«ВВЕДЕНИЕ Необходимость данного пособия обусловлена двумя причинами: вопервых, образовательной, художественной и этической значимостью текстов эпохи Киевского государства и феодальной раздробленности (периода первого ...»

ВВЕДЕНИЕ

Необходимость данного пособия обусловлена двумя причинами: вопервых, образовательной, художественной и этической значимостью

текстов эпохи Киевского государства и феодальной раздробленности

(периода первого южнославянского влияния), во-вторых, недостаточным

распространением некоторых текстов в учебной литературе. Для анализа

предлагаются оригинальные тексты, наиболее полно отражающие жанровое и стилистическое разнообразие письменной культуры ХІ-ХVII вв.

Размеры текстов в упражнениях определяются целевой направленностью задания.

Выполнению упражнений должно предшествовать изучение студентами соответствующих параграфов и глав учебников по истории русского литературного языка, а также методических указаний к данному пособию, в которых перечислены основные признаки нормы русского литературного языка XI – середины XVII в. и отклонения от нее под воздействием живой восточнославянской речи.

При анализе любого текста студенты должны пользоваться следующей схемой:

1) путем сопоставительного анализа выявить фонетические, морфологические, синтаксические, словообразовательные, лексические особенности, относящиеся к церковнославянским (книжно-славянским) и восточнославянским языковым элементам;

2) сделать вывод о языковой основе текста;

3) определить его жанровую разновидность;

4) выяснить статус текста по отношению к литературному языку;

5) охарактеризовать разновидность его нормы: церковнославянской, строгой и сниженной, вариативной, или древнерусской;

6) определить изобразительные и выразительные средства.

Комплексный подход к анализу памятников поможет выявить книжную норму русского литературного языка XI—XVII вв., глубже проникнуть в художественную систему текстов, которая сохранилась в современном русском литературном языке, и оценить высокую языковую и речевую культуру прежних писателей, оставивших своим потомкам пример бережного отношения к слову.

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ

К АНАЛИЗУ ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКОВ XI–XIV ВЕКОВ

Независимо от разного понимания истоков русского литературного языка старшей поры (см. концепции А. А. Шахматова, С. П. Обнорского.

В. В. Виноградова), неоднозначных взглядов на языковую ситуацию Древней Руси (церковнославянско-русское двуязычие или церковнославянско-русская диглоссия), спорных утверждений о принадлежности определенных текстов к статусу литературных (книжных) или нелитературных (некнижных), письменные памятники этого периода традиционно подразделяются на три группы: памятники церковнославянского языка (книжно-славянский тип по определению В. В. Виноградова), компромиссные памятники письменности (народно-литературный тип по определению В. В. Виноградова) и памятники делового языка (тексты деловой, юридической и бытовой письменности). Именно совокупность речевых норм памятников письменности Киевской Руси с учетом их жанровой характеристики и функциональной направленности в обеспечении религиозной (культовой), культурной жизни восточнославянского этноса и дает в конечном счете представление о литературном языке данного периода, его норме, функционировании.

Исходя из идеологической направленности курса истории русского литературного языка, разработанного Б. А. Успенским с позиции церковнославянско-русской диглоссии, в Древней Руси существовал один литературный (книжный) язык, церковнославянский, адаптированный к восточнославянской (древнерусской) языковой почве, и письменный (некнижный, нелитературный), представленный деловыми, юридическими и бытовыми памятниками письменности. Промежуточное место между ними занимали компромиссные памятники письменности, в которых отчетливо перемежались контексты, написанные на книжном и некнижном языках, т. е. происходила смена языковых кодов в зависимости от объективной или субъективной модальной установки авторов текстов. Эти памятники традиционно относятся к народно-литературному типу литературного языка. В отличие от церковнославянских текстов с последовательной, строгой книжной нормой компромиссные памятники имели вариативную норму, и эта вариативность была основным признаком данной нормы.

Ведущей проблемой истории русского литературного языка является выявление соотношения церковнославянской и восточнославянской (древнерусской) языковых стихий в разные периоды его развития и выполнения общественно-культурных функций. Поэтому при анализе языка текстов важно определить соотношение церковнославянских и древнерусских языковых элементов на всех языковых уровнях. Максимально упрощенная графика и орфография фрагментов текстов, предложенных для анализа позволяет дать самое приблизительное представление об исходной орфографической системе. В связи с этим основное внимание должно уделяться другим языковым уровням (фонетическому с выяснением реализаций праславянских рефлексов, морфологическому, синтаксическому, лексическому, словообразовательному, текстуальному), которые в совокупности дадут объективное представление о языковой основе памятника, соотношении церковнославянских и древнерусских языковых черт, выразительной структуре текста, его норме и в целом выявить его литературный (книжный) статус. Следует помнить о том, что в процессе адаптации старославянского языка (церковнославянского языка болгарского извода) к древнерусской почве некоторые черты живого языка приобрели признак литературной (книжной) нормы, т. е. вошли в древнерусский извод церковнославянского языка, другие остались за пределами книжной нормы и функционировали в текстах в качестве ошибочных употреблений. Для более целенаправленного анализа текстов приведем основные характеристики литературного языка XI–XIV вв. Эти данные приводятся из учебника Б. А. Успенского.

ПРИЗНАКИ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА

ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОЙ РЕДАКЦИИ

В СОПОСТАВЛЕНИИ СО СТАРОСЛАВЯНСКИМ

1. Фонетические явления.

1.1. Рефлексы *dj. Старославянскому сочетанию жд, восходящему к общеславянскому сочетанию *dj, в древнерусском языке соответствует ж, и эта параллель становится нормативной специфической чертой древнерусского извода церковнославянского языка XI – XIV вв.: ст.-сл.

межда, др.-рус. межа, ц.-сл. межа.

1.2. Рефлексы *tj, *kt (в условиях первой палатализации). В то время как в старославянском языке на месте *tj и *kt произносилось шт, в церковнославянском произносилось шч, что на письме передавались графемами щ и шч: ст.-сл. св2шта, ц.-сл. св2шча или св2ща.

1.3. Употребление ъ, ь. По сравнению со старославянскими текстами в древнерусских церковнославянских рукописях до середины XII в.

под влиянием живого произношения более последовательно употребляются ъ и ь. Пропуск ъ и ь в русских памятниках встречается в небольшой группе слов под влиянием южнославянской орфографической традиции (кто, много, все, книга и ряде других): въбърз2, възъпи, сьрдьчьною, посълании.

1.4. Сочетание ъ и ь с плавными. Старославянским ъ, ь после плавных р, л, восходящих к общеславянским слоговым *r, *l, в древнерусском церковнославянском под влиянием живого произношения соответствует ъ, ь перед плавными: ст.-сл. тръгъ, съмрьть, длъгъ, врьхъ; в ц.-сл.

търгъ, съмьрть, дългъ, вьрхъ.

1.5. Книжное произношение ъ и ь в древнейший период. Особенностью русских церковнославянских памятников явлется смешение ъ, ь с о, е, а именно, появление о, е на месте ъ, ь и появление ъ, ь на месте о, е.

Появление о, е на месте ъ, ь наблюдается при этом как в сильной, так и слабой позиции и не имеет отношения к процессу прояснения редуцированных в восточнославянских говорах. Такие написания отражают специфику книжного (церковного) произношения ъ и ь, которое подчинялось правилу: «в любой позиции ъ произносится как о, ь – как е». Отсюда появляются написания типа золоба (зълоба), весе (вьсь), назовало (назъвалъ), намо (намъ), сопасо (съпасъ).

1.6. Книжное произношение г. Под влиянием живого произношения южных восточнослвянских говоров в древнерусской редакции церковнославянского языка произносился фрикативный г вместо смычного. Фрикативное произношение г отражалось в текстах в виде редких ошибок смешения г с х, либо опущения буквы г: ходъ (годъ), хроуш2 (гроуш2), съграни (съхрани), осподь (господь), осподарь (господарь).

1.7. Отражение *er в межконсонантной позиции. Старославянскому сочетанию р2, восходящему к общеславянскому *er между согласными, в древнерусском изводе церковнославянского языка регулярно соответствует ре (в разговорном древнерусском языке в этих случаях соответствует полногласное сочетание -ере-): ст.-сл. бр2гъ, пр2-; ц.-сл. брегъ, приставка пре-; др.-рус. берегъ, приставка пере-.

2. Морфологические отличия церковнославянского от старославянского языка.

2.1. Окончания тв. падежа ед. числа. Старославянским флексиям тв. ед -омь, -емь соответствуют в церковнославянском языке древнерусского извода флексии -ъмь, -ьмь, которые писцы писали под влиянием своего живого произношения: ст.-сл. съкрушеномь срьдцемь, ц.-сл.

съкрушенъмь сьрдьцьмь.

2.2. Флексия -2 вместо старославянского юса малого (в текстах -я) в мягкой разновидности склонений. В мягких вариантах о-склонения (вин. пад.) и а-склонения существительных (род. ед., им. и вин. мн.) старославянскому окончанию -я в церковнославянском под влиянием живого языка может соответствовать -2: ст.-сл. отъ земля (род.

пад.), ц.-сл. отъ земл2. Обе флексии были нормативными. В местоименном склонении (и в склонении членных прилагательных) соответствующие падежные формы на -2 выходят за рамки нормы церковнославянского языка: за мо2 д2ти, отъ ново2 земл2.

2.3. Окончания прилагательных в дат. падеже ед. числа. Старославянским окончаниям -уемоу, -юемоу, -умоу, -юмоу прилагательных в дат. падеже ед. числа муж. / ср. рода в древнерусском изводе церковнославянского языка соответствуют окончания -ому, -ему: ст.-сл. новуму, ц.-сл. новому.

2.4. Окончание 3 л. наст. времени. Старославянскому окончанию -тъ у глаголов 3 л. наст. времени (ед. и мн. числа) соответствует в церковнославянском языке древнерусского извода окончание -ть: ст.-сл.

беретъ, ц.-сл. береть.

2.5. Окончания имперфекта и аориста. В отличие от старославянского языка в церковнославянском языке возможно окончание -ть в форме 3 л. имперфекта (ед. и мн. числа) и аориста (в ед. числе): ст.-сл.

вид2аше, ц.-сл. видяашеть, ст.-сл. вид2аху, ц.-сл. видяахуть; ст.-сл. нача, ц.-сл. начать или начатъ; ст.-сл. отъиде, ц.-сл. отъидеть. В формах с окончанием -ть можно видеть результат контаминации церковнославянских форм имперфекта и древнерусских форм настоящего времени.

2.6. Основа имперфекта. Старославянскому показателю имперфекта -2а- соответствует в церковнославянском языке древнерусского извода -яа-: ст.-сл. б2аху, ц.-сл. бяаху. Аналогичным образом, в стяженных формах старославянскому показателю -2- соответствует -я-: ст.-сл.

вид2хъ, ц.-сл. видяхъ. Так как в живой древнерусской речи имперфект вообще не был известен, параллели церковнославянского языка древнерусского извода, по мнению исследователей, отражают произношение южных славян.

ОСНОВНЫЕ РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИМ

И ДРЕВНЕРУССКИМ ЯЗЫКОМ

1. Наддиалектные фонетические явления.

1.1. Рефлексы *or *ol перед согласными. В соответствии с общеславянскими *or, *ol в позиции перед согласным в церковнославянском языке употребляется ра, ла, в древнерусском языке – ро, ло, исключение составляют рефлексы данных сочетаний под восходящей интонацией, которые в восточнославянских диалектах давали ра-, ла- (рало, лань).

Вне этих условий в церковнославянском находим равный, работа, раз-, ладья, в древнерусском – робота, ровный, роз-, лодка.

1.2. Полногласие. Церковнославянские формы противостоят древнерусским полногласным: градъ – городъ, гласъ – голосъ, брегъ – берегъ, пл2нъ – полонъ. В современном русском языке неполногласные формы могут не иметь русских полногласных коррелятов (время, благо) или противопоставляться им стилистически (хлад – холод), а иногда и семантически (бремя – беременный).

