«СТРУКТУРА И ТИПЫ РОДИТЕЛЬСКО-ДЕТСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ПРОЦЕССЕ СЕМЕЙНОЙ СЕПАРАЦИИ ...»

Министерство образования и наук

и Российской Федерации

(Минобрнауки)

Федеральное государственное бюджетного образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Государственный университет управления»

На правах рукописи

Сытько Тамара Ивановна

СТРУКТУРА И ТИПЫ РОДИТЕЛЬСКО-ДЕТСКИХ ОТНОШЕНИЙ

В ПРОЦЕССЕ СЕМЕЙНОЙ СЕПАРАЦИИ

Специальность 19.00.05 – социальная психология Диссертация на соискание ученой степени кандидата наук

Научный руководитель:

доктор психологических наук, профессор Агапов В.С.

Москва - Оглавление Введение…………………………………………………………………….. Глава 1 Теоретические предпосылки исследования структуры и типов родительско - детских отношений в процессе семейной сепарации…………………………………………………………………….

1.1 Современные подходы исследования и общая характеристика родительско -детских отношений в процессе семейной сепарации …..

1.2 Сущностные признаки и структура родительско - детских отношений в процессе семейной сепарации ………

1.3 Социально – психологические особенности семейной сепарации и типы родительско -детских отношений ………………………………….

Выводы 1 главы……………………………………………………………. Глава 2 Эмпирическое исследование структуры и типов родительско -детских отношений в процессе семейной сепарации…

2.1 Программа и методики эмпирического исследования структуры и типов родительско -детских отношений………………………………….

2.2 Анализ результатов эмпирического исследования структуры и типов родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации 2.3 Социально -психологическое сопровождение родителей совершеннолетних детей в процессе семейной сепарации ……………… Выводы 2 главы…………………………………………………………..... Заключение ………………………………………………………………… Список использованных источников и литературы…………………. Приложение А Корреляционная матрица взаимосвязей эмоционального и когнитивного компонентов социально-психологической структуры родительско -детских отношений………..

Приложение Б Корреляционная матрица взаимосвязей когнитивного и поведенческого компонентов социально-психологической структуры родительско -детских отношений…………………………………………. Приложение В Корреляционная матрица взаимосвязей эмоционального и поведенческого компонентов социально-психологической структуры родительско -детских отношений…………………………………………..

Приложение Г Корреляционная матрица взаимосвязей в когнитивном компоненте социально-психологической структуры родительско- детских отношений………………………………………………………… Приложение Д Корреляционная матрица взаимосвязей в эмоциональном компоненте социально-психологической структуры родительско -детских отношений………………………………………….

Приложение Е Корреляционная матрица взаимосвязей в поведенческом компоненте социально-психологической структуры родительско -детских отношений………………………………………… Приложение Ж Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 1 и 2 типа……………………………………………………… Приложение И Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 1 и 3 типа……………………………………………………… Приложение К Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 1 и 4 типа……………………………………………………………… Приложение Л Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 2 и 3 типа……………………………………………………………….

Приложение М Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 2 и 4 типа……………………………………………………………… Приложение Н Сравнительный анализ показателей социальнопсихологической структуры родительско-детских отношений в группах 3 и 4 типа……………………………………………………………… Актуальность темы исследования социально-психологической структуры и типов родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации обусловлена трансформацией института семьи. Практика семейного консультирования показывает, что отцов, матерей и их детей волнуют взаимоотношения друг с другом даже при раздельном проживании.

Осознанно выстроить продуктивные отношения с взрослыми детьми удается не каждому родителю по ряду социально-психологических причин.

Родительско-детские отношения подробно изучены только до подросткового и юношеского возраста детей, семейный кризис «вырывания корней» описан недостаточно, а по вопросу родительско-детских отношений с взрослым ребенком эмпирических исследований практически не встречается. Без отчетливого понимания закономерностей протекания сепарационного взаимоотношениях, а также преодолеть уже возникшие семейные конфликты.

Перестройка отношений между родителями и детьми – сложный процесс для обеих сторон. Смещение возрастных рамок, увеличение срока жизни приводит к тому, что зависимость детей от родителей удлиняется, а в некоторых случаях не прекращается никогда. Как свидетельствуют труды ряда зарубежных и отечественных исследователей, инфантилизм становится характерной чертой социально-психологического портрета подрастающего поколения.

Процесс перестройки родительско-детских отношений затруднен тем, что у индивидов, находящихся в длительном контакте друг с другом, взаимные ориентации в значительной степени кристаллизованы, требуются большие усилия для нового статусно-ролевого самоопределения, и потому активность личности не должна ограничиваться направленностью на «значимого другого», ее интенциональным объектом является также собственное «Я».

Необходимость исследования социально-психологической структуры и типов родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации обусловлена противоречиями между:

социальными и индивидуальными ориентирами относительно роли родителей совершеннолетних детей: социальные стереотипы разнообразны – одни акцентируют ценность индивидуальности и отдельности взрослого человека, а другие – ценность коллективизма и чувства родовой общности;

индивидуальные ориентиры расплывчаты;

представлением об идеальном воплощении родительской роли совершеннолетнего ребенка и реальным отношением к нему;

отцовским и материнским отношением к взрослому ребенку;

необходимостью социально-психологической помощи семьям и недостаточностью научных разработок, обеспечивающих сопровождение сепарационного процесса.

Выявленные противоречия, а также запросы практики семейного консультирования по коррекции родительско-детских отношений указывают на необходимость системного анализа изучаемого явления.

Состояние научной разработанности проблемы исследования.

Научный интерес к феномену сепарации и преемственности поколений находил свое отражение в философских трудах (Бахтин М., Гуссерль Э., Левинас Э., Кьркегор С., Сартр Ж-П., Хайдеггер М.), к амбивалентности родительского отношения и ритуала инициации – в трудах демографов и культурологов (Антонов А.И., Артемова О.Ю., Э. Бадинтер Э., Борисов В.А., Вишневский А.Г., Дарский Л.Е., Коннер М., Кристэлл Ф., Пенксон Т., Уэст М.), к нарушению количественных пропорций между средним и старшим поколениями – в трудах социологов (Захаров С.В., Захарова О.Д., Елизаров В.В., Иванов Е.И.), к пересмотру феномена импринтинга и уточнения понятия «родительский инстинкт» – в трудах социобиологов (Лоренц К., Нэш Э., Стернглэнц С., Триверс Р.). В социальной психологии семья рассматривается как малая группа со сложной системой отношений между ее членами (Андреева Г.М., Андриенко Е.В., Гайдукова Е.А., Коломинский А.Я., Кричевский А.Д., Попова Л.В., Рзаева Э.Н.), изучаются развитие межличностных отношений (Куницына В.Н., Плугина М.И., Филиппов А.В.), социально-психологические механизмы, влияющие на поведение индивида (Воронин В.Н., Довжик Г.В., Ионцева М.В., Крысько В.Г, Тышковский А.В., Филиппов А.В., Шенцева Н.Н), факторы, способствующие сохранению эмоциональных отношений (Антоненко И.В., Гозман Л.Я., Секач М.Ф.).

Феномен сепарации в детском и подростковом возрасте описан в психоаналитических работах (Кляйн М., Фрейд А., Фрейд З.), трудах эгопсихологов (Малер М., Марсиа Дж., Эриксон Э.), представителей теории привязанности (Боулби Дж., Эйнсворд М), аналитической психологии (Юнг К.Г.). В научной литературе с достаточной полнотой освещены сущностные признаки родительства и родительско-детских отношений в период их становления и реализации (Филиппова Г.Г., Хамитова И.Ю.), исследована структура детско-родительских отношений (Быкова М.В., Варга А.Я., Земска М., Минияров В.М., Столин В.В.), представлены типы детско-родительских отношений (Броди С., Варга А.Я., Гарбузов В.И., Земска М., Минияров В.М., Петровский А.В., Эйдемиллер Э.Г.).

Несмотря на то, что в литературе встречаются работы, посвященные исследованию родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, следует отметить дефицит научного понимания социальнопсихологической природы этого явления.

Проблема исследования заключается в недостаточной изученности социально- психологической структуры и типов родительско-детских содержательный, структурный, функциональный, критериальный и типологический анализ родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации в научных работах не представлен. В частности, отсутствует определение, не сформировано целостное представление о процессе семейной сепарации, его социально-психологических механизмах, не определены этапы. Родительско-детские отношения в процессе семейной сепарации не описаны в интеграции теоретического, методологического, эмпирического и практического уровней системного анализа.

Цель исследования – теоретически обосновать и эмпирически выявить социально-психологическую структуру и типы родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации.

Объект исследования – проявление родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации.

Предмет исследования – социально-психологическая структура и типы родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации.

Гипотезы исследования заключаются в предположениях о том, что:

целостное представление о сущностных признаках, социальнопсихологической структуре, функциях, критериях и типах родительскодетских отношений в связи с сепарационными преобразованиями в семье может быть научно обосновано на основе разработанной теоретической модели и ее эмпирической проверке;

родительско-детские отношения как системное, многокомпонентное социально - психологическое явление раскрывается в результате синтеза важнейших научных идей и интеграции категориального, содержательного, структурного, функционального, критериального и типологического анализа его особенностей на методологическом, теоретическом, эмпирическом и практическом уровнях;

системное изучение родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации как сложной социально-психологической структуры позволяет определить когнитивный, эмоциональный, поведенческий компоненты, содержание которых имеет качественные характеристики и взаимную согласованность;

реализация системного подхода к феномену семейной сепарации предполагает на основе теоретически обоснованной системы критериев и показателей выявление качественной специфики внутрикомпонентных и межкомпонентных связей в социально-психологической структуре родительско-детских отношений и эмпирическое описание типологии;

структура и типы родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации определяют выбор методов и форм социальнопсихологической работы с родителями, переживающими сепарационный кризис.

Задачи исследования:

1. Проанализировать состояние проблемы исследования родительскодетских отношений в процессе семейной сепарации в современной науке.

2. Уточнить сущностные признаки и структурно-содержательные характеристики родительско -детских отношений в процессе семейной сепарации.

3. Рассмотреть социально-психологические особенности и разработать теоретическую модель процесса семейной сепарации с выделением типов родительско-детских отношений.

4. Осуществить сравнительный анализ результатов эмпирического исследования социально-психологической структуры и типов родительскодетских отношений в процессе семейной сепарации.

