«СРЕДНЯЯ ВОЛГА И ЗАВОЛЖЬЕ В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVI – НАЧАЛО XX В.) Учебное пособие Под редакцией П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой Самара ...»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«САМАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

СРЕДНЯЯ ВОЛГА И ЗАВОЛЖЬЕ В ПРОЦЕССЕ

РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

(ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVI – НАЧАЛО XX В.)

Учебное пособие Под редакцией П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой Самара Издательство «Самарский университет»

УДК 947. ББК 63.3 (2) С75 Рецензенты:

д-р ист. наук, проф. В. В. Кондрашин;

д-р ист. наук, проф. А. И. Репинецкий Научный руководитель проекта д-р ист. наук, проф. П. С. Кабытов Координационный совет проекта:

П. С. Кабытов,, Э. Л. Дубман, О. Б. Леонтьева, Л. М. Артамонова, Н. Н. Кабытова, М. И. Леонов, Ю. Н. Смирнов, З. М. Кобозева, В. А. Тюрин Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивиС лизации и государственности (вторая половина XVI – начало XX в.):

учеб. пособие / под ред. П. С. Кабытова, Э. Л. Дубмана, О. Б. Леонтьевой. – Самара: Изд-во «Самарский университет», 2013. – 384 с.

ISBN 978–5–86465–602– Учебное пособие посвящено изучению сословной и классовой структуры населения Среднего Поволжья и Заволжья во второй половине XVI – начале XX в. В рамках пособия рассматриваются основные параметры формирования сельского и городского социума региона, его сословно-классовой структуры, оформление правового и социально-экономического положения отдельных групп населения. Показано, что эти процессы происходили в условиях постоянных массовых миграций, интенсивного заселения пространства южных районов Средневолжского региона и включения их в общероссийскую систему отношений.

Предназначено для студентов, обучающихся по образовательной программе «История России» направления 030600.68 «История».

УДК 947. ББК 63.3 (2) Издание осуществлено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации, соглашение 14.В37.21.0004 «“Обретение родины”:

Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивилизации и государственности (вторая половина XVI – начало XX в.)».

ISBN 978–5–86465–602– © Авторы, © Самарский государственный университет, © Оформление. Издательство «Самарский университет», Предисловие Вниманию студентов, преподавателей, научных сотрудников и всех, интересующихся российской историей, предлагается учебное пособие «Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивилизации и государственности (вторая половина XVI – начало XX в.)». В данном издании отражены результаты научно-исследовательской работы историков Самарского государственного университета в рамках выполнения Федеральной целевой программы «“Обретение родины”: Средняя Волга и Заволжье в процессе развития российской цивилизации и государственности (вторая половина XVI – начало XX в.)».

Настоящее пособие, выполненное в форме цикла очерков, дает представление об историческом развитии регионального социума, формировании его сословно-классовой структуры во второй половине XVI – начале XX в. Учебное пособие является тематическим продолжением статей и коллективной монографии, подготовленных и изданных в 2012 – 2013 гг.

Территориальные рамки пособия охватывают пространство южных лесостепных районов Среднего Поволжья и Заволжья как особой составной части Юго-Востока Европейской России.

В границах современного административно-территориального деления в него входят Самарская и Ульяновская области, а также пограничные с ними районы Саратовской, Пензенской, Оренбургской областей, Республики Татарстан, Республики Башкортостан и Казахстана.

В этом регионе, оказавшемся после завоевания Казанского и Астраханского ханств в силу исторических обстоятельств в зоне фронтира, пограничья между различными государственными образованиями и этноконфессиональными сообществами, в течение второй половины XVI – начала XX в. происходил процесс так называемого «обретения родины». Он заключался в формировании своеобразного социума из различных в этническом и конфессиональном отношении народов: русских, украинцев, немцев; автохтонного населения Среднего Поволжья – татар, чувашей, мордвы, башкир; кочевого населения юго-восточных степей.

Выдающийся отечественный историк С. М. Соловьев считал Россию страной «колонизующейся», «колонизующей самою себя». Он писал: «То была обширная, девственная страна, ожидавшая населения, ожидавшая истории; отсюда древняя русская история есть история страны, которая колонизуется»1. Для народов, заселявших новые территории, совместное участие в их хозяйственной колонизации, протекавшее на различных уровнях и в многообразных формах, постоянное взаимодействие в этом процессе приводило к межэтнической и межконфессиональной консолидации, диффузии материальной и духовной культуры.

Происходило медленное, постепенное формирование нового поликомпонентного социума, который обретал свое «историческое бытие» как единая общность.

К началу ХХ в., на протяжении более чем трехвековой истории совместного существования, новое население региона не однажды кардинально меняло формы хозяйственной эксплуатации его природных ресурсов. Оно прошло путь от промыслового освоения южных районов Среднего Поволжья к аграрному, а затем и к аграрно-промышленному; смогло создать устойчивую, возобновляемую до настоящего времени систему сельского и городского расселения. На осваиваемые территории были перенесены формы общественной организации, характерные для мест прежнего проживания переселенцев.

Формирование сословной и классовой структуры населения происходило в условиях постоянных массовых миграций, заселения территорий региона и включения их в общероссийскую систему отношений. Этот процесс шел крайне неравномерно.

Он нередко прерывался мощными социальными конфликтами, характерными для окраинных территорий европейского юга и юго-востока страны и зачастую переходящими в пограничные с ними районы исторического «ядра» Российского государства.

Характерно, что в таких социальных движениях принимали соСоловьев С. М. Сочинения: в 18 кн. М., 1988. Кн. 2. С. 631.

вместное участие самые различные народы региона, выступавшие, как правило, с близкими или едиными требованиями и лозунгами социальной справедливости. Консолидации различных групп сельского и городского населения региона способствовало интенсивное аграрное развитие Заволжья, приведшее к складыванию во второй половине XIX в. так называемой «поволжской житницы», одного из крупнейших в пореформенной России районов производства товарного зерна.

Сложные процессы формирования и эволюции социальной структуры населения Среднего Поволжья и Заволжья, его стратификации отражены в данном учебном пособии, предназначенном для студентов-историков. Впервые в региональной исторической науке предпринята попытка показать особенности развития различных социальных и классовых групп населения южной части Средневолжского региона, их эволюции и взаимодействия друг с другом. Авторы учебного пособия рассматривают эволюцию средневолжского дворянства и крестьянства, купечества, городского и сельского населения, форм их социальной организации на протяжении всей истории развития данного региона в составе российской государственности.

Настоящее пособие построено по хронологическому принципу. Оно включает в себя три раздела, посвященные соответственно развитию регионального социума во второй половине XVI – XVII в., в XVIII – первой половине XIX в., и, наконец, во второй половине XIX – начале ХХ в. Каждый раздел снабжен перечнем вопросов для самоконтроля, а также списком рекомендуемой литературы для самостоятельной работы студентов.

Некоторая фрагментарность и очерковый характер изложения материала обусловлены, прежде всего, тем, что многие сюжеты из истории края исследовались впервые. Предстоит последующая большая работа, для того, чтобы создать объемную картину развития рассматриваемого социума, выявить и детально охарактеризовать особенности всех его групп.

В работе над настоящим изданием участвовал авторский коллектив преподавателей и научных сотрудников Самарского государственного университета. Предисловие: П.С. Кабытов, Э.Л. Дубман, О.Б. Леонтьева. Глава 1 – Э.Л. Дубман. Глава 2:

параграф 1 – Ю.Н. Смирнов; параграф 2 – Л. М. Артамонова;

параграф 3 – Л. М. Артамонова, Ю.Н. Смирнов; параграф 4 – Н.Н. Кабытова, А.Б. Бирюкова. Глава 3: параграф 1 – П.С. Кабытов, Е.П. Баринова; параграф 2 – П.С. Кабытов, Н.Ф. Тагирова;

параграф 3 – В.А. Тюрин; параграф 4 – П.С. Кабытов, Е.П. Баринова; параграф 5 – З.М. Кобозева. Заключение: П.С. Кабытов, Э.Л. Дубман, О.Б. Леонтьева.

ГЛАВА I. СОСЛОВНЫЕ КАТЕГОРИИ

НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI–XVII ВВ.

На начальном этапе включения в общероссийскую систему отношений Южное Средневолжье являлось окраинной территорией, зоной фронтира с кочевыми народами степи и казачьей вольницей. Необходимо было защитить регион от постоянных нападений, предотвратить острые социальные и межэтнические конфликты, сопровождавшие период его интенсивной колонизации в середине – второй половине XVII в.

Для решения этих задач правительство строило города и засечные линии, переводило и испомещало в пограничье крупные контингенты военизированного населения1. Именно такое население стало основой для формирования значительной части местного социума. Государство, вплоть до последних десятилетий XVII в., делало все возможное для сохранения боеспособности местных служилых людей, защищало их мелко- и среднепоместное землевладение от конкуренции со стороны крупных привилегированных феодалов. Только в конце 1680-х гг., когда военная угроза ослабла, в регионе перестали действовать нормы законодательства о «заказных городах»2.

Сельский тяглый и посадский социумы на первых порах освоения Южного Средневолжья складывались гораздо медленнее и были малозаметны. Однако постепенно они занимают все более значимое место в социально-экономической и повседневной жизни региона, становятся основными акторами его последующего развития в составе Российской империи.

Перетяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века (очерки из истории колонизации края). Одесса, 1882; Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М., 1996 и др.

Дубман Э.Л. Формирование сельского населения в СимбирскоСамарском Поволжье в XVII–начале XVIII вв. // Крестьянское хозяйство и культура деревни Среднего Поволжья. Йошкар–Ола, 1990. С. 19–25.

СТРУКТУРА, РАЗМЕЩЕНИЕ, ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ

История складывания разнообразных категорий служилых людей; формирования из них групп помещиков, однодворцев и т. д.; взаимоотношений между ними в условиях интенсивных миграционных потоков, колонизации и перераспределения новых земель крайне сложна и неоднозначна. Положение усугубляется отсутствием репрезентативных источников, слабой изученностью данных процессов в отечественной историографии для территорий Южного Средневолжья3.

Задачей данной работы является рассмотрение положения основных групп местного военизированного населения Южного Средневолжья: «служилого города» – дворян и детей боярских, приборных людей – стрельцов и казаков, служилых людей из коренных народов Среднего Поволжья. Вне поля зрения, вследствие формата исследования, остаются такие важные категории ратных людей, как иноземцы, в том числе смоленская и полоцкая шляхта; солдаты и рейтары, солдаты выборного полка А.А. Шепелева и ряд других, более мелких групп. Реформы военных сил Московского государства второй половины XVII в., и прежде всего последних лет правления Федора Алексеевича, также затронули европейский юговосток, но не столь существенно, как западные и южные пограничные районы страны4.

Дворяне и дети боярские составляли привилегированную часть военных гарнизонов Южного Средневолжья. Именно из них к началу XVIII в. складывается региональное дворянство, владельцы поместий и вотчин; они дают начало местВодарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века (Численность, сословно-классовый состав, размещение). М., 1977. С. 180.

Малинкин Е.М. Разрядная реформа конца 1670-х – начала 1680-х гг.

и ее реализация в понизовых городах // Вестник СамГУ. 2012. № 8 (2).

С. 62–72.