1.3. Рефлексы *tj *kt. Церковнославянское щ из *tj, *kt соответствует древнерусскому ч: ц.-сл. св2ща, др.-рус. св2ча, ц.-сл. хощеши, др.-рус.

хочеши.

1.4. Йотация перед а в начале слова. Церковнославянское [а] в начале слова соответствует восточнославянскому [jа]: ц.-сл. агня, др.-рус.

ягня. В общеславянском языке слова не начинались с [а], за исключением союза (частицы) а и производных форм (др.-рус. аже, аче). Слова, которые всегда имеют а-, это или заимствования (например, ангелъ), либо слова, в которых общеславянские *or, *ol дали не ла, ра, а ал-, ар- (например, алкати, не лакати; алдия, не ладия).

1.5. Соответствие e – o в начале слова. Церковнославянскому e в начале слова соответствует в некоторых случаях древнерусское о: ц.-сл.

езеро, едъва, елень единъ, др.-рус. озеро, одъва, олень, одинъ.

2. Диалектные фонетические отличия.

2.1. Характер противопоставления *v, *u. Особенностью южных (галицко-волынских) и западных (белорусских) рукописей является смешение в и у: навъчиша и научиша, въмыеши и умыеши, у Риз2.

2.2. Переход е в о. Переход е в о после шипящих и j характеризует большую часть восточнославянских говоров: чолов2ка, мужомъ, бывъшомъ. После падения редуцированных в говорах, которые последовательно развивают корреляцию мягких и твердых согласных переход е в о имеет место после мягкого согласного перед твердым под ударением, в других говорах безотносительно к ударению. Переход е в о не отразился на церковнославянском произношении, по этому признаку могут определяться славянизмы в современном русском литературном языке: падеж – падёж, небо – нёбо.

2.3. Отражение второй палатализации. В новгородско-псковских говорах не имело место процесс второй палатализации, поэтому церковнославянские и живые формы противопоставлялись по этому признаку:

ц2лый – к2лый, на брез2 – на берегу.

2.4. Неразличение аффрикат (цоканье). Для новгородскопсковских, смоленско-полоцких и тверских говоров ц и ч совпадали в одном согласном, поэтому в древнерусских текстах, написанных на этой территории, наблюдается смешение букв ц и ч: лича вместо лица, съконьца вместо съконьча.

2.5. Неразличение шипящих и свистящих. Для псковской территории характерно неразличение шипящих и свистящих, в псковских памятниках наблюдается смешение букв ш с с, ж с з: в затву вместо в жатву, жимою вместо зимою, до шего дне вместо до сего дне.

3. Морфологические явления именного и местоименного склонения.

3.1. Перегруппировка типов склонения. В восточнославянских говорах шла перегруппировка типов склонения, в результате этого процесса появились синонимичные флексии в род. падеже ед. числа -у/-ю и -а/-я (от льну, от бою и от льна, от боя), в местн. падеже ед. числа – -2 (-е)/-у/-ю (на пир2, на пиру), в род. падеже мн. числа – -ов/-ев (столовъ, хл2бовъ). В церковнославянских текстах последовательно сохранялись исконные формы (от боя, на пир2, семь хл2бъ).

3.2. Основы на *s. Падежные формы на – -ес- типа словесе, небесе являются специфически книжными, поскольку в живом древнерусском языке им соответствуют формы с основой, равной основе им. падежа:

неба, слова.

3.3. Местоимения в дат. и местн. пад. ед. ч. Церковнославянским местоимениям теб2, себ2 соответствуют древнерусские местоимения тоб2, соб2.

3.4. Прилагательные в им. пад. ед. ч. Церковнославянским прилагательным на -ый, -ий в древнерусском языке в результате прояснения редуцированных в сильной позиции соответствовали окончания -ой, -ей.

Написания с -ой, -ей отмечаются со второй половины XIII в.: чудный – чудной, благий – благой.

3.5. Прилагательные в косвенных падежах. В древнерусском языке парадигма прилагательных испытывает влияние местоименного склонения в силу чего появляются соответствия в род. пад. ед. ч. ж. рода в ц.-сл. добрыя, в др.-рус. добро2; в дат. и мест. пад. ед. ч. ж. р. в ц.-сл.

добр2и в др.-рус. доброи; в мест. пад. ед. ч. м. и ср. р. добр2мь / добремь, др.-рус. добромь; в род. пад. ед. ч. м. и ср. р. добрааго / добраго, синяаго / синяго, в др.-рус. доброго, синего.

4. Морфологические явления глагольного словоизменения, не относящиеся к системе прошедших времен.

4.1. Показатель инфинитива. Церковнославянскому показателю инфинитива -ти соответствует древнерусский показатель -ть, который отражен в письменных памятниках с XI–XII вв.

4.2. Показатель 2 л. ед. числа наст. времени. Церковнославянскому показателю 2 л. ед. числа наст. времени -ши соответствует древнерусский показатель -шь, который спорадически отражается в текстах со второй половины XII в.

4.3. Некоторые диалектные особенности: показатель 3 л. наст.

времени. В ряде восточнославянских говорах в окончаниях 3 л. ед. и мн.

числа наст. времени могло отсутствовать -ть: напише (вместо напишеть), буду (вместо будуть).

5. Морфологические признаки причастий. Употребление причастий становится одним из самых ярких признаков книжности, т. к. в ходе развития древнерусского языка целый ряд причастных форм вышел из употребления, другие изменили свою функцию и стали употребляться как деепричастия (бегаючи, бегая) или как перфектные личные формы (он ушедши).

5.1. В церковнославянском языке сохраняются формы типа моглъ, реклъ, пеклъ, в древнерусском языке происходит упрощение сочетания согласного с плавным, ставшим конечным в результате падения редуцированных в конце слова: мог, пек, рек.

5.2. Церковнославянским формам действит. залога наст. времени на -ущ/-ющ, ащ/-ящ соответствовали древнерусские формы с суффиксами -уч/-юч, -ач/-яч: ц.-сл. несущи, знающи, слышащи, просящи; др.-рус. несучи, знаючи, слышачи, просячи.

6. Утрата некоторых грамматических категорий (не относящихся к системе прошедших времен).

6.1. Утрата дв. числа. В древнерусском языке исчезает категория двойственного числа, что отражается в памятниках начиная с XIII в. Это относится как к формам имени и местоимениям, так и к согласуемым с ними глагольным формам. Для церковнославянского языка этого периода данный процесс не характерен.

6.2. Утрата звательной формы. В части древнерусских говоров утрачивается зв. форма, в церковнославянском языке она сохраняется.

7. Система прошедших имен. Наиболее существенное различие между церковнославянским и древнерусским языком наблюдается в системе прошедших времен. Употребление аориста, имперфекта может однозначно свидетельствовать о церковнославянском характере текста независимо от степени его русификации по другим признакам.

7.1. Употребление аориста и имперфекта. Вероятно, аорист и имперфект отсутствовали в древнерусском языке уже в XI–XII вв. Эти формы почти не засвидетельствованы в текстах, ориентированных на разговорную речь. Вместо аориста и имперфекта в них, как правило, употреблялся перфект без связки или со связкой. О том, что формы аориста и имперфекта отсутствовали в живом языке восточных славян в этот период, свидетельствуют многочисленные неправильные образования этих форм. Так, в 3 л. мн. числа аориста вместо окончания -ша нередко появлялось окончание 3 л. ед. числа имперфекта -ше (свиньи б2жаше вместо свиньи б2жаша); смешивались формы аориста 1 л. ед. и 3 л. ед.

числа (старецъ сотворихъ молитву вместо старецъ сотвори молитву);

вместо окончания аориста 1 л. ед. числа -хъ употреблялась форма имперфекта 3 л. мн. числа -ху (се азъ стояху вместо се азъ стояхъ) и др.

7.2. Перфектные формы: наличие или отсутствие связки. В церковнославянском языке перфект употреблялся со связкой, в древнерусских текстах причастная форма на -лъ перфекта может употребляться без связки (ты слышалъ еси и ты слышалъ).

7.3. Плюсквамперфект. Церковнославянская форма плюсквамперфекта, состоящая из аориста или имперфекта вспомогательного глагола быти и причастия на -лъ, противостоит древнерусской форме выражения этого времени, состоящей из перфекта вспомогательного глагола быти и причастия на -лъ: быхъ читалъ, б2хъ читалъ, есмь былъ читал, былъ читалъ 8. Явления словообразования. Специфическим словообразовательным средством церковнославянского языка является прежде всего словосложение, как следствие ориентации на греческие словообразовательные модели: благодать, въсемилостивыи, благоволити.

8.1. Именное словообразование. В именном словообразовании в церковнославянском языке использовались суффиксы -ие, -ание, -ение, -ние, -знь, -ость/-есть, -ьство, -ьствие, -тель, -ыни (бытие, воздержание, спасение, сущность, божьство, царьствие, учитель, милостыни и др.), в древнерусском – суффиксы -ье, -нье, -ька, -ьщикъ (житье, питье, чтенье, чистька, д2вка, доводьщикъ).

8.2. Глагольное словообразование. Церковнославянская приставка из- регулярно соответствует древнерусской приставке вы- (избирати – выбирать, исходити – выходить). В древнерусском языке приставка измогла употребляться, как и в современном русском языке, в значении 'полнота действия': исходить (весь город), исписать (весь лист), изорать (все поле). Противопоставление церковнославянское – древнерусское образовывали и парные соответствия приставок воз- и въз- (возрадоватися и възрадоватися), раз- и роз- (разлити и розлити), со- и съ- (собирати и събирать).

9. Синтаксические явления. Ярче всего книжный язык противопоставлялся некнижному в области синтаксиса, поскольку многие особенности церковнославянского синтаксиса появились в результате переводов текстов с греческого языка и представляют собой греческие кальки.

9.1. Причастные конструкции: дательный самостоятельный.

Специфическим книжным оборотом является дательный самостоятельный, который калькирует родительный самостоятельный греческого языка: И сице ему стенющю и плачющюся и сльзами землю омочающю … присп2ша вънезапу поcъланiи отъ Святопълка… 9.2. Причастные конструкции: причастия при личном глаголе.

В греческом языке при глаголах речи употреблялось сочетание глагола в личной форме с глаголом в причастной форме, подобные конструкции характерны и для церковнославянского языка: «Онъ же отв2щавъ рече», «И запрети ему глаголющи».

9.3. Причастные конструкции: субстантивированное причастие.

В греческом языке нередко имеет место субстантивации причастий, эту особенность наследует и церковнославянский синтаксис; «Мн2 подобаеть д2лати д2ла посълавшааго мя».

9.4. Причастные конструкции: причастия после глаголов восприятия. В греческом языке при глаголах восприятия то действие, которое является предметом восприятия, выражается действительным причастием в вин. падеже, а субъект этого действия – согласованным с причастием именем. Эта конструкция утверждается и в церковнославянском языке: «Вид2 два брата… въмещюща мр2жю въ море».

9.5. Причастные конструкции: причастие в сочетании с глаголом состояния. В греческом языке конструкции, состоящие из глагола быть в сочетании с причастной формой калькируются в церковнославянском языке: «Б2 Иоанъ крьстя».

9.6. Пассивные конструкции с от. В пассивных конструкциях субъект действия может быть обозначаться именем в род. падеже с предлогом от; эти обороты являются греческими кальками: «Умоленъ бысть отъ людии т2хъ преити къ Святославу князю».

9.7. Прилагательные и местоимения ср. рода в обобщенносубстантивированном значении. В греческом и церковнославянском языках имена прилагательные и местоимения обладают способностью выражать обобщенно-субстантивированное значение в форме мн. числа ср. рода: На вр2менная възирають.

