«Часть вторая. РКИИГА – РАУ 1 1 августа 1960 года я был принят на должность инженера кафедры технической эксплуатации авиационного радиоэлектронного оборудования только что образованного на базе училища Рижского ...»

Часть вторая. РКИИГА – РАУ

1

1 августа 1960 года я был принят на должность инженера кафедры

технической эксплуатации авиационного радиоэлектронного оборудования только что образованного на базе училища Рижского института

инженеров гражданского воздушного флота (РИИГВФ). Спустя

несколько лет институту постановлением Совета Министров СССР был

передан боевой орден Красного Знамени училища, а гражданский воздушный флот стали называть гражданской авиацией. Это произошло после реорганизации Управления ГВФ в Министерство гражданской авиации. С этого момента институт стал называться Рижским Краснознаменным институтом инженеров гражданской авиации (РКИИГА).

В июле–августе того же года был принят и в Рижский политехнический институт на последний курс по специальности «Радиотехника».

Учебная программа училища перекрывала учебную программу подготовки радиоинженеров в РПИ, но на пятом курсе необходимо было выполнить курсовой проект и курсовую работу, а также после выполнения лабораторных работ и прослушивания цикла лекций сдать экзамены по двум специальным дисциплинам – «Конструирование радиоаппаратуры» и «Технология производства радиоаппаратуры».

Предстояли еще сдача экзамена по «Экономике», преддипломная практика на производственном объединении «Радиотехника», выполнение дипломного проекта с защитой в июне 1961 года.

Предложение о работе в институте мне сделал заведующий кафедрой технической эксплуатации (№ 36) нашего факультета Дмитрий Александрович Поляков. Сам он в научном плане специализировался в области электрорадиоизмерений. Как раз к этому времени подготовил монографию, посвященную измерению напряженности магнитного поля при питании датчиков э.д.с. Холла переменным током и большое учебное пособие по дисциплине «Электрорадиоизмерения». У нас получился очень доброжелательный разговор. Я стал инженером лаборатории именно электрорадиоизмерений. В мою задачу входило обеспечение функционирования всей измерительной аппаратуры, задействованной почти в двух десятках лабораторных работ, отработка самих методик выполнения этих работ и т.д. Эту лабораторную базу готовил вместе с очень толковым и умелым техником Константином Петровичем Тамошиным. Лабораторией кафедры заведовал Владимир Иванович Грауд. Ему я непосредственно подчинялся. Организационно в состав кафедры входил и радиополигон, первым начальником которого стал Увар Иванович Михайлов. К сожалению, всего через несколько лет он внезапно ушел из жизни.

Деканом радиотехнического факультета был назначен Алексей Константинович Лосев. Он же возглавил кафедру теоретической радиотехники (№ 31). Заведующим кафедрой приемопередающих устройств (№ 32) стал Александр Данилович Моргунов. Кафедру авиационной связи (№ 33) возглавил Абрам Натанович Левин, кафедру радиолокации (№ 34) – Моисей Ионович Финкельштейн, кафедру радионавигации (№ 35) – Андрей Геннадьевич Флеров. Во главе кафедры № 36, как я уже сказал, стоял Дмитрий Александрович Поляков. Вот эти шесть человек и стали отцами-основателями факультета авиационного радиоэлектронного оборудования в РКИИГА. Именно они стояли у истоков всей научной, учебной, методической, организационной работы на факультете в совершенно новых условиях гражданского вуза. Становление кафедр не было таким уж простым делом. Далеко не все преподаватели демобилизовались. Значительное число уехало в Москву, Ленинград, Воронеж и другие города. Кое-кто перешел на работу в Рижское инженерное училище ракетных войск. Не вся военная техника, имевшаяся на кафедрах, могла быть использована в учебном процессе.

Срочно нужно было модернизировать лабораторную базу кафедр.

Ректором института стал заведующий кафедрой сопротивления материалов и строительной механики (механический факультет) Николай Георгиевич Калинин. Кроме механического и радиотехнического факультетов, был организован электротехнический факультет. Это потом появились еще два факультета – автоматики и вычислительной техники, инженерно-экономический.

Нашими студентами стали прежде всего бывшие слушатели училища, офицеры и рядовые. Кроме того, в результате достаточно хорошо организованной рекламы в СМИ в институт на разные курсы приехали студенты из других вузов страны. Этих людей привлекала перспектива дальнейшей работы в гражданской авиации. Набор на первый курс осуществлялся не только в Риге, но и в различных зональных центрах по всей стране. В этом плане существенную поддержку оказал опыт территориального набора Киевского института инженеров гражданской авиации, его филиалов в разных уголках огромной страны.

Конечно, период первоначального становления института был сопряжен с преодолением большого числа всяких организационнотехнических трудностей. Среди студентов, приехавших на учебу из других вузов на второй, третий курсы, была определенная часть совершенно случайных людей, по уровню подготовки и моральнонравственным качествам порой существенно отличавшихся от бывших слушателей училища. Сложные задачи пришлось решать первому ректору профессору Н. Г. Калинину, проректору по научной работе профессору (зав. кафедрой аэродинамики, гидравлики и динамики полета) В. Е. Касторскому, проректору по учебной работе доценту И. В. Стаднику и проректору по административно-хозяйственной работе Г. М. Бруку, а также первому секретарю парткома института И. Н. Кузину. Нужно воздать должное и первым деканам: на механическом факультете – профессору К. Д. Миртову, на электротехническом – доценту М. И. Шипру, на радиотехническом – профессору А. К. Лосеву.

Значительная работа велась и на кафедрах. Учебный аэродром начал оперативно пополняться новой техникой (взамен военной).

Институт получил самолеты Ту-104, Ил-18, Ан-10, вертолет Ми-4 и т.д.

Руководство института, факультетов и кафедр с самого начала стремилось сохранить лучшие традиции училища: гармоничное сочетание теоретической и практической подготовки, участие студентов в научной работе, воспитание в процессе обучения. Особое внимание было уделено организации практик: практика в учебно-производственных мастерских, практика на учебном аэродроме и радиополигоне, технологическая практика на заводах, эксплуатационная преддипломная практика в аэропортах, ремонтная практика.

На факультетах появляются должностные лица, которые в ранге помощника декана факультета, наряду с преподавателями-кураторами, занимаются воспитательной работой. В течение десятков лет на факультете авиационного радиоэлектронного оборудования (радиотехническом) таким помощником декана (фактически заместителем) был Владимир Александрович Попов. Воспитательной работе придавалось первостепенное значение. На научных конференциях преподавателями рассматривались проблемы единства процесса обучения и воспитания, воспитания студентов в процессе лекций, практических и лабораторных занятий по техническим дисциплинам, воспитания студентов путем привлечения их к научной работе. Профессор Лосев считал очень важным моментом у преподавателя и внешний облик, и культуру речи (приводил однажды на собрании типовые ошибки преподавателей в русском языке, очень похожие на те, какие делал потом Михаил Горбачев), и культуру общения со студентами. С этого, по мнению Лосева, начинается преподаватель, как театр – с вешалки. Вообще темой большинства факультетских (общих) и партийных собраний была проблематика научной, учебной, методической и воспитательной работы. Проблемы эти рассматривались раздельно и во взаимосвязи.

Кафедра 36, на которой я начал работать инженером в лаборатории электрорадиоизмерений, находилась тогда в 8-м городке, а ее радиополигон – на территории учебного аэродрома. Первый год работы в институте у меня связан с лабораторией электрорадиоизмерений.

С Константином Петровичем Тамошиным подготовили все лабораторные работы. Потом все операции по их выполнению проделал с преподавателем Николаем Кузьмичом Мыльниковым. Он вместе с Дмитрием Александровичем должен был в осеннем семестре проводить лабораторные работы по курсу «Электрорадиоизмерения». С ним контактировал многие годы. Он преподавал еще в училище после окончания его в начале 50-х годов, в 1960 году демобилизовался в звании инженера-подполковника. Другим коллегой, с которым тесно общался, был преподаватель нашей кафедры (инженер-подполковник в отставке) Евгений Николаевич Квасницкий, имевший университетское физикоматематическое образование. Жена Евгения Николаевича в это время работала нашим факультетским врачом. У них была дочь, страдавшая серьезным сердечным заболеванием. Через пару лет по совету врачей они из-за климатических условий для дочери вынуждены были уехать в Одессу. Я с теплотой вспоминаю моменты общения с Евгением Николаевичем и его супругой. В ту пору я был самым молодым сотрудником кафедры. Через год стал самым первым молодым преподавателем на факультете. Коллеги были старше меня на два десятка лет.

Но этот недостаток, как говорят, с возрастом проходит… На нынешней своей кафедре по возрасту я старше всех.

В декабре 1960 года женился. На кафедре меня поздравили.

Особенно врезались в память напутственные слова коллег по лаборатории – Владимира Ивановича и Константина Петровича.

Нельзя было забывать и об учебе в институте, который заканчивал в плотном содружестве с Феликсом Бушевым (в училище мы были в разных классных отделениях). Мы с Феликсом занимались дипломным проектированием в тот теплый солнечный день 12 апреля 1961 года, когда Юрий Гагарин первым поднялся в космос и совершил облет Земли. Незабываемый день! Он придал силы и наполнил сердца гордостью за наших людей и страну. Этот день потряс весь мир. Давно это было, а кажется только вчера… Дипломный проект выполнял под руководством шефа. Дмитрий Александрович, занимавшийся электрорадиоизмерениями, выдвинул тему, связанную со средствами измерений, предложив спроектировать анализатор спектра радиосигналов широкого диапазона частот.

В РПИ и тема, и руководитель были восприняты весьма позитивно.

Разработка прибора потребовала больших затрат времени для изучения литературных источников, чтобы наметить направление проектирования и возможные решения задач, поставленных руководителем. Проект был выполнен. Получил позитивный отзыв руководителя, а также отличную оценку рецензента. Кстати, РПИ направил проект на рецензирование профессору кафедры радиолокации нашего института М. И. Финкельштейну. Это был первый запомнившийся контакт с Моисеем Ионовичем. Сама защита прошла в июне 1961 года в здании энергетического факультета РПИ (вблизи 8-го городка). Прошла она, я бы сказал, сверхудачно. Мой проект был признан комиссией одним из лучших. Самой государственной комиссией руководил тогдашний министр связи ЛССР Александров.

Сразу же после защиты Дмитрий Александрович Поляков предложил перейти на преподавательскую работу. Я с радостью согласился, так как это совпадало с моими личными планами. Преподавательская работа, на мой взгляд, дает человеку широкие творческие возможности, включая общение с молодежью. Преподаватель должен быть не только ученым, методистом, воспитателем, но и своего рода мастером устного слова и, если хотите, даже артистом. Один банкир в недавно вышедшей книге говорит, что преподавательская работа скучна. Ему не захотелось из года в год бубнить одно и то же. Поэтому он не стал в свое время вузовским преподавателем. Такое высказывание говорит об отсутствии у этого человека глубоких представлений о сути преподавания технических дисциплин в вузе. Техника, как и вообще наука, не представляет собой нечто застывшее, статичное. Каждая дисциплина, особенно специальная, в области электроники и связи, динамично изменяется.

Учебные планы и программы корректируются. Некоторые преподаватели вынуждены весьма часто переходить к преподаванию совершенно новых дисциплин или дисциплин, которые претерпевают метаморфозы. Даже в преподавании высшей математики и физики в вузе есть широкие просторы для корректировки и совершенствования лекций и практических занятий. Для этого нужно быть не только квалифицированным специалистом, но и, главное, творческой личностью.

