«Сергей Соколовский Несколько историй про копирайт и культуру Необычный случай произошел австралийским летом 2002 г.: январские столичные газеты пестрели заголовками, извещающими читателя, что активисты из палаточного ...»

171 ОБСУЖДЕНИЕ СТАТЬИ

Обсуждение статьи Сергея Соколовского

Сергей Соколовский

Несколько историй про копирайт и культуру

Необычный случай произошел австралийским летом 2002 г.: январские столичные

газеты пестрели заголовками, извещающими читателя, что активисты из палаточного

посольства аборигенов похитили герб, украшавший западный постамент у входа в здание старого парламента в Канберре, объявив, что изображенные на нем кенгуру и эму являются их культурной собственностью. Акция была приурочена к тридцатилетию аборигенного палаточного посольства.

Нужно сказать, что австралийское законодательство не предусматривает наказаний за осквернение государственной символики — вы можете топтать или сжигать флаги любой страны или уничтожать их гербы при условии, что они были куплены или унаследованы, т.е. принадлежат вам лично, иначе это квалифицируется как посягательство на чужую собственность. Вы можете также уничтожать или осквернять символику любого государства, пусть при стечении народа, но не непосредственно перед посольСергей Валерьевич Соколовский ством страны, чьи герб или флаг попали Институт этнологии к вам в руки, — этот поступок считается наи антропологии РАН рушением общественного порядка.

[email protected] № 16

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

В краже австралийского герба был обвинен известный активист Кевин Буззакотт, известный среди экологов и защитников прав аборигенов как дядюшка Кев, который заявил, что кенгуру и эму являются тотемами племени Арубунна и потому их изображения не могут использоваться без согласия старейшин племени. Дядюшка Кев утверждал также, что австралийская авиакомпания “Quantas” не может использовать знаменитого летающего кенгуру, который является логотипом этой компании с 1944 г. Активисты палаточного посольства подали исковое заявление в Верховный суд, в котором сообщалось, что вся местная фауна и флора, включая ее изображения, принадлежит аборигенам и копирайт на ее тиражирование не может использоваться без их письменного согласия [Probin 2002].

Дело о похищении бронзовой эмблемы государственного герба, принадлежащей короне, рассматривалось австралийским судом в течение трех лет. В апреле 2005 г. Буззакотт был арестован за неявку на очередное судебное заседание. Двумя днями раньше он пытался вынести эмблему из зала суда, заявив, что она принадлежит аборигенам. Суд завершился тремя днями позже вынесением приговора, по которому Буззакотт получил год заключения условно1.

Пять лет спустя другой австралийский абориген Сол Беллеар из Совета аборигенов Нового Южного Уэльса обвинил чемпионов мира по фигурному катанию Оксану Домнину и Максима Шабалина в совершении воровства. Российская пара, готовившаяся тогда к Олимпийским играм в Ванкувере, на чемпионате страны в Санкт-Петербурге представила новый танцевальный номер под названием «Танец аборигенов». «Это очень оскорбительно, — заявил Сол Беллеар, — мы рассматриваем это как воровство культуры древних местных жителей, и это еще один пример эксплуатации аборигенов Австралии. Эти танцы могут быть основаны на церемонии, предназначенной только для мужчин или только для женщин. Это не только посягательство на интеллектуальную собственность. Это бескомпромиссное культурное воровство»2. Заявление было растиражировано мировыми агентствами новостей и едва не привело к срыву программы олимпийских выступлений этой пары [Oxley 2010].

Документы по этому делу размещены на сайте Верховного Суда Австралии.

С комментариями австралийцев читатель может познакомиться на сайтах австралийских газет "Courier Mail" и "Sydney Morning Herald", опубликовавших 21 января 2010 г. статьи об этом конфликте, в которых обсуждается и тема копирайта: ;.

173 ОБСУЖДЕНИЕ СТАТЬИ Сергей Соколовский. Несколько историй про копирайт и культуру На самом деле танец был весьма далеким от существующих танцев австралийских аборигенов стилизованным подражанием, использующим мотивы и элементы танцев коренных народов разных частей планеты, лишь костюмы напоминали об аборигенах Австралии. Впрочем, Оксана Домнина в своем блоге на сайте этой пары в записи от 2 ноября 2009 г. действительно писала об австралийских аборигенах (блог имеет и английскую версию, из которой впоследствии исчезло именно упоминание Австралии)1. Представители коренных народов Канады из числа присутствовавших на церемонии открытия Олимпиады действительно выразили свою обеспокоенность костюмами, однако после встречи с парой они подарили фигуристам традиционные красно-бело-черные одеяла, которые те накинули на себя после обязательного танца. Шабалин сказал, что представители коренных народов Канады были очень приветливы и пожелали им удачи.

Огромное число подобных конфликтов, возникающих по поводу защиты разных форм интеллектуальной собственности — брендов, логотипов, патентов, копирайта, ноу-хау — содержит книга американского антрополога Майкла Брауна «Кто владеет туземной культурой?» [Brown 2004], публикация перевода которой запланирована в издательстве «Прагматика культуры»2.

Дело в том, что в международном авторском праве уже несколько десятилетий существует понятие, пока чрезвычайно редко оказывающееся в фокусе российских политических, правовых и научных дискуссий. В силу этого пока отсутствует и его общепринятый перевод — в английском языке оно обычно обозначается выражением “traditional cultural expressions” (TCE, иногда также — “expressions of folklore”), которое буквально можно передать как «традиционные культурные произведения» или «произведения фольклора». Элементы фольклорных традиций используются сегодня в государственной символике многих стран мира, товарных знаках (брендах) промышленных корпораций, в символике государственных служб и учреждений, а фольклорные мотивы (мифы, легенды, орнаменты и музыкальные произведения) — в творчестве современных поэтов, писателей, художников и композиторов. Вся эта вселенная присвоенных символов приносит немалые доходы их нынешним владельцам.

История правовой защиты произведений фольклора начиналась не с фольклорных текстов, ритуалов, танцев, традиционС английской версией блога читатель может познакомиться на английской версии сайта фигуристов.

С переводом одной из глав этой интереснейшей книги читатели могут познакомиться на сайте выпускаемого тем же издательством журнала «Критическая масса» (2006. № 4. ).

№ 16

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

ных рисунков, архитектуры, костюмов или иных ремесленных изделий, но именно с песенно-музыкального жанра, поскольку исторически именно он оказался основанием для пересмотра складывающейся концепции копирайта в рамках защиты традиционной культуры. Насколько известно специалистам [Dommann 2008: 3], одним из первых случаев правовой защиты фольклора стал договор, заключенный в январе 1954 г. между американской звукозаписывающей фирмой «Темпо Рекордс»

и государственной афганской радиостанцией «Радио Кабул».

Этот договор предоставлял американской компании исключительные права записи местной музыки на всей территории Афганистана. По всей видимости, он был выгоден обеим сторонам, поскольку «Радио Кабул» получало деньги и качественные звукозаписи местного фольклора, которые могло затем использовать в своих передачах, а звукозаписывающая фирма — контроль над двумя рынками, пополняя музыкальные коллекции заинтересованных американских университетов и колледжей, с одной стороны, и удовлетворяя интересы афганских потребителей традиционной музыки — с другой.

Планировалось и использование этих записей на телевидении и в кинопроизводстве. Здесь можно вспомнить, что ни Бернская конвенция 1886 г. по защите литературных и художественных произведений, ни Международная конвенция об авторских правах 1952 г. не упоминали такого объекта защиты, как традиционная музыка, хотя авторская музыка попадала под международные нормы защиты интеллектуальной собственности. Кроме того, Афганистан, в то время — конституционная монархия, не был участником ни одной из этих конвенций.

По своей сути этот контракт был одним из случаев национализации традиции, вполне типичным для национализирующихся государств, в исторической череде которых Афганистан оказался одним из последних. Для антропологов и историков культуры интересными моментами являются использование понятий фольклора и традиции в правовой практике, а также функционирование этих понятий в контексте новых технологий, превращающих уникальные фольклорные события в то, что Бруно Латур, подчеркивая фиксированность и неизменность, с одной стороны, и способность к стереотипизированному воспроизводству — с другой, назвал «неизменной движимостью» (“immutable mobiles”) [Latour 1986].

К концу 1980-х гг. защита копирайтом произведений фольклора стала массовой. Расширился и спектр объектов такой защиты: она стала охватывать не только музыкальные или художественные произведения с точной атрибуцией их происхождения (принадлежности конкретному традиционному сообществу), но и древности, атрибуция которых была в лучшем случае Сергей Соколовский. Несколько историй про копирайт и культуру ленные изделия и повествования (narratives)1. В 1985 г. ВОИС вместе с ЮНЕСКО разработала модельные нормы национальных законов по защите произведений фольклора от незаконной эксплуатации и других приносящих ущерб действий [UNESCO 1985]. Сегодня ВОИС объединяет 184 государства, включая Россию. В июле 2011 г. ВОИС в сотрудничестве с Роспатентом планировала проведение 12-дневной летней школы в Санкт-Петербурге, в программу которой включены такие темы, как интеллектуальная собственность и биоразнообразие, традиционное знание, генетические ресурсы и традиционные Но все-таки защита фольклора авторским правом остается относительно новым и дискуссионным явлением, не только в силу того обстоятельства, что авторское право обычно защищает права конкретных авторов или юридических лиц, а не коллективного и с трудом определяемого законодательством фольклорного «автора», но еще и потому, что этот сегмент права сосуществует сегодня с противоположным по духу движением за свободный обмен интеллектуальными знаниями и культурными достижениями — так называемое Creative Commons, охватившее сегодня уже 80 стран и противостоящее известному режиму авторского права Copyright. Кроме того, кажется странным налагать ограничения на то, что еще вчера находилось в общем пользовании и являлось частью общественного В связи с обсуждением этих конкурирующих режимов защиты авторского права нужно отчетливо понимать, что в правовом отношении копирайт представляет собой не право, а монополию. Об этом еще более 150 лет назад говорил известный британский историк лорд Маколей, выступая в палате общин во время обсуждения поправок к закону об авторском праве.

