№ 14 212
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
Татьяна Ластовка
Тунеядство в СССР (1961–1991):
юридическая теория и социальная практика1
«Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет поработать?» — фраза из
кинофильма Леонида Гайдая «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика»
(1965), ставшая на долгие десятилетия крылатой и почти фольклорной, в глазах первых зрителей фильма имела свою предысторию.
В речевом обиходе советских граждан начала 1960-х гг. слова «тунеядец», «бездельник»
и прочие бранные эпитеты, обозначающие тех, кто почему-либо уклонялся от дарованного Конституцией 1936 г. «права на труд»
(статья 118), отсылали к закону о борьбе с тунеядством, а точнее — к указу 1961 г.
«Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда Татьяна Витальевна Ластовка и ведущими паразитический образ жизни»
Университет Санкт-Галлен, и к принятой на основании этого указа стаШвейцария тье 209 УК РСФСР2.
[email protected] За помощь в работе над статьей выражаю свою благодарность Константину Богданову.
В содержательном и формальном отношении этот указ воспроизводил и ужесточал правовые документы сталинского времени: Статью 12 Конституции СССР 1936 г.: «Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: кто не работает, тот не ест», а также Постановление Совнаркома СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС «О мероприятиях по упорядочению трудовой дисциплины» от 28 декабря 1938 г. По сути, характер массовой репрессивной 213 ИССЛЕДОВАНИЯ Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика Принятие указа о борьбе с тунеядством нельзя не счесть парадоксальным: время правления Н.С. Хрущева принято интерпретировать — и у нас есть для этого очевидные основания — как время относительной (по сравнению с предшествующей порой) либерализации советского общества, получившей впоследствии поэтически-прекраснодушное наименование «оттепели». На фоне событий, обнадеживавших современников мечтами о новом этапе советской истории («антисталинская»
речь Хрущева на XX съезде КПСС, начало реабилитации и восстановления в правах освобожденных политических заключенных, принятие указа «О сокращении продолжительности рабочего дня для рабочих и служащих в предвыходные и предпраздничные дни» и устава сельхозартели, изменившего принципы оплаты труда в колхозах и позволившего колхозникам самим определять размеры находящейся в их распоряжении личной собственности, отмена в том же 1956 г. закона 1940 г., прикреплявшего трудящихся к предприятиям, проведение в 1957 г. грандиозного VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве и т.д.), указ об усилении борьбы с тунеядством представлял собою меру, которая могла показаться противоречащей общему идеологическому настрою эпохи1.
В объяснение парадоксальной репрессивности нового закона, объявлявшего уголовными преступниками лиц, попадавших под категорию «паразитов», историки советского общества и права оправданно указывали на ряд факторов, обусловливавших его актуальность в начале 1960-х гг. Главным из них, повидимому, следует считать необходимость противодействия обозначившейся по мере социальной либерализации тенденции к усилению частнопредпринимательской инициативы и социального индифферентизма, противоречащих самим основам советской идеологии. Шейла Фицпатрик в статье, посвященной истории принятия указа о борьбе с тунеядцами, фокусирует внимание именно на его экономической подоплеке [Фицпатрик 2008].
Предосудительные тенденции в еще большей мере усилились в 1970–1980-е гг. на фоне расширения трудовой и кооперативпрактики носило также применение указа от 26 июня 1940 г., вводившего уголовную ответственность за нарушение трудовой дисциплины. Даже при относительно заниженных темпах применения этого постановления в период 1943–1945 гг. ежегодно регистрировалось более миллиона осуждений по указу (главным образом, за прогулы). Даже в 1945 г. осуждения составляли 51,5 % всех уголовных приговоров по СССР в целом [Соломон 1998: 312].
Характерно, что А.А. Аронов, определяя поздние 1950-е и ранние 1960-е гг. как исключительно позитивный этап в развитии советской культуры, совсем не упоминает о преследовании «уклонявшихся от работы» на общем фоне мер по десталинизации социальной и политической жизни [Аронов 2008].