Преподавательская работа в вузе предполагает активное участие в исследовательской работе на кафедрах, в научных коллективах лабораторий, что сказывается на качестве выполняемой преподавательской работы самым позитивным образом. Если исследования проводятся преподавателем в русле проблем преподаваемых дисциплин, то это идеальный вариант для постоянного профессионального роста.

Именно в момент завершения работы над дипломным проектом у меня состоялся обстоятельный разговор с одним из известных в стране ученых в области тепловозостроения, который преподавал в Харьковском политехническом институте, но иногда бывал в командировках на Рижском вагоностроительном заводе. Эта встреча имела для меня важные последствия. Я на конкретных примерах расчетов, связанных с концентрацией напряжений в тележке тепловоза, увидел значимость хорошей математической подготовки для успешной научной деятельности. Возникла идея о получении дополнительного физико-математического образования университетского уровня для более эффективной научной деятельности.

Решил проконсультироваться с несколькими учеными своего института и выслушать их мнение по этому вопросу. Сначала пошел к М. И. Финкельштейну. В целом он поддержал идею, но указал на тяжесть такого пути. Лучше подготовить диссертацию, а затем уже пойти в университет. Запомнилась беседа с Андреем Геннадьевичем Флеровым, у которого за плечами был и опыт конструкторской работы.

Андрей Геннадьевич тоже считал, что в науку можно войти с имеющейся инженерной подготовкой, но признал, что в основе самых больших технических достижений лежит прикладная математика.

Большим научным авторитетом в институте пользовался первый наш ректор Н. Г. Калинин. Я записался к нему на прием после изучения программы обучения в университете и бесед с некоторыми преподавателями физико-математического факультета ЛГУ. Николай Георгиевич очень внимательно меня выслушал и без всякой спешки рассказал о своем пути в науке, пути некоторых других преподавателей. В частности, поведал, как Абрам Натанович Левин без всякого научного руководителя подготовил диссертацию, но узнал, что на эту тему уже прошла защита (информация тогда поступала не так оперативно, как сейчас). Поэтому взялся за решение новой проблемы (опять без руководителя) и защитил диссертацию. Никогда не забуду демократизма и глубокой эрудиции Николая Георгиевича. Он говорил о примерах из жизни в академии Жуковского. В конечном итоге беседы все-таки поддержал идею о необходимости получения университетского образования для работы в науке.

После этой заключительной беседы я подал документы в университет с рекомендацией и обоснованием необходимости получения второго высшего образования. Рекомендация института была подписана ректором. Я стал студентом ЛГУ (сначала заочного, а потом вечернего отделения).

А. Д. Поляков поручил мне читать на электротехническом и механическом факультетах курс «Радиооборудование летательных аппаратов».

Этот курс для электриков более объемен. Включает три теоретические части: «Основы радиосвязи», «Основы радионавигации», «Основы радиолокации». Теоретическая часть дополнялась лабораторными занятиями на соответствующем оборудовании, которое тогда устанавливалось на самолетах. Для введения меня «в строй» были назначены пробные занятия. На них присутствовали зав. кафедрой и преподаватели. При разборе проведенных пробных занятий коллеги старались не столько сделать замечания, сколько помочь молодому преподавателю своими конструктивными советами. В конце июля я уже самостоятельно продолжил подготовку курса, а до этого много часов провел в лабораториях радиополигона вместе с инженером Василием Леонтьевичем Старовойтовым, который имел значительный опыт эксплуатации и обслуживания самолетного радиооборудования. Хотел бы отметить, что Д. А. Поляков был хорошим методистом и оказал мне существенную помощь не только в первые месяцы на преподавательской стезе.

На должность преподавателя я был переведен 1 августа 1961 года.

Отсюда идет точка отсчета моей преподавательской деятельности.

К этому времени сложил деканские полномочия А. К. Лосев (это администрирование отнимало у него много сил, энергии и времени, отвлекая от научной работы). Вторым деканом стал А. Г. Флеров. Именно он и вызвал меня в самом конце июля в деканат. Ломал голову, не представляя темы разговора. Декан встретил меня с улыбкой. Объяснил, что в силу каких-то изменившихся обстоятельств я должен заменить члена приемной территориальной комиссии по набору студентов и срочно вылететь в Иркутск. Говорил об этом, как о деле решенном и очень ответственном. Сразу перешел к конкретным указаниям, хотя я порывался прервать его напористый монолог. Наконец мне это удалось. Я объяснил, что 1 сентября начну вести свои первые занятия, готовлю курс, но это не главное. Главное то, что примерно в середине сентября жена должна рожать. Это может произойти и раньше. Оставить ее в такое время одну нельзя. Поэтому никак не могу вылететь в Иркутск ни завтра, ни послезавтра.

Нужно знать твердый и решительный характер Андрея Геннадьевича, воля и желание которого всегда были «законом для подчиненных», чтобы понять его реакцию на «бунт на корабле». Но я твердо стоял на своем и покинул кабинет с четким отказом, понимая, что в будущем это мне «зачтется»… В конце сентября, выступая на факультетском собрании и подводя итоги студенческого набора на факультет, Флеров вспомнил об этом эпизоде и назвал меня «кормящей матерью». Андрей Геннадьевич был жестким и требовательным руководителем, весьма лаконичным в формулировках. Как руководитель он рос, стал проректором по научной работе, затем ректором. Я храню о нем добрые воспоминания, хотя отношения складывались как-то нестандартно (об этом чуть позже), пока мы не пришли к взаимопониманию и согласию.

В сентябре у меня родилась дочь Римма. Начался первый учебный год в качестве преподавателя. Особенно запомнились первые занятия с электриками четвертого курса. Группа состояла в основном из демобилизованных офицеров-слушателей, которые были заметно старше меня по возрасту. Нужно было видеть их ироничные взгляды, когда в аудиторию вошел «мальчишка», но постепенно они забыли о моем возрасте, и я почувствовал себя вполне уверенно. Помогали не только подготовка, но и большой опыт выступлений перед аудиторией в школьные и училищные годы. В группе выделялся молодой и пытливый студент (из бывших рядовых). Он чаще других задавал вопросы. Огоньки его глаз горели и свидетельствовали о незаурядности натуры. На экзамене я его выделил и поставил «автоматическую» отличную оценку.

Это был Валерий Алексеевич Никольский, с которым поддерживаю контакт до сих пор. Теперь он профессор.

В узком кругу коллег отмечал 40 и 45 лет научно-педагогической деятельности. Оба раза был Никольский, живой свидетель моих первых шагов на длинном пути преподавателя. Сам Валерий не раз с удивлением спрашивал, как это я в молодые годы выделил его среди студентов и уверенно поощрил.

Через мои занятия по курсу «Радиооборудование летательных аппаратов» прошли многие студенты из числа электриков и механиков.

Некоторые из них стали заметными фигурами в институте. Не знаю, все ли помнят меня, но я их помню. Тогда было много студентовмехаников. Не только я читал этот курс. В одном потоке вел занятия Николай Кузьмич Мыльников, в другом – я (вместе мы проводили лабораторные занятия). Эти занятия вели и другие преподаватели. Курс изучали затем и студенты факультета автоматики и вычислительной техники, инженерно-экономического факультета, на которых, хоть и не сразу, стали учиться и девушки.

Осенью начал готовиться к первой аэродромно-полигонной практике со студентами пятого курса нашего факультета. Занятия должны были проходить непосредственно на самолетах (Ту-104, Ил-18 и т.д.) и на объектах наземного оборудования (обзорный радиолокатор, посадочный радиолокатор, навигационная посадочная система, курсовой и глиссадный радиомаяки, связные наземные станции и т.д.). В процессе были задействованы не только преподаватели, но и инженернотехнический персонал аэродрома и полигона. Для меня пикантность ситуации заключалась в том, что нужно было руководить занятиями и принимать зачеты у тех, кто в училище учился на курс младше меня.

С этими студентами я еще недавно играл в волейбол, футбол, ходил на вечера в клуб, беседовал. Со времен училища близко контактировал с некоторыми офицерами и рядовыми. Среди офицеров были близки Николай Пешков, Виталий Зыков и другие. Среди рядовых можно назвать многих, начиная с Валерия Анисимова, Владимира Ходаковского, Виталия Еремеева, Бориса Сомова, Валентина Левшина, Юрия Бакланова и других.

С этим курсом у меня связано и другое воспоминание. Еще в июле 1961 года Д. А. Поляков поручил готовить дисциплину «Надежность радиоэлектронной аппаратуры». Хотел, чтобы я уже осенью читал ее пятому курсу. Тогда эта наука только зарождалась. Специалистов было мало, почти отсутствовала литература на русском языке. Не хотелось читать именно этим бывшим офицерам и рядовым. Надо сказать, что Дмитрий Александрович все-таки пошел мне навстречу и договорился, что занятия проведет Анатолий Ильич Рессин, зам. заведующего специальной (военной) кафедры, который занимался надежностью и готовил докторскую диссертацию по проблемам надежности авиационной техники. Решили, что курс начну вести со следующего учебного года.

В начале января у студентов пятого курса началась практика в Москве в аэропортах «Шереметьево» и «Внуково». Я должен был ехать туда в качестве руководителя на месяц (24 января). В январе 1962 года я сдавал первую экзаменационную сессию в университете. Нужно сказать, что временной график осени 1961 года и последующих лет был у меня жестким. Как уже сказал, родилась дочь, жена – студентка четвертого курса фортепианного отделения (дневного) консерватории.

Где-то в начале января меня опять вызвал Флеров. Оказывается, наши студенты-радисты пятого курса были отправлены в Москву на практику без стипендий из-за технических проблем в бухгалтерии.

Сейчас требовалось отвезти стипендии, заодно подменив в руководстве практикой другого преподавателя. Таким образом, срок пребывания в Москве у меня удлинялся, а в университете еще шла сессия, надо было сдать 2-3 экзамена. Я, как говорится, взмолился. Андрей Геннадьевич был очень недоволен, но все-таки отпустил хоть и с худым, но миром.

Через пару дней стипендию отвез доцент кафедры радиолокации Михаил Иванович Макурин, у которого как раз была плановая командировка по науке в ГОСНИИГА.

Успешно сдав сессию, вылетел в Москву. Эта поездка была для меня очень полезной. Впервые мог близко наблюдать механизм функционирования всех служб двух крупнейших аэропортов столицы.

Познакомился с инженерно-техническим персоналом, который всегда шел мне навстречу в вопросах, связанных с практикой. Практика студентам нравилась. Жили в неплохих общежитиях рядом с аэропортом.

Хорошо помню комнату двух Петровичей: Николая Петровича Пешкова и Виталия Петровича Еремеева. С последним часто играл после рабочего дня в шахматы. Москвичи жили дома. Например, Ходаковскому, Сомову из центра Москвы нужно было ежедневно приезжать в аэропорт к девяти утра. Правда, тогда «пробок» не было, автобусы в аэропорт ходили четко по расписанию. Я, следуя строгим указаниям зав. кафедрой и декана, контролировал своевременное появление практикантов на рабочих местах. Москвичи сетовали, что со мной «договориться»

труднее, чем с начальниками в цехах или службах обслуживания самолетов. Но в принципе проблем со студентами не было. Контингент, прошедший школу РКИАВУ, был исключительно дисциплинированным и любознательным.

