WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |

«Философия России ХУШ века МОСКВА ВЫСШАЯ ШКОЛА 1992 ББК 87.3 Ш 67 Рецензент : доктор философских наук, профессор В.В. Богданов Рекомендовано учебно-методическим управлением Комитета по высшей школе Министерства науки, ...»

-- [ Страница 1 ] --

П. С. ШКУРИНОВ

Философия

России

ХУШ

века

МОСКВА «ВЫСШАЯ ШКОЛА» 1992

ББК 87.3

Ш 67

Рецензент :

доктор философских наук, профессор В.В. Богданов

Рекомендовано учебно-методическим управлением

Комитета по высшей школе Министерства науки, высшей школы

и технической политики Российской Федерации

в качестве учебного пособия для студентов вузов по курсу «История философии»

Шкуринов П.С.

Ш 67 Философия России XVIII века: Учеб. пособие для вузов. — М.: Высш. гик., 1992. — 256 с.

ISBN 5-06-000561-5 В книге представлены основные течения и направления идейной борьбы ранней эпохи российского Просвещения. Большое место уделяется взглядам Ф. Прокоповича, С. Яворского, М. Ломоносова, Г. Сковороды, А. Радищева; дается представ­ ление о сектантской, анонимной и переводной литературе, а также о воззрениях масонов, спиритуалистов и мистиков XVIH в.

ISBN 5-06-000561-5 ©П.С. Шкуринов,

ВВЕДЕНИЕ

Сегодня невозможно обойтись без углубленного изучения истории национального самосознания. Без прошлого нельзя понять настояще­ го. История философии, как никогда прежде, ныне способствует накоплению интеллектуальных ценностей, важных для решения задач, возникающих в наше время. Генезис духовной культуры человечества связан с анализом национальных и региональных проблем, удаленных на десятилетия и века. Обращение к интеллек­ туальной истории учит правильному осмыслению не только прошлого, настоящего, но и будущего, учит тому, как надлежит в жизни делать выбор, какими средствами достигать поставленной цели.

В свете сказанного наше внимание к духовной культуре России XVIII в. обусловлено многими причинами, и не только учебного свойства. Интерес этот определяется в первую очередь тем, что триста лет тому назад сложилось как мировое то явление, которое, войдя в сферу человеческой духовности, до сих пор оказывает мощное влияние на общественную жизнь людей и народов. Благотворность этого влияния неизмерима и для всеобщей, и для отечественной истории, а следовательно, для каждого из нас.

Процесс обновления затрагивает и историко-философскую мысль, требуя глубокого анализа новых и переосмысления добытых прежде знаний, и тех, что «укладывались», и тех, которые не «укладывались»

в прокрустово ложе идеологий. Опираясь на достоверные научные результаты, важно решать новые задачи, сколько можно решительнее продвигаться вперед. Обновление всех сфер нашей жизни создает предпосылки для осмысления слабо освещавшихся периодов отечест­ венной истории, ранее закрытых архивных материалов, замалчива­ емых имен. Дальнейшее совершенствование методологии исследовательской деятельности становится предельно актуальным.

Наличие обширной, но разнородной литературы, претендующей на роль общетеоретической базы историко-философского исследования, требует ее тщательного анализа, тем более что весьма мало обобщающих работ, посвященных истории духовной культуры России XVIII в. Продолжает бьпь в центре дискуссий широкий круг вопросов о характере российского Просвещения, его специфике и философском содержании. Высказано немало суждений, заслуживающих до­ полнительного изучения. До сих пор внимание исследователей концентрировалось на исторических процессах развития западноевропейского Просвещения, чаще всего ограничиваясь Францией или Германией. Огромные регионы Южной и Северной Америки, Африки и Австралии, стран Востока, а в Западной Европе — Голландии, Италии, Швейцарии, Испании оставались вне сравнительно-историче­ ского анализа связей их духовной культуры с Просвещением России.

Между тем эту задачу следует признать сверхактуальной из-за невероятной «запутанности» историко-философской проблематики России XVIII в., неизученности истории взаимодействия духовных явлений многих регионов мира. Важнейшей из задач остается выявление влияний и взаимовлияний этнокультурных процессов, «внешних» или «внутренних» для той или иной, в частности для нашей, страны. Связанный с этим комплекс проблем историко-фило­ софской квалификации типов и разновидностей направлений фило­ софской рефлексии требует такого решения, которое сделает невозможным механистическое противопоставление частного общему и наоборот. «Черно-белое мышление» — неприемлемо как одна из порочных форм культового, догматического мышления. Неминуем отказ и от противопоставления России — Византии, Европе, регионам Южной или Северной Америки или — шире — от противополагания Востока Западу. Это первое условие методологии, утверждающейся и в историко-философской науке наших дней.

Подлинно творческое освещение истории философии исключает противопоставление национального интернациональному, проблем содержательных — структурным, «срезов» эмпирических (фактических) — теоретическому (методологическому) подходу. В труде историка философии эти компоненты должны составлять подвижное единство, подчиняться законам диалектического раскрытия реального исторического процесса. Это, скажем к примеру, означает, что относительно мыслителей (общественных деятелей) России XVIII в. определение специфики их воззрений возможно не только через призму «национального фактора» (что не исключено при изучении специфики конкретно-исторической, социально-психо­ логической и т.д.), но и через аспекты общего, интернационального процесса. Нельзя выявить в полном объеме особенности духовной рефлексии Ф. Прокоповича, В. Татищева, А. Кантемира и М.



Ломоносова, идейной платформы епископа Г. Конисского и митрополита Платона, воззрений Г. Сковороды и философских взглядов Н. Новикова, А. Радищева, Д. Фонвизина и Ф. Эмина, не подвергнув их сравнительно-историческому анализу и в националь­ ном, и в мировом (или хотя бы европейском) измерениях. Ведь заслуги исторических деятелей определяются не тем, что они не сделали сравнительно с требованиями наших дней, а тем, что они дали нового в сравнении со своими предшественниками и совре­ менниками.

Исторический анализ такого комплексного характера позволил автору вычленить своеобразные «блоки» проблем, нуждавшиеся в освещении. Этими «блоками» проблем определяется структура книги, разделение которой на две части обусловлено этапами распростра­ нения Просвещения в России XVIII в.: первый этап охватывает первую половину столетия, а второй этап — вторую половину. Нет надобности останавливаться на вопросе о некоторой условности этого деления, хотя безусловны здесь качественные сдвиги в развитии производства, науки, образования, культуры середины «семнадцатого века». Творческая деятельность М.В. Ломоносова, его исключительно яркое философское дарование своеобразной демаркационной линией разделило на две фазы развитие российского Просвещения.

В первой части книги помимо означенных в оглавлении персоналий автор весьма подробно рассмотрел воззрения П. Могилы, И. Гизеля, Н. Милеску-Спафария, С. Полоцкого, Е. Словенецкого,.Ю. Крижанича, С. Медведева, патриарха Никона, С. Яворского, Ф.

Лопатинского, Г. Бужинского, Д. Туптало, И. Белявского, П.

Казачинского, Г. Лейбница, Хр. Вольфа, И. Туробойского и др.

Особо выделяются философско-этические взгляды И. Посошкова, Ф.

Прокоповича, А. Кантемира. Здесь исследуются и обильно цитируются важные источники философского значения: лекционные курсы братьев Лихудов, Ф. Лопатинского, Г. Бужинского, С.

Яворского, читанные в Киево-Могилянской и Московской славяногреко-латинской академиях. Дан анализ работы Ф. Поликарпова «Лексикон трехъязычный» (Москва, 1704), сочинения неизвестного автора «Ифика иерополитика, или Философия нравоучительная...»

(Киев, 1712), «Риторики» Ф. Прокоповича, «Писем о природе и человеке» А. Кантемира и др.

Во второй части книги также даются характеристики целому ряду мыслителей XVIII в. А. Г. Баумгартен, К. Вольф, А. Брянцев, С. Крашенинников, Й. Прохазка, Каверзнев, Г. Теплое, И.Г. Гердер, Г. Лессинг, И. Кант, Н. Новиков, Д. Фонвизин, А. Кутузов, В.

Золотницкий, Д. Сумароков, С. Зыбелин, Н. Карамзин — вот неполный их список. Здесь оцениваются многие философские произведения середины и второй половины XVIII в., в частности «Риторика» М. Ломоносова, сочинение Теплова «Знания, касающиеся вообще до философии», проповеди Г. Конисского и митрополита Платона (Левшина), «Записки сенатора Лопухина», трактаты А.

Радищева «О человеке, о его смертности и бессмертии», В.

Малиновского «Рассуждение о мире и войне» и др.

В книге ряд разделов посвящен вопросам истории религиозной философии России XVIII в. И здесь следует отметить, что разговор о духовенстве и его роли в нашей истории может не только связываться с задачами установления исторической правды, досто­ верности, но и находиться в единстве с этическим аспектом нашего «прочтения» тех или иных страниц истории: нам, потомкам, надлежит уважать и веру, и заблуждения наших предков, разделять с ними ответственность за прошлое, которое только в таком случае может быть для всех нас настоящим уроком. Речь, конечно, может идти об уроке подлинного благородства в его единстве с исторической памятью, историческим сознанием, которые всегда требовали от людей совести бережливого отношения к «неприкосновенности прошлого».

В анализе истории духовной культуры особо важно избегать изживших себя вульгарного социологизма и классово-идеологического редукционизма. Известно, что содержание той или иной философской системы зачастую зависит от уровня развития науки, культуры, политических, правовых, эстетических, религиозных или этических взглядов общества. Любая философская система опирается на предшествующие учения, на определенный мыслительный материал, наследуемый от предшественников. В значительной степени этот материал определяет относительную самостоятельность конкретной философии. И чем значительнее, богаче этот материал, совокупность идей предшественников, тем большие перспективы открывались для последующего развития мысли.

Здесь недопустима национальная, сектантская узость. С самого начала своего существования русская философия была связана.с мировым процессом развития общечеловеческой мысли, заимствуя идеи и от Запада, и от Востока. В этом и проявлялось своеобразие нашей философии, задолго до «паломничества» Запада на Восток активно вбиравшей в себя все достижения мысли народов Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Даже по своей форме русская философия выражалась не только на языке русского народа, но существовала в рамках лекционных курсов, читавшихся на латинском, старославянском, древнегреческом языках, находила выражение в переводной философской литературе, и не только в виде ремарок, но и в характере выбора, в истолковании различных проблем.

Как форма философского отражения действительности и национального самосознания, философия России XVIII в. была преимущественно русской, хотя получала развитие в трудах людей не только русской национальности (Д. Кантемир, Ф. Прокопович, Г. Сковорода, Г. Конисский, А. Байбаков, П. Сохацкий и др.).

Историко-философский анализ духовных явлений XVIII в., на наш взгляд, требует в методологическом плане глубокого осмысления принципа плюрализма и сознательного его использования в историкофилософском исследовании. Длительное изучение автором настоящей работы проблематики плюрализма как формы социального и идейного выражения действительности позволяет ему высказать предостере­ жение: «плюралистический подход» вне связи с диалектикой и конкретно-историческим методом может превратиться в пустую идеологему. Верность этого положения подтверждается небрежным или преднамеренным искажением понятия «социалистический плю­ рализм» в условиях острых идейно-политических дискуссий 1988— 1990 гг., когда смысл этого термина отдельными участниками дискуссий механически сводился к представлению о равнозначном и одинаково истинном содержании любой точки зрения относительно одного и того же явления, а точнее — его сущности. Представление о многофакторности причинного действия нисколько не отрицает, но, напротив, обусловливает необходимость выявления «главного звена» всего комплекса гносеологических (методологических, диалектико-материалистических) связей. В анализе историко-фило­ софского процесса это требование неотделимо от требования учиты­ вать противоречивую целостность и многообразное единство духовных явлений. На любом из этапов развития человечества имеет место преобладание какой-то из тенденций, выражающих сущность («глав­ ное звено») всего философского процесса данного отрезка историче­ ского времени.

Важной стороной авторской ориентации является адресованность книги как учебного пособия к студентам старших курсов и аспирантам гуманитарных факультетов университетов и педа­ гогических вузов. Не исключено, что она привлечет внимание более широкого круга читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры. И здесь определенное значение могут иметь главы и подразделы, ставящие вопросы, слабо или вовсе не освещавшиеся в нашей историко-философской литературе. Это один из первых опытов изложения истории философии нашей страны в пределах отдельного века, в целостности всех его течений и школ.