Целью законопроекта было продление срока действия авторского права на книги до шестидесяти лет с момента смерти автора. В ответ на это предложение Маколей произнес ставшую впоследствии знаменитой речь, в результате которой законопроект был отклонен 45-ю голосами против 38. Ключевым моментом этой речи были следующие слова:

Авторское право — это монополия и вызывает все те последствия, которые общее мнение человечества приписывает монополиям обычный эффект монополии — это оскудение предложения товаров, их дороговизна и низкое качество Желательно, чтобы авторы были вознаграждены, вызывающий Сергей Соколовский. Несколько историй про копирайт и культуру Commons как создание чего-то среднего между прежним режимом копирайта и его полным отрицанием: «Многие люди верили в копирайт, но не считали, что их творчество должно регулироваться столь жестко, как в модели, приватизирующей были не согласны многие развивающиеся страны, пострадавшие от патентной политики Запада, например, в области фармакологии и медицины и блокировавшие введение ряда международных соглашений под эгидой ВОИС. В ответ западные

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

библиотечных фондов, в котором основная борьба проходила между ВОИС и группой российских теле- и киномагнатов во главе с Н.С. Михалковым, с одной стороны, и сторонниками Creative Commons во главе с президентом Ассоциации интернет-издателей И.И. Засурским — с другой (интересующийся читатель легко обнаружит все материалы и аргументы сторон В этом коротком перечне проблематики, с которой мы сталкиваемся при распространении копирайта на произведения фольклора и традиционной культуры, я не смог коснуться и сотой части вопросов, встающих в этой связи перед представителями самых разных профессиональных сообществ, организациями коренных народов и обществом в целом. Исследователей в области социальных наук эта проблематика касается не только в качестве прямого объекта изучения, но и как участников создания и использования интеллектуальной собственности, а также как граждан государства. Я надеюсь, что обсуждение представленных ниже вопросов позволит антропологам и российскому обществу в целом лучше понять сложность проблем в этой области, с которыми российское общество только еще начинает знакомиться. Вот эти вопросы:

Из приведенных историй ясно, что проблема «культура и собственность» существует. Юридически она, возможно, решается, но этим должны заниматься юристы. Для нас важно отнестись к происходящему как к объекту исследования, понять, что же все-таки происходит. Какого рода представления лежат в основе этих конфликтов? Как понимается при этом объект культурной собственности? Как выстраиваются отношения защитников своей культурной традиции с внешним миром?

Почему подобных конфликтов не было 50 лет назад и что вызывает их появление сегодня? Как это связано (и связано ли) с глобализацией?

В каком состоянии (на каком этапе развития) находятся подобные конфликты в вашей стране? Насколько серьезно они исследуются общественными науками?

Каковы возможные сценарии развития этих сюжетов, и насколько они значимы для той области науки, которой вы занимаетесь?

Сергей Соколовский. Несколько историй про копирайт и культуру

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

Рис. 1. Дядюшка Кев с похищенным гербом Австралии Рис. 2. Российские фигуристы Оксана Домнина и Максим Шабалин исполняют танец аборигенов (фото с сайта ) Обсуждение статьи Сергея Соколовского

ЮРИЙ БЕРЕЗКИН

История человечества — это история заимствования элементов культуры одними группами людей у других. В норме культура предполагает стабильность, она традиционна.

воспроизводят себя, а между разными вариантами возникает конкуренция — всем известный естественный отбор. От биологической эволюции (не считая бактерий) процесс Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого в Санкт-Петербурге

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

пии не происходит. Культурный обмен ведет не к всеобщему выравниванию, а к усложнению и росту разнообразия.

Специфика нынешней ситуации в том, что в результате лавинообразного расширения коммуникативных сетей в контакт вступили такие культуры, у которых раньше опыта регулирования взаимоотношений не было. Пока европейцы привозили в свои музеи этнографические предметы из отдаленных стран, первоначальные создатели и владельцы предметов пребывали о происходящем в неведении и проблемы прав собственности не возникало. Когда же культуры «четвертого мира», как принято сейчас говорить, сами получили доступ к коммуникативным сетям и узнали, что происходит, их представители стали пытаться регулировать вопросы культурного заимствования на основе привычной для них правовой базы. Понятно, что «племя А» не может просто так использовать орнамент или мелодию соседнего «племени Б», это допустимо лишь при выполнении определенных условий. Тем более трудно себе представить, чтобы соседи забрали и выставили на всеобщее обозрение какие-нибудь священные трубы или найденные в могилах человеческие останки.

Общего решения эта проблема не имеет. Наивно думать, что в обозримом будущем представления о ценностях, формах собственности, культурной идентичности, значении науки и знаний, о смысле существования, наконец, повсюду станут настолько близки, что позволят выработать общепонятные и приемлемые для всех правила, согласно которым будут решаться конфликты, связанные с культурной собственностью.

Можно надеяться только на взаимную добрую волю, компромиссы и здравый смысл. Примеров таких компромиссов достаточно много. Не так давно из музея в Вашингтоне пришлось привезти хранящуюся там маску к постели умиравшего тлинкитского аристократа. Тот достойно скончался, зная, что один из символов его рода находится рядом, а затем маску так же благополучно отвезли назад в Вашингтон. Обе стороны остались удовлетворены.

Но есть и другие случаи, в том числе совершенно дикие, когда бесценные антропологические материалы оказывались закрыты для изучения и даже «возвращались» претендовавшим на них этническим группам, которые к тому же не имели к ним реального отношения, а лишь жили на территории, где материалы были извлечены из земли. Такого рода печальные прецеденты возмутительны, но объяснимы. Представители «евроамериканской» (или «иудео-христианской») культуры нередко испытывают чувство вины за те преступления, которые их предки действительно совершили в свое время по отношению Обсуждение статьи Сергея Соколовского современникам честь, но лишь частично оправданно, поскольку представители неевропейских культур обходились друг с другом не лучше. Вообще если подходить к прошлому с правовыми нормами и этикой сегодняшнего дня, то заочно пришлось осудить бы едва ли не все человечество. Так или иначе, точки зрения воспроизводить раскраску тела или танцы аборигенов, не получив на то формального разрешения, преступно.

верховного авторитета, чтобы вынести решение. В столкновение пришли «племенное» и, используя выражение Михайло Михайлова, «планетарное» сознание. Наука по природе интернациональна, поэтому люди, занимающиеся наукой, чаще быть кражей, надо ссылаться на источники. Здесь нет принципиальной разницы с воспроизведением иллюстративного материала в научной работе. Если вы берете рисунок из чужой на воспроизводство рисунка или запрещать посетителям музеев фотографировать выставленные экспонаты — значит мешать распространению знаний и тормозить развитие науки.

Жить «по понятиям» плохо, но и попытки формально отрегулировать все и вся тоже ведут в тупик. Единственный плодотворный путь — переговоры и соглашения. Если же мы сталкиваемся с агрессивным и бескомпромиссным стремлением культура с ее библиотеками и музеями, экспедициями и научными институтами заслуживает не меньшего уважения к своим

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

МАЙКЛ БРАУН

наследии прибегают к языку интеллектуальной собственности, в частности, к представлениям, основанным на идеях копирайта и патентного права. Я полагаю, однако, что топика интеллектуальной собственности является доминирующей главным образом потому, что она оказывается вдохновлено, если не напрямую скопировано, из традиционного репертуара татуировок (t moko) племени маори из Новой Зеландии. Месяцем позже та же самая газета Майкл Браун (Michael F. Brown) можно предположить, что художник полуУильямс Колледж, [email protected] Обсуждение статьи Сергея Соколовского Занятная особенность этой бури в банке чернил для татуировок заключается в том, что ни председательствующему на процессе судье, ни журналистам, освещавшим процесс, не пришло культурной традиции. Новозеландские средства массовой информации надлежащим образом сообщили о жалобах маори, Несмотря на то что публичное обсуждение этого случая подчеркнуло его импликации, касающиеся закона об интеллектуальной собственности, я убежден, что протесты маори были Смыслы. Для маори татуировки являются передатчиками особых сообщений. Право на использование индивидуальных рисунков определяется генеалогией и другими социальными или для удовлетворения чувства личной идентичности используют люди, не принадлежащие к маори, они разрушают социально встроенные смыслы. Проблема искаженного или выхолощенного смысла едва ли является уникальной для туземного марки дают производителям большие возможности контролировать значения их брендов. Такой контроль является экономической проблемой в строгом смысле слова, тогда как стремление традиционных сообществ сохранить контроль над своими наиболее мощными символами представляется вопросом Некоторые экспериментируют с «географическими указаниями», которые связывают коммерчески ценные продукты с конкретным местом. Другие стремятся к полному контролю над

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

наиболее общей стратегией является сохранение секретности.

Секретность заметно влияет на работу антропологов, чья профессия требует разговора о ритуальных практиках и других формах традиционного знания, которые все чаще и чаще определяются как тайные или «засекреченные».

Признание. Многие ученые отмечали связь между недавними конфликтами по поводу культурной собственности и политикой признания, которая возникает в связи с требованиями туземных народов, чтобы их постоянное присутствие было признано государствами-нациями, к которым они оказались приписанными благодаря колониальной истории. Несмотря на то что глобальная кампания по признанию традиционных сообществ идет с использованием разных риторических конструкций — среди прочего языка прав человека, требований репатриации или репараций, утверждения суверенности — предъявление претензий на право собственности оказывается наиболее мощным. Собственность является надежным и гибким концептом, поддерживаемым высокоразвитой правовой машинерией. При почти полном исчезновении социалистических правительств в конце ХХ в. капиталистические представления о собственности стали ощутимыми едва ли не во всех уголках земного шара. В то же самое время интеллектуальная собственность приобрела глобальное значение, которым ранее не обладала, что ставит трудные вопросы как для представителей традиционных сообществ, так и для всех остальных. Как же получается так, спрашиваем мы, что частные корпорации обладают свободой превращать локальное знание в охраняемую законом собственность, сохраняя на протяжении десятилетий монопольные права на нее? Почему фармацевтическая компания может предъявлять права на фрагменты нашего генетического фонда без нашего ведома или согласия? Что можно сделать, чтобы защитить продукты культуры от того, что кажется безумной схваткой за приватизацию знания?