Тогда и речи не было ни о каком терроризме. Свободно попадал на борт самолета, мог наблюдать обслуживание. Не раз побывал на борту в кабинах различных типов самолетов. Особый интерес у меня вызвали самолеты Ту-114 с их возможностью совершать дальние полеты.

В свободное время посещал театры и музеи Москвы. В Большом прослушал оперу Прокофьева «Война и мир», где блистали знаменитые певцы. Навестил своего близкого школьного товарища Леню Евтеева, который завершал учебу в Московском институте инженеров железнодорожного транспорта. Вместе с ним побывал в клубе их института на концерте выдающегося певца Павла Лисициана. Концерт слушал с воодушевлением.

После возвращения в Ригу сразу же включился в кафедральные дела. Начался второй семестр в университете. Вплотную занялся подготовкой курса надежности. Николай Петрович Пешков дал мне свой конспект лекций, прослушанных у А. И. Рессина. Дмитрий Александрович Поляков продолжал читать «Электрорадиоизмерения», но параллельно готовил курс «Технической эксплуатации авиационного оборудования».

Предложил и мне читать этот же курс в одном из потоков. Устанавливались личные контакты со специалистами Рижского авиационного училища специальных служб (РАУСС), так как к ближайшим аэродромно-полигонным практикам нас не успеют обеспечить некоторыми образцами современных радиолокаторов, используемых в гражданской авиации и имеющихся у них. В то время РАУСС был значительно лучше нас оснащен наземным радиооборудованием. Мы договорились с руководством этого среднего специального учебного заведения о проведении ряда занятий на их радиополигоне. Тогда часто контактировал с начальником радиополигона училища Петром Котенко. Сам радиополигон располагался за аэропортом «Спилве» в направлении Болдераи.

И вдруг меня опять вызывает декан А. Г. Флеров. Понимаю, что ждет «сюрприз». Я не ошибся! Необходимо было чуть ли не на следующий день вылететь на один из заводов Челябинска, чтобы там на специальных курсах для работников гражданской авиации изучить новую и весьма сложную радионавигационную наземную систему, к которой я не имел и не собирался иметь какого-либо отношения. Но этот момент опять не был главным. Дело в том, что жена только возобновила учебу на дневном отделении консерватории. Рассчитывать на чью-либо помощь в уходе за шестимесячной дочерью мы не могли.

Недавно я отсутствовал в Риге больше месяца. Жена без меня и так была связана по рукам и ногам (даже при необходимых кратковременных отлучках в магазин). Мы «вертелись», как белки в колесе, подменяя друг друга. Уж не говорю о вечерних занятиях в университете. Утром сам читал лекции, а вечером уже в качестве студента слушал лекции университетских преподавателей. Опять я твердо отказался от командировки. Как мне казалось, аргументация была весьма логичной. Те, кто работал с Андреем Геннадьевичем на одной кафедре, гроша ломаного не дали бы за мою будущность на факультете после этого третьего (!) сопротивления волевому руководителю. Флеров был масштабной и одновременно противоречивой, сложной фигурой. В своих мемуарах для близких, для внука его коллега по кафедре Александр Аркадьевич Генис (известный публицист и писатель Александр Генис – его младший сын) оценивает Флерова с учетом его организаторских способностей как человека, достойного должности министра СССР.

После этого мой предполагавшийся переход на должность старшего преподавателя был «заморожен» на неопределенное время. Кстати, я узнал, что был третьим по счету преподавателем, вызванным в тот день по поводу этой срочной командировки. И все-таки у меня лично нет в душе какой-либо обиды на Андрея Геннадьевича, несмотря на то, что он «ударил» меня по карману (преподаватель без пятилетнего стажа после хрущевской денежной реформы получал 105 рублей в месяц, а старший преподаватель – 120 руб.).

В августе 1964 года все лето работал в Риге в приемной комиссии ответственным секретарем нашего факультета. Ко мне вдруг пришел Флеров. Его кафедра вела научные исследования, в результате которых в навигационную систему вводились существенные доработки. Руководителем проекта был сам Флеров. Заказчик потребовал обоснования того, что вносимые доработки не уменьшат надежности объекта.

Андрей Геннадьевич предложил мне на четыре месяца включиться в проект в должности инженера (60 руб. в месяц), чтобы провести исследования, связанные с надежностью. Конечно, предложение возлагало на меня большую ответственность и требовало значительных временных затрат. Но я, выдержав испытующий взгляд Флерова, согласился. Он был удовлетворен. Попросил связаться с доцентом его кафедры Юрием Михайловичем Иголкиным для введения меня в курс дела и получения исходных материалов. Ответственную работу старался выполнить добросовестно и в срок. Это мне удалось. В середине декабря сдал материалы, а через неделю прошел по конкурсу на должность старшего преподавателя.

Прошли годы… Когда я 28 мая 1975 года защищал в РКИИГА диссертацию, то в самом конце защиты (после моего доклада, ответов на вопросы, выступлений оппонентов и т.д.) в качестве выступающего вдруг взял слово ректор РКИИГА, председатель ученого совета А. Г. Флеров и совершенно неожиданно закатил мне панегирик, по которому выходило, что диссертационная работа является сверхактуальной для гражданской авиации, а сам соискатель ученой степени еще в 1964 году проявил себя в научном коллективе как творчески мыслящий исследователь, уже тогда достойный присвоения ученой степени кандидата технических наук. Ну что тут сказать?! Говорят, что закон суров, но справедлив. Могу лишь заметить, что Андрей Геннадьевич принадлежал к тому честному поколению советских руководителей, которые бывали суровыми, но в конечном итоге справедливыми.

В июне 1962 года состоялся первый выпуск на радиотехническом факультете. В 1961 году его не было, так как на учебу на пятом курсе претендовали лишь три человека (Бушев, Семенченко и я), а для троих группу организовывать не стали. На механическом факультете такая группа была. Там добровольно демобилизовавшихся было более двух десятков. Как я потом узнал, на моем курсе тоже было достаточно желающих демобилизоваться. С подавшими рапорты политотдел провел «соответствующую разъяснительную работу». В результате рапорты были отозваны… Один из тех, кто вел «соответствующую работу», сказал, встретив меня в сентябре в институте и пожав руку: «Молодец, что демобилизовался!». Да, жизнь сложна, интересна, парадоксальна… Уже в первом выпуске радистов вел дипломников. Это демобилизованный капитан Николай Николаевич Палкин и бывший рядовой Валентин Счастный. Первый проектировал на транзисторах курсовой радиоприемник, второй – глиссадный (тоже на транзисторах, которые тогда были «писком моды», так как основная часть радиооборудования, установленного на борту самолета, в те годы работала на радиолампах).

В соответствии с графиком дипломного проектирования раз в неделю я должен был встречаться с каждым из них. С Николаем Николаевичем у меня не было никаких проблем. Он все выполнял строго по графику.

Что касается Валентина, то тут дело не заладилось. Валя – замечательный парень, близкий друг своего однокурсника Владимира Ходаковского (они в ту пору были неразлучны, даже ко мне приходили вместе). Получил при распределении «глухой аэропорт» – Певек на Чукотке. Страшно расстроился. Под знаком этого настроения проходила вся его «работа» над проектом. Работал, как говорится, спустя рукава, вполсилы, собравшись лишь на последнем этапе. Это злополучное распределение так шло поперек души, что он отказался поставить подпись под ним.

Защита проектов проходила в четырехэтажном здании в 8-м городке. Студенты защищались здорово. Преобладали отличные оценки, меньше было хороших, а удовлетворительные оценки получили буквально единицы. Я в государственной экзаменационной комиссии исполнял обязанности секретаря. От природы хорошо поставленным голосом зачитывал в конце каждой защиты отзыв руководителя и рецензию на проект. Делал это с соответствующими паузами и акцентами на позитив в текстах. Ребята были в восторге, так как после таких чеканно и победно звучавших отзывов и рецензий в головы членов комиссии «вбивался» мажорный вектор. Валя Счастный защитил проект в целом вполне удовлетворительно, довольно толково ответил на некоторые предвзятые вопросы. Однако при обсуждении председатель комиссии из Москвы, проинформированный деканом факультета об отказе студента подписать распределение, поставил вопрос ребром: неудовлетворительная оценка с правом через год защищать проект по новой теме. Получив такую предварительную информацию, Валентин подписал распределение. Комиссия вторично рассмотрела «дело Счастного». Формулировка была смягчена. Валентину предоставили возможность защищать проект по прежней теме. Через год он приехал из Певека и защитил тот же проект, в котором не изменил ни одной запятой. Работа в Певеке, ставшем в 1967 году городом, ему очень понравилась, сросся он и с коллективом, долго еще работал там после необходимых трех лет отработки по распределению, вырос в начальника. Защитил диссертацию. Говорят, сейчас живет в одном из российских городов недалеко от Москвы. А Н. Н. Палкин получил отличную оценку. Под моим руководством потом защищали проекты десятки студентов. Никто больше не получал «неуд». Первых же своих дипломников запомнил особенно хорошо.

Выпускной вечер, на который студенты пригласили преподавателей, проходил в клубе института. Торжественное вручение дипломов состоялось в зале, а столы для банкета были накрыты в фойе. Вечер прошел прекрасно. Выпуск дал много очень хороших и видных специалистов, которыми вуз может гордиться. Некоторые сразу стали преподавателями (В. Анисимов, В. Зыков, Н. Пешков и др.), другие – аспирантами (В. Еремеев, В. Ходаковский и др.). Многие добились весомого положения в аэропортах, в Министерстве гражданской авиации, в различных научно-исследовательских институтах. Тот вечер запомнился еще и тем, что завершился лишь в шесть утра… Выпускники продолжили многие хорошие традиции радиотехнического факультета РКВИАВУ.

Итак, за два года с лета 1960-го вуз прошел первые этапы своего существования в новой ипостаси – как институт инженеров гражданской авиации (тогда гражданского воздушного флота). Первые шаги в институте сделал и я.

После 1962 года на кафедре 36 появился новый преподаватель – Михаил Юрьевич Иоффе. Он окончил училище вместе с Н. К. Мыльниковым, служил в частях, демобилизовался. Михаил Юрьевич запомнился человеком очень добродушным, честным, всегда готовым оказать помощь коллеге. Затем появился Иван Васильевич Матвеев, закончив службу в одном из училищ на Урале в качестве полковникаинженера. Оба органично вписались в коллектив преподавателей. Иван Васильевич отличался требовательностью, аккуратностью в исполнении порученного дела, развитой силой воли. Затем появился Эрнест Ефимович Беспечанский. Он был офицером-слушателем, стал студентом нашего института, закончив его с отличием. На курсе, где он учился, я читал надежность. Он – исключительно честный, ответственный и способный человек.

Сначала через кафедру проходили группы студентов, где преобладали демобилизованные офицеры, на фоне которых я выглядел совсем молодым. Через три-четыре года они завершили обучение. В учебных группах стала преобладать молодежь, но иногда встречались и «великовозрастные» студенты. Об одном из них хочу вспомнить. Например, в одной из групп механиков, изучавших «Радиооборудование летательных аппаратов» и состоящей из молодежи, выделялся возрастом и колоритным, запоминающимся внешним видом староста. Как оказалось, он был вертолетчиком, попал в аварию, но из авиации решил не уходить. Это Владлен Зиновьевич Цейтлин, старше меня лет на семь.

Из механиков он позже переквалифицировался в экономисты. Стал преподавателем экономического факультета, защитил диссертацию.