Поэтому можно было бы сказать, что настоящая работа — это очерки философии России XVIII в., не претендующие на полноту и завершенность высказанное™ всего того, что хотелось сказать самому автору. Желаемое опасно выдавать за действительное. Пока еще нет возможностей для создания учебника по истории российского Просвещения. Не отвечают многим требованиям учебника вышедшие в свет еще в 1967—1968 гг. первые два тома «Истории философии в СССР», посвященные этому периоду развития отечественной мысли.

Раздел о философии XVIII в. здесь явно недоработан. Недавно изданная книга «Некоторые особенности русской философской мысли XVIII века» при всех ее высоких достоинствах не может восполнить имеющийся пробел в учебных пособиях вузовского типа. Не претендует на такую роль и книга А.Д. Сухова «Русская философия.

Пути развития». Идет процесс активного накопления опыта, и, видимо, должно приветствоваться любое сколько-нибудь значимое начинание.

Предлагаемое пособие является обработкой автором лекций, прочитанных в аудиториях Московского государственного университе­ та. Часть ее разделов написана в последнее время, хотя пособие в целом — результат долгих раздумий.

Тема «Философия России XVIII в.» потребовала обращения к работам как советских историков философской и общественнополитической мысли (С. Аверинцева, М. Громова, М. Иовчука, В.

Андрушко, И. Захара, Г. Моисеевой, В. Ничик, А. Клибанова, В.

Литвинова, Я. Стратий, Н. Зырянова, М. Маслина, А. Сухова, А.

Галактионова, Н. Никандрова, Н. Козлова, Н. Уткиной, И. Щипанова и др.), так и зарубежных исследователей русской философии (Винклера, Витковского, Гекселыпнейдера, Коплстона, Лауха, Сиракуры, Стенлена, Хагемейстера, К. Шмидта и др.). Не забыты при этом и работы русских авторов, печатавших свои книги в России или за рубежом: Е. Аничкова, Н. Бердяева, Е. Боброва, А.

Введенского, архм. Гавриила, Е. Ершова, Иванова-Разумника, Я.

Колубовского, П. Милюкова, Э. Радлова, В. Зеньковского, М.

Филиппова, Г. Шпета, Г. Флоровского, Б. Яковенко и др.

Использовались автором и дискуссионные материалы журналов «Вопросы философии» и «Философские науки» последнего де­ сятилетия, особенно те, которые относятся к вопросам методологии и метода историко-философского исследования. Разработка проблем методологии историко-философского исследования стимулирует наши усилия по созданию фундированных учебных пособий по всем подразделам истории духовной культуры России.

«Без достижений древних цивилизаций наш мир немыслим ни в одном своем звене». Эта мысль, высказанная в наше время, осознавалась еще в XVIII в., когда остро проявлялся интерес к древней, античной культуре, к истории позднего средневековья и начала нового времени. Закономерно, что солидным подспорьем автору в его работе над книгой являлись такие совсем недавно вышедшие в свет труды, как «Древние цивилизации», «Культура Византии», «Русская философская мысль X—XVII веков», «Очерки русской культуры XVIII века», «Язычество Древней Руси», «1000летие русской художественной культуры». Из классиков русской историографии, на наш взгляд, особое и не только методологическое значение имеют труды Н.М. Карамзина, СМ. Соловьева, В.О.

Ключевского, в которых даются многоплановые характеристики интересующего нас века.

Немало ценных историографических работ публиковалось в дореволюционных журнально-книжных изданиях. Их обработка — дело всего цеха историков философии. Несмотря на трудности первичного истолкования малодоступных и архивных текстов, следует заметить, что именно такого рода занятия способны стимулировать творческий подъем.

В целом следует признать, что к изучению духовной культуры XVIII в. пока недостаточно усилий прилагали советские социологи, историки, правоведы, психологи, историки философии. Представля­ ется, что полезной была бы общая программа интеграции исследо­ ваний этого направления. Необходим и координационный центр или несколько центров его осуществления. Следует (как это сделал Институт философии АН Украины при изучении архивов КиевоМогилянской академии XVII—XVIII вв.) прежде всего систе­ матизировать источники, перевести многие из них с латинского, древне-греческого и старославянского языков на язык русский. Такую же работу следует сделать по источникам на языках стран СНГ, а также европейских, восточных и других народов мира: все неизве­ стное, что связано с историей отечественной духовной культуры, историей российского Просвещения, должно стать достоянием науки.

В книге нередко указывается на разночтения текстов или их различное толкование. Местами оказывалось неизбежным изложение дискуссионных вопросов (о характере российского Просвещения и его периодизации, разнообразии религиозных течений времени, структуре подразделов, о периодизации и типизации основных направлений или оценке главных персоналий и т.п.). Большой объем источников побуждал к отбору «самых главных». Местами вполне оправданными становились гипотетические суждения и выводы, что, на наш взгляд, не исключается в учебных пособиях. Предположения такого рода способны привлекать новые силы к разработке актуальной проблематики истории духовной культуры России. Если только это явится результатом знакомства читателя с настоящей книгой, автор будет считать ее вполне удавшейся: не сделанное им будет сделано другими исследователями.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ФИЛОСОФИЯ ПРОСВЕЩЕНИЯ РОССИИ

ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.

Россия XVIII столетия представляла собой противоречивый, во многом своеобразный и весьма поучительный пример социального развития. Формирование материальной и духовной культуры в это время охватывало все стороны общественной жизни. Многие важные процессы, происходившие в стране, зарождались, а подчас и наличествовали в зрелой форме еще в условиях «старого времени Петра Первого и Екатерины Второй». Следует прослеживать истоки тех или иных событий нашей истории, нередко таящиеся в сложных узлах и разрывах общественной жизни XVIII в. Именно поэтому, изучая Россию этого периода, мы стараемся находить побудительные причины динамики ее бытия в реальных процессах эпохи, учимся понимать, что непосредственно, а что опосредованно определяло ее своеобразие и основные черты.

Особенностью России XVIII столетия являлось то, что ее развитие осуществлялось на социокультурной основе, по своему характеру близкой западноевропейской. Связь российской истории с европейской цивилизацией является поныне проблемой только для тех, кто непреодолимой пропастью разделяет мир на «Восток» и «Запад», создавая искусственную демаркационную линию. При этом у сторонников такого подхода славянские народы вопреки всякой логике оказываются расквартированными на окраинах мировых цивилизаций. Ученые, прежде всего этнологи, историки, экономисты, географы, не случайно считают Европой материк, простирающийся до Уральского хребта. Впрочем, эта истина известна и тем, кто продолжает утверждать, что русский император Петр I на протя­ жении всего царствования только то и делал, что «рубил окно в Европу», алчно захватывая «чужие земли».

Судьбы народов Старого Света многие столетия были связаны с Россией, которую даже самым внушительным силам не удавалось превратить в «отторгнутый ломоть» европейского целого. Стремление сделать это возбуждало резкое противодействие, а то и отпор.

Выражение «Петр I прорубил окно в Европу» означало поражение в России в первой четверти XVIII в. сил корпоративности, изоляционизма и замкнутости, победу сторонников широких мировых связей, для которых Европейский материк — это общий дом большой семьи миролюбивых народов.

Одновременно Россия стремилась закрепить свое экономическое и политическое положение на Востоке за пределами Урала, на широких просторах Сибири, Забайкалья и Тихоокеанского Приморья.

Да, это был Азиатский материк с его огромным населением, многовековой историей и громадной самобытной духовной культурой, издавна тысячью нитей связанный с Россией. Известно, что П.

Чаадаев определял это положение родной страны как двойственное:

«...одним локтем в Европе, другим — в Азии». Процесс объединения был трудным. Нелегкая доля выпала прежде всего русскому народу, а также и другим народам Российской Империи, формировавшимся в новую социальную общность. Эта «общность» была не какой-нибудь «геополитической банальностью», а утверждавшей свои права на историческое существование консолидацией славянских и несла­ вянских народностей. Данная формирующаяся общность уже тогда влияла на судьбы и культуру многочисленных народов и народностей Восточной Европы и огромного Азиатского материка. Это был интереснейший и пока малоизученный процесс взаимного проникно­ вения и взаимодействия христианской России с арабскими и тюркскими народами в зоне Черноморья и Каспия, а также с Индией, Китаем и Японией, с народами Приамурья, Чукотки, Камчатки, Сахалина, Курил, с Северо-Американскими Штатами. Открытая тогда нашими предками Аляска осваивалась неактивно: не знали цены ее природным кладовым, преимуществ ее географического положения;

однако и здесь осуществлялся контакт уже с Новым Светом.

То, что можно было бы назвать оптимальным выражением общности людей в условиях начала XVIII в., на огромных территориях Земли представляло единение народов, наций, племен­ ных групп, находившихся в процессе исторического формирования.

Идея Евразии имела реальную почву, хотя ее обоснование относится к более позднему времени. Проблема «этнокультурного оптимума», входящая в моду в наши дни, в своей объективной данности только зарождалась. Соприкосновение с ойкуменой нескольких земных континентов, с их населением, культурой, историей порождало в головах людей мысли о человечестве, о его единстве, о Вселенной — своеобразном абсолюте в рамках реального мира.

ГЛАВА П Е Р ВАЯ

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ УСЛОВИЯ СТАНОВЛЕНИЯ

И РАЗВИТИЯ ФИЛОСОФИИ В РОССИИ

Задачи, решавшиеся нашими отдаленными предками в «век Просвещения», и результаты их деятельности оценивались в ХГХ—XX вв. с самых различных позиций. Да и сейчас веер оценок российского Просвещения весьма широк и неоднозначен. Чтобы правильно и всесторонне понять это сложное время, необходима скрупулезная научная работа, необходимы годы и усилия не одного поколения специалистов. «Только прикладывая песчинку к песчинке, — по словам выдающегося русского историка, — мы можем ускорить критическое выяснение наших задач и наших воззрений». Лишь в этом случае можно избежать скороспелых выводов, опирающихся на абстрактные рассуждения о путях России (возможных и невозмож­ ных) в нелегкое время XVIII столетия, нередко воспроизводящие уже известные точки зрения, запечатленные в дореволюционной и современной историографической литературе. Даже вероятностная форма изложения мнения не меняет сути дела. Вот, например, к каким выводам пришел писатель А. Ананьев, обратившись к истории царствования Иоанна IV (Грозного). Свою статью «Афанасий и Левкий», опубликованную в июне 1990 г., он заключил словами:

«Если исходить лишь из теории естественного, самовозникающего — по тяге народов к совершенствованию — движения, то, вероятнее всего, русская государственность должна была бы последовать западному образцу, как наиболее разумному и предполагавшему более ускоренное раскрепощение личности; но произошло не это, а иное, что нельзя назвать ни разумным, ни естественным и что на столетия затем ввергло нас если не в поголовное, то по крайней мере тяжелейшее крепостничество».

Конечно, с точки зрения плюрализма мнений, следует внима­ тельно отнестись к процитированным выводам. Но вместе с тем именно «многомерность научности», не исключающая принципы учета многообразия суждений, позволяет нам не согласиться с выдвижением в качестве критерия прогресса некоей «теории естественного, самовозникающего — по тяге народов к самосовершен­ ствованию — движения». Признание этой спонтанно действующей «тяги» толкает к народническим, полумистическим (невразумитель­ но-догматическим) заключениям. Ведь оказывается, что некая сила («тяга») определяет характер государственности (западного или русского «образца»), достаточно «разумное» (или менее разумное), «более» (или менее) ускоренное «раскрепощение личности». Полу­ чается так, что, не приняв во внимание возможности действия «тяги народов» к прогрессу, страна наша (по Чаадаеву, «оставленная без внимания Провидения») оказалась во власти неразумной и неесте­ ственной судьбы, ввергнувшей ее население в пучину почти «поголовного... крепостничества». Здесь воспроизводится довольно старая «западническая концепция», воскрешать которую, думается, нет никакого смысла. От западнической «теории» в свое время отказались из-за ее догматического схематизма, антиисторизма, отсутствия уважения ее адептов к конкретно-историческому методу, утверждавшемуся в отечественной историографии уже в первой трети ХГХ в. стараниями «критической школы».

