветскую эпоху возрастает внимание к теме становления и развития системы медицинского обслуживания сельского населения коллективизированной деревни СССР, что объяснялось произошедшей в данное время радикальной сменой теоретико-методологических подходов к осмыслению минувшей реальности. Поскольку методологический монизм, выражавшийся в безраздельном господстве марксистского, формационного подхода, сменился в постсоветской историографии плюрализмом различных подходов к познанию прошлого (цивилизационный подход, теория модернизации и пр.), сменись и приоритеты в освещении процессов и событий отечественной истории. Если марксистский подход ориентировал ученых на первоочередное изучение общества как развивающегося и видоизменяющегося по определенным законам сложного организма, то характерная для постсоветской историографии гуманистическая исследовательская парадигма признает приоритетом научного познания человека, – мельчайшую, но в то же время чрезвычайно важную единицу, из тысяч и миллионов которых и слагается социум.

Устойчивой тенденцией в постсоветской историографии является стремление историков поставить во главу угла не столько общество на данном конкретном этапе его развития, сколько личность современника определенной исторической эпохи. Соответственно, растет интерес исследователей к исторической поРостовская область за 40 лет / Под ред. А.И. Гозулова, А.М. Левитова, П.Г. Шумилина. Ростов н/Д., 1957. С. 251 – 252.

вседневности, элементами которой являются, в частности, социальная поддержка, взаимопомощь, здравоохранение, бытовое обслуживание и возникающие в данных сферах отношения между государством и гражданами. В этих условиях, как в общероссийской, так и южно-российской историографии, заметно активизировались исследования такой сферы жизнедеятельности коллективизированной деревни, как сфера социальная, и, в том числе – медицинское обслуживание сельских жителей в 1930-х гг.

Анализ вопросов медпомощи советским аграриям осуществляется нередко в общем контексте изучения социальной политики большевистского режима, о чем, в частности, свидетельствует изданный в 2007 г. представительный сборник научных статей «Советская социальная политика 1920 – 1930-х годов: идеология и повседневность», а также и другие работы.1 Кроме того, возросшее в постсоветский период внимание российских исследователей к проблемам социального и медицинского обслуживания жителей коллективизированной деревни материализовалось в целом ряде диссертационных исследований. Отличительными характеристиками данных работ, как и всего постсоветского этапа историографии «колхозного строительства», является существенное расширение круга изучаемых вопросов и См., например: Градскова Ю. Культурность, гигиена и гендер: советизация «материнства» в России в 1920 – 1930-е годы // Советская социальная политика 1920 – 1930-х годов: идеология и повседневность / Под ред. П. Романова и Е. Ярской-Смирновой. М., 2007. С. 242 – 261; Лебина Н. «Навстречу многочисленным заявлениям трудящихся женщин…» Абортная политика как зеркало советской социальной заботы // Там же, С. 228 – 241; Лебина Н., Романов П., Ярская-Смирнова Е. Забота и контроль:

социальная политика в советской действительности, 1917 – 1930-е годы // Там же, С. – 67; Романов П.В. «Человек всегда имеет право на ученье, отдых и на труд». Советская социальная политика, 1920 – 1940-е гг. // Повседневный мир советского человека – 1940-х гг. Сб. науч. статей / Ред.-сост. Е.Ф. Кринко, Т.П. Хлынина. – Ростов н/Д., 2009. С. 43 – 59.

См., например: Тюрин А.О. Социальная политика Советской власти в 1928 – 1941 гг. (На материалах Нижнего Поволжья). Дис.... канд. ист. наук. Астрахань, 2003;

Пилипенко В.А. Становление и развитие здравоохранения в Коми АССР в 1920–1930-х годах. Дис.... канд. ист. наук. Сыктывкар, 2006.

источников (нередко за счет ранее засекреченных архивных материалов), усиление внимания к «человеческой истории» в рамках антропологического подхода, стремление к максимально объективному освещению процессов и событий в российской деревне третьего десятилетия XX века. В частности, в постсоветский период, в противовес предшествующей историографической традиции, ученые отнюдь не ограничиваются перечислением положительных моментов в функционировании сельской системы здравоохранения. Не ставя под сомнение позитив самого факта создания сети медучреждений в период коллективизации, стремясь удержаться от характерного для конца 1980-х – 1990-х гг. сверхкритического настроя по отношению и к «сталинскому» варианту колхозной системы, и к ее компонентам (одним из которых опосредованно являлась и сельская медицина), специалисты обоснованно отмечают и массу негативных проявлений в устройстве и функционировании учреждений здравоохранения на селе в границах третьего десятилетия XX века.

В южно-российской региональной историографии в постсоветский период также произошли изменения, тем более заметные, что в предшествующие десятилетия, как уже отмечалось, внимание исследователей Дона, Кубани и Ставрополья к вопросам становления и развития сельской медицины в условиях «великого перелома» было более чем поверхностным. В ряде публикаций и диссертационных исследований получили освещение различные аспекты формирования и функционирования системы здравоохранения в русских регионах и национальных республиках Северного Кавказа в досоветский и советский периоды их истории. См., например: Борлакова Ф.А. Развитие здравоохранения в Карачае и Черкессии (1860 – 1941 гг.). Дис. … канд. ист. наук. Черкесск, 2002; Василенко В.Г. История здравоохранения и медицинского образования на Дону и Северном Кавказе (XIX в. – 1940 г.). Дис.... канд. ист. наук. Армавир, 2006; Ованесов Б.Т., Судавцов Н.Д. Здравоохранение Ставрополья (1918 – 2005 гг.). Ставрополь, 2007; Самсоненко Т.А. Система здравоохранения в колхозной деревне Юга России 1930-х годов: проблемы развития и Так, в кандидатской диссертации В.Г. Василенко анализируется формирование системы здравоохранения на Дону и Северном Кавказе в досоветский период, а также освещаются мероприятия советской власти в 1920-х – 1930-х гг. по расширению и модернизации данной системы. К сожалению, вопросам развития медицинского обслуживания в регионе в советский период автор посвятила лишь одну из трех глав своей работы, ограничившись анализом развития медицинского образования и наиболее важных трансформаций в сфере здравоохранения; врачебная помощь в коллективизированной деревне осталась за пределами исследовательского внимания.

В отличие от диссертации В.Г. Василенко, в солидной, информативной и чрезвычайно любопытной монографии Б.Т. Ованесова и Н.Д. Судавцова, посвященной истории здравоохранения на Ставрополье в 1918 – 2005 гг., немалое внимание уделено вопросам создания и налаживания функционирования сети медучреждений на селе в период «колхозного строительства». Помимо прочего, авторы указали на разительное несоответствие в количественном и качественном состоянии сельских учреждений здравоохранения, когда их возрастающая численность нивелировалась крайне неудовлетворительно работой и острым дефицитом врачебного персонала. Вместе с тем, в указанной монографии формирование и функционирование здравоохранения в деревне Ставрополья в 1930х гг. выступает лишь в качестве отдельного фрагмента общего исследовательского замысла, что решительно препятствует полноте и глубине анализа разнообразных вопросов медицинского обслуживания жителей коллективизированного села.

Анализ историографии позволяет с полной уверенностью утверждать, что вплоть до настоящего времени проблема формирования и функционирования системы медицинской помощи насефункционирования // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион.

Общественные науки. 2010. № 2. С. 54 – 59.

лению коллективизированной деревни Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг. не только не стала предметом специального исследования, но и не получила сколь-нибудь удовлетворительного освещения на страницах работ южно-российских историков. Отмеченное обстоятельство до предела актуализирует задачу всестороннего, объективного научного осмысления предпринимавшихся партийно-советскими органами в 1930-х гг. мероприятий по созданию в деревне Юга России сети учреждений здравоохранения и выделения особенностей деятельности последних в условиях господства колхозной системы. Эту задачу мы намерены реализовать в настоящей монографии, представляющей собой первое в региональной историографии специальное исследование разнообразных аспектов проблемы конструирования и функционирования системы медицинского обслуживания жителей коллективизированной деревни Дона, Кубани и Ставрополья в границах третьего десятилетия XX века.

В нашей работе мы полагаем целесообразным сосредоточить внимание на следующих аспектах рассматриваемой темы:

- формирование системы медицинского обслуживания сельского населения Юга России, проходившее одновременно с осуществлением «колхозного строительства»;

- особенности и эффективность реализации медицинскими учреждениями возникавших перед ними задач, как порожденных действительностью южно-российской коллективизированной деревни, так и сформулированных партийно-советскими органами власти;

- организационно-хозяйственное состояние сельских учреждений здравоохранения Дона, Кубани и Ставрополья в условиях колхозной системы в ее «сталинском» варианте;

- многогранную повседневность сельских врачей в эпоху «великого перелома»;

- деятельность медицинских учреждений вкупе с органами власти по преодолению распространенных на Юге России эпидемических заболеваний, прежде всего, малярии;

- организация и проведение курортного лечения жителей колхозной деревни в 1930-х гг., участие в этом органов здравоохранения и социальной помощи.

