«МЕЖДУНАРОДНАЯ МИГРАЦИЯ: ЭКОНОМИКА И ПОЛИТИКА Научная серия: Международная миграция населения: Россия и современный мир Выпуск 18 МОСКВА ТЕИС 2006 УДК 325 ББК 60.7 М43 Серия Международная миграция населения: Россия и ...»

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМ. М.В. ЛОМОНОСОВА

МЕЖДУНАРОДНАЯ МИГРАЦИЯ:

ЭКОНОМИКА И ПОЛИТИКА

Научная серия:

Международная миграция населения:

Россия и современный мир

Выпуск 18

МОСКВА

ТЕИС

2006

УДК 325

ББК 60.7 М43 Серия «Международная миграция населения:

Россия и современный мир»

Выпуск 18 Р е д а к ц и о н н а я к о л л е г и я:

В.А. Ионцев (главный редактор), И.В. Ивахнюк (ответственный секретарь), Г.Е. Ананьева, А.Н. Каменский, Е.С. Красинец, А.Г. Магомедова, И.А Малаха, В.Н. Петров, Л.Л. Рыбаковский, Г.В. Кумсков (Кыргызстан) Международная миграция: экономика и политика:

Сборник статей/ Гл. ред. В.А. Ионцев. – М.: ТЕИС, 2006. – М 130 с. (Научная серия: Международная миграция населения:

Россия и современный мир; Вып. 18).

ISBN 978–5-7218-0923- Восемнадцатый выпуск серии содержит доклады российских и зарубежных авторов по наиболее актуальным вопросам международной миграции в контексте её взаимосвязи с экономическими процессами и политическими проблемами.

Публикуемые в сборнике материалы могут не отображать точку зрения редколлегии. Авторы несут ответственность за их достоверность. Материалы серии имеют как научный, так и учебный характер и, соответственно, могут быть использованы в учебном процессе.

С электронной версией настоящего и предыдущих выпусков серии можно ознакомиться на сайте кафедры народонаселения экономического факультета МГУ (www.demostudy.ru).

УДК ББК 60. Компьютерный набор, обработка текста и подготовка макета:

И.А. Алешковский Напечатано с готового оригинал-макета Издательство ООО “ТЕИС” Лицензия ИД № 04386 от 26.03.2001 г.

Подписано в печать 15.12.2006 г. Формат 60х88/ Печать офсетная. Печ. л. 13,0. Тираж 300 экз.

115407, Москва, Судостроительная ул., © В.А. Ионцев и др., ISBN 978–5-7218-0923-

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Цунео Акаха — Трансграничная миграция в Северо-восточной Азии:

фактор региональной интеграции или новый источник напряженности?

Иван Алешковский, Владимир Ионцев— Нелегальная иммиграция в общественно-политическом дискурсе

Владимир Мукомель — Трудовые мигранты в России: экономические аспекты

Елена Садовская — Международная трудовая миграция и денежные переводы в республиках Центральной Азии: стратегия выживания или стратегия развития?

Рональд Скелдон— Миграция и бедность

Александр Чернов — Миграция населения и сырьевая безработица................. Марк Тольц — После исхода: постсоветские евреи в современном мире

Сведения об авторах

Информация о серии

Статьи настоящего сборника расположены в алфавитном порядке в соответствии с английской транслитерацией фамилий авторов.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Общепризнано, что международная миграция тесно переплетается со многими факторами развития государств, регионов и мира в целом. На стремлении понять эти взаимосвязи и соответственно выстраивать на этом понимании как национальную миграционную политику, так и межгосударственное сотрудничество в миграционной сфере с целью получения наибольшего позитивного эффекта для экономического, политического, демографического развития сфокусировано внимание государств, которые активно вовлечены в миграционные потоки.

В 2006 году поиск наиболее оптимальных форм управления миграцией для обеспечения интересов всех затронутых ею стран, обществ и индивидуумов стал предметом исследования и обсуждения на самом высоком уровне: вопросы международной миграции и развития вошли в повестку дня Генеральной Ассамблеи ООН 14–15 сентября 2006 года. Этот диалог высокого уровня дал импульс формированию новых подходов к оценке потенциальных возможностей миграции для достижения целей экономического, социального, демографического, культурного, наконец, индивидуального развития.

Настоящий выпуск серии «Международная миграция населения:

Россия и современный мир» включает статьи, в которых исследуются сложные и неоднозначные взаимосвязи между миграционными проблемами, с одной стороны, и экономическими и политическими процессами, с другой. Международная миграция населения — это во многом экономический процесс, в том смысле, что мигрантами чаще всего руководит экономическая мотивация, и они становятся участниками рынка труда принимающих стран. Активные миграционные потоки между странами стимулируют развитие торгово-экономических отношений между ними, способствуют интеграционным процессам, усиливают взаимный интерес.

Однако, если миграция принимает стихийный характер, неуправляемый характер, приобретает нелегальные и незаконные формы, она может иметь негативные последствия и стать причиной возникновения напряженности в межгосударственных отношениях.

Однако правильное понимание любых закономерностей невозможно без соответствующей теоретической базы. В этом смысле особый интерес представляет теоретическое эссе Рональда Скелдона (Великобритания), анализирующее противоречивую природу взаимосвязей между миграцией и бедностью и предлагающее ряд гипотез, объясняющих эти взаимосвязи.

Признавая, что миграция может быть как следствием, так и причиной бедности, автор в то же время убежденно доказывает, что «мобильность населения усиливает экономический рост и улучшает положение большинства, хотя и не всего населения». Отсюда и вывод для тех, кто принимают решения в области миграционной политики: «политика, которая поддерживает большую мобильность населения, и есть политика, нацеленная на улучшение благосостояния людей». При этом профессор Скелдон принципиально различает миграцию как средство выживания и как способ улучшения экономического положения.

Этим же вопросом задается Елена Садовская (Казахстан): является ли международная трудовая миграция стратегией выживания или стратегией экономического развития для государств Центральной Азии?

«Миградоллары» уже превратились в серьезный фактор снижения бедности и повышения стабильности в странах исхода в регионе. Для того, чтобы они стали «работать» на развитие стран происхождения мигрантов в регионе, требуется комплекс законодательных мер и практических механизмов, направленных на поощрение использования денежных переводов мигрантов в целях развития.

Статья Владимира Мукомеля (Россия) представляет собой взгляд на трудовую миграцию с точки зрения принимающей страны – России.

Центральный вопрос статьи: как сделать так, чтобы привлечение иностранной рабочей силы из государств бывшего СССР не стало особой формой «неоколониализма», ассоциируемой с эксплуатацией, бесправием, несоблюдением прав человека, а служило экономическим и политическим интересам как России, так и других пост-советских государств?

Александр Чернов (Россия) предлагает иначе взглянуть на особенности участия России в современных миграционных процессах. На примере Мурманской области он показывает, как радикальные рыночные реформы в сырьевых отраслях—добывающей промышленности и рыболовстве— повлияли на миграционные процессы в тех регионах, население которых во многом и складывалось благодаря миграционному «освоению».

Статья Ивана Алешковского и Владимира Ионцева, посвященная современным особенностям нелегальной иммиграции, затрагивает вопросы ее взаимосвязи с экономическим развитием страны, поскольку авторы считают нелегальную иммиграцию сугубо экономическим явлением, которое выражается, прежде всего, в нелегальном трудоустройстве в стране иммиграции, а также вопросы политики, что особенно наглядно стало наблюдаться в мире после событий 11 сентября 2001 года в США.

Регион Северо–Восточной Азии, где межгосударственные миграции, с одной стороны, сдерживаются миграционной политикой государств региона и, в известной степени, политическими противоречиями между нами, а с другой стороны, стимулируются экономическими факторами, дает наглядный пример того, как миграционный фактор может влиять на межгосударственные отношения. Цунео Акаха (США) скрупулезно анализирует миграционные потоки в регионе, в том числе миграцию китайцев на российский Дальний Восток, в контексте безопасности, национальной и культурной идентификации, а также неизбежного углубления взаимозависимости экономик стран региона. Контролируемая и управляемая, международная миграция может и должна стать фактором укрепления региональной интеграции в Северо-восточной Азии, как и в любом другом регионе мира. Этот вывод особенно актуально звучит для государств постсоветского пространства.

Статья Марка Тольца (Израиль) привлекает внимание к тому, сколь непростой задачей является определение точных данных по миграции тех или иных этнических групп. На примере анализа расселения в мире евреев, эмигрировавших из государств бывшего СССР, Марк Тольц дает прекрасный пример того, что только скрупулезное знание истории и структуры этноса может стать надежной опорой достоверных статистических оценок. В противном случае несовершенство миграционной статистики может дать повод для разноречивых толкований и даже стать инструментом политических интриг.

Русскоязычный вариант сборника представляет собой полный текст всех включенных в него статей. В англоязычном варианте читатель найдет полный текст только тех статей, которые были предоставлены авторами на английском языке. Содержание остальных работ представлено краткими аннотациями.

Редакционная коллегия выражает благодарность руководству экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, которое приняло решение о частичном финансировании научной серии «Международная миграция населения: Россия и современный мир» в рамках издания периодической литературы на экономическом факультете. Данный выпуск вышел в свете этого решения при полной финансовой поддержке экономического факультета.

ТРАНСГРАНИЧНАЯ МИГРАЦИЯ В СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЙ

ФАКТОР РЕГИОНАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ

ИЛИ НОВЫЙ ИСТОЧНИК НАПРЯЖЕННОСТИ?

Несмотря на то, что регион Северо-восточной Азии отстает от глобальных миграционных тенденций, передвижение людей через государственные границы и здесь быстро становится важным элементом международных отношений. Страны Северо-восточной Азии (Китай, Северная Корея [КНДР], Южная Корея [РОК], Монголия, Россия и Япония) являются местом проживания 1627 млн. человек; в 2000 году это составляло более четверти всего населения Земли. Общая численность мигрантов в странах региона составляет 19029 тыс. человек, или 11,7% мирового числа мигрантов – приблизительно 175 млн. человек (цит. по Ван Арсдол и др., 2003, с. 7). Эти данные указывают на потенциал возможного значительного увеличения международной миграции в регионе. Приблизительно 318 млн.

человек, или одна двадцатая мирового населения, проживает на территории более узко обозначенного региона Северо-Восточной Азии: Китайские провинции Хэйлунцзян, Ляонин, Цзилинь, Дальний Восток России, Япония, Северная и Южная Кореи, а также Монголия.

Возрастающие трансграничные миграционные потоки, по всей видимости, будут оказывать большое влияние на формирование региона в будущем, что до сих пор было осложнено империалистической агрессией, идеологическими конфликтами и националистическим соперничеством. С другой стороны, при отсутствии правильного управления, международные миграционные потоки могут также стать источником новых противоречий в международных отношениях в регионе. В данной статье рассматривается характер возрастающих трансграничных миграционных потоков в Северовосточной Азии (узко обозначенного региона, далее упоминаемого как «Северо-восточная Азия» или «регион») и анализируется их влияние на углубление процесса региональной интеграции в этой части мира.

