«РЕФОРМА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДЕРЕВНИ В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ (середина 30-х – середина 50-х гг. XIX в.) • ИЗДАТЕЛЬСТВО ТГТУ • 3 Министерство образования и науки Российской Федерации Тамбовский государственный технический ...»

Е.Ю. Иванова-Малофеева

РЕФОРМА

ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДЕРЕВНИ

В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

(середина 30-х – середина 50-х гг. XIX в.)

• ИЗДАТЕЛЬСТВО ТГТУ •

3

Министерство образования и науки Российской Федерации

Тамбовский государственный технический университет Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина Е.Ю. ИВАНОВА-МАЛОФЕЕВА

РЕФОРМА

ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДЕРЕВНИ

В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

(середина 30-х – середина 50-х гг. XIX в.) Тамбов • Издательство ТГТУ • ББК Т3(2Р-4Т) И Р е ц е н з е н т ы:

Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой Российской истории Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина Л.Г. Протасов Доктор исторических наук, профессор кафедры государственного и муниципального управления Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина В.П. Семьянинов Иванова-Малофеева Е.Ю.

Реформа государственной деревни в Тамбовской губернии (середина 30-х – середина 50-х гг.

И XIX в.). – Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2005. – 196 с.

Монография посвящена малоизученной теме в истории государственного управления – реформе государственной деревни 1837 – 1841 гг. С использованием богатого исторического материала Государственного архива Тамбовской области исследуется реализация реформы в отдельно взятой губернии.

В работе рассматривается состояние казенной деревни Тамбовской губернии до и в период ее реформирования; выделяются причины, цели, основное содержание реформы; анализируются результаты проведения ее основных мероприятий.

ББК Т3(2Р-4Т) ISBN 5-8265-0335-1 Иванова-Малофеева Е.Ю., Тамбовский государственный технический университет (ТГТУ), Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, Научное издание ИВАНОВА-МАЛОФЕЕВА Елена Юрьевна

РЕФОРМА

ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДЕРЕВНИ

В ТАМБОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

(середина 30-х – середина 50-х гг. XIX в.) Монография Редактор Е.С. М о р д а с о в а Компьютерное макетирование И.В. Евсеевой Подписано к печати 10.01. Гарнитура Тimes New Roman. Формат 60 84/16. Бумага офсетная

ВВЕДЕНИЕ

Знание исторического опыта необходимо для того, чтобы лучше понимать современные события, понимать возможность будущих перемен.

Земельный вопрос в России всегда был одним из самых насущных и сложных, он до сих пор не разрешен до конца. В первой половине ХIХ в. Россия была аграрной страной; ее крестьянское население и теперь, по сравнению со странами Западной Европы и Северной Америки, составляет значительную долю в общем числе граждан государства. В течение долгих лет в крестьянине видели, в основном, объект какого-либо внешнего воздействия. Однако крестьянство является самостоятельным историческим субъектом, носителем собственных традиций, сословием «в себе», поэтому следует рассматривать взаимосвязь между крестьянским миром и государством. Особое место в социально-экономической структуре России принадлежало казенной деревне.

В представлении большинства вся деревня до отмены реформы 1861 г. была крепостной. Советская историография акцентировала внимание на изучении помещичьей деревни и классовой борьбы в ней, но, учитывая особую роль государства в социально-экономической истории России, особенно в периоды модернизации страны, следует признать, что история государственной деревни заключает в себе немалые исследовательские возможности. Реформа государственной деревни не относится к числу преобразований, рожденных только желанием и волей властвующих, она была вызвана необходимостью изменить устаревший и невыгодный для всех порядок. Россия имеет собственные традиции реформирования: проводить преобразования вынужденно, опираясь на разветвленную бюрократическую систему, часто не имея обратной связи с обществом. Эти проблемы актуальны до сих Хронологические рамки исследования охватывают временной промежуток от середины 30-х до середины 50-х гг. ХIХ в.: от подготовки реформы, до завершения реализации ее главных мероприятий и ухода со своего поста министра государственных имуществ П.Д. Киселева, с чьим именем связано проведение преобразований в казенной деревне.

Цель исследования – рассмотреть состояние государственной деревни Тамбовской губернии до и в период ее реформирования, выделить причины, цели, основное содержание реформы; как все это воплотилось в действительности; что реформа изменила в казенной деревне данной губернии, выбранной в числе первых для проведения преобразований. Обращение к малоиспользованному или вовсе неиспользованному в научном обороте местному архивному материалу вместе с известными данными, приведенными в исторических трудах, позволяет детально рассмотреть проблему.

Ведь эпоха Николая I – это время бюрократических, но реформ. Преобразования в государственной деревне – серьезный шаг, приближавший общество и саму власть к решению общекрестьянского вопроса в России. Многофакторность анализа проблемы дает возможность проследить, что изменилось за определенный промежуток времени до реформы П.Д. Киселева и в период ее проведения, что осталось неизменным, а что было абсолютно новым; оценить, насколько преобразования в государственной деревне объективно осознавались реформаторами и крестьянами, как сочетались традиции и новации.

Историография проблемы весьма невелика. Положение государственных крестьян не стало предметом систематического конкретного изучения ни в дореволюционный, ни в советский периоды развития исторической науки. Наибольшее внимание всегда уделялось изучению помещичьей деревни, а по казенной существуют в большинстве своем общие обзоры или упоминания в контексте рассмотрения крестьянского вопроса. Мало внимания в историографии уделялось черноземному центру России, хотя этот район долгое время был основным производителем сельскохозяйственной продукции.

Реформу П.Д. Киселева принято было считать прологом к главному преобразованию в социальной жизни российского общества – отмене крепостного права. Поэтому ее зачастую не подвергали глубокому анализу, ограничиваясь достаточно общими характеристиками происходивших в государственной деревне перемен. Этому способствовала слабая изученность материалов нестоличных архивов.

В ХIХ в. вопрос о государственной деревне упоминался в самых общих обзорах, вроде нескольких глав в книге Л.В. Ходского «Земля и земледелец», или в отдельных исследованиях о поземельном владении, к примеру, Н. Благовещенского «Четвертное право»i.

Об особом положении казенных крестьян упомянул В.И. Семевский, крупная монография которого «Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II» частично была посвящена государственным крестьянам XVIII в.ii В период деятельности Министерства государственных имуществ (МГИ) в его Журнале помещались небольшие статьи о различных категориях государственных крестьян и о проектах, предшествовавших реформе П.Д. Киселева. Написанные министерскими чиновниками на основании ведомственных архивов и законов, эти очерки носят характер канцелярских сводок без анализа и исторической оценки. Поэтому скорее их можно использовать в качестве источника, чем как историографические работыiii.

Историки либерального направления, к числу которых можно отнести А.П. Заблоцкого-Десятовского, В.И. Семевского, М.И. Полиевктова, считали реформу государственной деревни шагом к осуществлению в России идеи постепенного мирного прогресса, а личность и деятельность П.Д. Киселева оценивали как воплощение либерального идеала.

В четырехтомной биографии П.Д. Киселева, А.П. Заблоцкого-Деся-товского автор реформы назван апостолом гуманности и права, неутомимым борцом за крестьянское освобождение, последовательным противником и революции, и реакции. Труд А.П. Заблоцкого-Десятовского дает характеристику тяжелому положению государственной деревни накануне реформы 1837 – 41 гг., освещает внешнюю историю реформы и двадцатилетнюю деятельность МГИ. Автор этой работы использовал для ее создания обширный исторический материал, находившийся в министерских фондах и личном архиве П.Д. Киселева, но не производил критики источниковiv.

Семевский В.И., В.С. Иконников, М.И. Полиевктов в своих исследованиях лишь повторили вслед за А.П. Заблоцким-Десятовским оценку П.Д. Киселева и его деятельностиv.

А.П. Заблоцкого-Десятовского. Он развенчивал киселевскую политику компромисса. Отдавая должное личным способностям П.Д. Киселева, он отмечал, что реформа государственной деревни имела множество противоречий. Киселев П.Д. был представлен не великим деятелем, а великим чиновником, который заменял народную самостоятельность бюрократической дисциплиной и опекой. Реформа, по мнению Н. Морозова, не принесла крестьянам облегчения, попечительство вызвало их недовольство, а труды П.Д. Киселева, его усилия и замыслы пропали даром. Но автор рецензии не подкреплял своих выводов научным анализом, его намерение осмыслить неудачные результаты киселевского управления ограничивалось психологическим объяснением личных недостатков реформатораvi.

Однако народническая критика оказала влияние на ученых-историков. В 1883 г. появилась большая рецензия И.Е. Энгельмана на книгу А.П. Заблоцкого-Десятовского, где отмечались сложность, дороговизна и бюрократизм административной системы П.Д. Киселева. За Киселевым отрицалась самостоятельная политическая инициатива, он был назван человеком исполнительным, а его политика попечительства – уничтожением крестьянской самостоятельностиvii.

Обострение аграрного вопроса в конце ХIХ в. и революция 1905 – 1907 гг. оживили интерес к историческому прошлому российского крестьянства. Представители неонароднического направления в историографии, М.Н. Покровский и Н.А. Рожков, стоявшие на позиции экономического материализма, стремились дать классовую оценку управлению казенной деревней, подчеркивали крепостнические тенденции хозяйственной политики управления. Покровский М.Н. приравнивал взаимоотношения между государством и его крестьянами к частновладельческим отношениям барина и его крепостных.

Рожков Н.А. видел в политике П.Д. Киселева преобладание фискальных мотивов и крепостнические традиции. Суждения обоих авторов однобоко оценивали результаты реформы, но это была первая попытка подойти к анализу положения государственных крестьян и киселевской реформе с учетом социально-экономического развития соответствующего периодаviii.

Того же направления, хотя и более эклектичны, работы русских историков либеральной школы, специально посвященные государственным крестьянам и реформе П.Д. Киселева. Написанные под влиянием революции 1905 – 1907 гг. и в связи с пятидесятилетием отмены крепостного права, авторы этих работ использовали материалы Заблоцкого-Десятовского, официальные министерские отчеты и мемуарные источники (М.М. Богословский, А.А. Кизеветтер, С.А. Князьков, Ю.В. Готье). Эти авторы стремились рассматривать личность и деятельность Киселева в рамках соответствующей исторической эпохи, связывали их с фигурой Николая I и его политикой, с теорией и практикой полицейского государства, с попытками ликвидации крепостного права. Они довольно подробно рассматривали положение государственных крестьян накануне и после реформы Киселева, указывали на ее зависимость от преобразований и на ее связь с реформой 1861 г.

Но историки начала ХХ в. были ограничены узким кругом опубликованных источников и испытывали на себе влияние предшествующей литературы на эту тему. Они отмечали такие недостатки киселевской реформы, как ее бюрократизм, мелочную регламентацию, отрицание самостоятельности в крестьянском управлении, но в общем разделяли положительные оценки либеральной традиции и идеализировали П.Д. Киселева как политического деятеля.