Был соратником одного из основоположников этого факультета Анатолия Васильевича Мирошникова. К сожалению, обоих уже нет среди нас.

В коллективе кафедры появился еще один новичок – преподаватель Алексей Федорович Хроменков, капитан первого ранга в отставке, бывший начальник кафедры радиотехники в военном училище подводников. Стали преподавателями кафедры выпускники Оскар Лаукс, Ивар Плетиенс, Анатолий Буксов. Оскар Александрович Лаукс окончил с отличием наш факультет, был старостой в той же группе, где учился и Анатолий Иванович Буксов. Помню О. А. Лаукса таким высоким, худощавым и жизнерадостным молодым человеком. А. И. Буксов работал на кафедре лет пять, а потом был призван в армию и стал преподавателем военной кафедры института. Очень приятное впечатление производил Ивар Плетиенс. Но преподавательская работа его не увлекла, он ушел на инженерную работу в одно из предприятий.

Преподавательский коллектив кафедры был тесно связан с инженерно-техническим персоналом радиополигона. Конечно, не могу назвать все фамилии. Очень много и плодотворно сотрудничал с Владимиром Алексеевичем Клепиковым, Николаем Кирилловичем Болтенковым, Иваном Филимоновичем Купко, Александром Михайловичем Черниковым, Василием Леонтьевичем Старовойтовым, Валерием Ефимовичем Хейнсоном, Иваном Ивановичем Шевчуком и др. Многие годы на радиополигоне работали техниками Николай Самойлович Цурихин, Николай Кондратьевич Селецкий, Порфирий Павлович Варнавский.

Среди названных имен и фамилий значатся разные люди. Некоторых уже нет, а с некоторыми продолжаю пересекаться на работе. Например, с И. Ф. Купко. Все эти люди в моих глазах являются неординарными.

Все запомнились навсегда.

В те годы свое внимание обратил на меня профессор Лосев. Не раз и не два предлагал перейти на его кафедру, уйти из университета и сразу же заняться работой над диссертацией под его руководством.

После одного из факультетских собраний подошел ко мне вместе с Д. А. Поляковым и сообщил, что договорился «поменять» меня на своего преподавателя В. И. Плотникова, который согласен перейти на кафедру эксплуатации. Но я еще раз сказал, что университет бросать не хочу.

Алексей Константинович Лосев очень колоритен – шаляпинский тип, запоминающийся. Мне нравилась его манера чтения лекций, самоотдача делу, широкий спектр интересов. Помню его доклад на пленарном заседании одной из ежегодных научных конференций, где с помощью математических выкладок показал правильность экономических рассуждений и выводов Маркса. Доклад, как и его лекции, звучал артистично. Говорил эмоционально, с широко раскрытыми глазами. Тогда (это было в самом начале 60-х годов) все, что касалось марксизма, в глазах представителей «светской религии» и всей идеологической машиной считалось «священной коровой». Эти люди правильно говорили, что марксизм не догма, а руководство к действию. На самом же деле делали все, чтобы он был именно застывшей догмой.

Алексей Константинович смело вторгся в «чужой монастырь» с математическими выкладками в области производительных сил, производственных отношений и т.д. Встал доцент Я. Н. Гаухман (механический факультет) и сказал, что в 1937 году за такой доклад посадили бы. На это кто-то из коллег под общий смех бросил реплику: «А тебя за то, что слушал!». Лосев примерно в то же время опубликовал статью на тему своего доклада в журнале АН ЛССР.

Алексей Константинович принимал самое активное участие в делах команды Клуба Веселых и Находчивых (КВН). Капитаном первой команды КВН 1963 года был Борис Пиастро. Потом Борис Ефимович стал преподавателем кафедры Лосева.

А. К. Лосев написал интересное учебное пособие «Введение в специальность «Радиотехника», вышедшее в Москве в 1980 году в издательстве «Высшая школа». Я откликнулся на нее позитивной рецензией в одной из газет. Алексей Константинович позвонил и пригласил домой на чай. Помню наш долгий разговор, его рассказ о сыновьях. Не раз встречался с ним на праздновании дней рождения моего научного руководителя Константина Наумовича Скляревича и его жены Веры Ефимовны. Один из сыновей Лосева, Валерий Алексеевич, однажды рассказал мне, что отец вышел из очень простой семьи, сделал себя сам в тех благоприятных условиях, которые предоставила советская власть простым людям и особенно тем, кто хотел учиться и непрерывно самообразовываться.

Поступив на физмат, я, конечно, тормозил с началом работы над диссертацией, которая в любом случае является эффективным способом повышения научной квалификации. Задержка была связана и с необходимостью войти в учебный процесс, и с домашними обстоятельствами. Сама учеба в университете также была хорошим способом повышения квалификации.

В институте ввели систему постоянного повышения квалификации преподавателей путем обязательной стажировки в аэропортах раз в пять лет. Первую свою стажировку прошел в декабре 1962 года в аэропорту «Спилве». Там познакомился с руководителями служб. Через какое-то время некоторые из них заканчивали учебу на вечернем отделении нашего института. Я читал им курс надежности радиоэлектронной аппаратуры. Вечернее отделение института возглавлял Гавриил Парфентьевич Бондаренко. Общение с ним оставило самые хорошие воспоминания.

Уже в то время готовился к сдаче кандидатских экзаменов. Экзамены по философии и английскому языку сдавал в Академии наук, в ее Высотном здании возле Центрального рынка. Стал соискателем ученой степени в Институте электроники и вычислительной техники. Там у меня был контакт с заведующим лабораторией надежности Леонидом Павловичем Леонтьевым. Он являлся выпускником РКВИАВУ, видным специалистом в области надежности. Защитив диссертацию в январе 1963 года, издал научную монографию «Введение в теорию надежности радиоэлектронной аппаратуры». Во второй половине 1962 года я готовился к экзамену по философии. Занимался, как правило, в научной библиотеке университета. В основу подготовки положил изучение только первоисточников, так как учебники показались весьма сомнительным средством для добротной подготовки. Пользовался и многотомным изданием «История философии». Предмет мне был интересен в исторической плоскости, т.е. как история философии (в школьные годы моими любимыми предметами были математика, история, литература). Сдавал экзамены в конце января 1963 года вместе с некоторыми преподавателями нашего института, других организаций и большой группы преподавателей (офицеров) из Высшего военно-инженерного училища ракетных войск им. маршала Бирюзова. Всего в этот день сдавали экзамен человек тридцать. Я отвечал одним из последних.

К тому времени подтянулись все те, кто сдал еще рано утром. Когда я закончил сдачу и сел рядом с офицерами, они мне сказали: «Не вы должны сдавать экзамен комиссии, а комиссия вам!». Я не придал значения этим словам, находясь в несколько возбужденном состоянии после экзамена. Комиссия ушла на обсуждение, которое продолжалось довольно долго. Объявили результаты, зачитав протокол. Мне особым решением была поставлена оценка «отлично с плюсом». Так что похвала соискателей из училища не была случайной.

Экзамен по английскому сдавал в мае 1963 года. В эти хрущевские времена были резко повышены требования к владению иностранным языком. Опять сдавала большая группа соискателей. Я получил оценку «хорошо» при большом числе удовлетворительных оценок. Отличную оценку получили лишь два соискателя (сдавали немецкий). Одна из преподавателей посоветовала мне продолжить совершенствование разговорного английского, так как у меня, по ее мнению, была неплохая основа. К сожалению, из-за занятости и природной лености я не внял этим словам.

Осенью 1964 года кафедра в полном составе прослушала все мои лекции по надежности. Д. А. Поляков как заведующий кафедрой время от времени посещал занятия, объявлялись еще открытые занятия с последующим доброжелательным анализом достоинств и недостатков.

В индивидуальный план включались обязательства по написанию учебных пособий, которые готовились и издавались в жесткие сроки.

В соавторстве с Мыльниковым и Иоффе в 1965 году издал пособие «Радиооборудование летательных аппаратов». В 1966 году вышел из печати мой конспект лекций «Надежность радиоэлектронной аппаратуры»

(рецензент Л. П. Леонтьев). Благодарно вспоминаю свои контакты с начальником редакционно-издательского отдела института Л. П. Азаровым.

В нашем институте в начале 60-х самыми известными учеными, занимавшимися проблемами надежности, были три человека: Хаим Борисович Кордонский, Анатолий Ильич Рессин и Константин Наумович Скляревич. Рессин и Скляревич работали на военной кафедре и вели научную работу в сотрудничестве с Институтом электроники и вычислительной техники АН ЛССР. Помню последнюю мимолетную встречу с Анатолием Ильичем. Через несколько дней узнал, что Анатолий Ильич скончался в госпитале. Ему было только года. Ушел из жизни талантливый ученый и педагог.

Константин Наумович Скляревич в середине 60-х годов представил к защите докторскую диссертацию. Тогда же стал создавать теорию надежности с накоплением нарушений (изменений). На эту тему появились его статьи в журнале АН СССР «Автоматика и телемеханика», в журнале АН ЛССР «Автоматика и вычислительная техника». Суть теории состоит в том, что до момента отказа системы в ней накапливаются изменения, которые при отсутствии профилактических работ обязательно приведут систему к отказу. По аналогии с человеческим организмом. Он гибнет, если профилактически не устранять накапливающиеся изменения в соответствии с рекомендациями специалистов.

Эти публикации заинтересовали меня, и я пришел на военную кафедру, где в присутствии начальника кафедры полковника-инженера Евгения Ивановича Горелова познакомился с его «замом» полковникоминженером Скляревичем. Знал его визуально еще со времен училища.

Где-то с конца 1965 года началось наше сотрудничество. В том же году у него в Москве в издательстве «Наука» вышла солидная монография «Операторные методы в статистической динамике автоматических систем». Затем в Риге в издательстве «Зинатне» вышли две монографии, посвященные линейным системам с возможными изменениями.

По этой же проблематике была опубликована монография в Москве в издательстве «Наука». Константин Наумович был человеком очень талантливым. Практически раз в три-четыре года выпускал монографии почти до конца своей жизни. В последние годы работал в Институте электроники и вычислительной техники АН ЛССР при постоянной поддержке своих исследований в различных областях директором института, вице-президентом АН ЛССР Э. А. Якубайтисом.

Я вошел в круг многочисленных учеников Скляревича. Константин Наумович был весьма образованным человеком. Инженерное образование получил в академии им. Жуковского, физико-математическое – в Московском государственном университете им. Ломоносова. Он стал руководителем моей дипломной работы в университете, посвященной теоретическим и практическим проблемам работы системы с двумя возможными нарушениями. С прекрасной рецензией при защите работы в университете выступил Л. П. Леонтьев. Он утверждал, что работа практически соответствует требованиям к кандидатской диссертации. Это было в июне 1967 года. Я получил диплом с отличием (кроме меня, диплом с отличием получила лишь одна студентка дневного отделения).

Чуть позже Скляревич вывел меня на решение проблем надежности систем с бесконечным числом нарушений. По его совету я занялся рассмотрением влияния отклонений от установленных сроков выполнения профилактических работ на надежность системы. Пошли публикации в журнале «Автоматика и вычислительная техника». Гдето в 1967 году на кафедре технической эксплуатации летательных аппаратов и двигателей, которой руководил Александр Иванович Пугачев, ставший в 1964 году ректором института, начались широкие исследования по разработке научно обоснованного определения объемов и периодичности регламентных работ на самолетах гражданской авиации. Константин Наумович рекомендовал меня для участия в исследованиях, связанных с определением объема и периодичности регламентных работ для радиоэлектронного оборудования перспективных типов самолетов гражданской авиации. Именно с его подачи я влился в творческий коллектив, который начал исследования, продолжавшиеся около десяти лет. Именно тогда возникло мое научное содружество с профессорами Александром Михайловичем Андроновым и Николаем Ивановичем Владимировым, ставшим в 1981 году ректором института. Что касается Скляревича, то он уже в то время в научных направлениях своих исследований был самым цитируемым автором Латвии в мировой литературе. Со временем мои отношения с учителем в науке переросли в прочную дружбу.