Освещение вышеперечисленных аспектов проблемы создания и функционирования сети учреждений здравоохранения в коллективизированной деревне Дона Кубани и Ставрополья в третьем десятилетии XX века осуществлено нами на основе широкого круга разнообразных источников. Монография основана на архивных материалах, специальной литературе и периодических изданиях 1930-х гг., сборниках документов. Ядро источниковой базы представляемого исследования составляют материалы Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Центра документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), Государственных архивов Ростовской области (ГА РО) и Ставропольского (ГА СК) края, архивного отдела администрации города Сочи (АОГС). Не менее информативны и периодические издания, такие, как газеты «Молот», «Орджоникидзевская правда», журналы «Колхозница». «Социальное обеспечение», и т.д. Все эти материалы, предварительно подвергнутые критическому анализу с целью извлечения и последующего использования информации, адекватно отражающей реалии южно-российской деревни эпохи «великого перелома», позволили осуществить историческую реконструкцию процесса создания и функционирования системы медицинской помощи сельскому населению Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.

В качестве методологии настоящего исследования нами избрана историческая антропология в том ее эпистемологическом понимании, которое позволяет фокусировать внимание в эвристическом поиске, с одной стороны, на биологической и культурной дифференциации различных групп людей и выделять применительно к изучаемому историческому периоду как социальную группу колхозное крестьянство, с другой стороны – на тех интегративных чертах, которые дают возможность представить колхозное крестьянство как социальное образование конкретно-исторической эпохи коллективизации в нашей стране, с третьей стороны – на многоаспектном анализе изучаемого нами исторического явления сельского здравоохранения, с четвертой стороны – на прикладной антропологической ситуации решения проблемы здравоохранения в колхозной деревне Юга России 1930-х гг., и с пятой стороны – на аккумулировании исторического опыта развития сельского здравоохранения с позиций рецепции культурно-исторических форм для современной российской деревни. Среди используемых в настоящем исследовании методов особо следует выделить метод исторической реконструкции, который явлен в ожидании другого и определяется исторической событийностью, конструктивными намерениями исследователя по выработке своеобразной исторической модели сельского здравоохранения, имеющей вполне прикладное значение, в том числе для современной исторической эпохи и российской деревни в новых исторических условиях. Сложность исторической реконструкции, в свою очередь, предопределила очерковую форму изложения исторического материала.

Автор надеется, что содержание представленной монографии будет небезынтересным и полезным преподавателям высшей и средней школы, студентам и учащимся, а также всем, кто интересуется отечественной историей и, в частности, – историей колхозной деревни Юга России.

Очерк первый Формирование системы медицинского обслуживания сельского населения Юга России в 1930-х гг.

Еще в период нэпа большевистское руководство хорошо понимало, что «вопросы здравоохранения делаются все более актуальными»,1 и пыталось предпринимать конкретные меры в этом направлении, но результаты проводившихся мероприятий выглядели весьма скромно по сравнению с дореволюционным уровнем.

Как правило, основные усилия партийно-советских органов направлялись на оказание должной медицинской помощи и профилактику заболеваемости городского пролетариата (представлявшего собой, с точки зрения коммунистов, основу социальной базы советской власти). Деревня же оставалась за пределами первоочередного внимания властей, что далеко не лучшим образом сказывалось на состоянии сельского здравоохранения в 1920-х гг., – как по всему Советскому Союзу, так и на Юге России.

Конечно, сложно было рассчитывать на развитие сельской системы медицинского обслуживания в рамках восстановительного периода (1921 – 1925 гг.), когда народное хозяйство РСФСР, а затем СССР, залечивало нанесенные Гражданской войной тяжелые раны. Не следует при этом забывать, что территории Юга России пострадали от войны гораздо сильнее многих других областей и краев РСФСР (СССР) по той причине, что здесь исторически базировались казачьи войска (Донское, Кубанское, Терское), долго и упорно оказывавшие сопротивление большевикам.

С заявлением о том, что «вопросы здравоохранения делаются все более актуальными», выступил на апрельском (1925 г.) пленуме ЦК РКП(б) Л.Б. Каменев. Это не было пустым звуком, поскольку на рассмотрение того же пленума был специально вынесен доклад Наркомата здравоохранения СССР (РГАСПИ, ф. 17, оп. 2, д. 172, л. 5 – 6).

Поэтому на Дону, Кубани, Тереке, да и на Ставрополье (которое представляло собой крестьянскую губернию, а не казачью область, но пострадало от боев не менее соседних территорий) восстановление социальной сферы продвигалось с большим трудом, не говоря уже о должном ее развитии. Показательно, что в конце восстановительного периода, в 1925 г., на проходивших в это время перевыборах сельских советов, крестьяне и казаки Донецкого округа Северо-Кавказского края жаловались «на отсутствие медицинской помощи в сельсоветах, далеко отстающих от районных центров в следствии непосещения медицинскими работниками».1 К этим жалобам вполне могли бы присоединиться и сельские жители практически всех остальных округов края.

Даже по завершении восстановительного периода сложная ситуация в сфере медицинского обслуживания сельского населения на Юге России существенно не улучшилась. В источниках содержатся многочисленные указания либо на полное отсутствие больниц и фельдшерских пунктов в селах и станицах (не говоря уже о хуторах), либо на неудовлетворительную их работу вследствие плохого финансирования, дефицита медикаментов, нехватки или халатности персонала, и пр.

Так, в 1926 г. партработники Багаевского района Донского округа Северо-Кавказского края печалились, что район слабо и неудовлетворительно обслуживается «медицинскими силами». Тогда же Вешенский райком компартии констатировал «целый ряд ненормальностей в медпунктах Вешенской Амбулатории, 2-й Окрбольнице (в хут. Базках), Боковском и Еланском врачучастках».3 Да и в августе 1928 г. специальные комиссии, проверявшие ход, темпы и полученные на тот момент результаты «колхозного строительства», отмечали, что в Ставропольском окЦДНИ РО, ф. 75, оп 1, д. 64, л. 34 – 34а.

руге Северо-Кавказского края в коллективных хозяйствах «совсем слабо поставлено… медицинское и ветеринарное обслуживание»,1 не говоря уже об остальном сельском населении.

Даже 1929 год, обозначенный И.В. Сталиным как «год великого перелома» по причине якобы произошедшего в данное время радикального поворота «в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию»,2 не принес заметных изменений в сферу сельского здравоохранения. Одним из свидетельств неизменности печальной ситуации в сфере медобслуживания крестьянства является признание членов Сальского окружного комитета ВКП(б) Северо-Кавказского края, которые весной 1929 г. считали «совершенно не достаточным обслуживание колхозов со стороны органов Здравотдела и Ветеринарии». Вместе с тем, в конце 1920-х гг., в условиях активизации усилий большевистского режима по осуществлению массированного «колхозного строительства», местные органы власти стали демонстрировать возросшее внимание вопросам здравоохранения в уже существующих и вновь возникающих коллективных хозяйствах. Не случайно, например, Терский окружком ВКП(б) в июне 1929 г. одну из своих задач формулировал так: «уделить особенное внимание сан.итарно-гигиен.ическому просвещению». Сплошная же форсированная коллективизация в конце 1920-х – первой трети 1930-х гг. ознаменовала собой и начало целенаправленных действий партийно-советских органов Юга России (как и других регионов Советского Союза) по конструированию сети учреждений медицинской помощи колхозникам.

ГА РО, ф. р-1390, оп. 6, д. 439, л. 261об.

Сталин И.В. Год великого перелома. К XII годовщине Октября // Сталин И.В.

Сочинения. Т. 12. М., 1953. С. 124 – 125.

ЦДНИ РО, ф. 97, оп. 1, д. 119, л. 13.

ГАНИ СК, ф. 5938, оп. 1, д. 35, л. 81об.

Говоря о том, почему именно сплошная форсированная коллективизации стала мощнейшим стимулом формирования и развития широкой сети медицинских учреждений в российской (советской) деревне, следует принять во внимание ряд обстоятельств, как объективных, так и субъективных. Наиболее очевидным из таких обстоятельств представляется следующее: то, что формирование сети учреждений здравоохранения на селе в период коллективизации 1930-х гг. имело под собой вполне практические основания, непосредственно обусловленные интересами складывавшейся колхозной системы. Мы имеем в виду ориентацию сельской медицины на содействие укреплению коллективных хозяйств и оптимизацию их функционирования. Иными словами, по представлениям партийно-советских органов, сельские больницы, врачебные участки, фельдшерские пункты, родильные дома, аптеки и амбулатории должны были выступить в качестве того инструмента, с помощью которого можно было наладить бесперебойное участие колхозников в общественном производстве, скорейшее возвращение в строй заболевших и травмированных аграриев, контроль за трудовой дисциплиной, и пр.