Последние, заслуживающие внимания, сочинения досоветского периода, касавшиеся государственных крестьян и реформы П.Д. Киселева, появились во время проведения столыпинской реформы. Одна из работ представляет собой исторический очерк поземельного устройства государственных крестьян С.П. Кавелина. Не являясь научным исследованием, она все же давала сводку накопленного печатного материала и обобщающую положительную оценку киселевской реформе в духе либеральной традицииx.

Совершенно иную направленность носила работа исследователя-экономиста К.И. Зайцева, посвященная вопросу о самоуправлении государственных крестьян в ХVIII и первой половине ХIХ вв.xi Автор подошел к вопросу с историко-юридической точки зрения, разработал свою тему на основе фондов V Отделения собственной его императорского величества канцелярии и сделал свои выводы в духе народнической позиции о крестьянской общине. Считая, что крестьянское самоуправление имело давние традиции и было вполне жизнеспособно, Зайцев рассматривал законодательство П.Д. Киселева как насильственное вторжение в независимую жизнь крестьянского мира. Киселевская реформа, по его мнению, была продуктом полицейского государства с преувеличенной функцией управления и мелочной, всеобъемлющей опекой над подданными. По оценке К.И. Зайцева, управление государственной деревней, созданное П.Д. Киселевым, было похоже на аракчеевское учреждение, выраженное в сентиментальной форме.

Небогатая литература досоветского периода, посвященная реформе П.Д. Киселева, заключала в себе не очень много исследовательских моментов. О личности и деятельности П.Д. Киселева она рассказывала больше, чем о хозяйственном, правовом и культурном положении государственных крестьян. В суждениях и оценках авторов преобладала субъективно-психологическая точка зрения. Социальноэкономические основы реформы освещались мало. Либералы высоко превозносили личность и деятельность П.Д. Киселева, народники решительно и резко их осуждали. По мнению одних, реформа оказала значительное влияние на положение государственной деревни и подготовку актов 1861 г., по мнению других, она осталась бесплодной.

Но складывается впечатление, что дореволюционные исследователи много внимания старались уделить плюсам реформы государственной деревни, а советские – минусам.

В советской историографии изучение хозяйственных процессов заняло одно из центральных мест.

Большое внимание уделялось и крестьянству как субъекту исторического процесса, но упор делался на изучение положения крепостных крестьян, а к государственным обращались гораздо реже. Однако в тех немногих работах, которые были посвящены последним, например, в монографии С.В. Токарева о «картофельных бунтах» 1840-х гг., значительное место уделялось анализу социально-экономических процессов в недрах государственной деревни xii. Обнаружилось стремление не только расширить количество привлекаемых источников, но и заново поставить вопрос о казенных крестьянах с точки зрения марксистско-ленинского учения о развитии общества. Особенно много внимания уделялось крестьянским волнениям как показателю развития революционного движения в царской России.

В 1950-е гг. в советской историографии появились работы о социально-экономическом развитии казенной деревни и крестьянском протестном движении в период проведения реформы П.Д. Киселева как показателю развития революционных настроений в царской России. Таковы монографии Я.И. Линкова, Б.Г. Литвака, М.А. Рахматуллина, статьи Н.М. Дружинина и П.Г. Рындзюнскогоxiii.

Интересен труд И.Д. Ковальченко «Крестьяне и крепостное хозяйство Рязанской и Тамбовской губерний в первой половине XIX в.», посвященный экономическим аспектам жизни российской деревниxiv.

В монографии характеризуется роль этих губерний в общероссийском производстве сельскохозяйственной продукции, оцениваются размеры посевных площадей и урожайности в разные временные периоды. Делается вывод, касающийся и хозяйственного положения казенной деревни, о том, что с 1830-х гг. снижается уровень развития экстенсивного земледелия, но никакой существенной интенсификации земледелия вплоть до 1860-х гг. не происходит.

В статьях М.К. Рожковой, рассказывающих о положении крестьянства и развитии сельского хозяйства в первой половине ХIХ в., негативно оценивается реализация экономической программы реформы П.Д. Киселева. Реформа, по ее мнению, не только сохранила в неприкосновенности феодальные отношения, но даже усилила эксплуатацию крестьян. Крестьяне оплачивали все расходы по реформированию казенной деревни и стали объектом неограниченных претензий со стороны многочисленных чиновниковxv.

Противоположную точку зрения выдвинул И.А. Булыгин в своей статье к сборнику «Реформы в России XVI – ХIХ вв.». Преобразования в государственной деревне отнесены им к реформе ограниченного буржуазного типа, хотя не отрицается ее отчасти феодальный характер, что доказывает ее эволюционность, а не радикальностьxvi.

Особое место в историографии данной темы занимает фундаментальный труд Н.М. Дружинина – двухтомная монография «Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева»xvii. В ней анализируется положение государственных крестьян и казенной деревни перед реформой П.Д. Киселева, огромное внимание уделено оформлению законодательных актов реформы, описано состояние государственных имуществ и изменения, произошедшие в результате реформирования системы управления казенной деревней по всем крупным районам Российской империи. Наибольшее внимание в монографии уделено созданию новой административной системы по управлению государственной деревней и ее деятельности, но мало рассмотрены вопросы социально-экономического развития государственной деревни. Выводы о результатах реформы сделаны по России в целом, а не по регионам. По мнению Н.М. Дружинина, преобразование П.Д. Киселева имело, по преимуществу, административный характер. Выделены несомненные плюсы реформы: наделение крестьян землей, равномерное перераспределение земельного фонда, переселение малоземельных, уравнение натуральных повинностей, упорядочение системы взимания податей, установление жеребьевой системы набора в армию, организация школ, больниц, благоустройство селений и прочее. По оценке Н.М. Дружинина, негативных моментов было куда больше. К примеру, сохранялась и поддерживалась крестьянская община, чтобы избежать ломки установившихся поземельных отношений, укрепились феодальные нормы в государственной деревне. Реализация реформы, по его мнению, похоронила прогрессивные идеи личных прав крестьян, самостоятельности сельского самоуправления и независимости выборного суда. Огромный аппарат правящего чиновничества был наделен в государственной деревне самыми широкими полномочиями. Расходы на «попечительство»

были возложены на саму деревню, и это заранее предопределило узкие рамки агрономических, врачебных, образовательных и прочих начинаний. Поэтому, по мнению Н.М. Дружинина, реформа принесла крестьянству не облегчение от прежних поборов и притеснений, а новые, еще большие бедствия в результате деятельности громоздкой чиновничьей иерархии.

Поскольку Н.М. Дружинин пользовался в основном столичными архивами, то его данные по некоторым вопросам не совпадают с тем, что отражено в документах Тамбовского областного архива. О таких несоответствиях будет рассказано в последующих главах. Анализ состояния дел в государственной деревне в ходе проведения там реформы П.Д. Киселева, проводимый Н.М. Дружининым с точки зрения классового подхода, можно понять, зная время публикации его монографии. В целом же его труд является по сути единственным глубоким исследованием данной темы, учитывая к тому же территориальный и временной охват.

П.Д. Киселева», Н.М. Дружинин затрагивал тему реформы казенной деревни и в других своих работах.

Например, в книге «Социально-экономическая история России», где рассматривались экономические показатели развития государственной деревни и был сделан вывод о том, что к концу 50-х гг. ХIХ в. положение казенных крестьян было лучше, чем положение помещичьихxviii. Или в статье «Социальнополитические взгляды П.Д. Киселева», где анализируются идеологические установки будущего преобразователя государственной деревни, для чего использованы редкие источники из государственных и личных архивов, хранящих рукописи П.Д. Киселева и его современниковxix.

Советская историография в изучении темы о реформе государственной деревни поставила новые проблемы: закономерность и обусловленность реформы П.Д. Киселева, ее социально-политические основы, ее влияние на последующее решение крестьянского вопроса. Реформа рассматривалась как акт феодального государства. Применяя марксистско-ленинский исторический метод, исследователи обращали особое внимание на социально-экономические процессы в государственной деревне, степень развития и влияния на нее капиталистических отношений, связь между происходившими хозяйственными изменениями и крестьянским движением как проявление классовой борьбы. Большинство работ были узко ограничены локальными темами, ощущалась неполнота в постановке и решении общих вопросов.

Однако изучение опиралось во многом на использование неопубликованного материала, поэтому объективно расширялась для дальнейшего изучения проблематика исследования и в научный оборот включались новые документы.

В современных исторических трудах реформа государственной деревни скорее не изучается, а упоминается. О реформе П.Д. Киселева и состоянии государственной деревни упоминают в своих работах Из работ, посвященных крестьянству вообще, можно выделить сборники: «Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире», «История крестьянства России с древнейших времен до г.», «Менталитет и аграрное развитие России ХIХ – XX вв.» и монографию Л.В. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». В них подчеркивается, что крестьянство – совершенно особый слой в обществе, с его традиционностью, специфическим самосознанием, мироощущением. Изучаются интересные аспекты, создающие крестьянскую ментальность, и факты, влияющие на образ жизни и образ мыслей крестьянxxi.

В истории крестьянства имеется немало «белых пятен», которые еще предстоит заполнить. Большую роль в этом отношении должно сыграть изучение фондов областных архивов, слабо затронутых рукою историка-исследователя. Государственный архив Тамбовской области хранит ценные, почти неизученные документальные материалы, которые помогают ознакомиться с положением государственной деревни до реформы П.Д. Киселева и в период ее проведения.

