ISSN 1821-3146
811.161.1
ВыпускIV (2012)
V (2013)
ISSN 1821-3146
811.161.1
(http://www.slavistickodrustvo.org.rs/izdanja/RJKI.htm)
Књига IV
V
2013.
2012.
ISSN 1821-3146
811.161.1
(http://www.slavistickodrustvo.org.rs/izdanja/RJKI.htm) Выпуск V IV 2013 2012 ( ), ( ), ( ), ( ), ( ), ( ), ( ), ( ), ( ) - ( ) - ( ), - ( ), ( ), ( ), ( ), - ( ), ( ), ( ), ( ), ( ), ( ).- - ( ).- ( ).- ( ).- ( ) ( 703 /II-097-11 29 2012.) Русский язык как инославянский V (2013), с. 1–
СОДЕРЖАНИЕ
СодержаниеСТАТЬИ И ДОКЛАДЫ
Вера Васильевна Борисенко, Парадоксы современной филологии... 7– Елена Михайловна Маркова, Лингвокультурная асимметрия цветовых обозначений в славянских (русском и чешском) языках... 17– Светлана Викторовна Сысоева, Изучение русской фразеологии в инославянском окружении...................... 25– Елена Петровна Колыхалова, Изучение паронимов русского языка в инославянской среде....................... 33– Лиляна Цонева, Русская политическая метафора и ее изучение... 40– Христина Добрева Дамянова, О модальном поле предположения в русском языке............................ 48– Елизавета Викторовна Гусева, Межъязыковые и межкультурные трудности системы русских имён собственных и обращений.. 56– Ксения Кончаревич, О некоторых проблемах обучения научно-богословскому стилю русского языка в сербской аудитории..... 64– Наталия Брайкович, Индивидуализированное обучение: планирование, организация и условия его осуществления......... 73– Микита Супрунчук, Несколько советов для изучающих русское ударение................................ 80– Александра Николаевна Матрусова, Александр Владимирович Павлов, Энантиосемия в славянских языках (внутри- и межъязыковая): лингво-методический аспект.............. 88– Мария Сергеевна Дмитриева, Диалогическая речь иностранных учащихся на уроках по русской грамматике (на примере темы «Глаголы движения»)......................... 94– Драгана Василиевич, Мотивация к изучению русского языка у белградских слушателей курсов.................. 99– Биляна Мирчевска-Бошева, О положении русского языка в Македонии................................. 110–НОВАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО РУСИСТИКЕ
Предраг Пипер. Лингвистичка русистика: студије и чланци, Београд: Филолошки факултет Универзитета у Београду, Биљана Марић. Синтаксичка деривација: у савременом руском књижевном језику у поређењу са српским, Београд: Филолошки факултет, 2012, 278 с. (Драгана Керкез).............. 119– Вучина Раичевић. Мотивација и креативност у настави страних језика, Београд: Интерпрес, 2012, 173 с. (Елена Гинич)... 124– Лиляна Цонева. Думата криза в медийния дискурс (българско-руски паралели), Велико Търново: ИВИС, 2012, 215 с.Ксенија Кончаревић, Милан Радовановић. Руско-српски и српско-руски теолошки речник = Русско-сербский и сербско-русский богословский словарь, Београд: Службени гласник, 2012, 360 с. (Елена Валерьевна Недич)............ 130– Н.А. Кузьмина, Е.А. Абросимова. Активные процессы в русском языке и коммуникации новейшего времени, Москва: Флинта, Наука, 2013, 256 с. (Елена Михайловна Маркова)........ 133– Татьяна Александровна Шорина. Говорит Москва… Слушайте и запоминайте! Уроки аудирования, Москва: Этносфера, 2012, Что нового в русской фразеографии? (Елена Игоревна Зыкова).. 140–
МЕРОПРИЯТИЯ И СОБЫТИЯ
Курсы повышения квалификации для преподавателей русского языка и русской литературы из числа соотечественников, проживающих за рубежом, Санкт-Петербург, 5–18 ноября 2012 г.Обучающий методический семинар для национальных преподавателей-русистов, Санкт-Петербург, 1925 ноября 2012 г.