Широко распространенная тревога, порожденная агрессивной экспансией интеллектуальной собственности, породила возможность, которой поспешили воспользоваться туземные народы для достижения своих политических целей. Помог им и растущий интерес государств-наций к возвращению себе символически мощных предметов материальной культуры, которые благодаря перипетиям завоеваний и колониализма оказались в руках далеких держав. Если Греция, Италия, Шотландия и другие нации требуют возвращения объектов, которые являются воплощением их культурного наследия, разве не имеют права народы хопи, сенека или кечуа сделать Обсуждение статьи Сергея Соколовского В Соединенных Штатах требования легальной защиты культурного наследия индейцев во всех многообразных формах о собственности. Отчасти это является следствием относительно децентрализованного характера США. По историческим поста, эквивалентного посту министра культуры, который существует во многих других странах. Наиболее важный американский закон, влияющий на культурную собственность индейцев, — Акт о защите и возвращении захоронений американских индейцев (Native American Graves Protection and Repatriation Act, NAGPRA), вступивший в силу в 1990 г. Данный акт требует от большинства федеральных структур, а также музеев и хранилищ, получающих федеральное финансирование, возвратить человеческие останки, предметы из захоронений, сакральные предметы, а также «объекты культурного наследия» индейских сообществ, которые требуют их возвращения и которые могут доказать их происхождение или приоритетное право собственности. Этот закон прежде всего нацелен на то, чтобы положить конец более чем вековому разграблению захоронений и дать возможность признанным на федеральном уровне индейским племенам достойно перезахоронить своих предков. Акт ничего не говорит об интеллектуальной собственности индейцев, и его следствия, касающиеся Акт повлиял и на деятельность архивов, новая политика которых предполагает учет мнений индейцев по поводу возможности циркуляции сведений об определенных традиционных религиозных практиках. В известном смысле акт стал ключевым В целом все возрастающая значимость идеи культурной собственности является примером того, что философы называют причин и следствий. Идея культурной собственности подпитывается растущей тревогой по поводу культурных идентичностей ривать как реакцию на хищнические патентные и копирайтные практики корпоративного мира, особенно в таких сферах, как биотехнологии и медиа. Идея культурной собственности обретает силу благодаря попыткам загладить обиды, нанесенные коренным народам в поселенческих демократиях (например, Канада, Австралия, Соединенные Штаты), а также кампаниям по возвращению предметов культурного наследия государствамнациям, которые не без успеха заявляют, что данные объекты были несправедливо отчуждены от них.

Куда ведет этот процесс — можно только гадать. Антиутопическую картину предлагают Джон и Джоан Комаровы в своей книге “Ethnicity, Inc.” [Comaroff, Comaroff 2009]. Их пугает то, что культурные идентичности и культуры вообще быстро становятся товаром, который используют для получения экономических выгод. Более оптимистические оценки исходят от бюрократов ЮНЕСКО и подобных институций, которые переизобретают наследие как ресурс, которому можно дать легальное определение и которым можно рационально распоряжаться — на манер электричества или воды. Многие антропологи и профессиональные музейщики высказывают мнение, что возвращение человеческих останков и важных объектов материальной культуры решительным образом улучшило отношения с коренными сообществами и дало новые возможности для совместных исследований. Другие — и я причисляю к ним себя — высоко оценивают возросшее внимание к культурному наследию и проблемам социальной справедливости, в то же время не вполне понимая, как стремление рассматривать культуру в качестве формы групповой собственности можно примирить с этикой свободной открытой дискуссии и конструктивным диалогом поверх культурных границ. Необходимость осознать достоинства и недостатки представлений о наследии, построенных на идее собственности, по всей вероятности, останется одним из самых значительных вызовов, перед которыми окажутся антропологи и фольклористы в ближайшие десятилетия.

Brown M. Who Owns Native Culture? Cambridge, MA: Harvard University Cohen N. On Tyson’s Face, It’s Art. On Film, a Legal Issue // New York Cohen N. Tattoo Artist Settles Tyson Dispute With Hangover 2 // New York Comaroff J.L., Comaroff J. Ethnicity, Inc. Chicago: University of Chicago Обсуждение статьи Сергея Соколовского

ЛУСЕРО ИБАРРА РОХАС

«туземными» только потому, что колониализм оказывается исторической реальностью, а «туземный» — категория, порожденная ситуацией доминирования. В этом народов, которые были отмечены подобными ярлыками, ей знакома рефункционализация слов, в рамках которой правилом стало многообразие, когда людям, борющимся В этом контексте борьбу за культурную собственность и наследие можно рассматривать как процесс, в котором туземцы перестают быть другими, но, переворачивая эти (Lucero Ibarra Rojas) Сан-Николас де Идальго, Морелия, Мексика

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

ных нападок. Однако нам следует всегда помнить, что коренные народы не стремились к апроприации своей культуры до тех пор, пока не почувствовали, что стали объектом нападок (целый ряд документально подтвержденных случаев можно найти в: [Oehlerich de Zurita 1999; Brown 2003; Kongolo 2008;

Mackay 2009; Engle 2010]). Апроприация в терминах западного права — это всегда вопрос исключения, однако во многих случаях коренные народы и были исключенными (из истории, из представлений о цивилизации), а кроме того у них не было возможности сделать так, чтобы их культуру начали ценить [Comaroff, Comaroff 1992; Paine 2000; Stavenhagen 2002;

Blancarte 2007; Bonfil 2008; Santos 2009]. Несмотря на то что их культура могла обрести лишь частичное и ограниченное признание своей ценности, с исторической точки зрения даже это можно рассматривать в некоторых отношениях как оздоровление ситуации. Проблема в том, что признание туземной культуры и внимание к ней привели и к не слишком хорошим результатам. Эстетика и знания туземных народов стали объектами использования и присвоения. Эти народы, по-видимому, не были осведомлены об экономической ценности своих традиционных знаний, пока кто-то не начал использовать их для получения экономической выгоды.

Важно отметить, что в то время как США, Канада и Австралия предпринимали определенные шаги в этом направлении, другие регионы мира, вроде Латинской Америки, где туземное население значительно больше, оказались гораздо менее развитыми в данной области, что является одновременно результатом истории разных регионов и того, как в каждой из этих стран реализуются коммерческие интересы. Изучение каждого конкретного региона должно принимать во внимание значительные различия, существующие в рамках «туземного», а также то, как эти различия влияют на опыт и мировосприятие этих народов. Уровень насилия и его различные типы в каждом регионе будут оказывать немалое влияние на то, как туземные народы будут соотносить себя с национальными культурами, а развитие экономик знания на местном уровне будет играть важную роль в том, как эти народы будут использовать инструменты присвоения.

Например, в Мексике обращение к праву интеллектуальной собственности для контроля над использованием элементов туземных культур является новой практикой, которой чуть больше двух десятков лет. На протяжении большей части истории страны туземцы и их культуры откровенно игнорировались государством, и вплоть до 1980-х гг. большинство политических решений было направлено на то, чтобы интегрировать туземцев в культуру мейнстрима [Stavenhagen 2002; Blancarte 2007; Bonfil 2008], даже не без некоторого успеха, причем этот Обсуждение статьи Сергея Соколовского Stavenhagen 2002]. Однако поскольку дискурс о туземной проблематике значительно поменялся с тех пор, в немалой степени благодаря сапатистскому вооруженному движению в Чьяпасе, а дискурс плюрализма оказался доминирующим и стал связан не только с деколонизацией истории и исторических повествований, а также с изменением закона, хотя его можно рассматривать и таким образом, но и с экономическими интересами И там, где туземцы широко использовали инструменты апроприации, и там, где случаи такого рода можно пересчитать по пальцам, экономическая сторона дела оказывает безусловное влияние на то, что утверждается в качестве собственности, а что нет.

исследуют процесс, в рамках которого туземцы «пытаются воспользоваться символическим ресурсом подлинности на глобальном рынке, где некоторые потребители ценят гетерогенное в пространстве гомогенности и ищут различия в море сходств» [Coombe 2009: 403], в то же время анализируя следствия этого процесса для самих сообществ в культурном отношении, а также на экономическом и политическом уровнях.

Она лежит в основе многих, если не всех, процессов современного мира. Глобализация как путь обретения тесных взаимосвязей между всеми регионами мира является многомерным процессом, в рамках которого также возникают явления доминирования и спора [Santos 2002]. Колониализм был и остается ной собственности в основной повседневный и весьма эффективный инструмент контроля над рынком, предоставил инструменты для спора в тех же правовых рамках, как можно видеть не только в использовании этой системы туземными народами, но и в стратегиях вроде Creative Commons или копилефта (copyleft), причем обе эти практики не отрицают систему, но пытаются развернуть ее в другом направлении.

В этом смысле использование правовых систем собственности и контроль над тем, как культура превращается в товар, может дать позитивные результаты, поскольку предоставляет возможность туземным народам выстроить иерархию культурных объектов. История была пленницей победившей стороны, и законное право объявлять что-либо значимым также принадлежало колонизаторам [Comaroff, Comaroff 1992; Scott 2007;

Santos 2009]. В большинстве случаев даже после того, как государства стали независимыми, национальная культурная идентичность стала мифом, фетишем, полезным для политических элит, стремившихся выстроить укорененную в истории идентичность [San Martin 1999], которая редко включала туземные нарративы как часть настоящего, они всегда были архаическими и не имеющими особой важности реликтами прошлого.

Подлинной ценностью нынешних разработок, связанных с культурной собственностью и наследием, является создание общественно признанного места, из которого туземные народы могут осуществлять контроль над своими историей и культурой, не только выстраивая иерархии, но и самостоятельно придавая смысл закону, даже если этот закон сам по себе создавался вне связи с ними. В этом процессе важно также учитывать, что не все ситуации, в которых право интеллектуальной собственности используется для контроля над культурными объектами, одинаковы. Если посмотреть внимательно, по всей вероятности, процессы, инициированные государством, будут весьма отличаться от инициатив, реализуемых народными движениями, даже если мобилизация государства возникает из-за давления этих движений. Существенными для того, чтобы этот процесс привел хотя бы к минимальному уровню прав и возможностей у туземцев, являются действенность и легитимность голосов туземных народов в выработке вышеуказанных стратегий.

И даже в этом случае проблемы остаются, поскольку в конце концов адаптация системы не означает со всей необходимостью, что она находится в рабочем состоянии. Путь чужого закона (somebody else’s law) всегда приводит к тому, что пользователь адаптируется к закону обычно в гораздо большей степени, чем может адаптировать закон к себе [Speed, Leyva 2008].

Обсуждение статьи Сергея Соколовского В данном случае важно отметить, что избрание в качестве защитной стратегии права интеллектуальной собственности уже предполагает классификацию вещи, которую мы хотим защитить, и выбор того, как, кто и почему будет ее защищать. Указывалось, что система права интеллектуальной собственности гораздо более значимого, чем просто продукты творческой активности, принадлежащие конкретным группам [Burns 2008].