Автор приведенной нами цитаты, разумеется, не без оснований пытается не упустить из поля зрения народной силы, социальных потенций масс. Однако формулирует он свои выводы, на наш взгляд, недостаточно четко: не выявлена по-настоящему роль духовных процессов в истории, преувеличено значение моральной критики и особенно гиперболизированы возможности государственной системы форсировать отмену крепостничества в России еще в XVII или XVIII вв. Простая аналогия с Западной Европой явно недостаточна :

крепостной строй, долго сохранявшаяся поземельная община в конечном счете являлись наиболее адекватными формами общест­ венных (социальных) отношений, содействовали решению слож­ нейших задач Российского государства, его функционированию в условиях громадной страны и непрекращающихся войн XVIII в.

Прежде всего экономически, да и политически крепостной строй был необходимой для тех условий формой жизнедеятельности обществен­ ных сил. Этическая оценка его роли в интересующую нас пору недостаточна: перед лицом становления буржуазного способа производства, в условиях своеобразного изначального накопления им жизненных сил крепостничество «врезалось» в естественную, исторически реальную структуру государственного целого петровской, екатерининской, александровской и николаевской «эпох». И это несмотря на его «полурабскую природу». В связи с анализом английской работорговли и американского рабовладения XVIII в. К.

Маркс очевидно справедливо отмечал: «...для скрытого рабства наемных рабочих в Европе нужно было в качестве фундамента рабство sans phrase (без оговорок) в Новом Свете».

Между тем известно, что «скрьпое рабство наемных рабочих»

Европы масштабно захватывало Россию уже в XVIII в.

Анализируемое столетие значительно расширило влияние тех про­ цессов европейского сообщества, которые с исторической необходимо­ стью и в форме «sans phrase» представляли фундаментальное явление Северо-Американских Штатов. Речь идет о формировании буржуаз­ ных отношений, развитии капитализма, о положении сословий и классов в странах Старого и Нового Света, об их сложном взаимодействии, в которое была включена и наша страна. Этот «социальный фактор» в совокупности своих «элементов», не будучи единственным, выступал главной силой эволюции, включая в себя «человеческое начало», которое мы обязаны рассматривать и по вертикали, и по горизонтали общественного среза, чтобы видеть людские силы, связанные с производством и оказывающие либо положительное, либо отрицательное воздействие на равнодействую­ щую прогресса.

Трудовые, военные, интеллектуальные усилия, самодеятельность и инициатива крестьянских и работных масс определили реальные возможности российского общества XVIII в. В это время происходит вычленение большого слоя «среднего класса» — массы жалованного дворянства (не знати, дворцовой элиты, которую также нельзя снимать со счетов), городских ремесленников, охраняемых царскими указами, зажиточных мещан, крепких «свободных крестьян», выбившихся в люди «отпускных»крестьян, средней руки коммерсан­ тов, священников и чиновников, обедневших дворян, зажиточных казаков, их «сотников» и различных отставных армейской и государственной службы людей, «разночинцев». Именно из этой среды в первую очередь рекрутировалась российская интеллигенция:

разношерстность ее социальной базы не препятствовала внутрикор­ поративному единению. Слой этот, включавший рождающуюся интеллигенцию, кое-чем напоминающий «третье сословие» Западной Европы, сыграл в первой половине XVIII в. намного большую роль, чем мы представляли до сих пор. Его облик воплощали своей деятельностью А. Меншиков, А. Ганнибал, М. Ломоносов и др.

Представители этого «класса» доминировали среди преподавателей университетов, высших школ, семинарий, сотрудников издательств, редакций, авторов газет и журналов, в академической среде. К этому кругу относятся многие из рядов интеллектуальной элиты России XVIII в.: И. Посошков, Ф. Прокопович, Г. Бужинский, В. Татищев, А. Сумароков, Ф. Эмин, Н. Новиков, Ф. Каржавин, Г. Теплое, Г.

Конисский, Г. Сковорода, митрополит Платон (Левшин), Ф.

Кречетов, П. Сохацкий, Н. Колычев и многие другие.

Действуя в русле общей исторической тенденции развития — становления абсолютизма, содействовавшего развитию буржуазных отношений, — Петр I провел целый ряд преобразований в стране, стяжал себе славу «просвещенного монарха», великого реформатора.

Объективно, таким образом, создавалась возможность для развития буржуазных отношений в нашей стране. Петровское время вполне правомерно рассматривать как один из этапов перехода от феодализма к капитализму. В этом же направлении действовали созданные Петром I социальные институты: знаменитая «Ученая дружина», системы государственной власти и образования, а также (в большой степени) академические и университетские силы и религиозные организации. Объектом же социального угнетения, безудержной эксплуатации выступали «работные люди», крестьянская масса — посессионная и крепостная, беднейшее казачество, раз­ ночинцы и другие слои.

На протяжении всего XVIII столетия крепли новые формы быта.

С созданием новых промышленных предприятий шло складывание русской буржуазии.

Рост городов и городского населения — выразительный показатель развития промышленного и ремесленного производства, углубления процесса отделения последнего от сельского хозяйства. Развитию капитализма в России содействовали заметное оживление товарооборота, укрепление общероссийского рынка. Начали функционировать ежегодные Московская, Новгородская, Ивановская, Тверская, Ижевская, Тульская, Владимирская, Казанская и другие ярмарки. На востоке страны возник еще в XVII столетии знаменитый Кяхтинский (Китайский) торг.

Кроме китайских коммерсантов здесь можно было встретить торговцев из Лаоса, Тибета, Индии. Русские покупали не только росный ладан, но в значительно большей мере — шелковые ткани, чай, рис, парчу, восточные красители, пряности и т.п. Не исключено, что на Кяхтинском торге мог быть и книгообмен, но преобладал обмен тканями: дорога через Урумчи (Китай) и Кяхту (Россия) не случайно именовалась Великим шелковым трактом. Видимо, также не случайно в начале 90-х годов состояние Китайского торга станет предметом живого интереса А.Н. Радищева: к мнению ссыльного экономиста, правоведа и философа прислушивался тогдашний руко­ водитель Коммерц-коллегии граф А.Р. Воронцов.

Нелишне в порядке справки указать, что, хотя традиции торгового обмена между народами-соседями России и Китая уходят далеко в глубь веков, только Кяхтинский договор 1727 г. положил начало «узаконенной» русско-китайской приграничной торговле. Горные ущелья, соединяющие казахские степи с просторами Цинской империи, стали воротами для расширения торговых связей России с Синьцзяном.

В XVIII в. последовательно расширяется внешняя торговля России.

С европейскими странами (Англией, Голландией, Францией, Гер­ манией, Испанией, Португалией) торговали через северные порты — Архангельск и особенно Петербург. Весьма оживленными на протяжении всего века были торговые отношения с Италией, Австро-Венгрией, Швейцарией. Россия экспортировала не только сырье, зерно и другие сельскохозяйственные продукты. Предметом ее экспорта был чугун: первая промышленная революция была совершена на русском металле.

Историки В. Татищев, А. Шлецер, М. Щербатов, И. Болтин, а впоследствии и М. Каченовский, И. Эверс, Н. Погодин, С. Соловьев, В. Ключевский дают достаточно материалов, свидетельствующих о стремлении государственных органов власти (сената, берг- и коммерц-коллегий, генерал-обер-директориума и т.п.) регулировать «в нужном направлении» ход промышленного производства, внутрен­ ней и внешней торговли. Все они подчеркивают вывод, что каналы внешнеторговых связей России были одновременно каналами проникновения в страну зарубежной полиграфической, книжно-жур­ нальной продукции, расширения идейно-политических, культурных, творчески-художественных контактов России.

И тем не менее в «просвещенных государствах» Европы, в том числе и в России, ни в первой, ни во второй половине XVIII в. не было ни единства, ни согласия — отсутствовали взаимоуважение граждан и слоев общества, не было «всеобщих интересов», личного и общественного благополучия. Налицо были социальные распри, ибо достаток одних — верхов — достигался за счет ущемления интересов других — купечества и угнетения третьих — крепостных, ограбления окраин империи. Поскольку крепостной «в правах был мертв», он в союзе с другими «униженными и оскорбленными»

выступал детонатором недовольства, борьбы за свободу. Вместе с тем в сознании социальных низов достаточно сильны были иллюзии о возможности освобождения по воле монарха или претендентов на престол. Вся совокупность острейших противоречий социальной сферы весьма сложно и далеко не автоматически, совсем не зеркально выражалась в идейной — философской, этической, эстетической и т.п. — форме.

Думается, что сказанного достаточно, чтобы представить слож­ ность социально-исторических процессов в России конца XVIII в.

Закономерно, что и политические, идеологические, философские и художественные феномены того времени предельно сложны, и об этом надо помнить, переходя к характеристике российского Просве­ щения как формы духовного искания, самовыражения передовых людей европейско-азиатской державы.

Уместно будет в этом подразделе первой главы книги разобрать вопрос о духовных истоках менталитета важной эпохи нашего исторического прошлого. Уже первая четверть российской истории XVIII в. достаточно выделяется на фоне общей картины столетия, получившего название «века Просвещения». Понятие «Петровская эпоха» не выражает полноты перенасыщенных событиями общест­ венно-политических и экономических, правовых и научных, куль­ турных и духовных процессов, свойственных этому времени. Более полным, как нам представляется, является понятие «Просвещение России XVIII в.», которое отражает и широту объективных феноменов, и действие субъективных сил истории, их социальнопсихологических проявлений.

Некоторые историки, политологи и экономисты своеобразно толкуют судьбу Просвещения в целом, российского Просвещения XVIII в. в частности. Так, авторы солидного и весьма содержательного сборника «Век Просвещения», изданного одновременно на русском и французском языках в Москве и Париже (1973), не оговаривают, почему в книге столь многообещающего названия нет даже упоминания о просветителях Германии, Италии, Англии, Испании, Северо-Американских Штатов, России и т.п. Может быть, редкол­ легия франко-советского сборника разделяет мнение Г. Шпета, что в XVIII в. в России не было ни своей философии, ни своего Просвещения, или американского историка русской духовной культуры Д.М. Гриффитса, который совсем недавно, выступая на страницах специального выпуска канадско-американского журнала по славистике «В поисках просвещения», самую возможность Просвещения в России Петра I и Екатерины II назвал исключенным третьим.

Однако Просвещение и философия, просветители и философы в России XVIII столетия — неоспоримый факт. Важно уяснить себе, какой смысл заключен в понятии «просвещение» с учетом его отношения к философии, духовной культуре в целом, в какой форме является оно в XVIII в. и каково его теоретическое выражение.

Многие ученые понятие «просвещение» жестко связывают с идейными явлениями буржуазных отношений. И здесь есть свой резон: эпоха капитализма с самого начала дает гигантский толчок развитию производительных сил, а следовательно, и науки, культуры, искусства. В свете такого, формационного, подхода этап буржуазного просветительства качественно отличается от предшествующего этапа истории. Он придал просвещению новые силы, широту и глубину:

распространение грамотности и образования, развитие книгоиздатель­ ства и науки, литературы и искусства приобретают масштабы, которые несравнимо с прошлым поднимают уровень общественного, духовного, культурного развития населения. Процесс этот находит выражение и в философии — в ее содержании, структуре, функциях, методах, задачах и социальной роли. Просветительская миссия — одна из важнейших функций философии. Она атрибутивна по своему характеру.

И все же изложенное понимание просветительства, имея значение для характеристики буржуазного строя жизни, может быть признано тенденциозно ограниченным, поскольку явления просветительства знакомы всем социальным формациям и находят достаточно яркое выражение не только в секуляризованной форме, но и в религиозной, мифологической и смешанных формах.

В общих чертах широкое и неформационное понимание просве­ щения позволяет с полным основанием считать просвещение древнейшим явлением. Оно представляет собой одну из важнейших черт духовности общества, его способности на определенном этапе подниматься над уровнем материальных потребностей, выступать генерализующей силой, объединяющей волю, мысль и нравственные убеждения людей. Человечеству известны просветительные эпохи древнекитайской, ассирийской, древнеяпонской, древнеиндийской, древнегреческой, древнеегипетской, древнеиудейской, древнеримской, древнеамериканской, арабской, христианской и других цивилизаций.

Наиболее яркие периоды их истории знаменуются явным преобла­ данием идеальных, духовных ценностей, которые возбуждали нрав­ ственную энергию отдельного человека и народа в целом.