ным дворянским династиям5. В уездных центрах Московского государства середины XVI – первой половины XVII в. приписанные к ним служилые люди по отечеству образовывали так называемый «служилый город»6. В современной исторической науке под данным понятием понимается «корпоративная организация дворян и детей боярских одного уезда, связанных общностью верстания, землевладения, службы и самоуправления»7. Однако во второй половине XVII в., когда начинается массовая колонизация изучаемого региона, происходит распад связей, объединяющих «служилый город» в единое целое. Он как социальная организация фактически перестает существовать8.

Формирование «служилых городов» Южного Средневолжья начинается с гарнизонов первых его крепостей (по официальной терминологии того времени городов), основанных во второй половине 1580-х гг. В Самаре и Саратове вплоть до последних десятилетий XVII в. дворяне и дети боярские составляли немногочисленные, достаточно устойчивые категории населения. Перераспределение их между понизовыми городами прослеживается весьма слабо. По сводным данным второй половины 1620-х – начала 1680-х гг. (за более ранний период сведения отсутствуют) эта группа оставалась стабильНапример, для территории Симбирского уезда в границах более позднего времени историю дворянских владений, а, следовательно, отчасти и генеалогию местных родов рассмотрел П.Л. Мартынов. См.: Мартынов П.Л. Селения Симбирского уезда. (Материалы для истории Симбирского дворянства и частного землевладения в Симбирском уезде).

Симбирск, 1903.

Новосельский А.А. Город как военно-служилая и как сословная организация провинциального дворянства в XVII в. // Исследования по истории эпохи феодализма. Научное наследие. М., 1994. С. 178–197.

Козляков В.Н. Служилый «город» Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль, 2000. С. 5.

В этом отношении мы не совсем согласны с позицией Э.И. Амерхановой. См.: Амерханова Э.И. «Служилый город» Казань во второй половине XVII века: автореф. дис…канд. ист. наук, Казань, 1998.

ной, практически неизменной по численности, и составляла 18–20 служилых людей в каждом из городов9.

Сложно говорить о том, насколько малочисленные «служилые города» Самары и Саратова были едины в отношении самоуправления. Каких-либо данных, свидетельствующих о выборных людях и сословных дворянских учреждениях, не выявлено. К тому же местных детей боярских в действительности не объединяла общность землевладения, так как Саратовский уезд в рассматриваемый период так и не сложился, а в Самарском первые дворянские поместья на Самарской Луке появились только в 1640-х гг.

Переведенных в Саратов и Самару дворян и детей боярских вписывали в окладные книги и десятни как «саратовцев»

и «самарян». Известны случаи, когда указанные по другим городам служилые люди по отечеству просили записать их по Саратову. А.А. Гераклитов сообщает: «… в 1661 году по собственному желанию записывается сюда иноземец Валенский.

В 1660 году уфимцы – Приклонский и Онучин просили о выдаче им денежного жалованья по Саратову»10. Из них постепенно складывались местные дворянские династии. Например, в источниках по Самаре постоянно встречаются Алампеевы, Филитовы, Порецкие, Могутовы и другие.

Самаряне и саратовцы жили, прежде всего, на государево денежное и «хлебное» жалованье, которого явно было недостаточно. В Самаре первые сведения о появлении поместий служилых людей по отечеству на территории Самарской Луки относятся к началу 1640-х гг. В 1643 г. М. Филитов получил Книги разрядные. Т. 1–2. СПб., 1853–1855; Разрядная книга 1637– года. М.,1983. С. 118; Сметный список военных сил России 1651 г. // Дворянство России и его крепостные крестьяне XVII–первой половины XVIII в. М.,1989. С. 25; Окладная расходная роспись денежного и хлебного жалованья за 1681 г. (К истории государственных росписей XVII в.). С предисловием А.Н. Зерцалова // Чтения в Обществе истории и древностей российских (далее – ЧОИДР). 1893. Кн. 4. С. 64.

Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII в. Саратов, 1923. С. 232.

30 чет. («а в дву потому ж») земли в прибрежной части Ширяевского оврага и поселил там д. Ширяев Буерак11. В 1644 г.

сыну боярскому В. Порецкому в межгорных долинах на севере и юге Луки дали землю в поместье (100 четв. и сенные покосы), где он основал дд. Моркваши и Осиновый Буерак12. Это были единичные случаи; только в конце XVII – начале XVIII в. наблюдается повышенная активность самарских дворян и детей боярских, стремившихся заменить причитавшееся им хлебное и денежное жалованье поместной дачей.

Основой благополучия местного дворянства и их семей являлись военная служба и поручения местной администрации.

Как пишет А.А. Гераклитов, «…особый интерес (у самарских дворян – Э. Д.) приобретали такие местные службы, с которыми были связаны доходы. Около таких невидных должностей, как сотничество у конных или у пеших стрельцов создавалась самая яростная конкуренция… О конкуренции свидетельствует то обстоятельство, что служба в сотниках продолжалась очень недолго: 3–4 года и всегда находился более счастливый соперник, который путем хлопот в московских приказах перехватывал ее для себя»13.

Действительно, сотничество являлось выгодной должностью для служилых людей по отечеству. Среди самарских сотников постоянно мелькают одни и те же фамилии местных детей боярских: Хомутских, Тимановых, Могутовых и других.

Так, в 1646 г. в Самаре служили сотниками дети боярские: Семен Тимофеев, Федор Раздеришин, Степан Корчемкин и Семен Олонисев14. Должность сотника, прежде всего у конных стрельцов, являлась прибыльной и почетной; об ее исполнеРоссийский государственный архив древних актов (далее – РГАДА).

Ф. 396. Оп. 2. Ч.5. Д. 3609. Л. 198–198 об.

Научно-исследовательский архив Санкт–Петербургского института истории РАН (далее – НИА СПб ИИ РАН). Ф. 38. Оп. 1. Д. 67. Л. 99.

Гераклитов А.А. Самара и Самарский уезд XVII в. (по записным книгам Печатного приказа) // Классика самарского краеведения: антология.

Вып. 2. Самара, 2006. С. 199–200.

НИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Оп. 1. Д. 67. Л. 214.

нии просили, подавали челобитные. Сотники, как правило, жалованье получали деньгами и хлебом, и только начиная с 1640-х гг. в отдельных случаях служили с поместных дач15. До «головства», то есть руководства приказом стрельцов самаряне, как правило, не дотягивали.

Местные дворяне и дети боярские также конкурировали за места начальников застав, окружавших пограничные города, за назначение приказчиками в дворцовые владения, прочие городские и уездные службы. Характерно, что они, в отличие от приборных людей, практически не занимались торговой и промысловой деятельностью. По крайней мере, источники о таких случаях не упоминают. И все же какой-то интерес к промысловым городским водам у них был. Так, в челобитной от всех горожан с просьбой приписать к Самаре промысловые воды говорилось: «…городовых дворян и детей боярских и всяких чинов людей».

Только строительство засечных линий и образование Симбирского уезда создало условия для формирования достаточно многочисленной группы «симбирян». «Служилый город»

Симбирска складывался в основном из дворян и детей боярских Нижегородского и Казанского Поволжья, переселенных для службы на новую Симбирскую черту. Остальных переводили в край позднее, и сравнительно небольшая часть сама подавала челобитные с просьбой записать их в Симбирск на службу. Переписчики 1678 г. показали в уезде более 200 помещиков «симбирян»16. Их испомещению, проходившему одновременно со строительством Симбирска и Симбирской черты (по данным строельной книги – 160 человек17), способТам же. Д. 66. Л. 77, 78, 82, 97, 130, 132, 134 и др.; Д. 67. Л. 128, 214, 215, 257, 268 и др.

Опись городу Синбирску и его уезду в 1678 году (Переписные книги Приказа Казанского Дворца). Симбирск, 1902. С. 57–115.

Книга строельная города Синбирска 161–162 гг. (1653–1654 гг.). Симбирск, 1897. С. 97–101. Странно, но позднее Мартынов, готовивший книгу строельную к изданию, пишет о 165 дворянах и детях боярских. См.:

Мартынов П.Л. Селения Симбирского уезда. Приложение 2. С. 8.

ствовало складывание многочисленного «служилого города».

В отличие от детей боярских Саратова и Самары, они сразу же получали земельные наделы. Свободные земли в окрестностях Симбирска были быстро разобраны, и «симбиряне»

испомещались, как правило, «от засечных крепостей не в ближних местах», что доставляло значительные неудобства.

Нередко новые помещики объединялись в группы по 4–6 человек, отыскивали себе за валом «порозжие земли» и просили симбирских воевод отвести их им18.

Судя по записям в строельной книге, размеры земельных окладов симбирян колебались от 350 до 150 четв. К различным земельным окладам полагалось и соответствующее денежное жалованье: 350 четв. соотносилось с 12 руб., 300 четв. – с 10 руб., 250 четв. – с 8 руб., 200 четв. – с 7 и 6 руб. и, наконец, 150 четв. – с 6 руб.

Те, кому полагались оклады в 350 и 300 четв., получали в земельную дачу 60 четв.; соответственно с 250 четв. отмежевывали 50; с 200 и 150 четв. – 40 четв. («а в дву потому ж»)19.

Это правило в ходе самого испомещения действовало с некоторыми исключениями. Так, были два случая, когда в дачу давали по 70 четв., и дважды – по 30 четв. Видимо, эти нормы испомещения и распределения жалованья действовали и в более позднее время.

Поместья симбирян располагались по большей части в междуречье Барыша и Волги. С середины 1660-х гг. они переходят «за вал», на Крымскую сторону. В 1680–1690-х гг. зона поместного землевладения доходит до широты Сызрани и Кашпира и спускается южнее21. За исключением сравнительно локального района центральной части Самарской Луки, это был основной район распространения дворянского земПеретяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века. С. 213, 217.

Книга строельная города Синбирска 161–162 гг. (1653–1654 гг.). Симбирск, 1897. С. 83–84, 95–96.

Там же. С. 54, 59, 67.

См., например: Осипов В.А. Очерки по истории Саратовского края.

Конец XVI и XVII в. Саратов, 1976. С. 66–67.

левладения. Все остальные территории Симбирского уезда в междуречье Барыша и Суры, Казанского и Симбирского уездов в Заволжье были заселены другими категориями переселенцев и имели лишь небольшое количество помещичьих владений. Основной контингент помещиков Симбирского уезда составляли «симбиряне», а Самарского уезда – «самаряне». Казанцы, арзамасцы, курмышане, алаторцы и другие дети боярские являлись редким исключением в тесных рядах местных помещиков.

Как правило, «симбиряне» относились к мелким землевладельцам. В среднем на каждого из них, по данным переписной книги 1678 г., приходилось немногим более 4,5 дворов крестьян, задворных людей и бобылей22. Если учесть определенное неравенство, наличие более состоятельного слоя из нескольких десятков симбирян, на долю подавляющего большинства остальных приходилось и того меньше – по 2–3 двора.

Отсюда видно, что эти местные служилые люди по отечеству были способны нести только городовую осадную службу.

Владея поместьями с крестьянами на территории уезда, служилые люди по отечеству проживали своими дворами только в Симбирске. По Симбирску не обнаруживается, как по другим городам Южного Средневолжья, никаких свидетельств наличия сословной самоорганизации, выборного самоуправления у этой группы людей.

В Закамье помещиками были прежде всего казанские дети боярские. Гарнизоны вновь построенных Сызрани, Кашпира, Петровска и других пригородов состояли из солдат, которые частично набирались из мелкопоместных детей боярских.