№ 14
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
ной деятельности, побуждая законоведов и политпропагандистов к уточнениям в различении трудовых и нетрудовых доходов, а также к рассуждениям о природе социальной справедливости при социализме / коммунизме. В определении последней тунеядцами считались все, кто мог быть отнесен к собирательному образу нарушителей социалистической законности.Юридическая специфика в этих случаях уступала место обществоведческим обобщениям в духе научного коммунизма, например, в рассуждениях Н.Н. Кондрашкова, одного из главных специалистов по проблемам тунеядства, автора многочисленных публикаций на эту тему и члена редакционного совета журнала «Социалистическая законность»:
Социальную справедливость нельзя понимать применительно только к интересам личности или интересам отдельных групп, слоев населения. Эта категория относится и к интересам всего общества в целом. Она непосредственно связана с экономической эффективностью. Если столь широко понимать паразитизм и тунеядство как один из его видов и считать проживание на нетрудовые доходы основой этих понятий, то не значит ли это, что к тунеядцам можно относить не столько бродяг, попрошаек, лиц, ведущих иной паразитический образ жизни, но и расхитителей, воров, взяточников, спекулянтов, мошенников и вообще всех, кто совершает корыстные преступления? Да, если исходить из самого широкого социально-нравственного понимания тунеядства как вида социального паразитирования, из его социальной сути — проживания за чужой счет, обогащения за счет чужих средств, то любое извлечение нетрудовых доходов следует считать проявлением тунеядства, паразитизма [Кондрашков 1989: 5].
Важно подчеркнуть поэтому, что хотя декларативно закон и был направлен на пресечение самой возможности к получению «нетрудовых» доходов и превентивное ограничение складывавшегося рынка теневой («черной») экономики [Тимофеев 1999: 61–78; Клямкин, Тимофеев 2000], его характер и публицистически-пропагандистский пафос обнаруживает культурно-антропологическую составляющую, имеющую непосредственное отношение не только к «базисным» (т.е экономическим), но и к «надстроечным» (социально-психологическим и внешне репрезентативным) элементам советской идеологии.
В данном случае нам хотелось бы подчеркнуть несколько обстоятельств, объясняющих принятие закона, применение которого даже по мнению советских юристов было затруднительным и непоследовательным. Указанная непоследоваИССЛЕДОВАНИЯ Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика тельность выражалась прежде всего в юридической неопределенности состава и субъекта преступления1. Содержательным выполнения решения исполнительного комитета районного (городского) Совета депутатов трудящихся о трудоустройстве и прекращении паразитического существования наказывается лишением свободы на срок до одного года или исправительными работами на тот же срок. То же «Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством, а также ведение в течение длительного времени иного паразитического образа жизни наказывается лишением свободы на срок до одного года или исправительными работами на тот же срок. Те же действия, совершенные лицом, ранее судимым по части первой настоящей статьи, наказываются лишением свободы на срок до двух лет» (в ред. указа Президиума Верховного совета РСФСР от 7 августа
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
ма [Лукьянов 1962; Евдокимов 1963; Жвирбуль 1975; Ахвердян 1978; Слободкин 1980: 78–81; Клюшниченко 1982; Шляпочников 1982; Комаха 1985: 82–84; Коржов 1985; Павлов 1985:23–28; Боголюбова, Растегаев 1985; Готлиб, Яцков 1987; Григорьев 1987; Бабаев, Явчуновская 1987; Щедрина 1987; Чубарев, Женутий 1987].
Под действие закона попадают самые различные круги населения, а его неопределенно широкая формулировка, как подчеркивают юристы, объясняется «тем, что формы паразитизма настолько разнообразны, изменчивы, многолики, что включение их исчерпывающего перечня в закон означало бы сужение, ограничение действенности названной уголовно-правовой В ретроспективе советской истории борьба с тунеядством стала инструментом для решения самых различных социальных, экономических и политических проблем, само обсуждение которых требовало специфических оговорок и эзопова языка.