Поскольку просвещение, с одной стороны, обусловлено объективными процессами времени, а с другой — выступает в качестве радикального требования разума, субъекта, постольку оно наиболее полно выражает дух времени. Характерно, что просветите­ лям свойственны и критическое отношение к прошлому, и непре­ менный интерес к истории, попытка удержать все ценное, что в ней накопилось. Такая ориентация просветительства обеспечила ему собственное долгожительство: человечество не может пренебрегать фактором, гарантирующим и преемственность, и мобильность. И в наши дни просветительство предоставляет реальный шанс для дальнейшего развития цивилизации с сохранением великих ценностей прошлого. Просвещение способно подтолкнуть людей на решение как задач непосредственных, идущих от производства (бытовых потреб­ ностей), так и опосредованных, идущих от политических, общест­ венно важных «непроизводственных» целей (защита отечества, борьба со стихиями природы). Нам представляется, что примером непосред­ ственной роли просвещения были нидерландская, французская, английская революции, примером второй, опосредствованной формы просвещения была реформаторская деятельность Петра I и его окружения.

Необходимо также отметить, что просвещение предполагает новый, более высокий уровень концептуализации понятий. Повы­ шение роли философии, науки, культуры в обществе, выработка ими новых парадигм развития, усиление связи теории с жизнью, расширение возможностей человека покорять в свою пользу стихии природы, укрепление нравственных, культурных, эстетических и педагогических средств, правовых взглядов и демократических, гуманистических представлений и норм жизни людей — все это и немало другого тесно связано с понятием «духовность человека, общества». Последнее (духовность) составляет комплекс форм, в том или ином объеме входящих в содержание понятия «просветительство»

(«просвещение») в широком его значении.

Просвещение — явление человеческой самоорганизации, ее духов­ ное начало и движущая сила. Школы, кружки, направления, идейно-политические течения, верования и движения являлись частями структуры этой организации, а монастыри, академии и университеты, церкви (молельные дома), училища и институты, семинарии и лицеи, журнально-книжные издательства — центрами просвещения.

В XVIII в., не только с точки зрения региональной, Россия оказалась в фокусе взаимопроникновения и взаимодействия культур:

культуры различных цивилизаций вступали здесь в соприкосновение, становились предметом осмысления и выбора. Те разнообразные сведения, которые несли они с собой и объем которых трудно переоценить, оказывали непосредственное влияние на народы великой страны ввиду усиливающихся внешнеполитических, торговых и культурных связей, активизации дипломатической и миссионерской деятельности, усиления международных контактов. Процесс присо­ единения к России новых земель, населенных различными народами и племенами, о которых ранее знали лишь понаслышке, но с которыми теперь столкнулись вплотную, проникновение за Урал и Байкал, в Сибирь, в Тихоокеанское Приморье, донесения море­ плавателей-первооткрывателей, казаков-землепроходцев, ака­ демические отчеты ученых, побывавших в научных экспедициях, или рассказы офицеров и солдат, участвовавших в присоединении к России земель Приазовья, Крыма, Приднепровья, Молдавии, Ва­ лахии, Северного Казахстана, — все это привело к резкому расширению географических и этнографических, языковых и куль­ турных знаний. Ментальное потрясение русского общества от всего этого было близко к тому, которое испытали европейцы от открытия Нового Света. Возбужденное сознание людей XVIII в. жадно усваивало новые знания, расширяющие представления о мире.

Конечно, основная масса грамотного населения России всегда проявляла интерес к насущным вопросам современности. Со времен возникновения государственности (до крещения и после крещения Киевской Руси), появления церквей и монастырей, рукописной и печатной книги, образования первых учебных и научных заведений — школ, училищ, коллегий, академий, университетов — был высок интерес к мировоззренческим вопросам, расширялся круг лиц, профессионально занятых этими вопросами, как и проблемами специальных, конкретных знаний и отраслей науки. Однако и на этом пестром фоне интересы людей первой половины XVIII в. к философской проблематике отличались разнообразием: некоторая часть образованных людей светского происхождения, очевидно, концентрировала свое внимание на истории и достижениях западно­ европейской научной и философской мысли. С ними солидаризирова­ лась незначительная группа высших церковных иерархов. Судя по всему, немалое значение придавалось философии Николая Коперника (1473—1540), Якоба Бёме (1576—1630), Иоганна Кеплера (1571— 1624), Баруха Спинозы (1632—1677), Томаса Гоббса (1588—1679), Джона Локка (1632—1704), Пьера Бейля (1647—1706), Рене Декарта (1596—1660), Готфрида Лейбница (1646—1716), Христиана Вольфа (1679—1754) и многих других мыслителей Западной Европы.

В круговороте идейных течений западноевропейской мысли достаточно отчетливо вычленялись такие направления, как дуализм, пантеизм и гилозоизм, рационализм и сенсуализм. В воззрениях Исаака Ньютона (1643—1727), близких деизму, природа бога признавалась таинственной и непостижимой. Несмотря на то что английскому математику, физику и философу принадлежат тео­ логические размышления об откровении Иоанна Богослова и необходимости «первотолчка божьего», им же отстаивались идеи, ограничивающие представления о всемогуществе божьем, допускались открытые антиклерикальные высказывания. Любопытно, что из европейских светил науки XVIII в. в центре интеллектуального внимания русской общественности, светской и церковной, были Декарт, Коперник и Ньютон. И дело не столько в утилитарной стороне просветительства, в интересе к прикладным знаниям, характерном для светских и церковных кругов, сколько в процессе секуляризации общественной (социальной и духовной) жизни, в стремлении освободить страну от пут феодализма. В буржуазных свободах Европы и соответствующем мировоззрении видели выход из «тупиков бытия».

Значительным моментом западноевропейского общественного соз­ нания являлась тяга к проблеме человека. Она нашла наиболее яркое выражение в трудах Э. Роттердамского, Т. Гоббса, И.Ф. Буддеуса, Г. Гроция, С. Пуфендорфа, которые сформулировали идею «естест­ венного права», дали представление о натуральных основах законо­ сообразной деятельности личности. На первое место ими выдвигался человек. И здесь легко обнаруживались теоретические начала процессов секуляризации и знания, и общественного бытия. Боже­ ственное уступало место естественному, натуральному. Вполне закономерно, что понятия «естественное состояние» и «общественный договор» входили в лексикон деятелей Просвещения России XVI— XVII вв.: Ф. Скорины, Л. Сапеги, Ю. Крижанича, X Филарета, И.

Пересветова, Д. Кантемира. Гуманизация знания, философии и нравственности, присущая «веку Просвещения», отразится и на отечественной мысли. Вся профессиональная подготовка философских и церковных кадров включала обучение древней философской культуре, прошедшей сквозь века византийского ее «хранения», избавлявшего от воздействия схоластической, диатребической традиции средневековья. Испытывая ренессансные влияния и не­ зависимо от них, в XVIII в., с самого начала, значительные слои образованного населения продолжали проявлять интерес к Платону и Аристотелю, находя в их учениях аргументы для решения просветительских задач своего времени.

Вместе с античной духовной культурой Греции и Рима от Византии любомудры России воспринимали историю мысли Древней Иудеи, Древнего Египта, философию Древней Индии, Ближнего и Среднего Востока. Не случайно в стенах Киево-Могилянской и Славяно-греко-латинской академий в XVII и XVIII вв. обязательным являлось изучение (и практические знания!) древнегреческого, латинского, древнеиудейского и древнеславянского языков. Древние языки стимулировали значительную по масштабам того времени переводческую, издательскую и преподавательскую деятельность.

Большое внимание уделялось толкованию библейских и святооте­ ческих текстов, их уточнению, а также изучению и воспроизведению древних архивов, составлению разнообразных словарей. Эта и подобная ей работа совершалась насельниками крупнейших (Афонский, Троице-Сергиев, Киево-Печерский, Заиконоспасский, Макарьевский, Соловецкий и др.) монастырей.

После крещения Руси византийское влияние на россов становится основным, исторически весьма плодотворным и перспективным. Даже после взятия турками столицы Византии (Константинополя), после исчезновения с карты мира Восточноримской империи влияние византийской цивилизации на Россию долгие десятилетия и даже столетия оставалось решающим. В свете этого непонятно, почему изучение культуры Византии до сих пор не стало равноправным элементом программ нашей средней и высшей школы наряду с другими древними, средневековыми культурами, а также культурой нового времени. Несомненно, труды и ранних, и более поздних философов, логографов, риторов и богословов Византии оказали влияние на становление и развитие русской философии. В свою очередь, обратим внимание на тот факт, что, начиная с Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого и Псевдо-Дионисия Ареопагита, включая идейную доктрину Максима Исповедника, всестороннее по своей содержательной полноте и эталонное по определенности выводов философское наследие Иоанна Дамаскина (вторая половина VII — начало VIII в.), наследство великолепного знатока истории философии, ученого-энциклопедиста, оригинального философа платоновского направления Михаила (после пострижения Константина) Псела (XI в.), философская мысль Византии, обога­ щенная различными школами философии Древней Греции, Древнего Рима, библейской мыслью и арабской философией, представляла собой необычайно высокий взлет духовной культуры, достойный подробного изучения и самого внимательного отношения. Весьма примечательным было распространение в V в. сочинений, ставших явлением духовной жизни не только христианского мира. Под именем Дионисия Ареопагита (афинянина, упоминаемого в «Деяниях апо­ столов». — 17; 34) в течение многих столетий изучалось и ком­ ментировалось учение, синтезировавшее христианское богословие и античную метафизику. Приставка «Псевдо», употреблявшаяся при упоминании имени Дионисия Ареопагита, не была случайностью.

В сочинениях, приписываемых Дионисию Ареопагиту, излагались основы христианского вероучения, философского теоретизирования, которым суждено было сыграть выдающуюся роль в истории. Не случайно только в VIII в. одному мыслителю Византии удалось сравняться по известности с Дионисием Ареопагитом. Это был Иоанн Дамаскин (675—753) — великий философ древневосточного духовного ареала, один из самых крупных столпов византийской теологии, учености и мудрости. И. Дамаскин стал продолжателем той интеллектуальной работы, которую проделали до него Кирилл Александрийский и Псевдо-Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Григорий Богослов и другие отцы церкви. Если Псевдо-Дионисий Ареопагит внес существенный вклад в своеобразную гносеологию христианского богословия, в поиски компромисса между постижением истины через разум и через откровение, то Иоанн Дамаскин, продолжая эту позитивную линию, внес примирительный (комп­ ромиссный) элемент в сложившиеся противопоставления мира и бога, земли и неба, материи и духа, тела и души. Ареопагит (Ивер) с помощью категории «всеобъемлющее благо» (бог-всеблаго) объединил «земной и горний миры», создал условия для универсального синтеза.

Он реабилитировал понятие материи в духе Александрийской школы, расчистил почву для гилозоистского и пантеистического толкования мира. Кроме этого было развито рационалистическое содержание восточно-христианского учения, сделан шаг в сторону философской антропологии к разработке этических и эстетических понятий, в целом конвергентной концепции, этической системы согласия — категории, более широкой по сравнению с современным понятием consensus (соглашение, примирение и т. п.).

И. Дамаскин жил и творил в эпоху расцвета Византии; он был выразителем идей этой эпохи. Ему принадлежит трилогия «Источник Знания», первая часть которой называлась «Диалектика», вторая — «О ересях», а третья — «Точное изъяснение православной веры».

Трехчленное построение трактата И. Дамаскина примечательно стремлением автора в каждой из частей главного своего труда подчеркивать «особенность» предмета любомудрия, отмечать его «роль» и «значение». В «Источнике знания» различается две формы «философской мудрости»: 1) умозрительная и 2) практическая.

Спецификой первой (умозрительной философии) является сугубая связанность с духовной субстанцией, имеющей внематериальный, абстрактный и богословски-религиозный характер. Сюда причислялась математика, астрономия, музыка, метафизические представления в духе Планона и Аристотеля (Бог, мир, форма, содержание, материя, движение, причина, закон и т.п.). Специфика второй (практической философии) состоит в том, что в свой предмет она включает явления «обыденные — монастику, касающуюся отдельно взятого человека, экономику вместе с домостроем, политику как учение об обществе и государстве, а также этику в узком (индивидуальную) и широком (общественную) значении. Мыслитель из Дамаска, признававшего философию «силой духа», выступающей в форме мудрости, всеблагости, справедливости и праведности. Божественным атрибутом провозглашалась мысль как то, что одухотворяет Вселенную. Эта идея явно наследовалась из корпуса идей иудейского гностицизма.