9.8. Конструкция «да + индикатив». Церковнославянская конструкция «да + индикатив» в функции оптатива или придаточного цели (да идеть) соответствует некнижной конструкции «дат. падеж + инфинитив» (а ему идти), характерной для некоторых древнерусских диалектов. В современном русском литературном языке конструкция «да + индикатив» (обороты типа да здравствует) является синтаксическим славянизмом.

9.9. Порядок слов: место вспомогательного глагола. В древнерусском языке вспомогательный глагол (есмь, еси и т. д.) ставился после первого слова фразы, имеющего автономное ударение (а то есмь далъ, яко еси родила), в церковнославянском языке специфически книжным порядком слов было употребление вспомогательного глагола после причастия на -лъ (а то далъ есмь, яко Спаса родила еси).

9.10. В древнерусском языке в сложных предложениях употреблялись союзы и союзные слова аже, оже, аче, позже если, и др., в церковнославянском языке – союзные скрепы аще, егда, внегда, доньдеже, зане, дабы и др.

9.11. Некоторые специфические русизмы. Специфически некнижными конструкциями, имеющими восточнославянскую диалектную основу, являются конструкции типа косить трава (взяти гривна, взяти куна), повторение предлогов (съ игуменомъ съ Игнатемъ и съ братомъ его с Мануилою), типичным синтаксическим русизмом является употребление союза а и в соединительном значении, а также конструкции с повторяющимися союзами а и и в начинательном значении (цепные конструкции).

10. Лексические явления. В церковнославянском и древнерусском языках слова, совпадающее по форме, могли различаться в лексико-семантических вариантах или значении: животъ в. ц.-сл. «жизнь», в др.-рус. «имущество», гривна в ц.-сл. «ожерелье, кольцо», в др.-рус. «вес, денежная единица», ц2ловати в ц.-сл. «приветствовать», «целовать», в др.-рус. «целовать» и др.

Особое внимание следует обратить на изобразительные и выразительные средства текста, которые раскрывают высокую художественную ценность древнерусской (восточнославянской) книжности. Художественность древнерусских памятников связана с рано выработавшейся традицией литературного изображения, художественного языка, риторических приемов, основного запаса образов. Необходимо различать средства изобразительности, функционально служащие для конкретизации обобщенного понятия, способные вызвать представление о единичном предмете, и выразительности, связанные с особой организацией текста, привлекающей и удерживающей внимание читателя, для передачи эмоций автора и оценки изображаемых событий. Общие средства изобразительности включают в свой состав языковые единицы, взятые только в их основной функции (атрибутизации, т. е. определительно и обстоятельственно характеризующей амплификации; гипонимизации, т. е. замене названия родового понятия видовым; синонимизации, т. е. замене нейтрального слова его синонимом). В специальных средствах изобразительности отобранная единица получает добавочную функциональную нагрузку, становится тропом или фигурой. Многие языковые единицы сочетают в себе изобразительность и выразительность и являются единым эстетическим комплексом (домокъ, уменьш.-ласк. к домъ, имеет значение “небольшой дом” и выражает отношение к предмету). Специальные средства изобразительности и выразительности представлены в виде фигур прибавления, убавления, перемещения, контраста, фигуры мысли (переосмысление и др.).

Среди фигур прибавления (амплификации) встречаются разные типы повторов: фонетический повтор (аллитерация, ассонанс); лексический повтор; анафора (повтор слова, словосочетания, реже части сложного слова, морфемы в начале каждого отрезка речи); эпифора (повтор одинаковых или однотипных языковых единиц в конце каждого отрезка речи); кольцо, или включение, рондо, охват, обрамление, комплексия (повтор одного и того же слова, словосочетания в начале и в конце какого-либо отрезка речи); цепной повтор, или анадиплозис, стык, возвращение, контактный повтор, палилогия, редубликация (повтор слова, которое ставится в конце какой-нибудь синтагмы, а затем в начале следующей); удвоение (контактный двойной повтор одних и тех же слов или словосочетаний); геминация (контактный повтор одних и тех же слов или словосочетаний не менее трех раз); деривационный повтор, или гомеоэоптон, (повтор приставки, корня или суффикса); повтор флексий, или гомеотелевт; синтаксический повтор, или синтаксический параллелизм (повторение в однотипных синтаксических позициях однотипных синтаксических единиц с разным лексическим наполнением); синтаксический плеоназм, или аккумуляция, нагромождение, синантрой (нагромождение однородных членов предложения, изображающие детали, как бы случайно объединенные между собой или беспорядочно связанные в одном предложении); неупорядоченный повтор, или эпимона (различные фигуры речи, состоящие в повторении одного и того же слова или словосочетания с небольшими вариациями; повтор слова в разных формах – полиплот); полисиндетон (преднамеренное многократное использование союзов, предлогов).

Фигуры убавления представлены эллипсисом, умолчанием и его разновидностями: просиопезой (опущение отрезка речи, текста, предшествующему данному высказыванию), апосиопезой (недоговоренность, пропуск последнего слова или словосочетания в связи с внезапным и неумышленным обрывом речи – волнение, шок, смерть); зевгмой и ее разновидностями: гипозевгмой (общий член в ряде сочиненных и параллельно соподчиненных предложений реализуется только в последнем предложении), мезозевгмой (общий член реализуется в среднем предложении), протозевгмой (общий член реализуется в последнем предложении); асиндетоном, или бессоюзием, брахиологией, диссолюцией (пропуск союзов при однородных членах, обычно не менее трех).

К фигурам перемещения относятся анастрофа, различные типы и виды фигур, основанные на обратной перестановке слов, звуков: палиндром, инверсия, простой хиазм (обратное, зеркально симметричное расположение слов в каждом из двух частей высказывания), синтаксический хиазм.

Среди фигур переосмысления слов (фигуры мысли) отмечаются фигуры и тропы, созданные на основании тождества, смежности, сходству и контраста предметов. По тождеству предметов выделяется перифраза, одна из четырех главных разновидностей тропов, основанная на том, что два разных сопоставляемых представления соотнесены с одним и тем же материальным предметом (референтом), и ее подвиды: антономазия, основанная, на замене собственного имени описательным оборотом, а также на использовании широко известного онима (лица, географического названия, места, времени и др.) вместо нарицательного, наделенного сходными чертами; в последнем случае может возникнуть гибридный троп, включающий перифразу, метафору и метонимию; кеннинг, состоящий в замене поэтическим оборотом собственного или нарицательного имени; какофемизм, основанный на замене названия какого-либо предмета более грубым; эвфемизм., состоящий в замене резкого слова или выражения более мягким.

По смежности предметов, явлений выделяются метонимия и синекдоха. Метонимия, один из четырех главных тропов, основана на отношениях смежности между сопоставляемыми явлениями (абстрактное вместо конкретного, конкретное вместо абстрактного, произведение – автор, изделие – материал, содержимое – содержащее и др.). Синекдоха, разновидность метонимии, часто описывается как самостоятельный троп, который основан на сопоставлении целого и части (целое вместо части, часть вместо целого, человек – его одежда, человек – соприкасающийся с ним предмет, орудие, человек – часть его тела, внешности и др.).

На сходстве предметов, признаков, действий образуются тропы метафора, гипербола, мейозис, градация восходящая и нисходящая. Метафора, одина из главных тропов, основана на отношениях сходства между сопоставляемыми явлениями, в ней в отличие от сравнения назван только сопоставляющий компонент, она может быть представлена своими разновидностями: метафорой генитивной, стандартной, ломаной (катахреза), функциональной, олицетворением.

К фигуре мысли, основанной на отношениях контраста между сопоставляемыми явлениями, относится антитеза и ее разновидности: акротеза (схема не А, а Б: не белый, а черный), амфитеза (схема и А и Б:

и белый и черный), диатеза (схема не А, но и не Б: не белый, но и не черный), парадиастола, в которой на ряду с контрастом используется синонимическое сходство (не лобъ, а чело).

Способствуют художественной речи такие средства, как риторический вопрос, риторическое восклицание, связанное с выражением сильных чувств, риторическое обращение и др.

Для анализа предлагаются тексты, типичные для литературного языка эпохи Киевского государства, феодальной раздробленности (периода первого южно-славянского влияния), наиболее полно отражающие жанровое и стилистическое разнообразие письменной культуры XI–XIV вв.

Включение текста в состав пособия обусловлено двумя причинами: вопервых, его образовательной, художественной и этической значимостью, во-вторых, недостаточным распространением того или текста в учебной литературе. Размеры текста в упражнениях определяются целевой направленностью задания.

Выполнению упражнений должно предшествовать изучение студентами соответствующих параграфов и глав учебников по истории русского литературного языка, а также введения к данному пособию, в котором перечислены основные признаки нормы русского литературного языка XI – нач. XIV вв. и отклонения от нее под воздействием живой восточнославянской речи.

При анализе любого текста студенты должны решить следующие задачи: 1) путем сопоставительного анализа выявить фонетические, морфологические, синтаксические, словообразовательные, лексические особенности, относящиеся к церковнославянским (книжно-славянским) и восточнославянским языковым элементам; 2) сделать вывод о языковой основе текста; 3) определить его жанровую разновидность; 4) выяснить статус текста по отношению к литературному языку; 5) охарактеризовать разновидность его нормы: церковнославянской, строгой и сниженной, вариативной, или древнерусской, 6) определить изобразительные и выразительные средства.

Комплексный подход к анализу памятников поможет выявить книжную норму русского литературного языка XI–XIV вв. и глубже проникнуть в художественную систему текстов, которая сохранилась в современном русском литературном языке, и оценить высокую языковую и речевую культуру прежних писателей, оставивших своим потомкам пример бережного отношения к слову.

ТЕКСТЫ

«Повесть временных лет» – это летопись, рассказывающая о происхождении Русской земли, о первых князьях и о событиях Х – нач. XII в.

Летопись была написана Нестором, монахом Киево-Печерского монастыря, около 1113 г. Текст Нестора в своем первоначальном виде до нас не дошел: в 1116 г. «Повесть временных лет» была переработана монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром, при этом переделке подверглась, видимо, лишь заключительная часть «Повести». Летописец предпослал рассказу об истории Руси обширное историко-географическое введение, в котором изложил существовавшие тогда взгляды на происхождение славян, на место русских среди других славянских народов; он описал территорию Руси, быт и нравы населявших ее племен. В «Повесть» включены тексты договоров русских князей с Византией, пересказы некоторых народных преданий Мы же свещание се написахомъ на двою харатью, и едина харатья есть у царства нашего, на ней же есть крестъ и имена наша написана, а на другой послы ваша и гостье ваша. А отходяче послом царства нашего да допроводять къ великому князю рускому Игореви и к людемъ его; и ти, приимающе харатью, на роту идуть хранити истину, яко мы св2щахомъ, напсахомъ на харатью сию, па ней же суть имяна наша написана.

Мы же, елико насъ хрестилися есмы, кляхомъся церковью святаго Иль2 въ сборн2й церкви, и предлежащемъ честнымъ крестомъ, и харатьею сею, хранити все, еже есть написано на ней, не преступити от него ничтоже; а иже преступить се от страны нашел, ли князь, ли инъ кто, ли крещенъ или некрещенъ, да не имуть помощи от бога, и да будеть рабъ въ весь в2къ в будущий, и да заколенъ будеть своимъ оружьемъ.

А некрещении русь полагають щиты своя и меч2 сво2 наги, обруч сво2 и прочаа оружья, да кленутся о всемь, яже суть написана на харатьи сей, хранити от Игоря и от вс2хъ боляръ и от вс2х людий от страны Руския въ прочая л2та и воину.

Мы же договор этот написали на двух хартиях, и одна хартия хранится у нас, царей, – на ней есть крест и имена наши написаны, а на другой – имена послов и купцов ваших. А когда послы наши царские выедут, – пусть доставят их к великому князю русскому Игорю и к его людям; и те, приняв хартию, поклянутся истинно соблюдать то, о чем мы договорились и о чем написали на хартии этой, па которой написаны имена наши.