Источниковая база настоящего исследования представлена комплексом разнообразных рукописных и печатных документов Государственного архива Тамбовской области, ранее не включенных в научный оборот. Источники различны по характеру (от распоряжений министерства государственных имуществ до жалоб крестьян), содержанию и степени достоверности. Они несут комплексную и разностороннюю информацию, для удобства их можно условно разделить на следующие группы:

1) документы, иллюстрирующие состояние Тамбовской государственной деревни перед реформой:

каталоги планов и карт уездов, сведения о численности душ, ведомости доходов с казенных оброчных статей и недоимочные ведомости, документы о крестьянских повинностях;

2) материалы о деятельности административных органов управления казенной деревней: переписка с министерством государственных имуществ (МГИ) и другими ведомствами, распоряжения, инструкции, донесения, списки чиновников, реестры, книги регистрации бумаг Тамбовской палаты государственных имуществ (ТПГИ), ее журналы присутствия;

3) документы о хозяйственном положении тамбовских казенных крестьян в период проведения реформы: сведения об экономическом состоянии государственной деревни губернии, сведения о численности крестьян, об оброчных статьях и торгах по ним, о промышленных заведениях, промыслах, общественных работах, об урожаях, образцовых фермах, садоводстве и огородничестве, об устройстве запасов продовольствия;

4) источники, характеризующие земельные проблемы государственных крестьян: сведения о поземельном владении по уездам в целом и конкретным населенным пунктам – в частности, межевые книги, документы об уравнении земли, размежевании, о действиях губернской посреднической комиссии по полюбовному размежеванию земель, дела о земельных спорах, прошения и жалобы крестьян, переписка ТПГИ с МГИ;

5) документы, содержащие в себе сведения о взаимоотношениях казенных крестьян с другими сословиями: дела об отделении и размежевании земель, об общем владении угодьями, о судебных разбирательствах и просьбы крестьян;

6) материалы о бытовой жизни крестьян: книги уездных судов и их протоколы, сведения о сектантах, питейных заведениях, о сельских училищах, народном здравоохранении, сельском благоустройстве;

7) сведения о результатах, достигнутых в ходе проведения в Тамбовской губернии реформы государственной деревни: донесения окружных начальников, предложения губернаторов, материалы к отчетам губернаторов, официальные ежегодные отчеты ТПГИ по разным отделениям (хозяйственному, лесному и прочим).

Степень достоверности некоторых материалов оценить весьма сложно, так как до организации нового управления государственной деревней документация о казенных крестьянах велась небрежно, бессистемно, со множеством пробелов. С конца же 30-х гг. ХIХ в., следуя логике работы бюрократического аппарата, она более или менее приводится в порядок. Все, что можно было выразить количественно, стало фиксироваться в документах без искажения (численность населения, цены, урожайность, доходырасходы, сведения по благоустройству, здравоохранению, образованию и прочее). Материалы же, несущие в себе отпечаток субъективности, следует рассматривать более критично (жалобы, просьбы, оценки событий и людей, донесения отдельных должностных лиц и так далее). Но все-таки архивные источники – главный, наиболее разнообразный и достоверный исторический материал.

Не вовлеченные прежде в научный оборот данные, которые были использованы в работе над монографией, помогли осветить положение государственной деревни в период проведения в Тамбовской губернии реформы П.Д. Киселева, отразить и по-новому оценить результаты преобразования системы управления и проведения «политики попечительства».

Материалы данного исследования дают возможность использовать его при изучении истории Тамбовского края, в осмыслении проблем аграрного развития России, при составлении вузовских спецкурсов по истории сельского хозяйства, крестьянства или реформ.

ТАМБОВСКИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ

ПЕРЕД РЕФОРМОЙ

Глава 1 ГОСУДАРСТВЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ НАСЕЛЕНИЯ

ГУБЕРНИИ

Тамбовская губерния, входящая в черноземный центр России, – это переходная полоса между промышленным севером и земледельческим югом империи. Саму губернию можно условно разделить на две, почти равные по территории, части: северную, с обширными песками и болотистыми лесами, и южную, более плодородную, с редко встречающимися лесами. Северная часть стала осваиваться русскими с XVI в. как территория оборонительной полосы в степи от татарских владений. Именно здесь появляются в XVI – XVII вв. первые города: Темников, Шацк, Козлов. Южная часть губернии долго не имела постоянного населения, поскольку это была совершенно дикая степь, по которой кочевали калмыки, азовские и крымские татары. К ХIХ в. население губернии стало многонациональным: русские, мордва, татары и прочие.

К 1830-м гг. Тамбовская губерния – это уже освоенный район. С 1802 г. административные границы губернии не изменялись. Крестьяне составляли почти 92 % от всего населения губернии1. Процент оттока крестьян из губернии был наименьшим во всей империи: разница оттока и притока, как отмечает известный историк и исследователь статистических сведений В.М. Кабузан, составила 2,58 %; то есть за последние 20 лет до начала киселевской реформы из Тамбовской губернии ушло примерно 20 тыс. душ (по данным 8-й ревизии)2. Кроме того, губерния относилась к числу районов с невысоким приростом стабильной.

Данные из «Свода сведений о поземельном владении Тамбовской губернии», составленного по результатам ревизии 1836 г., свидетельствуют: всех крестьян губернии было 726 тыс. душ, из них казенных – 353 тыс. душ (49 %)3. Немного отличаются от этих цифры из монографии В.М. Кабузана: из тыс. душ крестьян губернии государственные составляли около 340 тыс. душ (48 %)4. И первый и второй источники апеллируют к данным 8-й ревизии 1833 г., но В.М. Кабузан использовал сведения, присланные в столицу, а для «Свода сведений...» подбирались данные, зафиксированные в местных статистических документах.

Существуют также разночтения в вопросе о численности всего населения Тамбовской губернии.

Исследователь П. Кеппен считал, что к 1838 г. в губернии проживало 1 591 700 человек, из них – мужского пола; те же цифры приводит в своей монографии А.Г. Рашин5.

А в документе под названием «О выставке произведений Тамбовской губернии» отмечается, что к г. в губернии числилось до 1700 тыс. жителей обоего пола6. Крестьянское население в целом в это время составляло от 90 до 94 %.

Тамбовская губерния считалась одной из самых многолюдных. Как писал в ХIХ в. тамбовский краевед И.И. Дубасов, «Тамбовская равнина-пашня давно славилась на всю Русь обильными урожаями.

Это – поистине русская черноземная сила. Оттого-то в Тамбовской губернии в сравнительно короткий период, начиная со второй половины XVI в., образовалось посредством колонизации такое население, которое по его численности относительно пространства губернии принадлежит к самым первым в России»7.

Тамбовскую губернию составляли 12 уездов: к северным можно отнести Козловский, Спасский, Темниковский, Моршанский, Шацкий, Лебедянский, Елатомский, к южным – Тамбовский, Борисоглебский, Усманский, Липецкий, Кирсановский. Всего селений в губернии было к 1838 г. 2552, из них казенных – 11218.

К 1838 г., то есть к началу проведения реформы государственной деревни в Тамбовской губернии, ее территория составляла 7 149 631 десятин (дес.) земли, из них:

у помещиков – 2 368 783 дес.;

у государственных крестьян – 1 237 404 дес.;

в общих дачах казенных крестьян с помещиками – 348 453 дес.;

неразмежеванной в общем владении казенных крестьян и помещиков – 1 754 510 дес.;

казенной, отдающейся в оброчное содержание – 1 346 524 дес. Мужское население губернии к этому времени составляло 776 471 души, из которых:

дворян – 3978 (0,5 %);

священников и церковнослужителей – 4165 (0,5 %);

купцов – 6310 (0,8 %);

мещан, городских ремесленников и рабочих – 30 773 (4 %);

помещичьих крестьян – 372 841 (48 %);

казенных поселян – 353 499 (45,5 %);

всех прочих – 4905 (0,7 %).

Центральное положение Тамбовского края в империи, благоприятные, если сравнивать с более северными губерниями, почвенно-кли-матические условия, многонаселенность, большая доля государственных крестьян в структуре местного населения, – все это позволило столичным властям избрать Тамбовскую губернию наряду с тремя другими российскими губерниями в качестве первых объектов для проведения реформы государственной деревни.

До реформы 1837 – 1841 гг. нечастновладельческие крестьяне принадлежали к различным категориям, а все вместе назывались казенными поселянами. В их число входили однодворцы (232 320 душ), однодворческие крестьяне (1060 душ), экономические крестьяне (44 357 душ), свободные хлебопашцы ( душа), ясачные крестьяне (29 467 душ), бывшие удельные, переданные в казенное ведомство ( душ), ямщики (2036 душ) и прочие, проживавшие в Тамбовской губернии к 1838 г. Однодворцы составляли большинство населения государственной деревни в губернии. Их предки были служилыми людьми, составляли стражу в крепостях и по границе на земляных валах для обороны от набегов крымских татар и других неприятелей. В хранившихся у их потомков грамотах, выписках из межевых, писцовых и других книг на поместные земли значилось, что приходить в южные уезды губернии они начали примерно с 30-х гг. XVII в. (в это время строятся города Козлов и Тамбов). Далее к ним присоединялись служилые люди, прибывавшие из других мест, которые селились на незанятых землях.

По различным способам присвоения земли однодворцы делились на четвертных, полудушевых и душевых. Четвертные владели дачами, то есть данными по дележу или дарованными царем земельными участками, по крепостям, выпискам из писцовых и других книг, купчим, уступкам, по прежнему владению их предков. Полудушевые раньше владели землей по четвертям, наследственно закрепленным за определенными семьями без права продажи, но, находя их количество по своим крепостям недостаточным на число душ, стали делить землю по душам. Душевые имели общинное владение землей, разделяя ее между собой уравнительно от одной ревизии до другой.

Четвертные однодворцы имели крепости, то есть документы на владение иногда вотчинной, а в большинстве случаев поместной землей. Земельные участки чаще всего содержали в себе менее 6 дес.

на душу, однодворцы с четвертным правом владения считали этот размер надела недостаточным и начинали в присутственных местах земельные споры с другими казенными поселянами. Душевые и полудушевые однодворцы, против интересов которых действовали четвертные, не желали уступать в личное владение последних общинные земли. Претензии четвертных однодворцев на общинные земли для властей оставались как бы неизвестными, так как возбуждение дел против душевых и полудушевых однодворцев не поощрялось, пока их земли не будут отделены от помещичьих. В 1837 г. к числу известных спорных дел между разными категориями однодворцев относились дела по 16 дачам с 71 822 дес. земли и 6564 дес. леса в Тамбовском, Козловском и Моршанском уездах (в них проживало 10 602 души однодворцев)11.

В Борисоглебском уезде однодворцы владели землей совместно с бывшими удельными крестьянами по трем дачам: 28 518 дес. земли и 2467 дес. леса на 4559 душ12.

18 5146 дес. земли и 32 553 дес. леса13.

в 103 таких дачах у 53 195 душ государственных крестьян, 53 195 душ было 285 098 дес. земли и дес. леса14.

Таким образом, земельная собственность однодворцев из-за сложной системы землевладения в большинстве своем находилась в общих дачах, иногда чересполосно с владениями других социальных групп сельского населения, что давало повод к многочисленным спорам. Однодворцы, являясь, как и все государственные крестьяне, частью податного сословия, пользовались определенными правами, перешедшими к ним от предков – служилых людей: собственностью на земельные участки, а не правом пользования казенными владениями, и возможностью иметь зависимых людей – однодворческих крестьян.

Бывшие удельные крестьяне попали в число государственных, когда их в 1836 г. передали в управление казны15. Они основывали право владения тамбовскими землями, данными крестьянским обществам, на выписках из писцовых, отписных, дозорных и других книг в XVII в.