Симптоматично уже то, что в роли обвиняемых по статье проходили лица, которым приписывались правонарушения, объединявшие алкоголизм, проституцию, нетрудовые доходы, скрытую безработицу, частное предпринимательство, политическое инакомыслие и т.д. В качестве типичных примеров осуждения по статье 209 приведем несколько имеющихся в нашем распоряжении приговоров Томского областного суда и Суда Кировского района Томска1, где дополнительной мерой наказания за паразитический образ жизни служило принудительное лечение от алкоголизма (стоит заметить, это специфическая особенность именно советского судопроизводства)2:
Приговор № 106 от 10 мая 1972 г. по делу гражданина М.: «В ноябре 1968 г. М. устроился на работу на Томский завод режущих инструментов, начал пить и в августе 1969 г. был уволен с завода как самовольно оставивший производство. До 29-го октября 69 г. М. не работал, жил на иждивении бабушки, затем устроился на работу в Тимирязевский лесхоз, где проработал до 14-го января 70 г. и уволился. До мая 1971 г. М. не работал, Приговоры по статье 209 УК РСФСР Томского областного суда и Кировского суда Томска за период 1975–1980 гг.
Наряду с основной мерой наказания в виде лишения свободы, принудительное лечение от алкоголизма назначалось в соответствии со статьями 101–102 УК РСФСР, статьями 368 и 369 УПК РСФСР и статьей 58 ИТК РСФСР, если во время следствия судмедэкспертиза устанавливала у подсудимого хронический алкоголизм. При этом если в период отсрочки исполнения приговора выявлялось, что осужденный являлся алкоголиком, то суд также был вправе назначить принудительное лечение от алкоголизма. В этом случае принудительное лечение становилось основной мерой наказания [Улицкий 1989: 65].
Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика Приговор № 1-194/78 от 10 июля 1975 г. по делу А., «родившегося 12 июня 1950 г. в с. ХХХ, Томского района, русского, гражданина СССР, беспартийного, с образованием 6 классов, холостого, не работающего, проживающего в с. Александровское, Томского района, ранее судимого 23 ноября 1976 г. по ст. 209 ч. I УК
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
подсудимого, признанного хроническим алкоголиком, находившегося в принудительном лечении, учитывается признание вины.С учетом изложенного считает необходимым подвергнуть его наказанию в виде лишения свободы с применением лечения по поводу хронического алкоголизма в силу ст. 62 УК РСФСР. Руководствуясь ст. 301–303 УК РСФСР суд ПРИГОВОРИЛ:
А.Н.В. признать виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 209 II УК РСФСР и подвергнуть его лишению свободы по указанной статье на срок один год шесть месяцев с содержанием в ИТК строгого режима, исчисляя срок с 6 сентября 1978 г. Применить к А.Н.В. принудительное лечение по поводу хронического алкоголизма. Содержать под стражей в СИЗО № 1 г. Томска».
Приговор от 14 мая 1979 г. «И. в течение длительного времени ведет паразитический образ жизни: не работает с 13 марта 1978 г. Преступление совершено подсудимым при следующих обстоятельствах: И. 13 марта 1978 г. был уволен из объединения “Томскстройматериалы” по ст. 33–34 КЗОТ РСФСР за совершение прогулов на почве пьянства. С этого времени он не работает, живет на средства своих родственников, в течение длительного времени злоупотребляет спиртным. 3 ноября 1978 г.
органом внутренних дел И. было сделано официальное предостережение о прекращении паразитического существования и необходимости трудоустроиться в месячный срок. С целью уклониться от уголовной ответственности И. 6 декабря 1978 г.
трудоустроился на Томский завод режущих инструментов, где и проработал до 23 декабря 1978 г. С этого времени работу прекратил, трудоустраиваться на другое предприятие не стал, и 21 марта 1979 г. против И. было возбуждено настоящее уголовное дело.
Суд, исследовав материалы уголовного дела, считает вину И.