Д. А. Поляков стремился сдружить кафедру. Многократно устраивались неформальные заседания по поводу встречи праздников, начала или окончания учебного года. В конце декабря 1968 года решили встретить Новый год в квартире на Югле у М. Ю. Иоффе.

Михаил Юрьевич увольнялся по семейным обстоятельствам и уезжал в Харьков. На дворе стоял морозец. Снега навалило порядочно. Сидели за столом. Было весело. Кто-то захотел на воздух. Многие ушли.

Я почему-то остался. Через полчаса все вернулись в снегу. Одно пальто ну никак не могли очистить от снега. Я хохотал, видя эти неудачные попытки. Однако настроение резко изменилось, когда выяснилось, что пальто мое. Кто-то, разгоряченный застольем, по ошибке надел его. Во дворе в азарте снял и катался на нем с горки. Не только сам, но и другим давал. И так много раз! Это финское пальто я только-только купил за 160 руб. Очень оно мне нравилось. Видя мою реакцию на эту веселую историю, теперь уже хохотали коллеги. В общем-то, с пальто ничего страшного не произошло. Оно с честью прошло испытание на прочность, и я еще долго его носил.

В тот же вечер в квартире на Югле вспоминали курьезный случай, происшедший с дипломником Иоффе пару лет назад. Был такой видный, красивый парень из Еревана, ездивший на радиополигонную практику на такси (опоздавшие не допускались к занятиям). Назовем его Аликом. Учебой себя не утруждал. Записался проектировать к Михаилу Юрьевичу. Никак не мог разобраться в материалах, которые щедро предложил ему руководитель. Пришлось Иоффе самому вникать в детали и диктовать ему текст записки. Еле-еле протащил этого Алика через предзащиту на кафедре. Во время защиты Алик показал себя полным слабаком. Председатель комиссии при предварительном обсуждении был категоричен: «Двойка!». Но декан и некоторые другие члены комиссии многозначительно предложили не спешить с резюме и вернуться к обсуждению еще раз после окончания защит в этот день.

Председатель удивился, но предложение принял. Через час-другой его попросили к телефону. Звонили из Москвы.

Мы, сидя за столом на Югле, вспомнили, что на вопрос председателя о фамилии руководителя проекта Алик тоже ответить не смог и наклонился к чертежу, чтобы прочитать ее на штампе. Все остолбенели. Такого еще не бывало!

А председатель после телефонного разговора вернулся с несколько поникшим лицом. Хотелось спросить по-райкински: «Что-то вы в лице переменивши, никак вы заболевши?». При заключительном обсуждении он уже не возражал против удовлетворительной оценки. Звонок из Москвы сделал свое дело! Видно, Алик, поняв, что его защита «пахнет керосином», сразу же позвонил домой в Ереван, а родители, имея связи, предприняли экстренные меры.

После окончания защиты председатель, поздравляя каждого из защищавшихся в этот день, только Алику руку не протянул и задал риторический вопрос: «Как вы будете работать в аэропорту?». Тот, не моргнув глазом, ответил: «А я работать не буду. Буду руководить!».

Так и случилось! Узнал об этом на встрече выпускников группы, где учился Алик, по случаю 40-летия окончания вуза. Алика не было, но один из выпускников рассказал, как лет 10–15 назад дружески обнялся с Аликом в его шикарном кабинете в аэропорту. Этот случай вспоминают многие. Он был редчайшим исключением из общих принципиальных и требовательных подходов к оценке защиты дипломного проекта.

Нужно сказать, что неформальные встречи сплачивали коллектив.

Вспоминается 50-летний юбилей И. В. Матвеева, отмечавшийся на радиополигоне. Там присутствовали и представители других кафедр.

Это было в сентябре 1969 года. От кафедры радиолокации был мой бывший начальник курса Н. П. Соловьев (он в это время энергично работал над диссертацией).

Помню, как на новоселье всю кафедру пригласил А. И. Буксов.

Как «висели» на новом преподавателе кафедры Альберте Степановиче Елизарове буквально все родственники новосела, когда он через часполтора после начала застолья собрался уходить.

А. С. Елизаров, выпускник Ленинградского института авиационного приборостроения, появился у нас на кафедре лишь на сравнительно короткое время. Тогда ему было чуть за 30. Он уже успел поработать в различных НИИ, занимавшихся разработкой радиоизмерительных приборов. В РКИИГА приехал завершить работу над докторской по проблемам практической метрологии (без применения сложного математического аппарата) и организовать кафедру метрологии. Докторскую защитил, но организовать кафедру Флеров ему не дал. Елизаров, затратив впустую «вагон» энергии, вынужден был уехать в Минск, где в институте радиоэлектроники получил кафедру метрологии. Запомнился деловитостью, организаторскими данными и четкой постановкой задач. Он знал, чего хочет. У меня с Альбертом Степановичем сложились добрые отношения. Вместе принимали экзамены. Однажды он меня здорово выручил, но об этом чуть позже.

Вспоминаются выезды преподавателей на природу после завершения учебного года. На кафедре был хороший микроклимат.

Первым деканом радиотехнического факультета (затем его переименовали в факультет авиационного радиоэлектронного оборудования), как уже говорил, стал А. К. Лосев, вторым – А. Г. Флеров. Хочу сказать несколько слов о двух деканах после них.

Третьим деканом был избран доцент кафедры Лосева (кафедра 31) Алексей Дмитриевич Кузьмин. К сожалению, имя его многими забыто.

Представьте себе высокого человека с добрым лицом, приятной улыбкой, но одновременно весьма и весьма требовательного, принципиального. С увлечением читал курс электродинамики, по которому издал интересное учебное пособие еще во времена училища, года за два до его реорганизации. А. Д. Кузьмин как-то очень интеллигентно руководил факультетом. Пользовался уважением у сотрудников и студентов.

Деканат жил без нервотрепок, а дела спорились. Замечательный был человек!

Алексей Дмитриевич внезапно скончался в августе 1966 года. Ему еще не было 46 лет. Эта весть болью ударила по сердцам сотрудников факультета. Несмотря на отпускной период, многие пришли на гражданскую панихиду в клуб института, а затем поехали на 1-е Лесное кладбище. Провожающих было много, очень много. Вижу, как над гробом рыдает зам. декана Виктор Иванович Горшков. Слышу, как произносит надгробную речь другой его помощник – Владимир Александрович Попов. Уход А. Д. Кузьмина произвел сильное впечатление. Студенты его не только уважали, они любили его.

Следующим деканом стал друг А. Д. Кузьмина зав. кафедрой приемопередающих устройств (№ 32) Александр Данилович Моргунов.

Он тоже оставил заметный след. Запоминался студентам нестандартной манерой чтения курса антенно-фидерных устройств и распространения радиоволн. Умел притягивать к себе талантливых людей, объединять их в исследовательской работе. Всегда выделялся своеобразным юмором и философским подходом ко многим явлениям нашей быстротекущей жизни. В декабре 2008 года ученики и коллеги Александра Даниловича с большим удовольствием приветствовали его в день 90-летия.

В те годы, связанные с именами А. Д. Кузьмина и А. Д. Моргунова, ярким явлением на нашем факультете была фигура молодого Анатолия Ивановича Козлова, старшего преподавателя и зам. декана. Вот бывают случаи, когда сразу видно, что человек щедро одарен природой. Он окончил Московский физико-технический институт (знаменитый МФТИ).

Будучи студентом этого института, еще в хрущевские времена выступал в Кремле на Всемирном съезде профсоюзов, представляя профсоюз студентов страны. Генератор идей, прекрасный оратор, он приковывал к себе внимание. Затем уехал в Москву, где достиг больших успехов в научной, педагогической и административной деятельности. Долгие годы был проректором Московского института гражданской авиации по научной работе. Его труды по радиолокации всемирно известны.

Еще в Риге началась наша дружба. Находилось много общих интересов. Сколько часов провели за шахматной доской! Летом года сыграли матч из 60 (!) серьезных партий. Наши встречи и контакты продолжаются. С Анатолием Ивановичем связаны многие эпизоды моей жизни. Он всегда готов прийти на помощь в трудную минуту.

Если в училище моя общественная деятельность ограничивалась рамками ведущего художественной самодеятельности в клубе и на выездах, то в первые годы работы в институте выполнял лишь отдельные поручения. Партийное бюро пыталось сделать меня ответственным за работу с комсомолом факультета, но из-за предельной занятости я отказался. Тем более что на этом направлении был непочатый край работы. В наплыве первых волн студентов из разных вузов страны попадалась порой весьма пестрая и экстравагантная публика. Один из ее представителей возглавил комсомольское бюро факультета, не являясь членом комсомола… Материал для юмористического рассказа!

Весной 1968 года на отчетно-выборном партийном собрании факультета при обсуждении «подработанного» заранее списка кандидатур в бюро один из студентов, вступивших в партию в армии, неожиданно нарушил «правила игры», выдвинув мою кандидатуру. Так я стал членом партбюро, которое возглавил старший преподаватель кафедры Николай Федорович Шунин. Опытный факультетский организатор, он когда-то начинал свою деятельность как журналист, но потом получил инженерное образование. Был человеком отзывчивым, спокойным и доброжелательным. Поручил мне заниматься проверкой выполнения решений партийных собраний и студенческим самоуправлением. Мы так сработались с Николаем Федоровичем, что весной уже 1969 года он при формировании своего «кабинета» уговаривал меня остаться в бюро еще на год, но я наотрез отказался.

1969 год для меня заканчивался банкетом в Сигулде в знаменитом «Грибке» возле Гауи. Туда поехали вместе с ректором А. И. Пугачевым.

Это был праздник нашего исследовательского коллектива. В конце вечера мы оказались в центре внимания зала. Все подпевали нам и нашему великолепному солисту Николаю Владимирову, когда в его исполнении зазвучало: «Ехали на тройке с бубенцами». Среди нас был именитый гость из ГосНИИГА – Николай Николаевич Смирнов.

Завязалась интересная беседа о его поездках в Англию. Попробовали в нижнем зале бархатное пиво. Было ощущение, что обратный путь в Ригу на институтском микроавтобусе занял минут десять–пятнадцать, а туда ехали-ехали… В феврале 1970 года начался очередной семестр. В Риге была эпидемия гриппа. Однажды утром проснулся с высокой температурой, а у меня лекция в аудитории, куда должны прийти восемь групп студентов. На здоровье тогда не жаловался. Решил рискнуть и поехал на лекцию. После лекции сразу не вернулся. Поприсутствовал на факультетском собрании с участием ректора, даже выступил. Вернувшись домой, лег в постель и неделю лечился. Температура спала. Факультетский врач, прослушав легкие, ничего подозрительного не нашла.

Закрыл бюллетень и вышел на работу.