Эмпирический материал, использованный в данном анализе, получен при осуществлении международного исследовательского проекта «Трансграничные миграционные потоки в Северо-восточной Азии: подход Статья была написана на английском языке, а переведена на русский язык аспирантом Центра по Северо-восточным исследованиям Оксаной Чикиной, за что автор выражает ей свою глубокую признательность. Автор также благодарит профессора Монтерейского Института международных исследований Анну Васильеву и аспиранта Центра по северо-восточным исследованиям Брайана Этткина за их вклад в редактирование перевода статьи. Ответственность за содержание и перевод стати в полной мере несёт её автор.

с точки зрения безопасности людей»2. Проект включает в себя примеры китайской миграции на Дальний Восток России, переселения северных корейцев на северо-восток Китая, вопросов китайской, корейской и русской миграции в Японии, проблем иммиграции и эмиграции в Южной Корее и Монголии. Исследования по странам были проведены коллегами из России, Китая, Южной Кореи, Монголии, Японии и Соединенных Штатов3.

Прежде чем перейти к конкретным примерам по странам, необходимо коротко обозначить параметры последующего анализа. Во-первых, «миграция» в данной статье используется для обозначения исключительно добровольного переселения и не включает в себя вынужденную миграцию.

Во-вторых, анализ ограничен рассмотрением добровольного передвижения граждан стран Северо-восточной Азии из мест их рождения на территорию другой страны региона. В отдельных случаях «миграция» определяется более широко и включает в себя не только людей, долгосрочно или постоянно проживающих за границей или планирующих это сделать, но и лиц, кратковременно посещающих соседние государства в деловых, туристических и других целях. Включение кратковременных посетителей объясняется тем, что они также оказывают значительное влияние как на сообщества принимающей стороны, так и на двусторонние отношения между их родиной и посещаемой страной.

Численность мигрантов и миграционные потоки Совокупная доля мигрантов в Северо-восточной Азии по отношению к их общемировой численности непропорционально мала (United Nations 2002;

по ссылке Van Arsdol, Jr. et al 2003, с. 7). Учитывая, что на территории региона проживает 28% мирового населения и только 11,7% мигрантов, международная миграция в этой части мира будет неотвратимо расти. Если исключить Россию, число мигрантов в Северо-восточной Азии составляет только 3,4% от общемирового числа. Число мигрантов в России, составляющее по оценкам 13259 тыс., является самым большим среди всех стран региона. Оно составляет 68% от общей численности мигрантов всех стран Северо-восточной Азии и около 9% населения России. За Россией следуют Гонконг (2701 тыс.), Япония (1620 тыс), Южная Корея (597 тыс.), Данное исследование финансировано при поддержке Центра по исследованию Восточной Азии при Монтерейском Институте международных исследований, Программы Мира и Государственного Управления при Университете ООН, а также отдельных грантов от Университета ООН, Фонда Фримана и Института Мира США.

Авторы берут на себя ответственность за анализ и мнения, представленные в данной статье.

Информация по отдельным страновым исследованиям доступна на веб-сайте Центра по исследованию Восточной Азии при Монтерейском Институте международных исследований, Монтерей, Калифорния: http://www.miis.edu/rcenters-ceas-pub.html.

Китай (513 тыс.), Северная Корея (37 тыс.), Макао (16 тыс.) и Монголия ( тыс.).

Мигранты составляют 66% населения Макао, 39% в Гонконге, по 1% на них приходится в КНДР и Японии, и меньше 1% в остальных странах Северо– восточной Азии (United Nations 2002; по ссылке Van Arsdol, Jr. et al 2003, p. 7– Миграционная политика стран Северо-восточной Азии движима одновременно спросом на рабочую силу и опасениями привлечения мигрантов из–за мнимой угрозы их культурной однородности. Современная миграционная политика в странах региона допускает временную миграцию низко и очень высоко квалифицированной рабочей силы и жестко ограничивает поселение на постоянное место жительства. Миграционное давление в регионе возрастает одновременно с ужесточением мер по ограничению миграции в странах за пределами региона (Arsdol, Jr. et al 2003, p. 8).

Однако еще в 2000 году страны Северо-восточной Азии, за исключением России, оценивали уровни миграции как удовлетворительные и не планировали изменять государственные меры по контролю миграции или не вмешиваться в данный процесс. Россия заявляла, что уровень иммиграции слишком низок и объявила о политике привлечения иммигрантов. Все страны Северо-Восточной Азии рассматривали уровни эмиграции для своих территорий как удовлетворительные и планировали либо сохранять соответствующие меры по контролю эмиграции, либо не вмешиваться (Arsdol, Jr. et al 2003, p. 9). Таким образом, сочетание высокого миграционного потенциала и относительно жесткого режима иммиграции и эмиграции в странах Северо-восточной Азии указывают на возможный рост нелегальной иммиграции в регионе, включая торговлю людьми.

На фоне процессов старения населения, высокого уровня жизни, а также растущей нехватки рабочей силы в отдельных районах Японии, Южной Кореи и Тайваня и благожелательного отношения России к миграции, эти страны стали привлекательными странами назначения для международных трудовых мигрантов. Япония привлекает как низко, так и высоко квалифицированных рабочих из соседних стран, хотя в настоящий момент ее правительство официально не одобряет миграцию низко квалифицированных кадров. Вместо этого для решения проблем нехватки рабочей силы в промышленности используется программа переподготовки кадров, официально санкционированная правительством Японии. Южная Корея также сохраняет сравнительно жесткую миграционную политику, сталкиваясь при этом с проблемами нарушения визового режима иностранными гражданами и нелегальной миграцией рабочей силы.

Тайвань стал популярным местом назначения для рабочих из материкового Китая, однако, в связи с растущим уровнем безработицы в Тайване, Тайбэй ввел жесткие меры контроля импорта рабочей силы на остров. Большинство мигрантов в Россию являются выходцами из бывших советских республик.

Тем не менее, их количество не в состоянии компенсировать темпы снижения численности населения4. В этой связи ожидается, что число мигрантов из Китая в Россию будет возрастать. Ожидается также увеличение китайской миграции на территорию Японии, Южной Кореи и Тайваня.

В добавление к сказанному следует отметить, что существуют также краткосрочные потоки людей, пересекающих государственные границы в иных, чем поиски рабочего места, целях. Предполагается, что эти потоки также будут увеличиваться в будущем, так как растущий доход населения все чаще расходуется на поездки и мелкие торговцы настойчиво ищут рыночные ниши в соседних странах. Кратковременные поездки нередко оборачиваются переселениями на постоянное место жительства (Arsdol, Jr.

et al 2003, p. 19).

Демографические тенденции и экономические изменения в регионе таковы, что международная миграция в скором времени станет важной частью обстановки в регионе. Сохранение баланса между необходимостью импорта рабочей силы и необходимостью сохранять социальную целостность будет оставаться важной, но при этом все более сложной задачей, стоящей перед странами Северо-восточной Азии.

Китайская миграция на Дальний Восток России Население Китая составляет почти 80% от общего числа людей, проживающих в Северо-восточной Азии, включая Россию. Более высокая плотность китайского населения вдоль границ малонаселенных районов Монголии и России увеличивает демографическое давление Китая (Arsdol, Jr. et al 2003, p. 2). Таким образом, общая демографическая динамика в Китае и, в особенности, в северо-восточных провинциях страны, несут в себе далеко идущие последствия для соседних стран.

общественности на Дальнем Востоке России с начала 1990–х годов. Этот вопрос продолжает оставаться предметом жарких дискуссий в России.

Опасения местного населения по поводу потери контроля над растущим количеством китайских мигрантов на территории страны многократно обсуждались российскими аналитиками (См. Ларин, 1998, 2001; Витковская и Зайончковская, 1999; Гельбрас, 2001; Мотрич, 2001; Алексеев, 2000). Это явление также рассматривался американскими учеными, которые анализировали местные страхи, вызванные зарождающейся китайской миграцией, с позиции территориальной и экономической безопасности Дальнего Востока России, безопасности китайских мигрантов, манипуляции региональными политиками местными страхами, и различными Из интервью Цунео Акаха с Жанной Зайончковской, Монтерей, январь 2004.

политическими приоритетами Москвы и региона (например, см. Алексеев, 2001, Wishnick, 2001).

Реакция местного населения Приморского Края, сопряженная с политическим подтекстом, побудила Москву ввести жесткий визовый режим для граждан Китая (и Монголии). 9 декабря 1993 года правительствами России и Китая было подписано соглашение, обязывающее всех китайских граждан, посещающих территорию России, иметь въездные визы. Это привело к значительному снижению числа приезжих из Китая на территорию Дальнего Востока России, и вместе с этим, к резкому уменьшению объемов торговли между двумя странами (см. Lee and Tkalev, 2001, p. 50, цит. из Zheng, 2003, p. 5). После этого китайская миграция постепенно возросла и в данное время представляется подвластной контролю5. Местные страхи также были связаны с нелегальной деятельностью некоторых китайских граждан на Дальнем Востоке, включая членов организованной преступности6.

Численность китайских мигрантов на Дальнем Востоке России продолжает оставаться предметом большого числа спекуляций. По некоторым весьма преувеличенным оценкам, она составляет около одного миллиона человек. Однако, согласно более реальным оценкам, это число составляет около 200-300 тысяч. В 1989 году на территории Дальнего Востока России было зарегистрировано только 1742 китайских мигрантов.

Однако это число возросло до 15 тысяч в 1990 г. и до 100 тысяч в 1993 г.

(Рыбаковский и др., 1994: с. 15 и 19; Федотов и Селиванов, 1997: с. 5). К 2001 году, число зарегистрированных китайских граждан увеличилось до 237 тысяч (Всеобщая неудача, 2001).

Основными движущими факторами миграции населения на северовостоке Китая являются отсутствие экономических возможностей у местных жителей, рост численности населения и растущая безработица, вызванная закрытием государственных предприятий (ГП). Увеличивается также число китайских туристов, посещающих Дальний Восток России, включая тех, кто посещает казино, запрещенные в их родных городах. В число притягивающих факторов входят либерализация торговли и экономики после Советского периода; упадок ассортимента и объемов товаров народного потребления местного производства; нехватка рабочей силы в сельском хозяйстве и строительстве. Чувство уязвимости с российской стороны усугубляется стремительным снижением численности населения на Дальнем Востоке России: с 7,9 млн. в конце 1980–х гг., до менее 6,7 млн. на сегодняшний день (Minakir and Freeze, 1994; Госкомстат, 2002). С 2000 по 2010 годы ожидается снижение численности населения Дальнего Востока России на 6,1%, и рост этого показателя на более чем Интервью Цунео Акаха с сотрудниками Миграционного Агентства во Владивостоке, март 2003 года.