пределы коммерции. Эти претензии, которые могут быть связаны с экономикой, касаются элементов идентичности, укорененных в истории, культуре и социальных практиках, а процесс их «защиты» от чужих агентов с помощью интеллектуальной собственности может на самом деле оказаться другие возможности оспаривания, не предусмотренные законом. Потенциальные проблемы, которые видят некоторые авторы в обращении социальных движений к правам человека [Brown 2004; Speed, Leyva 2008], не являются исключительными для этой правовой области. Опять же учитывая контекст обычно является правовой системой, введенной колонизаторами и адаптированной к местным условиям, но не слишком учитывающей представления и нужды туземных народов. Примеры системного доминирования подобного законодательства могут быть и не столь очевидными, но они все еще есть, и туземные народы, адаптируясь, становятся своего рода «запланированной ошибкой». Они укрепляют систему, которая дает В конкретном случае интеллектуальной собственности ситуация оказывается гораздо более опасной, если мы вспомним,

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

все те последствия, которые общее мнение человечества приписывает монополиям обычный эффект монополии — это оскудение предложения товаров, их дороговизна и низкое качество Желательно, чтобы авторы были вознаграждены; вызывающий наименьшие возражения способ такого вознаграждения — это монополия. С другой стороны, монополия — это зло. В интересах общего блага мы должны прибегнуть ко злу, но зло не должно длиться ни на один день дольше, нежели это необходимо для обеспечения блага» (цит. по статье Сергея Соколовского). Являясь злом, данный инструмент, тем не менее, не только используется все шире, он стал мощнее, и каждый раз, когда мы обращаемся к нему, он становится еще Является ли обращение к идее копирайта согласием с системой? И насколько далеко готовы мы зайти, двигаясь в этом направлении? Эти вопросы оказываются фундаментальными для каждого обращения к праву интеллектуальной собственности.

Однако сегодня позиция, которую мы занимаем, будет иметь более радикальные импликации, чем несколько десятилетий назад. Сегодня мы задаем вопрос: является ли в известном смысле обращение туземных сообществ или даже Creative Commons и движения копилефта к системе интеллектуальной собственности поддержкой таких инициатив, как Акт о защите интеллектуальной собственности (P.I.P.A.) и законопроект по борьбе с нарушениями в сфере интеллектуальной собственности в Интернете (S.O.P.A.), учитывая, что они не заявляют о своем четком неприятии понимания культуры как собственности?

Эти вопросы являются правовыми, но не только. Речь идет о понимании мира, процессах творчества, о том, чем мы хотим Blancarte R. (Comp.). Cultura e identidad nacional. Mйxico: Fondo de Bonfil G. Mйxico profundo, una civilizaciоn negada. 3th reimp. Mйxico:

Brown W. The Most We Can Hope for // The South Atlantic Quarterly.

Brown M.F. Who Owns Native Culture? Cambridge: Harvard University Burns E. The Disneyland of Cultural Rights to Intellectual Property:

Anthropological and Philosophical Perspectives // Intellectual Property and Traditional Cultural Expressions: Legal Protection in a Digital Environment. Cheltenham: Edward Elgar, 2008. P. 49–72.

Обсуждение статьи Сергея Соколовского Coombe R.J. Legal Claims to Culture in and against the Market: Neoliberalism and the Global Proliferation of Meaningful Difference //

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

АНАСТАСИЯ ИЛЬЧЕНКО

Например, фольклором традиционно считалось устное народное творчество, не имеющее авторства. Сравнительно недавно которые А. Дандес все же предложил включать в круг проблем современной фольклористики [Dorson 1973; 1977: 4; Dundes 1989].

Тогда получается, что фольклорное произведение более не является достоянием народа, у него есть конкретный владелец.

Тартуский университет, Эстония [email protected] Обсуждение статьи Сергея Соколовского вместе: то, что фольклор вариативен, может иметь автора и является интеллектуальной собственностью — здесь вскрывается это интеллектуальная собственность автора, которая не подлежит дальнейшему распространению без его согласия. Получается, что его анекдот — это уже не фольклор, так как, если мы «изобильного корпуса и вариации» [Honko 2000] не представляется возможным. Это пример, вероятно, грубый, однако он В современной фольклористике существуют две теории, которые отвечают на вопрос, почему тот или иной фольклорный был создан несколько раз в разное время и в разных местах разными людьми. Тем не менее два текста, существующие независимо друг от друга, настолько поразительно похожи, что даже кажутся вариантами одного и того же произведения. Полигенезис объясняется тем, что все культуры и общества проходят через одни и те же стадии интеллектуального и культурного развития. Соответственно, люди предрасположены к тому, чтобы и универсальные психологические состояния выражаются в создании одних и тех же форм одними и теми же способами. Наконец, есть концепция о том, что все люди характеризуют друг от друга в результате универсальности человеческого мышления. Каким образом определять, кто придумал это фольклорное произведение первым, и нужно ли это?

Альтернативой теории полигенезиса служит теория моногенезиса, согласно которой единица фольклора была создана один раз и в дальнейшем она служит моделью для создания дополнительных вариантов. Согласно этой теории, все версии одного типа — проявление взаимодействия людей и все версии одного типа соотносятся друг с другом, так как происходят от много веков назад. Интересно, существовали ли бы в этом случае указатели сказочных сюжетов Аарне-Томпсона-Утера?

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

и не подлежали бы распространению. С другой стороны, в случае если фольклорное произведение создано, например, в Америке и благодаря гибкости сюжета и постоянной миграции людей распространилось по всей Европе, стоит ли заявлять на Фольклор — это естественное явление, которое в отличие от, например, литературы или архитектуры тяжело контролировать.

Если архитектору часто нужно согласовывать стиль здания с другими архитекторами, чтобы оно, например, сочеталось с другими строениями, если писатель всегда более или менее соответствует современным ему литературным течениям и даже если участвует в создании чего-то нового в национальной литературе, то всегда отталкивается от старого (как шел Пушкин от романтизма к реализму), то фольклор — это абсолютно стихийное и не поддающееся правилам явление, обычный человек никогда не задумается о том, позаимствовать ли, например, игру, сопровождаемую употреблением алкоголя (drinking game), популярную в США, для дальнейшего использования в России только потому, что у него или в России нет на нее прав. Возьмем, например, beer bingo, игру, сочетающую в себе лото и потребление алкоголя. Я не знаю, где корни этой игры и из какой страны она пришла, но, очевидно, она используется в коммерческих целях, например многочисленные пабы Эстонии организовывают вечера beer bingo для получения дохода, и это, вероятно, происходит не только в Эстонии — возможно, страна-правообладатель должна потребовать соблюдения прав?

Остается непонятным, что же тогда делать с многочисленными фольклорными архивами, ведь их «экспонаты» используются многими поколениями фольклористов для написания статей и монографий, которые потом используются другими фольклористами; нужно ли каждого просить, например, о неразглашении или требовать ссылку на первоначальный источник, у кого фольклорист в таком случае должен просить права на публикацию: у собирателя, респондента-первоисточника?

Ведь фольклорист, возможно, использует информацию в коммерческих целях: он может получить гонорар за монографию, Эти и подобные проблемы, вопросы интеллектуальной собственности и фольклора пытались решать многие государства.

Например, парламенту Ганы в 2000 г. был представлен законопроект, в котором предлагалось официально учредить Совет по фольклору для управления творчеством народов Ганы1.

Материал почерпнут из статьи А.О. Амегетчер, ранее возглавлявшего Бюро Ганы по авторскому праву. Статья была впервые представлена в качестве рабочего документа после обсуждения на Обсуждение статьи Сергея Соколовского Другая трудность не в пользу законопроекта — это установление подлинности. Не все произведения фольклора Ганы характерны исключительно для нее, многие из них являются общими с соседями, а многие заимствованы настолько давно, что как интеллектуальной собственности и применения к нему авторских прав, нельзя не согласиться с доводами Сергея Соколовского, цитирующего в связи с этим лорда Маколея и его современных Украины и Беларуси, а также среди многочисзаседании Комитета по праву и законодательству Международной конфедерации обществ авторов

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

ленных иммигрантов в весьма далеких от России странах), установим права собственности на произведения русского фольклора и будем взимать плату за его использование или хотя бы требовать оформления многочисленных расписок и документов (тогда как российская бюрократия и без того стала «героиней» многочисленных анекдотов), не пострадает ли от этого сама фольклористика? Сегодня тот факт, что российский фольклор доступен для изучения зарубежным ученым (даже несмотря на то что они имеют возможность получать доход от публикации монографий о русском фольклоре или, например, постдоковские стипендии на изучение русского фольклора), является исключительно положительным:

«впрыскивание» новых идей в российскую фольклористику, идей тех, кто получал нероссийское образование, имел доступ к иным библиотекам и обучался в соответствии с другими методиками, исключительно полезно для современной науки.

Если усложнить подобный обмен знаний финансовыми или бюрократическими вопросами, неизвестно, что будет дальше.

Немаловажной проблемой, связанной с интеллектуальной собственностью, является проблема этики и анонимности. Согласно Этическому коду Американской антропологической ассоциации, антропологи должны изначально определять, хотят ли их информанты оставаться анонимными в публикациях и исследованиях либо же хотят, чтобы их имена, напротив, обязательно упоминались в исследованиях, как имена предоставивших информацию. Исследователи должны объяснить участникам своего исследования возможные итоги их выбора, как и то, что, несмотря на старание самих исследователей, может получиться так, что информанты будут узнаны или, напротив, их имя не будет упомянуто1. Более того, антрополог обязан получить согласие респондента на участие в исследовании2.

В некоторых странах это обязательное письменное согласие, например, до последнего времени получение письменного согласия от респондентов было обычной практикой для эстонских фольклористов. Кажется, что эти требования являются абсолютно справедливыми и этичными. Однако на деле все совсем по-другому. Я неоднократно встречалась с лекциями “A. Responsibility to people and animals with whom anthropological researchers work and whose lives and cultures they study.

3. Anthropological researchers must determine in advance whether their hosts / providers of information wish to remain anonymous or receive recognition, and make every effort to comply with those wishes. Researchers must present to their research participants the possible impacts of the choices, and make clear that despite their best efforts, anonymity may be compromised or recognition fail to materialize“.