Первые поселения удельных крестьян появляются в губернии во второй половине XVII в. Часть этих крестьян прежде были крепостными татарами и по указу от 12 июля 1715 г. за то, что их помещики-мусульмане не принимали крещение, передавались в казну с землей с переименованием в дворцовые, потом в удельные. Некоторые же с землей были приобретены у помещиков в течение пяти ревизий до 1837 г. покупкой в уделы.

Этих крестьян, владевших по Тамбовскому, Кирсановскому, Моршанскому, Елатомскому, Темниковскому и Спасскому уездам вместе с помещиками 16-ю общими дачами, было 14 315 душ, пользовавшихся 43 324 дес. земли и 16 143 дес. леса16. Прямых свидетельств о том, что помещики стремились завладеть их землей, нет, кроме одного случая, когда крестьяне Кирсановского уезда деревни Иры жаловались властям по поводу «похищения» у них помещицей Киреевой мельницы, общего выгона и сенокосного луга.

В Тамбовском, Борисоглебском и Темниковском уездах бывшие удельные с прочими казенными крестьянами, всего 4435 душ, владели 21 619 дес. земли в 17 общих дачах с помещиками, причем, для бывших удельных крестьян во всех общих дачах были выделены участки по числу душ, и лишь немногие из них были чересполосны помещичьим17.

Таким образом, данная категория казенного крестьянства, образованная как из дворцовых, так и из частновладельческих крестьян, владела землей, лесом посредством общих дач с помещиками и другими казенными крестьянами. Их земельные участки были гораздо меньшими, чем однодворческие: в среднем 3 дес. на душу против 6-ти.

Татары под именем служилых и пашенных селились в Темниковском и Шацком уездах еще со времен царствования Ивана Грозного, как свидетельствовали о том их жалованные и послужные грамоты, выписки из писцовых, отдельных и прочих книг на поместные и вотчинные земли в XVI – XVII вв.

Многие из них несли тогда военную службу, и некоторые за ратные подвиги награждались переводом земли из поместья в вотчину.

Эта категория крестьян сохраняла одни из наиболее древних документов на право владения землями. Предкам мурз, иные из которых были князьями, и простых татар давались земельные участки, на которые они снабжались выписками из книг и грамот, каждой фамилии отдельно. Впоследствии, когда выписки за долгое время хранения утрачивали роль документа или терялись, это рождало множество проблем. Иные доказывали свое дворянское происхождение и право владения землей только по убеждению, что их предкам были дарованы вотчины. Часто татары, живя в одной деревне, не составляли единую общину и спорили о земле, показывая ее принадлежность тому или иному роду.

В одном из документов губернской посреднической комиссии по полюбовному размежеванию так рассказано о земельном споре между татарами деревни Енгузаровой Темниковского уезда: они «требуют каждый на свой род особо землю, представляют крепостные акты, рассуждают о них по собственному своему произволу и с великим между собой спором. Нет возможности склонить их на согласие, убедить в неправильном их суждении»18.

Земельное владение татар в губернии было более запутанным, чем у однодворцев, так как большая часть последних владела землями часто уравнительно и по числу душ, чего у первых не было, но каждый двор владел особыми участками чересполосно по четвертям. Кроме того, татары не понимали разницы между вотчинными и поместными землями, не различали общинные и личные участки. Их владение землей было совершенно неуравнительным. Некоторые татары, владея землями в близких и отсутственных (не жили ни в них, ни рядом) дачах, иногда даже землями в других уездах и смежных губерниях, отдавали их внаем и жили только за счет средств, полученных с такого недвижимого капитала.

Регистрировалось множество случаев, когда татары северных уездов Тамбовской губернии отдавали землю внаем не только в этой, но и в Рязанской и Пензенской губерниях, не имея по закону права владения таковой землей.

Многие татары лишь назывались крестьянами, так как, кроме своей усадьбы, не имели полевой земли, средства же для проживания находили в занятиях торговлей или нанимаясь на различные работы.

Положение татар осложнялось отрицательным отношением властей к неправославному населению, а большинство их были мусульманами: например в 1682 г. указом у некрестившихся мурз и татар половину их земель отписали в казну. В следующем году размеры их владений были восстановлены, но не их землями, а поместьями из вымороченных, то есть не имевших наследников, земель. С 1756 г. крещеным татарам было запрещено жить в селениях с мечетью и так далее19.

7817 дес. земли и 504 дес. леса. Еще 3087 душ мурз и татар вместе с другими казенными крестьянами владели 14 362 дес. земли и 6172 дес. леса в Тамбовском, Шацком, Елатомском, Темниковском и Спасском уездах в общих с помещиками 43 дачах20. Но точных сведений о размерах участков татар во время ревизии 1836 г. так и не удалось собрать из-за запутанности системы их земельного владения.

Таким образом, мурзы и нетитулованные татары, проживавшие большей частью в северных уездах губернии, владели земельными участками чересполосно с другими казенными крестьянами и помещиками, но особенно от этого не страдали, так как мало занимались хлебопашеством и не имели древних земледельческих традиций.

Экономические крестьяне, долгое время подчиняясь духовным властям, чаще других категорий казенных поселян переходили от одного ведомства к другому: с 1648 г. они были подчинены Монастырскому приказу, с 1677 г. переданы были в ведомство приказа Большого Дворца, с 1701 г. экономические крестьяне вновь передавались Монастырскому приказу, с 1721 г. они были подчинены Духовной коллегии и Святейшему Синоду, а после еще нескольких перемещений они были в 1764 г. отданы в управление коллегии Экономии, с тех пор и назывались экономическими. С ноября 1775 г. «Учреждением о гуведомство21.

С июня 1811 г. экономические вместе с другими категориями казенного крестьянства поступили в ведомство министерства финансов по департаменту государственных имуществ22.

Такой частый переход из подчинения одному ведомству к другому приводил к тому, что у подавляющего большинства экономических крестьян не было достоверных документов на право пользования землей.

Земли экономических крестьян принадлежали их селениям, исключая те участки, которые были некоторыми из них приобретены у частных владельцев (по праву покупки земель всеми людьми свободного состояния), и те маленькие земельные клочки, которые были куплены у бывшей в 1814 г. в Тамбовской губернии Комиссии по продаже казенных имуществ. Перечисленные два вида участков принадлежали не обществу, а отдельным лицам.

В Тамбовской губернии экономические крестьяне имели совсем небольшие территории общего владения с помещиками и другими казенными крестьянами: 237 душ имели с помещиками в Тамбовском, Елатомском и Темниковском уездах 4 общие дачи, где во владении экономических крестьян находилось 323 дес. земли и 279 дес. леса23. По совместным дачам с помещиками в Тамбовском уезде экономические крестьяне делили землю по числу душ. В Елатомском и Темниковском уездах они прежде были церковными бобылями, жили при церквях и богадельнях, поэтому потом пользовались землей вместе со священниками и церковнослужителями чересполосно рядом с этими объектами. В Кирсановском уезде экономические крестьяне совместно с однодворцами пользовались землей чересполосно, деля землю по числу душ в одной даче (на 74 души тех и других крестьян приходилось 200 дес. земли)24.

Большая часть земель экономических крестьян принадлежала их общинам и не находилась в чересполосице с помещичьей. Так как эти крестьяне имели мало общих владений с помещиками, то они менее других категорий казенных поселян зависели от территориальных претензий помещиков.

Ясачные крестьяне по национальному составу принадлежали к мордве двух племен, проживавших в Спасском, Темниковском, малой частью в Борисоглебском и Кирсановском уездах: мокшанам и арчанам. В прошлом они подчинялись приказу Казанского Дворца. Как и экономические, ясачные крестьяне переходили из управления одного ведомства к другому: приказ Казанского Дворца, дворцовая канцелярия, провинциальные воеводы и казенное ведомство.

В местах проживания ясачных крестьян ощущался недостаток пахотной земли и было изобилие лесов. Поэтому они промышляли охотой и пчеловодством, почти не занимаясь земледелием. Наличие такого материала, как дерево, позволяло изготовлять колеса, сани, телеги и другие вещи. Но к 30-м гг.

XIX в., из-за уничтожения части леса крестьянами и помещиками, такие специфические изделия стали мастерить только в нескольких селениях ясачных крестьян. Малоземелье компенсировалось за счет занятий промыслами. При недостатке пахотных площадей с части этих крестьян не брали налог хлебом, введенный указом от 10 мая 1737 г. сверх подушной подати25.

Ясачные крестьяне имели выписки из различных старых книг, подтверждавшие право владения их сельских обществ определенными землями. Однако властям всегда было трудно контактировать с ясачными крестьянами, поскольку последние отличались от русских «особенным неграмотным наречием»26.

Ясачные крестьяне совместно с помещиками владели тремя небольшими дачами в Спасском и Темниковском уездах. Владение со стороны крестьян было общинным и подтверждалось документами, данными лишь целым селениям. Иногда общества ясачных крестьян покупали землю у помещиков. К примеру, они приобрели у помещика Тимашева 265 дес. земли деревни Лепляйки27.

Так как по Межевой инструкции от 25 мая 1766 г. ясачные земли, состоявшие в оброке, надлежало межевать к селениям ясачных крестьян по 8 дес. на душу, то это условие надо было по возможности соблюдать. Поэтому во владение сельских ясачных обществ часто входили непригодные для хлебопашества участки, чтобы хоть номинально и в малых масштабах покрывать малоземелье. Нередко размер земельного надела ясачного крестьянина ограничивался 1,5 дес. земли, не обязательно удобной для земледельческих работ28.

Свободные хлебопашцы прежде были помещичьими крестьянами, освобожденными из крепостной 21 февраля 1803 г., по которым им были предоставлены особые права и обязанности. Они должны были вносить подушную подать в казну, нести рекрутскую и земскую повинности, подпадали под расправу и суд наравне с другими казенными крестьянами, но освобождались от платежа оброчной подати. Земля, на которую выдавались крепости, считалась их недвижимой собственностью.

В Тамбовской губернии свободные хлебопашцы были во всех двенадцати уездах, всего – 651 душа.

Из них только в Борисоглебском уезде крестьяне были отпущены помещиком целым обществом, а в остальных случаях бывшие частновладельческие крестьяне были причислены к сословию свободных хлебопашцев отдельными семьями и с приобретенной ими землей.

Как и другие категории казенного крестьянства, свободные хлебопашцы имели общие с помещиками владения, находившиеся в Шацком и Елатомском уездах в двух дачах. Проживавшие там 35 душ свободных хлебопашцев владели 125 дес. земли29. В большинстве уездов эти крестьяне имели земли в дачах совместного владения и с помещиками, и с другими казенными крестьянами, но земельные участки свободных хлебопашцев были очень небольшими. Исключением являлись три совместные дачи, по одной в Шацком, Темниковском и Спасском уездах: на 34 души свободных хлебопашцев приходилось 120 дес. леса30.