Мы же, те из нас, кто крещен, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи, в предлежании честного креста и хартии этой, соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего; а если нарушит это кто-либо из нашей страны – князь ли или иной кто, крещеный или некрещеный, – да не получит он помощи от бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием.

А некрещеные русские слагают свои щиты и обнаженные мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что все, что написано на хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людьми Русской страны во все будущие годы и всегда.

В л2то 6544. Мьстиславъ изиде на ловы, разбол2ся и умре. И положиша и в церкви у святаго Спаса, юже б2 самъ заложилъ: б2 бо въздано ея при немь възвыше, яко на кони стояще рукою досящи. Бъ же Мьстиславъ дебелъ т2ломь, черменъ лицем, великыма очима, храборъ на рати, милостивъ, любяше дружину повелику, им2нья на щадяше, ни питья, ни 2денья браняше. Посемь же перея власть его всю Ярославъ, и бысть самовластець Русьст2й земли. Иде Ярославъ Новугороду, и посади сына своего Володимера Нов2тород2, епископа постави Жидяту. И в се время родися Ярославу сынъ, нарекоша имя ему Вячеславъ. Ярославу же сущю Нов2город2, в2сть приде ему, яко печен2зи остоять Кыевъ. Ярославъ събра вои многы, варягы и слов2ни, приде Киеву и вниде в городъ свой.

И б2 печен2гъ бе-щисла. Ярославъ выступи из града, и исполчи дружину, и постави варягы по сред2, а на правъй сторон2 кыяне, а на л2в2мь крил2 новгородци; и сташа пред градомь. Печен2зи приступати почаша, и сступишася на м2сте, идеже стоить нын2 святая Софья, митрополья русьская: б2 бо тогда поле вн2 града. И бысть с2ча зла, и одва одол2 к вечеру Ярославъ. И поб2гоша печен2зи разно, и не в2дяхуся, камо б2жати, и овин б2гающе тоняху въ С2томли, ин2 же въ ин2хъ р2кахъ, а прокъ ихъ проб2гоша и до сего дне. В се же л2то всади Ярославъ Судислава в порубъ, брата своего, Плесков2, оклеветанъ к нему.

…В год 6544 (1036). Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер.

И положили его в церкви святого Спаса, которую сам заложил; были ведь при нем выведены стены ее в высоту, сколько можно, стоя на коне, достать рукою. Был же Мстислав дебел телом, прекрасен лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей. После того завладел всей его областью Ярослав и стал самовластцем в Русской земле. Пошел Ярослав в Новгород и посадил сына своего Владимира в Новгороде, а епископом поставил Жидяту. В это время родился у Ярослава сын, нарекли имя ему Вячеслав. Когда Ярослав был в Новгороде, пришла к нему весть, что печенеги осадили Киев. Ярослав собрал воинов многих, варягов и словен, пришел к Киеву и вошёл в город свой.

А было печенегов без числа. Ярослав выступил из города, и исполчил дружину, и поставил варягов посредине, а на правой стороне – киевлян, а на левом крыле – новгородцев; и стал пред градом. Печенеги пошли па приступ и схватились на месте, где стоит ныне святая София, митрополия русская: было здесь тогда поле вне града. И была сеча жестокая, и едва к вечеру одолел Ярослав. И побежали печенеги врозь и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные же в других реках, а остаток их бегает где-то и до сего дня. В тот же год посадил Ярослав брата своего Судислава в темницу, во Пскове был тот оклеветан ему.

В л2то 6575. Заратися Всеславъ, сынъ Брячиславль, Полочьск2, и зая Новъгородъ. Ярославичи же трие, – Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ, – совокупивше вои, идоша на Всеслава, зим2 сущи велиц2. И придоша ко М2ньску, и м2няне затворишася в град2. Си же братья взяша М2нескъ, и ись2коша муж2, а жены и д2ти вдаша на щиты, и поидоша к Немиз2, и Всеславъ поиде противу. И совокупишася обои на Немиз2, месяца марта въ 3 день; и бяше сн2гъ великъ, и поидоша противу соб2, И бысть с2ча зла, и мнози падоша, и одол2ша Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ, Всеславъ же б2жа. По семь же, м2сяца иуля въ 10 день, Изяславъ, Святославъ и Всеволодъ, ц2ловавше крестъ честный къ Всеславу, рекше ему:

«Приди к намъ, яко не створимъ ти зла». Он же, над2явъся ц2лованью креста, пере2ха в лодьи чересъ Дн2пръ. Изяславу же в шатеръ предъидущю, и тако яша Всеслава на Рши у Смолиньска, преступивше крестъ.

Изяславъ же приведъ Всеслава Кыеву, всади и в порубъ съ дв2ма сынома… Наводить бо богъ по гн2ву своему иноплеменьникы на землю, и тако, скрушенымъ имъ, въспомянутся къ богу; усобная же рать бываеть от соблажненья дьяволя. Богъ бо не хощеть зла челов2комъ, но блага; а дьяволъ радуется злому убийству и крови пролитью, подвизая свары и зависти, братоненавид2нье, клеветы. Земли же согрешивши котор2й любо, казнить богъ смертью, ли гладомъ, ли наведеньемъ поганыхъ, ли ведромъ, ли гус2ницею, ли ин2ми казньми; аще ли покаявшеся будемъ, в нем же ны богъ велить жити, … В год 6575 (1067). Поднял рать в Полоцке Всеслав, сын Брячи-слава, и занял Новгород. Трое же Ярославичей, Изяслав, Ярославичей, Изяслав, Святослав, Всеволод, собрав воинов, пошли па Всеслава в великий мороз. И подошли к Минску, и минчане затворились в городе. Братья же эти взяли Минск и перебили всех мужей, а жен и детей захватили в плен и пошли к Немиге, и Всеслав пошел против них. И встретились противники на Немиге месяца марта в 3-й день; и был снег велик, и пошли друг на друга. И была сеча жестокая, и многие пали в ней, и одолели Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежал. Затем месяца июля в 10-й день Изяслав, Святослав и Всеволод, поцеловав крест честной Всеславу, сказали ему: «Приди к нам, не сотворим тебе зла». Он же, надеясь на их крестоцелование, переехал к ним в ладье через Днепр. Когда же Изяслав вошел первым в шатер, тут схватили Всеслава, на Рши у Смоленска, преступив крестоцелование. Изяслав же, приведя Всеслава в Киев, посадил его в темницу и двух сыновей его… Наводит бог, в гневе своем, иноплеменников на землю, и только в горе люди вспоминают о боге; междоусобная же война бывает от дьявольского соблазна. Бог ведь не хочет зла людям, но блага; а дьявол радуется злому убийству и крови пролитию, разжигая ссоры и зависть, братоненавидение, клевету. Когда же впадает в грех какой-либо народ, казнит бог его смертью, или голодом, или нашествием поганых, или засухой, или гусеницей, или иными казнями, чтобы мы покаялись, ибо бог велит нам жить в покаянии … «Житие Феодосия» написано в 80-х гг. XI в. монахом КиевоПечерского монастыря Нестором. В «Житии Феодосия» встречаются все мотивы, традиционные для этого жанра. Но в то же время это житие привлекает обилием ярких картин мирского и монастырского быта Киевской Руси. В описании чудес и видений Нестор проявляет удивительное писательское мастерство: некоторые детали создают иллюзию достоверности даже в самых фантастических эпизодах. Если не считать традиционного для житий вступления, где автор молит бога помочь в написании произведения и сетует на свое «невежество», и некоторых молитв Феодосия, житие лишено риторических рассуждений, оно сюжетно и динамично.

…По трьхъ убо дьньхъ ув2д2въши мати его, яко съ страньныими отъиде, и абие погъна въ сл2дъ его, тъкъмо единого сына своего поимъши, иже б2 мьний блаженааго Феодосия. Таче же, яко гънаста путь мъногъ, ти тако пристигъша, яста и, и отъ ярости же и гн2ва мати его имъши и за власы, и поврьже и на земли, и своима ногама пъхашети и, и страньныя же много коривъши, възвратися въ домъ свой, яко н2коего зълод2я ведущи съвязана. Тольми же гн2въмь одрьжима, яко и въ домъ ей пришьдъши, бити и, дондеже изнеможе. И по сихъ же, въведъши и въ храмъ и ту привяза и, и затворьши, и тако отъиде. Божьствьный же уноша вься си съ радостию приимаше, и бога моля, благодаряше о вьс2чъ сихъ. Таче пришедъши мати его по двою дьнию отр2ши и и подасть же ему ясти, еще же гн2въмь одьржима сущи, възложи на ноз2 его жел2за, ти тако повел2 ему ходити, блюдущи, да не пакы отъб2жить отъ нея. Тако же сътвори дьни мъногы ходя. По томь же пакы умилосрьдивъшися на нь, нача съ мольбою ув2щавати и, да не отъб2жить отъ нея, любляше бо и з2ло паче ин2хъ и того ради не тьрпяше без него. Оному же об2щавъшюся ей не отъити отъ нея, съня жел2за съ ногу его, повел2въши же ему по воли творити, еже хощеть. Блаженый же Феодосии на прьвый подвигъ възвратися и хожаше въ цьркъвь божию по вся дьни.

Ти видяше, яко многашьды лишаем2 сущи литургии, проскурьнааго ради непечения, жаляшеси о томь з2ло и умысли же самъ своимь съм2рениемь отълучитися на то д2ло. Еже и сътвори: начатъ бо пещи проскуры и продаяти, и еже аще прибудяше къ ц2н2, то дадяше нищимъ.

Ц2ною же пакы купяше жито и, своима рукама измълъ, пакы проскуры творяше. Се же тако богу изволивъшю, да проскуры чисты приносяться въ цьркъвь божию отъ непорочьнаго и несквьрньнааго отрока. Сице же пребысть дв2надесяте л2т2 или боле творя. Вьси же съврьстьнии отроци его ругающеся ему, укаряхути и о таков2мь д2л2, и тоже врагу научающю я. Блаженый же вься си съ радостию приимаше, съ мълчаниемь и съ съм2рениемь.

Спустя три дня узнала мать Феодосия, что он ушел с паломниками, и тотчас же отправилась за ним в погоню, взяв с собой лишь своего сына, который был моложе блаженного Феодосия. Немалый проделала она путь, прежде чем догнала его, и схватила, и в гневе вцепилась ему в волосы, и, повалив его на землю, стала пинать ногами, и осыпала упреками странников, а затем вернулась домой, ведя Феодосия, связанного, точно разбойника. И была она в таком гневе, что, и придя домой, била его, пока не изнемогла. А после ввела его в дом и там, привязав, заперла, а сама ушла. Но божественный юноша все это с радостью принимал и, молясь богу, благодарил за все перенесенное. Через два дня мать, придя к нему, освободила его и покормила, но, еще гневаясь на него, возложила на ноги его оковы и велела в них ходить, опасаясь, как бы он опять не убежал от нее. Так и ходил он в оковах много дней. А потом, сжалившись над ним, снова принялась с мольбами уговаривать его, чтобы не покидал ее, ибо очень его любила, большее всех других, и не мыслила жизни без него. Когда же Феодосий пообещал матери, что не покинет ее, то сняла с его ног оковы и разрешила ему делать что захочет. Тогда блаженный Феодосий вернулся к прежнему своему подвижничеству и каждый день ходил в божью церковь. И, узнав, что часто не бывает литургии, так как некому печь просфоры, очень опечалился и задумал сам со смирением приняться за это дело. Так и поступил: начал он печь просфоры и продавать, а прибыль от продажи раздавал нищим. На остальные же деньги покупал зерно, сам же молол и снова пек просфоры. Это уж бог так пожелал, чтобы чистые просфоры приносились в церковь божию от рук безгрешного и непорочного отрока. Так и провел он лет двенадцать или более. Все отроки, сверстники его, издевались над ним и порицали его занятие, ибо враг научал их этому, Но блаженный все упреки принимал с радостью, в смиренном молчании.