Там же.

10% в соседних китайских провинциях (Демографический ежегодник России, 2000: с. 24; Прогноз численности населения Российской Федерации до 2015 года, 1998: с. 7; State Statistics Committee of the People's Republic of China, 1997). В свете этих прогнозов китайская миграция на Дальний Восток России останется важным вопросом как для региона и Москвы, так и для двусторонних отношений.

В отчете, представленном Президенту Путину в сентябре 2001 года, говорится: «Россия располагает минимальным запасом времени на предотвращение демографической катастрофы». В этом документе подспудно говорится о возможном посягательстве Китая на приграничные территории России, а также отмечается: «…Большие участки слабо заселены.

При этом Россия граничит с Китаем с его многочисленным и быстро растущим населением с острой нехваткой территории» (Концепция демографической политики России на период до 2015 года, цит. из Jane’s Information Group, 2001).

Тем не менее, по мнению официальных лиц из миграционной службы во Владивостоке7, миграционная ситуация на Дальнем Востоке России в общем и целом находится под контролем. При этом угроза китайской экспансии на российский Дальний Восток скорее является отражением настроений уязвимости, присутствующих среди политиков и журналистов в связи с экономическими трудностями, нежели реальной ситуации в отношениях между Китаем и Россией. Однако беспокойство России по поводу национальной безопасности серьезно возрастет, если уменьшение численности населения на Дальнем Востоке России будет продолжаться и в будущем, а китайскому миграционному давлению на северо-востоке удастся преодолеть механизмы контроля границы, действующие в настоящий момент. Тем не менее, пока подобная возможность чрезвычайно мала, особенно в свете серьезных обязательств, как Москвы, так и Пекина по продолжению стратегического партнерства.

Вопрос о мигрантах из Северной Кореи в Китае окружен большим количеством международных противоречий, несмотря на то, что довольно мало известно об их точном числе, причинах, по которым они покидают свою страну, о том, как они живут в Китае, и что ожидает их и членов их семей. «Анализ фактов и трезвые исследования были заменены необоснованными спекуляциями…» — так оценивает ситуацию Х. Смит, и далее добавляет: «Политика основных стран, включая Соединенные Штаты, основана на слухах, преувеличениях, и сильно искаженной идеологической повестке» (Smith, 2003, с. 112). Отмечая, например, что в августе 2001 года Интервью Цунео Акаха с официальными лицами миграционного агентства во Владивостоке, март 2003. Мнения чиновников были подтверждены Виктором Лариным, директором Института Истории, Археологии и Этнографии Народов Дальнего Востока, который так же был интервьюирован Цунео Акаха в марте 2003 года.

Комитет по международным отношениям Палаты Представителей утвердил резолюцию, в которой приводились оценки от 100 до 300 тысяч северных корейцев, проживающих на территории Китая «без разрешения правительства Китая», профессор Смит называет подобные оценки необоснованными (Smith, 2003: с. 114). Более близкими к реальности, считает этот автор, являются оценки Комитета по проблемам беженцев США — 50 тысяч человек на конец 2000 года (Комитет по проблемам беженцев США; цит. из Smith, 2003, с. 114)8. К осени 2002 года число северных корейцев, нелегально проживающих в Янбъяне, снизилось приблизительно до 10-20 тысяч.

Легальный статус граждан Северной Кореи в Китае и сопутствующие обязательства со стороны правительства Китая и международного сообщества являются важными вопросами, имеющими непосредственное отношение к безопасности мигрантов. Как отмечает Смит, севернокорейские мигранты в Китае по-разному назывались — беженцами, лицами, ищущими политического убежища, экономическими мигрантами, перебежчиками и беглецами (Smith, 2003, с. 116). Большинство северных корейцев в Китае являются экономическими мигрантами, бегущими от крайней бедности в своей стране. Однако некоторые граждане Северной Кореи могут считаться беженцами согласно Конвенции ООН 1951 г., дающей право на получение статуса беженцев, т.к. перед ними стоит вполне реальная угроза наказания по возвращению в КНДР, включая лишение свободы, пытки, в наиболее тяжелых случаях – смерть в результате казни или как последствие плохого обращения в тюрьме (Smith, 2003, с. 117).

Отдельные граждане Северной Кореи ищут политического убежища непосредственно через правительство Китая, в то время как другие требуют убежища, врываясь в иностранные посольства и консульства в Китае (Smith, 2003, с. 117). Китайское правительство отказывается признать подобных лиц беженцами, но позволяет при этом многим из них покинуть страну через Филиппины для постоянного проживания в Южной Корее.

Тяжелое положение неизвестного числа северных корейцев в Китае, включая лиц, опасающихся политического преследования в случае вынужденного возвращения в Северную Корею, и тех, кому удалось обрести безопасность в третьих странах, мобилизовало группы активистов по защите прав человека как в Северо-восточной Азии, так и других странах. Это также поставило перед странами, имеющими к этому непосредственное отношение, несколько сложных политических вопросов.

Тем не менее, благодаря дипломатическим маневрам со стороны этих стран, подобные вопросы не переросли в острые проблемы национальной безопасности.

Смит отмечает подобные цифры в оценках факультета здравоохранения Университета Джона Хопкинса (Smith, 2003, с. 115).

Возможность огромного потока беженцев из Северной Кореи в случае падения режима Пхеньяна или вооруженного конфликта и политического хаоса в стране является вопросом, который невозможно не учитывать.

Подобная ситуация может привести не только к бесчисленным человеческим потерям, но и стать серьезной угрозой миру и стабильности для всего региона. Это не будет просто вопросом миграционных потоков, обозначенных в данном исследовании.

За последние 10 лет иностранные мигранты в Японии и японские граждане, путешествующие за границей, внесли гуманитарный аспект в процесс интернационализации страны. Число японских граждан, путешествующих за границей, намного превосходит число иностранцев, въезжающих на территорию страны. В 2002 году, например, японца выехало за пределы страны, в то время как въехало в Японию лишь 5771975 иностранных граждан. Соотношение составляет примерно 3,5 : 1.

Тем не менее, число иностранцев, приезжающих в Японию, значительно возросло: в 1989 году по данным Иммиграционной Ассоциации Японии (Japan Immigration Association 2003, с. 6) страну Восходящего Солнца посетило 2985764 человек.

Растущее число иностранцев в стране ставит серьезные вопросы о самой сущности японцев как однородной нации. Страна находится на пике дебатов о том, насколько широко она может распахнуть двери для иностранцев, ищущих новых возможностей в Японии. Одни говорят о том, что практически нулевой процент прироста населения в Японии, ее быстро стареющее население и последующая нехватка рабочей силы значительно замедлят экономический рост страны в будущем. Именно поэтому она должна больше открыть свой рабочий рынок для иностранных рабочих, включая также лиц с низкой квалификацией, которым в настоящее время не разрешается работать в Японии. Другие же призывают страну продолжать рестриктивную иммиграционную политику для поддержания ее предполагаемой этнической однородности и лелеемого социального устройства, несмотря на риск потери страной ее выдающегося положения на мировой экономической арене (Sakanaka, 2001, с. 3–21). Результат дискуссии в стране далеко не определен (Papademetriou and Hamilton, 2000, с. 46–51).

На настоящий момент официальная политика Японии направлена на контроль импорта рабочей силы, в то время как серьезная нехватка рабочей силы вынуждает японские компании, да и само правительство, нарушать принципы, на которых эта политика была основана (Cornelius, 1994, с. 387).

Среди наиболее установившихся иностранных сообществ в Японии – этнические корейцы и китайцы, прибывшие в страну во время империалистического периода Японии вплоть до Второй Мировой Войны.

В 2001 году в стране находились 632405 зарегистрированных граждан Северной и Южной Кореи. Это число составляло 35,6% всех иностранцев, зарегистрированных в Японии. Вторыми по численности были китайцы. В Японии было зарегистрировано 381225 граждан Тайваня и КНР, что составляло 21,4% от общего числа иностранных подданных.

В числе других иностранных этнических групп, находящихся на территории страны в настоящее время, существуют и «новоприбывшие».

Эти категории включают бразильцев и перуанцев, большинство из которых имеют японское происхождение. В 2001 году в Японии было зарегистрировано 265962 гражданина Бразилии и 50052 гражданина Перу.

Русские также считаются «новоприбывшими», но в 2001 году в Японии было зарегистрировано только 5.329 человек, что составляло лишь 0,3% от общего числа иностранцев (Judicial System Department, 2002).

Размер корейского этнического сообщества в Японии оставался относительно стабильным на протяжении последних десяти лет. Однако изза возрастания численности других иностранцев доля этнических корейцев в общем числе иностранцев значительно уменьшилась (с 51,7% всех зарегистрированных иностранцев в стране в 1993 году до 35,6% в году). Причинами медленного, но в то же время стабильного снижения численности корейцев стали как возрастная структура сообщества, так и ассимиляция (Mervio, 2003, с. 1). Мервио отмечает: «Политика Японии в отношении корейских сообществ имела все время две довольно противоречивые цели: содействовать процессу ассимиляции и сохранить контроль» (Mervio, 2003, с. 1). Несмотря на ожидания того, что увеличивающаяся иммиграция и растущее осознание многонациональности современного японского общества будут способствовать улучшению положения корейцев в Японии (Kimu, 1999, с. 7–62, цит. по Mervio, 2003, с. 3), Мервио отмечает, что в реальности продолжают использоваться дискриминационные политические меры. Существует и достаточно сильная политическая оппозиция в отношении реформ, касающихся статуса и положения иностранцев в Японии (Mervio, 2003, с. 3). Тем не менее, остается верным и то, что новые иммигранты и туристы из Южной Кореи, превосходящие по численности все другие национальности, прибывающие в Японию, вносят существенный вклад в процесс дальнейшей диверсификации этнического состава населения Японии.

Исследование китайского сообщества в префектуре Ниигата в Японии, проведенное Дза, показывает, что администрация провинции активно налаживает связи с партнерами в северо-восточном Китае. Целью подобных усилий часто является укрепление международного экономического сотрудничества, способного принести пользу местному бизнесу (Zha, 2002, с. 92-113; Zha, 2003, с. 42–62). Самыми символичными среди подобных начинаний являются программы между городами-побратимами.