Ямщики по своему названию и роду занятий не имели прямого отношения к землевладельцам, но считались частью казенного крестьянства. Они жили главным образом в пригородных слободах Тамбова, Козлова, Борисоглебска, Шацка31. К 1838 г. в губернии было зарегистрировано 2038 душ ямщиков, во владении которых находилось в Тамбовском, Козловском, Шацком и Борисоглебском уездах дес. пахотной земли и 2294 дес. сенокосной (в среднем по 5,6 дес. на душу)32.

От других государственных крестьян ямщики отличались тем, что вместо денежного оброка исполповинность33.

в Козловском и одной – в Борисоглебском34. Так как почтовая повинность была для ямщиков основной, то сумма их денежных сборов была меньше, чем с остальных казенных крестьян: в среднем на одну душу ямщика – 12 рублей серебром (руб. сер.), на душу другого казенного крестьянина – 14 руб. сер. Итак, состав казенного крестьянства в Тамбовской губернии не был однородным в результате различных обстоятельств возникновения той или иной социальной группы: истории расселения, происхождения, этнической принадлежности и так далее. Официально сословие государственных крестьян было образовано указами 1719 – 1724 гг. Петра I и со временем разрасталось за счет вовлечения в это сословие некоторых прослоек земледельческого населения. Но юридический порядок в основы управления государственными крестьянами был внесен только при Павле I законом от 7 августа 1797 г., который регламентировал жизнь казенной деревни до реформы П.Д. Киселева и являлся определяющим для властей.

Согласно закону 1797 г., устанавливалось разделение поселений государственных крестьян на волости, в которые входило не более 3 тыс. душ. В каждой волости на два года избиралось волостное правление, состоявшее из головы, выборных от селений, входивших в волость, писаря. Каждое селение имело свой сход, в котором участвовали сельский выборный и десятские (по одному на десять дворов). Основной заботой начальника волостного управления – волостного головы – было взыскивание с крестьян казенных платежей и повинностей. Волостной же голова, кроме фискальной функции, исполнял судебную, верша расправу над провинившимися при нетяжких правонарушениях, а также ведал опекой над нуждающимися в ней. Он должен был давать ежегодный отчет в своих действиях выбравшему его волостному сходу. Однако, как отмечал историк С.А. Князьков, волостной голова был выше схода, и, согласно установленным правилам, крестьяне на сходе вели себя тихо и смирно, внимали приказаниям начальства и в точности их исполняли под страхом взимания штрафов за неповиновение36. Таким образом, значение схода как органа самоуправления было минимальным, он созывался только для выборов крестьянских должностных лиц, заслушивания отчетов этих лиц, для формальной дачи согласия на продажу зерна из учрежденных волостных хлебных магазинов.

В хозяйственном отношении волости подчинялись губернской Казенной палате и ее чиновникам, ведь именно на ней с 1775 г. находилась обязанность управления казенными имуществами, в число которых включались и государственные крестьяне37. Губернская Казенная палата отвечала за своевременное и полное поступление средств в казну и вела дела по рекрутской повинности, то есть по отношению к крестьянам выступала в роли сборщика податей.

По полицейским делам государственная деревня подчинялась нижнему земскому суду во главе с исправником, который уже только по своей социальной принадлежности являлся антагонистом крестьянам, ведь он избирался местными дворянами из своей среды, а они постоянно вступали с казенными крестьянами в конфликты из-за земли. Нижний земский суд взыскивал с государственных крестьян податные недоимки и наблюдал за исполнением ими натуральных повинностей.

В уездах, как писал С.А. Князьков, не было «никакого особого учреждения или власти, которые бы прямо заведовали делами государственных крестьян»38. В Казенной палате этим занималось лишь одно отделение, а фактически – один советник палаты, в обязанность которого входил контроль за многими другими делами, помимо проблем казенной деревни. Над Казенной палатой стоял департамент государственных имуществ в министерстве финансов, но он должен был заботиться исключительно о поступлении сборов с государственных крестьян. То есть казенная деревня долгое время представлялась властям в образе курицы, несущей золотые яйца, но ничего существенного не делалось, чтобы обеспечить ее безбедное долголетие. Поэтому государственные крестьяне всецело на местах оказались в руках низших местных властей, прежде всего исправников.

В среде казенных крестьян не было уверенности в своих гражданских правах, которые попирались всеми, в том числе и самим государством, которое могло без согласия по закону лично свободных крестьян перевести их в разряд военных поселенцев или сделать крепостными, передав во владение тому или иному помещику. По мнению С.А. Князькова, крестьянские мирские сходы, избиравшие свое начальство, выбирали низших агентов правительства, «которые являлись более ответственными перед исправниками, чем перед своими избирателями»39. Богатые крестьяне делились с начальством плодами эксплуатации доходных статей общины. Они фактически и решали все дела общины.

Все это подтвердила ревизия 1836 г., проводившаяся в губерниях перед реформой государственной деревни. Как отмечал Ю.В. Готье, ревизия открыла плачевную картину. Во всех губерниях сельское управление было в полном расстройстве, это был хаос, над которым возвышался лишь произвол исправника. Положение государственных крестьян было хуже положения владельческих: так, министерство финансов, интересы которого, узко понимаемые, совпадали с интересами откупщиков, покровительствовало деятельности последних среди государственных крестьян. Что же касается недоимок, то, несмотря на самое жесткое их выколачивание, они не уменьшались40.

Действительно, судя по сохранившимся документам Тамбовского архива, Казенная палата крайне мало уделяла внимания именно управлению казенной деревней, а лишь вела учет выплатам крестьянских налогов. Кроме сведений о податях с государственных крестьян, трудно найти в местных материалах что-либо о жизни казенной деревни до реформы П.Д. Киселева, когда органы новой системы управления обязаны были фиксировать все детали событий, происходивших в жизни казенных поселян.

В выводах Ю.В. Готье, если применить их к состоянию дел по Тамбовской губернии, есть значительная доля справедливости. Так, накануне реформы государственной деревни питейных заведений в казенных селениях губернии было почти в четыре раза больше, чем в помещичьих41. Большую часть натуральных повинностей, раскладывавшихся на государственных и частновладельческих крестьян, исполняли первые. А общая сумма недоимок с казенных крестьян губернии к 1837 г. составляла 5 рублей ассигнациями (руб. асс.) или в перерасчете на серебро – 1 537 307 руб. Государственная деревня была обособлена в административном отношении, но экономически связана с господствующей крепостнической системой хозяйствования. Социально-экономическое развитие казенной деревни подчинялось тем же закономерностям, какие наблюдались в помещичьих имениях.

Общими для них были: экстенсивное развитие хозяйства, часто приводившее к конфликтам из-за земли, отсталая система обработки почвы, невысокий уровень развития животноводства. Даже мировосприятие у государственных и помещичьих крестьян во многом было общим. Российские сложные природноклиматические условия имели своим следствием необычайное трудолюбие русских крестьян. Однако, как отмечает современный историк Л.В. Милов, «отсутствие значимой корреляции между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая в течение многих столетий не могло не создать настроений определенного скептицизма к собственным усилиям»43. Чувство обреченности свойственно всем крестьянам.

Однако думается, что безразличное отношение к своему хозяйству и перспективе своей жизни и жизни членов семьи было более характерно для помещичьих крестьян Тамбовской губернии. Ведь государственные имели, в отличие от крепостных, права, законодательно закрепленные за ними: были лично свободными, владели имуществом, могли приобретать землю, то есть казенные крестьяне имели большую хозяйственную самостоятельность, чем частновладельческие.

Но менталитет российского крестьянина, те условия, в которых ему приходилось существовать, техническая отсталость аграрного сектора экономики, правовая незащищенность, – все это резко ограничивало рамки возможного экономического прогресса государственной деревни.

В 1830-е гг., как отмечено в общих описаниях Тамбовской губернии «Сведений о размещении войск в Российской империи», 7/10 земельных пространств – это пашни и луга44. Земледелие по всей губернии играло ведущую роль и определяло хозяйственную и бытовую жизнь деревни. Черноземные поля давали хорошие урожаи: в среднем озимой ржи – сам-8, а ярового овса – сам-645. Северные уезды, хотя и менее плодородные, перерезались судоходными реками: Мокшею, Цною, Окою, Воронежем, Вышею, – которые служили транзитными путями из южных степей в центр и более северные районы46. Торговые связи Центрального Черноземья с промышленными районами и Северо-Западом России были долговременными и уже традиционными, чего нельзя сказать о связях с Волжским регионом. Это не означало изоляцию региональных рынков друг от друга, а лишний раз доказывало, что к началу промышленного переворота в России главные производители продуктов потребления – крестьяне – слабо втягивались в рыночные отношения. Поэтому, по мнению И.Д. Ковальченко и Л.В. Милова, торговые связи между различными районами страны не оказывали значительного влияния на рыночную конъюнктуру47.

Задерживало экономическое развитие государственной деревни и ее малоземелье. Тамбовская губерния принадлежала к числу малоземельных, увеличение численности деревенского населения, отсутствие прогрессивных методов обработки земли, претензии помещиков на земли государственных крестьян постоянно уменьшали казенный земельный фонд в губернии. Малоземелье казенной деревни отрицательно сказывалось на ведении хозяйства и уровне жизни крестьян. Немало неудобств приносила чересполосица. Внутриобщинная чересполосица предполагала разверстку земли с целью уравнивания членов общины в пользовании землей не только в количественном, но и в качественном отношении, для этого каждый домохозяин получал приходящуюся ему долю не в одном, а во многих местах и мелкими полосами. Этот вид чересполосицы являлся одним из страховочных элементов в ведении крестьянского хозяйства. Однако чересполосные земли казенных крестьян и помещиков не могли принести положительного эффекта ни одной стороне. Раздробленность таких участков, их малые размеры обесценивали их, подавали повод к постоянным земельным спорам.

Таким образом, к концу 1830-х гг. казенные крестьяне составляли почти половину сельского населения Тамбовской губернии. Большинство из них являлись однодворцами и поэтому считали землю, на которой жили и работали, своей собственностью. История заселения губернии в дальнейшем повлияла на развитие конфликтов между различными социальными группами из-за земельных пространств, а также способствовала появлению внутри сословия государственных крестьян разных групп, отличающихся друг от друга по национально-рели-гиозному составу, традициям землевладения, основным видам деятельности и так далее. Для казенных крестьян существовали определенные законом и традициями права и свободы, однако при отсутствии должного управления и угрозе потери всех прав и свобод в условиях крепостнического государства им не гарантировалось стабильное социальное и экономическое положение. Хозяйство государственной деревни, как и хозяйство частновладельческое, развивались в рамках одной экономики, взаимозависели, подчинялись потребностям государства и пока ограниченного в масштабах рынка.