Автор «Поучения» князь Владимир Всеволодович Мономах (1053–1125) – один из самых талантливых и образованных русских князей домонгольской поры. Владимир, стремясь предотвратить распад русского государства на ряд самостоятельных княжеств, придавал огромное значение идеологической пропаганде единства Русской земли. «Поучение» – образец проповеднической литературы XII в. Это обращение Владимира к своим детям с рассказом о собственной жизни, прошедшей в походах и полной опасностей.

Научися, в2рный челов2че, быти благочестию д2латель, научися, по евангельскому словеси, «очима управленье, языку удержанье, уму см2ренье, т2лу порабощенье, гн2ву погубленье, помыслъ чистъ им2ти, понужаяся на добрая д2ла, господа ради; лишаемъ – не мьсти, ненавидимъ – люби, гонимъ – терпи, хулимъ – моли, умертви гр2хъ». «Избавите обидима, судите сирот2, оправдайте вдовицю. Прид2те, да сожжемъся, глаголеть господь. Аще будут гр2си ваши яко оброщени, яко сн2гъ об2лю я», и прочее. «Восияеть весна постная и цвътъ покаянья, очистимъ собе, братья, от всякоя крови плотьскыя и душевныя. Св2тодавцю вопьюще рц2мъ: Слава тоб2, челов2колюбче!».

Поистин2, д2ти моя, разум2йте, како ти есть челов2колюбець богъ милостивъ и премилостивъ. Мы челов2ци, гр2шни суще и смертни, то оже ны зло створить, то хощемъ и пожрети и кровь его прольяти вскор2;

а господь нашь, владея и животомъ и смертью, согр2шенья наша выше главы нашея терпить, и пакы и до живота нашего. Яко отець, чадо свое любя, бья, и пакы привлачить е к соб2, тако же и господь нашь показал ны есть на врагы победу, 3-ми д2лы добрыми избыти его и поб2дити его:

покаяньемъ, слезами и милостынею. Да то вы, д2ти мои, не тяжька запов2дь божья, оже т2ми д2лы 3-ми избыти гр2ховъ своихъ и царствия не лишитися.

Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, «очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, господа ради; лишаемый – не мсти, ненавидимый – люби, гонимый – терпи, хулимый – молчи, умертви грех». «Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу. Приходите да соединимся, говорит господь. Если будут грехи ваши как обагренные, – как снег обелю их», и прочее. «Воссияет весна поста и цветок покаяния; очистим себя, братья, от всякой крови телесной и душевной. Взывая к светодавцу, скажем: «Слава тебе, человеколюбец!»

Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить и поскорее пролить его кровь; а господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю нашу жизнь. Как отец, чадо свое любя, бьет его и опять привлекает к себе, так же и господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствия небесного не лишиться.

А се в Чернигов2 д2ялъ есмъ: конь диких своима руками связалъ есмь въ пушах 10 и 20 живых конь, а кром2 того же по ровни 2здя ималъ есмъ своима рукама т2 же кони дики2. Тура мя 2 метала на роз2х и с конемъ, олень мя одинъ болъ, а 2 лоси, одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ, вепрь ми на бедр2 мечь оттялъ, медв2дь ми у кол2на подъклада укусилъ, лютый зв2рь скочилъ ко мн2 на бедры и конь со мною поверже. И богъ неврежена мя съблюде. И с коня много падах, голову си розбих дважды, и руц2 и ноз2 свои вередих, въ уности своей вередих, не блюда живота своего, ни щадя головы своея.

Еже было творити отроку моему, то сам есмь створилъ, д2ла на войн2 и на лов2хъ, ночь и день, на зною и на зим2, не дая соб2 упокоя.

На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надоб2, весь нарядъ, и в дому своемь то я творилъ есмь. И в ловчих ловчий нарядъ сам есмь держалъ, и в конюс2х, и о сокол2хъ и о ястреб2х.

А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.

Что надлежало делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился «Хождение» – древнейшее из русских описаний паломничества в Святую землю. Даниил стремится быть как можно более точным и ясным в своих описаниях; никаких литературных задач автор не ставит.

Путешествие начинается и заканчивается в Константинополе. Длилось оно, очевидно, около трех лет. «Хождение» Даниила отличается от других описаний Святой земли точностью и обстоятельностью наблюдений.

Произведение было очень популярно в Древней Руси. Оно сохранилось в ряде редакций и во множестве (около 150) списков.

И яко бысть 8 час дне и Пачаша вечернюю п2ти на гроб2 гор2 попове правов2рнии; и черноризци, и вси духовнии мужи, и пустынници мнози ту бяху; латина же в велиц2м олтари начата верещати свойскы. И тако поющим имъ вс2м, аз ту стоях, прил2жно зрях ко дверем гробным. И яко начяша чести паремии тоя суботы великиа, на первих паремии Изиде епископъ с дьяконом из великого олтаря, и приде къ дверем гробным, и позр2 въ Гробъ сквоз2 крестець дверей т2хъ, и не узр2 св2та в Гроб2, и възвратися опять. И яко начаша чести 6-ю паремию, тот же епископъ прииде къ дверем гробным и не вид2 ничто же. И тогда вси людие възпиша съ слезами «Кирие, елеисонъ», еже есть «Господи, помилуй!».

И яко бысть 9-му часу минувшую и начаша п2ти п2снь проходную «Господеви поим», тогда внезавпу прииде туча мала от встока лиць и ста над верхом непокрытым тоа церкве, и дождь малъ над Гробом святымъ, и смочи ны добрЬ стоящих на Гроб2. И тогда внезаапу восиа св2т святый во Гроб2 свят2мь: изиде блистание страшно и светло из Гроба Господня святаго. И пришед епископъ съ 4-рми дияконы, отверзе двери гробныя, и взяша св2щу у князя того у Балдвина, и тако вниде въ Гробъ, и вожже св2щу княжю перв2е от свита того святаго; изнесше же из Гроба св2щу ту и даша самому князю тому в руц2 его. И ста князет на м2ст2 своемъ, св2щю держа с радостию великою. И от того вси свои св2щи въжгохомъ, а от наших св2щь вси людие вожгоша свои св2щи, по всей церкви друг отъ друга вожгоша св2щи. Св2т же святы не тако, яко огнь земленый, но чюдно инако св2тится изрядно, и пламянь его червлено есть, яко киноварь, и отнудь несказанно св2титься.

И когда наступил восьмой час дня, начали вечернюю петь на гробе вверху попы православные, и черноризцы, и все духовные мужи; и пустынники многие тут были; латиняне же в великом алтаре начали верещать по-своему. И так пели они все, а я тут стоял, прилежно глядя на двери гроба. И когда начали читать паремии той Великой субботы, во время первой паремии вышел епископ с дьяконом из великого алтаря, подошел к дверям гроба, и заглянул в гроб сквозь крестец дверей тех, и не увидел света в гробе, и возвратился на место. И когда начали читать шестую паремию, тот же епископ подошел к дверям гроба и опять ничего не увидел. И тогда все люди возопили со слезами: «Кирие, елейсон!», что значит «Господи, помилуй!» И когда минул девятый час и начали петь проходную песнь «Господу поем», тогда внезапно пришла небольшая туча с востока и стала над непокрытым верхом той церкви, и пошел дождь небольшой, над гробом святым, и смочил нас хорошо, стоящих на гробе. И тогда внезапно воссиял свет святой в гробе святом, вышло блистание страшное и светлое из гроба господня святого. И подойдя, епископ с четырьмя дьяконами открыл двери гроба, и взял свечу у князя того, у Балдвина, и с нею вошел в гроб, и первым делом зажег свечу князя от того святого света. Вынеся же из гроба ту свечу, дал самому князю тому в его руки. И стал князь на месте своем, держа свечу с великой радостью. И от него мы все зажгли свои свечи. И от наших свечей все люди зажгли свои свечи по всей церкви, друг от друга зажигая свечи.

Свет же святой не так, как огонь земной, но чудесно, иначе светится, необычно; и пламя его красно, как киноварь; и совершенно несказанно светится.

В древней литературе патериками назывались сборники нравоучительных анекдотов, изречений и новелл из жизни монахов-пустынников, очень популярные и среди светских читателей благодаря их занимательности, разработке ряда вечных и бродячих сюжетов восточной и европейской литературы. «Синайский» патерик был переведен на славянский язык в X в. Составлен он палестинским монахом, который много путешествовал. Воспоминания о встречах, рассказах и беседах с различными людьми в годы долгих странствий послужили материалом для сборника.

В славянском переводе содержится 335 главок (слов), которые тематически распадаются на несколько групп: чудесные явления, бытовые повести, рассказы о животных и т. д.

Cлово 134. Яко отъ единого попьрища святого Иердана р2кы лавра есть, авва Герасима нарицаема. Въ ту лаврго пр2ходящемъ намъ пов2даша с2дящии ту старьци о авв2 Герасим2, яко ходя единою по блату святого Иердана, усър2те и львъ, з2ло рыдая отъ ногы своея; имяше бо трьстяну тр2ску, уньзъшю.ему. Яко отъ сего отещи ему ноз2 и плън гноя быти. Яко же узьр2 львъ старьца, показаше ему ногу, яже б2 язвьна отъ уньзъшая поръзи, плачя ся яко и н2чьсо и моля ся ему, исц2ленъ от него быти. Яко же вид2 и старьць въ такой б2д2, с2дъ и имъ и за ногу и роздвигъ м2сто, изя тръсть съ мъногомь гноимь. И, добр2 очистивъ струпъ и обязавъ платомь, пусти и. Львъ же иц2ленъ по семь не оста старьца, нъ яко свой ученикъ, ямо же идяаше ему, яко чюдити ся старьцю, толику разуму зв2ри, и прочее. Оттол2 старьць питаше и, помеща ему хл2бъ и мочена сочива. Имяше же та лавра одинъ осьлъ, на немь же приношааше воду въ потр2бу отьцемъ святого Иердана, отнюду же пиють воду; отстоить же от лавры р2ка попьрище одино. Обычай же имяху старьци даяти льву, да ходить и пасеть и по краю святого Иердана. Одиною же пасомъ осьлъ отъ льва, отиде отъ него не маломь отшьствиемь. И се мужь съ вельблуды отъ Аравия иды и обр2тъ и поятъ и въ своя си.

Львъ же, погубивъ осьла, приде въ лавру з2ло унывъ и дряхлъ къ авва Герасиму. Мьняше же авва Герасимъ, яко из2лъ есть осьла львъ, глагола ему: «Къде есть осьлъ?» Сь же, яко челов2къ, стояше млъчя и долу зьря.

Глагола ему старьць: «Из2лъ ли и еси? Благословенъ господь, еже творяше осьлъ, отсел2 теб2 есть творити». Отътол2 же млъвльшю старьцю ношаше канпилий комърогы имущь четыри и приношаше воды.

Слово 134. В одном поприще от святого Иордана-реки есть лавра, называемая лаврой отца Герасима. Когда перешли мы в ту лавру, рассказали нам живущие тут старцы об отце Герасиме, как ходил он однажды по болоту у Иордана, и встретил его лев, громко ревевший из-за лапы своей: вонзилась в нее тростниковая щепка. От этого распухла лапа и наполнилась гноем. Как увидел лев старца, показал ему лапу, пораненную вонзившейся занозой, плача и как бы умоляя его исцелить. Как увидел старец его в такой беде, сел и, взяв его за лапу, раздвинул рану и вынул тростинку с обильным гноем. Хорошо очистив язву и завязав ее платком, отпустил его. Исцеленный же лев потом не оставил старца, но, как ученик, куда бы ни шел тот, следовал за ним, так что дивился старец и впоследствии такому разуму зверя. С тех пор старец кормил его, бросал ему хлеб, давал чечевичную похлебку. Был же в той лавре один осел, на котором приносили воду для нужд святых отцов из святого Иордана, откуда пьют воду; отстоит же от лавры река в одном поприще. Вошло у старцев в обычай льва посылать, чтобы ходил он и пас осла по краю святого Иордана. Однажды, пасясь, отошел осел ото льва довольно далеко, и вот человек с верблюдами, из Аравии идущий, нашел его и взял с собою. Лев же, утратив осла, вернулся в лавру, очень печальный и угрюмый, к отцу Герасиму. Решил же отец Герасим, что съел осла лев, и спросил: «А где осел?» Тот же, подобно человеку, молча стоял, глядя в землю. Сказал ему старец: «Съел ли его ты? Благословен господь: все, что делал осел, отныне делать тебе». С тех пор, как и сказал старец, таскал он короб с четырьмя кувшинами и приносил воду.