Исторические связи с Манчжурией также являются одним из основных факторов, способствующих возрастанию интереса жителей Ниигаты к отношениям с северо-восточным Китаем, в особенности с провинцией Хэйлундзян. Исследование также показывает, что много молодых китайцев приезжает в Японию для обучения или получения индустриальнотехнической подготовки в префектуре. Им часто предоставляются стипендии и другая финансовая поддержка из общественных и частных источников префектуры. Так, например, в 2001 году 516 китайских граждан обучались в университетах и технических школах префектуры Ниигата, а 609 китайцев проходили стажировки. Ниигата также использует официальную помощь развитию (ОПР), предоставляемую Китаю, в качестве инструмента для установления более тесных отношений со страной-соседом. Другим элементом, связывающим Китай с префектурой Ниигата, является довольно большое число китайцев, состоящих в браке с гражданами Японии. Из 3120 китайских граждан, зарегистрированных в 2001 году на территории префектуры, 588 состояли в браке с японцами.

Исследование Дза также говорит о некоторых потенциально серьезных проблемах. Многие китайские стажеры не получают того уровня индустриальной подготовки, в ожидании которого они приезжают в Японию. Существуют доказательства того, что многие из китайских стажеров, набранных агентствами по трудоустройству в Китае и отправленные в Японию, подвергаются эксплуатации. Они направляются японскими агентствами в компании, предоставляющие «стажировки». При этом компании не подписывают никаких легальных соглашений непосредственно с иностранными стажерами. Система «стажировок»

зачастую является номинальной и используется предприятиями японского бизнеса для привлечения дешевой рабочей силы. Она часто нарушается некоторыми китайскими гражданами, прибывающими в Японию под видом стажеров, но покидающими места стажировок в поисках более высокооплачиваемой работы. Точно также, многие из китайских граждан, числящихся в японских университетах и технических школах, работают нелегально для того, чтобы себя содержать. Многие из таких студентов со временем исчезают из списков своих учебных заведений. Подобные проблемы сгущают краски и так довольно негативного имиджа, составленного японским обществом в отношении китайских мигрантов в Японии. Нередкие репортажи средств массовой информации о преступлениях, совершенных или якобы совершенных китайцами в Японии, оказывают воздействие на формирование негативных стереотипов о китайских гражданах (например, Rosman, 2001, с. 97-125, цит. по Zha, 2003, с. 59).

Русская община в современной Японии—довольно новое явление. Она немногочисленна. В 2002 году новоприбывшие русские были девятнадцатыми в списке всех национальностей, а число российских граждан, зарегистрированных в стране — 6026 человек — стояло на 20-м месте среди граждан всех других стран. Тем не менее, число русских, живущих в Японии или посещающих страну, продолжает расти. В 1995 г.

на территорию Японии въехало 24232 русских гражданина, а к 2002 году, это число возросло до 36693 (Japan Immigration Association, 2003, с. 14;

Judicial System Department, 2003, с. 5). Эти цифры не включают значительно большего количества россиян, посещающих японские портовые города по специальному разрешению. Так, например, город Вакканай, находящийся на северном конце острова Хоккайдо, ежегодно посещают более 50 тыс.

русских, приезжающих с Сахалина и посещающих рестораны и магазины города в то время, пока их корабли находятся в порту. Население города Вакканай намного меньше, чем общее число россиян, посещающих город.

Примеры Хоккайдо и Ниигаты — двух популярных мест проживания русских в Японии, указывают на то, что растущее число приезжающих оказывает заметное воздействие на членов некоторых сообществ принимающей стороны в отношении их взглядов на Россию и россиян (Akaha and Vassilieva, 2003). В некоторых районах, спрос на расширение связей между Россией и Японией со стороны местных жителей способствовал значительному смягчению государственного контроля дружеских визитов между гражданами России и Японии. На Хоккайдо вопрос о Северных Территориях (Южных Курилах) был критическим элементом в усилиях, направленных на изменение сущности русскояпонских отношений. Эти усилия привели к установлению режима безвизовых взаимных визитов между русскими жителями спорных территорий и бывшими японскими поселенцами.

Установление специальных соглашений, по которым японцам разрешается ловить рыбу в водах России, включая участки вокруг спорных территорий, является другим примером местных усилий по установлению контактов с Россией. В обоих случаях было необходимо получение разрешения от местных властей (Akaha, 2003).

Реакция местных жителей на присутствие русских не была однозначной. С одной стороны, люди, по своей природе более расположенные к международному культурному обмену и обмену опытом, обычно ищут возможности встреч с русскими. В результате у них складывается более дифференцированное и сбалансированное представление о россиянах. С другой стороны, люди (и эта категория включает много молодежи) с ограниченным или отсутствующим интересом к России и отсутствием контактов с россиянами, скорее всего не изменят своего отношения к России. Даже наоборот, поскольку они изначально имеют склонность к негативному отношению к России и русским, их негативные взгляды неизбежно укрепляются каждый раз, когда их вниманию представляются репортажи средств массовой информации о нелегальной деятельности или культурно оскорбительному поведению некоторых русских в Японии.

Каковы впечатления русских, живущих в Японии? Исследования указывают на то, что их опыт не однозначен. Некоторые русские резиденты расстроены поверхностными контактами с местными жителями, они чувствуют культурную и социальную дистанцию. Вообразимая или реальная, эта дистанция, скорее всего, останется, если местные японские жители не начнут воспринимать русских как настоящих соседей. С другой стороны, большинство русских резидентов на Хоккайдо и в Ниигате продолжают испытывать восхищение и питать интерес к японскому обществу и культуре, находя возможность жить в Японии духовно обогащающей и оправдывающей себя жизнью.

Вопросы миграционной политики в Южной Корее Число южных корейцев, проживающих за границей, резко увеличилось до более 6 млн. с 700 тыс. в 1971 году. На сегодняшний день, хотя они проживают в 151 стране, 88% южных корейцев живут в Азии, в основном Китае и Японии (Lee, 2003, с. 3–4). С увеличением числа корейцев, проживающих за пределами страны, возросло и давление на правительство Южной Кореи предпринимать более активные усилия по укреплению статуса корейских диаспор как в странах их проживания, так и в Корее. В ответ, в 1997 году был создан Фонд Зарубежных Корейцев (ФЗК) — некоммерческая общественная корпорация, связанная с Министерством иностранных дел и торговли. Правительство так же учредило Корейский Институт Образования, целью которого является укрепление статуса корейского языка и культурного образования за границей (Lee, 2003, с. 7).

Задача по установлению равновесия между этнической солидарностью и их близостью к исторической родине среди корейцев, проживающих за ее пределами с одной стороны, и приведение корейского законодательства и политики в соответствие с мировыми стандартами, с другой, не является легкой. В ноябре 2001 года Конституционный Суд страны установил, что определение статуса корейцев, являющихся гражданами других стран, в Законе «О корейцах, проживающих за границей», нарушает принципы равенства. Предлагаемая поправка к закону будет включать определение статуса этнических корейцев, проживающих в Китае и России, способствуя, таким образом, укреплению прав и экономической деятельности этих лиц.

Тем не менее, предоставление специальных привилегий этническим корейцам, проживающим за границей в форме специального закона, шло бы вразрез с самой сущностью международного законодательства. Как, например, Международный пакт о гражданских и политических правах, запрещающий все формы дискриминации на этнической, религиозной, или расовой почве. Более того, включение этнических корейцев, проживающих на территории Китая в данное определение, могло перерасти в дипломатическую проблему с Китаем (Lee, 2003, с. 9–11).

Присутствие иностранных граждан на территории Южной Кореи также ставит перед корейским обществом и правительством сложные вопросы. До начала 1990-х годов, правительство поддерживало строгий контроль над иммиграцией. С тех пор, однако, высокие темпы экономического роста, растущие стандарты уровня жизни, и нехватка рабочей силы, вынудили правительство ослабить иммиграционный контроль. В результате число иностранных граждан в Южной Корее стало неуклонно возрастать. По оценкам, в конце 2002 года в стране проживало 629006 иностранцев. Рост числа иностранного населения в стране обострил проблему нелегальных иностранцев; в конце 2002 года число нелегальных мигрантов в стране оценивалось в 289239 человек. Как легальные, так и нелегальные рабочие подвергаются дискриминации, нарушению прав человека, и неуважительному обращению (Lee, 2003, с. 12-13). В 2002 году Корейское правительство ввело двухмесячный период регистрации для нелегальных рабочих, находящихся на территории страны, число которых составляло по оценкам 265848 человек. Однако, только время покажет, насколько эта мера окажется эффективной для уменьшения числа нелегалов в Корее (Lee, 2003, с. 15–16).

Ли отмечает, что сеть 6 миллионной корейской диаспоры могла бы внести позитивный вклад в укрепление политических и дипломатических интересов Южной Кореи на международной арене, если правительство прекратит относиться к ним как к «бывшим корейским гражданам» и начнет называть их «постоянными корейцами», при этом уважая их права и потребности (Lee, 2003, с. 21). Ли также заключает, что правительству Южной Кореи следует обратить внимание на тот факт, что строгий контроль, который оно поддерживает над иммиграцией в страну, увеличивает число нелегальных и незаконных иностранных граждан в стране. Разумным, по мнению Ли, было бы включение незаконных мигрантов в общее число мигрантов и выработка единой политики в отношении них (Lee, 2003, с. 21).

Влияние России в Монголии значительно снизилось за последние годы, при этом укрепились экономические связи Монголии с Китаем. Это увеличило опасение Монголии по поводу чрезмерного влияния Китая в стране (Batbayar, 2003). Соотношение огромного населения Китая (1, миллиарда) к небольшому населению Монголии (2,5 миллиона) не может не вызывать опасений в данном контексте. Население только соседнего автономного округа Внутренней Монголии составляет 20 миллионов.

Плотность населения Китая в 127 раз больше этого же показателя в Монголии. Монголия и Китай «открывают свои экономики для свободной торговли, но ценой при этом становится угроза потери культурной целостности и экономической независимости Монголии» (Nelles, 2001:

с. 67–68, цит. по Batbayar, 2003, с. 1).

В декабре 2000 года Парламент Монголии внес поправку в Закон 1993 года «О легальном статусе иностранных граждан», согласно которой иностранные граждане обязаны зарегистрироваться на территории Монголии в течение 7 дней со дня прибытия в страну. Несмотря на то, что Парламент согласился освободить туристов от этого требования, сам законодательный акт очень четко отразил решимость монгольских законодателей ограничить иностранную иммиграцию9. В мае 2003 года на территории Монголии было зарегистрировано 3232 постоянно проживающих иностранных гражданина и иммигранта. Иммигранты включают 1315 (56,1%) китайцев, 977 (46,6%) русских, и 53 (2,3%) граждан из других стран. Приток иммигрантов составляет примерно 30 человек в год. Например, в 2001 и 2002 годах было принято по 30 иммигрантов (Batbayar, 2003: с. 3).

Большинство иностранных туристов приезжает в Монголию из России и Китая. Только в 2002 году 92657 и 71368 человек посетили Монголию из Китая и России соответственно (Batbayar, 2003: с. 5). Нарушение установленного визой срока пребывания является основной проблемой китайских и российских туристов. Монголия также предоставляет китайцам и русским множество возможностей дешевого проживания и прибыльной торговли, служа при этом точкой транзита в более развитые страны.