XVIII Международная научно-практическая конференция «Современный русский язык: функционирование и проблемы преподавания», Будапешт, 22–23 марта 2013 г. (Светлана Требования к оформлению текстов для публикации в ежегоднике «Русский язык как инославянский»................ 151– Русский язык как инославянский V (2013)
СТАТЬИ И ДОКЛАДЫ
Вера Васильевна Борисенко Белградский университет филологический факультет Белград, Сербия В.В. БорисенкоПАРАДОКСЫ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОЛОГИИ
Парадоксы современной филологии Аннотация: В работе рассматривается краткая история слова «филология» и метаморфозы его семантики, начиная с античности и кончая сегодняшним днём. В центре внимания оказывается соотношение культуры письменного слова с преобладающей в настоящее время культурой устного слова. По мнению автора, именно с этим связаны сегодняшние преобразования в структуре и стиле современного русского языка, а также всё возрастающая роль его сопоставления с другими славянскими языками. Античное толкование языка как отражения познавательной деятельности того или иного народа становится особенно актуальным и наглядным при сравнении близкородственных языков, а обучение таким языкам позволяет сохранять историческую память этих народов и развивает мыслительные способности учащихся.Ключевые слова: филология, культура письменного слова, плебеизация языка, лингвистика как анти-филология, аббревиация слов, информация и коммуникация, слова-трансформеры.
Семантика дошедших до нас древнегреческих или латинских слов претерпела такие изменения, что мы вправе говорить о срабатывании принципа «испорченного телефона», когда на входе имеем одну семантику, а на выходе – совсем иную у того же самого слова. Сравните: лат. homo, humanus, humaniter и наши: «гуманное отношение» и «гуманитарное образование»; и вдруг появившаяся – «гуманитарная помощь», где явно было бы более уместно говорить о гуманной помощи. Следует чётко различать греческие и латинские слова, которые вошли в языки непосредственно из языка первоисточника, – и наши новообразования, сделанные из греческих или латинских корней, порой и с прибавлением корней из других современных языков, например: светофор, славянофилы, культуроведение или культурология и т. п.
Итак, слово «филология» внешне по модели напоминает целый ряд слов, созданных из греческих корней, где вторая часть «логия» предполагает семантику «наука» о том, что названо первой частью слова: так например, «психология» – наука о душе, «геология» – наука о земле, «археология» – наука о древностях и т. п. Разобранное по такой модели слово «филология»
можно истолковать как науку о любви, поскольку греч. фило- означает «любить». Однако данное слово не было создано в новое время из греческих корней, как это случилось с предыдущими примерами, а непосредственно взято из диалогов Платона о Сократе. Там Сократ, когда ему сообщают, что дельфийский оракул назвал его мудрецом (), возражает, говоря, что он не мудрец, а просто любящий мудрость (-), потому что он – любящий учиться (-) и любящий мудрые слова (-). И вообще в языке Платона это даже ещё не слово, а словосочетание, где первая часть «любящий», а вторая – чт он любит: скажем, для Сократа он – любящий учиться, а для персидского царя Кира (если верить Ксенофонту), – любящий опасность (-). Впрочем, тогда же афинян называли филологами как любителей поговорить в отличие от лаконичных спартанцев.
Только в эпоху эллинизма слово «филолог» стало означать книжного учёного. Хотя не в том значении, в каком оно функционирует сейчас. Дело в том, что по справедливому замечанию С.С. Аверинцева древнегреческая классическая литература была не столько НАписана, сколько ЗАписана.
Греки, изобретатели нашего европейского алфавитного письма, намного выше ценили устное слово, чем письменное. Классическая Греция жила в культуре устного слова. А потому и не знала такой тип интеллектуала как книжник, были мудрецы, но не учёные: Платону ещё было удивительно пристрастие Аристотеля к собиранию книг. Кстати, любителей книг тогда греки называли oo, а не библиофилами, как мы теперь.