в предъявленном ему обвинении доказанной. Подсудимый вину в ведении в течение длительного времени паразитического образа жизни признал. Показал, что действительно с 13 марта 1979 г. не работает. Причиной является злоупотребление спиртным. Пытался трудоустроиться в июне 1978 г., однако работать не смог. 3 ноября 1978 г. ему было сделано официальное предостережение о необходимости трудоустроиться в месячный срок, и 6 декабря он трудоустроился. Однако 23 декабря работу прекратил, так как она ему не нравилась. Жил на средства родственников, часто выпивал. Причиной совершения преступления является неустроенность в личной жизни и пьянство. Свидетели И. и. Б. дали суду аналогичные показания. Вина И. подтверждается также официальным предостережением органа внутренних дел, сделанным И. 3 ноября Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика при следующих обстоятельствах. 6 июня 1979 г. подсудимый уволился с работы и более 4-х месяцев подряд не занимался общественно-полезным трудом, пьянствовал, жил на средства родственников. В связи с этим 25 января 1980 г. начальником Кировского РОВД г. Томска Д. было сделано официальное
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
по 4 марта 1980 г. не работал. 25 января ему делалось официальное предостережение о прекращении паразитического существования и необходимости трудоустроиться в месячный срок. Однако к работе приступил лишь 4 марта и проработал всего 8 дней. В силу стечения обстоятельств на работу выходить не стал. Каких-либо причин не работать у него нет. Выпивает не часто.Свидетели В. и М. дали суду аналогичные показания. Оба они утверждали, что в последнее время подсудимый стал чаще выпивать. Вина подсудимого подтверждается также официальным предостережением и другими доказательствами. Действия Д. по ст. 209 ч. 1 УК РСФСР квалифицированы правильно. При определении вида и размера наказания суд учитывает, что отягчающим вину подсудимого обстоятельством является совершение им ранее преступления.
С учетом данных о личности Д. суд считает необходимым лишить его свободы в колонии строгого режима, где подвергнуть принудительному лечению от хронического алкоголизма. Руководствуясь ст. 301–303 УПК РСФСР, суд ПРИГОВОРИЛ Д.С.П. признать виновным по ст. 209. ч. 1 УК РСФСР и определить ему наказание в виде одного года лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Срок наказания исчислять с 14 апреля 1980 г., меру пресечения Д. оставить (содержание под стражей).
На основании ст. 62 УК РСФСР в колонии подвергнуть Д. принудительному лечению от хронического алкоголизма».
С учетом того, что понятие «тунеядство» в русском языке и традициях русской культуры подразумевало самый широкий спектр негативных морально-нравственных характеристик, юридическая терминологизация превращала его в термин, удачно обозначавший преступность как таковую. Упоминавшийся уже выше юрист Н.Н. Кондрашков специально подчеркивал взаимосвязь и взаимозависимость тунеядства и преступности вообще:
Тунеядство, паразитический образ жизни толкают к тому, чтобы добывать средства для такой жизни противоправным либо преступным способом. И наоборот, добытые преступным путем средства (и довольно часто немалые) позволяют паразитировать, проживать на нетрудовые доходы, нередко бездельничать длительное время, уклоняться от общественно полезного труда, вести разгульный образ жизни, распутствовать, «тратить деньги, не считая» [Кондрашков 1989: 93].
Многоликость «бездельников» и «паразитов», призванных нести ответственность перед законом, интересна здесь не только с юридической, но и с собственно антропологической точки зрения. Советские юристы в определении субъекта преступлеИССЛЕДОВАНИЯ Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
психические недостатки. Внешний вид лиц, ведущих иной паразитический образ жизни, более разнообразен, и выделить единые общие черты для этого вида тунеядцев трудно. Здесь есть даже своя «элита», отличающаяся модной и сверхмодной одеждой — импортными дубленками, джинсами, дорогой и редкой обувью и т.п. Гадалки, которые принимают у себя на дому обычно с какими-то внешними ритуалами, аксессуарами Многочисленные статьи в юридическом журнале «Социалистическая законность», затрагивавшие тему тунеядства, также носили преимущественно либо «художественно-повествовательный», либо манифестационный, декларативный характер. Здесь можно было прочесть об осужденной молодой женщине, имевшей малолетнюю дочь и «превратившей свою квартиру в место постоянных пьянок» [Московская правда.1961. 11 июня], об осужденном по той же статье гражданине, жившем на средства от продажи овощей и ягод со своего садового участка [Ленинское знамя. 1961. 12 июля], о необходимости «покончить со стяжательством и сутяжничеством» как проявлением того же тунеядства [Холявченко, Яновский 1962:
14]1, а также о тех, кто «открыто, на глазах у всех „шикует“, бравирует своим богатством, покупает дорогие вещи, гарнитуры, мебель, хрусталь, автомашины, дачи и т.п.» [Кондрашков 1989: 96].