Как нам представляется, в сознании многих творцов и реализаторов политики коллективизации доминировало именно такое, – сугубо прагматичное, – отношение к учреждениям здравоохранения и к их задачам. Видя в медучреждениях средство стимулирования коллективизации и укрепления коллективных хозяйств (и, не особенно мудрствуя о «стирании различий между городом и деревней»), большевики-прагматики прикладывали все усилия к скорейшему созданию на селе больниц, фельдшерских пунктов и тому подобных заведений.

В источниках содержится немало высказываний и рекомендаций, убедительно свидетельствующих о том, что стремление превратить сеть учреждений здравоохранения в средство ускорения коллективизации и укрепления колхозной системы зачастую выступало для представителей власти на местах важнейшим мотивом при формировании системы медицинского обслуживания сельских жителей (в том числе и на Юге России). Как утверждалось в журнале «Социальное обеспечение» осенью 1931 г., «коллективизация требует создания в колхозах здоровых социальнобытовых условий», в связи с чем районное руководство должно оказать колхозной администрации всяческое «содействие в организации, оборудовании и содержании ясель, детдомов, больниц, общественных столовых».1 Ранее, в марте 1930 г., в журнале «Вопросы социального обеспечения», подчеркивалась роль учреждений здравоохранения и медицинского персонала в поддержании и укреплении трудовой дисциплины в коллективных хозяйствах. Здесь с предельной откровенностью декларировалось, что «организация оплаты невыходов на работу по болезни…, по необходимости должна будет сопровождаться известным медицинским контролем, хотя бы самым простейшим, в виде осмотра лекарским помощником, и тем самым позволит укрепить трудовую дисциплину среди колхозников». Далее, обратим внимание на то, что, с точки зрения большевистских идеологов и теоретиков, «колхозное строительство»

представляло собой не только социально-экономическую, но и социокультурную революцию («революцию сверху»,3 по известному выражению из «Краткого курса» истории компартии, написанного под непосредственным руководством И.В. Сталина).

Пламенные борцы за «светлое будущее» мечтали, что, по итогам коллективизации, различия между городом и деревней исчезнут, и вторая будет обустроена по образцу первого. Широко известно, Подольский Ал. Район – важнейший узел руководства кассами взаимопомощи колхозников // Социальное обеспечение. 1931. № 9. С. 7.

О кассах социального обеспечения коллективизированного населения // Вопросы социального обеспечения. 1930. № 3. С. 2.

История ВКП(б). Краткий курс. М., 1950. С. 291.

например, что, в рамках подобного подхода, колхозы именовались «фабриками зерна», а сельские населенные пункты предполагалось превратить в «агрогорода».

Вполне объяснимо, по какой причине большевики обрекали традиционную российскую деревню (как и традиционное крестьянство) на исчезновение. Ведь, с точки зрения убежденных приверженцев марксизма, именно город выглядел оплотом цивилизации и, самое главное, социализма. Именно здесь базировалась крупная промышленность, столь милая коммунистам с их приверженностью к максимальному техницизму; здесь же концентрировался пролетариат, считавшийся краеугольным камнем социальной базы большевистского режима. Что же касается деревни и ее обитателей, то отношение к ним было сформулировано еще в изданном в 1848 г. «Манифесте Коммунистической партии», где безапелляционно заявлялось об «идиотизме деревенской жизни»1 (к тому же, крестьяне считались представителями «мелкой буржуазии», опасными для «дела социализма» и несовместимыми с ним). Естественно, что при таком отношении к деревне и крестьянству марксисты (в частности, большевики) не видели в сельском мироустройстве совершенно никакой социально-исторической ценности и решительно намеревались подвергнуть насильственной урбанизации обширные аграрные территории России и, в целом, Советского Союза. Деревня должна была пасть к торжеству «социалистического» города.

Подобное отношение большевистских идеологов и творцов сплошной коллективизации к российской деревне с полным правом можно охарактеризовать как дискриминационное. При всем том, что критика негативных сторон сельской действительности была во многом справедлива, нельзя не указать на неправомерность устремлений большевиков-модернизаторов ликвидировать Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М., 1948. С. 52.

деревню как таковую. Несмотря на свои отличия от города (зачастую, – в худшую сторону), деревня России представляла собой, тем не менее, особый социально-исторический тип, особый вариант жизнеустройства, ничуть не менее ценный, чем жизнеустройство города. Как писала К. Мяло, упорное стремление большевиков «раскрестьянить» крестьянство, ликвидировать деревню и ее особую культуру не может быть оправдано, поскольку, несмотря на все недостатки, «это, тем не менее, культура со своим языком, со своими мыслями и ценностями».1 Ныне, в условиях ужасающего запустения сельских территорий, создающего огромную опасность для будущего нашей страны, мы со всей очевидностью видим исторический «идиотизм» устремлений большевистского руководства (сильно усугубленный, к сожалению, в период так называемых реформ 1990-х гг.).

Вместе с тем, желание (к тому же, подкрепленное делами) большевиков-коллективизаторов устранить различия между городом и деревней путем превращения второй в некое подобие первого, имело и позитивные стороны. В рамках нашей работы укажем лишь на тот очевидный факт, что конструирование системы медицинского обслуживания населения коллективизированной деревни (как и, в целом, социальной сферы села) в значительной мере стимулировалось характерными для большевиков воззрениями о желательности и необходимости преобразования сельской местности по образцу и подобию города.

Наконец, отметим, что сформированная в результате коллективизации колхозная система обладала огромными мобилизационными возможностями, находившими выражение, помимо прочего, и в аккумуляции материальных средств, часть из которых тратилась на развитие социальной сферы деревни. В доколхозный период ресурсы деревни были распылены в массе индивидуМяло К. Оборванная нить. Крестьянская культура и культурная революция // Новый мир. 1988. № 8. С. 247.

альных хозяйств земледельцев, а существовавший тогда порядок самоорганизации и самоуправления крестьянства не позволял с должной степенью эффективности осуществить сосредоточение этих ресурсов для решения социально важных задач. Государство же фактически устранилось от деятельного участия в оказании помощи аграриям и не выделяло на эти цели сколь-нибудь значительных средств. В коллективизированной деревне степень государственного участия в решении социальных проблем также была минимальной. Однако, осуществленные в советской деревне 1930-х гг. радикальные социально-экономические преобразования позволили сталинскому режиму не только установить полный контроль над аграрным производством, но и довольно успешно мобилизовать материальные ресурсы села (в том числе средства самих колхозников) и направить их не только на индустриализацию, но и, отчасти, на создание и содержание сельских медицинских учреждений. Таким образом, созданная в 1930-х гг.

колхозная система превратилась в организационную основу финансирования сельского здравоохранения, что стимулировало его развитие как по всему СССР, так и на Юге России.

Определенная часть бюджетных средств расходовалась на финансирование создания и деятельности сельских медицинских учреждений. По данным Азово-Черноморского краевого исполнительного комитета, с 1931 г. по 1934 г. затраты из краевого бюджета (вкупе с государственными дотациями) на нужды здравоохранения, непрерывно росли. Как утверждали члены крайисполкома, «затраты за счет бюджета и средств соцстраха на дело здравоохранения за 3 года выросли в два раза»: если в 1931 г. ассигнования на медицинское обслуживание составляли 37,9 млн.

руб., то в 1933 г. – 57,2 млн. руб., а в 1934 г. – уже 76 млн. руб. Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе.

1931 – 1934. – Ростов н/Д., 1935. С. 150.

При этом, по данным крайисполкома, весьма значительный процент в указанных расходах составляли отчисления не из краевого, а из местных (прежде всего, районных) бюджетов. В 1931 г.