Но в данном случае при определении в солдаты происходила утрата статуса.

Последние десятилетия XVII – начало XVIII в. были временем, когда в положении и составе провинциальных служилых людей по отечеству происходили серьезные изменения.

Но коренные реформы служилого сословия еще не коснулись юго-восточных окраин Европейской России. Об этом наприОпись городу Синбирску и его уезду в 1678 году. С. 57–115.

мер, для области понизовых городов свидетельствует ситуация со служилыми людьми в Астрахани с прилегающей к ней округой23.

Резкие изменения в составе и численности дворян и детей боярских в это время можно наблюдать по Самаре. В городе резко, до 52 чел., увеличивается число служилых людей по отечеству. Они, судя по переписи 1702 г., делились по 3 статьям:

на выборных, дворовых и городовых.

– «по выбору» – 9 человек (земельные владения в Самарском, Симбирском, Алатырском и других уездах);

– «по дворовому» списку – 3 (земельные владения в Самарском и Алатырском уездах).

Последняя, наиболее многочисленная подгруппа, подразделялась в свою очередь на «городовых поместных» и «городовых беспоместных»:

– «городовые поместные» – 14 чел., имевшие поместья в Самарском, Алатырском, Симбирском и др. уездах;

– «городовые беспоместные» с земельным окладом от четвертей и денежным жалованьем от 27 руб. и до 7 руб. – всего 26 человек 24.

Имеющиеся источники позволяют проследить, насколько были устойчивы и преемственны «династии» провинциальных служилых людей в конце XVII в. Только 38,5 % из них представляли, как минимум, второе поколение самарян.

Остальные 61,5 % были приписаны к городу в последней четверти XVII в., что свидетельствует о значительных ротациях этой категории городского населения, причем по всем трем статьям эти изменения происходили по-разному:

– у выборных, соответственно, 33,3 и 66,7 %;

– у дворовых – 66,7 и 33,3 %;

– у городовых поместных – 14,3 и 85,7 %;

– у городовых беспоместных – 50 и 50 %.

Голикова Н.Б. Очерки по истории городов России конца XVII – начала XVIII в. М., 1982. С. 36–82.

РГАДА. Ф. 1209. Оп. 4. Д. 5128. 1702 г. Л. 608–609 об., 611 об.

Следует отметить, что численность последней подгруппы составляла половину от всего состава «служилого города»

(26 от 52). Вполне очевидно, что резкое увеличение самарского «служилого города» в основном происходило отнюдь не за счет естественного прироста внутри него.

Служилые люди по прибору (стрельцы и казаки). Эта категория в Московском государстве включала в себя самые различные группы военизированного населения – стрельцов, казаков, пушкарей, затинщиков, воротников и т. д. Наиболее многочисленными и значимыми для провинциальных гарнизонов являлись стрельцы и казаки.

Особенности комплектования этих групп, их положение, хозяйственные занятия и даже способ жизни существенно отличались на отдельных локальных территориях Южного Средневолжья.

В «старых» городах, к которым относились Самара и Саратов, основу местных гарнизонов составляли пешие и конные стрельцы, бывшие исключительно горожанами и жившие на денежное и хлебное жалованье. Часть из них активно участвовала в хозяйственной жизни города и уезда – торговле, ремесленных занятиях, промыслах. Видимо, жалованье по Саратову и Самаре в разные периоды истории различалось.

Так, осенью 1662 г. «для хлебные и всякие дорогови» было приказано учинить самарским стрельцам годовые оклады «против соратовских конных и пеших стрельцов: конным по шти рублев, пешим по четыре рубли человеку»25.

В районах массового расселения под защитой Корсунской, Симбирской и Закамской линий приборные люди размещались в слободах при городах, пригородах и острогах. Еще чаще такие слободы возникали автономно, в сельской местности. Стрельцы и казаки получали земельные наделы для испомещения, что не препятствовало им заниматься активной промысловой и торговой деятельностью. По численности Цит. по: Гераклитов А.А. Самара и Самарский уезд в XVII в. (по записным книгам Печатного приказа) // Классика самарского краеведения.

Вып. 2. Самара, 2006. С. 206.

среди этой категории служилого населения существенно преобладали конные казаки. В конце XVII в., после взятия Азова, значительную часть стрельцов и казаков отправили для поселения в Азов и Таганрог, а также в новые города европейского юго-востока – Петровск, Камышин и другие. Однако на «старых», уже освоенных территориях сохранились крупные контингенты этого военизированного населения.

Стрельцы, переведенные в Самару и Саратов при их основании, вплоть до начала XVIII в. оставались основной, наиболее значительной силой гарнизонов этих городов. В целом численность стрельцов в каждом из них была примерно равной.

Но в Саратов, при экстренных ситуациях, нередко посылали из «верховых городов», в том числе и Самары, дополнительные контингенты воинских сил для «годования»26. Основной ударной силой, наиболее обеспеченной государевым жалованьем, являлись конные стрельцы. В XVII в., после Смуты их численность составляла в городском гарнизоне сотню всадников и оставалась стабильной все последующие годы. Конные стрельцы использовались для многодневных «посылок»

в степь. Они сопровождали торговые и посольские караваны, производили дальние разведки для наблюдения за передвижениями кочевников и погони за ними, служили на заставах вокруг города. Их наличие и боеготовность являлись показателем способности гарнизона крепости и ее властей контролировать ситуацию в окружающем регионе.

Большинство стрельцов все же были пешими. Их количество в первой трети XVII в. составляло в Саратове и Самаре около 250 человек, в последующее двадцатилетие выросло до 300, каковым и осталось впоследствии27. Данные по Самаре за отдельные годы второй половины XVII в. (1651, 1686, 1687, Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII в. С. 216, 231 и др.

Книги разрядные. Т. 1. СПб., 1853. Стб. 1141–1358; Т. 2. СПб., 1855.

Стб. 287–922; Сметный список военных сил России 1651 г. // Дворянство 1698, 1702 гг.) свидетельствуют о том, что в городе находились четыре стрелецкие пешие сотни, что позволило сформировать в конце 1640-х – начале 1650-х гг. из местных стрельцов приказ во главе с головой (приказ – войсковое соединение, объединяющее 500 стрельцов) 28.

Массовое расселение приборных людей, начатое в ходе строительства Корсунской, Симбирской и Закамской засечных линий, создало новую ситуацию внутри этой категории военизированного населения Южного Средневолжья. Их численность на территории региона многократно увеличилась, и не только за счет переводов из Казанского и Нижегородского Поволжья, но в значительной степени в результате набора гулящих людей, мобилизации дворцовых крестьян (из жителей Федоровской, Чалнинской и прочих дворцовых сел и волостей) и иных категорий тяглого населения. Произошло определенное «перераспределение», изменение удельного веса различных групп внутри этой категории. Например, стрельцы, преобладавшие в Саратове и Самаре, в Симбирском уезде и на закамских территориях Казанского уезда отошли на второй план, уступив свои лидирующие позиции конным казакам, а позднее и солдатам. По слободам и укрепленным пунктам черт несли службу, прежде всего, пешие стрельцы, а стрелецкую конницу заменили конные казаки.

Именно конные казаки являлись наиболее мобильной силой, способной защитить всю протяженную систему засечных линий. После завершения Разинщины конкуренцию им составили крупные контингенты солдат выборного полка А.А. Шепелева, расселенные в Предволжье, а затем и солдатские части, создаваемые в ходе реформирования русской армии в последние десятилетия XVII – начале XVIII в. Например, новые России и его крепостные крестьяне XVII–первой половины XVIII в. М., 1989. С. 25; НИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Д. 66. Л. 105, 108, 130.

НИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Оп. 1. Д. 67. Л. 161. Хотя известия о наличии стрелецких голов в Саратове и Самаре относятся к значительно более раннему периоду – началу 1620-х гг. См., например: Рабинович Я.Н. Воеводы левобережного Саратова (1616–1641). Саратов, 2013. С. 42.

города и пригороды этого периода – Сызрань, Кашпир, Петровский, Сергиевский и другие – заселили исключительно солдатами. К тому же во второй половине 1690-х гг. крупные контингенты казаков целыми слободами перевели на юг. Тем не менее, и в начале нового XVIII столетия старые традиционные категории приборных людей сохранили свою значимость для гарнизонов региона.

Казаки, стрельцы, солдаты и близкие к ним группы военизированных жителей по-разному размещались на каждой из локальных территорий Южного Средневолжья. Но в целом именно они являлись важнейшим актором расселения, социального и хозяйственного развития всего этого пространства.

Меняется сам способ их бытия. Приборные люди в основной своей массе становятся не городским, а сельским населением. Их испоместили землей и разместили по слободам, располагавшимся за засечными чертами, в глубине оборонительной системы, а также при пригородах и острогах. В гарнизонах по оборонительным линиям ведущее место занимали конные казаки29. В ходе расселения и хозяйственно-поземельной «самоорганизации» они приобретали облик сельских слободских общин. При межевании угодий таким общинам каждой семье выделяли место под двор, участок пахотной земли и сенные покосы. Все остальные угодья находились в общем пользовании.

Судя по строельной книге Симбирска и черты, при испомещении в ходе расселения конные казаки получали следующие наделы: пятидесятники – 40 четв. («а в дву потомуж». Далее при определении пахотного надела везде будет подразумеваться эта формула), десятники – 30, рядовые казаки – по четв. Для пограничных южных территорий Важинский считает их все же преимущественно городским населением. См.: Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке. Воронеж, 1974. С. 139–140.

Книга строельная города Синбирска 161–162 гг. С. 20–23, Среди казаков, исходя из документов, существовало определенное деление на ряд подгрупп: белопашенных, станичных, дозорных, полковых и т. д.; но как это отражалось на их служебных обязанностях и размерах земельного надела, неизвестно?

Значительно меньшими были наделы у пеших стрельцов:

пятидесятники – 10 четв., десятники – 9, рядовые казаки – по 8 четв. Такие же наделы получали казаки (и, видимо, стрельцы), испомещаемые по Закамской линии32. Каждому из них также отводили «земли под двор, под огород и под гумно по 40 сажен длиннику, по 10 поперечнику»33.

Также по данным писцовой книги 1685–1687 гг. были наделены землей казаки и стрельцы Корсунской части Симбирского уезда34. Несколько большими здесь были наделы единственной стрелецкой слободы – по 11 четв. человеку35.

Таким образом, на всем пространстве Южного Средневолжья существенных различий в наделении землей стрельцов и казаков в течение всей второй половины XVII в. не наблюдалось. В целом по размерам выделяемых им земель приборные люди региона практически не отличались от подобных категорий населения в южном пограничье36.

Выше уже говорилось, что приборные люди Южного Средневолжья являлись основной военной силой, призванной защищать прежде всего территории своих уездов или городов. Как правило, их «посылки» в течение длительного Там же. С. 26–27, 31.

Перетяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века. Одесса, 1882.

С. 151.

Там же. С. 144.

РГАДА. Ф. 1209. Д. 441. Л. 31 об., 67, 91, 111 об., 120 и др.

Там же. Л. 47.

Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке. С. 141–142.