Подделка проездных документов для транзита в третьи страны является серьезной проблемой, наряду с нелегальным провозом наркотиков. В году монгольская полиция задержала около 50 иностранных граждан, включая 23 китайца и 21 гражданина России (Batbayar, 2003, с. 6).

Китай, благодаря своим подавляющим по всем показателям масштабам — населению, протяженности границы с Монголией, — является основным источником уязвимости Монголии и поводом для беспокойства о национальной безопасности10. Растущее экономическое присутствие Китая в стране, в большинстве своем поддерживаемое маленькой, но при этом активной сетью деловых интересов, несет в себе как возможности для местного населения, так и сложные задачи для законодателей в УланБаторе, хорошо понимающих уязвимость положения Монголии по сравнению с гигантским соседом. Однако, как отмечает Батбайяр, до сих пор Монголии удалось довольно успешно контролировать рост числа иностранцев в стране, включая китайцев. Поэтому китайская миграция на сегодняшний день остается потенциальным, а не реальным вопросом национальной безопасности.

Последствия для региональной интеграции Каковыми будут последствия растущих объемов международной миграции для процесса региональной интеграции в Северо-Восточной Азии? Эти последствия, скорее всего, будут различными для разных аспектов региональной интеграции, а именно: экономического, политического, институционального, социального и культурного, а также Согласно этой поправке была также создана и специальная государственная служба по делам иностранных граждан и иммигрантов (Batbayar, 2003, с. 3).

Например, аналитик из Канады подтверждает, что Монголии довольно сложно оградить себя от источников китайского влияния, начиная с импортированных товаров и продуктов питания, до экономических инвестиций, межрасовых браков, нелегальной иммиграции и колонизации (Nelles, 2001, с. 67-68, цит. по Batbayar, 2003: с. 3).

аспекта безопасности11. Передвижение людей через государственные границы намного отстает по своим темпам от транснационального передвижения информации, капитала, технологии, товаров и услуг. Это происходит потому, что передвижение людей связано со сложной задачей преодоления культурных и социальных различий, посредничеством и переговорами по поводу политического доверия между различными этническими и национальными группами. Увеличивающийся поток трансграничной миграции, следовательно, свидетельствует об углублении процесса интеграции между экономиками стран Северо–Восточной Азии.

Сможет ли международная миграция стать посредником региональной интеграции, а не только последствием ее углубления? Совершенно очевидно, что экономическая интеграция будет продолжаться, а в результате возрастет и миграция. Тем не менее, как отмечалось выше, перемещение людей различных национальностей и этнических групп приводит к возникновению различных трений в обществе, а также ставит сложные задачи перед властями в странах Северо-восточной Азии. До сих пор лидеры стран региона не проявляли совместных усилий, направленных на сотрудничество в управлении миграционными процессами в Северовосточной Азии. Не было также пока и серьезного обсуждения вопросов создания региональных институциональных механизмов для многосторонней координации миграции и миграционной политики.

Абсолютно все меры миграционной политики до сих пор осуществляются на национальном (а значит, одностороннем) уровне.

Тем не менее, нет сомнений в том, что пересекающие государственные границы люди в Северо–Восточной Азии, создают новые социальные сети как внутри отдельных стран, так и между ними. Более того, растущие объемы миграции являются как признаком, так и следствием углубления региональной интеграции. В этом контексте ожидается, что особенно важная роль принадлежит трудовая миграция рабочих. Впрочем эта роль не всегда позитивна.

Япония и Южная Корея — две страны, представляющие собой наибольшую притягательность для трудовых мигрантов, испытывают растущее давление либерализовать свою иммиграционную политику.

Розман (Rozman, 2005) предлагает пять аспектов «региональной интеграции»: (1) ускоренное увеличение экономических отношений, поддерживаемое общей стратегией экономической интеграции (экономическая интеграция); (2) развитие политических отношений через сотрудничество на высшем уровне и институты, созданные для разработки совместных действий (институциональная интеграция); (3) социальная интеграция через миграцию рабочей силы и корпоративные сети или совместные планы решения различных вопросов и проблем (социальная интеграция); (4) коллективное осознание местной культурной общности, которому способствует общая в свете глобализации культура (формирование культурной общности); (5) увеличивающиеся обоюдные интересы в вопросах безопасности для уменьшения противоречий и укрепления стабильности (интеграция по вопросам безопасности).

Международное сообщество осознает необходимость обеспечить занятостью мигрантов из таких стран с избытком рабочей силы, как Китай и неправительственные организации и бизнесмены в Японии и Южной Корее также выступают в поддержку более либеральных иммиграционных мер для восполнения нехватки рабочей силы в этих странах. Тем не менее, жесткая политика обеих стран продолжает вынуждать иностранных мигрантов работать нелегально. Многие из нелегальных иммигрантов становятся объектами дискриминации и эксплуатации. Некоторые из них также заманиваются в криминальные сети как местной, так и заграничной организованной преступности. Ежедневные сообщения средств массовой информации о нелегальном труде, эксплуатируемых рабочих и преступлениях, совершенных иностранцами, угрожают чувству безопасности и культурной восприимчивости общественности. В результате возникает давление по принятию более жестких мер для нелегальных рабочих, и правительствами Токио и Сеула выделяется больше средств на поиски и депортацию нелегальных иммигрантов. С другой стороны, некоторые общественные группы в обеих странах выступают за более либеральные миграционные меры и защиту прав человека как легальных, так и не легальных мигрантов. Несмотря на социальное и культурное сопротивление, ожидается, что интеграционные силы трудовой и других видов миграции будут продолжать расти.

Вносит ли трансграничная миграция вклад в развитие осознания региональной культурной общности среди жителей Северо-восточной Азии? Примеры, рассмотренные выше, указывают на то, что этническая, культурная, и национальная сущности отдельных групп остаются довольно сильными и, более того, они укрепляются в результате увеличения потоков иностранных мигрантов и туристов в местные сообщества. Нет никакого доказательства того, что современная трансграничная миграция наносит ущерб культурной целостности мигрантов на почве их этнической или национальной принадлежности12.

Данное наблюдение исключает такие долгосрочно проживающие меньшинства региона, как корейцы и китайцы в Японии, корейцы на Дальнем Востоке России и Китае, и русские в Монголии. Сила национальной самоидентификации этих сообществ различна. В случае корейских меньшинств в Японии, как отмечает Мервио, более молодое поколение быстро утрачивает свое культурное наследие вместе со способностью говорить на родном языке. Среди этнических корейцев на Дальнем Востоке России существует не одно, а несколько национальных сущностей. Они включают в себя так называемых «советских корейцев» - потомков корейцев, насильственно переселенных в Центральную Азию во время царства террора Сталина;

потомков корейцев с Сахалина, вытесненных японцами на остров с контролируемого ими Корейского полуострова и оставшихся там после поражения Японии во Второй мировой войне; рабочих-контрактников из Северной Кореи, работающих в лесозаготовительной промышленности и на строительстве; граждан Китая корейского происхождения, курсирующих между Россией и Китаем, некоторые из которых осели на Каково влияние международной миграции на вопросы безопасности государств и народов Северо-восточной Азии? Увеличивающиеся трансграничные потоки мигрантов обострили некоторые вопросы безопасности людей, например, права иностранных рабочих в Японии и Южной Корее; права человека, экономическое выживание и политическую судьбу северных корейцев в Китае; а также экономическое и социальное благополучие корейцев за рубежом. Тем не менее, данные вопросы пока не угрожали интересам национальной безопасности рассматриваемых нами стран. Они также не сближают страны в вопросах международного сотрудничества. Китайская миграция на Дальний Восток России привела к политически мотивированной реакции местных властей, однако более строгий контроль, введенный с 1994 года, ослабил двусторонние политические трения. Тем не менее, средства массовой информации продолжают отражать беспокойства местных жителей. Единственный миграционный поток, который может нести в себе угрозу национальной безопасности стран Северо-восточной Азии, — это потенциальный поток беженцев из Северной Кореи в случае падения режима Пхеньяна или вооруженного конфликта в стране.

На фоне глобализации трансграничные миграционые потоки будут неуклонно расти как в рассматриваемой, так и других частях мира. В Северо-восточной Азии экономическая взаимозависимость стран углубляется за счет рыночных сил. Дополнительные связи между экономиками региона будут укрепляться с ростом рыночных экономик Китая, России и Монголии. Социальная интеграция будет продолжаться через взаимодействие отдельных людей, предприятий и других групп и организаций, деятельность которых проникает через государственные границы. Культурная интеграция может усиливаться благодаря контактам жителей, бизнеса и институтов гражданского общества. Региону также необходима интеграция в таких нетрадиционных областях безопасности, как проблемы охраны окружающей среды, рациональное использование ресурсов, контроль над нелегальным провозом наркотиков, оружия и людей, сдерживание эпидемии ВИЧ/СПИДа и атипичной пневмонии, антитерроризма, и управления трансграничными миграционными потоками.

Реалии трансграничной миграции постоянно меняются, однако, они все еще отстают от необходимости региональной интеграции в Северовосточной Азии. Остается надеяться, что политические и экономические лидеры стран региона осознают не только потенциальные экономические выгоды, приносимые международной миграцией, но и интеграционную силу, которую несут в себе передвижения людей для региона в целом.

Будущее покажет, воспользуются ли лидеры стран региона этой Дальнем Востоке России; а также южных корейцев, проводящих в дальневосточных городах мероприятия культуры и бизнеса.

возможностью для укрепления мира и стабильности, или подвергнутся искушению использовать эти вопросы в узких политических интересах.

Территориальная безопасность и международные отношения в Приморском регионе. Мировая экономика и международные отношения, No. 12.

2. Витковская, Г. и Зайончковская, Ж. (1999) Новая столыпинская политика на Дальнем Востоке России: Надежды и реальности. Витковская В.Г. и Московского центра Карнеги.

3. «Всеобщая неудача» Известия. 16 февраля, 2001.

4. Гельбрас, Виля (2001) Китайская реальность России, М., изд-во Муравей.

http://www.gks.ru/perepis/itog.htm 6. Госкомстат (2000) Демографический ежегодник России. М.

7. Ларин, Виктор (1998) Китай и Дальний Восток России и первой половине 1990-х: проблемы региональных отношений. Владивосток: Дальнаука.

8. Ларин, Виктор (2001) Посланцы Поднебесной на Дальнем Востоке: ответ алармистам. Диаспоры 2(3): 76-112.

9. Мотрич, Екатерина (2001) Демографический потенциал и китайское присутствие на Дальнем Востоке России. Проблемы Дальнего Востока, 10. Прогноз численности населения России до 2015. Москва, 1998.