5. Определить основные методы и формы социально психологического сопровождения родителей совершеннолетних детей в процессе семейной сепарации.

Методология исследования: работа основывается на общих научных принципах: системности ( Абульханова К.А., Ганзен В.А., Кузьмин Е.П., Ломов Б.Ф.), развития и детерминизма (Выготский Л.С., Леонтьев А.Н., Ломов Б.Ф., Рубинштейн С.Л.), единства сознания, личности и деятельности (Леонтьев А.Н., Рубинштейн С.Л.), междисциплинарности изучения личности (Агапов В.С., Ананьев Б.Г.); положениях теории отношений (Лазурский А.Ф., Мясищев В.Н.), теории отраженной субъектности (Петровский В.А.); фундаментальных моделях анализа семейных взаимоотношений (Варга В.Я., Минухин С., Овчарова Р.Г., Сатир В., Спиваковская А.С., Шнейдер Л.Б.).

Теоретическую основу исследования составили:

Социально-психологические концепции, раскрывающие структуру и типы межличностных отношений (Абрамова Г.С., Андреева Г.М., Андриенко Е.В., Бардиер Г.Л., Духновкий С.В., Зобков В.А., Коломинский Я.Л., Кроник А.А и Кроник Е.А., Кузьмин Е.С., Куликов Л.В., Куницина В.Н., Лабунская В.А., Лири Т., Марьяненко А.П., Мид Дж., Обозов Н.Н., Петровский А.В., Червинская К.Р., Шибутани Т.).

Исследования, выявляющие социально-психологические особенности, структуру и типы детско-родительских отношений (Белогорай К.Н, Буянов Н.И., Быкова М.В., Варга А.Я., Захаров А.И., Земска М., Ермихина М.О., Карабанова О.А., Лидерс А.Г., Марковская И.М., Минояров В.М., Овчарова Р.В., Петровский А.В., Полевая М.В., Попова Л.В., Семенова-Полях Г.Г., Смирнова Е.О., Спиваковская А.С., Столин В.В., Фромм Э., Эйдемиллер Э.Г., Юстицкий В., Якимова Т.В.).

Научные положения, раскрывающие закономерности процессов социальной адаптации, сепарации и индивидуации личности (Блос П., Боулби Дж., Бурмистрова-Савенкова А.В, Леонтьев Д.А., Малер М., НартоваБочавер С.К., Реан А.А., Сергиенко Е.А., Холлис К.).

Методы исследования. Для реализации поставленных задач и проверки выдвинутых гипотез использовался комплекс методов, отражающих единство теоретического и эмпирического уровней познания:

методы теоретического анализа и обобщения научной литературы по проблеме исследования, наблюдение, а также конкретные методики:

методика «Представление об идеальном родителе» (Овчарова Р.Г.); тестопросник родительского отношения (Варга А.Я. и Столин В.В.); методика «Опросник детско-родительского эмоционального взаимодействия»

(Захарова А.И.); методика диагностики стилей интерперсональных отношений (Лири Т.); методика «Субъективная оценка межличностных отношений» (Духновский С.В.); анкета «Причины неудовлетворенности отношениями» (Духновский С.В.); шкала оценки степени удовлетворенности межличностным взаимодействием (Духновский С.В.).

Применялись методы математико-статистической обработки: анализ первичных статистик, сравнительный анализ (U-критерий Манна – Уитни), корреляционный анализ (r-критерий Пирсона), факторный анализ.

Использовался пакет программ MS Excel, SPSS 14.0.

Эмпирическая база исследования. В исследовании приняли участие 197 человек (99 женщин и 98 мужчин), средний возраст 42 года, с высшим образованием, имеющих единственных сыновей или дочерей в возрасте от года до 30 лет, выросших в полных семьях (г.Санкт-Петербург).

Дополнительно по анкете «Причины неудовлетворенности отношениями»

(Духновский С.В.) обследовано 150 человек в возрасте от 21 года до 25 лет (г.Санкт-Петербург).

Исследование проводилось поэтапно. На первом этапе (2008–2009гг.) на основе изучения научной литературы анализировалась степень разработанности проблемы исследования. Были определены объект, предмет, формулировались задачи, разработана программа и выбраны методы исследования. На втором этапе (2009–2011 гг.) проведено эмпирическое исследование социально-психологической структуры родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, измерены ведущие компоненты проводились статистическая обработка данных. На третьем этапе (2011– 2014 гг.) осуществлялся сравнительный анализ и интерпретация результатов исследования, определены и апробированы основные методы социальнопсихологической работы с группами отцов и матерей, формулировались выводы, проведено оформление диссертационной работы.

Наиболее существенные результаты исследования, полученные соискателем, и их научная новизна заключаются в следующем:

– систематизированы и интегрированы научные идеи о процессе семейной сепарации, сложившиеся в философии, культурологии, социологии, этологии, социальной и семейной психологии, позволившие уточнить сущностные признаки изучаемого социально-психологического явления;

– реализован системный подход к решению научной проблемы с использованием категориального, структурного, функционального, критериального и типологического анализа в связи с сепарационными преобразованиями в семье;

– разработана социально-психологическая структура родительскодетских отношений в процессе семейной сепарации, расширяющая научные представления о ее компонентах и элементах;

– установлена система критериев и показателей родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, характеризующая идеальное и реальное отношение родителя к взрослому ребенку, отношение ребенка к родителю, взаимодействие родителя и ребенка друг с другом, обеспечивающая выявление качественной специфики внутрикомпонентных и межкомпонентных связей в социально-психологической структуре изучаемого явления;

– осуществлен сравнительный анализ социально – психологической структуры родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации в выборках, дифференцированных по полу;

– определены основные социально-психологические методы и формы структуры и типологии родительско-детских отношений.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что:

-представлена классификация подходов отечественных и зарубежных ученых к пониманию родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, в результате чего раскрыты философско-психологические, культурологические, социологические, этологические, социальнопсихологические аспекты изучаемых отношений;

-расширен и уточнен категориальный аппарат социальной психологии.

Определено, что в контексте единого проблемного поля исследования «дифференциация», «индивидуализация», «отделение», «эмансипация», преобразование», «ролевой конфликт». Выявлены социальнопсихологические особенности семейной сепарации и уточнено научное понимание ее проявлений.

-разработана теоретическая модель процесса семейной сепарации как сложного системного социально-психологического явления включающая динамический, результативный, ресурсный, типологический аспекты ее рассмотрения. Обоснована социально-психологическая структура родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации с ее функциями и устойчивыми связями между компонентами.

-использован качественных особенностей корреляционных связей в социальнопсихологической структуре родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации.

-представлен факторный анализ социально-психологической структуры и типологии родительско-детских отношений с выявленными качественными особенностями корреляционных плеяд.

Таким образом, разработанная в диссертации совокупность теоретических положений и выводов содержит решение новой научной и социально значимой проблемы. Впервые осуществлено системное изучение родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации как сложного многокомпонентного социально-психологического явления, что вносит значительный вклад в социальную психологию, психологию семьи и семейное консультирование.

Практическая значимость исследования состоит в том, что:

– обоснована необходимость сознательной трансформации родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, а также изменение статуса и содержания родительской роли взрослого ребенка;

– эмпирически выявленная социально-психологическая структура родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации и типология имеют широкий спектр применения в практике индивидуального семейного консультирования и групповой работы с родителями;

– апробированный комплекс методик, используемый для диагностики социально-психологической структуры и типов родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации, позволяет измерять их основные параметры, что найдет применение в реальной практике семейного консультирования;

– сформулированные теоретические положения и эмпирические результаты системного изучения родительско -детских отношений в процессе семейной сепарации могут быть включены в учебные курсы социальной психологии и психологии семьи;

– установлены основные формы и методы социально психологического сопровождения родителей, испытывающих трудности во взаимоотношениях с совершеннолетними детьми;

– результаты исследования внедрены в реальную практику семейного консультирования, а также профессиональной подготовки, переподготовки и повышения квалификации практических психологов.

Объективность и достоверность основных теоретических положений, результатов и выводов исследования социально-психологической структуры и типов родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации обеспечивались посредством реализации методологических принципов и подходов, соблюдения нормативов теоретического и эмпирического исследований, репрезентативности выборки, многократной проверки и статистической обработки эмпирических данных с последующей интерпретацией, внедрения научно-методических рекомендаций в практическую работу центров психологического консультирования населения.

Положения, выносимые на защиту 1. Системное изучение родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации осуществлено на основе интеграции теоретического психологической сущности, структуре, функциям и критериям типизации изучаемого явления; выявление теоретических проблем исследования;

обобщение важнейших философско-психологических, социальнопсихологических, социологических и педагогических идей в процессе теоретического моделирования); методологического (междисциплинарный синтез методологических принципов, позиций, требований и способов к построению оснований типологии; выделение методологических проблем организации системного изучения; учет многомерности, целостности, структурности и иерархичности в разработке теоретической модели;

выявление типообразующих параметров); эмпирического (сравнительный анализ и описание устойчивых корреляций между эмпирическими показателями социально- психологической структуры родительско-детских отношений) и практического (систематизация опыта практического преодоления семейных кризисов, разработка социально-психологических методов и использование различных форм работы по предупреждению межличностных конфликтов) уровней ее анализа.

2. Сущностные признаки родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации как сложного межличностного процесса раскрываются через следующие аспекты: категориальный (отражает сущность понятия семейной сепарации); структурный (рассматривает отношения: к сепарации, к родительской роли, к ребенку), функциональный (определяет участие родителей и детей в жизни друг друга); динамический (выявляет этапы, типологический (выражает логику типизации межличностных отношений), личностные характеристики), результативный (оценивает факт сепарации в онтологической, внутриличностной и межличностной сферах).

отношений в процессе семейной сепарации как динамическая, относительно устойчивая, переживаемая, целостная, иерархическая система складывается из когнитивного, эмоционального и поведенческого компонентов, каждый из которых включает элементы: родительская роль, ответственность, установки, корреляционных межкомпонентных и внутрикомпонентных связей.