периода производились внутри региона понизовых городов, находившегося под властью приказа Казанского Дворца. При этом города и уезды Среднего Поволжья (в том числе Самара, Симбирск и его пригороды, Казань с пригородами) являлись своеобразными «донорами» для лежащих южнее городов и территорий (в том числе и Саратова). Значительные силы были перемещены на юг во время «донской посылки» начала 1660-х гг.; после взятия Азова в 1696 г. для обеспечения бе– зопасности при строительстве Волго-Донского канала. Достаточно серьезными походами были военные действия против И. Заруцкого и яицкого казачества в 1614 гг., против калмыков в 1640-х гг. и башкир в первой половине 1660-х гг. Только в крайних случаях они принимали участие в войнах на западных или юго-западных границах России. К их числу можно отнести известный «Чигиринский поход» (русско-турецкую войну 1677–1681 гг.), вошедший в послужной список многих приборных людей.

Военная служба для приборных людей в Самаре, Симбирске с уездом и в Заволжье являлась более безопасной, чем в Саратове или Царицыне. Об этом свидетельствуют данные о количестве посылок воинских людей, столкновениях с кочевниками и казаками. В отличие от гарнизонов более южных городов, самарцам и симбирянам лишь несколько раз пришлось участвовать в серьезных военных столкновениях. Но даже в конце XVII в., когда опасность нападений кочевников значительно уменьшилась, от приборных людей требовали постоянной дозорной службы37.

Повседневная жизнь гарнизонов была наполнена более будничными занятиями. Сторожевая служба, предупреждение возможных нападений являлись важнейшей заботой как местной администрации во главе с воеводой, так и немногочисленных гарнизонов. Например, в начале XVIII в. жители Печерской слободы так охарактеризовали свои службы: «…все высланы на службу и доныне служат, а которые де остались за Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссией (далее – АИ). СПб., 1842. Т. 5. С. 359.

старостью и те де непрестанно были в работе на Камышенке и в посылках и на караулах на Сызране и в подвотчиках»38.

Стрельцы сопровождали как охрана, реже «в гребле», торговые и посольские караваны вниз и вверх по Волге до Астрахани и Казани. Конных стрельцов и детей боярских посылали для бережения послов и торговцев на сухопутных путях в Среднюю Азию, на Яик и т. д. Наиболее безопасным временем для таких посылок считался март, когда до схода снега можно было легче передвигаться по насту, а степь еще не заняли кочевники, зимовавшие рядом с Астраханью.

В пределах окрестностей городов приходилось дежурить по уметам и караулам на степных дорогах, по заставам, окружавшим города, ходить к дворцовым рыбным промыслам, в «серную посылку» и для «селитренного дела». Нередко приборных людей посылали в дворцовые волости (на Самарской Луке, в Арбугинскую и Чалнинскую волости и т. д.). В самом начале Разинщины местных стрельцов и казаков отправляли для «проведования» вестей на Дон и в Астрахань. После подавления повстанческого движения из Самары по 50 стрельцов ежегодно направляли на «Переволоку» в самое узкое место Самарской Луки между рр. Волгой и Усой39. Таким образом, подступы к Саратову, Самаре, Симбирску с чертой достаточно надежно прикрыты караулами, заставами, небольшими острожками.

Трудно судить, насколько исправно несли службу местные приборные люди. Сами они неоднократно жаловались на то, что оскудали, обеднели, повинности им в тягость, в дальние посылки ходить нечем. Совершенно плачевное положение самарского гарнизона в последние годы Смуты описал воевода Д.П. Лопата-Пожарский. Он сообщал, что город «оскудал», что семьи стрельцов только ждут теплого времени, чтобы идти просить подаяния. Еще в более худшем состоянии были саратовских стрельцов, пришедших в Самару после гибели РГАДА. Ф. 1209. Оп. 7. Д. 159. Л. 365 об.

Там же. Ф. 281. Оп. 16. Д. 10845. Л. 6–7.

своего города40. Из уст же конкурентов воинских людей – посадских жителей – были слышны обвинения в другом, что, дескать, местные стрельцы от службы отлынивают, занимаются торгами и промыслами, богатеют. Трудно судить, насколько была права каждая из сторон. Действительно, среди стрельцов и казаков мы постоянно встречаем откупщиков рыбных промыслов, промышленников. В Самаре, по данным пятины 1634 г., значительная часть стрельцов торговала и занималась предпринимательством. Об этом же свидетельствуют сведения приходо-расходной книги по Симбирску с уездом41. По Саратову известно, что среди стрельцов в начале XVII в. были «камышники», промышлявшие охотой42.

Приборные люди, несомненно, являлись частью местного городского общества. Между ними и посадскими людьми не было непроходимой границы, нередкими являлись переходы из одной группы населения в другую. Они также имели дворы в городе, занимались повседневными хозяйственными делами, промыслами и торговлей. Нередко посадское и приборное население выступало вместе для защиты своих насущных интересов.

Набираемые из самых различных слоев общества стрельцы и казаки вели себя двойственно, далеко не всегда являясь устойчивой военной силой. Например, во время похода «царевича Петра» по Волге гарнизоны волжских городов поддержали самозванца. «И астраханские, и терские, и саратовские, и самарские стрельцы крест ему целовали. И поцеловав крест, они много дворян побили…»43. Однако, когда летом 1608 г.

вверх по Волге из Астрахани отправились к Москве еще три Труды Восточного отделения Императорского русского археологического общества. СПб., 1892. Т. XXI. С. 241.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда (Приходо-расходная книга Симбирской приказной избы 1665–1667 гг.).

Симбирск, 1897. С. 10, 30–33 и др.

Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII вв. С. 188.

Корецкий В.И. Летописец с новыми известиями о восстании Болотникова // История СССР. 1968. № 4. С. 130.

самозванца – царевичи Август–Иван, Осиновик и Лавр, под Саратовом они встретили ожесточенное сопротивление:

«…в Саратове воеводы и ратные люди отсиделися и на приступах и на вылазках астраханских воров многих побили и вор, которого называли царевичем Иваном, от Саратова пошел с астраханскими людями в Астрахань»44. Однако саратовцы недолго сохраняли верность Василию Шуйскому. Уже в феврале 1609 г. их посланцы появились в лагере одного из полководцев Лжедмитрия II Я. Сапеги45.

Зачастую защитить город во время крупных социальных движений местные приборные люди не только не могли, но и не желали. Как правило, они в большинстве своем переходили на сторону повстанцев (как это произошло во время Разинщины), всегда были готовы к неповиновению. Наиболее явственно это недовольство проявлялось, когда доходили слухи о волнениях в Москве, других городах или территориях. Так, например, в 1648 г. самарские стрельцы, пушкари и ружники «скопом в съезжую избу приходили... невежливые слова говорили... учинились сильны и непослушны»46.

Таковы были состав, положение и обязанности приборных людей Южного Средневолжья в конце XVI – XVII в. Для рассматриваемого периода они являлись прежде всего военизированным, служилым населением края. Не наблюдалось превращения их в «тяглецов», «слияния с податными сословиями», о чем пишет применительно к служилым людям Севского и Белгородского разрядов В.М. Важинский47.

Вопрос о роли и месте служилых людей – представителей автохтонных коренных жителей Среднего Поволжья – среди других категорий военизированного населения рассматриЦит. по: Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII вв.

С. 195.

Тюменцев О.И. Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II. Волгоград, 1999. С. 246.

НИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Оп. 1. Д. 67. Л. 214.

Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке. С. 230.

ваемого региона является одним из самых сложных и слабоизученных48. Сохранившиеся источники свидетельствует о том, что их, как и русских, правительство переводило для службы по засечным чертам. Об особенностях такого перевода говорит, например, текст указа о переводе в 1648 г. курмышских татар на Корсунскую линию: «И ныне указали есмя тех курмышских татар детей их и братью и племянников и соседей и захребетников взятии на нашу службу на Корсунь и во все городы и остроги, которые устроены подле Корсунские засеки, на вечное житье для того, что они в нашу службу поспели, а живут у отцов своих и у родимцов и в соседях и в захребетниках, а никакия службы не служат; а для новыя селидьбы пожаловали есмя тех новоприборных служилых людей, велели им дати нашего денежнаго жалованья по шти рублев да по пищали человеку, а на пашню земли велено им давать по пятнадцати и по двадцати четьи в поле, а в дву потому ж, смотря по людям и по пашне и велено тех новоприборных людей в Корсуне и по корсунской засеке в городех и в острогех строить на вечное житье…»49. Характерно, что у людей, полагаемых к переселению, был выбор. Они могли выбрать «полковую службу» вместе с другими курмышскими татарами50.

Сенюткин С.Б. История татар Нижегородского Поволжья с последней трети XVI до начала XX в. (Историческая судьба мишарей Нижегородского края). Н.–Новгород, 2001; Габдуллин И.Р. От служилых татар к татарскому дворянству. М., 2006. С. 16–37; Амерханова Э.И. Служилые мурзы и татары в составе служилого города Казани во второй половине XVII – начале XVIII в. // Татарские мурзы и дворяне: история и современность: сборник статей. Вып. 1. Казань, 2010. С. 52–55; Кадыров Р.В. Понятие «служилые татары» в Русском государстве XVI – начала XVIII в.:

теоретико-методологические вопросы // Исторические судьбы народов Поволжья и Приуралья: сб. статей. Вып. 1. Казань, 2010. С. 130–132; др.

авторы.

Зерцалов А.Н. Материалы по истории Симбирского края XVII и XVIII вв. Симбирск, 1900. С. 22–23.

Там же. С. 24–25.

Расселение этой категории служилых людей и их численность отражены в строельных, переписных и писцовых книгах, других источниках. Возможно, нередкими были случаи, когда служилые татары, чуваши и мордва сами являлись инициаторами такого переезда, как это было, например, при колонизации территорий между Сызранью и Пензой или западного Закамья. Но каждый раз они должны были получать разрешение на основание нового поселения и получение новых земельных угодий от уездной администрации. Нам кажется не совсем обоснованным мнение Р.Г. Насырова, писавшего, что в Закамье «… служилые татары заселяли регион не принудительно, а по собственному предусмотрению и желанию». При этом автор утверждает, что «между процессом их расселения в Закамском крае и военным фактором невозможно уловить какой-либо причинно-следственной связи»51.

Материалы строельной книги воеводы П.А. Измайлова для территорий, примыкающих к Симбирской черте, показывают сравнительно небольшое количество селений служилых татар – всего 6 (если учесть, что в одном случае поселенцы просили землю для 3-х селений, то 8). Эти деревни значительно различались между собой по количеству дворовладельцев – от 20 до 100. Данные о количестве земли, отведенной каждому из них, отсутствуют; приводится только общее количество на все поселение. В ряде случаев размеры выделенных участков удивляют. Например, в 2-х случаях группам переселенцев по 100 человек было выделено почти по 29000 четвертей, еще в одном – новозаписным служилым татарам «Кабычке Кармышеву с товарищи» (их количество не указано, но, скорее всего, не превышало 100 человек) – 20000 четвертей. Еще в двух случаях размер земли, выделенной для каждой из групп переселенцев в 50 человек, составлял немногим более 3000 четвертей для каждой. И, наконец, двум переведенным группам служилой мордвы в 20 и 50 человек было отмежевано соотНасыров Р.Г. Сельское расселение Западного Закамья во второй половине XVI – начале XVIII в.: автореф. дис… канд. ист. наук. Казань, 2005. С. 23.

ветственно 1248 и 3000 четвертей. Эти данные не позволяют сколько-нибудь приблизительно определить средний надел земли, приходившейся на один двор. Очевидно, что при обилии свободных земель в начале 1650-х гг. в глубинных районах под защитой Симбирской черты могли выделяться и лишние земли, которые потом, как показывают документы, перераспределялись между другими группами переселенцев52.