11. Рыбаковский, Л.Л., Захарова, О.Д., и Миндагулов, В.В. (1994) Нелегальная миграция в приграничных территориях Дальнего Востока: предыстория, настоящее время, и последствия, Москва, Институт социальнополитических исследований РАН.

12. Федотов, И.И., Селиванов, Л. (1997) Фантом «демографического империализма» // Миграция, Март.

13. Akaha, Tsuneo (2003) Despite the Russian-Japanese Territorial Dispute:

Hokkaido’s Courting of the Russian Far East. Pacific Focus 18 (1): 89-122.

14. Akaha, Tsuneo (ed.) (2003) Human Flows across National Borders in Northeast Asia, Seminar Proceedings, United Nations University, Tokyo, Japan, November 20-21, 2002. Monterey: Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies.

15. Akaha, Tsuneo and Vassilieva, Anna (2003) The Russian Presence in Japan:

Case Studies in Hokkaido and Niigata. Paper presented at the conference on “Globalization, Migration, and Human Security: Challenges in Northeast Asia.” United Nations University, Tokyo, October 6.

16. Alexseev, Mikhail (2001) Chinese Migration in the Russian Far East: Security Threats and Incentives for Cooperation in Primorskii Krai. In Judith Thornton and Charles Ziegler, eds., The Russian Far East: A Region at Risk? Seattle:

University of Washington Press.

17. Cornelius, Wayne A. (1994) Japan: The Illusion of Immigration Control. In Wayne A. Cornelius, Philip L. Martin, and James F. Hollifield, eds., Controlling Immigration: A Global Perspective. Stanford: Stanford University Press.

18. Gelbras, Vilya (2003) Chinese Migration to the Russian Far East: A View from Moscow // In Tsuneo Akaha, ed., Human Flows across National Borders in Northeast Asia, Seminar Proceedings, United Nations University, Tokyo, Japan, November 20-21, 2002. Monterey: Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies.

19. International Organization for Migration (2003) World Migration 2003:

Managing Migration - Challenges and Responses for People on the Move, Geneva: International Organization for Migration.

20. Jane’s Information Group (2001) Foreign Report. September 6.

21. Japan Immigration Association (2003) Statistics on Immigration Control 2002.

Tokyo: Japan Immigration Association.

22. Japan Immigration Association. (2000) Statistics on Immigration Control 1999.

Tokyo: Japan Immigration Association.

23. Judicial System Department, Minister’s Secretariat, Ministry of Justice. (2003) Annual Report of Statistics on Legal Migrants, 2003. Tokyo:

Kokuritsu Insatsukyoku, Tokyo.

24. Judicial System Department, Minister’s Secretariat, Ministry of Justice (2002) Annual Report of Statistics on Legal Migrants, 2002. Tokyo:

Ministry of Justice.

25. Karlusov, Vyacheslav (2001) Chinese Presence in the Russian Far East: An Economist’s Perspective. Paper presented at the international seminar, «Human Flows across National Borders in Northeast Asia». Organized by the Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies, Monterey, California, November 2-3.

26. Kimu, Teyon (1999) Aidentiti-Poritikkusu o Koete. Zainichichosenjin no Esunishiti (Beyond identity politics: the ethnicity of Korean residents of Japan).

Kyoto: Sekaishisosha.

27. Lee, Shin-wha (2003) The Realities of South Korea’s Migration Policies. Paper presented at the conference on «Globalization, Migration, and Human Security:

Challenges in Northeast Asia». United Nations University, Tokyo, October 6.

28. Li, Xuejun; and Tkalev, A. (eds.) (2001) Ezhong guanxi: shiji zhijiao de qiusuo (Sino-Russian Relationship: A Search at the Turn of the Century). Beijing:

China’s Nationality Press.

29. Mervio, Mika (2003) Koreans in Japan: A Research Update. Paper presented at the international seminar on «Cross-border Human Flows in Northeast Asia: A Human Security Perspective». United Nations University, Tokyo, October 7.

30. Minakir, Pavel A.; and Freeze, Gregory (eds.) (1994) The Russian Far East: An Economic Handbook. Armonk, New York: M. E. Sharpe 31. Motrich, Ekaterina (2001) Reaction of the Population of the Russian Far East to the Presence of Chinese People. Paper presented at the international seminar, «Human Flows across National Borders in Northeast Asia». Organized by the Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies.

Monterey, California, November 2-3.

32. Nelles, Wayne (2001) Reconciling Human and National Security in Mongolia: A Canadian Perspective. Regional Security Issues and Mongolia, No. 10.

33. Papademetriou, Demetrios G. and Hamilton, Kimberly A. (2000) Reinventing Japan: Immigration’s Role in Shaping Japan’s Future. Washington, D.C.:

Carnegie Endowment for International Peace.

34. Rozman, Gilbert (2005) Introduction // In Charles Armstrong, Samuel Kim, and Gilbert Rozman, eds., Korea at the Center: The Growing Quest for Regionalism in Northeast Asia. Armonk: M.E. Sharpe.

35. Rozman, Gilbert (2001) Japan’s Images of China in the 1990s: Are They Ready for China’s «Smile Diplomacy» or Bush’s «Strong Diplomacy?» Japanese Journal of Political Science 2(1): 97-125.

36. Sakanaka, Hidenori (2001) Nihon no Gaikokujin Seisaku no Koso (A plan for Japanese policy toward foreigners). Tokyo: Nihon Kajo Shuppan.

37. Smith, Hazel (2003) North Koreans in China: Defining the Problems and Offering Some Solutions. Pp. 112-131 in Tsuneo Akaha, ed., Human Flows across National Borders in Northeast Asia, Seminar Proceedings, United Nations University, Tokyo, Japan, November 20-21, 2002. Monterey: Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies.

38. State Statistics Committee of the People's Republic of China, 1997.

39. Text: Resolution Urges China to Halt North Korean Repatriations.

40. United Nations (2002) International Migration Report 2002. New York: United Nations.

41. U.S. Committee for Refugees, “Country Report: North Korea,” reproduced on 42. Arsdol Van, Jr., Maurice D.; Lum, Stephen; Ettkin, Brian; and Guarin, Glenn.

(2003) Population Dynamics and Migration Patterns in Northeast Asia. Paper prepared for presentation at the international conference on «Globalization, Migration, and Human Security: Challenges in Northeast Asia». United Nations University, Tokyo, October 6.

43. Wishnick, Elizabeth (2003) Chinese Migrants to the Russian Far East: A Human Security Dilemma. Pp. 150-160 in Tsuneo Akaha, ed., Human Flows across National Borders in Northeast Asia, Seminar Proceedings, United Nations University, Tokyo, Japan, November 20-21, 2002. Monterey: Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies.

44. Wishnick, Elizabeth (2001) Migration Issues and Russia’s Economic Integration in Asia. Paper presented at the international seminar, «Human Flows across National Borders in Northeast Asia». Organized by the Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies, Monterey, California, November 2-3, 45. Zha, Daojiong (2002) Chinese Migrant Workers in Japan: Policies, Institutions, and Civil Society. Pp. 91-113 in Tsuneo Akaha, ed., Human Flows across National Borders in Northeast Asia,” Seminar Proceedings, Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies, Monterey, California, November 2-3, 2001. Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies, Monterey, California, January 20.

46. Zha, Daojiong ( 2003) Chinese Migrants in Niigata: A Research Update. Pp. 42in Tsuneo Akaha, ed., Human Flows across National Borders in Northeast Asia, Seminar Proceedings, United Nations University, Tokyo, Japan, November 20-21, 2002. Center for East Asian Studies, Monterey Institute of International Studies, Monterey, California.

47. Zheng, Yu. (2003) Sino-Russian Relations: The Issue of Chinese Emigration. Paper presented at the international seminar on «Cross-border Human Flows in Northeast Asia: A Human Security Perspective». United Nations University, Tokyo, October

НЕЛЕГАЛЬНАЯ ИММИГРАЦИЯ

В ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Одной из наиболее характерных современных тенденций развития международной миграции является неуклонный рост масштабов нелегальной иммиграции. Как было отмечено еще на 59-й сессии Международной организации труда (МОТ) в 1974 г., «несмотря на усилия, прилагаемые главными странами, использующими иностранную рабочую силу, число стихийных мигрантов остается весьма значительным, а если подойти к этому вопросу в плане всего мира, то эта миграция, скорее, является правилом, а не исключением».

Несмотря на активизацию миграционной политики и принятие специальных законов, направленных на борьбу с нелегальной иммиграцией, за прошедшие более 30 лет масштабы нелегальной иммиграции в мире не только не уменьшились, а наоборот, значительно возросли. Последнее во многом связано с тем, что строгий контроль за иммиграцией при увеличивающемся разрыве в экономическом развитии между странами и существующей потребности в дешевой рабочей силе повышают, с одной стороны, стимулы к нелегальному въезду для работников, а с другой стороны, к использованию нелегальной рабочей силы для работодателей.

В результате в странах с либеральной иммиграционной политикой, где остаются легальные возможности иммиграции (в том числе Австралия, Канада, США), нелегальная иммиграция является альтернативой для тех, кто не удовлетворяет критериям отбора, кто не готов к длительному ожиданию разрешения на въезд или для кого нелегальная иммиграция менее затратна; тогда как в странах с рестрикционной иммиграционной политикой, в которых возможности легального въезда или пребывания значительно ограничены (страны ЕС и др.), нелегальная иммиграция для большинства потенциальных мигрантов является практически единственным способом улучшить свое материальное положение. Все вышесказанное ведет к тому, что для многих стран нелегальная иммиграция стала характерным явлением современной действительности.

Оценить реальные масштабы нелегальной иммиграции практически невозможно. Различные косвенные методы позволяют дать лишь приблизительные оценки, которые могут значительно расходиться. Так, по оценкам экспертов ООН, ежегодно от 2 до 4,5 млн. человек пересекают межгосударственные границы нелегально, помимо этого ряды нелегальных иммигрантов пополняют лица, въехавшие в страну на законном основании, но затем оставшиеся в ней, нарушив условия пребывания. По разным оценкам, в настоящее время от 10 до 15% всех международных мигрантов (т.е. от 20 до 35 млн. человек) находятся в странах пребывания с нарушением закона, в том числе в США нелегальных иммигрантов насчитывается от 10 до 15 млн. чел., в странах Западной Европы от 5,6 до 8,4 млн. чел., в России от 3,5 до 5 млн. чел., в Японии от 300 тыс. до 1 млн.

чел., на Ближнем Востоке от 1 до 3 млн. чел., в Южной Америке от 1,5 до 6 млн. чел. Важно отметить, что нелегальная иммиграция затрагивает не только развитые страны. От нелегальной иммиграции не застраховано ни одно государство мира, уровень жизни в котором выше, чем у ближайших соседей. Так, например, крупнейший в мире «поставщик» нелегальных иммигрантов Мексика сама является страной въезда для примерно одного миллиона нелегальных иммигрантов из латиноамериканских стран, численность нелегальных иммигрантов в Аргентине насчитывает около тыс. человек (Migration in an interconnected world, 2005, p. 32–34; МОТ, 2004, С. 11–12; Papademetriou, 2005).