Престиж письма зависит от типа письма: чем сложнее тип письма, тем оно престижней. Иероглифический тип египетского письма, доступный только жрецам, обладал огромным престижем: записывали самое важное и сакральное, чтобы сохранить это для избранных и не сделать эти сведения достоянием толпы. Лёгкое алфавитное греческое письмо было доступно каждому свободному гражданину: его использовали при голосовании, им царапали имя владельца на различной домашней утвари, наконец, различные графитти на Пёстром портике в древних Афинах с содержанием, совпадающим с нашими «заборными» надписями, – всё это свидетельствовало, что греки писать умели, но намного выше ценили не умение писать, а умение говорить! Они находились в культуре устного слова! Только после того, как вместе с Александром Македонским греки пришли в Египет и познакомились с его культом письменного слова, они признали авторитет письменной речи и стали собирать и хранить книги, т. е. создавать библиотеки.
Знаменитая Александрийская библиотека была настоящим научным институтом, где в книгах хранились, собирались и изучались разные научные знания, представленные соответствующими текстами. Интересно, что первый, кто назвал себя «филологом» из александрийских учёных, был Эратосфен, знаменитый географ, поскольку в то время слово « филолог» скорее означало учёного-энциклопедиста, а не нашего филолога. Ведь 7 свободных искусств тогда входили в круг греческого школьного воспитания – « Русский язык как инославянский V (2013) », как называли это сами греки, отсюда наше слово «энциклопедия».
Значит, «филолог» тогда означало «любитель книжного (т. е. письменного) любого слова», т. е. и трактат по философии, и трактат по математике или астрономии давал возможность его автору называть себя филологом. В то время как филологией в современном смысле занимались тогда грамматики. Причём, задачей грамматики являлось описание, толкование и критика языка литературных произведений, а не описание обычного языка обычных людей. Однако понимание и толкование языка великих поэтов, которые творили несколько веков ранее, требовало объяснения непонятных, устаревших слов и выражений. И александрийские грамматики занялись созданием словарей таких забытых слов-глосс. Первый, философский, период изучения языка закончился стоиками, их логико-грамматическая теория завершила период, когда язык был предметом анализа философов, поскольку язык для них был отражением толкования мира. Их интересовало, как язык передаёт предметы и явления окружающего мира, поскольку «язык всегда есть некоторого рода интерпретация» (Лосев 1983: 179), а не просто средство для передачи информации. Именно поэтому для платоновского Сократа слова «филолог» и «философ» – синонимы. Именно поэтому для него каждое слово – имя, и важно выяснить, как это имя соотносится с вещью, этим именем названной.
В эпоху эллинизма, когда философия становится лишь частным случаем филологии, представленной как любое книжное знание, александрийские грамматики становятся любителями уже не столько мудрых, сколько редких слов. Именно от их учеников Цицерон воспринял главные цели филологического тривиума: Грамматика нужна, чтобы правильно сообщить;
Риторика – чтобы убедить, а Поэтика – чтобы усладить! При этом философия была вытеснена из этой тройки. Зато был принят пришедший с Востока культ книги, письменного слова. Если для классического грека язык – это прежде всего (звучание) и глагол (говорю) означает «собираю из звуков» (где глагол (=читаю) буквально значит «припоминаю»), то для римлян, живущих уже в культуре письменного слова, тот же глагол lego означает «читаю», потому что «собираю из букв». С этим в связи интересно вспомнить рассуждения Сократа в одном из диалогов Платона.