“Anthropological researchers should obtain in advance the informed consent of persons being studied, providing information, owning or controlling access to material being studied, or otherwise identied as having interests which might be impacted by the research“.

Обсуждение статьи Сергея Соколовского фактически представляющих собой «таинства», когда респонденты соглашались принять фольклориста только в случае, огромное значение для изучения других фольклорных процессов, например связывают две культуры, которые, как думали соответствует ли здесь общественность научной общественности: готов ли юзер к тому, что, например, его личные семейные Получается, что мы должны взять у этого юзера согласие, однако очень часто он появляется на форуме в первый и последний раз, и согласие получить не удается. Тогда, если мы исключим его из общего исследования, это повлияет на весь результат: исключение будет искусственным, если же оставим В конце концов получается, что проще вовсе бросить исследование, чтобы не нарушить ничьих прав и не написать неполноценной работы.

пор, пока мы не знаем до конца, что и какой культуре принадлежит и возможна ли изначально принадлежность фольклорного материала лишь одной культуре, мы не можем говорить

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

Dorson R.M. Is Folklore a Discipline? // Folklore. 1973. Vol. 84. No. 3.

Dorson R.M. American Folklore. Chicago: University of Chicago Press, Dundes A. The Fabrication of Fakelore // Dundes A. Folklore matters.

Knoxville: University of Tennessee Press, 1989. P. 40–56.

Geertz C. Works and Lives: The Anthropologist as Author. Cambridge: Polity Honko L. (ed.). Thick Corpus, Organic Variation and Textuality in Oral Tradition. Helsinki: Finnish Literature Society, 2000. (Studia Siikala A. Lauri Honko at 60 // Kvideland R. et al. (eds.). Folklore Processed Helsinki: Finnish Literature Society, 1992. (Studia Fennica

ОЛЬГА МУРАШКО

С.В. Соколовским, я также начну с истории, потому что проблемы, связанные с традиционными знаниями, становятся понятными только на конкретных примерах.

киосках аэропортов северных и дальневосточных городов продавались замечательные изделия мастеров коренных народов Ольга Ануфриевна Мурашко изделия из меха, кожи, дерева, кости и камМосковский государственный университет им. М.В. Ломоносова / Альманах «Мир коренных инструменты. Замечательны они были народов — Живая Арктика», Москва [email protected] Обсуждение статьи Сергея Соколовского Там работали художественно одаренные представители народов Севера. Образный ряд и сами образцы изделий создавались творцами и бюрократами: разрешенный к продаже ассортимент где-то утверждался, за свои изделия мастера получали неизмеримо меньшую плату, чем цены, по которым они продавались. Но в конечном результате это были авторские изделия С начала 1990-х гг. я наблюдала изменение ассортимента и качества сувенирной продукции. Разнообразие уменьшалось, качество ухудшалось, аутентичность исчезала. В магазине нельзя мне поселковой мастерской, продавцы иногда откровенно отвечали: «Кто же теперь туда за ними поедет, это у нас тут в городе умельцы делают». И «умельцы» эти, как правило, не имели отношения к народам Севера. В то же самое время поток туристов, особенно иностранных, в северные столицы возрастал, появились специальные авиатуры и морские круизы. Со временем в посещаемых туристами северных и дальневосточных городах появились и разные «ООО» и «ОАО» по изготовлению сувениров. Только эти сувениры уже не очаровывали, Владивостоке, Хабаровске мне не раз приходилось видеть многочисленные группы японских туристов, которые спрашивали В этой сфере мы видим явное нарушение прав и производителей, и потребителей. То же самое происходит сейчас и на рынке разнообразных «народных лекарственных средств» и других услуг. Мы наблюдаем некую «этническую» символику на упаковках так называемых биологически активных добавок (БАД), ционные» БАДы, кремы и мази «здесь, у нас в городе». На Алтае и в Саянах в курортных поселках я видела на частных домах и гостиницах десятки самодельных реклам, предлагающих лечебные «традиционные» чаи, попариться в «традиционных травяных бочках», опять же к этим услугам коренные народы не имели отношения. Некоторые «городские шаманы», судя по объявлениям, используют в своей практике лечения трансформированные приемы и внешние атрибуты, заимствованные на неясных правовых основаниях у шаманов различных этносов, То же происходит и в сфере этнографического туризма. Иноэтничные фирмы монополизируют эту сферу услуг, сами придумывают программы и «этнографический» антураж, далекий от традиционной культуры. Представителей коренных народов приглашают за мизерное вознаграждение в составе фольклорных коллективов попеть и поплясать перед туристами, пригнать оленей, чтобы туристы могли в комфортных условиях на Кроме сфер сувенирной продукции, народной медицины, этнографического туризма происходит использование традиционных знаний в более эксклюзивных сферах.

Северное оленеводство требует от оленеводов целого комплекса навыков, приемов, основанных на традиционном знании.

Это знание местного ландшафта, климатических и ботанических особенностей региона для поиска сезонных пастбищ, разработки оптимальных маршрутов выпаса оленей, численности стад на данных маршрутах, позволяющих избежать опасности при продвижении оленей, а также знания в области селекции и ветеринарии. В советский период олени были коллективной собственностью, и каждая бригада пастухов использовала свои коллективные традиционные знания для успешного оленеводства, которое поощрялось орденами, премиями, грамотами.

Разумеется, в этот период случались конфликты между бюрократами и опытными оленеводами. Но когда оленеводы отдалялись вместе со стадами от руководства колхозов и совхозов на сотни километров, жизнь доказывала правоту традиционного опыта.

В период приватизации совхозных оленеводческих хозяйств в одних субъектах РФ стада перешли в собственность родовых общин оленеводов, и там наблюдается рост поголовья домашних оленей. В других регионах принцип этнического оленеводства был разрушен — олени стали собственностью тех, кто их купил, так же как и прибыль от продажи мяса, шкур, пантов.

Новые хозяева либо эксплуатируют традиционные знания потомственных оленеводов, либо игнорируют их, нанимая работОБСУЖДЕНИЕ СТАТЬИ Обсуждение статьи Сергея Соколовского недолговечны. Поголовье оленей быстро сокращается, традиционные генетические ресурсы в области оленеводства деформируются и уничтожаются, коренные оленеводы теряют работу, их традиционные знания не передаются.

законопроект «О северном оленеводстве», в котором приоритет владения стадами отдавался этническим оленеводам. Но в проект «О государственной поддержке оленеводства», этнический элемент из него вымывался, а затем законопроект сняли с рассмотрения. В настоящее время предлагается рассматривать оленеводство в России как обычный вид животноводства без всякого этнического компонента.

Этими примерами я хотела расширить круг объектов исследования проблемы «культура и собственность» в области традиционных знаний коренных народов и показать необходимость Совершенно очевидно, что конфликтная ситуация в отношении права использования традиционных знаний возникла экономику, усилилась в связи с глобализацией и информатизацией общества. Пятьдесят лет назад коренные сообщества, не имея доступа к современным средствам массовой информации, просто не могли узнать, что их традиционные знания эксплуатируются третьей стороной и приносят этой стороне прибыль.

традиционных знаний и выражений культуры коренных народов в коммерческих целях в последние 20 лет в России произошло по тем же причинам.

Пока этот конфликт в отношении псевдоэтнической сувенирной продукции, народной медицины, этнографического туризма, когда ссылка на этнические традиции используется для продвижения своего товара, со стороны коренных народов носит характер обиженного недоумения и глухого недовольства.

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

самопроизвольные стилизации, называть именами богов этнического пантеона карикатурные, деформированные по отношению к аутентичным изображениям костяные и каменные поделки, использовать в лечебных целях псевдоэтнические средства, не имеющие отношения к традициям указываемых в названиях и рекламных текстах народов.

Сталкиваясь с этими случаями, представители коренных народов не знают, что им делать, потому что никакого правового поля, никаких норм, на основании которых они могли бы заявить законный протест против использования традиционных знаний и искажения выражений той или иной этнической В апреле 2011 г. на семинаре, организованном Ассоциацией коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации (АКМНСС и ДВ РФ) и посвященном проблеме защиты и сохранения культурного наследия и традиционных знаний в работе организаций коренных малочисленных народов, представители коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока имели возможность задать вопросы присутствовавшим на семинаре представителям Роспатента, что делать в случае нарушения их прав. Заместитель начальника Управления международного сотрудничества Л.Н. Симонова и заместитель заведующего отделом правового обеспечения ФГУ «Федеральный институт промышленной собственности» Н.В. Бузова, являющиеся постоянными участниками сессий Межправительственного комитета по интеллектуальной собственности, генетическим ресурсам, традиционным знаниям и фольклору ВОИС, пытались ответить на эти вопросы. Они подробно рассказали о работе комитета и о состоянии российского законодательства в этой области. Из их лекций представители коренных народов поняли, что пока законодатели не нашли способов решить перечисленные конфликтные ситуации. Если у представителей коренных народов нет зарегистрированной в установленном порядке торговой марки или патента на свою продукцию, доказать свой приоритет и то, что схожая по названию и назначению продукция иноэтничных производителей является заимствованием или искаженным отображением традиции, невозможно.

В то же время Л.Н. Симонова и Н.В. Бузова предложили на семинаре ряд очень ценных с точки зрения АКМНСС и ДВ РФ рекомендаций. Эти рекомендации, как мне кажется, отчасти отвечают на третий и четвертый вопросы С. Соколовского: что может сделать научное сообщество, чтобы помочь цивилизованно решить проблему защиты прав носителей традиционных Обсуждение статьи Сергея Соколовского 1. Проведение работ по документированию традиционных знаний, связанным с ними генетическим ресурсам и фольклору: составление реестров, перечней, баз данных.

по документированию традиционных знаний, где будут определены цели создания баз данных, количество и качество информации, которая должна быть занесена в базы данных. Кроме того, необходимо определить хранителей или носителей (источник информации знаний), как может быть получена информация, как составить анкету для получения необходимых сведений, источники быть взят проект, подготовленный секретариатом ВОИС в рамках работы комитета. Это руководство было разработано для 2. Перспективным направлением может стать составление перечня графических или словесных обозначений, используемых традиционными сообществами при изготовлении традиционных изделий или услуг (например, в туристическом бизнесе). Этот перечень может быть использован при проведении экспертизы для использование таких обозначений. Понятно, что данное предложение связано с необходимостью внесения поправок в национальное законодательство.