Зато проблема смертности и бессмертия человека, решавшаяся в духе восточных философских традиций, в единстве с учением о боге, все же получает скорее светское, чем церковное выражение — замыкается на человеке, требуя уяснения его сущности и предназ­ начения.

Иоанн Дамаскин стремился в христианской терминологии пере­ осмыслить наследие античной философии и античной культуры, включая и пластические искусства. Это позволяло успешно вести миссионерскую деятельность как в регионах, испытывающих влияние античной культуры, так и среди «варваров», для которых христиан­ ство открывало таким образом путь к книжной образованности, к упорядоченному знанию. Не случайно христиане, отрицающие пользу изучения природы, получали от святителя суровые укоры за леность и нерадение, поскольку естествознание, как он утверждал, обосно­ вывает теологию («естественное богословие»). К этой характеристике С.С. Аверинцев добавляет осуждение Дамаскиным суеверий, отвер­ жение астрологии, уважительное отношение к истории философии, логике.

После изложенного выше можно ль удивляться тому, что идеи Псевдо-Дионисия Ареопагита, Иоанна Дамаскина и их последовате­ лей всегда привлекали внимание книжников в России от времени принятия христианства вплоть до XX в. включительно. В некоторые времена влияние «византийства» ослаблялось, но незначительно. К.

Маркс был прав, когда утверждал: «...религия и цивилизация России — византийского происхождения».

Влияние «византийской цивилизации», восточногреческого христианства и византийской философии на культуру славянского мира, и прежде всего русскую культуру, достаточно четко прос­ леживается уже в первых письменных источниках Древней Руси — в произведении «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона (XI в.). Здесь делаются первые шаги к освоению богатого наследия византийской философской культуры и даны начальные оценки «христианской философии». Черты византийской философской традиции проявляются в сочинении «Повесть временных лет» (полное название — «О повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда Руская земля стала есть»). Хранящийся в ГПБ Лаврентьевский список этого произведения отражает философские аспекты борений христианства и язычества в первые десятилетия после крещения Руси (XI—XII вв.)'". Не исключено, что «Речь философа», помещенная в «Повести временных лет» под 986-м годом как изложение многотрудного «испытания вер» Владимиром Красное Солнышко, является первым письменным источником русской философии, хотя перечень «первых из первых источников» можно было бы продолжить. Философские персоналии, составляемые, исходя из изучения этой литературы, включают, как правило, лиц из высших слоев духовной и светской иерархии, выступавших в роли просветителей своего времени:

княгиня Ольга (IX—X вв.), князь Киевский Владимир Креститель29, митрополит Киевский Иларион (XI в.), преподобные Сергий Радонежский и Савва Звенигородский (XTV—XV вв.), митрополит Московский Даниил (XVI в.), Петр Могила (XVII в.), Симеон Полоцкий (XVII—XVIII вв.). Охватывая почти 700 лет, работа этих исторических деятелей отмечена печатью настоящего подвига.

Очень непростым, неодносложным было отношение русских и — шире — славянских мыслителей к предшествующей духовной куль­ туре. Преобладал универсализм интересов, опиравшийся чаще всего на личный энциклопедизм, широту интеллектуальных возможностей, верность ренессансным традициям, парадигме высокой интеллекту­ альной культуры Псевдо-Дионисия Ареопагита и Иоанна Дамаскина.

Примером может бьпь духовный облик Франциска Скорины ( — ок. 1551), белорусского первопечатника, переводчика и издателя «Библии русской», творческая биография Максима Грека (ок.

1475—1556), деятельность Симеона Полоцкого (1629—1680), поистине всестороннее (гармоничное) дарование Феофана Прокоповича (1681—1736) и служение исторической истине Василия Татищева (1686—1750). Это разные мыслители. Последний из стоящих в этом ряду деятелей больше всего был склонен к историческим изысканиям, тогда как, скажем, братья Иоанникий и Софроний Лихуды — к философскому творчеству, а Григорий Ско­ ворода (1722—1794) — к разработке нравственного кодекса жизни людей. Такое своеобразие мыслителей требует максимального учета конкретно-политических, философско-этических, общекультурных факторов при оценке специфики теоретических построений российских философов. Думается, что не сегодня возникшая дискуссия об особенностях философского склада мышления отдельных индивидуумов и целых народов нуждается поэтому в привлечении новых фактологических данных, а следовательно, в привлечении новых интеллектуальных сил, в более глубокой разработке методо­ логических средств. Довольно абстрактная постановка проблемы о «специфике философии Древней Руси» толкает к конкретному выявлению особенностей главных тенденций, их эволюции от века к веку, от десятилетия к десятилетию. Должны бьпь вскрыты «школы» и «направления», точки их единения и противостояния, формы самопроявления и взаимодействия.

Интернационализация содержания мысли и форм философского ее выражения — вот на что указывают историки отечественной философии, анализируя явление, которое называют «русской духов­ ной традицией». Ясно, что на рубеже XVIII в. течений в русле этой «традиции» в России было достаточно много, и часто существенно отличавшихся друг от друга. В столкновении «пограничных} цивилизаций», происходивших в России XVIII в., — сложность' вопроса о взаимодействии форм общественного сознания и течений мысли интересующего нас времени: нельзя все объяснить толью влиянием «византийской цивилизации». Культура, философия, наука, верования и этические понятия в это время не подчинялись единой «магнитной силе». Социально-политические контакты Востока и Запада, различных регионов, наций и малых групп отличались исключительной сложностью. Уже тогда на русскую культуру влияли значительные пласты армянской, грузинской, таджикской, узбекской, азербайджанской, молдавской, арабоязычной, индийской и китайской культур, становясь предметом знакомства и философского синтеза.

Идейные традиции славянских народов, их философская культура выступали решающим фактором этого синтеза, особенно в таких важных российских центрах, как Москва и Новгород, Тула и Владимир, Ростов Великий и Новгород-Северский, Смоленск и Переяслав, Олонецкий край и Сольвычегодск, Архангельск и Великий Устюг, Рязань и Вологда, Петербург и Киев. В результативное целое российской культуры вносили свой вклад другие народы — неславян­ ское и нерусское население великой империи.

Петру I и его сподвижникам удалось «пробить окно в Европу», а для Российского дома народов необходимы были широко открытые двери на Запад и к державам Ближнего и Среднего Востока, в.

южные страны и к государствам Дальнего Востока. Тот, кто повсюду искал, у соседей находил бесценные духовные образцы, высокие достижения и поучительный опыт. Этим обусловливались емкость герменевтического поля, космизация и интернационализация задач философии, широта идей главных школ и направлений, синтетиче­ ская и часто синкретическая форма памятников духовной культуры России конца XVII — начала XVIII в. И здесь следует искать ответ на вопрос, каков характер взаимодействия русской философии с идейным богатством различных народов и «разноплеменных стран».

Ее сближение с философией Западной Европы и мыслью Востока существенно влияло на содержание общественного сознания, вело к ломке традиционных представлений, побуждало к напряженной интеллектуальной работе. Разрывы между единичным и общим, личным и общественным, частным и государственным, стремительное развитие самосознания при более медленном изменении жизни формировали обстановку глубоких исторических противоречий. При этом следует отметить характерную для России область социальных отношений, в которой отображались противоречия и коллизии времени, может бьпь, как бы парадоксально это ни выглядело, с наибольшей остротой и чистотой. Речь идет об отношениях между Церковью и государством. Эта проблема до сих пор волнует исследователей и на Западе и на Востоке, и светских ученых и богословов. Это отнюдь не случайность. Именно в этом узле Российской истории XVIII в. видные мыслители, философы, социологи политологи усматривают исток многих последующих — вплоть до Октября 1917 г. — событий. Такую оценку можно оспаривать. Однако бесспорна значимость данных отношений для России XVIII в.

Две стороны социальной жизни эпохи — светская и церковная — определяли главнейшие социальные явления России XVIII в. При этом просветительская идеология давала настолько мощный побудительный импульс, что ее влияние практически было общез­ начимым: оно захватывало и самые консервативные, а то и реакционные слои, и самые радикальные, временами полностью определяя судьбу тех или иных представителей социальных групп страны.

Начиная с XVIII столетия, в России расширяется сеть светских учебных заведений различного профиля: церковно-приходские и профессиональные школы, бурсы и реальные училища, гимназии и лицеи. Они были подчинены приказам общественного призрения.

Оставались «безнадзорными» система приватного обучения и репетиторство, монастырские училища и духовные семинарии, учебные заведения монашеских орденов. Особую роль обретали коммерческие, артиллерийские, инженерные, навигационные школы.

Все больше стала практиковаться посылка молодежи в зарубежные университеты и академии, особенно распространенная до создания Петербургской Академии наук и Московского университета.

В целом образование пошло вширь. Грамотность в России стала заметно выходить за пределы церкви, двора, государственных канцелярий. Росли духовные запросы грамотных людей. Укреплялась традиция, возникшая еще в предшествующем веке, свободного светского образованного мышления, распространялась страсть к «собиранию книг» и к чтению. Понимание этого в совокупности с другими факторами помогает нам уяснить характер причин развития книгоиздательства в России. Пример Ивана Федорова, выпуск им вслед за «Апостолом» в Москве «Часовника» — многие десятилетия основную учебную книгу на Руси, побуждал к подражанию.

Друкарь Москвитин (так в западных землях славянского мира называли первопечатника) оставил большой опыт печатания книг.

Сбывались вещие его слова: «Надлежит мне духовные семена по свету рассеивать...» На украинских, белорусских, прибалтийских и русских землях на протяжении всего XVII в. были напечатаны книги, названия которых исчислялись сотнями. Это были книги церковнослужебного, учебно-прикладного, естественнонаучного и философско­ го содержания. Любопытно, что преподаватели Ртищевской школы при Андреевском монастыре (Москва) Е. Славинецкий, А. Сагатовский и Д. Птицкий в 1665—1685 гт. перевели на русский язык и издали в Амстердаме «Космографию» И. Блеу, в которой излагались не только система Клавдия Птоломея, но и система Николая Коперника. Был переведен и частично опубликован ряд произведений древних философов, в частности в 1698 г. на средства московского купца Ивана Короткова был осуществлен перевод трех книг «Риторики» Аристотеля. Подлинным собьпием явилось издание в 1712 г. капитальной работы по нравственности — «Ифика иерополитика, или Философия нравоучительная». Почти 300 лет ученые тщетно стремятся узнать имя автора этого трактата. Год спустя после выхода его в свет, в 1713 г., опубликовано «Зерцало естествозначительное» — своеобразный свод философско-этических понятий перипатетиков, словник их натурфилософского учения.

Петровские реформы и установки содействовали выпуску разно­ образных книг, необходимых для подготовки кадров государственного аппарата, армии, флота, градостроителей, металлургов, изыскателей, делопроизводителей, коммерсантов, почтовых и таможенных слу­ жащих и т. п. В 1699 г. по предложению Петра I была издана звездная карта, предназначенная для навигационных школ. Пребывая в Голландии, русский монарх побудил белорусского просветителя Илью Копиевича (1651—1714), вынужденного эмигрировать за рубеж, издать целый «ряд книг для России».

В типографских выпусках России первых двух десятилетий господствовала нерелигиозная, светская литература. Новые возмож­ ности стали активно использоваться религиозными институтами:

синодом, монастырями, духовными семинариями. Печатается церков­ ная, а также философско-религиозная литература. Так, в самом начале XVIII в. была опубликована книга Стефана Яворского «Знамения пришествия антихристова и кончина века сего» (М., 1703).

Выпуск этой книги открыл целую серию аналогичных изданий.

Только в первой четверти XVIII в. в России было издано книг больше, чем за два предшествующих столетия.

Для широкого круга специализирующихся по истории науки, истории философии и в целом российской культуре XVIII в.

представляет большой интерес книгоиздание на иностранных языках, осуществляемое в ту пору непосредственно в России. Часть философов, ученых или общественных деятелей этого времени публикуют свои работы за границей и не только на европейских языках. Продолжали выходить в свет, включаться в обращение рукописные книги и книги малых тиражей. От десятилетия к десятилетию расширялся вовлекавший в свой круг и Россию книжный обмен академий и университетов мира, формировалась и ширилась международная книготорговля (Амстердам, Берлин, Варшава, Кельн, Лейпциг, Париж, Лондон, Рим, Стокгольм и др.).