Место и деятельность этой группы служилых людей в развитии Симбирского уезда отражают приходо-расходные книги 1665–1667 гг. Как акторы процессов, происходивших в это время в осваиваемом регионе, они играли явно второстепенную роль, но их присутствие (прежде всего мурз и татар) вполне ощущается.

Отдельным группам служилых татар явно не хватало выделенной им земли, и они брали дополнительные участки в оброчное пользование (д. Бистюрлей, Дрозжанов куст, Аксакова и др.)53.

В приходных книгах отмечены сборы с 12 деревень служилых мурз и татар (не совсем ясно, какие сборы): Д. Тюка ( дв.) – 0,19 руб., Сорок Саадаков (40 дв.) – 0,4 руб., Бистюрлей враг (14 дв.) – 0,14 руб., Мочелей ((23 дв.) – 0,23 руб., Чекал ( дв.) – 0,26 руб., Новая Чокурская (22 дв.) – 0,22 руб. и еще с дворов этой же деревни – 0,19 руб.; Шатришат (21 дв.) – 0, руб., да еще с 6 дворов этой же деревни 0,06 руб., Новая Чюкал (28 дв.) – 0,28 руб., Какирлей (28 дв.) – 0,28 руб., Бистюрлей Ошлей тож (24 дв.) – 0,24 руб., Новая Четкас (30 дв.) – 0,3 руб., Айтугакова (25 дв.) – 0,25 руб. Характерно полное преобладание в этом перечне селений служилых татар, хотя известно, что в уезде было уже немало деревень служилой мордвы и чувашей.

Книга строельная города Синбирска 161–162 гг. (1653–1654 гг.). С. 71– 76.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда.

С. 45– 46.

Там же. С. 85.

Все эти люди жили и действовали в одном правовом пространстве вместе русским военизированным населением.

Они несли военную службу, участвовали в стычках с кочевниками и башкирами, их направляли в «Донскую посылку», они попадали в плен и т. д. Так, например, в расходной книге имеются записи о выдаче денег служилой мордве «за полонное терпение». Каждому такому потерпевшему полагалось по 0,5 руб.55 Им, наряду с русскими людьми, давались деньги для известной «донской посылки» «для их бедности на хлебную покупку» в дорогу по 0,5 руб. человеку56.

Строельная и приходо-расходная книги отражают ситуацию, которая складывалась в районе Симбирской засечной черты. Здесь, в междуречье Волги и Барыша, численно преобладало русское военизированное население; а из служилых людей автохтонных жителей Среднего Поволжья – татары.

В западной части Симбирского уезда, между Барышом и Сурой, по данным писцовой книги 1685–1687 гг., располагалось 14 селений, из них в одном размещались новокрещены ( дворовладельцев), еще в одном – татары (13 дворовладельцев), в двух – чуваши (65 дворовлад.), и в остальных десяти – мордва (212 дворовладельцев)57. Таким образом, на этих локальных, сильно залесенных территориях преобладало мордовское служилое население. Следует отметить незначительную численность новокрещен. Этот факт свидетельствует о том, что центральная и местная администрация при наборе в военную службу не слишком обращала внимание на конфессиональную принадлежность ратных людей и не прилагала серьезных усилий для их обращения в православие.

Среди основных групп служилых людей (стрельцов, казаков, солдат выборного полка) автохтонное служилое население занимало второе место, уступая только конным казакам (соответственно 295 и 365 чел.). Судя по данным писцового описания, истории начального формирования сети сельских Там же. С. 214, 267.

Там же. С. 267.

РГАДА. Ф. 1209. Д. 441. Л. 98, 125–144, 255 и др.

поселений и землевладения, именно служилые мордва, чуваши и татары составляли основу гарнизонов Корсунской линии. Об этом же свидетельствуют данные сметы военных сил 1651 г.

Размеры земельных наделов этих ратных людей значительно превышали пашню для пеших стрельцов и были равными наделам конных казаков. Обычное количество земли на одного служилого человека, независимо от конфессиональной и этнической принадлежности, составляло 20 четв. («а в дву потому ж»). Лишь в двух случаях мордовские мурзы Д. Кулаевки и Беловодья получили по 25 четвертей на одного служилого человека. Однако при начальном заселении и обилии земель переселенцы получали большое количество «примерных» пахотных земель и угодий, которые затем, при появлении новых групп переселенцев, распределялись между ними. За редким исключением размеры селений этой группы служилого населения не превышали 20 дворов и только в трех случаях доходили до 40–50 дворов.

Таковыми представляются состав, службы, занятия и землепользование основных категорий ратных людей Южного Средневолжья. Практически, до последних десятилетий XVII в. его пространство считалось окраинным, пограничным. Оно было насыщенно крупными контингентами военизированного населения, защищавшего территорию региона и принимавшего активное участие в его колонизации.

РАССЕЛЕНИЕ, ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ, ЗАНЯТИЯ

За исключением Симбирска, в других городах Южного Средневолжья не сложились богатые и многочисленные посадские общины. Ремесленно-промыслового и торгового потенциала жителей Самары было недостаточно для формирования постоянно действующей системы хозяйственных связей с окружающей город земледельческой округой. Саратов же в XVII – начале XVIII вв. вообще не имел своего уезда.

В экономической сфере эти города являлись, прежде всего, посредниками, перевалочными пунктами на оживленных транспортных магистралях. Исключение представляет только совокупность крупных рыболовецких промыслов, сложившихся в прилегающей к ним волжской акватории. Эти обстоятельства и, разумеется, пограничное фронтирное положение Саратова, Самары и Симбирска обуславливали характерные особенности развития местного посада, формировали его хозяйственный и бытокультурный облик. На массовую психологию местных посадских общин значительное влияние оказывало их постоянное пополнение и насыщение беглыми, «гулящими» людьми и т. д., остававшимися зимовать в городах после завершения навигации и промыслового сезона. Они подселялись в дворы к горожанам, становились подсоседниками, захребетниками, бобылями, а затем и полноправными членами посадских общин. По данным окладной росписи пятины 1634 г. по Саратову, в нем было записано 32 посадских и 51 чел. соседей и подсоседников58. Анализ переписных книг комиссии по сбору даточных людей Н. Репнина в начале XVIII в. по Саратову, Самаре и другим городам региона показывает значительную группу именно такого населения, не входившую ни в одну из традиционных категорий тяглых или служилых людей59. В системе поведенческих стереотипов, базовых ценностей значительной части посадского и приборного населения, сезонных рабочих волжских промыслов и казачьей вольницы было много общего, и именно этим объясняется их массовое участие в грандиозных движениях «бунташного» века.

Посады в городах Южного Средневолжья начали складываться только после завершения Смутного времени. Весной Окладная роспись пятины 142 года по городу Саратову // Труды СУАК.

Вып. 33.

Кушева Е.Н. Сказки Генерального двора как источник по истории городов Поволжья на рубеже XVII – XVIII вв. // Города феодальной России. М., 1966. С. 423–424.

1614 г. воевода Д.П. Лопата-Пожарский, характеризуя состояние жителей Самары, сообщил в Москву: «В Самарском служилые люди и всякие ружники и оброчники бедны и голодны…»60. Воевода выделил три основные группы самарцев: служилых людей, то есть гарнизон; ружников – церковнои священнослужителей, получавших ругу (т.е. особое жалованье, «прокорм»); оброчников – промышленников из других городов и местностей, бравших на оброк рыболовные угодья.

Местных посадских жителей Лопата–Пожарский не указал, да их, видимо, и не было в Самаре. Косвенно о наличии посадской общины в городе свидетельствуют данные росписи сбора окладных денег 3-ей пятины по русским городам 1616 г., когда в Самаре собрали 700 руб.61 Состояние местного гарнизона после Смуты было плачевным, в городе практически не имелось состоятельных жителей или монастырей, поэтому можно предположить, что определенную часть этого сбора платили именно посадские люди. Сумма сбора вполне сопоставима с той, которую самарцы внесли в казну при проведении пятины 1634 г. (952,06 руб.62), когда в городе уже имелось значительное посадское население. В Саратове, заново отстроенном только в 1616 г., посадская община начала складываться еще позднее.

Первым самарский посад как часть городской застройки описал в 1623 г. с Волги купец Ф. А. Котов: «…а посады и ряды в городе…». Характерно, что в Саратове Котов посад особо не указал: «…дворы и ряды в городе»63, хотя, по данным А.А. Гераклитова, в 1621 г. в городе уже имелась небольшая группа (7 чел.) посадских людей64. Если говорить об официальных документах, то посадская община в Самаре упоминается впервые в книгах Печатного приказа лета 1626 г. АИ. Т. 3. С. 411–413.

Воскобойникова Н.П. К истории финансовой политики Русского государства в начале XVII века // История СССР. 1986. № 3. С. 156.

РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Ч. 26. Д. 41162. Л. 1–45.

Петровский Н.М. Новый список путешествия Ф. А. Котова // Известия отделения русского языка и словесности. СПб., 1911. T.XV. С. 291–292.

Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII вв. С. 223.

РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 9. Л. 165 об.

Наиболее полным и исчерпывающим источником о составе, состоятельности и занятиях посадского населения Самары и Саратова является делопроизводство пятины 1634 г.

В окладной росписи пятины по Самаре указаны 69 посадских людей (а также 22 захребетника, 9 гулящих людей, 4 жителя Рыбной слободы. К ним следует прибавить два двора вдов посадских людей и т. д.)66 и 32 посадских двора по Саратову (также 51 чел. соседей и подсоседников)67.

Практически все торговые и промысловые заведения Саратова находились в руках посадского населения, соседей и подсоседников68. Напротив, в Самаре по данным пятины среди приборных людей имелось немало промышленников и торговцев, которые превосходили своим богатством многих посадских. Нередко последние обвиняли стрельцов в том, что те от службы «отлынивают», занимаются торгами и промыслами, богатеют. Очевидно, что в первой половине XVII в. самарский посад был значительно богаче саратовского. Если в Саратове общий «капитал» всех 32 посадских людей оценивался в 530 руб.69, то в Самаре это были «животы» только одного богатейшего жителя посада – К. Щепкина (500 руб.).

Судя по данным пятины, в Саратове, несмотря на значительную дифференциацию по оцененным «животам» – от 2 до 60 руб., в целом большинство посадских людей не слишком различалось по своему имущественному положению. Более доходным был «лавочный промысел», и именно среди жителей посада, занимавшимся им, обнаруживается самая состоятельная группа населения. Резко отличалась по своему имущественному положению от посадских более многочисленная РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Ч. 26. Д. 41162; Карпачев А.М. Пятина 1634(142) года как источник для изучения социально-экономической истории Московского государства // Исторические записки. М., 1950. № 33. С. 232–258.

Окладная роспись пятины 142 года по городу Саратову // Труды СУАК.

Вып. 33.

Смирнов П.П. Окладная роспись пятины по городу Саратову года // Труды СУАК. Вып. 33. С. VI.

Рабинович Я.Н. Воеводы левобережного Саратова (1616–1641). С. 105.