3. Необходимо изучить вопрос использования таких средств индивидуализации, приравненных к объектам интеллектуальной Все перечисленные работы требуют затрат, в том числе и финансовых, поэтому для их проведения, во-первых, необходимо определить круг лиц и организаций, которые должны быть привлечены

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

Большинство организаций коренных малочисленных народов осознает важность и неотложность работы по документированию традиционных знаний. Такая работа интересна для этнографа, по крайней мере для меня. По моему мнению, условием успешности этой работы должно стать тесное партнерство ученых и общественных организаций коренных народов.

Круг вопросов и возможных направлений исследований, связанных с проблемами сохранения и защиты традиционных знаний и выражений культуры, как мне кажется, можно значительно расширить.

Для меня интересными и важными представляются следующие Как понимаются самими коренными народами прямо противоположные современные процессы: попытки «этнической авторизации» традиционных знаний и выражений культуры, с одной стороны, и одновременное с ними создание самими коренными народами сценических и сувенирных форм выражений культуры, значительно отличающихся от аутентичных локальных образцов, в целях их успешной презентации и превращения в товар? Существует ли проблема коллективного или индивидуального авторства этих сценических и сувенирных форм выражений культуры? Как сами коренные народы ее решают или предлагают решать? Как коренными народами оценивается и воспринимается процесс трансформации традиционных выражений культуры, начиная с деятельности в советский период фольклорных коллективов, работы мастеров в упомянутых в начале моего ответа «домах быта» и поселковых мастерских? Как осознаются процессы трансформации традиционных знаний и навыков в области традиционного природопользования за период контактов с российскими колонистами и особенно в советский период, когда некоторые представители коренных народов получали специальное сельскохозяйственное образование, которое также стало частью их знаний?

Мой собственный полевой опыт работы с коренными народами в местах их традиционного проживания убедил меня, что этнические традиционные знания существуют в их локальном многообразии и, похоже, они вечны: могут находиться в латентном состоянии и быть востребованными и возрожденными в кризисные периоды исторических, социальных и экономических потрясений. Это демонстрируют рассказы представителей коренных народов о том, как они выживали в период ВОВ и как они выживают в настоящее время, мобилизуя традиционные знания предков. Поиск ответов на перечисленные мною вопросы нужен самим коренным народам для лучшего понимания исторической динамики и свойств традиционных Обсуждение статьи Сергея Соколовского

ДЖОРДЖ НИКОЛАС

Что лежит в основе интеллектуальной собственности? Как и почему по ее поводу возникают конфликты? Каковы различия между присвоением, культурным заимствованием и стремлением поделиться культурой?

Джордж Николас (George Nicholas) по проблемам интеллектуальной го, требуют внимательного рассмотрения.

собственности в области [email protected]

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

аспектах интеллектуальной собственности, особенно о вреде, причиненном коренным народам непрошенным и неуместным использованием их наследия1. Я также расскажу о некоторых инициативах, нацеленных на то, чтобы перестроить привычную структуру культурного капитала, текущего по направлению от сообщества к внешним потребителям.

Начну с двух примеров, связанных с австралийскими аборигенами, первый из которых уже отмечал Сергей Соколовский.

Эти примеры дают возможность проанализировать природу различных культурных и правовых систем, а также того вреда и тех негативных воздействий, к которым может привести несанкционированное культурное заимствование. Мои комментарии исходят из антропологической точки зрения и отражают Когда на Олимпийских играх 2010 г. российские фигуристы вышли на лед, их костюмы, музыка и танец, вдохновленные культурой австралийских аборигенов, спровоцировали три типа реакций. Первой реакцией стал ряд жалоб коренных австралийцев и других людей, протестовавших против присвоения элементов их культуры. Бев Мантон, представлявший Я оскорблен выступлением, как и другие члены нашего Совета Коренные жители совсем не случайно столь чувствительны в отношении своих культурных объектов и знаков, когда их используют не аборигены — неважно, из Австралии или из России.

Важно вести себя осторожно и уважительно, когда изображаешь чью-то другую культуру, и я не думаю, что это выступление Второй реакцией было замешательство. Максим Шабалин сказал: «Мы изучили много информации в Интернете». Комментарии, посвященные этому конфликту, которые можно найти на некоторых сайтах, свидетельствуют о том, что многие представители публики с симпатией отнеслись к российским фигуристам. Это тот случай, когда, даже если культурное заимствование осуществлено с добрыми намерениями или действительно предназначено оказать уважение другой культуре, сообщество, из чьей культуры произошло заимствование, может смотреть на вещи совсем иначе. Третья реакция заключалась в отвержении жалоб как политического позерства или неразумных требований со стороны аборигенов. Реакции зритеПроблема интеллектуальной собственности, возникающая в связи с культурным наследием, затрагивает отнюдь не только традиционные сообщества, однако в данном случае разговор идет именно о них, поскольку их потери являются наиболее значительными, а способов защитить свое наследие у них меньше всего.

Обсуждение статьи Сергея Соколовского пустынном ландшафте, ролик изображает аборигенов, мужчину и женщину, у небольшого водоема. Мужчина с разрисованной грудью забирается на большой камень и начинает размахивать трещоткой, издающей легкий звук. Веревка обрывается, касается не только того, что их собственностью воспользовались без их разрешения (жалоба, знакомая западному обществу), но и того, что культурные объекты и образы, будучи использованными вне контекста или неподобающим образом, (например, копирайтом, патентами, торговыми марками). Такое представление об интеллектуальной собственности основано на ценности собственности и «правах», касается по большей части вещей, обладает ограниченным набором типов владения (например, индивидуальное владение), а результатом

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

может быть существенно иной. Здесь интеллектуальная собственность определяется правом, находящимся в сфере обычая и традиционной культуры, основанием этой идеи служат социальные отношения и типы ответственности. Речь идет прежде всего о людях. Существует широкий спектр типов владения (например, общинного), а результатом нарушения прав собственности являются культурные, духовные и экономические потери. В таких случаях отсутствует различие между материальной и нематериальной культурами, сферой природы и областью сверхъестественного или между прошлым и настоящим — все это отражено в сложном и многомерном «Времени сна» австралийских аборигенов, где даны основы их религии, Поэтому когда российские фигуристы, «Версатель» или ктолибо еще используют изображения, музыку и другие культурные объекты аборигенов без их разрешения или неподходящим образом, то, что может рассматриваться некоторыми в качестве развлечения, обладает вполне реальными последствиями для сообщества, у которого было сделано заимствование. Это происходит в Австралии (см., например: [Janke 2003; Johnson 1996]), но, конечно, случается и с другими коренными народами во всем мире [Brown 2003; Nicholas, Bannister 2004]. Присвоение и превращение культурной и интеллектуальной собственности в товар имеет разные последствия, от досады до реального вреда. Этот вред может принимать такие формы, — утрата доступа к знанию и собственности предков;

— утрата контроля над должной охраной наследия;

— уменьшение уважительного отношения к сакральному;

— утрата культурной специфичности;

— неправильное / опасное использование специальных или сакральных символов не прошедшими обряд инициации;

— замена унаследованных оригиналов репродукциями;

— утрата художественного контроля;

— утрата средств к существованию [Nicholas, Hollowell 2006].

Более того, тревога по поводу культурной целостности не ограничивается оригиналами, но может переноситься и на копии.

Таков случай народа зуни, живущего на американском югозападе. Зуни рассматривают копии некоторых сакральных Обсуждение статьи Сергея Соколовского и полемика по поводу культурной и интеллектуальной собственности, связанной с культурным наследием, требует междисциплинарного и межкультурного подхода. Этот подход включающих практики, предполагающие проведение исследований совместно с сообществами (collaborative and communitybased), — практики, которые окажутся полезными как для исследователей, так и для соответствующих сообществ (см. примеры, приведенные в: [Nicholas et al. 2009; 2010]). Существуют также скоординированные усилия, предпринимаемые в настоящее время некоторыми специалистами, которые занимаются интеллектуальной собственностью, и нацеленные на Задачей этого семилетнего международного междисциплинарного начинания, которое объединяет антропологов, археологов, адвокатов, специалистов по этике, исследователей наследия и музейщиков, а также представителей традиционных сообществ из восьми стран, является изучение вопросов, связанных с интеллектуальной собственностью, которые возникают в сфере культурного наследия, и их импликаций для Этот семилетний проект (2008–2015) финансируется Канадским советом по исследованиям в области социальных и гуманитарных наук (Canada’s Social Science and Humanities Research Council,

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

и действий, являющихся реакциями на проблемы интеллектуальной собственности в мировом масштабе; 2) проанализировать множественные следствия этих ситуаций; 3) выработать надежное теоретическое понимание и хорошие практические примеры; 4) сделать эти находки доступными для заинтересованных лиц — от сообществ аборигенов до профессиональных организаций и правительственных структур, что могло бы способствовать выработке и совершенствованию теорий, принципов, политики и практик всех заинтересованных сторон.

Темы, которыми занимаются сотрудничающие в рамках проекта исследователи, включают среди прочего превращение в товар и циркуляцию культурных образов и изображений, протоколы этики изучения наследия, доступ к музейным хранилищам и другим архивам, вопросы культурного туризма, меняющиеся правовые интерпретации культурных прав, а также международные усилия по защите наследия. Важным компонентом проекта являются 11 исследовательских инициатив, реализуемых в настоящее время совместно с изучаемыми сообществами в Австралии, Канаде, Новой Зеландии, Кыргызстане и Соединенных Штатах, объектом которых являются конкретные ситуации, связанные с интеллектуальной собственностью и возникающие в ряде сообществ. Эти инициативы чрезвычайно важны для того, чтобы помочь нам задокументировать и исследовать многообразие принципов, точек зрения и реакций, возникающих в связи с вопросами интеллектуальной собственности. Я кратко опишу одно из этих исследований, Проект по интерпретации Нгаут Нгаут (Ngaut Ngaut Interpretive Project), реализуемый в настоящее время в Южной Австралии. Я выбрал его намеренно, поскольку он напоминает австралийские примеры, приведенные выше.

Нгаут Нгаут, более известное как the Devon Downs, — одно из наиболее важных мест в истории австралийской археологии.

Однако это место является также территорией предков, обладающей исключительным значением для коренного населения, о чем свидетельствуют многочисленные петроглифы.

Данное место находится под контролем Департамента национальных парков и дикой природы (National Parks and Wildlife).