4. В результате сравнительного, корреляционного и факторного внутрикомпонентных связей в социально-психологической структуре родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации выявлено:

–ориентиром построения отношений с взрослым ребенком для родителей является идеальный образ, для которого характерны отказ от родительского контроля и согласованность всех компонентов отношений:

понимания, переживания и поведения, что создает ощущение личностной целостности и естественности проявлений. Для отцов «идеал» – социальный стереотип наставника, мудрого человека и советчика в ответственных делах, а для матерей – полная информированность и активное включение в жизнь ребенка в форме сотрудничества. Образ «идеального родителя» не предполагает статуса подчинения и зависимости;

– реализуемые родительско-детские отношения отличаются от идеальных отвержением взросления ребенка, сенситивностью к его эмоциональному состоянию, удержанием родительского доминирования, а также неконгруэнтностью эмоционального и поведенческого компонентов, что со стороны воспринимается как неискренность, а внутренне переживается как напряжение. Отношения отцов и их взрослых детей осложняют вопросы «власти – подчинения», нестабильности и непредсказуемости изменений межличностной дистанции. Отношения матерей с детьми осложняются их готовностью к сотрудничеству, переходящей в материнскую жертвенность, при сохранении лидерских позиций, проявляющихся в прямой или косвенной форме. Процесс сепарации для матерей затрудняется сопротивлением детей, которое скрывается за их неудовлетворенностью тем, что мать безучастна, холодна и недостаточно включена в отношения;

– дистанция между детьми и родителями увеличивается с возрастом партнеров, а также выраженностью эгоцентризма, скептицизма, личностной и социальной несостоятельности выросшего ребенка;

– родительско-детские отношения в процессе семейной сепарации являются сложным противоречивым комплексом, включающим следующие факторы: «Отношение к взрослению ребенка»; «Сенситивность к состоянию ребенка»; «Удержание родительского доминирования»; «Эталон роли родителя взрослого ребенка»; «Подчинение с элементами скепсиса»;

«Стремление к сближению»; «Родительское покровительство». Они могут быть положены в основу методики измерения и оценки родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации.

находящихся в процессе сепарации с взрослым ребенком, выбор методов и форм работы, проводится с учетом социально-психологической структуры и типологии родительско- детских отношений в процессе семейной сепарации. Оно направлено на обеспечение принятия сепарационного процесса, осознание и уточнение роли родителя взрослого ребенка; принятие риска доверия ребенку; развитие способности дифференцировать формирование навыков сдерживания эмоциональной реактивности; развитие конфликтоспособности, формирование умений обнаруживать противоречия, взаимодействии.

Основные теоретические положения и результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры социальной психологии Сергиево-Посадского гуманитарного института (Сергиев Посад, 2010-2013); заседаниях кафедры общей, возрастной и дифференциальной психологии Восточно-Европейского института психоанализа (Санкт-Петербург, 2010- 2013); заседании кафедры рекламы и связи с общественностью ГУУ (Москва, 2014), на Международной научнопрактической конференции «Молодая наука России: вопросы теории и практики» (Волгоград, 2010), на научной конференции «Социальноэкономические и правовые аспекты профориентации и трудоустройства молодежи. СПГИ» (Сергиев Посад, 2010), на Международной научнопрактической конференции «Актуальные проблемы развития общества:

экономика, право, социология и философия (Волгоград, 2011), на Международной научной конференции «Актуальные вопросы современной психологии» (Челябинск, 2011).

Результаты исследования внедрены в практическую деятельность психологического центра «Психология жизни» ассоциации «Анима» (СанктПетербург), института психологического консультирования «Новый век»

(Санкт-Петербург), Высшей школы психосоциальных технологий управления ( Санкт-Петербург).

Объем и структура диссертации определялась задачами исследования.

Диссертация состоит из введения, двух глав, общих выводов, заключения, списка использованной литературы, включающего 341 наименование и приложений. Текст иллюстрирован 9 рисунками и 32 таблицами. В приложениях представлены эмпирические материалы, а также данные статистической обработки. Общий объем диссертации составил – 213 страниц.

Глава 1 Теоретические предпосылки исследования структуры и типов родительско -детских отношений в процессе семейной сепарации 1.1 Современные подходы исследования и общая характеристика родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации Изучение преобразования родительско-детских отношений в связи с взрослением ребенка и факторов, влияющих на этот процесс, представляется важной исследовательской задачей. Родительская роль – парадоксальна:

родители растят детей, чтобы стать им ненужными [287]. Каждый ребенок неизбежно сталкивается с «драматическим» кризисом «вырывания корней», а его родители переживают тройной кризис («кризис среднего возраста», «супружеский», и «кризис родительско-детских отношений»), оставаясь в семье, подобной «опустевшему гнезду» [310].

С социально-психологической точки зрения ситуация развития на этом этапе жизни симметрична: молодому человеку необходимо отделиться от семьи, а родителям отпустить его. Внутрисемейные роли, функции, эмоциональные связи должны быть изменены. В идеале между двумя поколениями возникнут новые отношения равенства, при которых каждый член семьи уважает личность другого и откликается на просьбу помочь в трудной жизненной ситуации. Однако в действительности этого часто не происходит, в родительско-детских отношениях изначально заложена «асимметричность» – невозможно ускорить или замедлить развитие, преодолеть временной разрыв, уравнять накапливаемый жизненный опыт, возвратить то, что когда-то было отдано. Как писал М. Уэльбек:

«Существуют теории, будто человек становится по-настоящему взрослым со смертью своих родителей, я в это не верю – по-настоящему взрослым он не становится никогда» [цит. по: 185, с. 123].

Практика психологического консультирования показывает, что выстроить продуктивные межличностные отношения родителям с взрослыми детьми удается не всегда. Современное российское общество не дает четких ориентиров для прохождения семейной сепарации. Социальные предписания разнообразны – одни акцентируют ценность индивидуальности и автономии взрослого человека, а другие – коллективизма, чувства родовой общности.

Проблема преобразования родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации носит комплексный характер, что требует междисциплинарного подхода к исследованию. Различные аспекты детскородительской сепарации представлены в следующих дисциплинарных подходах: философском, культурологическом, социологическом, демографическом, этологическом, психологическом.

Философское осмысление взаимоотношений между поколениями, раскрывающее их сущность и изменение во времени, необходимо для уточнения методологических исследовательских установок. Философы исследуют проблему «отцов и детей» в двух ракурсах: историчности (генеративности) и интерсубъективности (бытия-друг-с-другом) [306].

Идея историчности указывает, что категория «родительства» по сути генетическая. «Родительство» (отцовство) – это «бытие причинное», порождающее потомство, а «сыновство» – производно [308].

Факт разрыва преемственности поколений акцентирует М. Хайдеггер [328]. Каждый отвечает сам за себя и «самоопределяет» только свою жизнь среди унаследованного поля онтических возможностей [307]. Историческая связь поколений интерпретируется как приоритет «живого» над «мертвым», не предполагающий диалога между прошлым, настоящим и будущим.

Каждое поколение замкнуто на себя и потому его история постоянно начинается заново и заканчивается. Кроме смерти, ни у кого нет другого будущего. Таким образом, постулируется «разорванность поколений», у родителей и их взрослых детей нет точек соприкосновения. Такие же воззрения характерны для Ж. П. Сартра [234].

Противоположной точки зрения придерживается Э. Левинас [150]. Он рассматривает генеративное отношение в синхроническом аспекте.

Предметом его рассуждений становится связь «отца с сыном». Речь идет о трансценденции плодовитости (fcondit), означающей, что субъект может иметь будущее, которое не сводится к его собственной способности «быть».

Плодовитость – это способ осуществления интерсубъективной связи отца и сына. Отношение плодовитости не ограничивается биологической стороной.

Метафизический интерес каждого человека – бесконечность. Плодовитость – это бытийная связь отца с сыном и возможность возобновления. Обновление в собственном потомстве выступает для субъекта онтологическим условием преодоления смерти и участия в бесконечном будущем. Отношение к потомку интерпретируется в терминах освобождения и воскрешения:

освобождения от «прикованности» к судьбе, к старению, смерти и воскрешения в новой возможности бытия, которая находится вне его власти и его знания, но все-таки является его бытием. Э. Левинас вводит понятие представлены: субстанциальная преемственность («я есмь мой сын») и субстанциальный разрыв («сын – это не я»). Концепция плодовитости разрывает имманентную временность одинокого субъекта, превращая ее в форму устремленного в бесконечное будущее вектора времени, прерывного, разветвляющегося, подобно генеалогическому древу, множащегося и преломляющегося в «инаковости» каждого нового лица, но вектора, отправным пунктом которого является отец. Потомки – это гарантия бессмертия предков.

В работах Э. Гуссерля [85] разрабатывается понятие «генеративность», историческим процессом воспроизводства и обновления культурнозначимых смыслов в жизни конкретного сообщества. Э. Стейнбок и Х. Шуес двуаспектность понятия генеративности. Во-первых, генеративность – это процесс порождения, «генерирования» смыслов, и во-вторых, процесс преемственности, который осуществляется через поколения. У всякого человеческого сообщества есть своя история. Она одновременно воспроизводится и обновляется, связывая различные поколения в единстве традиции.

В интерсубъективном процессе исторического генезиса человеческого сообщества наряду с горизонтом «своего мира» усматривается и открытый горизонт «чужого мира». Чужой мир в силу его неизвестности Э. Гуссерль [85] обозначает такими терминами, как «вне» (auerhalb) и «снаружи»

(drauen). «Свой мир» (heimwelt) и «чужой мир» (fremdwelt)– это два разных генеративных мира, каждая культурная традиция имеет собственный стиль и собственные типические особенности. В основе социально-исторического становления «своего мира» лежат интерсубъективные структуры двух уровней: синхроническое различение «своего мира» и «чужого мира»

(соконституирование) и диахроническое различение поколений, преемственность между которыми обеспечивает устойчивость соответствующего культурного мира. Для того чтобы становление «своего мира» протекало как единый живой опыт, структуры, расположенные на различных уровнях, должны приходить в органическое взаимодействие, которое было бы невозможно, если бы внутри горизонта «своего мира»

(посреди нашей повседневной социальной жизни) не существовало некое измерение «неизведанного», того «нового», которое несет с собой горизонт «чужого». В отличие от мира животных, в человеческом мире каждое новое поколение не просто воспроизводит («репетирует») доставшийся по наследству культурный мир, а развивает его в рамках собственного культуротворчества. При анализе родительско-детских отношений важно одновременно отмечать преемственность и различия, отмечать два мира – «свой» и «чужой», прослеживать взаимопереходы и помнить о ценности каждого из них [295].