Когда при встрече с египтянином, доказывающим преимущества письма перед устной речью, Сократ говорит о недостатках такого изобретения: если письмо – лекарство против забывчивости, то лекарство не нужно здоровому человеку, запоминание устного текста тренирует и развивает память, тогда как письменность память ослабляет, многое человек знает поверхностно, т. к. не продумывает сам, а получает в готовом виде… и, наконец, книга может быть уподоблена наихудшему из собеседников, т. к. она говорит со всеми одинаково и не выслушивает ответов. Нам, прошедшим сквозь века культуры письменного слова, остаётся лишь согласиться с такими рассуждениями Сократа, припомнив при этом замечание Гумбольдта, что любое понимание есть непонимание. И это в гораздо большей степени относится к письменной речи, чем к устной. Потому так были популярны в средневековье два разных раздела филологии: герменевтика (перевод) и экзегетика (истолкование) текстов.
Ещё одна особенность культуры письменного слова – отделение речи, текста от самого человека, как говорящего, так и слушающего. И даже отделение языка от текстов. Стал возможен язык без текстов: индоевропейский, праславянский. Если первые компаративисты ещё были филологами, так как изучали литературные памятники: Бопп – эпос древней Индии, Гримм – немецкий фольклор, Раск – скандинавские саги, то их последователи – младограмматики вообще отказались от текстов и считали своим долгом попинать бедного Августа Шляйхера за то, что он, уверовав в языковые законы, попытался создать текст (басню) на реконструированном им языке, поскольку понимал, что не может быть языка, если на нём нет текста.
Однако младограмматикам текст вообще был не нужен, нужны были только формулы соответствий, языковые законы – объективные, не знающие исключений, не зависящие от чьей-либо воли, как в точных науках. Где уж тут быть филологии: где многое субъективно, рассчитано на эмоции, на эстетическое восприятие! Младограмматики были первыми анти-филологами.
Именно с их лёгкой руки лингвистика была выведена за пределы филологии, а сама филология стала восприниматься как что-то ненаучное, субъективное… Лингвистика вообще всегда старалась идти в ногу со временем и приобщаться к самым модным методам и направлениям. В ХIХ веке, в эпоху открытия Дарвина, и в лингвистику были внесены методы биологизма:
язык, как всякий живой организм, рождается, развивается, стареет и умирает, скрещивается с другими языками и т. п. Затем, с начала ХХ века язык как система знаков входит в круг изучения семиотических систем. Во второй половине ХХ века, в разгар споров между лириками и физиками («что-то физики – в почёте, что-то лирики – в загоне…»), становится модной структурная, прикладная и математическая лингвистика: лингвистика тогда приравнивается к точным наукам, а слово «филология» становится ругательным, означающим субъективизм и ненаучность. В то же время после долгих веков культа письменной речи, когда, начиная с личных документов человека и кончая государственными законами, силу имело только письменное слово, не говоря уже о роли книг, писателей и школы, именно в это время, во второй половине ХХ века, благодаря развитию технических средств связи:
радио, кино, телевидения, магнитофонов, – стало расти внимание к устному слову. Причём, не только и не столько к художественному слову (благодаря сценической речи внимание к нему было и раньше), а к обычному, каждодневному слову, к устной речи в целом. И тут выяснилось, что мы говорим Русский язык как инославянский V (2013) совсем не так, как нам представлялось: у нас другая фонетика, грамматика, синтаксис. Причём, всё это и у людей высокообразованных – в пределах литературного языка! Появился особый вариант литературного языка – РР (разговорная речь), противопоставленный КЛЯ (кодифицированному литературному языку). Вернее, такой вариант был всегда, но с середины ХХ века он попал в зону внимания лингвистики, поскольку были преодолены главные недостатки устной речи: её сиюминутность и невозможность её передачи на расстояние и во времени.