Широкое распространение книжности, превращение ее в средство национальных, региональных и международных коммуникаций — одна из выразительных черт Просвещения. Научность, фундамен­ тальность, повышение интереса к проверенным фактам и внимания к первоисточникам, новое отношение к книге... На смену отдельным представителям не только на Западе, но и на Востоке — в России и за ее пределами — приходят группы, слои мыслителей и публицистов, философов и поэтов, естествоиспытателей и общест­ венных деятелей, обращавшиеся к решению новых социокультурных задач.

Значение России усиливалось по мере возрастания ее экономиче­ ского уровня, расширения связей с державами Запада и Востока.

Любопытно, что для создания кадров, способных выполнять работу по развитию международных контактов, в середине века функционировала китайская (маньчжурская) школа при Академии наук. Впервые страна и ее население начинают решать междуна­ родные задачи в широком объеме — от экономических, политических, военных до научных, культурных, религиозных и т. д.

Идеологов XVIII в. живо интересовали повседневные запросы времени. Возможно, поэтому различные варианты религиозной идеологии нередко выражали прогрессивные тенденции общественной жизни. В церковных и околоцерковных кругах возникали идейные течения, решавшие задачи просветительства. При этом теологическая форма идей часто не столько камуфлировала, сколько подчеркивала их светское содержание. На передний план выступали политические, философские, естественнонаучные, правовые и этические проблемы, теснившие на задний план вопросы догматического богословия, точнее — собственно религиозную проблематику. Под влиянием этой тен­ денции в значительной мере находились представители и официаль­ ной (академической), и неофициальной, частью стихийно выраженной, философской мысли.

В конце XVII — первой половине XVIII в. резко активизируют свою деятельность сектанты и еретики. Их идеологи нередко имели академическую подготовку, были хорошо ориентированы в логике, риторике, философии, этике, истории религиозных учений.

Ересиархи этого времени с целью доказательства «истинности»

своих учений прибегали к философским аргументам, нередко заимствованным из трудов древнегреческих, византийских, арабских или древнеславянских и западноевропейских мыслителей. Дискуссии порождали «послания», «поучения», «слова» и «обращения» официаль­ ных или неофициальных представителей богословия. В них, как правило, давалось рационалистическое обоснование «канонов»

религиозных верований, связанное с использованием философии.

В сектах «стригольников», «духоборцев», «жидовствующих» попу­ лярной была философская литература. Среди «жидовствующих» была распространена «Логика» Аристотеля, известная через переводы работ Маймонида и Аль-Газали. Используя формально-логические приемы, «жидовствующие» отвергали догматы троичности бога, божествен­ ности Христа и др. Во многих других случаях они обращались к древнеиудейским пантеистическим и гилозоистическим учениям, к философии Псевдо-Дионисия, Иоанна Дамаскина, Максима Грека, к догматическому богословию С. Яворского и Ф. Прокоповича. В полном объеме использовались риторики.

Чтобы представить себе реакцию на выступления еретиков деятелей православной церкви, которую наблюдали в XVIII в.

современники, достаточно обратиться к наследству И. Посошкова, С. Яворского, Г. Конисского или митрополита Московского Платона (Левшина). Разумеется, труднее представить, какой степени накала достигали столкновения официальных служителей русской правос­ лавной церкви, а то и рядовых верующих с представителями римско-католической, униатской (греко-католической) церкви, с лютеранами и кальвинистами. Особый интерес могут представить те духовные процессы в России, которые связаны были с «расколом»

— явлением в нашей отечественной истории не просто значительным, но трагическим и судьбоносным.

Движение, идеология и философия раскольников — область, которая более 300 лет занимает умы деятелей православной церкви и представителей государственной власти, историков, экономистов, философов, религиоведов, политологов. Накоплена большая литера­ тура по «расколу»; в ней преобладают ориентиры и оценки официальные или полуофициальные. В советской литературе вопрос о «расколе» освещен слабо и к тому же вне связи с просветительской мыслью и гражданской историей. Между тем движение раскольников соотносилось с коренными, жизненно важными процессами развития страны, выражало тенденции становления ее демократических сил, настроения и чаяния беднейших и средних слоев общества, оставаясь вместе с тем в рамках христианского вероучения в качестве одной из его ветвей. Учитывая масштабы раскольничества и остроту борьбы с ним, светские власти не могли игнорировать церковь и после принятия «Духовного регламента» (1721), резко ограничившего формальные права клира. Петр I, его преемники, государственная иерархия продолжали нуждаться в благословении церкви. Деятель­ ность церковных организаций оставалась важной стороной российской действительности.

В России первой четверти XVIII в. насчитывалось около монастырей, свыше 12 000 церквей, значительная часть из которых были приходскими. Через церковные связи проходили важные коммуникационные линии страны. В приходах оглашались царские указы, распоряжения, совершались обзоры церковных и государст­ венных дел, в своих проповедях священники давали «полезные Регулы». Русская православная церковь внедряла в общественное сознание идеал соборности, консолидировавший общество и способ­ ствовавший проведению радикальных реформ в рассматриваемое нами время. Однако и церковь нуждалась в преобразованиях.

Раскол возник не в лучшие времена истории православной церкви, переживавшей очевидный кризис. Его внешними причинами, чаще всего отмечающимися церковными историками, была неудовлетворенность некоторых деятелей церкви и прихожан реформированием церковной жизни патриархом Никоном (в миру Никита Минов; 1605—1681), занимавшим патриарший престол в 1652—1666 гг., и Алексеем Михайловичем — одним из первых русских царей дома Романовых, отцом Петра I (вт. пол. XVII в.).

Весьма примечательно, что положение участвующих в реформатор­ стве или связанных с ним лиц менялось в ходе начавшихся преобразований. Изменялись также подходы к проблемам, возникавшим по ходу дела.

Дело в том, что еще церковно-земский Стоглавый собор (1551) отразил глубокие противоречия, накопившиеся в церковной жизни России. В его решениях были определены правовые и нравственные нормы взаимоотношения духовенства с обществом (церковными общинами) и светской властью: отвергнуты великокняжеские секуляризационные проекты, но ограничены денежные оклады свя­ щенников и церковные владения в городах, сокращены некоторые другие привилегии духовенства. Впервые в истории подобных церковных собраний на Стоглавом соборе обсуждались вопросы о еретиках и их учениях. Здесь были одобрены идеи единства государственной и церковной организации, сформулированные еще в XVI в. Иосифом Волоцким, сторонником укрепления центральной власти Московской Руси XVI в., создателем Иосифо-Волоколамского монастыря — центра просвещения, средоточия философской и обще­ ственно-политической книжности XVI и XVII вв.

Однако решения Стоглавого собора не изменили положения дел в церкви и государстве: продолжали распространяться в народе и в самом духовенстве суеверия, предрассудки, «порча» богослужебных книг, вызванная искажениями текстов и произвольными толко­ ваниями служебных указаний, относящихся к литургике и требам.

В немалой степени это объяснялось низким уровнем подготовки иереев и клирошан, так как испытывался острый недостаток в училищах для их подготовки и переподготовки. Поэтому не случайно еще Иоанн ГУ, провозглашая себя «веры поборником», «Богу служителем», имел намерение произвести «ряд церковных перемен».

В то время консервативные силы победили: сторонник исправ­ ления книг и церковной службы Максим Грек был осужден и окончил свои дни в строгом затворе. Однако проблемы не исчезли, а со временем обострились до чрезвычайности, вызвав раскол при Алексее Михайловиче. Внешняя сторона событий этого времени подробно описана митрополитом Московским Платоном (Левшиным) сто лет спустя в работе «От православно-кафолической восточной Христовой церкви увещевание». Высокий церковный иерарх справедливо отмечал, что поводом для раскола послужили ритуальные изменения, внесенные патриархом и царем (служение по правленым книгам, трехперстное крестное знамение, введение шестиконечного вместо восьмиконечного креста, «нестрогое хождение посолонь» — по солнцу или против солнца — при крещении и венчании, запрет на ношение «старых» одежд и бороды для мирян и т. п.). По ряду вопросов, очевидно, враждующие стороны могли бы договориться, но логика борений сделала свое дело.

Патриарх Никон, борясь за изменение «правил богослужения», попутно стал отстаивать идею о выведении священников из-под власти «мира», т. е. из-под власти прихода, и подчинении всего белого (приходского) духовенства высшей церковной иерархии, состоящей из черного духовенства.

Запросы времени требовали от священника укрепления связей с прихожанами: надлежало учреждать приходские школы, быть в курсе жизни страны и церкви, иметь доверительные отношения с паствой, выступая «мировым посредником» в житейских делах и «божьим судией» на исповеди.

Покушаясь на интересы мирян и их пастырей, стремясь укрепить свою власть, Никон затронул интересы двора и царской власти.

Этого власти потерпеть не могли. Последовало незамедлительное вмешательство «тишайшего» Алексея Михайловича в дела церкви, решительно пресекшего попытки Никона и восстановившего византийскую традицию исторического единения на Руси власти церковной и власти княжеской при приоритете последней.

Свои меры приняли демократические слои прихожан. Они откололись от православной церкви, получив за это прозвище староверов, старообрядцев (раскольников), не принявших ни Никоновых, ни царских нововведений. Протестуя, они выступали против удорожания церковной обрядности, удаления клира от прихожан, лишения права мирян на соборное обустройство дел прихода и церкви. При этом в своих оценках и представлениях староверы-рас­ кольники ссылались на демократические идеи первоначального христианства, которые отождествлялись с идеализируемым ими «изначальным православием», мыслимым как «чистая» и «сокровен­ ная» форма веры, лишенная ритуальных «наслоений». «Преследуемые ортодоксальной церковью, многие из них лелеяли пламенную надежду, что придет день, когда вновь воцарится совершенное и справедливое устройство церкви, данное свыше и хранящее изначальную духовность»

Староверы часто ссылались на «незатемненное временем учение Христа», уповали на божественное провидение. Бог — это любовь, радость и свет, считали старообрядцы, воспроизводя евангельское учение, но одновременно проявляя симпатии к античной натурфило­ софской метафизике, языческой чувственности, византийскому и восточному иррационализму и мистицизму. Не чужды старообрядцам были и утопические упования, выражавшиеся в мечте о некоем чудесном крае, находящемся далеко на Востоке, где в «первозданном величии», оберегаемая непосредственно апостолами, сияет «Благая весть», данная Христом. Находилась эта обитель справедливости, :

согласия и счастья, своеобразная «Земля Офирская», на легендарной Белой горе, у Белых вод. Место это одни искали за Уралом в Сибири, другие на Алтае, третьи — в Монголии, Тибете, Индии.

Подкреплялось это убеждение ссылками на свидетельства «очевидцев», на учение великого святителя Сергия Радонежского — одного из выдающихся строителей русской духовной культуры.

Любопытны слова Н.К. Рериха, характеризующие главную черту староверов-раскольников: «В далеких странах, за великими озерами, за горами высокими находится Священное место, где процветает Справедливость. Там живет Высшая мудрость, способная помочь людям претворить в жизнь надежду на спасение всего человечества.

Зовется это место Беловодье».

В этих широко распространенных народных преданиях о земле «древнего благочестия», о Доме, Граде, Обители подлинной свободы и духовности выражался идеал положительного социального и, церковного уклада, пропагандировались гуманные идеи. В сознании староверов глубокие корни пустили идеи о справедливом обществе, где люди живут в равенстве на основе Закона, по праву «нестесненной веры», «двуперстного сложения в молении», живут счастливо, зажиточно и праведно. Здесь налицо все черты народной утопии, составлявшей глубокий пласт культуры рассматриваемого времени.

Особенно популярны среди раскольников и еретиков XVII—XVIII;

вв. были легенды о граде Китеже. В них рассказывалось об обществе изобилия, социальной справедливости и всеобщего равенства. Ска­ зочно-фольклорная форма этих преданий обеспечивала им влияние на широкие слои населения. В духовной жизни раскольников ощущалось воздействие еретических идей, влияние других — восточ­ ных — культур, иного духовного мира, с которым соприкасались русские переселенцы. Например, целый ряд представлений и понятий буддистского мировоззрения проник в поучения стригольников, манихейцев и других сектантов.