«Апокриф» по-гречески означает «тайный, сокровенный», и на начальном этапе своего развития апокрифические тексты, содержащие конкретные подробности о жизни библейских и евангельских персонажей, предназначались только посвященным. В апокрифических произведениях затрагивались вопросы мироустройства, сотворения первых людей, бессмертия, греха и наказания, нравственные проблемы. Они ставились и разрешались часто в занимательной форме, с привлечением бытовых деталей. Часто использовались фольклорные мотивы и символика.

Занимательность, некоторая сказочность, сюжетность многих апокрифов обусловили их долгую жизнь в древнерусской письменности, где они выполняли роль своеобразной народной Библии.

И увид2 святая богородица древо жел2зно, им2юще отрасли и витвии жел2зныи, и вершие в2твия того им2яше уды жел2зныя, и бяше множство висящии, мужъ и женъ, за языки. И вид2вши святая, прослезися и воспроси Михаила: «Кто си суть, что ли согр2шении ихъ?» И рече архистратигъ: «И се суть клеветницы и свадницы, иже разлучиша брата отъ брата и мужъ отъ женъ своихъ». И рече Михаилъ: «Послушаи, пресвятая, да ти азъ скажу и о сихъ: аще кто хотяше креститися и покаятися гр2ховъ своихъ, то ти разглаголаху и не поучаху спасению, да того ради тако мучатся па в2къ».

И виде святая на друз2мъ м2ст2 висяща мужа за четверо, за вся края ноготь его, исхожаше кровь велми з2ло, и языкъ его вязашеся отъ пламени огненаго, не можаше воздохнути, ни рещи: «Господи, помилуй мя». И вид2вши его пресвятая богородица, и рече: «Господи, помилуй», 3-ю и сотвори молитву. И приде къ ней ангелъ, иже обладаше муками, отр2шити языкъ мужеви тому. И воспроси святая: «Кто се есть б2дный челов2къ, приемля сию муку?» И рече ангелъ: «Се есть икономъ и церкви служитель, и не творя воля божия, но да продаяше сосуды, им2ние церковное, и глаголаша: иже церкви работаеть, то отъ церкви пиатеться, и того ради мучится зд2». И рече святая: «Якоже есть сотворилъ, тако приемлетъ». И паки ему ангелъ связа языкъ.

И увидела святая богородица железное дерево, с железными ветвями и сучьями, а на вершине его были железные крюки, а на них множество мужей и жен, подвешенных за языки. Увидев это, святая заплакала и спросила Михаила: «Кто это, в чем их грехи?» И сказал архистратиг:

«Это клеветники и сводники, разлучившие брата с братом и мужа с женой». И сказал Михаил: «Послушай, пресвятая, что я тебе скажу о них.

Если кто-то хотел креститься и покаяться в своих грехах, то эти клеветники отговаривали их и не наставляли их к спасению. За это они навек мучаются».

А в другом месте святая увидела мужа, подвешенного за ноги и за руки с четырех сторон, за края ногтей его. Он сильно исходил кровью, а язык его от огненного пламени скрутился, и не мог он ни вздохнуть, ни сказать: «Господи, помилуй меня». Глядя на него, пресвятая богородица сказала: «Господи, помилуй» – трижды – и сотворила молитву. К ней подошел ангел, владеющий муками, чтобы освободить этому человеку язык. И спросила его святая: «Кто этот бедный человек, который так мучается?» И сказал ангел: «Это эконом и служитель церкви, он не волю божию творил, но продавал сосуды и церковную утварь и говорил: «Кто работает в церкви, тот от церкви и питается», поэтому он и мучается здесь». И сказала святая: «Что заслужил, то и получает». И ангел снова связал ему язык.

Из «Шестоднева» Экзарха Болгарского Иоанн Экзарх Болгарский – болгарский писатель и переводчик кон. IX – нач. X в., поколения, следующего за поколением первых переводчиков с греческого на славянский, Константина-Кирилла и Мефодия.

«Шестоднев» представляет собой перевод-компиляцию «Шестодневов»

Василия Великого и произведений Иоанна Златоуста, Аристотеля и др., дополненный сами переводчиком-компилятором. «Шестоднев» – рассказ о мире, природе, растениях, животных и человеке, построенный как комментарий к библейском рассказу о сотворении мира. Шесть частей соответствуют шести актам творения. «Шестоднев» – это богатое собрание античных и средневековых естественнонаучных сведений и представлений. Этим сведениям и представлениям всегда свойственно со временем изменяться. Неизменным остается лишь основной пафос всего произведения Иоанна-экзарха – интерес к природе и человеку.

Море бо, бурями мутимо и надымающися на сус2ду землю и проливаемо, п2ска ся стыдить и нарочитых пред2лъ не рачитъ преступати, по яко конь текий и воздержается уздою, сице ти море, неписанный законъ видя, песком написанъ, и възвращается. Сице ти и р2ки текутъ, яко же суть учинены исперва; и студенцы истичютъ, и кладязи даютъ челов2комъ иже на потребу; и л2та вся часы другъ друга по чину преминуют; по сему закону и дние, и нощи хранятъ чинъ той, и продолжаеми не хвалятся, ни укращаеми не тужатъ, но, другъ от друга годъ приемлюще, паки бес пря долгъ отдающе приемлютъ. Се же такожде творчюю премудрость кажет и силу. Ни земля бо, в тысущих л2т орема, и с2ема, и садима, и кормяще плоды, перома и копаема, и дождемъ мочима и сн2гомъ, и жьгома, оскуд2ния никако же не приа, но плод земным д2лателемъ неудръжанъ приноситъ. Ни море, оттуду облакомъ вземлющемъ водное естество и дождя ражающе и земли даемы, не охуд2, ни пресхну николи же, ни паки возрасте, приемля бещисмени р2ки, втичающяя в то. И се глаголю: откуду убо истоки р2чныя истичютъ? Недов2домо бо ми и се помышление: како солнце мокротное сущее не может иссучити удобь з2ло? Иже хощетъ разум2ти; не бо оно сушить тины, и водныя соборы пресушаетъ, и наша телеса минуетъ. Вид2ти же р2ки худ2юща, егда же, оставивъ южныя страны, и на с2верныя преходитъ, и жатву творить.

Так, море, мутимое бурями, воздымаясь на соседку землю и обрушиваясь, стыдится песка и не любит преступать определенных границ; но как конь бегущий удерживается уздою, так и море, видя неписаный закон, песком начертанный, возвращается в свои пределы. И реки, как устроены сначала, так и текут; и ключи бьют, и колодцы дают потребное мужам и женам. И все часы времени по порядку друг за другом проходят; по тому же закону и дни, и ночи хранят тот чин, и будучи удлиняемы, не хвалятся, а сокращаемы, не тужат; но, друг от друга приемля пору, вновь без споров отдают должное и приемлют. И вот что показывает премудрость и силу творца: ведь ни земля, тысячи лет возделываемая, и засеваемая, и засаживаемая, и кормящая плоды, и толкаемая, и копаемая, и дождем мочимая и снегом, и опаляемая, нисколько не оскудела, но приносит земледельцам изобильные плоды; ни море, откуда облака берут водную стихию, и дожди рождают, и земле дают, не уменьшилось, не высохло нисколько, и так же не выросло, принимая бесчисленные реки, втекающие в него. И вот что скажу: а откуда истоки рек истекают? Непонятно мне и такое явление: почему солнце не может с великой легкостью высушить все то, что мокро? Ведь не сушит оно ни тины, ни водоемы, минует и наши тела. Реки кажутся меньше, когда оно, оставив южные страны, переходит в северные и производит лето.

Прототип этой славянской повести возник, как полагают, в VII в.

до н. э., в Ассирии. Сюжет повести был широко распространен на Востоке, сохранились сирийский, арабский и армянский ее варианты. На славянскую почву повесть попала еще в Киевской Руси, при этом оригиналом послужил текст армянской версии.

Сыну, аще на путь идеши, не над2йся о чюжемь брашн2, но свое да им2еши, аще ли и не им2еши своего и ходити начнеши и въ укоризн будеши. Сыну, друг твой, иже ненавидить теб2, аще умреть, и то не порадуйся, но дабы живъ былъ, и обнизилъ и богъ, дабы от тебе прощение приимал, и подай же ему: и того ради приимеши от бога благодать. Сыну, стара узр2въ, въстани ему, аще ти противу тому не отдасть, да от бога благословление приимеши. Сыну, друга на об2дъ звавъ, к иному д2лу не пр2ставляй его, то аки ложь наречешися. Сыну, егда вода воспять потечеть или птиця опять полетит, или синечь или срачининъ поб2л2еть, ли желць, аки пр2сный мед, услад2еть, тогда безумный уму научится.

Сыну, аще к сус2ду званъ будеши и, вл2зъ въ храмину, не глядай по угломъ: беществено бо ти есть. Сыну, его же богъ обогатить, то не завиди ему, но боле, елико мога, почьсти и. Сыну, егда внидеши в печаленъ домъ, то о питии и о яденьи не молви; егда сядеши на радостн2 об2д2, тогда б2ды не поминай. Сыну, челов2чи ти очи яко источники кыпя, и скота не насытистася, но когда умреть, и перьсти насытится. Сыну, им2ние им2я, не умаряй... себя гладомъ и жежею: умершю бо тоб2, инъ приимет и начнет веселитися всемъ, а ты всуе тружалъся будеши. Сыну, аще челов2къ въ убожеств2 украдеть, то прочее помилуй его, зане не онъ то створилъ: убожество принудило и будеть. Сыну, на брак шед долго не с2ди, егда преже похода твоего именуть тя. Сыну, къ другу своему не часто ходи, егда бе-щьсти внидеши.

Сын мой, когда отправляешься в путь, не рассчитывай на чужую еду, а свое имей, а если пойдешь, своего не имея, все тебя укорят. Сын мой, если умрет друг твой, который тебя невзлюбил, не радуйся: лучше, если бы он остался жив и кару принял от бога, а ты бы простил его и помог бы ему; и за это получил бы ты благодать от бога. Сын мой, увидев старца, встань перед ним, а если он и не поблагодарит тебя, то бог тебя благословит. Сын мой, если зовешь друга па пир, с другим делом не подступай к нему, а не то обманщиком тебя посчитают. Сын мой, когда вода вверх потечет или птица хвостом вперед полетит, эфиоп или сарацин посветлеют, и желчь станет сладкой, как разбавленный мед, – тогда глупец поумнеет. Сын мой, если к соседу позовут тебя, то, войдя в дом его, не зевай по углам: это не делает тебе чести. Сын мой, если бог пошлет кому богатство, не завидуй ему, но еще больше, насколько можешь, почитай его. Сын мой, когда входишь в дом, где случилось горе, то не говори о еде и питье, а если сидишь на веселом пиру, то не вспоминай о печальном. Сын мой, глаза человеческие словно озера: сколько ни бросай в них злата – не насытятся, а умрет человек, и пылью сыт будет. Сын мой, если ты богат, не мори себя голодом и жаждой: умрешь ты, все иному достанется, и начнет он жить припеваючи, а ты – окажется – всуе трудился.