ГЛАВА 2 Состояние землевладения и землепользования казенной деревни Множество споров внутри сословия казенных крестьян, а также между казенными крестьянами и помещиками вызывало общее владение, то есть неразделенная собственность нескольких лиц на одну и ту же землю. При генеральном межевании владельцам общих и чересполосных дач было разрешено оставаться в общем владении, если они не придут к согласию по вопросу их раздела.

Такое условие как бы устраняло насильственные земельные переделы, чего на самом деле не удалось остановить, но создавало затяжную по времени и малоразрешимую сложную ситуацию. Тамбовскую губернию населяло множество социальных групп, из которых помещики и однодворцы были убеждены в своем праве собственности на землю. Однако государство эту привилегию безоговорочно признавало за первыми, но не за вторыми, рассматривая их земли как казенную собственность, а государственных крестьян в качестве пользователей этой земли.

В Тамбовской губернии неразделенная между помещиками и государственными крестьянами земля находилась в 531 даче общего владения, содержавших в себе 1 754 510 дес. Из них земельных дач – 505, в которых удобной земли (пашни, сенокосных лугов) – 1 426 495 дес., неудобной – 56 752 дес., из этого количества во владении 134 321 душ казенных крестьян находилось 757 390 дес. Кроме того, дес. составляли пространство 26 общих и выезжих лесов1. Таким образом, около 2/5 угодий, которыми владели казенные крестьяне, состояли в общих неразделенных дачах с помещиками, примерно 3/8 общего числа казенных поселян совместно с помещиками пользовались земельными и лесными угодиями в рамках таких общих дач.

Выезжими лесами считались дачи, принадлежавшие казне или частным лицам, в которых посторонним было предоставлено право рубить лес для своего употребления, но не на продажу. Общими считались леса, принадлежавшие нескольким владельцам без выделения участков всем владеющим сторонам.

Такие леса разделялись между всеми селениями, к которым они были приписаны по писцовым книгам по количеству пашенных земель, используемых жителями этих селений. Леса общего владения помещиков и казенных поселян размежевывались так, чтобы казенные части, по возможности, примыкали к судоходным рекам, чтобы удобнее было сплавлять лес. Преимущественное право на это закон оставлял за государственными крестьянами. А для помещиков устанавливался срок на представление властям документов о владении общим лесом; если срок был пропущен, то частную лесную дачу отбирали в собственность казны, тем самым ставился заслон захватам территорий без законных на то оснований частными лицами2.

В Тамбовской губернии большинство лесов были хвойными, лесной материал классифицировался и как строевой, и как дровяной3. Однако к началу киселевской реформы лес, особенно выезжий, представлял из себя лишь остаток некогда существовавших лесов. Как писали проверявшие состояние дел в губернии чиновники, всюду была видна жалкая картина его истребления и опустошения. Даже если в лесу произрастал кустарник, то его часто уничтожали вместе с вырубкой леса для заготовки дров или для того, чтобы устроить пастбища для скота. Лесничие обращались с просьбами к властям поспешить выделить в частную собственность лесные участки, чтобы оставшиеся пространства при «бдительном попечении лесного хозяйства» можно было бы или засадить молодыми саженцами, или сохранять здоровые деревья для лучшего употребления, чем вырубка на дрова4.

Лес уничтожался не только теми, кто имел право владения им, но и теми, кто такого права не имел.

Часто в пригородных слободах и некоторых селениях вместе с казенными крестьянами жили купцы и мещане. Эти люди в большинстве своем не имели никаких документов на земельные участки, которыми они пользовались. Для собственных нужд они рубили лес казенных крестьян, а также пользовались их выгонами на правах обитателей казенных селений.

В северных уездах губернии было много полян, пустошей, диких полей, которые были непригодны для земледелия. Все они были разделены на мелкие дачи, многие из которых имели в себе менее 15 дес. Чаще всего такие дачи принадлежали татарам, которые владели ими отсутственно, то есть не проживая на этих землях, одни – самостоятельно, а другие, жившие в отдаленных селениях, других уездах или смежных с Тамбовской губерниях, отдавали свои участки внаем. Пустоши и прочие неудобные земли в прежние времена раздавались в поместья и вотчины, поэтому даже ни к чему не пригодные территории могли находиться в общем владении помещиков и государственных крестьян. Иногда из-за этих земель возникали споры, но они не разрешались властями, так как еще Межевая инструкция от 25 мая 1766 г.

устанавливала, что если такие земли будут находиться в разном владении, а хозяева не смогут полюбовно их разделить, то и межевать их особо одну часть от другой не надо.

Государственные крестьяне различных категорий владели землей по праву первых поселений на территории Тамбовской губернии, по числу душ, но в большинстве случаев, по крепостным документам на четвертные дачи, по актам купли-продажи от лиц равного им сословия или от частных лиц. Ведь указом от 12 декабря 1801 г. казенным крестьянам, как и купцам, мещанам и вольноотпущенникам, дозволялось приобретать путем покупки землю.

Свое право владения государственные крестьяне основывали иногда на жалованных грамотах, но чаще на выписках из писцовых, межевых и других книг. Очень немногие из этих актов жаловали землю за службу, из поместий в вотчину, и то в северных уездах, большинство же были даны на поместные земли предкам татар и однодворцев при первом заселении свободных земель в качестве награды за службу и вместо денежного жалования. Такие владения были единоличными. Документы выдавались и на приобретение в разное время казенными крестьянами земли у равного им сословия или от помещиков. Подобные акты давали право владения землей лицам одной семьи или нескольким родственникам, редко – крестьянским обществам.

Большинство казенных крестьян свято хранили документы, подтверждавшие их права на те или иные земли. Это были купчие крепости, отказные, раздельные и другие записи, духовные завещания, подтвержденные в гражданских палатах, уездных судах и бывших воеводских канцеляриях, крепостных конторах, Поместном приказе и приказных избах. Лишь с помощью подобных актов государственные крестьяне могли подтвердить свое право владения и пытаться противостоять помещичьему захвату казенных территорий. Однако некоторые документы могли быть подвергнуты властями сомнению в отношении их подлинности, так как часть была написана без соблюдения определенных правилами форм, на «неузаконенной бумаге», многие из актов присваивали земли в личную собственность по одному убеждению крестьян, что прежде какимилибо земельными участками владели их предки, и так далее. Или, к примеру, некоторые однодворцы покупали землю у своих односельчан, переселявшихся в Оренбургскую и Саратовскую губернии в 1825, 1829, 1832 и других годах. В их купчих было упомянуто, что те земли достались их продавцам от предков, но документов на покупателей нет, а в купчих о них На основании мнения Государственного Совета от 29 апреля 1831 г. по вопросу, какие земли пересеничего не говориться.

ляющиеся однодворцы могут продавать или передавать в частное владение и кому, определялось, что при совершении таких актов должны быть представлены от продавца законные документы о частной собственности на землю. Если же эти земли являются поместными, и были даны предкам однодворцев до 1724 г. под поселение и за службу, то они должны оставаться в распоряжении общины, которая за переселенцев будет отбывать до определенного времени все лежавшие на них повинности. Единоличные земли переселявшихся однодворцев могли быть переданы в личную собственность остающимся.

Но документы, связанные с такими операциями, часто оформлялись или неправильно, или без достаточных сведений, или вообще незаконно.

Казенным крестьянам, жившим близ границы Тамбовской с Рязанской и Пензенской губерниями, иногда принадлежали дачи отсутственного владения, то есть земли, на которых практически не жили, а владели как бы на расстоянии.

Крестьянские земли, как уже отмечалось, часто находились в чересполосном владении с помещиками. Земля как основной источник питания и денежного дохода была объектом непрерывной борьбы между крестьянами и помещиками. Средний размер надела на ревизскую душу в Тамбовской губернии можно уместить в рамки от 3 до 6 десятин. Система крестьянского землевладения комбинировалась: общинная с периодическими переделами и четвертная, основанная на индивидуальном праве собственности.

Приведем данные, которые были собраны при ревизии накануне реформы государственной деревни.

Таблица Распределение казенных земель в Тамбовской губернии владении Общинные в чересполосном 31 602 219 917 6,04 189 363 5, владении единственном 25 134 163 881 6,56 133 068 5, владении чересполосном 29 058 188 019 6,47 147 093 5, владении Судя по этим данным, имело перевес уравнительное общинное землевладение: из 320 тыс. отмеченных ревизией владельческих душ около 266 тыс. пользовались землей на общинных началах, в их распоряжении находилось примерно 60 % всей земельной площади.

Государственные крестьяне, которые дробили и теряли землю, страдали от неравномерного обеспечения землей и от растущего малоземелья, переходили от индивидуального владения к общинному.

В одних случаях они оставляли в наследственном семейном владении основные угодья, а всю остальную землю соединяли и делили поровну, соответственно количеству душ. В других случаях, они соединяли все свои участки, и пашенные, и сенокосные, и лесные, а затем подвергали их уравнительному переделу. Нередко такая же участь постигала и земельные участки, которые оставались от крестьян, переселявшихся в другие губернии: иногда они передавались родственникам как бы по наследству, иногда, как отмечалось выше, поступали в общественный фонд и равномерно распределялись между остающимися.

От степени обеспечения крестьян земельными наделами зависело их материальное положение, их способность удовлетворять потребностям государственной казны. Из-за чересполосного владения помещики пользовались своими преимуществами и ставили крестьян нередко в зависимое положение. Дела о спорных территориях лежали в судах годами. И часто крестьяне свои претензии на право владения тем или иным участком земли основывали на том, что их предки с давних пор проживали на данной территории и пользовались этой землей, документы же нередко оформлялись неправильно (если вообще таковые были), что давало возможность иногда помещикам отбирать спорные участки в свое владение. Однако, несмотря на многочисленные попытки захвата спорных земель помещиками, Тамбовская губерния меньше других пострадала от подобных действий и сохранила больше казенных земель. Этим и были обусловлены большие, чем в других губерниях, размеры среднего душевого участка.

На некоторые земельные участки казенные крестьяне имели даже планы, сделанные землемерами, а размеры и описания их земель были занесены в межевые книги. Но иногда и наличие документов на право владения государственными крестьянами землей не уберегало их от нападок на их владения помещиков. Сделать это было тем более просто, так как значительная часть казенных крестьянских наделов находилась в совместных дачах с частновладельческими.

Многие помещики имели земли в общем чересполосном владении с казенными крестьянами по разным крепостным актам, купчим, духовным завещаниям, по высочайшим пожалованиям. Жалованные грамоты давались еще предкам этих помещиков: на вотчины и поместья. Некоторые частные владельцы имели документы на свои земли без обозначения границ участков, числа десятин, описаний и планов.

Часть же помещиков вообще не имела достоверных документов, подтверждавших их право владения той или иной землей.