Необходимо отметить, что на протяжении длительного периода к мигрантам, в том числе и к нелегальным, население и общество проявляли терпимость. Однако, обострение социально-экономических проблем в странах, принимающих мигрантов, изменение геополитической ситуации в мире и другие факторы обусловили изменение отношения к мигрантам как государственных органов, так и общественного мнения. И особенно остро эти изменения коснулись нелегальных иммигрантов.

В последнюю треть XX века и в начале XXI века проблемы нелегальной иммиграции становятся не просто злободневными, но и прямо связываются с ухудшением условий жизни коренного населения, ростом преступности, международного терроризма и другими негативными явлениями. Это стало особенно заметным после трагедии 11 сентября 2001 г. в США, когда основной темой стала проблема национальной безопасности и противодействие международному терроризму. Не случайно в последние годы нелегальная иммиграция привлекает наибольшее внимание со стороны руководителей развитых стран, международных организаций (ООН, МОМ, Европейский Союз, Совет Европы и др.), различных политических деятелей и ученых.

Прежде чем рассмотреть современные тенденции и особенности нелегальной иммиграции, необходимо определиться с тем, кого вообще можно считать нелегальным иммигрантом.

Ответ на этот вопрос предлагают ведущие отечественные и зарубежные ученые, при этом в их статьях можно найти не только различное обозначение нелегальной иммиграции, но и разное понимание самой сути этого явления. Применительно к нелегальной иммиграции используются такие термины, как «недокументированная» (“undocumented”, “paperless”), «незаконная», «нелегальная» (“illegal”), «неразрешенная»

(“unauthorized”), «неурегулированная» (“with an irregular status”), «подпольная» (“clandestine”), «полулегальная» (“quasi-legal”) и др. При этом одни ученые рассматривают эти термины как синонимы, тогда как другие считают эти понятия принципиально разными (Ghosh,1998; Okolski, 2000;

Tapinos, 2000; Красинец, Кубишин, Тюрюканова, 2000; Воробьева, 2001;

Витковская, 2002; Ионцев, 2002; Migration in an interconnected world, 2005;

Papademetriou, 2005).

Марек Окольский на примере Польши выделяет десять типов нелегальной миграции и отдельно обращает внимание на так называемую неполную миграцию (incomplete migration), непосредственно связанную с транзитной миграцией, ставшей важной составной частью нелегальной миграции. В 1990-е годы транзит через страны Восточной Европы, Россию, Беларусь и др. с целью нелегального устройства в странах Западной Европы приобретает значительный размах. Вместе с тем подчеркнем, что использование транзитной визы для нелегального трудоустройства вовсе не означает, что все транзитники являются нелегалами, хотя этот канал все более и более ими активно используется, как и канал, связанный с туристической миграцией (туристическая виза все чаще используется для легального пересечения границы с целью последующего нелегального трудоустройства в государстве въезда). Во многом с этими каналами связано появление в 1990-е гг. таких противоправных видов деятельности, причисляемых к нелегальной миграции, как вывоз и продажа мигрантов (smuggling of migrants). Речь, прежде всего, идет о проституции и незаконном (а часто и насильственном) вовлечении в нее женщин, и незаконном провозе мигрантов (trafficking in migrants). Эти явления с г. привлекают особое внимание МОМ, ООН и других международных организаций и часто отождествляются экспертами этих организаций, хотя, по мнению отдельных ученых, на самом деле речь идет о разных понятиях1.

В России дискуссия о понятии «нелегальный мигрант» приобретает в 1990-е гг. не только научный, но и острый политический и общественный резонанс. Этот резонанс обусловлен появлением так называемого ближнего зарубежья и особым отношением к бывшим советским гражданам, сотни тысяч которых устремились в Россию после распада СССР, и статус части которых до сих пор не установлен, несмотря на то, что в России многие из них находятся уже более десяти лет.

Можно ли считать «нелегалами» всех бывших советских граждан, их детей и внуков, когда они въехали в Россию на постоянное жительство, легально работают и учатся, а часть даже получает пенсию? На наш взгляд, таковыми можно назвать только тех коренных граждан бывших союзных республик, ныне суверенных государств, которые въезжают в настоящее время в Россию с целью временного нелегального трудоустройства.

Согласно Конвенции № 143, принятой на конференции МОТ 1975 года, «к нелегальным миграциям относятся те, в которых мигранты находятся во время периода путешествия, по прибытии или в течение проживания или См. специальный выпуск журнала International Migration (Vol 38 (3), №1, 2000) посвященный анализу незаконного провоза мигрантов (“Perspectives on Trafficking of Migrants”).

работы в условиях, нарушающих действующие международные соглашения или национальные законы и другие нормативные акты. Таким образом, нелегальность может быть связана с различными аспектами: въездом, пребыванием в принимающей стране или же способом занятости (Tapinos, 2000, p. 14).

народонаселению и развитию (Каир, 1994 г.) указывается, что «незарегистрированные или нелегальные мигранты — это лица, которые не удовлетворяют установленным принимающей стороной требованиям в отношении въезда, пребывания или экономической деятельности»

(Программа действий …, 1994, С. 70).

«За справедливый подход к трудящимся-мигрантам в глобальной экономике» указывается: «Людей, которые въезжают в страну или работают в стране без соответствующего разрешения властей, именуют по-разному:

незаконными, подпольными, нелегальными мигрантами или лицами с неурегулированным статусом. В свое время «нелегальные мигранты»

составляли отдельную остаточную категорию, однако, слово «нелегальный»

имеет нормативный подтекст и подразумевает их преступный характер.

Поэтому на Международной конференции по народонаселению и развитию в 1994 году было предложено использовать термин «лица без документов».

Его, однако, нельзя считать полным, поскольку он не охватывает мигрантов, въезжающих в принимающую страну на законном основании с туристическими документами, которые затем нарушают условия въезда и устраиваются на работу. Мигранты, пересекающие границы с помощью специальных проводников, могут иметь поддельные документы, в связи с чем на Международном симпозиуме по миграции в Бангкоке, который состоялся в апреле 1999 года, было рекомендовано использовать термин «лица с неурегулированным статусом». Неурегулированное положение в области миграции может быть связано с различными моментами, такими как отъезд, транзит, въезд и возвращение, причем нарушения законности могут совершаться как в отношении мигрантов, так и самими мигрантами»

(МОТ, 2004, С. 11).

В Миграционном словаре, подготовленном Международной организацией по миграции, приводится следующее определение:

«нелегальная миграция — перемещения, которые имеют место вне рамок законов стран выбытия, транзита или прибытия мигрантов. Четкое и универсальное определение нелегальной миграции отсутствует. С точки зрения принимающей страны, к ней относят перемещения, связанные с нелегальным въездом, пребыванием или работой в стране, подразумевая, что мигрант не имеет необходимых в соответствии с миграционным законодательством документов для законного въезда, проживания или работы в данной стране. С точки зрения страны эмиграции, нелегальность проявляется, например, в том случае, когда индивид пересекает международную границу без действительного паспорта или выездного документа или же не выполняет административные требования, необходимые для выезда из страны. Вместе с тем существует тенденция ограничивать использование термина «нелегальная миграция» случаями контрабанды (smuggling of migrants) и незаконного провоза мигрантов (trafficking in migrants)» (Glossary on Migration, 2004, p. 34–35).

В отчете Глобальной комиссии по международной миграции (Global Commission on International Migration) отмечается, что «термин нелегальная миграция обычно используется для характеристики различных форм перемещений индивидов, связанных c нарушением правил въезда или пребывания страны, гражданами которой они не являются. Она включает в себя индивидов, которые въезжают или находятся в стране без разрешения, которые были перевезены через государственные границы контрабандно или незаконно;

лиц, ищущих убежища, которым было отказано в предоставлении убежища и которые скрылись от депортации; лица, которые въехали по поддельным документам или получили вид на жительство с помощью фиктивного брака.

Все эти различные формы нелегальной миграции часто объединяются под альтернативными заголовками «неразрешенная», «недокументированная», «незаконная» и др. Комиссия осведомлена о спорах, окружающих сравнимость этих терминов, и согласна с утверждением, что к человеку неприменимо определение «незаконный» или «нелегальный». В связи с этим в рамках настоящего доклада используется термин «мигранты с неурегулированным статусом» (“migrants with irregular status”» (Migration in an interconnected world, 2005, p. 32).

Обобщая вышесказанное, нелегальная (незаконная) миграция представляет собой территориальные (пространственные) перемещения людей через административные границы, сопровождаемые нарушением правил выезда страны выбытия, правил въезда и / или пребывания в стране прибытия или же правил транзита через третью страну.

Нелегальная миграция может иметь место и в рамках одной страны, если в ней действует запрет на несанкционируемые властями внутренние перемещения (например, в России во время крепостного права, в современном Китае и др.).

Нелегальные мигранты — это мигранты, нарушившие правила въезда, выезда, пребывания или транзитного проезда через территорию данного государства.

Нелегальная миграция разделяется на два основных вида — нелегальная эмиграция и нелегальная иммиграция. Помимо этого в последние годы особую роль приобретают нелегальные формы транзитной миграции, связанные, прежде всего, с контрабандой мигрантов (smuggling of migrants) и торговлей людьми (trafficking in migrants).

Обратим внимание на отличие между двумя основными видами нелегальной миграции.

Нелегальная эмиграция, как правило, имеет безвозвратный характер и зачастую при успешном въезде в другую страну принимает форму вынужденной миграции, поскольку нелегальные эмигранты чаще всего обращаются с просьбой о предоставлении им статуса беженцев. В случае отказа в предоставлении данного статуса многие из этой группы мигрантов обычно переходят в группу нелегальных иммигрантов, а иногда могут быть депортированы обратно в свои страны, что может грозить им (как, скажем, в случае с Китаем) даже смертной казнью.

Нелегальная иммиграция имеет, как правило, возвратный характер и связана, прежде всего, с нелегальным трудоустройством2. В этом случае пересекать государственную границу страны назначения мигранты могут и легально (в качестве туристов, бизнес–мигрантов, по приглашениям родственников, друзей и т.п.), и нелегально (используя слабо контролируемые пограничные участки), и незаконно (при помощи поддельных документов, зачастую используя транзитные визы), но во всех случаях с последующим нелегальным (неформальным) трудоустройством.