Идея интерсубъективности развивается в работах С. Кьеркегора. Его теория «косвенного сообщения» [144] обосновывает возможность этического самоопределения человека. Автор ставит вопрос о том, каким образом один человек («субъективный мыслитель»), находясь в бытийной связи с другим, способствует рождению его самости, т. е. о майевтике – искусстве извлекать с помощью наводящих вопросов скрытое в каждом человеке знание, и приводит аргументы в пользу коммуникативной парадигмы. Деятельность «субъективного мыслителя» выступает не как сообщение некоего знания, а как определенное коммуникативное (воз)действие – подведение к индивидуальному умению быть (этической) самостью, не отождествлять себя некритически с «нравами и обычаями» (традицией, «духом времени»), а умению ответственно самоопределяться в своем настоящем. Такого рода «майевтика» имеет всегда конкретно-историческую определенность, выступая как противодействие тем тенденциям эпохи, а равно и психологическим особенностям индивидуума, которые препятствуют его подлинному самопониманию. Речь идет об изменении экзистенциальной установки, что в индивидуальном плане маркируется понятием «выбор себя», а в коммуникативном плане предполагает методически продуманное выведение адресата сообщения за пределы естественной установки «самозабвение».

Предметом коммуникативного опыта является индивидуальное умение быть этической самостью, засвидетельствованное со стороны адресата и со стороны сообщающего. Только это дает право на «косвенное сообщение».

Быть «единичным» – значит отвечать, реализовывать свое бытие как способность к ответу, к этической самостоятельности, способность брать на себя ответственность за свое существование [144]. Таким образом, развитие родительско-детских отношений выступает как процесс этического самоопределения субъектов, выстраивание коммуникации, порождающей преемственность при условии принятия ценности сообщения потомками и выраженного умения быть этической самостью со стороны родителя.

Идея творческого обновления в бытии, синонимом которого выступает историческая жизнь человеческого (межличностного) сообщества как «бытие-в-мире» – «бытие-друг-с-другом», содержится в работах М. М. Бахтина в учении о событии, которое он конкретизировал как самоосуществление межличностного сообщества, как свершение, которое «сбывается» «между мной и другими», через «меня и других», и находит выражение в различных культурных формах. М. М. Бахтин указывает на фундаментальный факт «не-алиби в бытии», означающий, что до реализации конкретного поступка каждый со своего «места в бытии» несет ответственность перед другим. Отвечать со «своего единственного места в одновременно этическая задача: быть – значит отвечать [33]. Участие в событии основывается на первоначальной асимметрии в отношении с Ответственность выступает принципом воссоздания архитектоники события, основанием его «прибыльности», преобразования и прироста.

Таким образом, в философской концепции М. М. Бахтина, отвечающий характер человеческого бытия укоренен в ответственности по отношению к индивидуации.

Прояснение «ответности» как сущностной черты человеческого бытия является главным концептуальным основанием для новой философской трактовки рождения, а именно исторического воплощения, которое претерпевает самость в «ответе другому», – воплощения, никогда не бывающего окончательным, поскольку самость всегда оказывается перед задачей нового определения в новом сингулярном событии. Бахтинская концепция события позволяет систематическим образом связать две линии в тематизации рождения, а именно: экзистенциальный вопрос о физическом рождении и вопрос о порождении чего-то нового в бытии-друг-с-другом (термин символическом смысле). Событие как сквозное обновление фактического бытия-друг-с-другом затрагивает как отдельную самость, так и различные материальные слои культурно-исторической жизни межличностного сообщества. Таким образом, индивидуальное рождение (как историческизначимое воплощение) является частью указанного обновления и находится в сущностной связи с продуктивностью (плодотворностью) всякого поступка, обнаруживающего, что рождение нового – порождение – является подлинным назначением ответа [33].

родительско-детские отношения «осмыслены» утверждением бессмертия, преемственности, традиции и развития, но одновременно осложняются родительско-детских отношений активность личности не ограничивается направленностью на «значимого другого» – ее интенциональным объектом обязательно становится собственное «я»: (состояние, характерологические признаки, жизненный выбор, поступки). Процесс выстраивания новых отношений требует большой работы – «приспособления к новому другому» и «самоприспособления». Ценностно-смысловой аспект преемственности поколений состоит в том, что родитель дает ребенку жизнь, а ребенок дарует родителю бессмертие. Поэтому в глубинном смысле родительско-детские отношения оказываются симметричными, им может быть присуще равенство преемственны, но не тождественны, кровное родство дополняется духовным не только в процессе диалога, а прежде всего в процессе действия.

раскрывает их изменение на протяжении исторического развития общества.

На ранних стадиях развития человечества уход за детьми осуществлялся всеми представителями родовой общины. До сих пор в традиционных обществах (например, Полинезии) родительские функции распределяются между родственниками, а дети считают себя принадлежавшими всему роду.

Индивидуальная привязанность ребенка к родителям и родителей к ребенку в таких условиях просто не может сформироваться. Потребность в А. Г. Вишневский [70], Л. Е. Дарский [по 87] объясняют, ссылаясь на:

экономические факторы (сыновья – помощники в хозяйстве, дочери приносят калым); гарантии помощи родителям в старости (дети – кормильцы, обеспечивающие уход за стариками); факторы обеспечения безопасности (дети – защитники от вражеского нападения); факторы социального престижа (дети – гордость родителей); психологические факторы (дети – объект альтруистической заботы и опеки, источник переживания наполненности жизни смыслом) [16].

Авторы отмечают амбивалентность родителей в отношении к детям, во все времена у всех народов, отраженную в пословицах: «Бог дал, бог взял», «С ними горе, а без них вдвое», «Без них горе, а с ними вдвое».

На отрицательное отношение к детям указывают следующие факты:

неполноценных младенцев), оправдываемый дефицитом средств к существованию. В отличие от убийств взрослых, инфантицид во многих обществах не считался преступлением [28]. В Японии для обозначения убийства ребенка применялись совершенно другие термины, означающие «отправить назад к духам». Право распоряжаться жизнью и смертью детей было отменено в конце IV в., около 390 года. Инфантицид стал считаться человекоубийству он был приравнен лишь в 374-м [57];

2) отношение к детям как к низшим существам из-за высокой рождаемости и высокой смертности. В случае смерти ребенка проводился минимальный похоронный обряд, иногда он отсутствовал (например, у австралийских аборигенов). В XVII–XVIII веках в странах Западной Европы на первом году жизни умирали от 1/5 до 1/3 всех новорожденных, а до 20 лет доживало меньше1/2;

3) отношение к ребенку как к собственности родителей. Во многих культурах до обряда инициации у детей отсутствовал статус субъекта.

Младенец рассматривался как нечто среднее между человеком и вещью (Уганда, Гана). В Средневековой Франции до конца XVII века, ребенок не считался личностью до 7–8 лет. В некоторых культурах была узаконена продажа детей [84];

4) наличие институтов «воспитательства»: ребенок воспитывался бабушками и дедушками (народы Абхазии) или рос в чужой семье (аталычество), матери аристократки отдавали детей на вскармливание, дети воспитывались в закрытых пансионах, монастырях и школах. Еще в году князь Талейран писал, что родительские заботы не были модными [84];

5) регулирование взаимоотношений между родителями и детьми преимущественно социальными нормами долга родственных обязанностей и правилами этикета. Русские семьи XVI–XVII веков руководствовались правилами «Домостроя», которые закрепляли жесткую иерархическую структуру патриархальной семьи и традиционного воспитания [73]. По свидетельству Р. Я. Внукова, «в крестьянском мировоззрении отсутствовал пункт об ответственности родителей перед детьми, но зато ответственность детей перед родителями существует в преувеличенном виде» [72].

На положительное отношение к детям указывают факты:

1) внимательное и ласковое отношение. Они изложены в средневековых хрониках, житиях святых, документах и письмах ласковых матерей и внимательных воспитателей (документы XVI–XVII веков);

распространение идеи «детоцентризма», провозглашающей родительскую любовь одной из главных нравственных ориентаций (конец XVIII – начало XIX века).

Культурологические исследования касаются также вопроса о различии в содержании материнской и отцовской ролей. В различных культурах женский стереотип и социальные характеристики материнской роли определены достаточно точно. Исследователи указывают на тесную связь матери со своими детьми. При всех кросс-культурных различиях, первичный уход за маленькими детьми, особенно младенцами, осуществляет мать или какая-либо другая женщина (тетка, старшая сестра). Этнографические и исторические данные свидетельствуют о решающей роли матери в выхаживании ребенка до 5–7-летнего возраста (народы Африки, Древнего Китая, средневековой Японии, Древнего Египта, Индии, феодальной Европы).

Однако соционормативные предписания разных культур неоднозначны. Во многих обществах Австралии, Америки, Африки и Азии темы материнства не занимают ожидаемого центрального места в образе женщины. Обоим полам в равной мере приписываются репродуктивные и социальнопроизводственные функции. Разделяется физическое и социальное родство.

Африканцы – моси – понятие «мать» обозначают различными терминами:

«мать, которая родила», «мать которая выкормила» и «мать, которая воспитала». В работах французской исследовательницы Э. Бадинтер на доказывается мифологичность материнского инстинкта [цит. по 270]. Она констатировала изменчивость чувств матери к ребенку в зависимости от культуры, материнских амбиций и фрустраций.

Автор указывает на сверхнормативность материнской любви, которая может существовать или не существовать, появляться или исчезать, быть сильной или слабой, избирательной или всеобщей. Первоначально во Франции материнская любовь была редким явлением. Только во второй половине XVIII века она становится обязательной нормативной установкой, поддерживаемой культурой. Дети ставятся в центр семейной жизни.

Возникает образ «новой матери» (сначала в среде просвещенных и состоятельных людей) – нежной, любящей, находящей свое высшее счастье в детях. В конце XVIII века проводится кампания за то, чтобы матери сами выкармливали младенцев, отказались от тугого пеленания. По мере индивидуализации внутрисемейных отношений каждый ребенок, даже новорожденный, к которому еще не успели привыкнуть, считается единственным, незаменимым, его смерть переживается как невосполнимая горькая утрата. Не любить детей стало стыдно, и потому многие матери научились симулировать проявление чувств. Однако во второй половине XX века, в связи с социально-политической эмансипацией женщин, появляются новые тенденции, отрицающие «детоцентризм» [84].