Кризис православной церкви с выходом России в Европу становился не только «русским фактом», но и международным фактором. Но разрешение внутренних противоречий, будораживших всю Россию, надлежало искать, опираясь на собственные силы.

Прозорливое заключение СМ. Соловьева о путях решения «церковного вопроса» русскими людьми, на наш взгляд, полностью подсказано анализом политики Петра I. «Единственное средство выйти из этого затруднительного положения (раскола. — П.Ш.),— писал русский историк, — состояло в том, чтобы выйти вместе с народом на новую дорогу, приобрести могущество знания». И русский монарх шел именно этим путем, внося в церковно-государственные преобразования новые моменты.

Пример патриаршей деятельности Никона показал, что стрем­ ление к укреплению высшей церковной иерархии несло в себе опасность авторитарности, полного отрицания, по утверждению В.

Соловьева и П. Флоренского, главной черты православия — собор­ ности. Вероятно, Никона все-таки соблазняло всевластие папы римского. Борясь с «папистским» духом, русский император заменил патриаршество синодальной властью, подчиненной власти светской и выполняющей функцию посредника между ею и церковными структурами. Это было не простое подчинение церкви государству, но сознательно предпринимаемая попытка вывода церкви из кризиса за счет укрепления связей духовенства с прихожанами, привлечения церкви к решению социальных задач.

Созданием Святейшего Синода делалась попытка теснее связать «верхнее» (черное) и «нижнее» (белое) духовенство. Для этой цели в Синод включались представители и белого и черного духовенства, а согласительной фигурой над ними ставился обер-прокурор, назначаемый государем. Это позволяло сбалансировать интересы. К тому же с самого начала церковно-синодальный штаб формировался из просвещеннейших иерархов православной церкви: во главе стояли два крупнейших богослова православия — Стефан Яворский (Президент Синода) и Феофан Прокопович (его заместитель), членами в разное время являлись Г. Бужинский, Ф. Лопатинский, Г. Конисский, митр. Платон (Левшин) и др.

В отличие от своего отца Алексея Михайловича, Петр I, горячо поддержанный сподвижниками, решительно проводил линию на сближение священника и мирян. Эта позиция, видимо, продиктована была интересами борьбы с реакционными силами. Сложной была политика Петра и по отношению к староверам. Вопреки единодуш­ ному антираскольническому настроению членов Святейшего Синода (Бужинского, Яворского, Лопатинского, Прокоповича), Петр I оказывал финансовую помощь широкому кругу деятелей раскола, помогал им открыть свою академию, содействовал в решении многих насущных вопросов, возникавших в скитах Крайнего Севера России.

Нельзя не указать на стремление Петра I опереться в своей деятельности на монастыри. По его заданию монахи Чудова, Заиконоспасского и Троице-Сергиева монастырей многие годы, исправляя тексты, готовили к изданию Библию, выпускали учебники Для приходских школ и специальных промышленных училищ.

2- Учитывалась и поощрялась проповедническая, просветительская и патриотическая деятельность монастырей и приходских церквей. Так, например, высоко была оценена Петром роль в событиях XVIII в.

Валаамского (Спасо-Преображенского) мужского монастыря, активно участвовавшего в историческом противоборстве агрессивным стрем­ лениям шведских захватчиков. Шведы разрушили непокорный монастырь — форпост сопротивления на Севере России, но Петр I восстановил его в 1715 г., предоставив его обитателям за проявленное мужество ряд привилегий.

Не являясь «духовной обочиной» европейской истории, Россия на протяжении всего «мудрого» («философского») и одновременно «военного» («кровавого») века активно включалась в водоворот мировых событий, о чем свидетельствовали рассмотренные нами выше экономические сдвиги и заметное оживление духовной жизни. Бурно шел процесс великого освобождения от влияния схоластики на литературу, науку и философию. И в этом процессе значительный и традиционный элемент духовной структуры российского общества — православная церковь обретала большую возможность влиять на производственные, хозяйственные и общественно-политические отно­ шения страны. Эффективная и далеко идущая политика Петра I в этой сфере привела к изоляции и политическому, идейному поражению реакционных сил боярства и правого крыла клерикального движения. Значительная часть служителей православной церкви поддержала Петра I, клерикально-легитимистское движение в стране оказалось слабым — крепостная масса страдала от помещика, а не от священника, а церковные земли привлекали императорскую власть, но отнюдь не крестьянина, который нередко получал от монастыря большую экономическую, агрономическую и социальностраховую поддержку. Мы увидим, что прихожане в своем отношении к Духовному регламенту Петра I и аналогичному Указу Екатерины II зачастую оказывались на стороне близкого ему приходского духовенства, возглавлявшего приходскую жизнь и принимавшего исповедь. Связь приходского священника и диакона с реальными движениями протеста XVIII в. — еще одно свидетельство того, что «нижнее» духовенство в России интересующего нас времени было тесно связано с прихожанами.

Церковный вопрос петровской и екатерининской эпох нуждается в дальнейшем исследовании. Важно видеть, что влияние церкви на общественное сознание — явление противоречивое. Часть ортодоксов и традиционалистов несомненно выступала как защитники старого уклада. Примеров консервативности русских церковных деятелей конца XVII — начала XVIII в. предостаточно. Зараженная предрас­ судками средневекового мышления, часть православного клира отрицательно влияла на развитие российской науки и просвещения того времени. Это были, повторяем, сторонники боярской оппозиции, которые группировались в русле клерикального движения. Будучи правой, консервативной и во многом реакционной силой, это движение придерживалось программы, формулировавшейся в пропо­ ведях патриарха Андриана, старца Авраамия, в произведениях богословствовавших Досифея Игнатьева, «опального окольничего»

С.С. Колтовского, архиепископа Григория Талицкого и других церковных иерархов в основном из черного духовенства. Отдельные стороны деятельности этой группировки поддерживали архиепископы Рязанский — Стефан Яворский и Ростовский — Дмитрий Туптало.

Оба общественных деятеля выступали против создания Святейшего Синода, подчинения церкви государственному контролю, под­ держивали идею сохранения духовной власти патриарха как главы всей церковной иерархии. Но они одновременно являлись открытыми сторонниками «светских» реформ Петра I, вели борьбу против униатских претензий на значительное «продвижение своего влияния на Востоке» и т. п.

Процесс секуляризации общественной жизни, науки, культуры, философии нашел выражение в характере господствующих духовных явлений XVIII в. в целом, в том числе и религиозного миропонимания, которое оставалось господствующей формой духов­ ной жизни людей. Его сторонники, откликаясь на запросы времени, часто активно реагировали на текущие события, учитывали мировой общественно-исторический опыт, в том числе и опыт борьбы за социальное и национальное освобождение. В России времен Петра I и Екатерины II подтверждалось общее правило: политические движения этого времени выступали под религиозными лозунгами, что было явлением, свойственным всем народам на известной стадии их развития. Разнообразные формы социального протеста, борьбы за свободу и независимость славянских народов против захвата земель и колонизации населения, имевших место в XV—XVIII вв. в Европе и на Ближнем Востоке, порождали богатое разнообразие социальнопсихологических явлений, настроений. В них отражались требования времени, духовные процессы, сопровождавшие движения альбигойцев или крестьянскую войну в Германии, объединявшие в себе религиозность и просветительство.

Противоречия между противоборствующими сторонами российско­ го общества будили мысль, активизировали поиски компромиссных решений часто нелегких вопросов. Значительную роль сыграла в этом процессе петровская церковная реформа, которая вовсе не была «верхушечной». Всем содержанием, характером решения проблем она, во-первых, влияла на клир, на его высшие и низшие слои, затрагивала и мирян, т. е. религиозные общины, упорядочивая отчисления на содержание священника — главы прихода, определяя его функции как высшего авторитета, советчика по религиозным и мирским делам, учителя приходской школы и т. п. Во-вторых, провозглашая главенство православной церкви среди других кон­ фессий христианства, реформа протекционировала одно из направ­ лений этого исповедания (православно-ортодоксальную ветвь), чем ставила саму светскую власть в положение критикуемой со стороны неудостоенных вниманием как других конфессий христианства, так и «раскольников». Последние не получили ожидаемой выгоды от реформы, ибо не получили равноправия наряду с официальной церковью. Некоторое время спустя, в царствование Екатерины II, начавшей с секуляризации монастырских земель и их имущества, раскольники оказались в положении гонимых, как, впрочем, и другие представители неофициальной религиозности, включая масонов.

Наконец, в-третьих, поскольку с самого начала реализации церковной реформы полностью игнорировались интересы иноверцев, верования многочисленных народов Российской империи, постольку реформа была достаточно ограниченной, неполной.

По мере развития собьпий все названные моменты давали о себе знать, выявляя глубокие противоречия в целом нерешенного в стране религиозно-церковного вопроса. Но с особой остротой, конечно, воспринималась проблема раскола, да и общая оценка и выбор направления эволюции учения православной церкви. «Папистская»

интерпретация Никоном концепции Филофея «Москва — третий Рим» не нашла поддержки ни у светских, ни у духовных властей.

Традиции были иными. Иными были и перспективы: на пороге российской истории стояла эпоха абсолютизма, в недрах которой вызревали буржуазные отношения. Последствия неудачной никоно­ вской реформы церкви — раскол и общий кризис — требовали решительных шагов по исправлению положения. Именно это побудило Петра I пойти на преобразование верхнего эшелона православного клира, на приближение его ко двору и на привлечение его к решению государственных задач.

Только с учетом вышеуказанного можно понять, почему большинство сторонников петровских преобразований из лагеря служителей церкви сочли «Духовный регламент» (1721) благом и «единственным выходом из тупика раскола», хотя нельзя сказать, что на протяжении всего предшествующего двадцатитрехлетия церковной политики Петра I имело место желание кардинально поставить и решить какие-либо вопросы, связанные с расколом.

Именно в прежний период вполне себя проявил двойственный характер начинаний Петра I и его сторонников. Эта двойственность по сути своей осталась и в новом законоположении о церкви. Его подготовка и последующая реализация сопровождались колебаниями и Петра I и Феофана Прокоповича: проблема соотносимое™ главных компонентов духовного процесса для них оставалась во многом нерешенной. Это не могло не вносить некоей двойственности в действия. Однако верно «понятый дуализм царства Кесаря и царства Божьего, духа и природы, духа и организованного в государство общества, может обосновать свободу». Принципы методологии, сказали бы мы, надлежит применять с учетом конкретных условий развития объекта познания.

Действительно, нельзя было по-рабски истолковывать еван­ гельские слова: «Кесарю кесарево, а божье Богу» или «Всякая власть от Бога». Нельзя было в XVIII в. мыслить и решать дела императивно в духе времени Ивана Грозного: все-де от бога, и все деяния царские.

— божьи деяния.

Проблема власти светской и церковной, их соотносимость была главной на всем более чем тысячелетнем протяжении истории Восточной Римской империи. Она решалась и политическими акциями государя всея Руси Алексея Михайловича и патриарха Никона. Ее пытался решить, так сказать, «окончательно» Петр I, который первоначально весьма прямолинейно искал дорогу к этому.

Впрочем, с годами его церковная политика становилась более динамичной. И когда русский царь, а затем император соглашался признать приоритет духовного начала над материальным и склонялся к выводу о первостепенной важности «благословенья, произнесенного устами священника», он отступал от понятий о божественности своей персоны и своей власти. Дуализм его собственной души, проявлявшийся в толковании вопроса «Кто выше, кесарь или бог?», вводил его в философское поле серьезных размышлений и толкал к признанию свободы выбора. Значит, действительно, скорее декар­ товский дуализм, чем монизм в любой форме, способен решить проблему свободы мышления и деяния индивида! Однако именно представление о праве на абсолютную власть давало русскому самодержцу основание для того, чтобы не следовать традиционному решению проблемы «раскола». В «Правде воли Монаршей», составленной Ф. Прокоповичем по предложению Петра I, подчеркива­ ется суверенность монарха относительно подданных и церкви. Однако духовно-правовые функции, право толковать Священное писание, основные догматы веры и совершать таинства церковью не переда-, вались. Последнее выражалось в исключительном праве церкви совершать «посвящение» («помазание») на престол всех российских монархов. В глазах православного священства и мирян это право православной церкви имело особое значение. Оно усиливало желание церковного прихода, демократических сил влиять на характер церковных и гражданских дел в стране, на законодательную, реформаторскую политику самодержавия.