Но не чувствовал себя здоровым. Порой была небольшая температура. Проводил занятия. Партком института где-то в конце марта предложил стать куратором газеты «Инженер Аэрофлота», которую с 1967 года возглавил профессиональный журналист Леонид Иосифович Коваль. Газета начала выходить с апреля 1964 года (первым редактором была доцент Катецкая). С приходом Коваля газета начала менять свое лицо в лучшую сторону. По инициативе редактора была создана общественная студенческая редакция. Стало больше статей самих студентов. Некоторым Коваль практически дал путевку в профессиональную журналистику. С редактором и редакцией «Инженера Аэрофлота»

были в тесном контакте многие студенты из знаменитой институтской команды КВН образца 1969 года, ставшей чемпионом страны. Весь Союз, прильнув к экранам телевизоров, следил за этой самобытной, талантливой командой, выходившей на сцену с песней «За нами Рига, за нами небо, за нами весь Аэрофлот!». Особой популярностью пользовался капитан Юрий Радзиевский, который был и моим студентом.

Речь идет о курсе «Радиооборудование летательных аппаратов». Из-за репетиций он часто пропускал занятия. Помню его с виноватым видом у преподавательского стола: «Олег Владимирович, что мне делать с лабораторными занятиями?». Я был благосклонен к нему на экзамене.

Все мы тогда были увлечены игрой команды. Болели всей душой.

Я уже отметил, что «Инженер Аэрофлота» под руководством Коваля менял свое лицо. Газета все больше и больше становилась студенческой. Почти в каждом номере появлялись острые материалы, порой задевавшие партком и руководство института. В одной из статей в «Литературной газете» наш «Инженер Аэрофлота» был назван лучшей многотиражной студенческой газетой Советского Союза. Но это было потом. А тогда партком почему-то остановился на моей кандидатуре в качестве куратора газеты. Я воспринял это поручение с интересом. Где-то в начале апреля встретился с Леонидом Иосифовичем для первого разговора. Мы и до этого уже знали друг друга. Но на этапе первой встречи фактически и завершились мои кураторские функции (из-за болезни).

Страна готовилась к столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Где-то в середине апреля в клубе состоялось торжественное заседание, посвященное этому событию. Я оказался среди награжденных знаменитой медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина». Награжденных было много.

Среди молодых преподавателей всего 2-3, не больше. Конечно, был удивлен, но и обрадован. Это означало, что мой труд на кафедре, факультете и в институте ценят. А физическое самочувствие продолжало оставаться неважным. Особенно оно ухудшилось 22 апреля, когда побывал со студенческой группой на субботнике в очень промозглую погоду. Обращение к врачу в санитарную часть института ничего не дало.

Так в 1970-м я вплотную подошел к не очень веселому этапу жизни. Секретарь нашей кафедры Оля предложила проконсультироваться у знакомого врача. Этим врачом оказалась доктор Минценгоф, работавшая в инфекционной больнице. Доктор, внимательно прослушав легкие, сказала, что у меня двухсторонняя пневмония. Был сделан обзорный снимок легких, подтвердивший диагноз. С этого момента началась моя «больничная эпопея». Около двух лет периодически попадал в больницу. Особенно тяжелыми и памятными были три месяца (с середины октября 1970 года до середины января 1971 года) в больнице Страдыня в пульмонологическом отделении, которым заведовала замечательный доктор Лайма Яновна Казмере. Там получил такую дозу различных антибиотиков, которую многие бы на моем месте не выдержали. Так сказала Лайма Яновна уже при выписке. Оказывается, у меня был постоянный источник инфекции: маленькие, но гнойные гланды, которые тогда же удалила доктор Грундмане. Выписали с диагнозом «хроническая пневмония, миокардит». Состояние было неважным.

В течение этих трех месяцев меня периодически навещали коллеги и друзья. Приезжал Дмитрий Александрович Поляков с коллегами. На них сильное впечатление произвели кислородные подушки над моей кроватью (тогда начались приступы пароксизмальной тахикардии). Приезжали Константин Наумович Скляревич с Николаем Спиридоновичем Демидовым (полковник-инженер с военной кафедры), Александр Михайлович Андронов, Николай Иванович Владимиров и другие. Тяжелое было время… О многом передумалось. Со многими пообщался в больничных стенах. Беседовал с бывшими красными стрелками, с бывшими подпольщиками, боровшимися с авторитарным режимом Карлиса Улманиса в тридцатые годы, с «лесными братьями», с легионерами (знаю с их слов историю 15-й дивизии СС) и т.д. Благодарно помню сестричек и врачей.

Дома оказался в середине января, а 22 января 1971 года (как раз в день рождения) в поликлинике жене вместо продления моего больничного листа вручили бумагу об инвалидности второй группы. Это известие буквально оглушило меня. Бланк взял, выражаясь словами поэта, как бомбу, как ежа. Эта инвалидность автоматически лишала права на работу. Поэтому принял решение не предъявлять никому этот документ (он и сейчас у меня хранится). Позвонил Д. А. Полякову, попросив приехать домой. Дома объяснил ему сложившуюся ситуацию со здоровьем и передал заявление с просьбой о предоставлении трехмесячного отпуска без денежного содержания.

Через несколько дней выяснилось, что для технической реализации просьбы мне нужно хотя бы на день выйти на работу и не просто выйти, а провести занятие. Вызвав такси, приехал в корпус «В»

(радиотехнический) и в аудитории В-II прочитал лекцию. Читал сидя.

Один из студентов писал на доске необходимые формулы (я заранее приготовил их на отдельных листах). В аудитории присутствовал и преподаватель кафедры В. П. Зубрилов (на всякий случай, если с самочувствием что-то не заладится). Все прошло достаточно благополучно.

Я даже испытал определенное удовлетворение. Но потом получилась техническая накладка. Мой выход на работу не записали в табель.

Жена поехала к декану (им был тогда доцент кафедры радиолокации Михаил Иванович Макурин). Декан не мог подписать новый табель без подписи зав. кафедрой, который оказался в это время в командировке.

И тут тупиковую ситуацию «разрулил» А. С. Елизаров, сказавший:

«Дайте мне эту бумажку, я ее подпишу за заведующего под свою ответственность». В результате отпуск за свой счет я получил. На поправку же мои дела не шли.

В сентябре вышел на работу. На радиополигон ранним утром, когда транспорт набит людьми, меня привозил на своем мотоцикле с коляской мой школьный товарищ Леня Евтеев (спасибо ему и его жене Галине за проявленную инициативу). Многие на кафедре оказывали мне всяческую моральную поддержку. Особенно благодарен начальнику радиополигона Владимиру Алексеевичу Клепикову, старшему преподавателю Эрнесту Ефимовичу Беспечанскому, старшему лаборанту Александру Денисовичу Санько и другим. Хотя были и такие сотрудники, которые считали, что я не должен мучить себя и занимать место. Один из преподавателей, как мне передали, сказал: «Я бы на его месте ушел». «Наверху» тоже было не все гладко… Имею в виду деканат. Конечно, при том состоянии здоровья я не мог летать в командировки по контролю практик студентов в различных аэропортах страны. Какая-то часть нагрузки ложилась на плечи моих коллег. Когда кафедра создавалась, всего было 4–5 преподавателей, а теперь, когда набор на факультет авиационного радиоэлектронного оборудования увеличился, уже была целая дюжина.

Пройдут годы. Пожалуй, три десятилетия. И бывший секретарь партбюро факультета Н. Ф. Шунин, находясь уже на пенсии и придя, как и я, на встречу с одной из групп выпускников, вдруг вернется к тем временам и скажет мне: «Где те, кто тогда «списал» тебя? Иных уж нет, а те далече… Но я тебя всегда защищал!». Я же понял, что даже при советской системе, когда социальная защищенность была на порядок выше нынешней, человек на работе нужен только здоровым. Больные никому не нужны. А сочувствие на словах – это пожалуйста.

Постепенно состояние здоровья становилось более стабильным.

После значительного перерыва, кроме учебного процесса, смог вернуться и к исследованиям, связанным с надолго прерванной подготовкой диссертации. Один из учеников профессора Кордонского, Илья Герцбах, предложил мне на основе статистических данных по отказам авиационного радиооборудования классифицировать состояние авиационной техники, используя идеи дискриминантного анализа. Илья Борисович, безусловно, талантливый ученый, статьи которого одна за другой публиковались в солидных журналах еще в середине 60-х годов.

Когда я в марте 1968 года делал доклад в Ленинграде в секции теории надежности на Всесоюзной конференции, председательствовавший профессор Рябинин прямо спросил, знаком ли Герцбах с идеями доклада. Я имел полное право сказать, что Илья Борисович в курсе дела.

Очень благодарен Илье за всяческую поддержку в 1972-1973 годах, когда вернулся к научной работе. Состояние здоровья не было стабильным. Время от времени приходилось пользоваться помощью врачей.

Прежде всего советами профессора медицины Захара Мироновича Черфаса и моего лечащего врача Бируты Эдуардовны Булавы.

Теперь уже можно было думать о выходе на финишную прямую с защитой диссертации. Обстановка осложнялась готовящимися пертурбациями в Высшей аттестационной комиссии (ВАК) в Москве.

Требовалось конкретное внедрение результатов исследования.

В этот момент существенную помощь оказал Александр Михайлович Андронов, ставший моим соруководителем. К тому времени у него имелся достаточный опыт контактирования с различными исследовательскими организациями и их сотрудниками. В исследовательском коллективе А. И. Пугачева я стал одним из соавторов методики составления первоначального регламента технического обслуживания перспективных типов самолетов, изданной в Праге в рамках рекомендаций для стран СЭВ (Совета экономической взаимопомощи). В декабре года состоялась предзащита на кафедре 36 с приглашением представителей других кафедр и предприятий. Некоторые из них уже имели возможность прочитать напечатанный текст диссертации. Были сделаны полезные замечания на полях текста. У каждого имелся свой взгляд на одни и те же проблемы. Обсуждение не было формальным.

Мне оппонировал один из новых членов кафедры 36 (В. И. Калинин).

Это было очень полезно, так как он стремился выступать не только критично, но даже сверхкритично. В предзащитной стадии, на мой взгляд, это взбадривает. Было много вопросов и выступлений.

Аргументированно и солидно поддержал результаты исследований Николай Николаевич Хрипков, человек весьма квалифицированный и принципиальный.

В январе 1975 года состоялся доклад по диссертации в ГосНИИГА в Москве. Благодарен А. М. Андронову за то, что он тогда поехал со мной. Собрали весь отдел эксплуатации. За столом сидел начальник отдела Юрий Иосифович Лемин. Я сделал доклад. Потом в течение часа задавали вопросы люди, которые впервые видели меня, т.е. это не было каким-то организованным театральным представлением, как порой бывало, а потом превратилось в норму… Было серьезное обсуждение с возражениями докладчику. Конечные итоги дискуссии весьма умело, с глубоким знанием существа обсуждавшихся проблем подвел Ю. М. Лемин. При голосовании было принято предложение о том, чтобы ГосНИИГА стал головной организацией. А. М. Андронов оказал мне эффективную поддержку на финише работы.

На заключительном этапе подготовки к защите у меня были беседы с заведующим кафедрой эксплуатации и деканом факультета автоматики и вычислительной техники Виктором Васильевичем Любимовым. Очень хочу назвать это имя. Виктор Васильевич запомнился мне как грамотный специалист с высокими деловыми качествами. Он отличался исключительной честностью, порядочностью. В нем были сконцентрированы многие лучшие качества преподавателей РКИИГА.

Саму защиту, которая прошла в мае 1975 года на Ученом совете института, оставалось ждать каких-то три-четыре месяца.