Иные помещики вели свою родословную и право на занятые участки от первых поселившихся на территории Тамбовской губернии стольников, воевод, думных дворян, стряпчих и других чиновных людей. Другие помещики стали таковыми по прошествии времени, ведя свой род от поселившихся здесь в далеком прошлом однодворцев и татарских князей, доказавших свое дворянское достоинство и принявших православие. Такие помещики со временем обратили свои поместные земли в вотчинные.

Были и такие чиновники и дворяне, которые, приобретая имения или породнившись с тамбовскими помещиками, вошли в состав владельцев чересполосных дач.

Помещики с их крестьянами на территории общих владений жили или в отдельных от казенных крестьян селениях, или в одних с ними. Близкое соседство позволяло помещикам, используя свои привилегии, часто присваивать казенные участки себе в личное пользование. Хотя существовали законы, оберегавшие государственное имущество, а главным образом, землю от захватов частными лицами, но в большинстве случаев благодетельные для государственных крестьян правительственные предписания оставались на бумаге, а обиженные забрасывали уездные суды жалобами на помещиков и просьбами вернуть утраченные земельные участки. Дела лежали в судах годами, просьбы крестьян не удовлетворялись.

Из документов земских и уездных судов и из показаний самих казенных крестьян следует, что многие помещики, состоявшие в общих с ними дачах, завладевали усадебными местами, выгонами, пашенными и сенокосными землями, лесом и другими угодьями государственных крестьян.

Некоторые частные владельцы присваивали себе ковыльные степи и подросший лес и, окопав их кругом своими загонами, владели ими. Другие увеличивали свои усадьбы и огороды своих крепостных крестьян из общего с казенными поселянами выгона или распахивали общественные луга под свои личные участки. Иные в чересполосных дачах присваивали себе лес и пользовались им, не позволяя делать того же государственным крестьянам.

Приговоры и решения земских и уездных судов по жалобам казенных крестьян на помещиков возвращали части обиженных некоторую долю незаконно отчужденных у них земель. Но, возможно, не желая связываться с помещиками по столь хлопотливым делам, местные власти отказывали крестьянам в их просьбах возвратить им земли, аргументируя это несоблюдением крестьянами судебного порядка или пропуском ими сроков для подачи жалоб.

При ревизиях и сверке документов иногда находились такие дачи в единственном владении помещиков, в которых по выпискам из писцовых и других книг часть земли по праву принадлежала государственным крестьянам. Однако их доля много лет назад или недавно насильственно была переведена помещиком в его частное владение. Почти всегда такие мероприятия оставались неизвестными для властей. Помещикам удавалось убедить и самих казенных крестьян в том, что отобранные у них угодья по закону должны принадлежать именно помещикам. И крестьяне соглашались, обращаясь иногда с жалобами в суды только доведенными крайним малоземельем до необходимости просить дополнительные участки земли.

Манифест о генеральном межевании от 19 сентября 1765 г. и другие земельные акты предписывали помещикам самовольно не распространять свои владения на соседние земли государственных крестьян и добровольно возвратить последним захваченные у них угодья. Кроме денежного взыскания с «захватчика», отобранная им земля возвращалась прежним владельцам, а часть его личных угодий изымалась под государственные дачи. Однако ни одного документа о передаче собственно помещичьих земель в казну за незаконное присвоение наделов государственных крестьян до реформы в Тамбовском областном архиве не найдено. Можно предположить, что таковых и не было. Отнятую у казенных крестьян землю иногда им возвращали, но законную земельную собственность помещиков власти предпочитали не трогать.

Некоторые помещики пытались, как бы законно, оформить захват казенной земли, имея на нее купчие документы. Но в таких документах не объяснялось, у кого и кем были куплены наделы, когда совершена операция купли-продажи и так далее. После генерального межевания в губернии выяснилось, что помещикам отмерено менее, а казенным крестьянам более земельных наделов, чем фактически находилось в их владении до этой акции. То есть частные владельцы присваивали себе казенные земли, и если бы не крупномасштабное размежевание, то многие противозаконные операции остались бы неизвестными властям. Большинство помещиков, владея до генерального межевания сверх принадлежащего им количества земли, старались продлить время до начала размежевания своих угодий от казенных, чтобы дольше пользоваться выгодами общего владения.

Итак, помещики никогда не были в проигрыше по земельному спору с государственными крестьянами. Пользуясь запутанностью во владении общих чересполосных дач, они использовали свои преимущества привилегированного сословия. Иногда помещики представляли присвоение себе казенных угодий как покупку, но она часто была весьма сомнительной. В большинстве же случаев это был неприкрытый захват. И жалобы в суды казенных крестьян совсем не всегда приводили к возврату ранее принадлежавших им земельных угодий. Хотя законодательные акты до реформы Киселева старались сохранить государственное имущество и не дать в обиду казенных крестьян, однако предписания часто оставались лишь на бумаге.

Общее чересполосное, следовательно, спорное, земельное владение существовало с давних пор.

Правительство заботилось о том, чтобы споры из-за земли не возникали, для этого надо было общие владения по возможности перевести в единственные через раздел на особые участки. Размежевание спорных земель проводилось с давнего времени по актам 1680, 1685, 1731, 1755 г.г. и манифесту о генеральном межевании 1765 г. По всем, кроме последнего, документам спорные земли межевали дворяне.

Естественно, что в большинстве случаев они были солидарны с местными помещиками, разделяли угодья в их пользу, скрывали от государственных крестьян некоторые земельные махинации.

До генерального межевания было рекомендовано всем владельцам земель не расширять границ своих угодий за счет соседей, исключая законные приобретения и полюбовные разделы. За лучшее признавалось самим владельцам до вмешательства властей измерить свои земли, а излишние участки поделить с соседями. Если судить по крестьянским жалобам в суды и письмам властям, то можно сделать вывод, что помещики самостоятельно не отдавали им излишки своих земель, а наоборот, присваивали себе казенные земли. Правительство не желало накалять обстановку вокруг земельной проблемы. Поэтому в Межевой инструкции от 25 мая 1766 г. говорилось, что, если владельцы чересполосицы пожелают размежеваться на отдельные участки, то власти должны утвердить подобные полюбовные разводы. Если же спор между владельцами относительно размеров их отдельных наделов никак не мог быть урегулирован, то размежевание не производилось, земля оставалась в общем владении.

Генеральное межевание проводилось на основании Землемеровой инструкции от 13 февраля 1786 г.

и межевой инструкции от 25 мая 1766 г. Началось оно в Тамбовской губернии по указу от 29 октября в 1782 г., а закончилось по указу от 1 апреля 1797 г. в 1798 г. Подтверждение или опровержение прав владельцев на землю и рассмотрение вопросов об отделении из общего владения в единственное производилось в гражданских судебных местах. Если участвовавшие в разделе земель соглашались с решением судебных органов, то оно приводилось в исполнение уездными землемерами вместе с членами земских судов. Землемеры снимали на план межуемую общую дачу, все владельцы должны были письменно согласиться с ним или выразить свое неудовольствие. Все планы рассматривались Казенной палатой, которая их и утверждала. Таким способом отделялись земли государственных крестьян от помещичьих, и казенные крестьяне от большинства размежеванных совместных дач получили земли больше, чем было в их владении до того.

Подобные размежевания выявляли земельные захваты помещиков; если им не удавалось договориться с землемерами и обмануть или подкупить поверенных крестьян, то приходилось уступать часть умышленно или неумышленно присвоенной себе земли казенным крестьянам.

Уездные суды при решении земельных споров между казенными крестьянами или казенными крестьянами и помещиками встречали массу затруднений. Например, часть помещиков приписывали себе владение тем или иным земельным участком, подделывая документы. Иногда в суды поступали документы на право владения одной и той же землей, но от разных лиц. Особенно тяжело было разбираться с многочисленными малыми участками от 5 до 10 дес. Мало кто владел тем количеством десятин, какое было указано в крепостных документах. Иногда имевшие крепости на 20 дес., владели наделом в 100 дес. или наоборот. Как правило, в первой ситуации находились помещики, а во второй – казенные крестьяне.

Приобретали крепости на землю в разное время и, большею частью, очень давно. Во многих документах не были определены места, где именно находился участок земли, переходивший от одного владельца к другому. У местных властей не было возможности все проверить и отличить те крепостные документы, по которым есть владение, от тех, по которым его нет. В некоторых актах о владении вообще не определялось количество десятин и четвертей, и доказать что-либо в судах казенным крестьянам было трудно.

Большинство дел о размежевании общих дач оставались в уездных судах нерешенными, так как земли не были сняты на планы уездными землемерами. Некоторые же решенные властями дела не приводились в исполнение потому, что после утверждения в Казенной палате обозначенных на плане наделов владельцами изъявлялось на них неудовольствие. По другим же совместным дачам, хотя и состоялось размежевание, но планы с обозначением участков не были выданы либо помещикам, либо казенным крестьянам, поэтому после запашки межи и по уничтожении межевых признаков разных владений при новых захватах частных лиц государственных земель нелегко было доказать принадлежность тех или иных участков казне. А казенные крестьяне, реагируя на подобную агрессию помещиков и не имея возможности разрешить полюбовно этот спор, начинали в земских и уездных судах новые тяжбы и следственные дела. Продолжались же они очень долго, иногда несколько лет, приносили массу убытков истцам и не всегда оканчивались в их пользу.

Составить план дачи, который был подтверждением прав владения и документом о размере этого владения, оказывалось непросто. Тяжело было снять планы чересполосных участков в общих дачах, которых в Тамбовской губернии было большое количество. Иногда на одной десятине встречалось по два, три и более участков, принадлежавших разным владельцам. Такие наделы редко бывали правильной геометрической формы, чаще были искривлены ломаными линиями. А чем больше у дачи разных владельцев, тем было сложнее снять ее план. Кому какой участок принадлежит, должны были указывать сами владельцы, ибо часто встречались случаи, когда казенные крестьяне из-за запутанности документов и захватов помещиков не знали точно, принадлежит ли им тот или иной участок. Кроме того, измерение одной дачи в 4000 дес. продолжалось целое лето, а дач побольше – по 4 года и дольше. Размежевание до некоторой степени вредило государственному и частному имуществу: истреблялись засеянные поля, вытаптывались сенокосы, повреждались леса из-за большого количества народа, собираемого по поводу составления плана. Размежевание для удобства проводилось в летнее время, а привлечение к нему владельцев и свидетелей отрывало их от полевых работ, необходимых летом.

Часть помещиков, думая, что чем больше их владение, тем более они получат при размежевании совместных дач по своим крепостным документам или без оных, старались во время снятия плана чересполосного владения увеличивать собственную земельную долю, присваивая себе чужие участки. А казенные крестьяне, и без того имея уже немало претензий к частным владельцам, спорили и останавливали действия землемера.