из местных бюджетов на нужды здравоохранения было отпущено 19,1 млн. руб., что составляло 50,4 % от общих расходов АзовоЧерноморского края на те же цели. В 1933 г. из местных бюджетов Азово-Черноморья на организацию и содержание медучреждений было ассигновано 25,4 млн. руб. (44,4 % от общекраевых отчислений), а в 1934 г. – 33,8 млн. руб. (около 44,5 %). Важно подчеркнуть тот факт, что значительная (до 50 %) часть бюджетных расходов на нужды здравоохранения осуществлялась за счет местных средств. Ведь, в формировании местных бюджетов в 1930-х гг. важную роль играли коллективные хозяйства. Колхозы превращались в один из важнейших источников средств для бюджета (и, значит, для сельской медицины) по той простой причине, что в условиях преимущественно аграрной экономики Юга России именно они выступали основными донорами бюджета сельсоветов и даже районов. Показателен в данном случае следующий пример. В июле 1932 г. Краснодарский районный комитет компартии Северо-Кавказского края предъявил местному райколхозсоюзу (РКС) несколько решений с требованиями внесения последним материальных «средств на оздоровление, райгазету, и т.д. (до 20.000 руб.)». Члены райкома были тверды в своем намерении получить требуемые средства, хотя прекрасно понимали, что райколхозсоюз «может добыть таковые только путем разверстки их по колхозам».2 Колхозы финансировали здравоохранение как опосредованно (формируя районные бюджеты, из которых отчислялись средства на содержание райбольниц и т.д.), так и непосредственно: в этом случае правлеРассчитано по: Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов.

Отчет о работе. С. 149 – 150.

РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 81, л. 36.

ния сельхозартелей выделяли деньги, продукты и материалы для содержания и ремонта самостоятельно созданных ими медицинских учреждений (например, хат-родилен).

Здесь необходимо рассмотреть более подробно, в чем выражались роль и участие коллективных хозяйств, их администрации и самих колхозников (руководимых партийно-советскими структурами разного уровня) в создании и налаживании функционирования учреждений здравоохранения, в том числе на Дону, Кубани и Ставрополье. Сразу же оговоримся, что, согласно советскому законодательству, задачи поддержания деятельности сельских медучреждений ложились не только и даже не столько на колхозы, сколько на кассы общественной взаимопомощи колхозников (КОВК), о которых мы подробно писали в нашей предыдущей работе.1 Далее, следует отметить, что функции коллективных хозяйств и КОВК были довольно многообразны: как колхозы, так и кассы взаимопомощи нередко занимались строительством и ремонтом помещений для медицинских учреждений, непосредственно за счет своих средств создавали отдельные такие учреждения, подбирали низовой персонал и оплачивали его работу, и пр.

Однако, в конечном счете, все многообразие функций сводилось к одной главнейшей задаче, каковая заключалась в изыскании материально-финансовых средств для организации и обеспечения деятельности сельских больниц, фельдшерских пунктов, врачебных участков, роддомов, хат-родилен и т.п. На этой важнейшей задаче коллективных хозяйств и КОВК Дона, Кубани, Ставрополья мы и сосредоточим наше внимание.

Накануне развертывания сплошной форсированной коллективизации, когда колхозы еще не возникали в массовом порядке, задача содействия организации учреждений здравоохранении в коммунах, сельхозартелях и товариществах по совместной обраСм.: Бондарев В.А., Самсоненко Т.А. Социальная помощь в колхозах 1930-х годов: на материалах Юга России. Новочеркасск, 2010.

ботке земли (ТОЗах) возлагалась на местные органы власти и на советы содействия «колхозному строительству». Согласно «Положению о советах содействия колхозному строительству при районных (окружных в автономных областях) исполнительных комитетах», в состав таковых входили 11 человек: по одному представителю от районного (окружного) комитета ВКП(б), исполкома, земельного управления (райзу или окрзу), комитета крестьянской общественной взаимопомощи (ККОВ), комитета ВЛКСМ, отдела народного образования (райОНО или окрОНО), отдела Всероссийского профессионального союза работников земли и леса (Всеработземлес), отдела по работе среди женщин (женотдел), отдела здравоохранения, сельскохозяйственного товарищества, расположенного в районном (окружном) центре и, наконец, инструктора-колхозника. Советы содействия должны были выполнять такие задачи, как: популяризация «идей колхозного строительства» среди крестьян; оказание организационной помощи сельским жителям при выборе форм колхозов; содействие культурно-просветительной работе в деревне; содействие поднятию урожайности, и пр. В том числе, среди задач, стоявших перед советами содействия «колхозному строительству», была указана и такая, как организационная поддержка создания ветеринарных и медицинских пунктов в коллективных хозяйствах. Советы содействия «колхозному строительству» в определенной мере способствовали формированию системы медицинского обслуживания сельского населения. Однако, нет оснований для того, для переоценивать их вклад в данное свершение: роль советов здесь оказалась весьма скромной. Список функций, поставленных перед советами содействия, был слишком обширен для того, чтобы в полной мере реализовать хотя бы одну из них.

К тому же, в «Положении» никак не определялись направления и ГА СК, ф. р-299, оп. 1, д. 1074, л. 28 – 28об.

методы решения поставленных задач, да и сами эти задачи формулировались, зачастую, расплывчато.

Добавим также, что указанный нами пункт, который непосредственно касался сферы здравоохранения, выглядел несколько странно, если не сказать, двусмысленно. Сформулированное органами власти требование к советам содействия «колхозному строительству» заботиться одновременно о развитии ветеринарии и медицины не только было слишком обширным, но и оставляло простор для разного рода спекуляций на его содержании: например, антисоветски настроенные жители села вполне могли заявлять по этому поводу, что большевики не делают различия между крестьянами и животными.

Как бы там ни было, гораздо более важную роль в деле формирования и налаживания эффективной деятельности органов здравоохранения на селе в 1930-х гг. играли коллективные хозяйства. Надо сказать, что соответствующие отрасли советского законодательства отнюдь не обременяли колхозы обязанностями финансирования социальных и медицинских учреждений. Основополагающие для каждого коллективного хозяйства документы, – их уставы, – содержали минимум подобных задач. Крайней лаконичностью в данном случае отличались разработанные и принятые правительственными органами РСФСР и СССР оба варианта «Примерного устава сельхозартели» (от 1 марта 1930 г. и от 17 февраля 1935 г.), на основе которых разрабатывались уставы каждого коллективного хозяйства, в том числе и на Юге России. Так, даже во втором «Примерном уставе», более детализированном и проработанном, чем первый, говорилось только, что каждая сельскохозяйственная артель обязана «…обзаводиться банями, парикмахерскими, оборудовать светлые и чистые станы в поле, приводить в порядок деревенские улицы, обсаживать их различными, особенно плодовыми деревьями, содействовать колхозницам в улучшении и украшении их жилья». Фактически же, задачи строительства и поддержания функционирования медицинских заведений в коллективизированной деревне нередко возлагались именно на сельхозартели. Ведь, вопервых, клиентами этих заведений выступали колхозники, забота о здоровье которых одновременно являлась и заботой о колхозном производстве (которое страдало от сокращения численности рабочих рук вследствие болезней или травм). Во-вторых, как мы уже отмечали, в таких аграрных регионах, как Дон, Кубань и Ставрополье, колхозы выступали в роли тех предприятий, которые вносили весьма и весьма значительный вклад в формирование местных бюджетов и, следовательно – в финансирование создания и работы медучреждений.

В подтверждение данного тезиса можно вновь сослаться на приведенные выше примеры. Кроме того, как будет отмечено далее, именно за счет коллективных хозяйств и КОВК создавались колхозные хаты-родильни, родильные комнаты, проходила организация медобслуживания в детских яслях, и пр. Колхозы выделяли собственные средства и на борьбу с заразными, эпидемическими заболеваниями. В частности, как утверждали члены АзовоЧерноморского крайисполкома в конце 1934 г., «для борьбы с малярией передовые колхозы организовали за счет собственных средств небольшие стационары». Еще раз подчеркнем, задачи финансирования сельских медучреждений выполняли не только колхозы, но также и кассы общественной взаимопомощи колхозников. Более того, представители власти видели именно в КОВК, а не в колхозах, основной Примерный устав сельскохозяйственной артели от 17 февраля 1935 г. // История колхозного права. Т. I. С. 429.

Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе.

1931 – 1934. С. 149.

источник средств для содействия работе сельских больниц, амбулаторий, роддомов и других подобных заведений. На чем основывались такие предпочтения властей, мы уже писали в предшествующей монографии, и здесь считаем нужным лишь кратко повторить уже опубликованные ранее тезисы. Дело в том, что финансовая база КОВК формировалась, главным образом, путем вступительных и членских взносов колхозников, то есть за счет личных средств жителей села. Для партийно-советских чиновников гораздо более предпочтительным представлялось, чтобы на социальное обеспечение и здравоохранение тратились деньги КОВК, то есть самих крестьян. Средства же коллективных хозяйств фактически принадлежали никак не состоявшим в этих хозяйствах рядовым колхозникам, а сталинскому государству, которое вовсе не было заинтересовано в том, чтобы сколько-нибудь значительная часть этих ресурсов миновала казенные закрома и направилась на обеспечение функционирования социальной сферы коллективизированной деревни.