Что касается защиты диссертации, то она прошла очень успешно.

Оппонентами являлись доктора технических наук Х. Б. Кордонский и Л. П. Леонтьев. При обсуждении очень позитивно выступили А. Г. Флеров (ректор) и Н. П. Соловьев, только что заменивший Д. А. Полякова на должности зав. кафедрой эксплуатации авиационного радиоэлектронного оборудования. Заведующий кафедрой радиолокации профессор, доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР Моисей Ионович Финкельштейн считал, что моя работа во многом удовлетворяет требованиям к докторской диссертации того времени, когда работы утверждала ВАК СССР. Я не знал, что на защиту специально приехали два сотрудника НИИ (рефераты были разосланы по многим адресам), которые на следующий день после защиты встретились со мной и предложили вести совместную работу. Гарантировалось солидное субсидирование самостоятельной темы в институте.

Мы вместе пошли к проректору по науке. Он рассказал о больших технических трудностях открытия новой договорной работы. Деньги должны были идти в «общий институтский котел» с выделением какого-то смешного минимума для целевого назначения, т.е. 2–3 года коллективу исполнителей предлагалось работать практически на общественных началах. Многообещающее предложение так и не удалось поставить на практические рельсы… 1975 год был для меня счастливым. Примерно за месяц до защиты родилась вторая дочь в нашей семье (Юлия). После беседы с Н. П. Соловьевым, готовым, как он сказал, идти со мной в разведку, я все-таки принял решение перейти на кафедру авиационной связи, так как меня не устраивала перспектива многочисленных командировок в разные уголки страны по контролю практик при не таком уж стабильном состоянии здоровья (грипп 1970 года оставил свое последействие).

Кафедрой авиационной связи в это время заведовал незаурядный выпускник 1962 года Валерий Алексеевич Анисимов, сменивший многолетнего заведующего этой кафедрой Абрама Натановича Левина.

Он недавно стал проректором по учебно-воспитательной работе. Ему нужен был преподаватель, который перенял бы у него объемный курс «Теория сетей электросвязи», базировавшийся на фундаменте теории вероятностей. Как я тогда понял, мой переход на кафедру авиационной связи получил «добро» ректора А. Г. Флерова. Никогда не забуду, как радушно принял меня на кафедру В. А. Анисимов.

На кафедре был хороший микроклимат. Радовало общение с А. Н. Левиным, к которому всегда испытывал чувство уважения. Набирал научную и педагогическую силу талантливый выпускник факультета Вячеслав Илларионович Панасенко. В свое время я выделил его из группы студентов на практических занятиях по надежности. Сразу же установились доброжелательные отношения с хорошим преподавателем и весьма эрудированным человеком Виктором Ефимовичем Зазновым, отец которого являлся первым начальником радиотехнического факультета в РКВИАВУ. Конечно, очень приятно было оказаться рядом с Николаем Петровичем Пешковым (бывшим офицером, окончившим институт в 1962 году). Мы хорошо знали друг друга.

Пешков отличался большой скромностью, трудолюбием, высокой ответственностью и профессионализмом. На кафедре моим коллегой стал и Анатолий Михайлович Скальский, поступивший в наш институт в самый начальный период его становления в качестве студента, покинувшего педагогический вуз для реализации своей мечты об авиации.

Он отличался тягой к практической работе со схемами, их монтажом, проведением экспериментов. Его хобби – рисование. На кафедре в качестве ассистентов начали работу выпускники Сергей Павлович Кузнецов и Алексей Иванович Наумов. Из бывших выпускников были и старшие преподаватели Виталий Петрович Шевцов и Владимир Николаевич Силантьев, вскоре ставший зам. декана факультета по обучению иностранных студентов. Этих и других сотрудников кафедры в то время объединяли три колоритные фигуры – А. Н. Левин, В. А. Анисимов и В. И. Панасенко. На кафедре происходили лишь небольшие кадровые изменения. Кто-то уходил, кто-то появлялся.

Например, после окончания докторантуры на кафедре радиолокации у нас появился весьма талантливый в науках Альберт Васильевич Зеленков.

На кафедре авиационной связи в 1975 году для меня начался новый этап в институте. Лето того года ушло на подготовку курса «Теория сетей электросвязи». Он был только-только введен в учебную программу. Факультет уже набирал десять учебных групп. В трех из них готовили «самолетчиков» – инженеров по технической эксплуатации радиоэлектронного оборудования воздушных судов, а в остальных семи – «наземников», т.е. инженеров по технической эксплуатации радиолокационного, радионавигационного или связного оборудования аэропортов.

Большую часть занятий проводил со «связистами» (вместе с В. Е. Зазновым или В. И. Панасенко). Вместе с А. Н. Левиным нередко вел лабораторные работы по дисциплине «Теория информации и передачи сигналов». Этот курс изучали студенты всех четырех специализаций.

В. И. Панасенко (в связи с загруженностью В. А. Анисимова работой в ректорате) с какого-то момента практически исполнял обязанности зав. кафедрой. Развернул интересную исследовательскую работу, связанную с применением авиации в народном хозяйстве. К научным исследованиям привлек своих аспирантов и преподавателей. Его кипучая энергия, целеустремленность, творческий подход к решению любых задач вызывали уважение коллег. Он рос на наших глазах.

А. Н. Левин выделялся определенным скептицизмом при взгляде на любые проблемы, неординарностью мышления и феноменальной памятью. Он отличался колоссальной любознательностью, тягой к чтению технической, научной и художественной литературы. Всегда был в хорошей физической форме. Запросто мог на глазах собеседника перенести вытянутую ногу над спинкой высокого стула. В свои теперешние 90 лет (его сердечно поздравили с юбилеем в сентябре 2008 года) он помнит по имени и фамилии многих студентов далеких лет. И бывшие студенты факультета больше других помнят А. Н. Левина, всегда спрашивают о нем.

О каждом из сотрудников кафедры можно многое рассказать.

Нельзя не вспомнить хотя бы имена некоторых инженерно-технических сотрудников. Это прежде всего Николай Иванович Олонцев, Василий Иванович Изюмов. Они запомнились своим добросовестным трудом. Много полезного для кафедры сделал Николай Дмитриевич Горбун, заведовавший лабораторией.

По-моему, все сотрудники кафедры авиационной связи приходили на работу с удовольствием. А это, как говорится, дорогого стоит.

В учебных группах можно было столкнуться со студентами из самых разных республик Союза. Набор был территориальным. Рижане составляли не более десяти процентов от общего числа. Замысел руководства гражданской авиации состоял в том, чтобы направлять выпускников в аэропорты по месту набора. На деле не все так уж гладко получалось. Некоторые выпускники, женившись в Риге, здесь же и оседали, не возвращаясь, скажем, в Алма-Ату, Сыктывкар или Красноярск.

Радисты всегда могли найти работу в Риге, так как Латвия стала одним из центров электронной промышленности Советского Союза.

Срок обучения на факультете стабилизировался. За пять с половиной лет будущие инженеры могли получить хорошую теоретическую и практическую подготовку. Новейшее оборудование самолетов и аэропортов незамедлительно поступало в институт. Порой даже раньше, чем оно оказывалось в аэропортах. Студенты имели все возможности освоить именно то оборудование, которое потом обслуживали.

Во время учебы студенты носили форму гражданской авиации.

Она их дисциплинировала, подтягивала. Выдавалась форма со значительной скидкой в оплате. Сама оплата производилась в рассрочку.

Преподаватели тоже были обязаны носить форму.

Большое значение придавалось воспитанию студентов в процессе обучения. Воспитательный процесс распространялся и на внеучебное время. К каждой учебной группе прикреплялся куратор из числа преподавателей. Как правило, у группы был один куратор, начиная с первого курса и до выпуска.

Кстати, в США система курирования в университетах тоже существует. В те годы о ней на одном из институтских собраний рассказал профессор Кордонский.

На кафедре авиационной связи мне довелось курировать трижды.

Первый раз поручили заняться группой, которая приступила к занятиям на пятом курсе. Там осталось, кажется, 16 студентов из трех десятков, начинавших учебу в институте. Группа была худшей среди десяти по успеваемости. Я размышлял, как переломить ситуацию и найти ключик к сердцам студентов, чтобы объединить их в дружный коллектив.

Помог случай. Из милиции ректору пришла бумага на студента Фадеева, в которой сообщалось, что он в пьяном виде ночью у общежития завода ВЭФ нарушал общественный порядок, оказал сопротивление при задержании. В подобных случаях ничто не спасало студента, он подлежал отчислению.

У Фадеева совсем недавно умерла мама. Поэтому решил разобраться во всем дотошнее. Поехал в отделение милиции для встречи с милиционером, задержавшим студента. От самого Фадеева знал, что он после дня рождения пошел провожать девушку. С друзьями у общежития в 2-3 часа ночи громко разговаривали. Дежурная пару раз сделала замечание, а потом вызвала наряд милиции. От милиционера услышал подробный рассказ о том, что произошло на самом деле, когда они приехали на машине к общежитию. Милиционер сделал замечание Фадееву и пригрозил задержанием. На это студент с вызовом сказал:

«А у вас есть санкция прокурора на задержание?». Для милиционера, как он мне пояснил, это звучало примерно так: «Я – инженер, а ты простой мильтон!». И он решил «показать санкцию» этому подвыпившему высокомерному «интеллигенту». Я поговорил с милиционером «по душам», рассказал о недавней смерти матери студента и о том, что он будет отчислен и направлен на два года служить в армию, если посланная бумага не будет отозвана. Попросил, чтобы взамен послали другую, с более мягкими формулировками. Моя просьба была выполнена. Фадеев, получив строгий выговор от ректора, остался в институте. Студенты мне поверили, увидев, что к ним пришел неравнодушный преподаватель. После этого случая мы вместе разобрались, как коренным образом улучшить успеваемость. Зимнюю сессию группа сдала без неудовлетворительных оценок и стала лучшей на курсе до конца учебы. Наградой для меня, которую я ценю до сих пор, были слова студентов на выпускном вечере: «Если бы вы, Олег Владимирович, были у нас куратором с самого начала учебы, то большинство из отчисленных за неуспеваемость окончили бы институт». Именно с года почувствовал вкус к наставничеству.

С осени началось курирование первого курса. Старшим куратором, координировавшим работу кураторов всех десяти групп, был наш преподаватель Владимир Николаевич Силантьев. Работа шла успешно.

Было достаточно много рычагов воздействия. Успевающие студенты получали стипендии, лучшие – повышенные. Преподаватели регулярно посещали общежития, где жили студенты. Велась индивидуальная работа. В моей курируемой группе 3701 практически все студенты окончили институт (только один не завершил учебу по состоянию здоровья).

В 1983 году наша кафедра в последний раз приняла под свое крыло первый курс, чтобы в 1989 году в феврале отпраздновать окончание института вместе с 250 инженерами из 300 поступивших на первый курс радистов. На этом курсе старшим куратором был Сергей Павлович Кузнецов.

В 1983 году я работал в приемной комиссии в Риге. Был большой конкурс, так как только у нас была военная кафедра, освобождавшая студентов от прохождения службы в армии. Лето было жарким, как и накал страстей на экзаменах.

Я был ответственным секретарем на факультете авиационного радиоэлектронного оборудования, а мой школьный товарищ Геннадий Демидов аналогичную работу выполнял на механическом факультете.