Сын мой, если человек от бедности украдет, то прости его, ибо не он это сделал, а бедность его к тому принудила. Сын мой, придя на пир, долго не засиживайся, не то, не дождавшись, когда ты сам соберешься уйти, прогонят тебя. Сын мой, к другу своему не ходи слишком часто, не то перестанут тебя уважать.

Из «Притч» и «Слов» Кирилла Туровского Изложение ведется сразу в нескольких планах: конкретнореалистическом, нравоучительном или полемическом – и в символическом, отражающем общечеловеческие ценности мира и человеческой жизни. Тема непрестанно словесно варьируется, распространяется включением все новых персонажей и цитат, привлекаются все новые обоснования темы. Многие сюжеты Кирилл по традиции заимствовал из известных источников, обработка их является оригинальной.

Кую похвалу створим достойну твоего блаженьства, ли кому уподоблю сего праведника? Како начну или како разложю? Небомь ли тя прозову? Нъ того св2тьл2й бысть благочьстьемь, ибо въ вр2мя страсти Христовы небо помрачися и свой св2тъ скры, ты же тогда радуяся на своею руку бога носяше. Землю ли тя благоцв2тущую нареку? Нъ тоя честьн2й ся показа; тъгда бо и та страхомь трясашеся, ты же с веселиемь божие т2ло съ Никодимомь въ плащаницю съ вонями обив положил еси.

Апостоломь ли тя именую? Нъ и т2х в2рн2е и кр2пъчею обр2теся; егда бо они страха ради жидовьска разб2гошася, тъгда ты без боязни и бесумн2ния послужил еси Христови. Святителя ли тя и стар2йшину прозову? Т2мь бо образ своея служьбы предал еси, обиходя и кадя и кланяяся съ молитвами пречистому т2лу Христову глаголя: «Въскресни, господи, помози нам, избави нас имени твоего ради!» Священомученикомь ли тя нареку, яко толику показал еси любовь къ Христови? Аще бо и не въгрузися в твоя пьрси оружие, ни прольяся твоя от меча кръвь, нъ изволением и в2рою по Христ2 положил еси душю. Поразили бо тя быша и на удеса рас2кли, нъ съхрани тя от т2хъ Исус, его же ты храняше т2ло, не убоявъся гн2ва жидовьска, ни прещения жречьска, ни напрасно убивающих войн не устрашися, не пожали си по мноз2мь богатьств2, не родив ни о своемь живот2, чая тридневнаго въскресения. Нъ паче вс2хъ святых подвизалъся еси, богоблаженый Иосифе, и паче вс2хъ имаши дерзновение къ Христу, къ нему же молися и о нас, хвалящих тя, и чтущих твою с мюроносицами память, и твой украшающих праздьникъ.

Какую похвалу воздадим, достойную твоего блаженства, и с кем сравним праведника? Как начну и как я продолжу? Небом ли тебя назову? Но неба светлее ты благочестьем, ибо во время страданий Христа небо померкло и свет свой закрыло, ты же тогда торжественно на своих руках бога носил. Землею ли благоцветущею тебя назову? Но и той ты честнее себя показал, ибо тогда и она от страха тряслась, ты же торжественно божие тело, с Никодимом пеленами благовонными обвив, положил. Апостолом ли тебя наименую? Но и тех ты вернее и тверже оказался; когда те, страшась иудеев, разбежались, тогда ты без боязни и без сомнений послужил Христу. Святителем ли тебя и старейшиной назову?

Ты ведь пример своей службы передал им, обходя и кадя, и с молитвами кланяясь пречистому телу Христа со словами: «Воскресни, господи, помоги нам, избавь нас именем твоим!» Священномучеником ли тебя назову, такую показал ты любовь к Христу? Хотя и не пронзена оружием грудь твоя, не пролилась от меча твоя кровь, но предпочтеньем и верою за Христа положил ты душу. И тебя поразили бы и на части рассекли, но сохранил тебя от этого Иисус, ибо, погребая тело его, не побоялся ты ни гнева иудейского, ни угроз жрецов, ни жестоко убивающих воинов не устрашился, не сожалел о большом богатстве своем, не берег своей жизни, веря в трехдневное воскресенье. Но более всех святых трудился ты, богоблаженный Иосиф, и более всех имеешь ты веры в Христа, ему же молись ты и за нас, славящих тебя, и чтущих твою с мироносицами память, и твой празднующих праздник!

Повесть об убиении Андрея Боголюбского Повествование о гибели великого князя владимирского и суздальского (в результате дворцового переворота) содержит множество конкретных подробностей, которые выдают в авторе очевидца событий. Возможным автором называют одного из действующих лиц повести, изображенного сторонником князя – игумена Феодула. В «Повести…» умело и тонко сплетены две линии: мирская, поданная в действии, и церковная, поданная в размышлениях князя и комментариях автора. Психологические детали повествования и образная народная речь реалистически видоизменяют идеализированный образ князя, навеянный традицией житий.

И то ему глаголавшю и моливьшюся о гр2с2хъ своихъ к богу и с2дящю ему за столпомъ вьсходнымь, и на долз2 ищющимъ его, и узр2ша и с2дяща, яко агня непорочно. И ту оканьни прискочиша и прикончаше его, Петръ же оття ему руку десную. Князь же вьзр2въ на небо и рече: «Господи, в руц2 твои предаю тобъ духъ мои» – и тако успе. Убьенъ же бысть в суботу на нощь, и о св2те заутра в нед2лю, на память 12 апостолу.

И пока он так говорил и молился о грехах своих богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его – и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, сказал:

«Господи, в руки тебе предаю душу мою» – и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья – день памяти двенадцати апостолов.

И тече на м2сто Кузмище киянинъ: «Оли н2туть князя, убиенъ!»

И почаша прошати Кузмище: «Кд2 есть убитъ господинъ?» – и рекоша:

«Лежить ти выволоченъ в огородъ, но не мози имати его! Тако ти молвять, вси хочемы и выверечи псомъ! Оже ся кто прииметь по нь, тотъ нашь есть ворожьбить и того убьемъ!» И нача плакати надъ нимь Кузмище: «Господине мои! Како еси не очютилъ скв2рныхъ и нечестивыхъ, пагубоубииственыих ворожьбить своихъ, идущихъ к тоб2? Или како ся еси не домыслилъ поб2дити ихъ, иногда поб2жая полкы поганыхъ болгаръ?» – и тако плакася и. И прииде Амбалъ ключникъ, ясинъ родомъ, тотъ бо ключь держашетъ у всего дому княжа и надо всими волю ему далъ бяшеть. И рече, вьзр2вь на нь, Кузмище: «Амбале, вороже! Сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего».

И рече Амбалъ: «Иди прочь! Мы хочемь выверечи псомъ», И рече Кузмище: «О, еретиче! уже псомъ выверечи! Помнищь ли, жидовине, вь которыхъ порът2хъ пришелъ бяшеть? Ты нын2 в оксамит2 стоиши, а князь нагь лежить, но молю ти ся: св2рьзи ми что любо!» – и сверже коверъ, и корзно. И, об2рт2въ и, и несе и в церковь, и рече: «Отмъкнете ми церковь!» – и рекоша: «Порини и ту вь притвор2, печаль ти имъ» – уже бо пьяни бяхуть. И рече Кузмище: «Уже тебе, господине, поробьци твои тебе не знають.

Прибежал на княжий двор Кузьма-киевлянин: «Уже нету князя:

убит!» И стал расспрашивать Кузьма: «Где убит господин?» – и ответили ему: «Вон лежит, выволочен в сад! Но не смей его брать, все решили бросить его собакам... Если же кто приступит к нему – тот враг нам, убьем и его!» И начал оплакивать князя Кузьма: «Господин мой! Как ты не распознал мерзких и бесчестных врагов своих, идущих тебя убить? И как это ты не сумел победить их, некогда побеждавший полки неверных болгар?» – и так оплакивал он князя. И подошел ключник Анбал, родом яс, управитель всего княжьего дома, надо всеми власть ему дал князь. И сказал, взглянув на него, Кузьма; «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина нашего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бросить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! уже и собакам бросить! Да помнишь ли ты, жид, в каком платье пришел ты сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» И сбросил тот ковер и плащ. И, обернув ими тело, понес Кузьма в церковь и сказал:

«Отоприте мне церковь!» – и ответили: «Брось его тут, в притворе, что тебе за печаль!» – ибо все уже были пьяны. И подумал Кузьма: «Уже, господин, и холопы твои знать тебя не хотят.

Вопрос об адресате произведения остается открытым. Неясна и личность Даниила: реальный ли это человек или литературный герой? Основная часть состоит из своеобразных, ритмически организованных строф, с ассонансами и общим повторяющимся обращением вначале.

Строфы распадаются на афористические выражения, пословицы и краткие рассуждения. В образной системе опирается на явления русского быта. Юмор Даниила – это скоморошье балагурство. Книжные элементы занимают солидное место.

Вид2х жену злообразну, приничюще к зерцалу и мажущися румянцемъ, и р2х ей: не зри в зерцало, вид2вше бо нел2поту лица своего, зане болшую печаль приимеши.

Или ми речеши: женися у богата тьстя чти великиа ради; ту пии и яжь. Ту л2пше ми волъ буръ вести в дом свои, н2же зла жена поняти:

волъ бо ни молвить, ни зла мыслить; а зла жена бьема б2с2ться, а кротима высится, въ богатеств2 гордость приемлеть, а в убожеств2 иных осужаеть.

Что есть жена зла? Гостинница неуповаема, кощунница б2совская.

Что есть жена зла? Мирскии мятежь, осл2пление уму, началница всякой злоб2, въ церкви б2совская мытница, поборница гр2ху, засада от спасениа.

Аще который муж смотрить на красоту жены своеа и на я, и ласковая словеса и льстива, а д2лъ ея не испытаеть, то дай богъ ему трясцею бол2ти, да будеть проклят.

Но по сему, братиа, расмотрите злу жену. И рече мужу своему: господине мои и св2те очию моею! Азъ на тя не могу зр2ти: егда глаголеши ко мн2, тогда взираю и обумираю, и въздеръжат ми вся уды т2ла моего, и поничю на землю.

Послушь, жены, слова Павла апостола, глаголюща: крестъ есть глава церкви, а мужь жен2 своеи. Жены же у церкви стоите молящеся богу и свят2и богородици; а чему ся хотите учити, да учитеся дома у своих мужей. А вы, мужи, по закону водите жены свои, понеже не борзо обр2сти добры жены.

Добра жена в2нець мужу своему и безначалие; а зла жена лютая печаль, истощение дому. Червь древо тлить, а зла жена домъ мужа своего теряеть. Лутче есть утли лодии езд2ти, нежели зл2 жен2 тайны пов2дати; утла лодиа порты помочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубить. Л2пше есть камень долоти, нижели зла жена учити; жел2зо уваришь, а злы жены не научишь.

Зла бо жена ни учениа слушаеть, ни церковника чтить, ни бога ся боить, ни людей ся стыдить, но вс2х укоряет и вс2х осужаеть.

Что лва зл2и в четвероногих, и что змии лют2и в ползущих по земли? Всего того зл2и зла жена. Н2сть на земли лют2и женской злобы.

Женою сперва прад2дъ нашь Адамъ из рая изгнанъ бысть; жены ради Иосифъ Прекрасный в темници затворенъ бысть; жены ради Данила пророка в ровъ ввергоша, и лви ему нози лизаху. О злое, острое оружие диаволе и стр2ла, л2тящей с чемеремъ!

Видел жену безобразную, приникнувшую к зеркалу и мажущуюся румянами, и сказал ей; «Не смотрись в зеркало – увидишь безобразие лица своего и еще больше обозлишься».

Неужели скажешь мне: «Женись у богатого тестя, чести ради великой; у него пей и ешь»? Лучше бы уж мне вола бурого ввести в дом свой, чем злую жену взять: вол ведь не говорит, ни зла не замышляет, а злая жена, когда ее бьешь, бесится, а когда кроток с ней – заносится, в богатстве гордой становится, а в бедности других злословит.