категория соседей и подсоседников. Животы всех их (51 человек) были оценены только в 78,5 руб. Основными занятиями посадского населения Саратова являлись «лавочный промысел» (17 чел.) и рыбный (12 чел.). Большинство соседей и подсоседников занимались рыбным (38 чел.) и юртовым (4 чел.) промыслами. Часть из них в будущем могла войти в посад, но в основном, как пишет Я.Н. Рабинович, мы «…можем считать соседей и подсоседников неустойчивым элементом, преимущественно бестяглым. Это были вольные люди, которые с небольшими запасами пробирались в окраинный город, жили по чужим дворам; находя себе занятия в рыбных промыслах, чаще всего, в чужих…»70.

Самарские посадские и другие группы населения, вошедшие в окладные книги пятины, с одной стороны, сходны, но с другой значительно отличаются от саратовских. Весь хозяйственный уклад и экономическая жизнь Самары вращались вокруг транзитной торговли. Среди почти 200 самарских торговцев и промышленников указано только 27 ремесленников71. Основным источником доходов остальных были торговые посреднические операции. Несмотря на то, что в городе насчитывалось около 30 ремесленников, перечень занятий населения в документах пятины поражает своим разнообразием: бондари, иконники, камышники, кирпичники, кузнецы, плотники, портные, сапожники, серебрянники, солоденники, сыромятники, рыбники, харчевники, часовники, шапочники, калачницы, хлебницы и молочницы. Всего 18 профессий, но вряд ли все они относились к действительно ремесленным.

Более поздние материалы по Симбирску, относящиеся к 1665 – 1667 гг., добавляют к этому списку углежогов, горожан, занимавшихся «литьем» сальных свечей и «чернильным вареньем», чинивших мушкеты и пищали, «водочных сидельцев», мельников и т. д. РГАДА. Ф. 396. Д. 41162. Л. 29–45.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда. С. 211, 215–218, 225, 237–239 и т. д.

Очевидно, что по хозяйственной активности своих жителей, и прежде всего посадских людей, в первой половине XVII в. Самара значительно превосходила другие сравнимые с ней по размерам города Среднего Поволжья. Сборы с торгово-промышленного населения в Самаре были в несколько раз больше сумм, собираемых с таких городков, как Саратов, Тетюши и т. д. По количеству посадского населения Самара в это время не имела себе равных среди других приволжских городов между Казанью и Астраханью. К сожалению, книга переписи посадского населения 1646 г. сохранилась только по Самаре. Материалы переписи показывают 140 дворов, из которых лишь немногим более 100 (103) следует назвать действительно посадскими74. Все остальные попали в поле зрения переписчиков лишь потому, что в них жило в качестве хозяев или «соседей»

неслужилое население – духовенство, отставные стрельцы, стрелецкие вдовы, соседи, захребетники и т. д. Сами составители переписи, подводя конечные итоги, выбрали из человек (М.Н. Тихомиров ошибается, указывая цифру в человек), записанных по Самаре, только 317 душ м.п., обозначив их как посадских людей, соседей и подсоседников. Встречающиеся в различных документах расхождения в численности посада объясняются наличием крупных «пограничных»

групп неслужилого городского населения, зыбкостью границ между ними. Это явление характерно для многих поволжских городов, в том числе и для Самары, в которой по сравнению с концом 1630-х гг. резко выросло количество посадских дворов. Исходя из принятой исследователями средней численности семьи посадского человека в 6–7 душ мужского и женскоКарпачев А.М. Города Московского государства и их торговопромышленное население по пятине 1634/142-го года; Воскобойникова Н.П. К истории финансовой политики Русского государства в начале XVII в. С. 158–161.

РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 6468. Л. 1–22 об.; Тихомиров М.Н. Самара в половине XVII века // Тихомиров М.Н. Российское государство XV– XVII веков. М., 1973. С. 286.

го пола, тяглое «гражданское» население Самары насчитывало около 700 человек.

Строительство Симбирской и Корсунской черт, возникновение нового крупного района постоянного расселения привели к тому, что именно к Симбирску перешла от Самары роль важнейшего административного, военного и хозяйственного центра Южного Средневолжья. Значительно быстрее, чем в Самаре, стала развиваться посадская община в Саратове, от которого вглубь страны, к Москве, вел удобный сухопутный путь. Так, в Саратове в конце 1670-х гг. насчитывалось на посаде 145 дворов75, а в Самаре – всего 70 (196 чел. м.п.), то есть в 7 раз меньше, чем в Симбирске, и в 2,5 – чем в Саратове76. По данным 1722 г. численность самарских посадских жителей составила 204 душ м.п.77. Самара утрачивает свое промысловоторговое значение, так и не став экономическим центром сельскохозяйственной округи.

В отличие от Самары и Саратова, посадская община в Симбирске начинает складываться едва ли не одновременно со строительством этого города. Третий воевода Симбирска П.А. Измайлов, вступивший в должность в 1652 г., уже застал посад, в котором состояло 73 чел. (видимо, дворовладельцев)78.

По данным строельной книги 1653–54 гг., Измайлов «прибрал» еще 13 человек в посад79.

По результатам переписи 1678 г. посадская община Симбирска насчитывала свыше 500 дворов с более чем 1300 душами м.п. (178 дворов посадских людей с 498 душами м.п. и Кушева Е.Н. Саратов в первой половине XVIII в. // Проблемы социальноэкономической истории России: сборник статей. М., 1971. С. 28.

Водарский Я.Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине XVII в. // Города феодальной России. М., 1966. С. 287–290.

Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII в.

С. 215.

Книга строельная города Синбирска 161–162 гг. С. 82–83.

Там же. С. 96.

326 дворов бобыльских с 836 душами м.п.)80. По количественным показателям Симбирск становится крупнейшим городом Среднего и Нижнего Поволжья, обогнав Казань81. Из всех пригородов Симбирского уезда немногочисленную посадскую общину имел только Тагай – 5 посадских дворов (13 душ м.п.) и 7 бобыльских (21 душ м.п.).

В конце XVII – начале XVIII в. свои посады начинают складываться в недавно построенных Сызрани и Кашпире. Документы переписи начала XVIII в. показывают в этих пригородах бобылей: в Сызрани – 11, в Кашпире – 12 (вместе со старостой)82. В задачи переписчиков не входил учет посадского населения, и поэтому оно не попало в их книги. Но вряд ли стоит сомневаться в том, что, по крайней мере, в Сызрани к началу XVIII в. существовал уже достаточно значительный слой посадских людей. К примеру, по переписи 1710 г. в Сызрани насчитали 94 посадских дворов, в Кашпире – 983.

Необходимо отметить, что посадское население в основном было моноэтничным, русским.

Организация посадской общины в городах Южного Средневолжья практически не отличалась от других регионов страны. Самарский и саратовский посадские миры были невелики и небогаты. Посадские люди этих городов вынуждены были сожительствовать с более многочисленными общинами приборных и других групп военного населения. Управлялись они выборными людьми. На сходе жители избирали старосту и его помощников – сотских и десятских. Мирские старосты и выборные занимались не только регулированием внутренПо подсчетам переписчиков. См.: Опись городу Синбирску и его уезду в 1678 году. С. 13, 24.

Водарский Я.Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине XVII в. С. 289–290.

РГАДА. Ф. 1209. Оп. 4. Д. 5184. Л. 342–352. «Симбирских переведенцев»

в Кашпире по другой росписи показано 63. См.: Там же. Л. 725–737.

РГАДА. Ф. 870. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.

ней жизни общины, но и, прежде всего, разрешали взаимоотношения посада с администрацией города. На мирские должности старались выбирать людей обстоятельных, способных защитить интересы мира. Однако желающих исполнять эти службы находилось не так уж много. Руководители общины оказывались меж двух огней: с одной стороны, посадские люди требовали от них твердости и самостоятельности в отношениях с воеводской администрацией, с другой – сама эта администрация заставляла неукоснительно выполнять все государственные повинности84. Нередко выборные попадали на правеж, за недоимки посадского мира у них отнимали «животы» – личное имущество. Сведений о деятельности руководства посада, его составе, особенностях взаимоотношений с воеводской администрацией сохранилось немного.

Бывали случаи, когда властям приходилось уступать напору посада. Например, в 1651 г. было удовлетворено челобитье саратовских посадских людей не брать с их промыслов лишних таможенных пошлин. В 1688 г. по просьбе старосты И. Живодера и, видимо, всего мира было принято решение не сдавать на откупа мелкие статьи казенного дохода85. Известны случаи, когда местные посадские люди выступали с просьбой «в головы на кабак» выбрать жителя другого города86.

В материалах XVII столетия встречаются имена земских старост, например, по Симбирску в 1665–1667 гг. – О. Хохлова и И. Семенова87. Уникальный случай наследования одной семьей этой должности встречается по Самаре. Среди сравнительно немногочисленного самарского посада, едва ли не с начала его возникновения, доминировала семья Щеп(л)киных. Первую запись о Щепкиных, как о представителях всего посадского общества, мы встречаем уже в 1626 г.: «по челоСм., например: Булгаков М.Б. Государственные службы посадских людей в XVII веке. М., 2004.

Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII вв. С. 228.

РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 9. Л. 165об.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда. С. 27, 101, 159, 164, 221.

битью самарских посадских людей Куземки Щепкина»88. Тот же самый «Козьма Щепкин» как богатейший представитель посада был указан в документах пятинного сбора 1634 г. Его «животы» оценили в 500 руб., сумму по тем временам весьма значительную. В переписных книгах 1646 г. именно эта семья отмечена первой при описании самарского посада: «Самарского города на посаде и в слободах жилецкие и бобыльские дворы, а во дворех людей по имяном с отцы и с прозвищи.

Во дворе Тишка да Стенька Кузьмины дети прозвищем Щел[п – Э. Д.]кины. А у Тишки три сына Якунка, Петрушка, Ганка.

Да у Тишки ж и у Стеньки дворовых людей купленых два татарченка Микитка да Ондрюшка…. У Тишки ж и у Стеньки живет Кирюшка родом чювашенин, а крепости у них на того Кирюшку никаких нет. Да у них же живет в закладе в четырнатцати рублех чювашенин Самарского уезду Януруско Вырустаев»89. Указание о «проживании» во дворе двух «татарченков» и двух «чувашенинов», которых явно использовали в обширном хозяйстве Щепкиных, также свидетельствует о состоятельности этих посадских людей. Еще один представитель этой семьи «Тишка Щепкин» упоминался во главе посадских людей в 1646 г.90, а затем в 1650 г.91 В следующем 1651 г. от имени посада выступает уже «Стенька Щепкин»92, а в 1654 г.

в том же качестве в документах упоминается Петр Щепкин93.

В 1677 г. по челобитью кадашевцев Полунина и Володимирова, «велено самарского таможенного голову нынешнего 185-го году Ганьку Щел (п – Э. Д.)кина и целовальников и дьячка с сборными книгами за поруками выслать к Москве»94. Однако РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 9. Л. 165 об.

РГАДА. Ф. 1209. Кн. 6468. Л. 4 об. –5; Самарское Поволжье с древности до конца XIX в. Сборник документов и материалов. Самара, 2000.

С. 84 85.

РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 43. Л. 721 об.; запись 12 мая 7154 г.

НИА СПб ИИ РАН Ф. 38. Д. 67. Л. 261.

Там же. Л. 283.

Там же. Л. 322.

РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 194. Л. 432 об.

самарским земским старостой в эти годы был уже «Микишка» Зевякин (1678–1679 г.)95. Затем во главе самарской общины были Фома Вяткин (первое упоминание относится к 29 декабря 1679 г.)96, Иван Лучешенов (упоминается 13 октября 1680 г.)97, а в 1682 г. – Василий Салтанов98. Создается впечатление, что в этот период в посадской общине начался период неустойчивости, и старосты менялись чуть ли не ежегодно.