Отцовская роль во многих культурах ассоциируется с властью, статусом, генеалогические связи ребенка с отцом более значимы, чем с матерью (например, Полинезия). В традиционной патриархальной семье отец выступает как кормилец, держатель власти, высший дисциплинатор, пример для подражания, непосредственный наставник во внесемейной, общественнотрудовой деятельности [257]. Традиционная японская семья, основанная на принципах конфуцианства, была последовательно патриархальной, авторитарной. Интересы «дома» (ue) ставились выше интересов отдельных членов семьи, а власть отца как главы «дома» была исключительно велика.

Он мог «исключить» из списка членов семьи любого нарушителя семейных правил, расторгнуть брак сына (до 30 лет) или дочери (до 25 лет). В художественных описаниях и обыденном сознании многих народов отец изображается «строгим» и «грозным», а мать «нежной» и «любящей».

Холодность отца и социальная дистанция во взаимоотношениях с ребенком считаются пережитками нравов традиционной патриархальной семьи, в которой к отцу не смели приблизиться, и сам он был обязан держаться «на высоте». Содержание отцовской роли зависит от преобладающего вида хозяйственной деятельности, полового разделения труда, типа семьи. По мнению М. Уэст и М. Коннера, выполнение отцовской роли зависит от:

количества жен и детей, за которых отец отвечает; распределения власти в семье; количества времени пребывания в семье; участия в уходе за детьми;

ответственности за обучение детей различным социальным навыкам; участия в ритуальных мероприятиях, связанных с детьми; выполнения функций жизнеобеспечения и защиты семьи или общины [194]. Телесный контакт отцов с маленькими детьми в большинстве традиционных обществ незначителен. У некоторых народов существовали строгие правила, ограничивающие контакты отца с детьми (этикет кавказских горцев, по данным К. Хетагурова), отцы могли проявлять ласку к детям только наедине [284]. Во второй половине ХХ века в Европе, США и даже Японии стал распространенным транскультурный стереотип слабого и неадекватного отца, которого называют «невидимый родитель». Слагаемые этого стереотипа – частое отсутствие, бедность контактов с детьми, неумелость и педагогическая некомпетентность, незаинтересованность в выполнении родительских функций.

Данные культурологических исследований показывают, что зависимость в родительско-детских отношениях преодолевалась с помощью специальных ритуалов. В древних культурах в качестве основного механизма перехода выступал обряд инициации [83]. Он проводился во время значимых изменений в жизни человека: рождение, взросление, брак, зрелость, смерть и пр. Обряд инициации предоставлял право человеку получить новый статус и указывал на общественное признание этого права. Институт инициации считается древним и присутствует во всех культурах. Обряды проводили с лицами мужского и женского пола в возрасте примерно 11–13 лет (иногда – 13–15 лет). Ритуалы были тесно связаны с верованиями племени. По словам ведущего исследователя мифологии М. Элиаде, инициация позволяла подростку постичь «тройное откровение»: «Священного», «Смерти», «Сексуальности». Обряд инициации представлял собой проигрывание основных мифологем племени. Инициируемый повторял трудный путь первопредка, героя или божества. Обряд инициации был наполнен глубочайшими символами. Подростку предстояло символически умереть в качестве «ребенка» и вновь появиться на свет, но в новом качестве «взрослого». Тяжелые испытания, обучение мифам о происхождении мира, передача секретных традиций племени проводились в хижине для посвящения – символе утробы матери. Переживание посвятительной смерти сменялось переживанием возрождения в новом качестве. Посвящаемым давали новые имена, обучали секретным словам, они имитировали поведение новорожденных. Завершался обряд грандиозным праздником, на котором сообщество приветствовало своих новых членов. С этого момента все обращались с ними как со зрелыми людьми. В большинстве цивилизованных обществ сохранились «рудименты» обряда инициаций в форме религиозных (обрезание) и светских (прием в скауты/пионеры, профилирующее тестирование в 11–12 лет, трудовое обучение у мальчиков и домоводство у девочек) ритуалов [83].

Обряды инициации моделируются психотерапевтами. В 1973 году Т. Пенксон (США) проводил семинар-тренинг «Визионерский поиск» (Vision Quest). Он моделировал с детьми, подростками, молодежью и наркоманами церемонии и ритуалы перехода от юности к зрелости, заимствованные у американских индейцев. Семинар состоял из четырех стадий. Первая «подготовительная» включала инструктаж, введение правил работы, обучение умению осознавать и принимать свои чувства, интуицию, сновидения, страхи и соотносить их с реалиями жизни. Вторая стадия предполагала очищение, пост и омовение, отречение от обычного, эгоцентрированного сознания. Третья – период одиночества и изоляции среди дикой природы. Участники, пребывая в измененном состоянии сознания, вызванного голоданием и церемониями, переживали опыт бытия природным существом в природном мире. Это провоцировало пересмотр системы убеждений и установок и поиск ответов на вопросы о собственной идентичности, целях и ценностях жизни. Четвертая стадия представляла собой коллективное празднование обретения нового смысла собственной жизни и воссоединения с социальным миром. «Участники завершали идентификации со своей внутренней сущностью... Вместе с этим возникало глубокое понимание предназначения жизни и осознанная, выстраданная решимость «жить как взрослый воин» и принимать полную ответственность за свои действия во всех сферах своей жизни» (Т. Пенксон). Похожая программа под названием «Ритуалы отсечения мешающих росту уз», была создана американским психологом Ф. Кристэлл. Он работал с образами детства клиентов с целью осознания ими усвоенных родительских программ, мешающих личностному росту. В последнее время распространился новый термин «парентэктомия», обозначающий процедуру освобождения взрослого человека, зависимого от родителей, от родительских пут [цит. по 110].

Таким образом, анализ культурологических материалов показывает, что взаимоотношения родителей и детей трансформировались на протяжении истории. Различают шесть стилей родительского отношения к детям:

инфантицидный – допускающий насилие и детоубийство (до IV века);

бросающий – передача ребенка кормилице, в чужую семью, в монастырь (IV– XVII века); амбивалентный – воспитание детей по собственному «образу и подобию», отказ в самостоятельности, а в случае сопротивления – жестокое наказание (XIV–XVII века); навязчивый – строгая регламентация и контроль поведения, мыслей и чувств (XVIII век); социализирующий – обучение и воспитание в целях подготовки к самостоятельной жизни (XIX – начало XX века); помогающий – учет склонностей и способностей ребенка, тесный эмоциональный контакт (середина XX века – настоящее время).

Проблема сепарации родителей и взрослых детей до начала ХIХ века (появление идеи «детоцентризма») не достигала статуса «социальной», а была частной и характерной для немногих семей. Взаимоотношения между родителями и детьми регулировались социальными нормами долга родственных обязанностей и правилами этикета. Социальные предписания в отношении материнской роли были четкими и однозначными и формулировались в терминах материнской экспрессии и коммуникации, а предписания в отношении отцовской роли затрагивали его личное самоопределение и удержание статуса в семье. Зависимость в родительскодетских отношениях преодолевалась с помощью ритуалов инициации, они устанавливали и закрепляли границу перехода от одного этапа личностного развития к другому. Моделирование ритуалов инициации используется современными специалистами в целях освобождения детей от родительского программирования [110].

Социологический подход к исследованию современной семьи в России раскрывает тенденции трансформаций родительско-детских отношений:

сложные демографические процессы и культурные различия советских и постсоветских поколений.

Социальные перемены в российском обществе, происходящие за последнее время, оказали сильное влияние на институт семьи.

Демографическая ситуация современной России такова, что наименьшую долю в населении составляют дети в возрасте до 16 лет (16 %), а доля молодежи 16–29 лет почти равна доле пенсионеров по старости (около 20 %) [47]. Количественные диспропорции между старшим, средним и младшим поколениями нарушают баланс в их взаимодействии. Ценности советского периода и нормы старшего поколения мало востребованы современной молодежью, а навязывание родителями и прародителями этих норм и ценностей приводит к обострению противоречий.

С. В. Захаров, О. Д. Захарова, Е. И. Иванов, В. В. Елизаров и др.

отмечают в своих работах ряд социальных факторов, отражающих неэффективность сепарационных процессов и усиливающих семейные разногласия [цит. по 198]:

1) уменьшение количества официально заключаемых браков вне зависимости от времени начала сексуальных отношений, числа сексуальных добрачных контактов, числа абортов, случаев вторичного бесплодия, внебрачных рождений и отказов от рожденных детей;

ориентированных на добровольный отказ от семейных уз и жизнь ради себя самого. Их называют «синглтонами» (от англ. singleton – «одиночка»). На Западе примерный возраст синглтонов мужчин – 35–40 лет, женщин – от лет, российским «одиночкам» – от 25 до 40 лет;

3) формирование «культуры» бездетности – увеличение числа малодетных и бездетных семей, осознанный выбор «бездетного» образа жизни, массовый сдвиг от семей, «сосредоточенных на детях», к семьям, «сосредоточенным на взрослых»;

4) возрастание числа разводов и снижение числа повторных браков;

5) преобладание индивидуальных интересов над семейными, что способствуют нарушению преемственности поколений;

мегаполисе);

7) распространение стереотипа отдельного проживания молодых людей. Многопоколенная семья становится пережитком прошлого; молодые семьи для предупреждения конфронтации с родителями предпочитают жить отдельно, хотя экономические условия не всегда позволяют это реализовать;

8) снижение роли общественного мнения как регулятора семейных отношений;

государственных и негосударственных организаций (СМИ, Интернет), занимающихся решением семейных проблем;

10) формализация семейных отношений, акцентирование материальных проблем и бытовых обязанностей, воспроизводство конфликтной модели поведения в семье из поколения в поколение;

11) демократизации и одновременно традиционализации семейных ролей (особенно в обеспеченных семьях);

12) просвещенности в сфере психологии и педагогики, которая позволяет родителям искусно манипулировать детьми и проявлять власть в мягкой форме;

«сериальная моногамия», «разводные цепочки» (divorce chains); коммуны различного типа, сожительство вне брака (добрачное или внебрачное), открытый брак, допускающий внебрачные сексуальные связи и союзы нескольких пар, обменивающихся сексуальными партнерами (swinging). В границах одного семейного типа также возникают разнообразные отношения между полами и поколениями [198].

Таким образом, нормы, регулирующие семейные отношения, изменяются в зависимости от смены идей и внешних обстоятельств, отражающих уровень развития общества. В соответствии с новой реальностью меняется нормативно-ценностная база взаимоотношений женщин и мужчин, взрослых и детей, пересматриваются морально-этические и юридические нормы, расшатываются старые стереотипы и запреты. В результате претерпевают значительные изменения социальные институты материнства, отцовства, детства.