Несколько лет назад “Mannum Aboriginal Community Association Inc.” (MACAI) начала дискуссию с правительством, не ради того чтобы не допустить посетителей в это популярное место, а для того чтобы разработать пояснительный материал, который отражал бы культурные представления аборигенов.

Сообщество было весьма заинтересовано в том, чтобы посетители хорошо представляли себе смыслы этого пространства — материальные и нематериальные ценности, а также культурные значения, связанные с этим важнейшим местом, местныОБСУЖДЕНИЕ СТАТЬИ Обсуждение статьи Сергея Соколовского данным местом, а также новые обозначения и информационные материалы, что гарантировало бы сообществу право голоса в том, какие аспекты его наследия станут доступными.

материалам (например, NAGPRA), однако это еще более существенно для коренных народов, чья культура нередко считалась и считается общественной собственностью и недостаточно защищена. На сегодняшний день существует возможность За последние три года благодаря партнерству с коренными сообществами (и другими), использованию методологий рефлексивного исследования, исследований с участием сообществ, доступ, а кто является ее бенефициарием. Я рекомендую читателям посетить наш сайт не только для того, чтобы узнать больше о проекте, но особенно для того, чтобы ознакомиться с доступными ресурсами, включая библиографии исследований

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

Bell C., Napoleon V. (eds.). First Nations Cultural Heritage and Law: Case Studies, Voices, and Perspectives. Vancouver: UBC Press, 2008.

Bell C., Paterson R.K. (eds.). Protection of First Nations Cultural Heritage:

Brown M. Who Owns Native Culture? Cambridge, MA: Harvard University Graber C.B. Aboriginal Self-Determination vs. the Propertisation of Traditional Culture: The Case of sacred Wanjina Sites // Australian Indigenous Law Review. 2009. Vol. 13. No. 2. P. 18–34.

Isaac G. Whose Idea Was This? Museums, Replicas, and the Reproduction Janke T. Minding Culture Case Studies on Intellectual Property and Traditional Cultural Expressions. Geneva: World Intellectual Property Johnson V. Copyrites: Aboriginal Art in the Age of Reproductive Technologies. Catalogue for a Touring Exhibition. Sydney: National Indigenous Arts Advocacy Association and Macquarie University, 1996.

Nicholas G.P., Bannister K.P. Copyrighting the Past? Emerging Intellectual Property Rights Issues in Archaeology // Current Anthropology.

Nicholas G.P., Bell C., Bannister K., Ouzman S., Anderson J. Intellectual Property Issues in Heritage Management. Part 1: Challenges and Opportunities Relating to Appropriation, Information Access, Bioarchaeology, and Cultural Tourism // Heritage Management. 2009.

Nicholas G.P., Bell C., Coombe R., Welch J., Noble B., Anderson J., Bannister K., Watkins J. Intellectual Property Issues in Heritage Management. Part 2: Ethical Considerations, Legal Issues, and Collaborative Practice // Heritage Management. 2010. Vol. 3. No. 1. P. 117– Nicholas G.P., Hollowell J. Intellectual Property Issues in Archaeology:

Practice. Plenary Address, Cultural Heritage & Indigenous Cultural & Intellectual Property Rights Conference. 5th World Archaeological Congress Intercongress, Burra, Australia, 2006.

Riley M. (ed.). Indigenous Intellectual Property Rights: Legal Obstacles and Innovative Solutions. Walnut Grove, CA: AltaMira Press, 2004.

Обсуждение статьи Сергея Соколовского

ДИМИТРИС ПАПАНИКОЛАУ

Димитрис Папаниколау (Dimitris Papanikolaou) Оксфордский университет, Великобритания dimitris.papanikolaou@ mod-langs.ox.ac.uk

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

более плодотворно задать вопрос, кто предъявляет права на собственность и когда. То есть какая субъектность стоит за коллективным требованием права собственности, при каких обстоятельствах предъявляется это требование, а также на каких идеологических и концептуальных основаниях это требование предъявляется в качестве легитимного.

С технической точки зрения мне кажется вполне бесполезным (и, может быть, обреченным на провал, как хорошо показывают примеры из статьи Сергея Соколовского) просто искать законных собственников культуры, особенно если под культурой мы понимаем такие широкие категории, как «народная культура», «фольклор», «традиционные символы» и «наследие».

Вместо этого нам следует обратить внимание на режимы владения (regimes of ownership) и их генеалогии, исторические материальности, а также идеологические контексты.

Это также объясняет, почему «конфликты по поводу культурной собственности» рассматриваются многими как «совсем недавние». На самом деле они выглядят недавними, поскольку сама форма вопроса, «кому принадлежит культура», семиотическая ценность каждого слова в нем — кому, принадлежит, культура — относится к дискурсивной генеалогии, которая также включает конфликт, имплицированный данным вопросом.

Очевидно, недавние претензии на право собственности на культуру вроде тех, о которых говорит Соколовский, указывают на многочисленные задолженности, не только романтическим идеалам национальной культуры и подлинности, но и модернистской концептуализации традиции как подвергшейся перестраиванию в настоящем, «амальгаме вневременного и темпорального», не только институции национализма, но и постколониалистской и неонационалистической повесткам дня, выработанным поздним Новым временем и новыми медиа, не только развитию в XX в. международных агентств по защите авторских прав, возникновению массовой культуры и соответствующих индустрий, но и длительному процессу выстраивания «народной культуры» как привилегированного выражения подлинности, укорененности и непосредственности. Эта картинка является весьма грубой и обобщенной, однако я привожу ее для того, чтобы подчеркнуть, что все эти процессы связаны друг с другом и одновременны. Эта обширная тенденция не просто провоцирует или помогает понять претензии Нового времени на культурную собственность и копирайт, она включает их в качестве своих ключевых моментов.

И место, где я живу, и мои профессиональные занятия позволяют мне с полным правом поучаствовать в дебатах о культурОБСУЖДЕНИЕ СТАТЬИ Обсуждение статьи Сергея Соколовского ной собственности. В конце концов краеугольный камень греческой нации можно увидеть в претензиях на право собственности на классическое греческое культурное наследие, как выполняет остающиеся центральными идеологические и культурные функции в современной Греции, помогая формированию официальной греческой идентичности, культурной политики и национальной идеологии с ее наиболее узнаваемым в фильме 1960 г. «Никогда в воскресенье») или дебаты по поводу использования названия Македония и его этнонациональных, этносимволических и этногенеалогических отзвуков.

Однако, как показали Элеанна Ялури [Yalouri 2001] и Янис Хамилакис [Hamilakis 2007], претензии на право культурной собственности вроде претензий на Акрополь (его символическое значение, репродуцирование в качестве изображения, перемещение его фрагментов и их собственность) не являются гомогенными и не предъявляются раз и навсегда. Напротив, они стратегий и в конечном итоге используются в качестве оснований для целого ряда заинтересованных точек зрения и позиций, нередко не очень заметных на дискурсивной поверхности

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

являются пористыми, сложными, текучими. Они меняются, адаптируясь к новым ситуациям и новым представлениям о подлинности, собственности и принадлежности. Так, если вспомнить тот же самый пример, то, что начиналось как предъявление национальных прав собственности на скульптуры Парфенона в 1980-е гг., со временем стало постколониальным аргументом против культурного мародерства, после чего недавно превратилось в претензии на «мировое наследие» и необходимость «восстановить» целостность Акрополя как памятника мирового культурного наследия. Претензии на право культурной собственности, выдвинутые от имени нации, таким образом, трансформировались в дебаты о культурной политике и власти, после чего приняли облик призыва во имя культурной целостности, глобального наследия и трансцендентальной эстетики.

Тем не менее недавний поворот аналитического интереса к микрополитике идентичности и повседневности напомнил нам еще более убедительно, что самый верхний слой дискурса претензий на право культурной собственности следует принимать за видимую вершину гораздо более массивного айсберга.

Именно так я понимаю, например, статью Майкла Херцфельда в прекрасном сборнике “A Singular Antiquity”, вышедшем под редакцией Димитриса Дамаскоса и Димитриса Плантзоса и посвященном многослойным претензиям современной Греции на свое культурное прошлое [Herzfeld 2008]. Статья Херцфельда, если я правильно ее понимаю, призывает антропологов и аналитиков культуры контекстуализировать большие культурные модели, обратившись к специфике претензий на повседневную идентичность, к повседневной битве за идентификационную собственность и принадлежность. Большая часть анализа посвящена тому, как классическое наследие становилось предметом претензий и переговоров в Греции Нового времени, однако, как говорит Херцфельд, результатом часто оказывалось отвлечение внимания от «социальной архитектоники греческой повседневности». Произведя необходимую смену фокуса, в той же самой статье Херцфельд уходит от анализа официального «типа структурирования одновременно коллективного и индивидуального самоэкспонирования на основе классической греческой модели», чтобы говорить о ненормативных сексуальных идентичностях современной Греции, а также о динамике жизни в неровном греческом городском ландшафте.

Он предлагает нам забыть о древнем демосе и обратиться к множественности греческих идентичностей, находящихся в процессе становления (включая гомосексуальные и ненормативные идентичности вообще), забыть об Акрополе и обратить Обсуждение статьи Сергея Соколовского право культурной собственности. Мы недооцениваем воздействие маленьких повседневных претензий на повседневную жизнь, а также на интерактивные и симбиотические взаимоотношения, которые эти маленькие претензии вырабатывают бы отметить необходимость пересмотра: нам нужно переосмыслить то, как мы понимаем претензии на право культурной инструменты, которые мы используем для их контекстуализации. В качестве альтернативы мы можем забыть о собственности вообще — я имею в виду, забыть о ней как об основном фокусе нашего исследования — и сконцентрироваться вместо этого на a) крупных дискурсивных экономиках, в рамках которых XX столетия. В них входят стратегии, которые становятся плодотворной почвой не только для целого ряда тенденций, включая тенденцию выстраивать культурный копирайт, но и для их экономика переводимости, экономика перемещаемости и передвижения и последняя, но, безусловно, не менее важная, культурной переводимости (одновременно внутри национального государства и между национальными государствами),

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

внутри которых могут переживаться опредмеченные образы «подлинности» — упакованные и снабженные ценниками.