Образ «тунеядца» — при всей своей многоликости — подразумевал при этом только то, что он внешне несхож с типичным советским человеком. Каким рисовался надлежащий «тип», оставалось по-прежнему не слишком ясно2.
Но сам поиск такого типажа оставался идеологически востребованным на протяжении и 1960–1970-х гг. Общественная реакция на применение законов о борьбе с тунеядством была при этом весьма неоднозначной. С одной стороны, законы о тунеядстве соотносились с инструментами властного принуждения в сфере экономики, а с другой — воспринимались на фоне объективных трудностей социалистического хозяйствования, хронического дефицита товаров и услуг, роста экономических преступлений [Schapiro, Godson 1983; Favarel Garrigues 2005: 58–64]. Юридическая софистика комментаСтатьи на тему «Общественность на страже социалистического правопорядка» в журнале «Социалистическая законность»: [Бахаров 1962: 32–36; Данильчик 1962: 32–36; Рохленко 1962: 37–38;
Миронова 1962: 47–49; Мурзин 1962: 61].
Здесь уместен анекдот, приводившийся в том же «Крокодиле» о художнике, который должен нарисовать портрет стахановца, но не удовлетворен его нетипичностью: «Мне нужно написать портрет стахановца Петрова. Не согласишься ли позировать? — А сам Петров? — Что ты! Он ведь не типичен!» [Крокодил. 1953. № 3 ].
Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика
А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ
Кодекса: «непримирим к тунеядству»). С этой точки зрения, рассматриваемый нами закон был направлен прежде всего на поддержание такого представления о советском строе, которое по умолчанию подразумевало, что коммунистическая идеология привлекательна не только своими внутренними ценностями, но и внешними характеристиками. Репрессивная «хирургия» сталинской эпохи трансформируется при этом в своеобразную «косметику» хрущевской поры. Усилия Хрущева, весьма небезразличного, как известно, к вопросам литературной, изобразительной и музыкальной эстетики (начало очередному политическому санкционированию которой было положено речью генсека на встрече с деятелями литературы и искусства 17 декабря 1962 г.), всецело выразились и в заботе о внешнем облике советского общества. Неслучайно и то, что основным наказанием обвиненных в тунеядстве предполагалась их высылка за пределы городов. Понятие «город», хотя и не акцентировавшееся в тексте самого указа о тунеядстве, этому указу сопутствовало не только семантически, но и на практике, предопределяя как понимание, так и судебное применение соответствующей ему статьи 209 УК.Ознаменованная хрущевскими реформами сравнительная открытость советского общества для внешнего наблюдения превращала города в объект повышенного идеологического внимания. Именно по городу, а не по деревне (остававшейся, как и вся провинция, закрытой для подавляющего числа иностранцев, посещавших СССР в 1960-е гг.) надлежало судить о торжестве коммунистической идеологии. Фасадом идеологии 1960–1970-х гг. стали большие «столичные» города, а не деревни и поселки, в которых продолжало жить большинство советского населения. Такие помпезные мероприятия хрущевской поры, как VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, собравший в Москве 34 тысячи юношей и девушек из 131 страны мира, были призваны создавать пропагандистки рекомендуемую декорацию СССР. Характерно, что именно повышенное внимание власти к городу выразится в середине 1970-х гг. в протесте писателей-деревенщиков, не без основания сетовавших на то, что власть «забыла» о «непарадной» — деревенской — стороне советской страны.
Характерно, что хотя доля осужденных по статье 209 УК РСФСР в общем числе осужденных была сравнительно невеликой (составляя в целом по стране в начале и середине 1980-х гг. 6–7 %), этот показатель был значительно выше в крупных городах и курортных зонах (в Москве тех же лет он Татьяна Ластовка. Тунеядство в СССР (1961–1991): юридическая теория и социальная практика Тематика уклонения от работы непосредственно связана с соотношением работы и досуга в Советском Союзе. Проблематика досуга освещается в социологических и экономико-политических работах по советской культуре: [Durham 1966; Гордон, Клопов 1972; Teckenberg 1974: 400–438; Tekkenberg 1977: 731–761; Zuzanek 1980; Moskoff 1984; Yanowitch 1985; Porket 1989]. Наряду с этими
«