Отличительными чертами российской семьи являются: отсутствие сепарации и сегрегации в детско-родительских отношениях; определение членов семьи в координатах «свой – чужой», групповое давление на нового члена семьи, вмешательство родителей в семейные дела молодых;

потенциальная возможность перерастания межличностного конфликта (супругов) в межгрупповой (межсемейный) [109].

В рамках этологического подхода осуществляется поиск ответа на вопрос о генетической детерминированности родительско-детских отношений и возможном диапазоне их изменения. Этологические дисциплины предлагают различные концепции родительства, рассматривая поведение человека по аналогии с поведением животных, но с учетом культурных влияний и его более сложных когнитивных способностей [84].

Описан феномен «импринтинга» как мгновенное запечатление, вызывающее включение определенных инстинктов. Первые 36 часов после рождения ребенка – сенситивный период материнства [114]; непосредственный контакт «кожа – кожа» запускает психологический импринтинг матери на своего ребенка. Чертами импринтинга как особого вида научения считается:

одноактность, существование сенситивного (критического) периода, необратимость. Однако параметр необратимости импринтинга в последнее время часто оспаривается. Импринтинг может исчезать спонтанно, когда детеныш достигает самостоятельности, или под влиянием отчуждающего поведения со стороны матери. Какими бы причинами ни были вызваны сепарационные проявления матери, безусловно, они эволюционно выгодны [114].

Этолог Г. Харлоу и его коллеги, авторы «изоляционных экспериментов»

с макаками, отмечали дефекты родительского поведения обезьян, выращенных в изоляции, в отношении нанесения вреда потомству и плохому уходу за ними. В последствии Дж. Митчелл, Г. Харлоу и др. установили факт обогащения родительских проявлений этих обезьян за счет наблюдения за поведением сородичей, выросших в естественной среде. Был сделан вывод, что родительское поведение представляет собой одну из форм социальной экспрессии [цит. по 194].

В работах Визела и Хьюбела показано, что ряд форм родительского поведения актуализируются только при специальном стимулировании.

Кросс-культурные этологические исследования поведения различных видов животных подтверждают положение о гибкости родительского поведения: не существует единственного стиля родительства, определяемого природным субстратом. Исследования эволюции родительского поведения в процессе филогенеза показывают, что заботу о детенышах осуществляют не только их биологические матери, но и другие взрослые члены популяции. Более того, введение ряда гормонов способно инициировать уход за детенышем даже у самцов [251].

В рамках социобиологии, объединившей этологический подход с социальными науками, разрабатывается концепция «эгоистичного гена».

Каждый ген стремится к максимальному эволюционному выигрышу, то есть увеличению числа его репродукций в популяции. «Интерес» гена в увеличении числа копий детерминирует заинтересованность отдельного индивидуума в обеспечении успешности своих потомков. Возможны две стратегии максимального распространения гена в популяции: 1) стратегия увеличения числа потомков; 2) стратегия заботы о повышении выживаемости потомков. Генетически детерминированное родительское поведение считается преимущественно бессознательным. Согласно этой концепции, родительское поведение – это пожизненное обязательство, забота о детях осуществляется не только до достижения ими половой зрелости, но и после.

На основе кросс-видовых и кросс-временных исследований была предложена теория родительского вклада. Родительский вклад – это не только метаболический вклад в первичные половые клетки, но и любая деятельность, идущая на пользу потомству (кормление, охрана, обучение). Родительский вклад как кредит повышает выживаемость вида; при этом «расходы» в настоящем (затраты на выращивание потомства) дают выигрыш в будущем (репродуктивный успех вида). Родительский вклад является одной из форм реализации адаптивного механизма. В теории используются такие переменные, как «степень генетического родства», «затраты» и «прибыли»

поведения, измеряемые в терминах увеличения и уменьшения приспособленности каждой стороны [84].

Р. Докинз и Т. Карлайл объясняют родительскую привязанность к ребенку ссылкой на ценность вложенных усилий. «Ребенка, в которого уже много было вложено, следует предпочесть, потому что ему потребуется меньше вложений в будущем». Родитель ценит каждого конкретного ребенка в зависимости от того, какую часть общей репродуктивной перспективы родителя этот ребенок составляет (то есть чем меньше детей, тем теоретически выше их ценность для родителя). Т. Клаттон-Брок и С. Элбон пытались установить различия родительского вклада в потомство разного пола, но им этого не удалось.

Р. Левайн и М. Уайт разработали формулу расчета оптимальной стратегии родительского вклада как функцию от ожидаемых затрат и вложений в каждого ребенка в течение жизни и от средств, доступных для увеличения соотношения затрат и доходов.

Дж. и Ч. Ланкастер изучали изменение стратегий родительского вклада в зависимости от доступности природных ресурсов. Когда ресурсы, необходимые для репродукции и выживания, достаточны и доступны, от родителей требуется вырастить детей здоровых и обладающих нужными навыками общения и выживания. При осознании ограниченности ресурсов (что произошло около 2–3 тыс. лет назад) перед родителями встает новая задача гарантировать ребенку доступ к ограниченным ресурсам. Родители обеспечивают ребенку благополучное будущее двумя путями: 1) накопление и передача наследства; 2) образование ребенка.

Дж. Альтманн критикует разнообразные попытки расчета родительского вклада, ссылаясь на сложность родительства, которое является не только совокупностью поведенческих актов, но и включает в себя комплекс установок и ценностей, эмоционально-чувственную сторону, личностные особенности родителей и многое другое. Детерминантами родительского поведения выступают как биологические, так и социальные факторы, а его значение расширяется и уже не сводится только к адаптации потомства.

Обобщая данные этологических концепций, можно сказать следующее.

В зависимости от характера исследований ученые-этологи по-разному происхождении и трансформации родительского поведения. Теоретические концепции («эгоистичного гена», филогенетические исследования), считают родительское поведение практически неизменным, генетически экспериментальные исследования, решая проблему генезиса и соотношения социального и биологического в родительском поведении, приходят к выводу о том, что, несмотря на существование базовых биологических предпосылок, решающую роль в его формировании и преобразовании играют социальные и культурные факторы.

большинстве работ процесс преобразования отношений взрослеющих детей и их родителей описывается со стороны ребенка, тем не менее обращение к этим материалам позволяет проследить существенные стороны сепарационных процессов.

В работах З. Фрейда [276] изменение детско-родительских отношений привязанность к родителю противоположного пола (комплекс Электры и комплекс Эдипа) в возрасте 3–5 лет, идентификации ребенка с родителем того же пола, интернализация родительских запретов, моральных норм, моделей полоролевого поведения. Отделение взрослеющего ребенка от родителей – первых объектов либидо – считается неизбежной задачей, так как закрепление чувства зависимости и некомпетентности угрожает социальному положению. Психическое отделение от объектов привязанности (эмоционально окрашенных и энергетически нагруженных образов значимых людей) требует пересмотра раннего «опыта удовлетворения», реальная или «галлюцинаторная» потеря первого объекта либидо создает почву для поиска новых объектов, при взаимодействии с которыми человек вновь воссоздает изначально потерянный объект, дававший удовлетворение в прошлом.

Утрата объекта сопровождается тревогой и страхом вследствие бессознательна. В последнем случае патологические меланхолические самообвинения адресуются значимому лицу из непосредственного окружения [277].

А. Фрейд также рассматривала процесс отделения в рамках теории влечений [274, 275]. Она считала, что привязанность ребенка к матери, из-за детерминирована стремлением к удовольствию. Мать, как первый объект любви и первый законодатель, осуществляет социализацию ребенка и выполняет функции опоры, поддержки и маркера формирующегося принципа реальности. «Быстрее всего развивается то, что больше всего нравится матери, и что ею оживленнее всего приветствуется; процесс развития замедляется там, где она остается равнодушной или скрывает свое одобрение» [274]. Переживания «боли разлуки» облегчается, когда ребенок становится относительно независимым от непосредственного удовлетворения потребностей и когда эмоциональная энергетическая наполненность образа матери и ее аффективное значение достигают «константности объекта». При высокой аффективной значимости матери расставание с ней переживается как доставляющее крайнее неудовольствие и приводящее к глубокой тоске. Продолжительная разлука проявляет агрессивные тенденции, которые в виде амбивалентности присутствуют в любых значимых отношениях. Снижению эмоционально энергетической наполненности образа матери способствует личностная регрессия с ментально символического уровня на уровень телесных потребностей.

Р. Шпиц [цит. по 312], наблюдая за младенцами, обнаружил эффекты «госпитализма» и «анаклитической депрессии», возникающие из-за трехмесячной разлуки с матерями. Понятие «анаклитическая» отражает тип зависимости, при которой один человек полагается на другого в удовлетворении основных потребностей. Депрессивное состояние выражается в плаксивости, гневливости, аутичности. Симптомы оказываются обратимыми при возвращении матери к ребенку, если разлука была непродолжительной (до 5 месяцев).

Д. В. Винникотт [66] указывал на важность поддерживающей функции, материнской заботы и эмоционального отражения потребностей ребенка для формирования у него чувства собственной значимости. Повышенную чувствительность матерей к потребностям детей он назвал «первичной материнской озабоченностью». Исследуя «феномен перехода», автор ввел понятие «переходный объект», это различные объекты, символически способствует интрапсихической проработке грусти и переходу от состояния совместного пребывания со значимым другим к состоянию разобщенности с ним.

эмоциональных отношений при разлуке следующих условий [цит. по 79]:

репрезентант самости;

2) наличие стабильной репрезентации референтного лица;

3) возможность в любое время активировать нужное представление и наполнить его соответствующим образом. Во время разлуки значимый человек не теряется, а остается в «пределах досягаемости» благодаря объектной репрезентации. При недостаточности константности объекта страх разлуки и потери становится нестерпимым.

М. Малер [163], исследуя процесс взросления младенца, вводит два понятия: 1) «разделение» – «сепарация»; 2) «индивидуация».

формирования внутрипсихической репрезентации себя, отличной от репрезентации «значимого другого», итогом этого процесса является уверенность в «возможности независимого функционирования».

«Индивидуация» – развитие внутрипсихической автономности, отражение собственных уникальных характеристик и построение идентичности.