Руководящие лица разных рангов неоднократно формулировали перед кассами общественной взаимопомощи колхозников Юга России задачи всемерного содействия созданию, развитию и деятельности медицинских учреждений. Так, на проходившем в июле 1933 г. Северо-Кавказском краевом совещании сотрудников КОВК и районных отделов социального обеспечения (райсобесов) прямо указывалось, что «задачи колхозных касс взаимопомощи – всемерно содействовать новым формам общественной жизни в колхозах путем организации детских учреждений, ясель, садов, площадок для детей, бань, прачечных, акушерских, родильных и медицинских пунктов, домов для стариков и инвалидов…».1 В конце 1934 г. Центральный комитет касс общественной взаимопомощи (ЦК КОВ) РСФСР, намечая планы работ на следующий год, обязал КОВК выделить на «соцбытовые учреждения» коллективных хозяйств 28759,1 тыс. руб., указывая, что «сюда входят: детские ясли, площадки, сады, родильные и медицинские пункты, бани, прачечные, дома для сирот и престарелых, безродных колхозников, дома отдыха». Хотя далеко не все кассы взаимопомощи располагали материальными средствами, необходимыми для создания и поддержки функционирования медучреждений, ряд наиболее успешных и финансово крепких КОВК добился заметных результатов в данном направлении деятельности. В частности, весной 1931 г. в прессе сообщалось, что «мощная касса» станицы Уманской (в 1933 – 1934 гг. станицу ожидают депортации, репрессии, заселение демобилизованными красноармейцами и переименование в Ленинградскую) Павловского района Северо-Кавказского края, «которая по краю считается образцовой», среди прочих сумм выделила и местной амбулатории безвозвратное пособие в размере 500 руб.2 Летом того же года журналисты отмечали, что при кассе взаимопомощи станицы Прикумской одноименного района Северо-Кавказского края на ее же средства содержится «своя амбулатория с постоянным штатным врачем и врачебно-контрольной комиссией, обслуживающей колхозников – членов кассы».3 Весной 1933 г. колхозные кассы взаимопомощи Сальского района Северо-Кавказского края закупили для полевых бригад 75 аптечек.4 Ейская межрайонная КОВК Азово-Черноморского края, процветавшая под умелым руководством ее председателя Питенко, в 1934 г. на собственные средства содержала «стационарный медпункт», а также парикмаЛысиков Е.А. Очередные задачи касс взаимопомощи в колхозах на 1935 г. // Социальное обеспечение. 1935. № 1. С. 15.

Травкин В. Кассы взаимопомощи Северо-Кавказского края // Социальное обеспечение. 1931. № 4. С. 21.

Пищанский А. Кассы общественной взаимопомощи – боевой участок колхозного строительства //Ударник колхоза. 1931. № 7. С. 12.

ГА РО, ф. р-1390, оп. 7, д. 442, л. 80.

херскую, заботившуюся о гигиене колхозников непосредственно на полевых таборах. Повышенное внимание касс общественной взаимопомощи колхозников к сфере сельского здравоохранения сохранялось вплоть до 1935 г. До этого времени КОВК «свои средства направляли на организацию и содержание разнообразных детских учреждений (детские ясли, сады, площадки), домов отдыха, бань, парикмахерских, медицинских и акушерских пунктов, общественных столовых, оборудование полевых станов, изб-читален, красных уголков и т.п.»2 Однако, в мае 1935 г. вышли в свет постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности», а также ряд решений и циркуляров Наркомата соцобеспечения СССР о реорганизации системы социальной помощи на селе путем существенной минимизации задач, решаемых КОВК и коллективными хозяйствами.

В этих законодательных актах отмечалось, что значительное «разнообразие функций в деятельности колхозных касс взаимопомощи приводило к естественному распылению внимания их правлений и в особенности их основных работников – председателей касс – к основным задачам». В качестве же «основных задач» КОВК представители власти в 1935 г. определили задачи «содержания детей-сирот (патронирование) и оказания помощи детям колхозников, впавших во временную нужду, … оказания помощи инвалидам, старикам, временно потерявшим трудоспособность, и нуждающимся семьям красноармейцев». После принятия указанных документов Народный комиссариат соцобеспечения РСФСР, «в связи с конкретизацией задач, стоящих перед кассами», воспретил их работникам распылять Лысиков Е.А. Очередные задачи касс взаимопомощи в колхозах на 1935 г. // Социальное обеспечение. 1935. № 1. С. 14.

Платонов П. Так дальше работать нельзя // Социальное обеспечение. 1935. № 10. С. 1.

свои силы и средства и предложил передать уже имеющиеся заведения в ведение соответствующих структур. В том числе, созданные кассами взаимопомощи медицинские учреждения (амбулатории, хаты-родильни, родильные комнаты, и пр.) следовало передать под управление органов здравоохранения. Надо сказать, что КОВК Дона, Кубани и Ставрополья было, что передавать в ведение местных органов здравоохранения. В частности, к маю 1935 г. колхозы и кассы взаимопомощи колхозников новообразованного Северо-Кавказского края2 создали и содержали на свои средства 28 родильных комнат, 5 медпунктов первой помощи, 17 бань.3 Всего же в селах и станицах края к маю 1935 г., вместе с возникшими ранее, насчитывалось 85 сельских родильных домов, 7 акушерских и медицинских пунктов, одно общежитие при грязелечебнице на 25 коек.4 В соответствии с вышеупомянутыми решениями высших партийно-советских органов, все эти заведения были переданы Северо-Кавказскому крайздраву.

Аналогичным образом поступили кассы взаимопомощи колхозников и колхозы созданного в 1934 г. Азово-Черноморского края.

Результатом реализации решений и постановлений, принятых в 1935 г. лидерами компартии и правительственными органами СССР и РСФСР, стало резкое снижение участия касс взаимопомощи колхозников в налаживании медицинского обслуживания Циркуляр ЦК КОВ «О ликвидации производственной деятельности в кассах взаимопомощи» от 21 мая 1936 г. // Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 14. С. 441, 442.

В январе 1934 г. единый Северо-Кавказский край был реорганизован, поскольку наладить эффективное управление обширными территориями Дона и Северного Кавказа из краевого центра – г. Ростова-на-Дону – не представлялось возможным. С целью формирования более эффективной управленческой вертикали из состава Северо-Кавказского края был выделен Азово-Черноморский край, объединявший в своих границах территории Дона и Кубани, а также Адыгейскую автономную область. Ставрополье, Терек, национальные автономии Северного Кавказа остались в значительно уменьшившемся территориально Северо-Кавказском крае.

Итоги 3-го Всероссийского конкурса // Социальное обеспечение. 1935. № 5. С. 9.

Демьяненко. Крепко держат красное знамя // Социальное обеспечение. 1937.

№ 10. С. 59.

сельского населения, сокращение их функций в данном направлении деятельности до предельного минимума. Теперь кассы взаимопомощи должны были лишь подстраховывать органы здравоохранения на селе, оказывая им необходимую (и, как предполагалось, довольно скромную) материальную поддержку в ходе оборудования и введения в эксплуатацию тех или иных медицинских учреждений, а также в процессе осуществления оздоровительных, профилактических и санитарно-гигиенических мероприятий среди колхозников.

Тенденция минимализации участия КОВК в делах здравоохранения нашла свое выражение, в частности, в принятом 14 октября 1935 г. постановлении НКСО РСФСР «О директивах для построения планов работы касс взаимопомощи в колхозах на 1936 год». Здесь указывалось, что кассы взаимопомощи имеют право выделить на организацию и оборудование родильных комнат в колхозах, а также на приобретение аптечек для полевых бригад, в среднем не более 3 % своих доходов. Причем, в первую очередь председатели и правления КОВК должны были сосредоточиться на приобретении «аптечек первой помощи для колхозных бригад», создавая, тем самым, условия для бесперебойного участия колхозников в производственном процессе. Что касается колхозных учреждений родовспоможения, то НКСО своим постановлением строго наставлял работников КОВК: «организацию и содержание родильных комнат полностью за средства касс (как это было до сих пор) считать нецелесообразным, передав имеющиеся родильные комнаты органам здравоохранения. Кассы взаимопомощи должны оказывать органам здравоохранения лишь дополнительную помощь по улучшению оборудования и содержания родильных комнат». Постановление Наркомсобеса РСФСР «О директивах для построения планов работы касс взаимопомощи в колхозах на 1936 год» от 14 октября 1935 г. // Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 6. С. 170.