Нелегальная занятость мигрантов рассматривается как их трудовая деятельность, юридически не оформленная в соответствии с действующими в стране прибытия правилами использования труда иностранных работников. Таким образом, принципиальными характеристиками нелегальной иммиграции являются: 1) нелегальное трудоустройство — это главная цель подавляющего числа нелегальных иммигрантов, независимо от того, как осуществляется сам факт пересечения границы; 2) временность трудоустройства — большинство нелегальных мигрантов стремится возвратиться к себе на родину.

Можно выделить три основные формы нелегальной иммиграции (подробнее, см., Okolski, 2000; Tapinos, 2000; Papademetriou, 2005, схема 1):

1. нелегальный въезд, являющийся основной формой нелегальной иммиграции (например, в США к этой группе относится, по оценкам, около 66% всех нелегальных иммигрантов). К этой форме относятся перемещения, сказанные с нелегальным пересечением государственной границы страны назначения, т.е. минуя пункты пропуска на границах.

Большая часть данных перемещений происходит через сухопутные границы (например, из Мексики в США, в основном, в районе реки РиоГранде; из Польши в Германию через Одер и Нейсе; из Афганистана в Таджикистан через горные перевалы, а затем в Россию); в ряде случае нарушаются также морские границы (например, из Кубы в США, из стран Африки на Канарские острова, Испанию и Италию). При этом на границах принимающих стран сложились многочисленные налаженные каналы незаконной переправки мигрантов.

Среди нелегальных иммигрантов можно встретить и лиц, ищущих убежище, и террористов, и других злоумышленников, вместе с тем, по своей сути, нелегальная иммиграция имеет ярко выраженный трудовой характер.

Необходимо проводить различие между самостоятельным и осуществленным с чьей-либо помощью нелегальным перемещением людей через государственную границу. В первом случае нелегальный иммигрант планирует и осуществляет переход самостоятельно, тогда как во втором случае нелегальный въезд организуется другими индивидами или организациями. В настоящее время все возрастающие масштабы принимает именно организованная форма нелегальных перемещений. Так, по оценкам экспертов МОТ, почти половина мигрантов, которые тайком проникают на территорию других стран, получают такую возможность в результате их незаконного ввоза или тогда, когда они становятся объектами торговли людьми. При этом контрабанда и нелегальный ввоз людей все в большей степени берется под контроль крупными транснациональными преступными синдикатами. Только в США, по данным бывшей Службы натурализации и иммиграции, в этом «бизнесе» в конце 1990-х годов было задействовано около 10 тысяч человек. По данным Европола, доход мафиозных синдикатов от нелегальной иммиграции сопоставим с доходами от наркобизнеса.

Обратим внимание на принципиальные различия между двумя формами организованной формы нелегальных перемещений:

контрабандой людей, или незаконным провозом мигрантов (smuggling of migrants), и торговлей людьми (trafficking in migrants). В соответствии с положениями Протокола против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху, дополняющего Конвенцию ООН 2000 года против транснациональной организованной преступности, контрабанда (незаконный ввоз мигрантов) означает «обеспечение с целью получения, прямо или косвенно, какой-либо финансовой или иной материальной выгоды, незаконного въезда в какое-либо государство любого лица, которое не является его гражданином или не проживает постоянно на его территории»; торговля людьми означает «вербовку, перевозку, передачу, укрывательство или получение людей с помощью незаконных методов, таких как угроза силой, похищение, мошенничество или принуждение, в незаконных целях, таких как принудительный труд, подневольное состояние, рабство или сексуальная эксплуатация» (МОТ, 2004, С. 12– 13). Таким образом, в первом случае речь идет о добровольной форме перемещений (стороны, обеспечивающие незаконный ввоз, оказывают услуги своим клиентам, выступая в качестве «агентов бюро путешествий», действующих вне правовых рамок), тогда как во втором — о принудительном перемещении и торговле «живым товаром».

Согласно международным правилам, мигранты, ставшие жертвами торговли людьми, не должны подлежать уголовному преследованию.

2. незаконный въезд. К этой форме относятся мигранты, которые прибывают в страну назначения легально, однако используют для въезда поддельные документы (поддельные или чужие удостоверения личности, поддельные или измененные визы, фиктивные приглашения и др.) или документы, полученные путем предоставления неверных данных, коррупции, принуждения или каким-либо иным незаконным способом. В эту форму также включаются поддельные удостоверения беженцев или фиктивные документы, необходимые для подачи заявления о предоставлении убежища.

Как отмечает зам. госсекретаря США Дж. Майерс, «миллионы нелегальных иностранцев используют полученные мошенническим путем или поддельные документы для незаконного трудоустройства в США. В то же время некоторые из этих фиктивных документов помогли многочисленным преступникам скрыться от правоохранительных органов, и существует явная угроза, исходящая от террористов, которые внедряются в наше общество и избегают обнаружения». При этом высокая прибыль от этих преступлений соблазняет профессионалов, таких как адвокаты, руководители компаний, консультанты по вопросам иммиграции и нотариусы. Исследования показывают, что при выдаче виз в США некоторых категорий процент мошенничества достигает 33%.

Только в 2005 году в США 36% всех депортированных (более 75,5 тысяч человек) составили иммигранты, выдворенные в связи с выявлением поддельных разрешений на проживание или работу (см., подробнее, Wasem, 2007, p. 2).

Сложность предотвращения данной формы нелегальной иммиграции заключается, прежде всего, в сложности оперативного распознавания и проверки подлинности документов, не создавая значительных заторов в прохождении пограничного контроля. К способам борьбы с этой формой относятся: сбор дополнительных биометрических сведений об иностранцах (отпечатки пальцев и т.п.) в консульских отделах за рубежом;

введение новых более защищенных удостоверений личности и виз;

обязанность работодателей проверять законность пребывания и наличие разрешение на работу у мигранта (см., подробнее, Wasem, 2007, p. 10–12).

3. легальный въезд и нарушение условий пребывания. Эта форма включает мигрантов, которые въезжают в страну на законных основаниях (например, по туристическим визам или частным приглашениям), однако, затем нарушают условия пребывания в ней. Последнее может быть связано как с несоблюдением правил пребывания во время их законного пребывания в стране (например, незаконное трудоустройство студентов или туристов, а также смена места работы трудовыми мигрантами вопреки условиям заключенного контракта), так и с нарушением сроков пребывания, определяемых визой или другими документами (в т.ч.

иностранные студенты, не пожелавшие после завершения учебы вернуться на родину; транзитные мигранты с просроченными визами; мигранты, работающие по межгосударственным соглашениям и контрактам, срок действия которых уже истек). Так, например, в 2001 году в Республике Корее насчитывалось около 255 тысяч человек, остававшихся в стране после истечения допустимого срока пребывания, а в Японии — 224 тысяч человек (МОТ, 2004, С. 12).

пребывания пребывания Схема 1. Структура нелегальной иммиграции Экономико-политические аспекты нелегальной иммиграции Рост нелегальной иммиграции объясняется различными факторами, среди которых главенствующее место занимают экономические.

Не случайно среди нелегальных иммигрантов преобладают те, кто стремится за границей найти или работу как таковую, или значительно более высокие заработки, чем у себя на родине.

Рассматривая экономические факторы, следует проанализировать выгоды от нелегальной иммиграции четырех основных участников процесса:

– собственно самого мигранта, решившего избрать нелегальный способ перемещения и трудоустройства;

– работодателя, идущего на найм нелегальной рабочей силы;

– государства, отправляющего мигрантов;

– государства, принимающего мигрантов, призванного противостоять нелегальной иммиграции.

С точки зрения нелегального иммигранта, причины проникновения и нелегального трудоустройства на иностранном рынке труда связаны, прежде всего, со следующими факторами:

– большие возможности занятости и уровень оплаты труда в принимающей стране по сравнению со страной эмиграции;

– невозможность получить официальное разрешение на въезд или работу в желаемой стране назначения;

– возможность не тратить время, силы и денежные средства на регистрацию и получение официального разрешения на работу;

– возможность получать необлагаемый налогами доход.

Стремлению мигрантов не быть официально зарегистрированными часто способствует преимущественно сезонный характер их занятости в неформальном секторе (строительство, сельское хозяйство и др.).

С точки зрения работодателя, привлекательность использования нелегальных иммигрантов обусловливается следующими причинами:

– возможностью существенной экономии на фонде заработной платы и социальных отчислениях;

– бесправным положением нелегального работника, что «развязывает руки»

работодателю, который диктует свои условия найма, заработную плату, график работы и т.д.;

– необходимостью заполнения рабочих мест, непривлекательных для местного населения, опасных для жизни или вредных для здоровья;

– диспропорцией предложения и спроса на труд на региональных и отраслевых рынках;

– необходимостью более гибкого использования рабочей силы;

– негибкой системой разрешительной регистрации и лицензирования иностранных работников.

Таким образом, трудящиеся-мигранты, работающие нелегально, представляют для предпринимателей самую дешевую и бесправную рабочую силу, что является значительным стимулом к найму таких рабочих, несмотря на существующие и постоянно усиливающиеся штрафы и санкции (вплоть до тюремного заключения) в отношении работодателей, практикующих нелегальный найм иностранцев. Об этом, например, прямо говорится в одном из докладов Совета по проблемам народонаселения США, где подчеркивается, что «предприниматели получают большие выгоды от использования нелегальных иммигрантов, которые работают и живут в ужасных условиях, а получают за свой труд по самым низким расценкам».

Последнее во многом объясняет то, почему в США корпоративный бизнес активно добивается иммиграционных послаблений, вплоть до полного открытия границ. Так, правительству США было известно, что до 80% работников, убиравших урожай лука в штате Джорджия, являлись нелегальными иммигрантами. Служба иммиграции и натурализации (СИН) пыталась выполнить свой долг, однако этому воспрепятствовали законодательные органы штата, заставившие СИН отступить. Работодатели в сельском хозяйстве, строительстве и низкооплачиваемом секторе услуг попрежнему утверждают, что у них должна быть возможность нанимать на работу иностранцев, даже если они находятся на нелегальном положении (Бьюкенен, 2004; Иммиграционная политика, 2002, С. 203). По оценкам экспертов, на правительства развитых государств все возрастающее давление будут оказывать предприниматели, нуждающиеся в притоке новых рабочих рук ради сохранения конкурентоспособных позиций этих стран на мировых рынках; в противном случае в условиях все большей глобализации развитым странам с их стареющим населением и малочисленной молодежью будет трудно соперничать с развивающимися странами на мировом рынке.

Нелегальные иммигранты приносят выгоду и принимающему государству в целом, поскольку представляют собой «чистых налогоплательщиков» (Линдерт, 1992), выплачивающих в большинстве случаев различные налоги (не столько прямые, сколько косвенные), но очень редко получающих какие-либо социальные пособия и льготы. Так, исследования, проведенные в США, показали, что «в общем и целом нелегальные иммигранты не являются бременем для казны» и положительно влияют на экономику принимающих стран (Tapinos, 2000, p. 30).