Гена был чудесным, честным, порядочным человеком и хорошим преподавателем на кафедре Хаима Борисовича Кордонского. В то памятное лето мы много часов провели вместе. К сожалению, послеперестроечные годы очень сильно ударили по его здоровью, как и по здоровью целого ряда безвременно ушедших сотрудников института.

Геннадий Александрович Демидов ушел из жизни 27 декабря года. Храню в своем сердце светлую память о нем.

В тот же год стал куратором группы 3305. Эта группа памятна для меня многими моментами, как, впрочем, и весь курс в целом. В группе 3305 и на курсе было много интересных ребят. С десятью из них я был на практике в Чехословакии в июле 1986 года. Базовым институтом являлся Институт транспорта в Жилине (Словакия). Кроме Жилины, мы побывали на различных предприятиях связи в Братиславе и Праге.

Нас сопровождал преподаватель Института транспорта Мирослав Грянка. В Праге был устроен прием министром связи Чехословакии.

Период обучения группы 3305 совпал с приездом из Москвы грозной комиссии во главе с начальником управления учебных заведений гражданской авиации Ю. П. Дарымовым. Высокий начальник при посещении общежития в комнате, где жили четыре студента моей группы, случайно увидел на джинсах одного из них маленький американский флажок. Это сочли вопиющим идеологическим нарушением.

Потребовали представить студента к отчислению. Вообще комиссия тогда «накопала» многое, работая с заранее поставленной целью на принятие разгромного решения с последующим снятием ректора.

Представление к отчислению студента как куратор должен был написать я. Как и в 1976 году, мучительно искал правильное решение, которое могло спасти студента от отчисления. Написал в Алма-Ату письмо родителям (по-моему, отец был командиром воинской части, а мать – завучем школы). Тщательно продумал текст представления к отчислению. Первая часть текста характеризовала студента исключительно положительно. Только после этого следовало описание «идеологического проступка» с заключением, содержащим предложение об отчислении (с приложением копии письма родителям).

«Аргументация» за отчисление на фоне позитивной характеристики выглядела явно странной и неубедительной. Как и ожидал, студент в итоге «отделался» строгим выговором и смог успешно завершить учебу.

Что касается группы 3305, то при выпуске она блеснула прекрасным результатом: семь дипломов с отличием (почти 50 процентов от числа таких дипломов на всем курсе).

С удовольствием вспоминаю общение со студентами разных лет.

Было много не только интересных, но и сложных моментов. Порой приходилось сталкиваться с драмами и даже трагедиями в жизни молодых людей.

Студенческие и преподавательские будни ежегодно превращались в праздники, когда устраивались смотры художественной самодеятельности факультетов и строгое жюри объявляло победителя.

Смотры проходили в форме вечеров, где было много находок, юмора, музыки, поэзии. Зал клуба на таких вечерах был забит до отказа студентами, преподавателями и гостями. Достать билет было проблематично. Вечера готовили долго и тщательно. Обычно они проходили под рубрикой «Весна». Хорошо помню, например, «Весну-76», так как сам принимал в ней активное участие, когда после долгого перерыва вышел на сцену с чтением стихов. Этих факультетских вечеров ждали с нетерпением. Каждый факультет стремился выложиться до предела. Возникала незабываемая атмосфера товарищества и одновременно состязательности.

В том же апреле 1976 года вместе с преподавателем кафедры приемопередающих устройств Валентином Ивановичем Поповым провели «Вечер русской поэзии и музыки». Концерт состоялся опятьтаки в зале нашего клуба. Валентин, несомненно, является интересной и одаренной личностью. Кроме инженерного образования, имеет еще и музыкальное. Учился в консерватории у известных певцов Латвии, стажировался в Москве. Профессионально все-таки избрал технику, но не забывает о музыке. Тенор. На этом концерте он во втором отделении исполнил романсы русских композиторов, а я в первом отделении читал стихи Блока и Есенина. Несмотря на отсутствие какой-либо особой рекламы, зал был заполнен на три четверти, если не больше.

Вечер прошел успешно. Было много студентов и преподавателей.

Пришли также друзья и знакомые, преподаватели консерватории, музыкального училища и музыкальных школ. На концерт пришел и профессор Лосев. Помню в зале бывшего проректора по учебной работе доцента Стадника, будущего декана, а потом ректора Владимира Ходаковского. Были тогдашний декан Юрий Михайлович Иголкин и его заместители – Николай Федорович Шунин и Владимир Александрович Попов. Лосеву по сердцу пришелся Есенин. Особенно понравилось исполнение стихотворения «Гой, ты Русь моя родная…». Находился в зале и Константин Наумович Скляревич, оценивший есенинские «Стансы».

После концерта настроение было приподнятым. Большая подготовительная работа не прошла даром. В этот вечер наши сердца бились в унисон со зрительскими. Приятно было видеть лица студентов.

Преподаватель военной кафедры Станислав Григорьевич Звонов поместил в «Инженере Аэрофлота» отклик на концерт. Сделал он это в искреннем порыве души. К сожалению, вскоре после своего пятидесятилетнего юбилея С. Г. Звонов тяжело заболел и ушел из жизни.

В училище в нашем классном отделении он вел практические занятия по радионавигации.

С середины семидесятых годов деканом ФАРЭО стал доцент кафедры радионавигации Юрий Михайлович Иголкин, сменивший М. И. Макурина. Ю. М. Иголкин на кафедре радионавигации всегда был одним из ближайших коллег А. Г. Флерова. Отличался принципиальностью и творческим отношением к делу, которым занимался.

Юрий Михайлович в моем 314 классном отделении вел лабораторные занятия по радиоавтоматике. Прочитал нашему курсу несколько заключительных лекций по этой дисциплине вместо доцента Озеряного.

Ю. М. Иголкин запомнился хорошим преподавателем, очень демократичным деканом и прекрасным человеком, умевшим находить ключик к сердцу каждого студента. Пожалуй, как и А. Д. Кузьмин, Ю. М. Иголкин был одним из самых любимых студентами деканов в истории ФАРЭО. Популярность Юрия Михайловича не была связана с каким-либо заигрыванием со студентами. Для студентов он был человеком, к которому всегда можно зайти в кабинет и получить дельный совет. Да, он был требователен, принципиален, но и справедлив.

Выступая на факультетских собраниях, мог любого подвергнуть нелицеприятной критике. Меня однажды довольно резко упрекнул в том, что, принимая экзамен в двух группах по «Теории сетей электросвязи», не поставил ни одной отличной оценки.

Обычно наши студенты-первокурсники в сентябре уезжали на хозяйственные работы в колхозы Латвии. Бывали случаи, когда студентов (и не только первокурсников) отправляли и на сенокос, а в Риге в это время латышские крестьяне пели и плясали на эстраде Межапарка на Празднике песни и танца. Декан и курирующие кафедры отвечали за организацию поездок, выделение руководителей из числа преподавателей. Однажды произошел трагический случай. Нелепо погиб первокурсник из Казахстана во время пребывания группы в колхозе. Юрий Михайлович тяжело переживал потерю. Встретился с прилетевшим отцом. Проводил гроб с телом до трапа самолета. Отец обнял его и сказал: «Спасибо за все». «Я так и не понял, за что он меня благодарил», – рассказывал нам декан. Считал себя виновным в случившейся трагедии.

Не раз обсуждал с Юрием Михайловичем студенческие проблемы, вопросы самоуправления, содержание материалов в факультетской газете «Радист», редактором которой был два года. Порой оппонировал ему, даже выступал с критикой. Однажды встретил декана, возвращавшегося с заседания совета. «Ну что ж, «оппортунист» Щипцов, хочу поздравить! Только что переизбрали тебя единогласно на очередной срок на должность доцента». Эта фраза говорила о том, что он совсем не обижался на меня, понимая, что оба болеем за факультетские дела (словом «оппортунист» обозначил мое инакомыслие).

В деканате контактировал с замами декана – Н. Ф. Шуниным и В. А. Поповым. Каждый из них не раз возглавлял партийное бюро факультета. Они сделали на факультете много добрых дел, совершенствуя различные направления организационной работы. Всегда находили общий язык с деканом. С ними я взаимодействовал в качестве парторга кафедры авиационной связи. Многолетний ее парторг Николай Петрович Пешков передал мне как эстафетную палочку эту свою нагрузку лет на десять… Если рассматривать ФАРЭО во времени, то можно заметить, что на кафедрах и в деканате постепенно возникали изменения. Иногда даже неожиданные. Некоторые процессы и люди ждали своего времени. Незаметные метаморфозы происходили и в самом обществе, определявшем те или иные тенденции на факультете и в институте.

Я уже говорил, что отцами-основателями факультета после реорганизации училища в институт стали А. К. Лосев, А. Д. Моргунов, А. Н. Левин, М. И. Финкельштейн, А. Г. Флеров, Д. А. Поляков – заведующие кафедрами 31, 32, 33, 34, 35 и 36 соответственно. Первой «ласточкой» нового поколения среди заведующих стал В. А. Анисимов, сменивший А. Н. Левина. Второй «ласточкой» – его однокурсник В. А. Ходаковский, сменивший А. Д. Моргунова. Ожидалось, что заведующим этой кафедрой станет доцент Владимир Владимирович Степанов, но Флеров смотрел дальше и шел на резкое омоложение руководства. Этот выбор был знаковым. Ходаковский, несомненно, способный человек во многих ипостасях и, главное, обладает ярко выраженными лидерскими качествами, пониманием психологии большинства людей. Эти качества со временем сделали его сначала деканом, а потом и ректором.

Нельзя сказать, что в институте и на факультете все шло уж очень гладко. Были свои внутренние и весьма острые противоречия. С незапамятных времен главенствовали представители механического факультета. На нем трудились маститые профессора Н. Г. Калинин, А. И. Пугачев, К. Д. Миртов, Х. Б. Кордонский, В. И. Просвирин, В. Е. Касторский, А. Л. Клячкин, З. С. Палей, Л. Н. Лихачев и др., доценты Б. Н. Корсаков, Н. Т. Домотенко, Я. Н. Гаухман, М. С. Воскобойник, М. Л. Скрипка, А. Т. Алтухов, Э. В. Ровинский, А. В. Максай, А. Г. Смирнов, Ш. Я. Коровский, В. Д. Мортиков, Л. Г. Тотиашвили, Ф. М. Титов и др.

Называю не все имена, иначе перечень был бы слишком велик. Вырастала там и «новая волна» ученых: Ю. М. Парамонов, С. М. Дорошко, В. З. Шестаков, В. П. Павелко, Е. А. Коняев, Ю. А. Мартынов и др.

Например, Юрий Михайлович Парамонов, ученик Х. Б. Кордонского, со временем сам стал маститым ученым, профессором. Талантлив не только в науке, но и в живописи.

Продолжалось негласное соревнование между механиками и Радистами. Радиотехнический факультет был значительно более молодым и меньшим по числу студентов и преподавателей. Но со временем радисты резко увеличили обороты. Факультет расширялся. Явно шел в гору. Первым ректором-радистом стал А. Г. Флеров.

Внутри факультета многие годы ощущалось противостояние между Флеровым и Лосевым. Они были очень разными, но оба достаточно амбициозными. Алексей Константинович весьма строго и своеобразно принимал экзамены, педалируя на оценку «отлично» и «неудовлетворительно» в пользу последних… Это снижало общую успеваемость факультета, что не могло не раздражать Флерова-декана, а затем Флерова-ректора. Замечу, что в РКВИАВУ и у Андрея Геннадьевича на экзаменах по радионавигации можно было запросто «схлопотать неуд».