Что такое жена злая? Торговка плутоватая, кощунница бесовская.

Что такое жена злая? Людская смута, ослепление уму, заводила всякой злобе, в церкви сборщица дани для беса, защитница греха, заграда от спасения.

Если какой муж смотрит на красоту жены своей и на ее ласковые и льстивые слова, а дел ее не проверяет, то дай бог ему лихорадкой болеть, и да будет он проклят.

Вот и распознайте, братия, злую жену. Говорит она мужу своему:

«Господине мой и свет очей моих! Я на тебя и взглянуть не могу: когда говоришь со мной, тогда смотрю на тебя, и обмираю, и слабеют все члены тела моего, и падаю на землю».

Послушайте, жены, слова апостола Павла: крест – глава церкви, а муж – жене своей. Жены, стойте же в церкви и молитесь богу и святой богородице, а чему хотите учиться, то учитесь дома у своих мужей. А вы, мужья, в законе храните жен своих, ибо нелегко найти хорошую жену. Хорошая жена – венец мужу своему и беспечалие, а злая жена – горе лютое и разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом своего мужа истощает. Лучше в дырявой ладье плыть, нежели злой жене тайны поведать: дырявая ладья одежду замочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лучше камень бить, нежели злую жену учить; железо переплавишь, а злой жены не научишь.

Ибо злая жена ни ученья не слушает, ни священника не чтит, ни бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает.

Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле? Всех тех злее злая жена. Нет на земле ничего лютее женской злобы. Сперва из-за жены прадед наш Адам из рая был изгнан; из-за жены Иосиф Прекрасный в темницу был заключен; из-за жены пророка Даниила в ров ввергли, где львы ему ноги лизали. О, злое, острое оружие дьявола и стрела, летящая с ядом!

Среди древнерусских поучений, адресованных простому люду, не искушенному в книжной премудрости, особое место занимают краткие увещевательные «Слова», направленные против языческих пороков в среде ранних славянских христиан. Их особенность – в полном отсутствии цитат из священного писания и в той системе эмоциональных доказательств, которые диктуются простой и понятной житейской мудростью. Произнесенные на понятном разговорном языке своего времени, русскими по рождению людьми, в своеобразной поэтической форме, лаконично и в народном ритме, они затрагивают проблемы общего значения и до сих пор сохраняют свою художественную ценность И то мните празникъ великъ, егда вси лежать, яко мертви от пьяньства, яко идоли уста имуще и языкъ не глаголющь, очи имуще и не видяще, нозе имуще и не ходяще. Кто достойно васъ оплачеть, тако умильно от пьяньства гыбьнущимъ? Н2сть человека оканьнее пьяниц2: пьяница живота своего лишаеться, и тамъ сущаго зд2 живота паче умерлъ есть, и тамо живота не сподобится! А васъ мню услышати господу глаголющю, яко «не пребудеть духъ мой въ челов2ц2хъ сихъ», зане плоть суть, гд2 бо суть духъ во пьяницахъ: дымъ прогонитъ пчелы, а пьяньство святого духа прогонить, пьяница всь плоть есть и всь страстехъ исполненъ;

пьяница ничто же блага не помышляете. Устрашаюся, в2ру им2те ми, како святое крещение стужаетъ си пияньствомъ вашимъ, крещение бо на святыни почиваеть, а во пьяниц2 святыни отинудь несть. Стужаю си, како паче Христа изволисте дьявола, празники бо его творите дьяволя. Егда бо упиваетеся, тогда блудите, и играете, плищете, поете, пляшете, в соп2ли сопете, завидите, рано пьете, обь2даетеся, упиваетеся, блюете, льстите, злопоминаете, гн2ваетеся, лаетеся, хулите, осержаетеся, лжете, горьдите, кощуняете, срамословите, кличете, сваритеся, море вамъ до кол2на, см2етеся, крадете, бьетеся, деретеся, празднословите, смерти не поминаете, спите много, осужаете, вадите, божитеся, укаряете, клеплете, – не по истинн2 ли святое крещение стужитъ си пьяньством вашимъ? А и плясавица есть сатанина нев2ста, супружница диавола, вс2мъ мужемъ т2мъ зрящимъ ее, жена скверно же и скаредно и своему мужу; образъ божий нося, съ женою своею совокупитися во плясании, – аще и въ церковь входите! Пов2дите ми, како убо вы бога прославите? Пов2дите ми, яко пьяного смрадомъ отрыгаюша, богъ толма непавидить, яко же мы пса мертва смердяща гнушаемся! Увы мн2! увы мн2!

И тот лишь считаете праздник славным, если лежат все, будто мертвые спьяну, как идолы, – с разверстыми ртами, но языками безгласными, с очами открытыми, но не видящими, с ногами, которые не могут ходить! Кто по достоинству вас оплачет, столь горестно от пьянства гибнущих? Нет человека несчастнее пьяницы: пьяница жизни своей лишается – для загробной жизни он больше чем умер, но жизни и там не сподобится! О вас хотел бы услышать, как бог говорит, что «не пребудет дух мой в людях таких», – так как плоть лишь у пьяниц там, где должен быть дух; дым отгоняет пчел, а пьянство духа святого прогонит; пьяница – весь из плоти, весь пороков исполнен и нечистот, пьяница ни о каком благе не помышляет. Боюсь я, верьте мне, что крещенье угнетается вашим пьянством, ибо крещенье святое на святыне основано, в пьянице же святыни нет никакой. Я рыдаю и плачу оттого, что больше Христа вам угоден дьявол, ибо ему вы творите радость. Когда вы упьетесь, тогда вы блудите и скачете, кричите, поете и пляшете, и в дудки дудите, завидуете, пьете чуть свет, объедаетесь и упиваетесь, блюёте и льстите, злопамятствуете, гневитесь, бранитесь, хулите и сердитесь, лжете, возноситесь, срамословите и кощунствуете, вопите и ссоритесь, море вам по колено, смеетесь, крадете, бьете, деретесь и празднословите, о смерти не помните, спите много, обвиняете и порицаете, божитесь и укоряете, доносите, – ну как же святому крещенью не тужить из-за вашего пьянства?

Да и плясунья жена – сатанина невеста, супруга дьяволу: когда каждый мужчина глядит на такую жену, для мужа ее непристойно то и бесстыдно; образ божий нося на груди, с женою своею в пляске сойтись! – и вы еще входите в церковь! Так скажите же мне, как вы бога восславите?

Ведь ясно, что пьяного, смрадом рыгающего, бог так же не любит, как сами гнушаемся мертвого пса мы смердящего. Горе мне! горе мне!

Древнерусская повесть о взятии Константинополя крестоносцами в 1204 г. написана русским очевидцем событий. Повесть входит в состав других летописей – хронологического свода, содержащего изложение всемирной истории. Живой, изобилующий подробностями рассказ русского автора интересен и ценен тем, так как он в чем-то дополняет подробное изложение этих событий у византийского историка Никиты Хониата.

Заутра же, солнчю въсходящю, вънидоша въ святую Софию, и одьраша двьри и рас2коша, а онболъ окованъ бяше всь сребромь, и столпы сребрьные 12, а 4 кивотьныя, и тябло ис2коша, и 12 креста, иже надъ олтаремь бяху, межи ими шишкы, яко др2ва, вышьша муж, и преграды олтарьныя межи стълпы, и то все сребрьно. И трапезу чюдьную одьраша, драгый камень и велий жьньчюг, а саму неведомо камо ю д2ша. И 40 кубъковъ великыхъ, иже бяху пр2дъ олтарем, и понекад2ла и св2тилна сребрьная, яко не можемъ числа пов2дати, съ праздьничьными съсуды бесц2ньными поимаша. Служебьное Еуангелие и хресты честьныя, иконы бесц2ныя – все одраша. И подъ тряпезою кръвъ наидоша – 40 кадие чистаго злата, а на полатхъ и въ сг2нахъ и въ съсудохранильници не в2де колико злата и сребра, яко нету числа, и бесц2ньныхъ съсудъ.

То же вс2 в единой Софии сказахъ, а святую Богородицю, иже на Влах2рн2, идеже снятый духъ съхожаше на вся пятниц2, и ту одраша.

Ин2хъ же церквий не можеть челов2къ сказати, яко бе-щисла. Дигитрию же чюдьную, иже по граду хожаше, святую богородицю, съблюде ю богъ добрыми людьми, и ныне есть, на ню же над2емъся. Иные церкви въ град2 и вън2 града, и манастыри въ град2 и вън2 града пограбиша все, имъ же не можемъ числа, ни красоты ихъ сказати. Черньче же и чернице и попы облупиша и н2колико ихъ избиша, гръкы же и варягы изгнаша изъ града, иже бяхуть остали.

А наутро, с восходом солнца, ворвались фряги в святую Софию, и ободрали двери и разбили их, и амвон, весь окованный серебром, и двенадцать столпов серебряных и четыре кивотных; и тябло разрубили, и двенадцать крестов, находившихся над алтарем, а между ними – шишки, словно деревья, выше человеческого роста, и стену алтарную между столпами, и все это было серебряное. И ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг, а сам неведомо куда дели.

И похитили сорок сосудов больших, что стояли перед алтарем, и паникадила, и светильники серебряные, которых нам и не перечислить, и бесценные праздничные сосуды. И служебное Евангелие, и кресты честные, и иконы бесценные – все ободрали. И под трапезой нашли тайник, а в нем до сорока бочонков чистого золота, а на полатях, и в стенах, и в сосудохранильнице – не счесть сколько золота, и серебра, и драгоценных сосудов. Это все рассказал я об одной лишь святой Софии, но и святую Богородицу, что на Влахерне, куда святой дух нисходил каждую пятницу, и ту всю разграбили. И другие церкви; и не может человек их перечислить, ибо нет им числа. Одигитрию же дивную, которая ходила по городу, святую богородицу, спас бог руками добрых людей, и цела она и ныне, на нее и надежды наши. А прочие церкви в городе и вне города и монастыри в городе и вне города все разграбили, и не можем ни перечислить их, ни рассказать о красоте их. Монахов, и монахинь, и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города.

Повесть о разорении Рязани Батыем «Повесть» входит в рязанский цикл. Сохранилась в списках не ранее начала XVI в. На разных этапах своего существования повесть отразилась в различных памятниках древнерусской литературы. Она очень кратка и наполнена конкретными фактами.

И н2кий от велмож резанских имянем Еупатий Коловрат в то время был в Чернигове со князем Ингварем Ингоревичем, и услыша приход злов2рнаго царя Батыа, и иде из Чернигова с малою дружиною, и гнаша скоро. И при2ха в землю Резаньскую, и вид2 ея опустившую, грады разорены, церкви пожены, люди побьены. И пригна во град Резань и вид град разоренъ, государи побиты, и множества народа лежаща: ови побьены и пос2чены, а ины позжены, ины в рец2 истоплены. Еупатий воскрича в горести душа своея и разпалаяся въ сердцы своем. И собра мало дружины: тысящу семсотъ человекъ, которых богъ соблюде быша вн града. И погнаша во след безбожного царя и едва угнаша его в земли Суздалстей, и внезапу нападоша на станы Батыевы. И начаша с2чи без милости, и сметоша яко вс2 полкы татарскыа. Татарове же сташа, яко пияны, или неистовы. Еупатию тако их бьяше нещадно, яко и мечи притупишася, и емля татарскыа мечи и с2чаша их. Татарове мняша, яко мертви восташа. Еупатий силныа полкы татарьскыя проеждяя, бьяше их нещадно. И ездя, по полком татарским храбро и мужествено, яко и самому царю возбоятися.

И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем, и услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распалялся в сердце своем. И собрал небольшую дружину – тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и се ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно. И ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь устрашился.