Если в Западной Европе звание горожанина давало человеку свободу, то в России посадский человек оставался крепостным средневекового государства, под страхом наказания не имеющим права покинуть свою общину. Комплекс повинностей «черных» людей, так зачастую называли посадских, заключался, прежде всего, в «государевом тягле», состоявшем из денежных налогов, исполнения утомительных «земских служб». К этим службам относились ремонтные и строительные работы, подводная повинность, руководство кабаками, кружечными дворами, торговыми экспедициями и ответственность за сбираемые там доходы. Головы и целовальники избирались всем миром и отвечали перед воеводами за правильно и полностью взимаемые денежные и натуральные сборы. Исполнять такие службы самарцев и симбирян могли послать и в другие города. Нередко против этой повинности посадские выступали всем миром. В книгах Печатного приказа отмечалось под 18 июня 1651 г.: «По челобитью Самарского города посадских людей Стеньки Щепкина с товарищи велено им службы служить на Самаре в земских службах, а на Царицын и в иные городы посылать их не велено»99.

К середине XVII в. посадские миры Самары и Саратова могли оказывать влияние на принятие важных решений местной администрацией. Например, когда саратовский воевода Г.И. Феофилатьев в 1650 г. решил повесить пойманных Там же. Д. 206. Л. 618 об., 620.

Там же. Д. 209. Л. 262 об.

Там же. Д. 215. Л. 148.

НИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Д. 66. Л. 70.

РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 60. Л. 316.

воровских казаков атамана Соколова, за них вступились жители города. Воевода не пошел против требований горожан и вынужден был ждать решения из Москвы100.

Мирские люди пользовались значительными льготами на территории своего города: монополией на торговлю, на право иметь свои лавки и торговые места, на промысловые воды и пригородные земли. Торговыми местами, мостами, общественными заведениями также пользовались служилые люди, торговцы и предприниматели из других регионов, имевшие в городе свои дворы. Нередко местные посадские люди били челом властям с просьбой включить в посадское тягло того или иного стрельца, иноземца или промышленника, активно занимавшегося промыслами и торговлей в городе. Характерно, что такие просьбы, как правило, удовлетворялись, и юридической основой для положительного решения были нормы Соборного Уложения. Например, 23 апреля 1679 г. в ответ на челобитную самарских посадских людей было велено «…о торговых людях, которые на Самаре дворами живут и промыслы всякими промышляют и в лавках сидят о податях указ учинить по Уложению»101. 13 октября 1680 г. также по челобитью было «…велено самарским стрельцам и юртовым казакам, у которых торговые промыслы есть, в посад тягло платить и служить с ним (посадскими – Э. Д.) в ряд»102.

Выше уже говорилось, что за исключением сравнительно немногочисленной верхушки посада имущественная дифференциация среди большей его части была невелика. По данным середины 1630-х гг., среди самарцев имелось только сравнительно богатых человека, где выделялся уже упомянутый выше Кузьма Щепкин. Но в то же время в группе посадских людей на Самаре было мало бедных, всего 12–13 %. Подавляющее большинство населения составляли люди среднего достатка.

Гераклитов А.А. История Саратовского края в XVI – XVIII в. С. 228– 229.

Там же. Д. 206. Л. 620.

Там же. Д. 215. Л. 148.

Видимо, более состоятельными были посадские люди Симбирска. В последней трети XVII в. город превращается в действительно крупный торговый, ремесленный и промысловый центр Южного Средневолжья. В начале следующего столетия из посадской общины Симбирска ряд крупных предпринимателей были зачислены в гостиную сотню. Среди них четверо Твердышевых, трое Хлебниковых, по двое – Капрановых, Бородулиных, Бабушкиных103. Некоторые из них, например, Твердышевы, заложили основу своего благополучия еще в 60-е гг. XVII в. Уже материалы приходо-расходной книги 1665–1667 гг. свидетельствуют о складывании в Симбирске группы очень богатых и предприимчивых людей. Так, с 1 сентября 1666 г., подав челобитную, нижегородский ямщик Г. Мухановский (он перешел затем в симбирский посад) и симбирские посадские люди С. Протопопов и С. Твердышев «с товарищем» получили право взять в откуп на 2 года таможни, кружечные дворы и винокурни по Симбирску и пригородам черты. За каждый год откупщики должны были платить по 5 тыс. рублей, сумма по тем временам весьма значительная104. В эти же годы местный посадский человек А.И. Пешехонец был промышленником симбирского «соляного насада», должность очень важная и ответственная. Еще одной яркой и предприимчивой личностью симбирского посада был в это же время В. Москвитинов – торговец и промышленник. В 1666 г.

он занимал важную должность выборного головы местного таможенного и кружечного двора105.

Сельское тяглое население. Процесс формирования крестьянского и других категорий сельского тяглого населения Южного Средневолжья уже рассматривался в предшествующем разделе. Его особенностью, отличием от других «внутренних районов» Московского государства, являлась этноконфессиональная неоднородность. Различные в этническом Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. М., 1998. Т. 1. С. 425, 430, 434–446.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда. С. 18.

Там же. С. 222, 242.

и конфессиональном отношении группы сельского населения соседствовали друг с другом во владениях крупных собственников, на отдельных локальных территориях. При этом редкими были случаи сожительства их в одних и тех же сельских поселениях. Даже при одинаковой «коренной части» названия деревень практически обязательным являлось дополнительное определение, «Чувашская», «Мордовская», «Татарская» и т. д.

Вплоть до середины XVII в. на территории региона существовали только отдельные локальные районы сельского расселения – Рождественская и Чалнинская волости, Надеинское Усолье и др. Практически в каждом случае системообразующим элементом для их складывания являлось наличие крупного владельца–«предпринимателя»: патриаршего домового самарского Спасо-Преображенского монастыря, гостя Надеи Светешникова, дворцового ведомства. Основу для своего владения – вотчины они закладывали переводами необходимых для организации земледельческого или промыслового производства групп населения, но в большей степени приемом беглых, т. е. использованием вольной колонизации. На примере одного из таких локальных районов, Рождественской волости, занимавшей восточную и центральную часть Самарской Луки, кратко рассмотрим особенности ее населения и его основные группы.

К рубежу 30 – 40 гг. XVII в. русское и мордовское население освоило не только наиболее удобный восточный участок самаролукской низменности, но и начало проникать в межгорные долины. Итоги этого расселения нашли отражение в переписных и описных (они указываются еще и как отказные) книгах самарских воевод Ф. Племянникова и П. Загряжского 1639–1640 и 1641–1642 гг.106 Самих книг не сохранилось, дошли лишь краткие выписки из них, содержащие разноречивые сведения. В одних случаях они сообщают о 168 дворах в моНИА СПб ИИ РАН. Ф. 38. Оп. 1. Д. 67. Л. 52; Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего правительствующего синода.

СПб., 1907 (далее – ОДДАС). 1735. Т. 15. С. 459–462; Т. 15. Приложения.

Стб. 955–959.

настырской вотчине, в других – о 210 дворах с 450 жителями м.п.– русскими и «чувашами»107. В любом случае можно предположить, что население сел и деревень подгорной долины составляло почти тысячу человек. Русские жители размещались в 2-х селах – Рождествено и Ильинском (Подгорах), а также деревнях, названия которых не указаны, но скорее всего это были Выползова и Новинки (Новая Подкараульная).

Кроме того, указаны две «чувашские» деревни Ахтулина и Торновая Поляна, которые видимо, исходя из более поздних сведений, были основаны и заселены не чувашами, а мордвой108. В «описных» книгах» П. Загряжского 1641/42 г. приводятся данные о земельных угодьях монастырской вотчины, повинностях населения. Всего крестьяне обрабатывали четвертей пашни «средней земли» (в 1 поле). Кроме того имелось перелога, дикого леса, зарослей и дубров 2954 четвертей с осьминой (в 1 поле). Сенных покосов в вотчине насчитывалось «по лугам, и меж гор, и в займищах» 31760 копен. Лесные угодья «черного лесу непашенного, и рамени, и бору» по горам и меж пашен размещались на пространстве 29 на 17 верст.

Монастырские рыбные промыслы распространялись и на р.

Самару от устья р. Кинель вниз Самарой до, так называемой, торговой бани на 40 верст, «да вверх по Кинелю»109. Повинности населения со всех обрабатываемых земель составляли вытей «без чети выти».

Более конкретное описание патриаршего владения содержится в переписной книге 1646 г. по Самарскому уезду110. Его население к этому времени состояло из монастырских (патриарших), дворцовых и помещичьих крестьян. Дворцовые владения были выделены из патриарших монастырских в начале 1640-х гг. и вскоре после переписи вновь возвращены в домовой монастырь. В русских селениях Самарского уезда насчитывалось 329 дворов, в которых проживали 1081 человек м.п., РГАДА. Ф. 210. Д. 179. Л. 228.

Там же. Ф. 1239. Оп. 52. Д. 1407. Л. 41 об.

РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 6468. Л. 43 об. –45 об.

РГАДА. Ф. 1209. Д. 6468.

из них в дворцовых – 590, патриарших монастырских – 390, помещичьих – 101. Бобылей имелось 69 чел. м.п., подсоседников, соседей и Т. п. – 75, дворовых – 1, приемышей и пасынков – 5, наемных людей – 16, в том числе в помещичьих селениях – 6. Эти показатели свидетельствуют об уже устоявшейся, относительно стабильной структуре населения, в которой невелик был процент бобылей, захребетников, т. е. вновь пришедших.

Иных сведений о социальном составе к этому времени нет.

Если ввести поправку на неучтенных переписчиками жителей в 25 % (по Я.Е. Водарскому), то общая численность русского сельского населения уезда должна была составлять около 2500 человек. Кроме русских селений на территории Самарской Луки находились мордовские – «Мордва», Ахтулина, Аскула. Последняя деревня была перенесена непосредственно перед переписью «под Шелехметские горы» и переименована в Борковку. По всей видимости, в конце 1630-х – начале 1640-х гг. возникла Д. Шелехметь. Она было основана, как, вероятно, и остальные мордовские селения Рождественской низменности, мордвой–мокшей. Археологические раскопки могильника на восточной окраине Д. Шелехметь показали, что в нем захоронены представители мордвы–мокши, а сам могильник по серебряным монетам из погребений можно датировать временем правления Михаила Федоровича111. Единственной чувашской деревней являлась Брусяна. Все эти деревушки были невелики и располагались на опушках лесных массивов. Мордовское и чувашское население Самарского уезда составляло лишь небольшую часть от русского. Ко времени составления переписных книг достаточно густая сеть русских и мордовских поселений возникла только в восточной подгорной части Луки и ее окрестностях. Центральные нагорные районы, а также приволжские устья овражных долин только начали осваиваться и значительно отставали в этом отношении от территории Рождественской низменности.

Иванов В.А. Мордовский могильник у С. Шелехметь // Краеведческие записки. Вып. III. Самарская Лука в древности. Куйбышев, 1975. С. 149.

Вторая половина XVII в. – время формирования сложного разнообразного в социальном, этноконфессиональном и владельческом отношении сельского тяглого населения. Ареал его расселения охватывал фактически всю территорию Правобережья Южного Средневолжья, а также прикрытые Закамской чертой земли Прикамья. На всем этом пространстве сложилось несколько, отличающихся друг от друга, районов со своеобразным сочетанием различных групп жителей.