В том же постановлении предусматривалось и оказание помощи КОВК временно нетрудоспособным колхозникам, на что кассы могли потратить в среднем до 10 % своих средств. Разъясняя работникам колхозных касс взаимопомощи допустимые пределы их участия в лечении временно выбывших из строя колхозников, сотрудники Наркомата соцобеспечения подчеркивали, что «оказание этой помощи должно итти на лечение заболевших колхозников и колхозниц и выдачу им пособий с учетом нуждаемости и отношения к колхозному труду в каждом отдельном случае».1 Это означало, что кассам общественной взаимопомощи следовало ограничиться исключительно оплатой лечения заболевших или пострадавших на производстве колхозников (а также страховыми выплатами); организовывать за свой счет медучреждения или оздоровительные процедуры кассы уже не имели права. Теперь они сосредотачивали свои усилия на выполнении основной функции, каковой являлась социальная поддержка впавших нужду членов коллективных хозяйств, что способствовало более эффективной их работе в данном направлении. Однако лишение КОВК возможности более активно участвовать в медицинском обслуживании колхозников могло отрицательно сказаться (и, забегая вперед, добавим, – сказывалось) на результативности мер по охране здоровья советских аграриев.

Добавим, что в 1930-х гг. финансирование деятельности сельских медучреждений осуществлялось не только за счет бюджетных средств, колхозов или КОВК; в этом принимали участие и сами учреждения здравоохранения (по принципу, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих»). Поскольку эпоха «великого перелома» в Советском Союзе, охватывавшая практически все третье десятилетие XX века, характеризовалась переПостановление Наркомсобеса РСФСР «О директивах для построения планов работы касс взаимопомощи в колхозах на 1936 год» от 14 октября 1935 г. // Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 6. С. 169.

распределением материальных средств на нужды промышленности, армии, «социалистического города» путем изъятия их из аграрного сектора, финансирование социальной сферы коллективизированной деревни было далеко не достаточным (подробнее об это мы поговорим далее на страницах нашей работы). Нередко отчисления из районных бюджетов, поступления из коллективных хозяйств и касс взаимопомощи были столь мизерны, что не позволяли содержать сельские медучреждения Юга России не то что в отличном или хорошем, но даже в удовлетворительном состоянии, и не создавали возможностей для достойного выполнения этими учреждениями возложенных на них функций. Как правило, эта проблема в 1930-х гг. не имела решения, поскольку перманентный дефицит средств порождался государственной налогово-заготовительной политикой, радикально изменять которую сталинский режим не намеревался.

Вместе с тем, существовали способы несколько облегчить сложное материальное положение учреждений здравоохранение на селе. Один из наиболее распространенных таких способов заключался в наделении сельских больниц земельными участками, которые обрабатывались силами местных колхозов (а то и самих больных) и урожай с которых использовался для улучшения продовольственного обеспечения, как медперсонала, так и клиентов.

Подобные рекомендации звучали, например, на первом СевероКавказском краевом съезде советов весной 1934 г. Констатировав целый ряд негативных явлений в сфере медицинского обслуживания, съезд наметил пути их преодоления и, помимо прочего, поручил областным и районным исполкомам и горсоветам обеспечить больницы прибольничными земельными участками в целях укрепления их продовольственной базы. Ованесов Б.Т., Судавцов Н.Д. Здравоохранение Ставрополья… С. 130.

Немало сельских медучреждений (прежде всего, больниц) на Юге России в 1930-х гг. пытались с разной степенью успеха организовать собственное сельхозпроизводство, дабы несколько улучшить материальное положение и наладить питание персонала и больных. В конце 1934 г. сотрудники Азово-Черноморского крайисполкома с гордостью утверждали, что целый ряд образцовых больниц (расположенных, в частности, в селах Николаевском и Понежукай Адыгейской АО, в станице Отрадной и т.д.), имеют «крупное прибольничное хозяйство, продукции которого почти полностью обеспечивает питанием больных и коллектив медработников». Например, в хозяйстве Понежукаевской больницы было 5 лошадей, 13 голов рабочего скота, 76 овец, 100 ульев пчел, 27 га земли, 400 фруктовых деревьев и 0,25 га ягодников. Неудивительно, что при таком хозяйстве и работники, и клиенты больницы не испытывали недостатка в продовольствии и витаминах. Однако, далеко не во всех медучреждениях удавалось создать столь же образцовые подсобные хозяйства.

Рассмотрев особенности финансирования процессов формирования и функционирования сельских учреждений здравоохранения Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг., сосредоточим наши усилия на освещении самих этих процессов. В рамках данного очерка ограничимся исследованием создания сети сельских медицинских заведений на указанной территории в 1930-х гг., посвятив вопросам их деятельности другие разделы настоящей монографии. Необходимо подчеркнуть, что, при анализе процессов формирования и функционирования системы медобслуживания жителей колхозных сел и станиц Юга России, крайне важно различать количественные и качественные характеристики этих процессов, поскольку источники позволяют со всей определенностью говорить об отсутствии четкой синхронизации между ними.

Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе.

1931 – 1934. С. 150.

Прежде всего, рассмотрим количественные параметры системы здравоохранения, складывавшейся на протяжении третьего десятилетия XX века в селах и станицах Дона, Кубани и Ставрополье. Здесь налицо была позитивная тенденция неуклонного и довольно быстрого расширения сети сельских медицинских заведений. Усилив внимание к медобслуживанию деревни в 1929 г., в следующем, 1930 г., партийно-советские структуры предприняли меры по созданию значительного количества новых фельдшерских пунктов, больниц и т.д.

Так, Ставропольский окружной отдел здравоохранения разработал план расширения лечебной сети в районах округа, начиная с 1 апреля 1930 г. Согласно плану, 19 фельдшерских участков следовало преобразовать во врачебные, что означало увеличение штата и, теоретически, повышение результативности их деятельности. Кроме того, во всех 10 районах Ставропольского округа Северо-Кавказского края предусматривалось создать должность разъездной акушерки, а также сформировать по половине ставки оспопрививателя.1 К июлю 1933 г. в Сальском районе СевероКавказского края было создано 6 фельдшерских и акушерских пунктов; кроме того, за счет КОВК в районе содержался один разъездной фельдшер, «который систематически объезжает и оказывает медицинскую помощь бригадам 3-х колхозов». Помимо создания учреждений здравоохранения, представители власти на Дону, Кубани и Ставрополье стремились наделить средствами первой медицинской помощи практически каждую колхозную бригаду, чтобы уменьшить негативные последствия вероятных травм на производстве и оптимизировать трудовой процесс в колхозах. О таком направлении деятельности говорила на слете колхозниц-ударниц Азово-Черноморского края 8 марта 1934 г. Тверская, представлявшая на данном форуме сектор Ованесов Б.Т., Судавцов Н.Д. Здравоохранение Ставрополья… С. 110.

КОВК краевого управления соцобеспечения. Если принимать на веру ее оптимистичное заявление, то к весне 1934 г. в АзовоЧерноморском крае не было «ни одной бригады, ни одного табора, где бы не имелись свои аптечки». Уже к исходу сплошной форсированной коллективизации Северо-Кавказский край, в границах которого объединялись тогда Дон, Кубань и Ставрополье, достиг заметных результатов в деле создания сети медицинских учреждений на селе. Правда, в определенной степени, формированию системы здравоохранения в коллективизированных селах и станицах Юга России препятствовали присущие периоду коллективизации социальный хаос, дезорганизация аграрного производства, многочисленные «перегибы» властей, изъятие налогово-заготовительными органами у колхозов и индивидуальных хозяйств земледельцев максимума произведенной продукции и, безусловно, трагические события 1932 – 1933 гг., выразившиеся в «сломе кулацкого саботажа хлебозаготовок» и Великом голоде, унесшем сотни тысяч жизней.

Только к 1934 г. ситуация в сельской местности Юга России несколько стабилизировалась; именно этот год характеризовался региональными статистическими органами как начало восстановления сельхозпроизводства (в частности, животноводства). Нередко представители партийно-советского руководства, работники органов статистики и здравоохранения дона, Кубани и Старополья склонны были именно начало указанного года подавать как некий промежуточный финиш мероприятий по конструированию на селе системы медобслуживания.

Подобный подход получил тем большее распространение, что именно в январе 1934 г. была осуществлена, как уже указывалось, административно-территориальная реформа, результатом которой стало появление на Юге России двух самостоятельных РГАСПИ, ф. 112, оп. 57, д. 23, л. 14.

субъектов: Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краев.

Разумеется, руководители этих двух административных новообразований указывали именно 1934 г. в качестве некоей естественной рубежной даты, отделявшей историю упраздненного единого Северо-Кавказского края от настоящего и будущего его преемников. Использование 1934 г. в качестве своеобразного водораздела (а также, повторимся, некоего финиша) было характерно не только для краевого, но и районного руководства на Юге России. Мы полагаем возможным последовать этой логике, тем более что материалы статистики выстроены с полным ее учетом.