По всем этим причинам снятие планов общих дач было делом весьма нелегким и продолжительным.

К размежеванию общих дач в уездные суды и Гражданскую палату иногда предъявлялись крепостные акты по одной и той же даче на неодинаковое количество четвертей и десятин от разных владельцев.

В уездных судах дела по ним рассматривались в меньшем, а в Гражданской палате – в большем количестве.

Разрешить споры в чересполосном владении было очень сложно. Документы на право владения или совсем отсутствовали, или неправильно оформлялись, или отражали недействительное состояние дел.

Находившиеся при снятии планов с земли понятые по закону собирались из отдаленных и в настоящем деле не участвующих селений, живших действительно далеко и не имевших сведений, кому какой участок принадлежит в межуемой даче. На любые вопросы землемера и уездных чиновников они отзывались незнанием, как кому разделиться советовали наобум. В чересполосных обширных дачах сами жители этих селений часто не знали, кому какой земельный участок принадлежит.

Итак, размежевание помещичьих и казенных земель проходило со многими сложностями. Все прежние законодательные акты, охраняя права государственного крестьянства, не справлялись с проблемами реальной действительности. Сама процедура составления планов совместных дач, подтверждения их заинтересованными владельцами, приглашения посредников в споре и свидетелей была неэффективной. Потому что землемеров, составлявших планы, старались подкупить иногда казенные крестьяне, но гораздо чаще – помещики, потому что земельные споры между владельцами не прекращались годами, а из-за этого план дачи не мог быть утвержден, потому что государственные крестьяне, которые в большинстве случаев не могли разобраться в тонкостях законов, прав, запретов и разрешений, иной раз и не знали точно, могут ли они претендовать на какой-либо участок, перешедший в пользование или собственность помещика, и так далее. Как бы ни хотелось властям снять больной вопрос о земельных спорах между частными владельцами и казенными крестьянами, однако большинство дел о размежевании дач общего владения оставались нерешенными, а полюбовные разделы случались редко.

Земельные споры, иногда тянувшиеся годами, возникали во многом из-за правовой безграмотности, были спровоцированы общим чересполосным владением. Законодательные акты, которые могли в ряде случаев защитить права казенных крестьян, на самом деле мало чем им помогали, а сами крестьяне не требовали защиты у властей, а лишь жаловались.

Множество вопросов, связанных с размежеванием дач общего владения, оставались нерешенными.

Поэтому, кроме генерального, было решено провести в губерниях специальное межевание. Если первое определило только окружные границы дач, без выявления одному или нескольким владельцам они принадлежат, то целью второго являлось определение границ отдельных участков, находившихся в окружной меже.

Продажа государственной земли частным лицам прекращалась. Межевой инструкцией от 25 мая 1766 г. С 1806 г. устанавливалось обязательное размежевание земли между государственными селениями и помещиками. А с начала 1836 г. в губерниях были открыты Комитеты по специальному межеванию, работавшие в течение года и представившие свои соображения по поводу специального, то есть внутреннего размежевания8.

Тамбовский Комитет по специальному межеванию посчитал, что выписки из писцовых, договорных, отказных и других книг, на которых многие казенные крестьяне основывали свое право владения землей, как доказательство этого права учитывать нельзя. Выписки были названы «хартиями, полусотлевшими от времени, записанными крайне неразборчивым почерком»9.

По мнению Комитета, объяснение подлинного их смысла могло быть скорее предметом изыскания ученых архивистов, чем предметом разбирательства обыкновенного судьи. При проверке размеров земельных владений в этих «хартиях» выявлялись большие недоразумения и несообразности. Поэтому по предложению Тамбовского Комитета, при специальном размежевании, то есть внутри общих дач, доказательствами о владении землей должны служить только купчие крепости и другие акты, составленные до начала генерального межевания в губернии, по которым не возникало споров между владельцами. А так как земля в общих дачах была объектом непрерывной борьбы между помещиками и казенными крестьянами, то бесспорных актов о владении землей набиралось немного.

Предки казенных крестьян почти во всех дачах были первыми поселенцами и получали от властей выписки из писцовых и прочих книг на поместные земли. А их наследники, по мнению Тамбовского Комитета, не имели права представлять эти выписки как доказательство владения и требовать на них земли. Они должны были удовлетвориться в случае земельного голода излишками частных владений, на которые были помещиками представлены сомнительные крепостные акты. Однако помещики увеличивали в документах размеры своих владений, поэтому при предъявлении крепостных актов выяснялось, что во владениях помещиков не оставалось излишка.

За неуступленный другим излишек земли предполагалось наказывать. Когда при проверке у коголибо из владельцев оказывался такой излишек, и тот, у кого он был, не желал уступать его нуждавшимся в земле, то первый штрафовался за каждую лишнюю десятину по 90 руб. ассигнациями в пользу последних и по 10 руб. ассигнациями – в казну, для расходов по специальному межеванию10. Это был тяжелый штраф, так как в Тамбовской губернии в чересполосных дачах, особенно в южных уездах, цена за десятину земли была много ниже 100 руб. асс. При этом помещики находились в более выгодном положении, чем казенные крестьяне, из-за своего материального положения. Таким способом многие частные владельцы по так называемым неосновательным крепостям могли без особых проблем получить значительные территории в свое владение. А казенные крестьяне, опасаясь денежного взыскания за то, что не предоставили властям ясных доказательств на владение, должны были уступить свои права на земли. Замена необходимого количества земли денежным штрафом в пользу казенных крестьян их не удовлетворяла и они не прекращали в судах спорить о земельных участках, отнятых у них помещиками, и терпели значительные убытки.

Таким образом, предложения Тамбовского Комитета по специальному межеванию не способствовали сохранению государственного имущества в губернии и не соответствовали законам, действовавшим с давних времен, по которым во всех вотчинах, поместьях, владениях, межевых делах и земельных спорах доказательством признавались выписки из писцовых, межевых, дозорных, раздельных и отказных книг, жалованные грамоты. При внутреннем разделе совместных дач (специальном межевании) межевщики должны были руководствоваться предъявленными всеми владельцами документами о праве собственности или пользования землей, даже если со стороны помещиков не будет дано согласие на размежевание11.

В Тамбовской губернии бессистемно осваивавшиеся, хаотично раздававшиеся и перекупавшиеся земли со временем оказались в тесном чересполосном владении помещиков и разных категорий казенных крестьян. При генеральном межевании споры между владельцами земли разрешались на основании выписок из писцовых и прочих древних книг, они принимались за доказательство и при специальном межевании. В результате размежевания помещики должны были получить землю из общих дач по их действительным и бесспорным крепостям; казенные крестьяне – земельные участки по числу душ из общей дачи, становившиеся для крестьян дополнением к их владению, если у помещиков не было на них крепостных актов; остаток общей дачи поступал во владение казенных крестьян при условии, что раньше, до захвата помещиками, дача принадлежала предкам однодворцев, если таковая принадлежность не выявлялась, то остаток дачи считался принадлежащим казне и передавался не в личное владение крестьян, а в хозяйственное распоряжение управления государственными имуществами.

Однако рекомендации по разделу земли в общих дачах часто не использовались при решении спорных вопросов между различными владельцами.

Показателем того, что соседи-владельцы в рамках общих дач не могли окончательно договориться между собой, каким образом разделить землю, является неоднократное продление сроков специального межевания. И Тамбовская посредническая комиссия по полюбовному специальному размежеванию, начавшая свою работу с 23 октября 1839 г., не смогла ее довести до конца даже через тринадцать лет12.

Так, к 1852 г. в губернии еще оставалось неразделенными 215 общих чересполосных дач (583340 дес.), где во владении 39885 душ казенных крестьян должно было находиться 247577 дес. В общих дачах могли состоять как казенные крестьяне совместно с помещиками, так и казенные крестьяне между собой и помещики между собой. Следующие таблицы иллюстрируют состояние общего земельного владения в губернии накануне реформы П.Д. Киселева.

ский ский ский Таким образом, наибольшее количество общих дач находилось в северных уездах – 307. В южных уездах таковых было гораздо меньше – 114. Север губернии осваивался раньше по времени, здесь было большее количество людей разных сословий, получавших землю, потом перепродававших ее или осваивавших свободные степные пространства. Но, несмотря на меньшее количество общих и чересполосных дач, общее количество десятин в них в южных уездах превышало 51 848 казенных крестьян. В северных же дачах: 29 096 частновладельческих крестьян и 38826 государственных крестьян.

В обеих географических зонах на территории общих и чересполосных дач казенных крестьян было больше, чем помещичьих, однако это не означало, что первая категория владела большим количеством земли, чем помещики.

Сведения о дачах, где помещичья и казенная земля разделена, ский ский Таким образом, на 1837 г. не во всех уездах Тамбовской губернии общие дачи были разделены. И даже разделенные были таковыми только по названию, так как владельцы не соглашались с результатами размежевания, между помещиками формального межевания не было, и межевых планов они не имели. Дачи были совершенно разного размера, иные в 8 раз были больше других.

В 39 дачах из 40 казенные крестьяне составляли большинство населения.

Сведения о дачах казенных крестьян общего владения душевых

ТАМБОВСКИЙ

ЛЕБЕДЯНСКИЙ

Итак, по данным окладных книг казначейства, лишь в двух уездах не были разделены земли между самими четвертными и душевыми однодворцами. На одну душу казенных крестьян приходилось в этих дачах примерно по 7,95 дес. земли, что было чуть большим, чем в целом по губернии у этой категории населения.

Для сравнения можно привести данные по частным владельцам.

Сведения о дачах, где помещичья и казенная земля разделена, ский ский Таким образом, на 1837 г. не во всех уездах Тамбовской губернии общие дачи были разделены. И даже разделенные были таковыми только по названию, так как владельцы не соглашались с результатами размежевания, между помещиками формального межевания не было, и межевых планов они не имели. Дачи были совершенно разного размера, иные в 8 раз были больше других.

В 39 дачах из 40 казенные крестьяне составляли большинство населения.

Таблица

ТАМБОВСКИЙ

ЛЕБЕДЯНСКИЙ

Итак, по данным окладных книг казначейства, лишь в двух уездах не были разделены земли между самими четвертными и душевыми однодворцами. На одну душу казенных крестьян приходилось в этих дачах примерно по 7,95 дес. земли, что было чуть большим, чем в целом по губернии у этой категории населения.

Для сравнения можно привести данные по частным владельцам.

СВЕДЕНИЯ О ДАЧАХ ОБЩЕГО И ЧЕРЕСПОЛОСНОГО ВЛАДЕНИЯ

ский ский Таким образом, в отличие от однодворцев, неразделенные помещичьи дачи находились во всех уездах губернии. Дачи были разных размеров: самая маленькая – примерно 660 дес., самая крупная – около 6977 дес.