Оптимально, когда процессы «разделения» и «индивидуации» происходят одновременно, но встречаются случаи их расхождения по причине задержки или ускорения одного из аспектов развития. Процесс разделения начинается с возраста 4–5 месяцев и включает в себя четыре фазы: дифференциации (6– месяцев), практики обучения (10–16 месяцев), установления отношений (17– 24 месяца) и консолидации индивидуальности [163]. Предшествуют этому симбиотическая. М. Малер отмечает, что попытки отделиться от матери и вновь сблизиться с ней в целях эмоциональной подзарядки многократно возобновятся в течение жизни.

Ф. Пайн [163] предполагает что формирование либидного объектного постоянства проходит следующий путь: развитие конкретной привязанности к матери; 2) способность ее узнавать; 3) развитие способности вызывать ее образ в ее отсутствие; 4) развитие способности функционально в полной мере использовать ее образ как регулятор любви, гнева и самоуважения, что порождает автономность в отсутствии близости. В результате развивается способность формировать эмоциональные связи, позволяющие в будущем переносить тяготы несовершенства и недостатков реальной жизни.

М. Кляйн [125] в своих работах исследовала ранние детские фантазии.

Отделение младенца от матери она связывала с переходом от параноидношизоидной позиции, для которой характерно разделение образа матери в фантазии на два независимых образа – «доброй» и «злой» матери, к депрессивной позиции, характеризующейся отказом от расщепления и интеграции частичных объектов в единый образ.

У. Бион [39] показал, что успешность обретения ребенком независимости обеспечивается матерью, которая выполняет функцию «контейнирования», то есть принятия, понимания и дозированной коррекции, спроецированных на нее агрессивных импульсов.

М. Балинт [31] отмечал две тенденции развития объектных отношений – «окнофилию» (ощущение безопасности в тесной связи с близким человеком) и «филобатизм» (поиск отдаления и пространственного дистанцирования, несмотря на сильную и вытесняемую тоску по отношениям).

«сплоченная самость», развивающаяся в матрице объектов самости. Объектом самости считается главное референтное лицо, выполняющее функции, которые младенец сам выполнить не может: функции отражения; alter ego; и идеализированного «имаго» родителей. Когда объекты самости хорошо справляются со своими стадиально-специфическими функциями, у ребенка развивается зрелая сплоченная самость. Она становится главным защитным фактором при психических нагрузках, разлуках и потерях. Индивид, имеющий поврежденную структуру самости, расставание воспринимает как серьезную опасность, испытывает ярость и обиду. Угроза распада самости на части включает защитную аффективную регуляцию в форме фантазии о величии.

Если это не срабатывает, происходит дальнейшая регрессия – кризис самоценности с депрессивными чувствами и аутоагрессивными действиями.

Д. Стерн [цит. по 163] не разделяет идею раннего симбиоза матери и ребенка и показывает, что отношения развиваются благодаря пережитому опыту взаимодействий: многочисленных дифференцированных интеракций, состоящих из паттернов действий и аффектов.

недифференцированной матрицы «Уробороса», который как архетипический символ целостности охватывает объединенных друг с другом прародителей, состояние хаоса и бессознательное. Для становления личности, развития автономии и самоопределения требуется отделение от матери, отца и соответствующего архетипа.

Представители теории привязанности Д. Боулби и М. Эйнсворт [48] описывали «объект привязанности». Возможны и равнозначны несколько объектов привязанности, первичные и вторичные объекты. Первичная привязанность формируется в раннем детстве к фигуре матери или замещающему лицу, дающему уверенность в защищенности. По наблюдениям М. Эйнсворт, при ненадежной первичной привязанности снижается стремление к социальным контактам в более позднем возрасте.

Система привязанности, по Дж. Боулби, как мотивационно-поведенческая система включает две противоположные тенденции: стремление к риску (опасности) и стремление к защите и поиску поддержки. Отделение от объекта привязанности облегчается при отсутствии опасности, так как привязанность активизируется преимущественно при встрече с неизвестным (непривычным). Это оспаривает точку зрения, согласно которой мотивация привязанности постоянна, а изменения проявляются только на поведенческом уровне.

Развивая теорию привязанности, Дж. Боулби ввел понятие «рабочая модель» (working model), через которую человек осознает себя и окружающий мир. С возрастом рано сформированные рабочие модели становятся привычными, устойчивыми и практически не поддаются сознательному контролю. Рабочая модель изменяется, кода она явно противоречит реальности. [48].

взимообусловленные модели себя и близкого человека; 2) выделение объекта и дифференциации субъект-объектных отношений различают дополнительные и реципрокные (или взаимные) варианты привязанности. Дополнительный вариант привязанности реализуется в родительско-детских отношениях:

мать, не нуждающаяся в защите, поддержке и обеспечении своей безопасности со стороны ребенка, чаще всего выступает как объект привязанности, а ребенок – как ее субъект. Реципрокный вариант привязанности реализуется, когда оба партнера в равной мере являются и ощущают себя как объектами, так и субъектами привязанности. 3) Рабочая модель, основанная на прошлом опыте отношений. Важнейшую роль в ее семантическую и эпизодическую память. Глубинная память сохраняет последовательности взаимодействий с партнером, а поведенческая схема (подобно сенсомоторной) обобщает и закрепляет привычные формы поведения. Семантическая память хранит информацию об отношениях, выраженную в вербальной форме. Эпизодическая память, наиболее гибкая и лабильная, содержит личностно значимые жизненные эпизоды, визуально и вербально зафиксированные, доступные сознательному контролю. 4) Качество привязанности квалифицируется по критерию обеспечения безопасности. М. Эйнсворт эмпирически выделила три вида привязанности:

«безопасная привязанность»; «избегающая, небезопасная привязанность»;

«тревожно-амбивалентная привязанность». Качество привязанности, возникнув к концу первого года жизни, предопределяет всю последующую психическую жизнь человека [116].

П. Блос [цит. по 163] изучал вторичную индивидуацию в подростковом возрасте (отделение и окончательный отказ от родителей как главных объектов любви в связи с нахождением новых значимых фигур вне семьи).

Процесс вторичной индивидуации или освобождения от инфантильных объектов может растянуться от конца отрочества и до ранней стадии зрелых лет [259].

Отказ от родителей – это деидеализация родительских образов:

развенчание их авторитета, отказ от признания их власти. Регрессируя, подросток возвращается к инфантильному периоду первичной индивидуации.

Возникающий «внутриличностный раздор» сопровождается ощущением потери поддержки и чувством опустошенности, чувством болезненного отчуждения и «объектного голода» [282]. «Объектный голод» симулирует поиск нового объекта для восхищения и подражания (заместителя вне семьи).

Подростковый негативизм не столько является выражением враждебности, сколько необходимым средством защиты эго в процессе развития. Только развитие способности отделять «идеализированные объектные репрезентации» и своих реальных родителей позволяет устанавливать «дружеские» уважительные отношения с ними и чувствовать собственную идентичность.

В. Э. Чудновский [296], описывая жизненный путь человека, указывает, что изменения в отношениях со значимыми людьми сопряжены с кризисами идентичности. Он описывает: кризис идентификации (принятие переидентификации (построение и поддержание новой идентичности, ревизия ролей, установок, продолжение жизненной экспансии); 3) кризис деидентификации (при переходе от зрелости к старости, отказ от отживших ролей, сосредоточение внимания на ограниченности и смертности человека.

В области семейной психотерапии М. Боуэн [35] на основе исследования материнско-детского симбиоза, выявил автоматически повторяющиеся паттерны семейных взаимоотношений. Взаимодействие в диаде описываются через циклы «сближения – отдаления», детерминируемые страхами «сепарации – поглощения». Патологическая форма привязанности, основанная на тревоге и отсутствии контроля над эмоциями была им названа «тревожной», а привязанность, характеризующаяся сохранением автономии и самообладания, – «функциональной». Эмоциональная отчужденность, как «сверхдистанцированностью», в отношениях обозначалась термином «эмоциональный развод».

Тенденции «индивидуализации» и «сплочения» внутри семейной системы в гармоничных отношениях сбалансированы. Смещение равновесия к полюсу «сплочения» указывает на особый тип отношений, названный «слияние». При слиянии (слипании) члены семьи теряют независимость, образуют аморфную эмоционально заряженную систему. Индикатором этого считается выраженная эмоциональная реактивность при взаимодействии, дистанцирующийся», «активный – пассивный».

В книге «Кризисы любви» системный семейный психотерапевт Т. Вебер [65] обобщает опыт психотерапевтической работы Б. Хеллингера. Условиями потребности в справедливости; порядок в отношениях.

Характеризуя родительско-детские отношения, Б. Хеллингер «привязанность» трактует как преданность семейной группе, готовность ставить интересы родных выше собственных [283]. Баланс «давать – брать»

между родителями и детьми невозможен, так как дети не могут вернуть родителям, даровавшим им жизнь, что-либо равноценное. Дети всегда в долгу перед родителями и потому их привязанность к родителям велика.

Вариантами компенсации считаются: передача своим детям того, что получено от родителей, а также принятие родительских даров с радостью, любовью и признанием. При взрослении ребенка усиление тенденции «брать» запускает процесс его отделения от семьи. Порядок в семье состоит в формировании общих норм, ритуалов, убеждений, табу. Так как родители выступают дающей стороной, то они всегда приоритетны перед детьми.

Порядковый ранг считается сверху вниз в семейной системе от старшего к младшему. Он выше у того, кто отвечает за безопасность. Когда порядок нарушается, и ребенок вынужден брать на себя родительские функции, семья становится дисфункциональной. Главенство ребенка над родителями называется «парентификация». Процесс сепарации рассматривается как целительный и его главным условием является принятие отца и матери независимо от их личностных характеристик, только оно дает всем членам семьи свободу и обретение личностной целостности. Нарушение вышеперечисленных условий отслеживает совесть – внутренняя инстанция, регулирующая переживания вины, и запускающая действия для исправления или поддержания межличностных отношений. Каждый отдельно взятый член системы чувствует себя комфортно только в том случае, если для всех, кто относится к его системе, найдется место в его душе и сердце, если в его представлениях все члены его семьи сохраняют свое достоинство.