В частности, работники Верхне-Донского райкома ВКП(б) Азово-Черноморского края в начале 1934 г. гордо перечисляли довольно длинный ряд тех медицинских учреждений, которые в ходе «колхозного строительства» были существенно здесь реорганизованы, или же основаны. По их словам, в их районе существовали три больницы: одна, имевшая статус районной и рассчитанная на 19 коек, располагалась в райцентре (станице Казанской), а две других – в станицах Шумилинской (12 коек) и Мешковской (10 коек).

В Казанской располагалась также райамбулатория «с общим генекологическим, кожно-венерическим и зубным кабинетами и смешенная консультация для женщин и детей». Кроме того, в районе имелись врачебно-амбулаторные пункты в Нижне-Тиховском сельсовете и Донском зерносовхозе № 9, и 6 фельдшерских медпунктов: в Песковатской-Лопатинском, Дубровском, Солоновском, Мигулинском сельских (станичных) советах и в мясосовхозах № 22 и № 23.1 Вдохновившись перечислением медицинских заведений, районные руководители отдали дань самокритике, скромно заметив, что «в санитарном состоянии район не вполне благополучен, колодцы соответствующим образом не оборудованы». Верхне-Донской район не особенно выделялся среди других районов Юга России по численности медицинских заведений, заметно возросшей по сравнению с предшествующим десятилетием. Позитивная динамика развития сельской системы здравоохранения была присуща и другим районам Дона, Кубани и Ставрополья в первой половине третьего десятилетия XX век.

Динамика эта хорошо отражена в таблице 1, составленной сотрудниками Азово-Черноморского крайисполкома в конце 1934 г.

Развитие сети медицинских учреждений на Дону и Кубани и диспансеры селе Анализируя содержащиеся в таблице данные, работники крайисполкома справедливо утверждали, что за рассматриваемый период «сельская медико-санитарная сеть росла еще более быстрыми темпами»,2 чем городская. Действительно, в городах Дона и Кубани численность больниц возросла с 51 в 1931 г. до 60 в 1934 г. (в данном случае, учитывая относительно небольшую погрешность за всего лишь один квартал, приравняем уровень выполнения плановых показателей к 100 % и будем считать план РГАЭ, ф. 396, оп. 10, д. 60, л. 88; Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе. 1931 – 1934. С. 229.

Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе.

1931 – 1934. С. 149.

равным фактическому наличию медучреждений). То есть, в городах прирост больниц составил за три года 9 новых учреждений, или 17,6 % к исходному уровню. Численность сельских больниц за тот же период времени увеличилась на 46 единиц, что заметно превышало уровень городских достижений. При этом, если брать не абсолютные цифры, а процентное соотношение, то ситуация будет выглядеть также весьма впечатляюще. Поскольку стартовые показатели села по больницам были меньше города (разумеется, мы имеем в виду удельный вес больниц к числу сел и станиц), то и прирост их в процентном соотношении был выше, чем в городе: 23,7 % в деревне против 17,6 % в городе.

Правда, по вместимости сельские больницы значительно уступали городским, и здесь ситуация принципиально не изменилась с 1931 по 1934 гг. Подсчеты показывают, что даже в 1934 г.

в 60 городских больницах Азово-Черноморья имелось 9 041 койко-место, а в 240 сельских больницах, – только 5 730 койко-мест.

То есть, в 1934 г. в каждой городской больнице Дона и Кубани, в среднем, насчитывалось около 151 койко-места, а в сельской, – всего лишь около 24 койко-мест. Иными словами, достигнутый к 1934 г. уровень численности сельских больниц был еще далеко недостаточен для того, чтобы полностью или хотя бы в основном удовлетворить запросы населения деревни.

Отчасти, небольшая вместимость сельских больниц компенсировалась развитием сети фельдшерских пунктов и амбулаторий, в которых медицинское обслуживание страждущих проводилось без их помещения в стационар: больные получали помощь либо во время кратковременных посещений упомянутых учреждений, либо непосредственно у себя на дому. Как указывали сотрудники Азово-Черноморского крайисполкома, за период с по 1934 гг. в расположенных на подведомственной им территории селах и станицах «число врачебных амбулаторий возросло с 531 до 610, фельдшерских пунктов – с 396 до 740, вендиспансеров и венпунктов – с 16 до 31».1 Количественный рост перечисленных деревенских медучреждений был впечатляющим: если амбулаторий стало больше только на 14,9 %, то фельдшерских пунктов – на 86,7 %, а число вендиспансеров и венпунктов и вовсе выросло почти вдвое. Хотя перечень и уровень услуг, оказываемых в амбулаториях и фельдшерских пунктах, все же не шел в сравнение с больницами, эти учреждения позволяли хотя бы отчасти заполнить немалые бреши, продолжавшие существовать в системе здравоохранения коллективизированной деревни Юга России в первой половине третьего десятилетия XX века.

Таким образом, достигнутое в ходе сплошной коллективизации существенное увеличение численности учреждений здравоохранения на селе было, все же, далеко от идеала и не позволяло охватить все деревенское население медпомощью на должном уровне. Данное обстоятельство признавали и сами медицинские работники, и представители партийно-советских структур на Дону, Кубани и Ставрополье. К середине 1930-х гг. в настроениях руководящих лиц и медиков общим являлось стремление продолжить осуществление мероприятий по расширению сети сельских больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов, и пр. Если для отечественных эскулапов ведущим мотивом подобных устремлений являлось желание охватить своей деятельностью как можно больше нуждающихся в медпомощи, то партийные функционеры и советские чиновники были озабочены, в большей мере, созданием условий для организационно-хозяйственного укрепления колхозов и, в частности, для оптимизации производственного процесса в сельхозартелях и коммунах.

Озвучивая подобные настроения, участники IV Вешенской районной партийной конференции (Азово-Черноморский край) Азово-Черноморский краевой исполнительный комитет Советов. Отчет о работе.

1931 – 1934. С. 149.

заявляли в январе 1934 г., что «постановка медобслуживания далеко недостаточна» и требовали от райкома «добиться решительного сдвига в области здравоохранения путем расширения медпунктов, своевременного снабжения их медикаментами и квалифицированными кадрами медработников».1 Солидаризуясь со своими коллегами, участники проходившей в феврале 1935 г.

первой Боковской районной партийной конференции (АзовоЧерноморский край) говорили: «слабо у нас с охраной здоровья.

Надо строить в районе больницу, а в колхозах медпункты». Представители краевого руководства Юга России также не обошли своим вниманием актуальный вопрос о дальнейшем увеличении численности сельских медучреждений. Через полтора года по завершении сплошной форсированной коллективизации, в мае 1934 г., прошел пленум Азово-Черноморского крайисполкома, на котором, помимо прочих, был заслушан и доклад краевого отдела здравоохранения. Ознакомившись с докладом, участники пленума пришли к единому мнению: «поднять дело здравоохранения – насущнейшая задача края». Пленум постановил продолжить мероприятия по развитию сельской системы здравоохранения и, «в течение ближайших 2 – 3 лет», увеличить численность медучреждений в коллективизированных селах и станицах Дона и Кубани, охватить ею как можно большее количество колхозников, рабочих совхозов и МТС.

Было решено осуществлять строительство новых врачебных пунктов на селе, «исходя из следующих расчетов: больница должна быть в районе деятельности МТС, в каждом крупном совхозе, [кроме того,] врачебная амбулатория в остальных совхозах и на 3–4 колхоза, а также в каждом отделении совхоза и Решение 4-й Вешенской райпартконференции по докладу т. Лугового о работе Райкома ВКП(б) от 5 – 7 января 1934 г. // Большевистский Дон. 1934. 12 января.

крупном колхозе должен находиться средний медперсонал».1 В июле того же года Азово-Черноморский крайком ВКП(б), подтверждая принятое на пленуме решение, поручил начальнику крайздравотдела Донскому «представить предложения об организации в крупных МТС края врачебных пунктов для обслуживания медпомощью колхозов района деятельности МТС».2 Реализация отмеченных решений должна была привести к увеличению в деревне численности медицинских заведений и медработников и, следовательно, повысить эффективность (в частности, оперативность) деятельности системы здравоохранения.

Собственно, в этих решениях не содержалось практически ничего принципиально нового о подходах к формированию системы медучреждений на селе. Ведь, и ранее такие учреждения создавались в сельской местности, исходя из примерных же расчетов (в основу которых, как мы уже отмечали, было положено стремление превратить здравоохранение в одно из условий оптимизации организационно-экономического состояния коллективных хозяйств). Принимая отмеченные решения, представители партийно-советских структур Азово-Черноморья лишь указывали непосредственным исполнителям на образовавшиеся бреши в сети заведений по охране здоровья сельских жителей и требовали эти бреши устранить, дабы проблемы и недоработки в сфере медицины не препятствовали работе колхозов и совхозов. Вместе с тем, решения Азово-Черноморского крайкома и крайисполкома свидетельствовали, что задача развития сельских больниц, аптек, фельдшерских пунктов и т.д. остается одной из приоритетных и ей по-прежнему уделяется немало внимания, сил и средств.