Выделение этих больших экономик переводимости, перемещаемости и обменной подлинности дает относительное преимущество. Вместо того чтобы рассматривать притязания на культурный копирайт только в контексте национализма или этнического антагонизма, мы можем рассматривать их вместе со стратегиями глобальных и локальных культурных индустрий, культурной поэтикой подлинности, созданием и циркуляцией стереотипов, генеалогиями криптоколониализма, а также реакциями, которые они провоцируют, возникновением новых финансовых зон и инвестиционных тенденций, воздействием новых индустрий (туризма, «этнических» культурных продуктов, новых медиа) и т.д.

Может быть, еще важнее то, что стремление описать эти большие экономики позволяет нам оценить претензии на право культурной собственности не только в рамках той же самой аналитической системы координат, что и их большие политические, экономические и культурные контексты, но и в более конкретных (хотя и более текучих) контекстах повседневности.

Говоря о больших экономиках, я пытаюсь подчеркнуть необходимость дальнейшей контекстуализации претензий на право собственности, однако помимо этого я полагаю, что мы должны обратиться к их модальности, т.е. к типам стратегий, используемых для того, чтобы выдвинуть подобные претензии.

Одной из подобных стратегий является стратегия исключительности (exceptionalism), представление о том, что некое культурное образование, объект или артефакт являются исключительно ценными для человеческой культуры (и поэтому на этот объект могут быть предъявлены исключительные претензии). Тем не менее стратегия исключительности является дискурсивной стратегией, используемой не только при высказывании претензий на право культурной собственности: она занимает видное место в политических дебатах, националистической идеологии и даже в рамках анализа массовой культуры. Именно поэтому полезно проанализировать, как стратегия исключительности инструментализируется в каждом случае и как она связывает между собой различные сферы. Анализ структур исключительности в рамках культурных претензий дает нам более удобную позицию для того, чтобы увидеть, например, аналогии и преемственность между претензией на право культурной собственности (к примеру, право собственности Греции на Акрополь как уникальный и трансцедентальный символ), национальными культурными претензиями (например, греческая культура является уникальной, будучи наследницей классического духа), политическими претензиями (греки заслуживают вознаграждения за то, что они являются Обсуждение статьи Сергея Соколовского интригующим то, что он позволяет обратить внимание на повседневность, увидеть, как стратегии исключительности развертываются и в этом контексте тоже. Раньше меня завораживало наблюдение над тем, как разросшиеся претензии на исключительность меняют контекст и облик, когда они используются узо, продающуюся на улицах Плаки, становится дешевой фоновой картинкой для телевизионного комментатора правой ориентации или носится как сложный головной убор жизнерадостным певцом в женской одежде, распевающим песни Мелины жесты присвоения, иронического гиперприсвоения или банализации. Тем не менее наша задача рассматривать их не как плохие копии «серьезных» и «задающих повестку дня» оригинальных претензий на право собственности, но считать, что все они

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

НАДЕЖДА ПЕЧЕНИНА

знания, связанные с традиционным образом жизни и природопользованием коренных народов, фольклор, предметы материальной и духовной культуры. Более очевидными объектами конфликтов в период капитализации и расслоения общества становятся многочисленные факты присвоения и использования традиционных знаний, языка, культуры, предметов культа и быта с целью извлечения выгоды, обогащения и наживы лицами, в том числе учеными, не относящимися к представителям Разные исследователи традиционные знания определяют с разных позиций. По мнению этнографа О.А. Мурашко, «в категорию традиционных знаний входят знания ресурсами; составом популяций одомашненных и диких животных, видами и свойствами культурных и дикорастущих съедобных и лекарственных растений; о системе сезонного и пространственного расположения стационарных и промысловых поселений, знание особенностей хозяйственного формах хозяйственной деятельности, самоуправлении и хозяйственной самоорганизации, обеспечивающей долговременность ресурсов и передачу экологически и этнически значимой информации: в том числе традиционного хозяйственного календаря, способов лова, сбора и обработки продукНадежда Михайловна Печенина ции, промысловых запретов, навыков в изИЦ «Шория» / АКМНСС и ДВ РФ, [email protected] Обсуждение статьи Сергея Соколовского Многие материальные культурные ценности разными коренными малочисленными народами были переданы безвозмездно, насильственно изъяты, в том числе обманным путем, в настоящее время они находятся в собственности ряда музеев, Например, в результате политических репрессий 1939 г. в отношении шорского народа в Кемеровской области не сохранились учебники, книги на шорском языке, шорские национальные костюмы, полностью утрачены родовые отличия и тотемы.

и проводимых реформ в России нависла реальная угроза исчезновения в первую очередь малочисленных этносов, внешний мир становится агрессивнее. Культурные ценности становятся объектами наживы для некоренного населения.

Присоединение Российской Федерации к Всемирной торговой организации также оказывает негативное влияние и вызывает необратимые процессы и негативные последствия для коренных малочисленных народов и национальных меньшинств Известно, что в последние годы начали проводиться исследования в этой области с участием представителей коренных народов и их объединений, обсуждаются их первые итоги, даются ных народов как права особого рода. Необходимо вести разъяснительную работу и правовое просвещение среди аборигенного населения.

Сохранить традиционную культуру и самобытность коренных 4 малочисленных народов, в том числе шорского народа, возможно за счет установления особого правового режима, определения механизмов его защиты. Вызывает опасение, что из-за лицемерия и двойных стандартов в отношении коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации со стороны властных структур всех уровней, даже если будет принят закон по защите интеллектуальной собственности и культурных прав коренных народов, он не будет работать в полной мере, останутся декларативными многие статьи, как и многие другие нормы права. Многие процессы необратимы, с закрытием малокомплектных школ отдаленные шорские поселки тоже обречены на исчезновение, люди вынуждены уезжать, а ведь только в селах может быть сохранено традиционное природопользование и традиционные виды деятельности и знания. Известно, что с исчезновением традиционных отраслей хозяйствования исчезают и традиционные знания. Шорские традиционные знания на сегодняшний день остаются практически не описанными.

У молодого поколения шорцев есть смутное представление о бытовавших раньше строжайших запретах, но они преданы забвению, даже касающиеся отношения к огню, пребывания на святых местах и др. Старейшины, уходя из жизни, уносят свои уникальные бесценные знания в небытие.

ДИМИТРИС ПЛАНТЗОС

отделения сравнительного литературоведения Колумбийского университета Андреас Хойзен отметил, что «вне всякого сомнения, мир находится в процессе музеефикации, и у всех нас есть свои роли в этом про- Димитрис Плантзос (Dimitris Plantzos) цессе. Конечной целью представляется Университет Янины, [email protected] Обсуждение статьи Сергея Соколовского [Huyssen 2003: 15]. Трудно не заметить широко распространенную на общемировом уровне в последние годы XX в. тенденцию к музеефикации настоящего через сохранение прошлого:

старинные здания и исторические пространства, события и нематериальные «культурные ресурсы» переизобретаются в настоящем в качестве исторических вех, мест коллективной в значительной степени в ведении «экспертов» из академического мира и государственных исследовательских центров, представление о принадлежности, а также заставляет вспомнить об идее сообщества, национального или местного. Сдвиг от истории к наследию, от уверенности в том, что прошлое находится под контролем академической дисциплины, к возможности для него стать частью коллективного опыта, маркирует новый подход к культуре и управлению ею, где все поставлено с ног на голову, а также новые пути управления культурной экономикой. Распространение туристического консюмеризма, новых типов досуга, глобализация удовольствия и получения знаний означали, что представления о местных культурах были пересмотрены, а кроме того, возникли новые возможности культурного различения (cultural distinction). Так сказать, 1. Почему постоянно изобретается «культурная собственность»? Экспонирование культуры укрепляет связи внутри нации и сообщества, подтверждая историческую значимость сообщества, его важность как культурного актора в мировом глобального рынка, который превратил местную культуру прежде всего в популярный товар. Идея мира как изображения, 1988; Dicks 2003]. Появление национализма означало, что «национальные» культуры отныне должны были включать «свои»

народы с тем, чтобы они могли учиться рассматривать материальные и нематериальные остатки «своего» национального Итак, демонстрация культуры становилась проектом, нацеленным на конструирование национального дискурса и картографирование национальных топографий, подтверждение

А Н Т Р О П О Л О Г И Ч Е С К И Й ФОРУМ

Аппадурай назвал «продуцированием коренных жителей»

[Appadurai 1996: 178–199]). Изобретение культурной собственности становилось, таким образом, опытом национального строительства. Для нас более важно то, что этот процесс оказывался существенным для гарантий выживания нации.

В качестве национального государства Нового времени Греция обязана своим существованием неоклассическому воображению, отчасти ориенталистскому, отчасти утопическому, подпитывавшемуся ее западными друзьями, точно так же, как Сиам (нынешний Таиланд), хотя и не подвергавшийся колонизации, получил свои границы, которые были определены на колониальных основаниях и основаны на тройном факторе — ценза-карты-музея, как пишет об этом Андерсен (1993; см.:

[Thongchai Winichakul 1994]). Такие «буферные зоны» описывались как «криптоколонии», где разворачиваются те же самые культурные стратегии, включающие прошлое и его администрирование таким же образом, как это происходило в собственно колониях [Herzfeld 2002]. Это служит решению двойной задачи: с одной стороны, напомнить миру в целом, что страна «все еще населена», а с другой — дисциплинировать тех, кто дома и составляет нацию. По мере того как продолжают возникать новые этнические группы, требующие признания своего статуса независимых национальных образований, а также территориального оформления этого признания, новые образцы культурной собственности «открываются», переизобретаются, актуализируются и продвигаются.

Однако это не конец истории. Поскольку на социальные связи внутри государства-нации могут воздействовать структурные проблемы вроде нынешнего международного экономического кризиса, изобретаются новые способы предъявления претензий на культурные идентичности, даже против несомненного доселе превосходства самой нации. Недавнее выступление местного населения греческого города Кератеа, расположенного в нескольких километрах от Афин, против строительства свалки, породило многомесячные беспорядки, которые включали ежедневные столкновения местных «бунтарей» с полицейским спецназом, кидание тысяч бутылок с зажигательной смесью и даже захват автострад и других общественных объектов. Интересно то, что так называемая “Keratea kouros”, статуя молодого мужчины, созданная в VI в. до н.э. и открытая в 1893 г., широко экспонировалась местными «партизанскими комитетами» в качестве символа сопротивления города против государственного гнета. Тот факт, что данный экспонат находится в центральном национальном музее в Афинах, отмечался жителями Кератеи как покушение на их культурное наследие.