В то же время, хотя с появлением телесвязи устная речь стала преодолевать пространство, однако сохранилось и её главное достоинство: диалогичность, возможность получения ответной реакции. Текст вернули человеку – носителю текста, вернулся человеческий голос как ещё одна важная эстетическая составляющая текста. А вместе с голосом вернулась и интонация, тембр голоса, скорость говорения, роль пауз, музыка речи и музыка, сопровождающая эту речь. Все вдруг осознали, что песни Б. Окуджавы или В. Высоцкого – это настоящая поэзия. А сербское слово «песма» – это действительно стихи и песня одновременно. Информация перешла в коммуникацию. В своё время Р.О. Якобсон призывал не путать эти два понятия! Так, грозовые тучи дают нам информацию о надвигающейся грозе, однако, например, с точки зрения древнего грека это означает, что тучегонитель Зевс вступил с ним в коммуникацию и сообщает, что гневается. Или, как говорил Якобсон, если охотник увидел на снегу следы зайца, то он получил информацию о зайце, но это не значит, что заяц вступил с ним в коммуникацию и таким образом сообщил о своём местопребывании.
Наши нынешние Средства Массовой Информации (СМИ) только называются информацией, на самом деле это всегда попытка вступить в коммуникацию: постараться убедить, повлиять, развлечь, завлечь. Итак, текст вернули человеку и сразу появился антропоцентрический подход к различным языковым явлениям. Нас заинтересовала языковая картина мира в головах у разных этносов. Появилось когнитивное направление в лингвистике.
После долгих веков пребывания в культуре письменного слова мы постепенно возвращаемся в культуру устного слова. Однако возвращаемся сюда ПОСЛЕ, сохранив пиетет перед словом письменным: ведь все документы – это слово письменное! И неважно, что исторически вначале был звук, голос, а буква вторична, для нас важна буква закона, текст письменный, который потом можно и «озвучить». От культуры письменного слова осталась любовь к аббревиатурам, где мы зачастую озвучиваем не по означаемому буквы, т. е. не по звуку, а просто по именам букв: своих или чужих. (Ср. МГУ =эмгэу, но ГУМ, или PR = пиар, пиарить, DVD = дивиди, и т. п.). Удлинился срок жизни, но убыстрился темп жизни и убыстрился темп говорения. Мы живём в другом ритме и пользуемся всеми средствами для ускорения передачи информации. В устной речи – это использование РР, где мы «проРусский язык как инославянский глатываем» половину слов, пропускаем подразумеваемые ситуацией слова, используем эллипсис глаголов, союзов, отказ от управления и согласования, порой даже от припоминания общепринятого имени вещи (напр. «дай, чем открыть» вместо «дай штопор») и т. п. Роль аббревиатур в этом процессе ускорения особенно велика.
Однако появление компьютеров, мобильных телефонов и Интернета привело к ещё одной интересной особенности: письменная речь в них перестала быть настоящей письменной! Это – псевдо-письменность: здесь с помощью знаков письма на самом деле передаётся устная речь: сиюминутная, нелитературная порой, очень личная… Эти эсэмэски с максимальной экономией места и усилий, этот олбанский, антиорфографический язык – всё это желание передать живую, устную речь, призыв к мгновенной ответной реакции, к живому диалогу: уж тут не скажешь, что «говорит со всеми одинаково и не выслушивает ответов».
Впрочем, и сама современная художественная литература стала стремиться к подражанию нехудожественной документальной «книжевности»:
и в смысле подражания языку документов (вспомним: «информация к размышлению» у Штирлица-Исаева), и в смысле подражания спонтанной устной речи. А тут ещё мода на демократизацию! В языке это приводит к плебеизации языка: разговорный стиль зачастую переходит в жаргон: хотите выразить восхищение каким-либо поступком собеседника и по-сербски говорите «Свака вам част!», а по-русски: если к младшему – «Молодец!», а если к старшему или ровне – «Респект Вам и уважуха!» Присутствует пестрота такого стиля, где иностранное слово как VIP-персона соседствует с исконным русским словечком-бомжиком, типа: «уважуха, житуха» или «медляк» = медленная музыка, «репа» = репетиция, «сфоткать» и т. п. В таком стиле пост-модерн появился новый тип слов: слова-сокращёнки, слова-обрубки и расчленёнки. И наконец непосредственно аббревиатуры как фактор ускоренного темпа жизни и речи становятся обычными словами.
Когда-то М.М. Бахтин назвал слово «аббревиатурой высказывания». Мы