«Поднять дело здравоохранения – насущнейшая задача края». Постановление пленума Азово-Черноморского краевого исполнительного комитета по отчетному докладу краевого отдела здравоохранения // Молот. 1934. 21 мая.

Серьезное внимание к расширению сельской сети учреждений здравоохранения по завершении форсированной коллективизации продолжали демонстрировать и власти соседнего с АзовоЧерноморским, Северо-Кавказского края. Целенаправленные усилия местного партийно-советского руководства привели к тому, что в Северо-Кавказском крае к январю 1935 г., по сравнению с 1933 г., численность больниц (как в городе, так и в деревне) увеличилась со 105 до 111, врачебных амбулаторий – с 58 до 62, количество сельских врачебных участков выросло с 250 до 281.

Кроме того, на крупных хлебных ссыпках в различных районах Северо-Кавказского края, куда колхозы свозили подлежащее сдаче государственным заготовительным органам зерно, было создано 28 фельдшерских и 48 сестринских пунктов. Новый импульс развитию сельской системы здравоохранения на Юге России был дан во второй половине 1930-х гг. Именно в этот период, в связи с либерализацией государственной аграрной политики (в частности, смягчением налогового бремени на колхозное крестьянство), последовавшим за этим укреплением «колхозного строя» и нормализацией социальной обстановки в деревне, появились возможности для дальнейшего расширения сети медицинских заведений.

Несколько отступая в сторону от основной линии нашего повествования, отметим, что, помимо вышеупомянутых факторов, во второй половине третьего десятилетия XX века позитивное влияние на состояние и развитие системы медобслуживания сельских жителей Юга России оказала кампания «за советское казачество», развернутая сталинским режимом с 1936 г. Кампания эта, обусловленная стремлением большевистского руководства привлечь к себе симпатии казачества, ввиду неуклонно обострявшейся международной обстановки, выразилась в часОванесов Б.Т., Судавцов Н.Д. Здравоохранение Ставрополья… С. 125.

тичной реанимации казачьих традиций и культуры, в снятии ограничений на службу казаков в вооруженных силах Советского Союза, в формировании казачьих дивизий, и пр. В рамках данной кампании были также предприняты меры по совершенствованию здравоохранения в казачьих станицах Дона, Кубани и Терека.

В частности, Северо-Донской окружком ВКП(б) Азово-Черноморского края 13 мая 1936 г. заслушал на очередном своем заседании вопрос «О мероприятиях по улучшению медицинского обслуживания населения округа, в связи с приказом Наркомздрава Каминского». Название приказа прямо и недвусмысленно указывало на то, чего требовал нарком здравоохранения от партийных руководителей Дона, ибо звучало следующим образом: «Об улучшении медицинского обслуживания донских казаков».

В целях исполнения приказа Наркомздрава, Северо-Донской окружком компартии постановил завершить в 1937 г. строительство окружной больницы, для чего местным здравотделу и плановому отделу было приказано к 18 июня текущего года составить соответствующие проекты и сметы. Подчеркивалось, что при больнице должно существовать «заразное отделение», проведена канализация и осуществлено благоустройство усадьбы.

Кроме того, окружком распорядился приступить в 1937 г. к строительству пяти районных больниц в станицах Чернышевской, Мигулинской, Селивановской, селе Алексеево-Лозовском и слободе Колушкино. Местным райисполкомам было поручено к 1 июня 1936 г. выбрать площадки под строительство, определить пункты заготовки стройматериалов, а окружной здравотдел должен был к 17 июня закончить составление проектов и смет на строительство районных больниц.

Далее, «в целях окончания организации зубоврачебной помощи», Северо-Донской окружком ВКП(б) распорядился «оказать помощь районам в приобретении бормашин и другие предметы для оборудования зубоврачебных кабинетов», командировать 16 стоматологов в отдельные районы, а также направить в города Миллерово и Каменск зубных врачей (соответственно, одного и трех) для усиления уже имевшихся здесь кадров. Выполнение данного пункта постановления окружкома должно было последовать не позднее 15 июня 1936 г.

В довершение перечисленных мер, партийные руководители Северо-Донского округа решили открыть в подчиненных им районах не менее 5 новых аптек. Наконец, предусматривалось осуществление еще одного мероприятия: «в целях усиления акушерской помощи колхозницам», окружком дал задание районным властным структурам создать, в дополнение к уже существующим, еще 55 колхозных родильных домов. Как видим, возросшее с 1936 г. внимание правительственных органов Советского Союза к казачеству стимулировало и увеличение количественных параметров системы медучреждений в районах с Юга России с наличием казачьего населения. Разумеется, реализация решений по развитию здравоохранения в казачьих районах отвечала интересам не только собственно казаков, но и всего местного населения, поскольку советская власть даже в рамках кампании «за советское казачество» не помышляла о восстановлении сословных перегородок. Так что, инициированные развертыванием кампании «за советское казачество» позитивные сдвиги в системе медобслуживания (сколь бы фрагментарны они ни были) коснулись и казаков, и бывших «иногородних».

Возвращаясь к магистральному руслу нашей работы, отметим, что Северо-Донской окружком ВКП(б) отнюдь не случайно в своем постановлении уделил внимание увеличению численности колхозных родильных домов. В данном случае руководители донской парторганизации действовали в рамках общегосударстЦДНИ РО, ф. 76, оп. 1, д. 60, л. 29.

венной политики, направленной на увеличение рождаемости в СССР. С возросшей активностью эта политика стала проводиться в жизнь с середины 1930-х гг.

Дело в том, что вследствие «великого перелома», унесшего жизни сотен тысяч советских граждан, в СССР наблюдалось существенное снижение рождаемости. По статистике, в Российской империи в 1896 – 1900 гг. итоговая рождаемость реальных поколений составляла 5,23 живорождений на одну среднестатистическую женщину. В 1926 – 1930 гг. в Советской России итоговая рождаемость составляла 2,20 живорождений, в 1931 – 1935 гг. только 2,15 живорождений, в 1936 – 1940 гг. – уже всего лишь 2,01 живорождений,1 то есть в 2,5 раза меньше, чем в дооктябрьский период.

Конечно, эти негативные демографические тенденции серьезно беспокоили правительство СССР, чем и объяснялось его возросшее внимание к проблемам медицинской помощи беременным женщинам, роженицам, молодым матерям, детям. В том числе, власти демонстрировали намерение озаботиться помощью роженицам и матерям (особенно многодетным) и в коллективизированной деревне.

В сельской местности значительная часть задач по организации учреждений родовспоможения была возложена на колхозы и КОВК. По мере хозяйственного развития, целый ряд коллективных хозяйств озаботился положением будущих матерей и занялся строительством собственных акушерских пунктов, которые именуются в источниках «колхозными родильными домами» или «хатами-родильнями»; нередко, впрочем, колхозы ограничивались созданием лишь родильных комнат. Но, как бы там ни было, если в колхозе возникали такие акушерские пункты, то готовым разрешиться от бремени колхозницам уже не нужно было добираться до ближайшего роддома, иногда за многие километры.

Захаров С. Модернизация рождаемости в России за 100 лет // Россия и ее регионы в XX веке: территория – расселение – миграции / Под ред. О. Глезер и П. Поляна.

М., 2005. С. 115 – 116.

Колхозные родильные дома первоначально возникали по инициативе самих колхозников и правлений коллективных хозяйств.

Например, к маю 1935 г. в одном лишь Петровском районе Азово-Черноморского края было открыто 11 родильных комнат общей вместимостью 37 коек.1 К тому же времени в СевероКавказском крае возникли 28 родильных комнат.2 Причем, Дон, Кубань и Ставрополье в этом начинании достигли наиболее заметных успехов среди других регионов Советского Союза. В постановлении СНК РСФСР «О колхозных родильных домах» от 26 марта 1936 г. отмечалось, что по количеству таких заведений на лидирующих позициях находятся Азово-Черноморский и СевероКавказский края, наравне с Воронежской областью и Куйбышевским краем. Позднее инициатива колхозников была одобрена и поддержана органами власти, причем, не только районными или краевыми комитетами компартии и исполкомами на Юге России, но и высшими партийно-советскими структурами, озабоченными повышением рождаемости в СССР. Руководящие работники разных рангов стремились увеличить сеть учреждений родовспоможения, как в городе, так и на селе; в том числе, было уделено внимание и колхозным родильным домам и комнатам.