Важно видеть, что проблему раскола Петр I вынужден был решать в пользу демократических сил населения и церкви вопреки собственным намерениям и романовской традиции, следуя мнению большинства из своего ближайшего окружения, в том числе и прежде всего большинства членов «Петровской ученой дружины». Здесь выявляется особая роль «почти безродного», Ф. Прокоповича, «выходца из мещан» Г. Бужинского, самородков из «подлого сословия» А. Меншикова, Афанасия, архиепископа Холмогорского, людей «жалованного величия» — генерал-фельдмаршала Б. Шереме­ тева, генерал-адмирала Ф. Апраксина, князя Б. Куракина, дипло­ матов Ф. Головина и П. Толстого, генерал-аншефа А. Ганнибала, кабинет-секретаря А. Макарова и многих других. Царское руководство в церковных делах никем не оспаривалось, все обязаны были почитать святость Константина и Владимира. Кабинет Петра I прекрасно понимал роль населения России и духовенства в преобразовании страны, ее успехах на театрах военных действий и в решении народнохозяйственных задач.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |


Похожие работы:

«Методические разработки Факультет технологии сельскохозяйственного производства Кафедра частной зоотехнии Учебное пособие Дегтярь А.С, Семенченко С.В, Костылев Э.В. Технология производства и переработки продуктов пчеловодства: учебное пособие. – пос. Персиановский, ДонГАУ, 2014 г. - 84 с. Учебное пособие Дегтярь А.С, Семенченко С.В, Костылев Э.В. Пчеловодство: Термины и определения. Справочное пособие. Предназначено для студентов и специалистов пчеловодов. – пос. Персиановский, ДонГАУ, 2014 г.-...»

«МИНИСТЕРСТВО КУРОРТОВ И ТУРИЗМА КРЫМА КРЫМСКАЯ АССОЦИАЦИЯ СЕЛЬСКОГО ЗЕЛЕНОГО ТУРИЗМА ЮЖНЫЙ ФИЛИАЛ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ БИОРЕСУРСОВ И ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ УКРАИНЫ КРЫМСКИЙ АГРОТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Информационно-консультационный центр ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ РАЗВИТИЯ СЕЛЬСКОГО ЗЕЛЕНОГО ТУРИЗМА Симферополь, 2008 Методические указания Организационно-правовые вопросы развития сельского зеленого туризма разработаны в соответствии с заказом Министерства курортов и туризма Крыма....»

«Геомеханика: [учеб. пособие для вузов по специальности Шахт. и подзем. стр-во направления подгот. Горное дело], 2008, Валерий Александрович Ткачев, 5994700045, 9785994700044, Лик, 2008 Опубликовано: 22nd May 2008 Геомеханика: [учеб. пособие для вузов по специальности Шахт. и подзем. стр-во направления подгот. Горное дело] СКАЧАТЬ http://bit.ly/1fGWT41 Сейсмический мониторинг литосферы, Азарий Григорьевич Гамбурцев, 1992, Earthquake prediction, 199 страниц.. Экология учебное пособие, Ю. В....»

«Учреждение образования БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ А. В. Неверов ЭКОНОМИКА ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ Рекомендовано учебно-методическим объединением высших учебных заведений Республики Беларусь по образованию в области природопользования и лесного хозяйства в качестве учебно-методического пособия для студентов высших учебных заведений специальности 1-57 01 01 Охрана окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов Минск 2009 УДК 502.171:33(075.8) ББК 65.28я73...»

«Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Казанский государственный технологический университет БИЗНЕС-ПЛАН ДЛЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ОБОСНОВАНИЯ ДИПЛОМНЫХ ПРОЕКТОВ Методические указания по технико-экономическим расчетам 2006 Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Казанский государственный технологический университет БИЗНЕС-ПЛАН ДЛЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО...»

«Кемеровская областная научная медицинская библиотека Информационно-библиографический отдел В помощь организатору здравоохранения Организация, экономика, планирование и управление здравоохранением (Текущий указатель литературы) №1 Кемерово, 2013 2 Текущий указатель литературы Организация, экономика, планирование и управление здравоохранением издается Кемеровской областной научной медицинской библиотекой. Библиографический указатель включает сведения о книгах, сборниках, трудах институтов,...»

«Министерство образования Российской Федерации Федеральное агентство по образованию Южно-Уральский государственный университет Кафедра Технология машиностроения 621(07) М801 Н.А. Каширин, И.М. Морозов, В.А. Батуев ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ ДОКУМЕНТАЦИЯ ПРИ ВЫПОЛНЕНИИ ДИПЛОМНЫХ И КУРСОВЫХ ПРОЕКТОВ Учебное пособие Компьютерная версия Издание второе, переработанное Челябинск 2005 Министерство образования Российской Федерации Федеральное агентство по образованию Южно-Уральский государственный университет...»

«Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Казанский государственный технологический университет З.Н. Хисматуллина ОСНОВЫ СОЦИАЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ Методические указания для студентов очной формы обучения Казань КГТУ 2007 Составитель доцент, к.соц.н. З.Н. Хисматуллина Методические Основы социальной медицины: указания для студентов очной формы обучения / сост. З.Н. Хисматуллина. – Казань: Изд-во Казан. гос. технол. ун-та, 2007....»

«ЗАЯВКА на размещение учебно-методических материалов в образовательном портале КЭУ Структура/Кафедра “Экономической теории и мировой экономики” Автор(ы). преподаватель Алымсеитова Б.К. Вид (тип) материала: Учебно-методический комплекс Предназначен для студентов программ ВПО: Бакалавриат Направление Экономика Профиль Мировая экономика курс 3 Аннотация материала в объеме 2-3 абзаца Дисциплина Организация и управление внешними связями углубленно изучает многосторонние и динамично развивающиеся...»

«РЯЗАНСКОЕ ВЫСШЕЕ ВОЕННОЕ КОМАНДНОЕ УЧИЛИЩЕ СВЯЗИ ИМЕНИ МАРШАЛА СОВЕТСКОГО СОЮЗА М.В. ЗАХАРОВА ПОДГОТОВКА СПЕЦИАЛИСТА РАДИОСВЯЗИ. СПЕЦИАЛЬНАЯ, ТЕХНИЧЕСКАЯ И ТАКТИКОСПЕЦИАЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА Учебное пособие выпускнику РВВКУС Под редакцией кандидата военных наук, доцента Н.В. Тютвина Рязань 2007 УДК 623.00.621.396.72(07) ББК 32.884.1 Г 91 Руководитель авторского коллектива кандидат военных наук, доцент Н.В. Тютвин Авторский коллектив: Гутенко А.И., Ковляшкин В.П., Корнеев А.В., Мостовщиков С.А.,...»

«МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ Технологический институт Федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования Южный федеральный университет СОГЛАСОВАНО УТВЕРЖДАЮ Зав. кафедорой РТС Декан радиотехнического факультета _ В. Т. Лобач _ С. Г. Грищенко 200/ учеб.год _200/_ учеб.год УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС (УМК) учебной дисциплины ПРОЕКТИРОВАНИЕ УСТРОЙСТВ ОБРАБОТКИ СИГНАЛОВ Таганрог 2008 г. 1....»

«Национальная библиотека Удмуртской Республики Библиотечное краеведение Удмуртии Выпуск 9 Книжная выставка: традиции и инновации Книгаосын адытон: дышемез но вылез Ижевск 2010 Составители Н. П. Лимонова, Г. Ю. Шантурова Редакторы И. Г. Абугова, М. В. Богомолова Верстка А. Г. Абугова Дизайн обложки, ответственный за выпуск Т. В. Панова 2 СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Организация книжной выставки Нетрадиционные выставки Виртуальные выставки Список литературы ПРИЛОЖЕНИЯ Удмуртские писатели – лауреаты...»

«МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АГРАРНЫЙ ЗАОЧНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Институт Коммерции, менеджмента и инновационных технологий Кафедра коммерции ТОВАРОВЕДЕНИЕ И ЭКСПЕРТИЗА ТОВАРОВ МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ ПО ИЗУЧЕНИЮ ДИСЦИПЛИНЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ КУРСОВОЙ РАБОТЫ студентам 3* и 4 курсов специальности 351300 (080301) - Коммерция (торговое дело) Москва 2009 Составители: к.э.н., доцент Быковская Н.В., к.с.-х. н., доцент Жлутко Л.М. УДК 620.2 (075.5) Товароведение и...»

«Центр дополнительного образования Снейл Бюджетное образовательное учреждение Омской области дополнительного профессионального образования Институт развития образования Омской области Департамент образования Администрации г. Омска ИНТЕРНЕТ-СЕРВИСЫ В ОБРАЗОВАНИИ Учебно-методический сборник материалов II Международной научно-практической конференции и материалов конкурса Калейдоскоп сервисов в образовании 20 июня 2014 года Омск 2014 УДК ББК Редакционная коллегия: к.п.н., доцент, доцент кафедры...»

«КАЗАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ УТВЕРЖДАЮ Проректор В.С.Бухмин ПРОГРАММА ДИСЦИПЛИНЫ Физика поверхности и тонких пленок Цикл ДС ГСЭ - общие гуманитарные и социально-экономические дисциплины; ЕН - общие математические и естественнонаучные дисциплины; ОПД - общепрофессиональные дисциплины; ДС - дисциплины специализации; ФТД - факультативы. Специальность: 010400 – Физика (Номер специальности) (Название специальности) Принята на заседании кафедры физики твёрдого тела (Название кафедры)...»

«1 СОДЕРЖАНИЕ I. ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА..3 II. ОРГАНИЗАЦИОННО-МЕТОДИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОДГОТОВКИ ЮНЫХ ЛЫЖНИКОВ-ГОНЩИКОВ.4 III. ОРГАНИЗАЦИЯ И ПЛАНИРОВАНИЕ УЧЕБНОТРЕНИРОВОЧНОГО ПРОЦЕССА В ГРУППАХ НАЧАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ...6 1. ЗАДАЧИ И ПРЕИМУЩЕСТВЕННАЯ НАПРАВЛЕННОСТЬГРУПП НАЧАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ...6 2. УЧЕБНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ ПЛАНДЛЯ ГРУПП НАЧАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ.6 3. ПРОГРАМНЫЙ МАТЕРИАЛ ДЛЯ ГРУПП НАЧАЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ.7 3.1.ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА..7 3.2.ПРАКТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА..7 4. ВРАЧЕБНЫЙ КОНТРОЛЬ..9 5....»

«ГОУВПО Воронежский государственный технический университет Кафедра связи с общественностью и педагогика МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ по выполнению и оформлению выпускных квалификационных работ для студентов специальности 030602 Связи с общественностью очной и заочной форм обучения Воронеж 2010 Составители: д-р техн. наук Л.В. Паринова, асс. И.А. Беляева УДК 659.4 Методические указания по выполнению и оформлению выпускных квалификационных работ для студентов специальности 030602 Связи с общественностью...»

«Учебно-тематическое планирование по географии Классы 7 А Учитель Григорьева О. Г. Количество часов Всего 70 час; в неделю 2 час. Плановых контрольных уроков 11, тестов 11 ч.; Планирование составлено на основе: 1. Cтандарта основного общего образования по географии (базовый уровень, приказ Минобразования россии №1089 от 05.03. 2004 г.) 2. Примерной программы для основного общего образования по географии (базовый уровень, Сборник нормативных документов. География: М., Дрофа, 2004 г.); 3....»

«Министерство образования Учебное пособие и науки РФ рекомендует Бухгалтерский (финансовый) учет В. П. А стахов 9 -е издание Е юрайт В. П. Астахов Бухгалтерский (финансовый) учет УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ 9-е издание, переработанное и дополненное рекомендовано учебно-методическим объединением Министерства образования Российской Федерации в к тств е учебного пособия для студентов высших учебных Заведений, обучающихся по специальности 06.05.00 Бухгалтерский учет, анализ и аудит МОСКВА* ЮРКЙТ • 20П УДК...»

«УНИВЕРСИТЕТ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ Общая информация Университет Центральной Азии – один университет, три кампуса. Университет Центральной Азии (УЦА) был учрежден в экономического развития Центральной Азии и ее горных согоду. Учредительный договор и Устав этого частно- обществ в частности и, при этом, одновременно - в оказании го светского университета были подписаны Президента- помощи различным народам региона в сбережении своих ми Республики Таджикистан, Кыргызской Республики богатых культурных...»






 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.