В связи с постоянными миграционными процессами, хозяйственным освоением новых территорий, меняющимся статусом пограничных районов юга и юго-востока, происходили значительные изменения в составе и владельческой принадлежности населения.

В волго-барышском междуречье под защитой Симбирской черты сложился район расселение помещичьих крестьян, во владениях в основном симбирского дворянства; а также здесь «осели» различные в этническом отношении группы местного автохтонного ясачного населения. Жители помещичьих владений, составлявшее по данным переписи 1678 г. 3033 душ м.п. в 928 дворах, делилось на три основные группы: крестьян – 493 двора, из них 26 пустых (всего 53,1 %); бобылей – 168 дворов, из них 9 пустых (18,1 %); задворных людей – (28,8 %) дворов, из них 3 пустых112.

Весьма значительное количество бобыльского населения, несшего ограниченные тяглые повинности, являлось следствием интенсивных миграционных и переселенческих процессов. Формирование помещичьего крестьянства, как и самих владений дворян и детей боярских, продолжалось на протяжении всей второй половины XVII в.; только темпы его несколько снизились по сравнению со временем строительства засечных линий. Почти треть всего населения дворянских поместий составляли так называемые задворные люди.

Опись городу Синбирску и его уезду в 1678 году. С. 57–115.

Это были в основном холопы, жившие своими дворами и посаженные на землю113.

Дети боярские «служилого города» Симбирска, получившие плодородные земли, стремились быстрее их заселить, используя для этого самые различные категории принадлежавших им зависимых людей. Очевидно, что многие из них, переведенные в Симбирский край «от отцов», «братьев», не имели своих поместий, крестьян и бобылей в других уездах страны и вынуждены были селить в новых дачах холопов или беглых.

Данные переписи 1678 г. стали основой для проведения новой налоговой реформы, где единицей обложения становится «двор». Согласно этой реформе, задворные люди включались в состав тяглого крестьянского населения и окончательно уходили из категории холопов и других дворовых помещичьих людей. Особенности их обустройства в новом качестве, заведения самостоятельного хозяйства, к сожалению, не получили отражения в доступных нам источниках.

Волго-барышское междуречье, в том числе и территории «за валом», на «Крымской стороне», сконцентрировало наиболее значительный массив помещичьих крестьян. Несмотря на резко увеличившееся количество поместий дворян и детей боярских Самары к рубежу XVII – XVIII в., численность принадлежащих им крестьян на Самарской Луке вряд ли могла значительно вырасти из-за нехватки пахотных земель. Корсунский «уезд» или сурско-барышское междуречье, судя по данным писцовой книги 1685–1687 гг., практически не являлся районом сколько-нибудь развитого помещичьего землевладения и соответственно расселения, принадлежащих им крестьян. Например, в с. Ховрино на р. Барыш в имении симбирянина И.И. Воецкого имелись 1 двор дворового и 2 двора задворных людей. Еще в одном имении симбирянина А.К. Горскова дворов зависимых людей вообще не было. И наконец, в том же сельце у И.Ф. Колупанова находилось 3 крестьянских Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб., 2005. С. 285–286; Его же. Задворные люди // ЖМНП.

1897. № CCCXIV. Декабрь. С. 391–442.

двора114. В Заволжье под защитой Закамской черты также не сложился сколько-нибудь значительный ареал крестьянского расселения, на землях местных казанских помещиков, смоленской и полоцкой шляхты.

Во второй половине XVII в., до начала массовых раздач земли монастырям и представителям светской элиты115, крестьянство и другие группы тяглого населения проживали в дворцовых и церковных вотчинах, возникших во второй четверти столетия, а также в ряде крупных владений, появившихся под защитой засечных черт, например, в Арбугинской дворцовой волости, в крупной вотчине Патриаршего Дома на рр. Утке и Майне, во владениях костромского Богоявленского монастыря в Закамье.

Механизм развития таких хозяйств и положения в них тяглого населения можно рассмотреть на примере Арбугинской волости. Для ее организации симбирский воевода И.И. Дашков подыскал место на так называемых Арбугинских полях (горах), «за валом». Переселение началось, видимо, в 1664– 1665 г., когда прекратилась разработка медной руды у Вятки (из–за истощения запасов) и освободившихся людей отправили из Казанского уезда на пашню в «Арбугинские поля»116. Первые известия о вновь основанных слободах относятся к осени 1666 г.117. Руководила процессом заселения этой местности уездная администрация. Сами жители слобод позднее неоднократно заявляли, что их перевели сюда «из разных городов»118.

К концу 1660-х годов 5 дворцовых слобод – Кременская, Кривушинская, Шиловская, Тушинская и Ключищенская – были защищены с юга небольшой чертой (за крайней из РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 441. Л. 210 об.–211.

Дубман Э.Л. Формирование сельского населения в СимбирскоСамарском Поволжье в XVII – начале XVIII в. С. 19–25.

Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. М., 1872. Т. 2.

С. 284.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда. С. 42.

Мартынов П.Л. Селения Симбирского уезда. С. 29–35; Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале XVIII века. С. 190.

них – Шиловской – упоминаются надолобы119). Действительно, опасность нападений кочевников считалась вполне реальной. Например, когда в 1666 г. южнее слобод на р. Сенгилеевке (там, где позднее возник г. Сенгилей) поселили переведенцев из Белого Яра, их в связи с башкирскими нападениями вынуждены были перевести в другое место120. К переписи 1678 г.

Арбугинская волость разрослась до 599 дворов (из них бобыльских), в которых насчитывалось 1932 душ м.п. Населенность крестьянского двора составила 3,8, бобыльского – 2,6, средняя – 3,2121. На землях дворцовой волости селили и несколько иное по своему статусу население. Из «иноземцев»

и бобылей в 1663 г. была основана Панская слобода, жители которой не участвовали в работах на десятинной пашне122.

Селениями волости управляла своя собственная дворцовая администрация. Во главе ее в начале 1700-х гг. находился воевода С. А. Нестеров123.

Дворцовое население было ориентировано на занятия земледелием. Сведений о размерах пахотной земли не сохранилось. Сенные покосы и «выпуски» – 1310 десятин были отведены «безоброчно» в 1667 г. за Волгой «к Белому Яру» и по волжским островам. Местные власти рассчитывали получить с крестьян прежде всего хлеб. Основной повинностью являлась обработка 130 десятин «государевой десятинной пашни», отмежеванной в 1669 г. рядом с селениями124. Население должно было отвозить хлеб в Симбирск, т. к. рядом с волостью не Перетяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале XVIII века. Приложения. С. 30–31.

Там же. С. 191.

Опись городу Синбирску и его уезду в 1678 году. С. 30–56.

Мартынов П.Л. Селения Симбирского уезда. С. 40, 56.

РГАДА. Ф. 26. Оп. 2. Д. 54. Ч. IX. Л. 123–125.

Мартынов П. Селения Симбирского уезда. С. 30; По другим данным в 1670–1671 гг. См.: ГАУО. Ф. 732. Оп. 2. Д. 429. Л. 2.

имелось обустроенной пристани. Эта новая повинность вызывала резкое недовольство жителей125.

Промыслами, к ним относилось и рыболовство, поселенцы занимались только «про свой обиход». Промысловых угодий не хватало, и «пахотные крестьяне» жаловались на их скудость. Они просили о приписке к селениям близлежащих озер и рек126. Вскоре новопоселенцы (кроме крестьян Ключищенской слободы) получили «от мирских синбирских вод» вниз волжские рыбные ловли и к ним – озера, воложки и истоки.

Оброк по гривне с двора с крестьян собирали погодно с 1 марта 1667 г.127 Эти рыболовные угодья за населением арбугинских слобод (в том числе и Панской) сохранились и в начале XVIII в. После сооружения Сызрани, Кашпира и ряда других военизированных поселений началось переселение жителей из Арбугинских слобод на более южные территории. Например, в 1689/90 гг. группе ключищенских крестьян отвели «на ясаков» земли по р. Сызрань129.

Возникает вопрос о роли, которую играло население подобных волостей в общей системе дворцового хозяйства и, в частности, в освоении новоприобретенных районов Понизового Поволжья. Прежде всего, оно было тем резервуаром, из которого правительство могло черпать переселенцев для освоения новых регионов. Например, из Федоровской дворцовой вотчины массовые переводы крестьян производились во вновь устроенные крепости Симбирско-Корсунской черты;

из Чалнинской волости на Закамскую линию. Такие переводы происходили достаточно редко, но приводили к запустению (на некоторое время) ранее многолюдных селений. ДворцоБакланова Н.А. Торгово-промышленная деятельность Калмыковых во второй половине XVII в. К истории формирования русской буржуазии. М., 1959. С. 91.

Зерцалов А.Н. Материалы для истории Синбирска и его уезда. С. 42.

РГАДА. Ф. 26. Оп. 2. Д. 54. Ч. IX. Л. 123–125.

ГАУО. Ф. 732. Оп. 2. Д. 429. Л. 1–3.

вых крестьян зачастую переводили в имения служилых людей края – полоцкой шляхты и т. д.130. Таким образом, у дворцовых крестьян и у самих властей создавалось впечатление временности, непрочности их проживания на данном месте.

Еще одним фактором в пользу складывания этого убеждения являлись постоянные посылки местных жителей далеко за пределы волости и уезда. Например, жители Анатошской волости в 1701 г. послали на Камышенку по 53 пеших работника (с 5 дворов по одному человеку) и 5 конных131, население Чалнинской волости отдало часть своих крестьян «в солдаты в Чигиринскую службу», «к слюзному делу на Камышенку», «в крестьянство» к казанскому митрополиту132; крестьяне Рождественской волости работали на астраханских рыбных дворцовых промыслах, направлялись для добычи серы на р. Сок и т. д.

Десятинная пашня пашня распахивалась в Арбугинской и Рождественской волостях, в Чалнинской с крестьян собирали хлеб для «Астраханских отпусков»133. Денежный оброк, различное «изделье» также входили в число обязательных повинностей крестьянских дворов. Достаточно красноречиво об этих повинностях свидетельствуют данные, приведенные в работах Г.И. Перетятковича, И.П. Ермолаева и Е.В. Липакова134.

Образцом крупного промыслово-аграрного владения в 1670 – 1680-х гг. являлось Надеинское Усолье СаввоСторожевского монастыря. Его зависимое население (до душ м.п.) состояло из преобладающих в численном отношении русских и чуваш. Основная часть жителей – бобыли и работные люди – были заняты в соляном и рыбном проПеретяткович Г.И. Поволжье в XVII и начале XVIII века. С. 371–395.

Там же. С. 351.

Там же. С. 349–355.

Там же. С. 355.

Там же. С. 349–356; Ермолаев И. П., Липаков Е. В. Крестьяне дворцовых сел Казанского уезда в конце XVI – первой четверти XVII века (По материалам дозорных и переписных книг) // Исследования по истории крестьянства Татарии дооктябрьского периода. Казань, 1984. С. 23–25.

мыслах, а также в земледелии. После перехода Усолья к монастырю, его хозяйство становится более многоотраслевым, промыслово-аграрным. Власти обители, сохранив товарный характер промысловых отраслей, попытались полностью обеспечить население вотчины продукцией сельского хозяйства.