В работе «Фактор матери» калифорнийские психологи Г. Клауд и Д. Таунсенд, опираясь на свой практический опыт работы с семьями, раскрывают трудности взаимодействия взрослых детей с матерями, указывая на то, что сложившиеся в детстве схемы отношений близких людей автоматически воспроизводятся в настоящем [цит. по 270]. Такими паттернами взаимоотношений являются избегание контакта, привычка угождать, доминирование, пассивность, агрессивность, контроль, недоверие.

Авторы приводят описания типов деструктивных матерей, именуя их метафорически: «мать-призрак», «мать – фарфоровая кукла», «властная мать», «охотница за скальпами», «мать-босс», «мать-наседка». Взрослые дети этих матерей часто расплачиваются тем, что проживают сценарии жертвы, неудачника, поверхностности в отношениях с любимыми, замкнутости, враждебности, недоверия, зависимости. Молодые люди, не завершившие процесс сепарации, имеют серьезные трудности в построении личной жизни.

На застой в отношениях с матерями указывают конфликты, сопротивление, бунты, болезни, переживания вины. Отношения с матерью сказываются на всех сферах жизни их детей. Сепарационный процесс считается необходимым, его предлагают строить на уважении к индивидуальности друг друга, понимании динамики схем отношений и отделения от образа матери.

Считается, что основной помехой в этом процессе является тревога, с которой необходимо в первую очередь справляться матерям.

С. К. Нартова-Бочавер [185] в работе «Человек суверенный» доказывает, что через сепарацию от значимого другого достигается суверенность локализованные конфликты в связи с темой суверенности ее членов. Анализ субъектов сепарации позволяет определить границы возникновения напряжений внутри семьи. Проведенное автором исследование наиболее типичных конфликтов с помощью метода экспертного опроса показало, что в качестве субъектов конфликтов в семьях с новорожденным основное напряжение возникает между младенцем и матерью, в раннем детстве ребенок начинает охранять свою суверенность от родителей, но среди субъектов сепарации у него появляются также и сверстники. В дошкольном возрасте родители и сверстники занимают примерно равное место, и количество конфликтов возрастает. В младшем школьном возрасте ребенок сепарируется от родителей, учителей и сверстников, в ранней зрелости появляются конфликты с супругами и в зрелом – с собственными детьми, в позднем возрасте добавляются конфликты с внуками. Иными словами, сепарационные процессы можно наблюдать на протяжении всей жизни человека. Однако в качестве субъектов сепарации всегда выступают значимые друг для друга люди, переживающие по поводу конфликтного взаимодействия.

В социальной психологии подробно рассматриваются трудности, связанные с двумя крайностями конфликтного поведения: боязнь и избегание конфликтов и усиленное стремление к конфликтному взаимодействию.

конфликтосопосбность. Она характеризуется направлением агрессии в позитивное русло и предполагает пересмотр отживших стереотипов, смену власти и обновление. Конфликтоспосбность лежит в основе продуктивного стиля взаимодействия, при котором партнерам удается установить Непродуктивный стиль взаимодействия блокирует самореализацию каждого из участников, разрушает возможность достижения согласия. Для оценки продуктивности конфликтного взаимодействия, В.Г.Крысько [140, с.51] предлагает выделять пять критериев: характер активности в позиции партнеров, характер целей, выдвигаемых партнерами, характер распределения ответственности, характер отношений, возникающий между партерами, характер функционирования механизма идентификацииобособления. Для непродуктивного стиля характерны крайние формы идентификации и обособления.

социологического, этологического, психологического, социально психологического подходов к феномену родительско-детской сепарации обобщены в таблице 1.

Таблица 1 - Научные подходы к исследованию родительско-детских отношений в процессе семейной сепарации подход Философский Связь поколений – приоритет живого над мертвым, не «Разорванность поколений»

предполагающий диалога между прошлым, настоящим и (М. Хайдеггер).

будущем. Каждое поколение замкнуто на себя.

Родительско-детские отношения «осмыслены» утверждением «Субстанциальная преемственность и бессмертия, преемственности, традиции и развития и субстанциальный разрыв» (Э. Левинас).

В родительско-детских отношениях наряду с горизонтом Различные и одинаково ценные «своего» мира следует видеть и открытый горизонт «чужого генеративные миры: «Свой мир» и мира», отмечать преемственность и различия двух миров, «Чужой мир» (Э. Гуссерль).

помнить о ценности каждого из них и прослеживать В родительско-детских отношениях существует возможность Этическое самоопределение субъектов этического самоопределения поколений: родитель и ребенок, как выстраивание коммуникативного находясь в бытийной связи, могут способствовать рождению процесса, рождающего преемственность В родительско-детских отношениях до реализации «Бытие-в-мире как бытие-друг-сконкретного поступка каждый со своего места в бытии несет другом» (М. Бахтин) Культурологический Проблема сепарации взрослых детей от нуклеарной семьи Идеи «детоцентризма».

Прослеживается эволюция родительского отношения к Стили родительского отношения:

детям: инфантицид, отношение как к низшим существам, инфантицидный, бросающий, отношение как к собственности, передача детей в амбивалентный, навязчивый, институты воспитательства, опора на социальные нормы социализирующий, помогающий.

Социальные предписания в отношении материнской и Материнская экспрессия и отцовской ролей различаются по четкости, однозначности коммуникация.

и содержанию (материнские предписания касаются ее самоопределения и удержания статуса в семье). общественно-трудовой деятельности.

Зависимость в детско-родительских отношениях Обряды инициации, наполненные Моделирование ритуалов инициации используются Парентэктомия (Т. Пенксон) современными специалистами для отсечения мешающих Социологический Нормы, регулирующие семейные отношения, меняются в Трансформация современных связи со сменой идей и внешних обстоятельств, отражающих институтов материнства,отцовства, В современном обществе отмечаются количественные диспропорции между старшим, средним и младшим Баланс «межпоколенного Существуют различия советских и постсоветских поколений Нормативно-ценностная база в отношении социальных, ценностных, морально-этических взаимоотношений.

норм, расшатываются ранее сформированные стереотипы и Для российских семей характерны созависимость в детско- Созависимость, сепарация и родительских отношениях; определение членов семьи в сегрегация в детско-родительских координатах «свой – чужой», феномен группового давления отношениях на нового члена семьи, потенциальная возможность перерастания межличностного конфликта в межсемейный.

Этологический Родительское поведение генетически детерминировано и Импринтинг ( К. Лоренц).

Существуют базовые биологические предпосылки родительской привязанности, но решающую роль в ее формировании и преобразовании играют социальные и Теория родительского вклада подход Психоло- При взаимодействии с новыми объектами привязанности вновь Пересмотр раннего «опыта Утрата объекта привязанности сопровождается тревогой и страхом Сепарационная тревога (З. Фрейд).

из-за трансформаций неудовлетворенного либидо.

Для эмоционального отрыва обязательно горевание, изменяющее

Работа скорби (З. Фрейд).

эмоциональную нагруженность образов значимых людей.

«Боль разлуки» облегчается при формировании независимости в Процессы дифференциации, удовлетворении потребностей и достижении «константности интроекции, интеграции (А. Фрейд).

объекта», то есть эмоционально энергетической наполненности образа значимого человека.

Продолжительная разлука при высокой аффективной значимости Амбивалентность отношений партнера выявляет агрессивную сторону, которая в виде (А. Фрейд).

амбивалентности присутствует в любых отношениях привязанности.

«Анаклитическая депрессия» возникает в условиях, когда один Анаклитическая депрессия»

человек полагается на другого в удовлетворении основных (Р. Шпиц).

Снижению эмоционально энергетической наполненности образа Регрессия с ментально значимого партнера способствует личностная регрессия. символического уровня на уровень Психологический «Переходный объект» символически представляет значимого человека, «Переходный объект» и Взаимодействие с ним способствует проработке грусти и постепенному «переходный феномен»

переходу от состояния совместного пребывания со значимым другим к (Д. Винникотт).

Существуют две тенденции развития объектных отношений – ощущение «Окнофилия» и безопасности в тесной связи с близким человеком и поиск отдаления и «филобатизм» (М. Балинт).

пространственного дистанцирования, несмотря на сильную и Процессы «разделения» и «индивидуации» происходят одновременно, «Сепарация и они иногда расходятся по причине задержки или ускорения одного из индивидуация»

аспектов развития. «Сепарация» – это процесс разъединения, итогом (М. Малер).

этого процесса является появление чувства независимого функционирования. «Индивидуация» – развитие автономности, отражение собственных уникальных характеристик и посторенние Для сохранения стабильных эмоциональных отношений при разлуке «Зрелая сплоченная 1) сформированный репрезентант самости;

2) стабильная репрезентация референтного лица;

3) возможность в любое время активировать нужное представление и наполнить его соответствующим содержанием.

Процесс вторичной индивидуации, с подросткового возраста может Деидеализация растянуться до ранней стадии зрелости. Перестройка отношений с родительских образов и родителями сопровождается «объектным» голодом, который «объектный голод»

подход Психоло- Человек осознает себя и отношения со значимыми другими через «Рабочая модель» (Дж. Боулби).

гический «рабочую модель», которая со временем становится привычной, устойчивой и практически не поддается сознательному контролю.

Рабочая модель может быть изменена, если она явно Условиями позитивных межличностных отношений считаются: Баланс «давать – брать», привязанность как первичная любовь; динамическое равновесие «порядковый ранг в семье»

противоположных тенденций «давать – брать», удовлетворяющее (Б. Хеллингер).

потребности в справедливости; порядок в отношениях. При взрослении ребенка усиление тенденции «брать» запускает внутриличностной «дифференциацией Я», характеризующейся «Дифференцированность Я»

способностью разграничивать интеллектуальное (мысли, идеи) и (М. Боуэн).

эмоциональное (чувства, аффекты) реагирование.

Сепарационные процессы осуществляются на протяжении всей «Суверенность личности»

психологический Сложившиеся в детстве схемы отношений близких людей «Схемы отношений», «типы автоматически воспроизводятся в настоящем. К таким паттернам деструктивных матерей» (Г. Клауд доминирование, пассивность, агрессивность, контроль, недоверие.

Крайние формы идентификации и обособления характерны для стили взаимодействии»

Теоретический анализ состояния проблемы исследования родительскодетских отношений в процессе семейной сепарации позволяет констатировать следующее: данная проблема носит комплексный характер и каждый научный подход (философский, культурологический, социологический, этологический, психологический, социальнопсихологический) раскрывает отдельную грань изучаемого процесса.

Философский подход изучаемую проблему раскрывает в двух ракурсах: