«ПРАВДА – ЛОЖЬ В ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО ЯЗЫКА (ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ) ...»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Пи Цзянькунь

ОППОЗИЦИЯ ПРАВДА – ЛОЖЬ В ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОМ

ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО ЯЗЫКА

(ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Специальность 10.02.01 – русский язык

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

д.ф.н., проф. Зиновьева Елена Иннокентьевна Санкт-Петербург 2014 2

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………...

ГЛАВА ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ

1.

ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА

1.1. Паремиологическое пространство русского языка как часть языковой картины мира 1.1.1. Понятие «языковая картина мира» и основные направления изучения языковой картины мира……………………………………………… 1.1.2. Единицы паремиологического пространства……………………. 1.1.2.1. Соотношение терминов «паремия», «пословица», «поговорка» в русской лингвистике………………………………………………………….… 1.1.2.2. Содержание терминов «пословица» и «поговорка» в китайской лингвистике……………………………………………………………………… 1.2. Изучение паремий в научной литературе……………………..… 1.2.1. Основные направления изучения паремий………………………. 1.2.2. Лингвокультурологический аспект изучения паремий…...…….. Понятия паремиологического минимума и основного 1.2.3.

паремиологического фонда…………………………………………………….. 1.3 Структура паремий…………………………………………..…….. 1.3.1. Языковой статус пословиц……………………………………...… 1.3.2. Вариантность компонентов паремий…………………………..… 1.3.3. Оппозиции в составе паремий. Понятие «пословичный бином». 1.4. Изучение оппозиции «правда — ложь»…………………………... 1.4.1. Содержание понятий «правда», «истина», «ложь»…………...…. 1.4.2. Оппозиция «правда — ложь» в научной литературе по паремиологии……………………………………………………………………. Выводы…………………………………………………………………….

ГЛАВА ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

2.

РУССКИХ ПАРЕМИЙ, ВЕРБАЛИЗУЮЩИХ ОППОЗИЦИЮ «ПРАВДА

– ЛОЖЬ», НА ФОНЕ КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА

2.1. Общий состав и характеристика материала………..……………… Правда и истина в русском паремиологическом 2.2.

пространстве…………………………………………………………..………… 2.3. Ложь, неправда и кривда в паремиологическом пространстве русского языка…………………………………………………………...……… 2.3.1. Ложь в русских паремиях…………………………………...…… 2.3.2. Неправда в русских паремиях…………………………………... 2.3.3. Кривда в русских паремиях………………………...…………… Структура и модель словарной статьи учебного 2.4.

лингвокультурологического словаря паремий………………………….…… 2.4.1. Определение и принципы учебной лексикографии ………...… 2.4.2. Определение термина «учебный словарь». Типология учебных словарей………………………………………………………………………… Лингвокультурография. Классификация словарей 2.4.3.

лингвокультурологического типа………………………………………..…… Структура словарной статьи учебного 2.4.4.

лингвокультурологического словаря русских паремий…………………..… Выводы…………………………………………………………………... ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………...… Список использованной литературы……………………….............. Список словарей и сборников паремий и их сокращенных наименований………………………………………………………………… Список электронных источников…………………………………....

ПРИЛОЖЕНИЕ № 1. СПИСОК АНАЛИЗИРУЕМЫХ ПАРЕМИЙ

РУССКОГО И КИТАЙСКОГО ЯЗЫКОВ ………………………..……… ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. ОБРАЗЦЫ СЛОВАРНЫХ СТАТЕЙ…......

ВВЕДЕНИЕ

лингвокультурологическому изучению русских паремий, вербализующих оппозицию правда – ложь, на фоне китайского языка.

Особый интерес представляет изучение паремиологической картины мира одного языка на фоне другого, позволяющее установить общие и различные черты в постижении мира разными народами и отображении этого мира в пословицах и поговорках, сопоставить проявляющийся в паремиях менталитет народов.

Актуальность темы исследования обусловлена, таким образом, тем, что паремии существуют в любом национальном языке, они аккумулируют народную мудрость, которая передается с их помощью от поколения к поколению. При наличии универсальных черт эти единицы отличаются национально-культурным своеобразием в каждом языке, выражаемые «установки культуры» (по терминологии В.Н. Телия) могут отличаться, как могут быть различными и образные средства языка, лексическое наполнение паремий, что обусловлено различиями истории, традиций, уклада жизни, быта народов-носителей языка. Выбранная для исследования оппозиция правда-ложь входит в систему основных морально-нравственных ценностей любого народа. Паремии, вербализующие эту оппозицию, частотны в художественной литературе, часть из них активно употребляется в разговорной речи. Однако несовпадающие установки культуры могут привести к сбоям в межкультурной коммуникации. Кроме того, паремии представляют трудности для восприятия и употребления иностранными учащимися (в частности китайцами).

Актуальность предпринимаемого исследования обусловлена также тем, что на настоящий момент не существуют двуязычные русско-китайские и китайско-русские словари пословиц и поговорок, отсутствует и словарь лингвокультурологического типа, ориентированный на носителей китайского языка.

Объектом исследования являются русские пословицы и поговорки, вербализующие оппозицию правда-ложь, и их китайские аналоги.

Критерием отбора единиц послужило наличие в составе пословиц и поговорок лексем правда, истина, кривда, ложь, неправда.

Предмет исследования – выражаемые анализируемыми русскими паремиями установки культуры, стереотипные представления, образные языковые средства, отличающиеся национальной спецификой на фоне китайских единиц.

Научная новизна работы состоит в лингвокультурологическом аспекте исследования паремий русского языка, вербализующих оппозицию правда – ложь, на фоне китайских соответствий, а также в определении лингвокультурологического словаря русских паремий, ориентированного на китайских учащихся.

Гипотеза исследования: определение выражаемых паремиями о правде и лжи идей, присущих русской лингвокультуре, на фоне китайской, особенностей семантики, лексического наполнения (типичных биномных противопоставлений, слов-реалий) даст возможность выявить «наивные»

представления носителей русского языка, стоящие за употреблением этих единиц в русской языковой картине мира, что позволит создать базу для последующего лексикографического описания данных пословиц и поговорок в учебном лингвокультурологическом словаре, ориентированном на носителей китайского языка.

Цель работы: провести лингвокультурологическое исследование русских паремий, вербализующих оппозицию правда-ложь, на фоне китайского языка.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) Описать теоретическую базу исследования;

2) Отобрать для анализа паремии из словарей пословиц и поговорок русского языка, фразеологических словарей китайского языка и сборников пословиц и поговорок китайского языка;

3) Представить классификацию отобранных русских и китайских единиц с точки зрения выражаемых установок культуры;

паремий;

5) Выявить лингвокультурологическую значимость русских паремий относительно китайского языка: «наивные» представления носителей языка, ценностные предпочтения, систему национально-культурных образов и эталонов, отражающихся в данном фрагменте русской языковой картины мира;

лингвокультурологического словаря паремий, ориентированного на китайских учащихся.

Методы исследования: приём сплошной выборки единиц из словарей пословиц и поговорок русского языка, фразеологических словарей китайского языка; приём направленной выборки иллюстративного материала с сайта «Национальный корпус русского языка»; описательный метод; метод компонентного анализа; метод дистрибутивного анализа; метод лингвокультурологического анализа; приемы стилистической и частотностатистической характеристики, приём анкетирования.

Материал исследования: данные Большого словаря русских пословиц (Мокиенко В.М., Никитина Т.Г., Николаева Е.К. 2010), Большого словаря русских поговорок (Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. 2008), Большой словарь китайских поговорок (Вэнь Дуаньджэн, 2011), Большой словарь китайских пословиц (Вэнь Дуаньджэн, 2011), иллюстративный материал сайта "Национальный корпус русского языка".

Теоретическая значимость работы заключается в рассмотрении паремиологического пространства языка как совокупности пересекающихся множеств собственных ограниченных пространств каждой паремии, в выделении ментальных установок культуры, вербализованных паремиями рассматриваемого фрагмента русского паремиопространства, определении ядра этого фрагмента, разработке алгоритма лингвокультурологического анализа русских паремий, вербализующих оппозицию правда – ложь, на фоне их аналогов в китайском языке, создании модели словарной статьи учебного лингвокультурологического словаря русских паремий, учитывающей результаты предварительного лингвокультурологического анализа.

Теоретико-методологическую базу диссертационного исследования составили: работы в области межкультурной коммуникации и языковой картины мира (В.Н. Телия 1988, Ю.Д. Апресян 1995, В.Б. Касевич Е.С. Яковлева 1996, В.Л. Моисеева 1998, О.В. Абыякая 2003, 1996, Г.В. Елизарова 2005, Ю.Н. Караулов 2009 и др.); труды по паремиологии (Н. Барли 1984, В.М. Мокиенко 1985, 1990, 2001, Ю.И. Левин 1984, Г.Л. Пермяков 1988, З.К. Тарланов 1999, В.П. Жуков 2000, Л.Б. Савенкова 2002, Е.В. Иванова 2003, Т.Г. Бочина 2003, Н.Н. Семененко 2005, Г.М. Шипицина 2005, А.В. Жуков 2007, Е.И. Селиверстова 2010 и др.);

исследования фразеологизмов и паремий в лингвокультурологическом аспекте (В.В. Жданова 2000, Маркелова 2004, Пикалова 2005, Абышева 2008, Савченко 2008, Апекова 2009, Бао Хун 1999, Гао Инчже, Т.А. Филимонова 2004; Го Фулян, Хань Цзинчи 2004, Ли Шули 2005 и др.), работы, посвященные изучению оппозиции «правда – ложь» на паремиологическом материале (Ш.Ж. Апекова 1996, О.Б. Абакумова 2011, Н.А. Сабурова и Ли Лиминь 2011).

Практическая значимость работы: результаты данного исследования могут быть использованы непосредственно в практике преподавания русского языка как иностранного, при чтении спецкурсов по лингвокультурологии, паремиологии, лингвокультурографии, а также в лингвокультурологического словаря русских паремий.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Паремиологическое пространство русского языка представляет собой сложно организованную систему, состоящую из совокупности пересекающихся множеств собственно ограниченных пространств каждой из входящих в него паремиологических единиц. При этом «собственно ограниченное пространство паремии» определяется как минисистема, включающая все единицы, связанные с данной синонимическими, антонимическими, омонимическими, квазисинонимическими отношениями, а также варианты исходной паремии.

2. Паремиологическое пространство национального языка является частью национальной языковой картины мира, вербализованные в нем установки культуры отличаются большей консервативностью и устойчивостью по сравнению с другими фрагментами картины мира, вербализованными языковыми единицами других уровней.

3. Ядро фрагмента русского паремипространства, репрезентирующего оппозицию правда – ложь, представлено паремиями, вербализующими, вопервых, те установки культуры, которые являются общими для всех единиц с компонентами ложь, неправда и кривда, с одной стороны, и правда и истина, с другой стороны; а, во-вторых, те установки, которые отличаются наибольшей номинативной плотностью.

4. Для проведения лингвокультурологического анализа паремий одного языка на фоне другого необходимо придерживаться алгоритма анализа, включающего последовательность нескольких этапов: выделение ментальной установки лингвокультуры, вербализованной в рассматриваемых паремиях, определение ее однозначности или двойственности; выявление образа, лежащего в основе единицы, пословичного бинома; описание метафоризации компонентов правда, истина, ложь, кривда, неправда, языковых способов их персонификации; анализ особенностей употребления рассматриваемых русских паремий в современных текстах художественной литературы, периодической печати, в интернет-пространстве; сопоставление русских паремий с их возможными аналогами в китайском языке.

5. Большинство основных ментальных установок культуры совпадает в русском и китайском рассматриваемом фрагменте паремиопространства.

Различия заключаются в большем количестве двойственных установок русской лингвокультуры и большей категоричности и однозначности установок китайской лингвокультуры, с одной стороны, а также в разнице образных оснований паремий, пословичных биномов и ассоциативных связей с понятийными и концептуальными структурами русской и китайской лингвокультур, с другой.

6. Словарная статья учебного лингвокультурологического словаря русских паремий, предназначенного для носителей китайского языка, должна лингвокультурологического анализа. В качестве обязательной в статье должны содержаться информация о значении, ситуации употребления паремии, вербализуемой установке культуры и других русских единицах, ее репрезентирующих, а также культурологический комментарий.

Структура работы:

сокращенных наименований и приложений. Во введении обосновывается актуальность темы, определяются объект и предмет исследования, формулируются гипотеза, цель и задачи работы, указываются используемые в работе методы исследования, формулируются новизна, теоретическая и практическая значимость исследования. В первой главе рассматриваются теоретические положения изучения паремий в аспекте лингвокультурологии, определяются понятия «пословица», «поговорка», «паремия» в русской и китайской лингвистике, раскрывается содержание терминов «языковая картина мира», «паремиологическая картина мира», «паремиологическое пространство языка», проводится анализ изучения паремий о правде и лжи в научной литературе. Вторая глава посвящена лингвокультурологическому анализу русских паремий, выражающих оппозицию правда-ложь, на фоне их китайских аналогов, а также определению структуры и содержания словарной статьи учебного лингвокультурологического словаря. Приложения представляют собой списки анализируемых паремий русского и китайского языков, вербализующих оппозицию правда – ложь, а также образцы словарных статей учебного лингвокультурологического словаря.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ

ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА

1.1. Паремиологическое пространство русского языка как часть языковой картины мира 1.1.1. Понятие «языковая картина мира» и основные направления изучения языковой картины мира Каждая лингвокультура имеет собственную языковую картину мира, в соответствии с которой носитель языка организует содержание высказывания. Именно так проявляется специфически человеческое восприятие мира, зафиксированное в языке.

Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире.

Отображая в процессе деятельности объективный мир, человек фиксирует результаты познания в словах. Совокупность этих знаний, запечатленных в языковой форме, и представляет то, что принято называть «языковой картиной мира» (Апресян 1995: 6).

Исторически представление о языковой картине мира восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев о внутренней форме (лингвистического детерминизма) Сепира – Уорфа.

В. фон Гумбольдт был одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное содержание языка и мышления, отмечая, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия» (В. фон Гумбольдт 1985: 324). В. фон Гумбольдт рассматривает язык как «промежуточный мир» между мышлением и действительностью, отмечая при этом, что язык фиксирует особое национальное мировоззрение. Ученый акцентирует разницу между понятиями «промежуточный мир» и «картина мира». Первое – это статичный действительности человеком. Единицей его является «духовный объект» – понятие. Картина мира – это подвижная, динамичная сущность, так как образуется она из языковых вмешательств в действительность. Единицей ее является речевой акт (В. фон Гумбольдт 1984: 48). Таким образом, в формировании обоих понятий огромная роль принадлежит языку: «Язык – орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» (В. фон Гумбольдт 1985: 78).

Термин языковая картина мира (sprachliches Weltbild) был введен в науку Лео Вайсгербером. Данный исследователь, считающийся главой немецкого неогумбольдтианства, подчеркивал активную роль языка по отношению к мышлению и практической деятельности человека и отмечал, что: «Язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia)»

(Гумбольдт 1984:70). Развивая данное положение, Л. Вайсгербер (1993) ввел так называемый «энергейтический» подход к изучению языка, что предполагает обнаружение в языке той силы, благодаря которой он активно воздействует как на познавательную, так и на практическую деятельность его носителей. Подобный подход к изучению языка предполагает исследование языкового воздействия. В современной терминологии он может быть истолкован как подход, направленный на изучение когнитивной и прагматической функций языка. Л. Вайсгербер выводил эти функции не столько из языковой картины мира в целом, сколько из одной ее стороны – идиоэтнической. Однако язык закрепляет в своей содержательной стороне не только ту или иную точку зрения на мир, но и сам мир. Другими словами, картина мира, заключенная в том или ином языке, представляет собою синтез универсальных знаний о мире с идиоэтническими. Источником первых является объективная действительность, источником вторых – национальная точка зрения на нее. «Энергейтический» подход к изучению языковой картины мира Л. Вайсгербер интерпретировал с помощью категории «Worten der Welt» (ословливание мира). Ословливание (вербализация) мира предполагает членение действительности на те или иные фрагменты посредством слов. Языки же отличаются не только по числу входящих в них слов, но и по их внутренней форме. Это значит, что между различными языками отсутствует не только количественная симметрия, предполагающая, что все языки членят мир на абсолютно одинаковые отрезки, но и качественная (Кузнецов 2005: 11-12).

В последние годы языковая картина мира стала одной из наиболее актуальных тем отечественного языкознания. Современные представления о языковой картине мира характеризуются наличием большого количества дефиниций рассматриваемого термина. Практически каждый исследователь, касающийся этой проблемы, предлагает свое определение. Например:

«Языковая картина мира – это отражение способа моделирования и структурирования действительности, характерного для конкретной лингвокультурной общности» (Моисеева 1998: «Упрощенное и сокращенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции» (Мифы народов мира 1982). В.Б. Касевич предлагает такую трактовку: «знания, закодированные оппозициями словаря и грамматики, это языковые знания, а их совокупность – языковая картина мира» (1996: 179).

Для Ю.Н. Караулова языковая картина мира – это «отраженное в языке и выраженное с помощью языка упорядоченное представление об устройстве окружающей реальности» (Караулов 2009: 161). Иначе говоря, языковая картина мира – система, фиксирующая результаты работы сознания, но не самостоятельное пространство, так как «язык не может создавать отдельного от человеческого сознания мира, он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективного мира» (Колшанский 2005: 37). По мнению В. Н. Телия, языковая картина мира – это «неизбежный для мыслительно-языковой деятельности продукт сознания, который возникает в результате взаимодействия мышления, действительности и языка как средства выражения мыслей о мире в актах коммуникации» (Телия 1988:

189).

В данном диссертационном исследовании считаем целесообразным принять в качестве рабочего определение, предложенное Е.С. Яковлевой, которая предлагает под языковой картиной мира понимать «зафиксированную в языке и специфическую для данного языкового коллектива схему восприятия действительности. Таким образом, языковая картина мира – это своего рода мировидение через призму языка» (Яковлева 1996: 47).

Эта дефиниция, на наш взгляд, отличается лаконичностью формы и емкостью содержания. В связи с интересующими нас проблемами следует отметить, что в паремиях национального языка как раз фиксируется схема восприятия действительности, специфическая для народа - носителя этого языка, его мировидение. При этом именно паремиологическая часть языковой картины мира (в отличие от языковой картины мира, запечатленной в лексике национального языка) «отличается большей консервативностью, «схематичностью», что позволяет передавать культурную информацию от поколения к поколению и обеспечивает преемственность и стабильность национальных представлений» (Алёшин 2012: 37).

Ю.Д. Апресян отмечает, что исследование языковой картины мира в настоящее время ведется в двух направлениях. Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты. Это, прежде всего, «стереотипы» языкового и более широкого культурного сознания, ср.

типично русские концепты душа, тоска, судьба, задушевность, удаль, воля (вольная), поле (чистое), даль, авось. С другой стороны, это специфические коннотации неспецифических концептов, например, многократно описанная символика цветообозначений в разных культурах. Во-вторых, ведется поиск и реконструкция присущего языку цельного, хотя и «наивного», донаучного взгляда на мир. Акцент ставится именно на цельной языковой картине мира (Апресян 1995).

Данное диссертационное исследование ведется в рамках первого из отмеченных подходов, т. к. посвящено анализу только одного из паремиологических фрагментов русской языковой картины мира, организованному вокруг концептов правда и ложь, на фоне китайского языка.

Можно выделить три основные составляющие языковой картины мира (ЯКМ): лексическую картину мира, фразеологическую картину мира, пословичную картину мира (Иванова 2011: 273).

Как справедливо указывает Е.В. Иванова, к исследованию ЯКМ можно подходить с различных позиций:

Можно ставить задачу описания фрагментов концептуализации мира, закрепленной в семантике языковых знаков, обращая внимание как на национальную специфичность, так и на общие для многих народов характеристики восприятия мира.

Можно исследовать характерные в первую очередь для данного языкового социума концепты — ключевые концепты (Иванова 2011: 277).

В своем исследовании мы будем придерживаться первого подхода, т.к.

ставим задачу описать фрагмент концептуализации мира, закрепленной в паремиях, обращая при этом внимание как на универсальные черты паремий русского и китайского языков, так и на национальную специфичность русских единиц относительно китайских аналогов.

Языковая картина мира — это не зеркальное отражение мира, а всегда есть некоторая интерпретация. Собственно говоря, существует столько языковых картин мира, сколько имеется языковых миров, на которые смотрит наблюдатель. Далее в нашей диссертации, мы будем рассматривать паремиологическую часть языковой картины мира.

1.1.2. Единицы паремиологического пространства Понятие паремиологического пространства тесно связано с понятием фольклорной традиции — сложной многоуровневой категории, художественной, эстетической, мировоззренческой, смысловой, ценностной (Мальцев 1981: 28).

Пословицы и поговорки в своей совокупности – это не только свод отдельных единиц и не только система единиц — носителей определённых различительных признаков (грамматических, логико-семиотических, предметных), по которым они могут быть классифицированы, но и некоторое «пространство» в близком к математическому смыслу слова — пространство отношений (Селиверстова 2010: 9). Для каждой точки (отдельной пословицы и поговорки) может быть определена её «окрестность» — множество точек, окружающих данную и близких к ней. Рассматриваемое с такой точки зрения пространство оказывается многомерным: паремиологические единицы (ПЕ) могут быть близки друг другу в разных отношениях (измерениях), по разным параметрам. Различая локальные свойства пространства и его глобальные свойства, т.е. относящиеся к структуре объекта в целом, Ю.И. Левин сосредоточил своё внимание на локальных фрагментах паремиопространства (ПП). Это позволило ему выделить различные типы отношений между паремиями — синонимию, антонимию, квазисинонимию, омонимию, предметную близость, вариантность (Левин 1984: 110-117).

Е.И. Селиверстова в своей работе отметила, что паремиологическое пространство — это системаA пословиц, связанных различными типами отношений (ПП охватывает всю пословичную парадигматику и выходит за ее пределы), обнаруживающих разные степени общности и отличия на разных уровнях (лексическом, семантическом, синтаксическом), и единиц иного порядка — (Б) более дробных («составляющих» паремий — общих формульных фрагментов, типичной пословичной лексики, структурных моделей единиц) и (В) более обобщенных, «надпословичных» паремийных конденсатов) (Селиверстова 2010: 9).

Исходя из анализа научных работ, представляется возможным предложить схему паремиологического пространства (см. схему №.1).

Схема № 1. Структура паремиологического пространства На наш взгляд, для точки «0» (отдельной пословицы и поговорки) может быть определена её «окрестность», по терминологии Ю.И. Левина, — множество точек, окружающих данную и близких к ней, т.е. на каждом направлении (направлении синонимии, направлении антонимии, направлении квазисинонимии, направлении омонимии, направлении предметной близости и направлении вариантности) находится огромное количество паремий, которые могут быть близки друг другу в разных отношениях, они также тесно связаны с паремией, находящейся в точке «0»

по разным параметрам. В результате получается ограниченное паремиологическое пространство. Можно сказать, что почти каждая паремия имеет свое пространство, мы назовём его «собственное ограниченное паремиологическое пространство» (СОПП).

Рассмотрим пример из нашего материала, внеся некоторые коррективы в схему с учетом представления отдельного фрагмента ПП (см. схему № 2).

Схема № 2. Структура фрагмента паремиологического пространства Поместим в точку «0» паремию «И твоя правда, и моя правда, и везде правда – а где она?»

В направлении антонимии точки «а», «б», «в», «г» будут заняты соответственно следующими единицами:

Точка «а» — Двух правд не бывает.

Точка «б» — Одна правда на свете живет.

Точка «в» — Правда одна, а на всех (людей) ее хватит (хватает).

Точка «г» — Всё минется, одна правда останется.

В направлении вариантности точки «ж», «з», «и» займут паремии:

Точка «ж» — И наша правда, и ваша правда, а кто же Богу ответ дает?

Точка «з» — И твоя правда, и моя правда, и везде правда – а нигде ее нет.

Точка «и» — Правда твоя, правда и моя, а где (ж) она?

В направлении квазисинонимии в точке «м» будет находиться паремия И наша правда, и ваша правда, а кто же Богу ответ дает?

В направлении синонимии:

Точка «д» — Правда у каждого своя.

Инвариант паремии будет находиться в точке «л»:

Точка «л» — И твоя правда, и моя правда.

В направлении омонимии мы не нашли соответствующих паремий.

Таким образом, у нас получилось полушарие. СОПП, следовательно, не обязательно должно иметь все шесть направлений (направление синонимии, направление антонимии, направление квазисинонимии, направление омонимии и др.).

Рассмотрим ещё один фрагмент паремиологического пространства (см.

схему № 3).

Схема № 3. Структура фрагмента паремиологического пространства № На схеме № 3 мы поместим в точку «0» паремию «Всё минется, одна правда останется».

В направлении квазисинонимии оказывается точка «ф» — Правда правдою остается.

В направлении антонимии располагаются точки «м», «о», «п», «р», «с», «т», «у».

Точка «м» — Была когда-то правда, а ныне стала кривда.

Точка «о» — Была правда, да в лес ушла (да закуржавела).

Точка «п» — Была правда, да не у Петра и Павла.

Точка «р» — Была правда, да по мелочам, в разновеску ушла.

Точка «с» — Была правда когда-то, да извелась.

Точка «т» — Была правда у Петра и Павла.

Точка «у» — Была, сказывают, и правда на свете, да не за нашу память.

Как видим, на этой схеме СОПП получается в виде сектора. Точка «0»

данной схемы также отражена на предыдущей схеме в направлении антонимии.

Таким образом, мы приходим к следующим выводам.

Во-первых, каждая паремия имеет свое собственное ограниченное паремиологическое пространство — СОПП.

Во-вторых, СОПП связаны друг с другом. Пользуясь математическим термином, можно констатировать, что СОПП находятся в отношении «пересечения множеств». Наглядно это можно представить на схеме № 4.

паремиологических пространств паремиологическое пространство языка включает всю совокупность СОПП.

Границы паремиологического пространства не замкнуты.

паремиологического пространства.

1.1.2.1.

«поговорка» в русской лингвистике Прежде чем обратиться к анализу паремий, необходимо рассмотреть традиционный взгляд на паремию. Паремии, состоящие из высказывания в форме прямой речи (спич), говорящего лица (спикер) и указания на условия или обстоятельства высказывания (ситуация), были известны собирателям и исследователям мини-клишированных изречений с тех времен, как появился интерес к народной мудрости коротких форм — анекдоту, басне, притче, максиме, загадке, пословице, поговорке, меткому словечку-высказыванию.

Их помещали в самые разные разделы тематических, алфавитных структурных классификаций (Тейлор 1962: 23).

Как отмечает Г.Л. Пермяков, «среди разного рода языковых клише, т.е.

устойчивых словесных образований, видное место занимают так называемые паремии, или народные изречения, выраженные предложениями (например, пословицы, поговорки, приметы), а также короткими цепочками предложений, представляющими элементарную сценку или простейший диалог (например, побасенки, «одномоментные» анекдоты, загадки)»

(Пермяков 1988: 80). Паремиологические сборники, как правило, включают в себя и пословицы, и поговорки, так как именно эти разновидности паремий наиболее популярны, используются в разговорной практике, художественных и публицистических текстах. При этом пословицы и поговорки тесно связаны друг с другом. Пословицами и поговорками «принято называть краткие устойчивые народные изречения, обобщающие социально-исторический опыт народа и вошедшие в разговорную речь»

(Жигулев 1969: 7).

Собиратели и исследователи всегда пытались провести грань между пословицей и поговоркой, но в науке о языке пока еще не сложилось общепринятого взгляда на пословицы и поговорки. Основная трудность в разграничении пословиц и поговорок, как отмечает А.Н. Мартынова, связана с тем, что: «виды народных изречений близки друг другу, сам народ никогда четко их не разграничивал» (Мартынова 1986: 6).

По мнению В.И. Даля, «Пословица — коротенькая притча; сама же она говорит, что «голая речь не пословица». Это — суждение, приговор, поучение, высказанное обиняком и пущенное в оборот, под чеканом народности. Пословица – обиняк, с приложением к делу, понятый и принятый всеми» (Даль 1984: 13). Ср.: «Под пословицей понимают меткое образное изречение (обычно назидательного характера), типизирующее самые различные явления жизни и имеющее форму законченного предложения (простого и сложного)» (Жуков 2007: 8). Н.Ф. Алефиренко указывает, что пословицы по своему содержанию и функциям близки к лирической поэзии. Их назначение исследователь видит в том, чтобы выражать отношение народа к различным жизненным явлениям в кратких афористических формулах (Алефиренко 2000: 22).

Энциклопедия определяет пословицу и поговорку следующим образом:

под пословицей понимают «краткое, ритмически организованное, устойчивое в речи, образное изречение народа» (БСЭ: http://bse.scilib.com/article091835.html). Поговоркой «именуют образное выражение, существующее в речи для эмоционально-экспрессивных оценок» (БСЭ:

http://bse.sci-lib.com/article090171.html).

В «Cловаре русских пословиц и поговорок» В.П. Жуков под первыми понимает краткие народные изречения, имеющие одновременно буквальный и переносный план или только переносный план и составляющие в грамматическом отношении законченные предложения. Под вторыми понимаются краткие народные изречения, имеющие только буквальный план и в грамматическом отношении представляющие собой законченные предложения (Жуков 2000: 11).

По мнению В.П. Жукова, пословицы и поговорки отличаются разной степенью мотивированности (Жуков 2000: 13). Приведем классификацию В.П. Жукова, проиллюстрировав ее своими примерами.

1. «Пословицы, которые в настоящее время уже не употребляются в буквальном, прямом смысле» (Жуков 2007: 11). Например: Ложь на тараканьих ножках ходит; Ложь стоит на глиняных ногах; Ложь ходит на гнилых ногах; Посеешь ложь — не вырастет рожь. Ложь белой ниткой шита; У лжи короткие ножки и т.п.

2. «Пословицы, которые отличаются двойным планом – буквальным и иносказательным» (Жуков 2007: 11). В нашем материале паремий данного типа не встретилось.

3. «Выражения, которые употребляются только в буквальном смысле»

(Жуков 2007: 11). Например: В каждой лжи есть доля правды; Во лжи постоянства нет; Лжи много, а правда одна; Не будь лжи, не стало б и правды; И во лжи правда есть; И ложь правдою статься может; Коли не ложь, так правда и т.п.

семантическому содержанию близка к пословице. Как отмечает В.И. Даль:

«пословица – обиняк, с приложением к делу, понятый и принятый всеми», в то время как «поговорка – окольное выражение, переносная речь, простое иносказание, обиняк, способ выражения, но без притчи, без суждения, заключения, применения» (Даль 1984: 14).

X. Касарес тоже использует термины «пословица» и «поговорка» как «синонимичные, взаимозаменяемые и определяет пословицу как независимое и законченное фразовое построение, которое в прямом или аллегорическом смысле выражает некое наставление, поучение, результат опыта» (Касарес 1958: 206). Пословица не относится «ни к какому конкретному событию и с самого начала несет на себе отпечаток намеренной и искусственной обработки, тогда как провербиальное сочетание представляет собой спонтанное высказывание, которое берет свое начало от единственного в своем роде конкретного события в прошлом, имевшего место или вымышленного, и лишь впоследствии получающего обобщающую функцию в результате употребления последующими поколениями» (Там же: 208). В основу разграничения двух классов единиц, имеющих структуру представляется возможным выяснить точно этимологию той или иной потенциальной пословицы (потенциального провербиального сочетания).

Сам X. Касарес отмечает, что граница между этими классами единиц спорная и неточная (Там же: 211).

На самом деле, значительное количество пословиц и поговорок занимает промежуточное положение между выделенными разрядами, это пословично-поговорочные выражения, совмещающие признаки обоих типов паремий. Эти выражения характеризуются тем, что часть слов в их составе сближается или совпадает со словами свободного употребления, а другая часть (нередко реальные или потенциальные фразеологизмы) имеет фигуральное, переносное значение (Жуков 2000: 12). Е.А. Демиденко считает, что «при творческом преобразовании пословиц … широкое распространение в языке (гораздо более широкое, чем пословицы в их полной форме) получили дериваты-фразеологизмы, генетически связанные с пословицей, но на современном этапе развития языка имеющие самостоятельное употребление» (Демиденко 2005: 51).

Рассмотрим некоторые структурно-семантические признаки пословиц и поговорок.

значительной степени определяется их основными чертами: обобщающим характером содержания, фольклорным происхождением, а также преимущественно обиходно-разговорной сферой употребления» (Мокиенко 1990: 21). Так, «грамматическая форма пословиц соответствует характеру их повествовательные, а отчасти и побудительные предложения.

Вопросительные и восклицательные конструкции для них не характерны. По той же причине множество пословиц построено как неопределённо-личные предложения» (Мокиенко 1990: 21).

смысла поговорки с её компонентным значением можно выделить»:

переосмыслении»: Ложь — конь во спасание; Ложь стоит на глиняных ногах. Ложь на тараканьих ножках ходит [здесь и далее иллюстративный материал наш – Пи Цзянькунь].

— «Иронические поговорки, смысл которых прямо противоположен их компонентному значению»: Правда в дело не годится, а в кивот (ее) поставить, да молиться.

компонентного значения: устойчиво усеченные поговорки»: И твоя правда, и моя правда. Её полная форма: И твоя правда, и моя правда, и везде правда – а где она? (Андросова 2006: 11–14).

Таким образом, разница между пословицей и поговоркой – это очень сложный вопрос, можно сделать вывод о том, что в российском языкознании по этому поводу в настоящий момент нет единого мнения. В своем исследовании мы будем придерживаться точки зрения В.М. Мокиенко, который считает, что «пословицы – это краткие, нередко ритмизованные изречения, представляющие собой законченные предложения и выражающие определенные умозаключения. Они относятся к речевым жанрам фольклора, так как не исполняются специально, как, например, сказки и песни, а употребляются в разговорной речи между прочим, кстати, к слову»

(Мокиенко 1975: 18). Исследователь также отмечает, что основное отличие поговорки от пословицы как полноценного афористического жанра заключается, прежде всего, в её фразеологическом статусе, и в этом смысле поговорки объединяются с фразеологизмами и устойчивыми сравнениями (Мокиенко 1975: 172–173). В работе мы также будем использовать общий термин «паремия». Паремии представляют собой «особые единицы и знаки языка, необходимые элементы общения людей. Эти знаки передают специфическую информацию, обозначают типичные жизненные и мысленные ситуации или отношения между теми или другими объектами»

(Пермяков 1988: 79). Как отмечает Н.И. Ефремова, «комплекс паремий представляет собой макротекст, в котором запечатлены житейский и социально-исторический опыт языкового коллектива» (Ефремова 2005: 15).

Паремия (от греч. paroimia – мудрое изречение, сентенция, пословица, поговорка), по утверждению Л.Б. Савенковой, выступает в виде родового термина для понятий "пословица" и "поговорка" и может быть определена как устойчивое в языке и воспроизводимое в речи анонимное изречение, пригодное для употребления в дидактических целях (Савенкова 2002: 173).

По мнению Г.Л. Пермякова, «паремии обладают тремя четко выраженными в известной мере автономными структурными планами — планом лингвистической (и композиционной) структуры, планом логической (и семиотической) структуры и планом реалий» (Пермяков 1988: 84).

Для того чтобы подтвердить правомерность анализа русских паремий на фоне китайских, рассмотрим лингвистический статус терминов «пословица» и «поговорка» в китайском языкознании.

1.1.2.2. Содержание терминов «пословица» и «поговорка» в китайской лингвистике Китайский язык очень богат пословицами и поговорками, которые постоянно встречаются в газетах, в фильмах, в передачах радио и телевидения и в повседневном общении китайцев.

В китайском языке понятия пословицы и поговорки часто не разграничиваются. Как правило, пословица и поговорка рассматриваются как единое целое. В китайской научной традиции они получили общее название – паремия.

Однако в трудах отдельных исследователей делаются попытки разграничить содержание интересующих нас терминов.

Ван Дэчунь в своей работе «Лексикологические исследования»

впервые четко определил различие между пословицей и поговоркой:

«Поговорка отличается от пословицы. В пословице зафиксирован жизненный опыт народа, пословица имеет более глубокий смысл. Смысл поговорки является простым».1 Китайские исследователи понимают отличие пословицы от поговорки по-разному, как и русские исследователи (Ван Дэчунь 1983: 65Слово «поговорка» восходит к очень известной книге «Исторические записки», написанной Си Ма Цянь 2115 лет назад. Си Ма Цянь полагал, что поговорки — это фольклорные фразы (Си Ма Цянь 1959: 79).

хроника китайской династии Хань» отметил, что поговорки — популярные и общедоступные предложения, имеющие фиксированную и стабильную структуру (Бань Гу 1930: 94).

Применительно к пословице можно отметить, что современные китайские исследователи считают, что пословица — это малая форма народного поэтического творчества, облаченная в краткое, ритмизованное дидактическим уклоном.

Многие китайские исследователи думают, что пословицы включаются в поговорки. Позволим себе не согласиться.

По нашему мнению, пословицы:

Представляют собой фольклорные фразы;

Являются образными, популярными выражениями, имеющими разговорную форму;

Здесь и далее перевод автора – Пи Цзянькунь Имеют вариативную структуру.

Обладают и буквальным, и переносным смыслом.

Поговорка по структуре не так сложна, как пословица, она отражает опыт и жизненные знания, легко понимается, а также имеет более яркую разговорную форму, чем пословица. В поговорке чаще появляются незаконченные грамматические конструкции, сокращенные, усеченные выражения. Но у поговорок структура стабильна и отсутствует переносный смысл. В китайском языке, как и в русском, можно выделить группу промежуточных, пословично-поговорочных выражений.

Таким образом, выявленный лингвистический статус пословиц и поговорок в китайском языке позволяет сделать эти единицы фоновыми для исследования русских паремий.

1.2. Изучение паремий в научной литературе Паремиология как раздел языкознания «в настоящее время пока ещё не может рассматриваться как сформировавшаяся отрасль научного знания. В настоящее время можно говорить лишь о некоторых фундаментальных понятиях, таких, как паремия, паремиологическая единица (ПЕ), но в паремиологии на данный момент не существует общепринятой систематизации паремиологического материала, не определены его объём и границы, и неясным остается сам предмет паремиологии. Одни ученые считают паремиологию наукой о пословицах и поговорках русского языка, соответственно определяя ее объект, создают классификации пословичнопоговорочного материала, разрабатывают метод его изучения. Другие исследователи выделяют паремиологию в рамках фразеологии, а ПЕ рассматривают как разновидность ФЕ и закономерно изучают их в тех же аспектах, что и фразеологизмы. Третьи признают паремиологию универсальной наукой об устойчивых(клишированных) выражениях разной структуры, включая фразеологизмы. Термин паремия они употребляют как универсальное наименование и главное внимание уделяют выделению различных типов паремий и их систематизации. Подобная неопределенность в формулировке самых существенных проблем паремиологии объясняется историей её становления как науки, а также сложностью и неоднозначностью научного истолкования терминов «фразеологизм», «пословица», «поговорка», «паремия»» (Петрова 2007: 11).

Обратимся к рассмотрению основных направлений исследования паремий в современной лингвистической литературе.

1.2.1. Основные направления изучения паремий Фразеология как самостоятельная лингвистическая дисциплина начинает формироваться в отечественной науке с 40-х гг. XX века, и в китайском языкознании она тоже выделяется в особый раздел лингвистики.

Интерес же к паремиям как предмету лингвистического, а не фольклорного анализа появился лишь в конце ХХ века, что неизбежно повлекло за собой пристальное изучение пословиц, как в русской, так и китайской лингвистике.

Вопросам паремиологии, как справедливо отмечает Е.А. Койранская (2011:

257), уделялось значительное внимание в работах Т.Г. Бочиной (2003), Н.

Барли (1984), Х. Вальтера (2001), В.М. Мокиенко (2001), Г.Л. Пермякова (1988), Л.Б. Савенковой (2002), Е.И. Селиверстовой (2009), Н.Н. Семененко (2005), Г.М. Шипициной (2005) и др.

Общепринятым является выделение двух основных направлений исследования пословиц. «Первое характерно для стран континентальной Европы и России и направлено на изучение структурных и семиотических аспектов, логических отношений и семантики» (Иванова 2003: 50). Второе направление «развивается в Великобритании и США и ориентировано на исследование роли пословиц в коммуникации и социальной жизни» (Иванова 2003: 50).

необходимостью дать определение пословицы, разграничить пословицы и близкие к ним единицы» (Иванова 2003: 51). Рассмотрим основные направления в изучении паремий.

Во-первых, в российской науке о языке особый интерес к паремиям наблюдается с конца XIX – начала ХХ в., когда русские пословицы и поговорки изучаются в сравнении с паремиями других народов мира.

Многие пословицы и поговорки различных народов сходны по своему значению и форме, что давно привлекает внимание паремиологов. В трудах таких зарубежных исследователей начала XX в., как П. Шмит, Я. Лаутенбах, Э. Кокаре затронута проблема сходства паремий в разных языках. Среди русских паремиографических источников XIX в. следует отметить, например, сборник И. Гольшух «Пословицы, поговорки и изречения, или народная мудрость на трех языках: русском, французском и немецком»

(Гольшух 1888), в котором приведено сравнение паремий в русском, французском и немецком языках. Г.Л. Пермяков долгие годы занимался проблемой национального и интернационального в паремиях и изложил свои взгляды во многих статьях и монографии (Пермяков 1988).

Второе направление — дискуссионный вопрос о разграничении пословицы и поговорки.

В.И. Даль в предисловии к сборнику «Пословицы русского народа»

одним из первых попытался отделить пословицы от других устойчивых выражений. В трудах Е.В. Ивановой, Л.Б. Савенковой, З.К. Тарланова и других исследователей паремиологии вопросы, связанные с отличием пословиц от поговорок и пословично-поговорочных выражений, активно дискутируются (Жуков 2000: 11-12; Савенкова 2002: 55-69; Тарланов 1999:

28-64). Несмотря на разнообразие точек зрения, поговорки и пословицы во многих сборниках представлены вместе.

Одним из наиболее популярных направлений в паремиологии является изучение трансформаций пословиц и поговорок.

Е.И. Селиверстова утверждает, что в современной речи пословицы употребляются в трансформированном виде, в связи с чем, именно изучение этих трансформаций является одной из актуальных задач современной паремиологии (Селиверстова 2009: 23). Трансформационные процессы в сфере пословиц интенсифицировались в наше время, комплексное и системное исследование трансформаций данного типа паремий представляется крайне актуальным. Всем этим и обусловлена необходимость лингвистической оценки пословичных преобразований, определения и социокультурного фона, что в дальнейшем позволит прогнозировать развитие трансформационных процессов в сфере паремиологии (Койранская 2011).

В конце ХХ в. появился новый термин — «антипословица».

Происходит демократизация языковых процессов и одной из форм этой демократизации является трансформирование известных устойчивых сочетаний (паремий), которые отражают фрагменты языковой картины мира данного социума на определенном этапе его развития. В силу политических и социальных изменений в российском обществе в конце XX – начале XXI века язык меняется, подстраиваясь к требованиям нового социокультурного контекста. Употребление готовых форм (цитат, пословиц, афоризмов) связано с идеей о вторичности всякого текста. Одной из разновидностей вторичного текста является трансформированная паремия, или антипословица. В.М. Мокиенко и X. Вальтер полагают, что трансформации пословиц нуждаются в так называемой «словесной расшифровке», которая позволит понять данные образования (Селиверстова 2009).

По мнению Е.В. Ивановой, «сопоставительное исследование пословиц может осуществляться в различных направлениях:

1. В традиционном – определение генетических и типологических черт сходства пословиц, описания пословичных эквивалентов, аналогов и безэквивалентных пословиц.

2. В социолингвистическом – установление отражаемых в пословицах черт сходства и различия в социальных условиях жизни народов.

3. В лингвокультурологическом – описание сходных и различных характеристик культуры, представленных в пословицах культурных концептов и символов, культурных универсалий.

4. В когнитивном – выявление закономерностей постижения мира и установления различий в видении мира, свойственных народам» (Иванова 2002: 5).

лингвокультурологического направления исследований паремий.

В последнее время «возрос интерес исследователей к проблемам изучения языковой картины мира разных языков, что находит отражение в методике преподавания русского языка как иностранного. Изучаются различные лингвокультурные концепты (прежде всего на лексическом материале), грамматические категории и конструкции в русском языке, в том числе в сопоставлении с другими языками» (Полупан 2011: 4). Но фразеологизмов на фоне других языков и, в частности, китайского, на сегодняшний день не так много.

1.2.2. Лингвокультурологический аспект изучения паремий затрагивающей и стремительно изменяющей все уровни человеческой цивилизации, в том числе культурный и языковой, весьма актуальными становятся вопросы исследования различных аспектов межкультурной коммуникации.

Лингвокультурология как наука возникла в конце XX века в результате смены научной парадигмы со структуралистской на антропоцентрическую, ценностную. Лингвокультурологию можно определить как «теоретическую представления знаний о мире носителей того или иного языка через изучение языковых единиц разных уровней, речевой деятельности, речевого поведения, дискурса, что должно позволить дать такое описание этих объектов, которое во всей полноте раскрывало бы значение анализируемых единиц, его оттенки, коннотации и ассоциации, отражающие сознание носителей языка» (Зиновьева, Юрков 2009: 15).

исследователи обращаются к изучению концептов на паремиологическом материале. Как уже было отмечено, пословичная картина мира является фрагментом языковой картины мира, в целом связанным с той частью национальной концептосферы, которая представляет базовые культурные ценности (Алефиренко, Семененко 2009: 312). На материале паремий исследованы, например, такие концепты, как борода (Савченко 2008), топор (Ян К. 2009), чудо (Абышева 2008) труд и лень (Маркелова 2004) и др.

В.В. Жданова в своей монографии «Пословицы и поговорки как источник изучения русского культурно-языкового сознания» отмечает, что концепты, признанные базовыми, с одной стороны, выделены наибольшим коннотативным, ассоциативным, культурным, а часто и мифологическим смыслом, а с другой стороны, что не менее важно, – наиболее частотны в пословицах и поговорках, и сами пословицы и поговорки с этими словами наиболее часто воспроизводятся в речи (Жданова 2000).

Как справедливо отмечает О.Г. Дубровская, пословицы следует считать лингвокультурологическими единицами, т.е. единицами, во внутренней форме которых (или образном основании) отражено мировоззрение того или иного лингвокультурного сообщества. Миропонимание, запечатленное в образном основании (термин В.Н. Телия) пословиц, доносит до современников те коллективные представления, которые складывались в процессах культурного освоения мира тем или иным этносом. Именно система образов, закрепленных в пословицах, служит «нишей» для кумуляции культурно-национального опыта описываемых лингвокультурных обществ (Дубровская 2000: 36).

В настоящее время существует уже достаточно много работ, лингвокультурологическом аспекте на фоне других языков (Пикалова 2005;

Абышева 2008; Апекова 2009 и др).

Лингвокультурологическому изучению русских фразеологизмов и паремий на фоне китайского языка также посвящен ряд исследований (Бао Хун 1999; Гао Инчже, Филимонова Т.А. 2004; Го Фулян, Хань Цзинчи 2004;

Ли Шули 2005 и др.). В связи с задачами нашей работы остановимся на этих исследованиях подробнее.

фразеологизмов» отмечает три способа, с помощью которых фразеологизмы могут отражать национальную культуру.

Комплексно, т.е. своим идиоматическим значением, всеми компонентами вместе, что составляет суть любой ФЕ.

Национально-культурная специфика отражается расчленено, т.е.

элементами своего состава.

прототипами — свободными словосочетаниями, описывающими определенные обычаи, праздники, подробности быта и культуры (Бао Хун 1999).

Автор подтверждает выводы других исследователей о том, что ФЕ выполняют кумулятивную функцию, которая сводится к отбору, накоплению и сохранению самой разнообразной информации: фауна и флора, географическое положение, исторические события и лица, мифологические персонажи, образы фольклора и художественной литературы, искусство, наука — все это нашло отражение как в русской фразеологии, так и в китайской (Там же).

Го Фулян и Хань Цзинчи в своей работе «Сопоставительный анализ образов животных в русских и китайских пословицах» приходят к выводу, что коннотации, возникающие в разных лингвокультурах в связи с тем или иным животным, могут совпадать или серьезно отличаться. Пласт пословиц, связанных с животным миром, является ярким элементом национального характера, особенности и этапы становления которого находятся в центре внимания современной лингвокультурологии (Го Фулян и Хань Цзинчи 2004).

Культуры России и Китая развивались разными путями, но тем не менее, в них можно найти и нечто общее. Так, Ли Шули замечает, что в русском и китайском языках можно увидеть фразеологизмы, имеющие одинаковый смысл и употребляемые в одинаковых ситуациях, например:

гром среди ясного неба (); идти в огонь и в воду (); как рыба в воде ( ); черпать решетом воду ( ); беда не приходит одна (); и стены имеют уши (); среди белого дня () (Ли Шули 2005: 203).

Кроме вышеназванных поговорок и пословиц, в китайском и русском языке можно найти такие, которые имеют одинаковый смысл, но разную образность, что говорит о различии двух культур. Перевод таких фразеологизмов сделать часто бывает трудно, т.к. разная образность мешает пониманию смысла. Когда переводятся следующие русские выражения на китайский язык, они наполняются другими образами: в русском языке Одним выстрелом убить двух зайцев, а в китайском языке Одной стрелой убить двух орлов. Сидеть меж двух стульев (рус.) – Сидеть меж двух лодок (кит.).

Нет дыма без огня (рус.) – Нет ветра без волны (кит.). Метать бисер перед свиньями (рус.) – Играть музыку перед коровами (кит.). От волка бежал, да на медведя попал (рус.) – От волка бежал, да на тигра попал (кит.). Два медведя в одной берлоге не живут (рус.) – Два тигра на одной горе не живут (кит.).

Из-за особенностей и специфических свойств русской культуры некоторым русским пословицам и поговоркам нельзя найти соответствующих в китайском языке. Такие фразеологизмы необходимо переводить буквально, стараясь сохранить их языковые особенности, стилистическую окраску. Например: Стреляного воробья на мякине не проведёшь (). Золото не золото, если не побывало под молотом ( ). У врача лечись, а у умного учись (,).

При переводе некоторых русских фразеологизмов на китайский язык возможен перевод только по смыслу, т.к. в китайском языке нет соответствующих им фразеологизмов, а при переводе смысл русской пословицы или поговорки передается описательно китайскими словами. Эти слова не являются фразеологизмами, они похожи на русские только по смыслу. Например, в русском языке есть выражение сделать кого-либо козлом отпущения. В китайском языке нет такого выражения, но его смысл передаётся словами съесть его мясо и выспаться на его шкуре. Также описательно переводятся следующие выражения: Храпит во всю Ивановскую (). Вставлять кому-либо палки в колеса (). Просто так небо коптить (). Торчит здесь для мебели ().

фразеологизмов, их необходимо включать в процесс обучения языку. Так можно активизировать обучаемых, привить им любовь к языку, воспитывать на примере русских пословиц и поговорок. Ведь они отражают правду жизни, воспитывают в людях смелость, трудолюбие, дружбу, любовь, честность, подвергают критике лицемерие, лень, невежество, обман. (Там же).

В учебниках русского языка, изданных в Китае, встречаются русские пословицы, характеризующие отношения в семье, например:

Вся семья вместе, так и душа на месте () Всякий дом хозяином держится () Без хозяина дом – сирота () Русский человек без родни не живёт () Где любовь да совет – там и горя нет () На что и клад, когда в доме лад ().

В пословицах утверждается, что счастье в семье зависит от женщины, например:

Не ищи жену в хороводе, а ищи в огороде ( Добрая жена дом сбережет, а плохая своим рукавом разнесет ( ) (Ли Шули 2005: 203).

Статья Л.И. Захаровой посвящена анализу концепта любви в русской и китайской культурах на материале фразеологии двух языков. Когда мы говорим о любви, то ассоциируем её с мужчиной и женщиной, мужем и женой, дедом и бабой. В подобных контрастных парах скрыто утверждается превосходство первого понятия над вторым. Народная мысль всегда апеллирует к мужчине как представителю рода человеческого. А вот идея о женском несовершенстве, очевидно, интернациональна. Пренебрежительное отношение к женщине отражается в народном творчестве многих культур.

Пословицы, афоризмы о многочисленных женских пороках можно найти в любой культуре (Захарова 2005: 18). Например, в русской: Бабе дорога – от печи до порога; Бабьи умы разоряют сумы; Где бабы, там рынок; где две, там базар; Волос долог, а язык длинней (у бабы); женские умы, что татарские сумы; Курица не птица, а баба не человек; Баба да бес – один у них вес; Куда чёрт не поспеет, туда бабу пошлёт и др.

Одну из популярных формул любви, на взгляд автора, являет афоризм Бьёт – значит любит. Исследователь приводит большое количество русских пословиц в на эту тему: Любить жену – держать грозу; Кого люблю, того и бью; Жену не бить – и милу не быть; Люби жену, как душу, тряси ее, как грушу; Кто вина не пьет, пьян не живет; Кто жены не бьет – мил не живет; Чем больше жену бьешь, тем щи вкуснее; Не петь куре петухом, не владеть бабе мужиком.

Л.И. Захарова указывает, что в формировании китайской национальной конфуцианство. Согласно учению Конфуция, в основе отношений между мужчиной и женщиной должно лежать (уважение). Пословицы (оказывать друг другу такое же почтение, как званым гостям);

(уважать друг друга с вежливостью). 20 лет назад появились такие пословицы, как у русских, например: Бьет – жалеет, ругает – любит, рассердится – топчет ногами.

Согласие – идеал брака в любой культуре. Сравним китайские символы и русские формулы гармонии:

(жить вместе, пока волосы не покроет серебро);

(муж поёт, а жена подпевает); (летать крылом к крылу).

(Обычное пожелание для новобрачных).

Муж с женой, что мука с водой (сболтать сболтаешь, а разболтать не разболтаешь); жена да муж – змея да уж (то есть одна порода, заодно);

Муж и жена – одна сатана.

Несмотря на разницу языков, и китайцы и русские используют близкие по смыслу слова и выражения для описания различных сторон жизни, что даёт возможность говорить о сближении и взаимопроникновении культур (Там же).

Цзи Юаньлун делит ФЕ с точки зрения выполнения ими культурнокумулятивной функции на два типа2:

Фразеологизм, пословица и поговорка выражают русскую национальную культуру всей единицей. Например, русская пословица В Тулу со своим самоваром не ездят. Тула – русский город, который известен самоварами во всем мире. Эта пословица в целом выражает русскую культуру.

Фразеологизм, пословица и поговорка выражают русскую национальную культуру лексическим наполнением. Например, в данной единице название города Тула и существительное самовар имеют культурно национальную коннотацию (Цзи Юаньлун 2004: 56).

Фразеологизмы, пословицы и поговорки, целостно отражающие русскую национальную культуру, Лю Юнхун разделила на следующие типы:

А) Нрав праздника. В каждой национальной культуре праздник занимает важное место. Праздник обычно имеет какой-то обряд, который становится празднично-обрядовой культурой. Праздники делятся на народные и религиозные, которые имеют яркие национальные особенности.

Например: Крещенский мороз; без блина не масленица; первый блин комом;

хоть с себя что заложить, а масленицу проводить.

В Китае хлопушка имеет особенное значение в Новом году. Поэтому появилась такая пословица: Бао цзу шэн шэн цы цзю суй (звуки хлопушек проводили прошлый год).

Б) Нрав одежды. Особенность русской одежды – яркий цвет, многослойность, большой размер. Например, слова рубаха, сарафан, юбка, платок, косынка, платье, тулуп, шуба. Русские любили вышивать изображения коней, птиц, дерева, т.к. птица несла радость, свет, добро;

дерево символизировало вечно живую природу. В русском языке есть много ФЕ, связанных с одеждой, например, рубаха – парень; встречать по одежке;

оставаться в одной рубашке; бросить перчатку; родиться в рубашке.

Здесь и далее перевод автора – Пи Цзянькунь.

А китайцы любят вышивать дракона, цветы, феникс на одежде, больше любили ткань, а не мех. Например, китайский фразеологизм тканая одежда и овощи. Пословицы носить маленькую обувь; носить высокую шапку и т.д.

В) нрав питания. Питание отражает типичную национальную культуру.

В России типичное питание – хлеб и молочные продукты. Например: водить хлеб-соль; как сыр в масле кататься; хлеб-соль ешь, а правду режь. В Китае люди считают, что питание – это самое важное дело. Например, всё дело – первое питание.

Г) нрав жилья. В русском языке слова изба, баня выражают русскую национальную культуру. Например: выносить сор из избы; не красна изба углами, а красна пирогами; дом не велик, да лежать не велит; в бане веник – хозяин, в печи – кочерга; жарко как в бане; веник в бане всем господин;

задавать баню.

Д) нрав транспорта. В русском языке фразеологизмы пятое колесо в телеге; садиться не в свои сани; сидя на санях. А китайские пословицы кататься на осле, читая песенную книгу; девушка сидит на Цзяо – первый раз. (Цзяо – вид транспорта, когда девушка выйдет замуж, обязательно сидит на Цзяо) (Лю Юнхун 2002: 56).

Что касается сопоставительного изучения русских и китайских паремий, характеризующих оппозицию правда-ложь, то подобных исследований нам не встретилось.

При исследовании паремий с целью их дальнейшей презентации в иностранной аудитории и лексикографического представления в учебном словаре с неизбежностью встает вопрос об их минимизации. В этой связи обратимся к анализу понятий «паремиологический минимум» и «основной паремиологический фонд».

паремиологического фонда В настоящее время в лингвистике очень активно используется термин «минимум / минимумы» (лексические минимумы, фразеологические минимумы, грамматические минимумы, функциональные минимумы, паремиологические минимумы). В помощь пользователям и преподавателям русского языка как иностранного методисты создали большое количество лексических минимумов. В 50-70 годы XX века появляются словариминимумы и книги для чтения, предназначенные сначала для учащихся национальных начальных школ и среднего звена.

Проблема создания паремиологического минимума возникла в ходе работы, начавшейся в 60-е годы XX века над созданием словарей русских паремий, когда перед лексикографами встал вопрос об отборе материала для словарей. Теоретическое обоснование понятия «паремиологический минимум» было дано в трудах Г.Л. Пермякова, посвященных доказательству существования в языке особого паремиологического уровня. Уже в ранних статьях и выступлениях, рассматривая паремии как «элементы языкового словаря», он выдвигает и обосновывает идею паремиологического минимума. В пояснениях к анкете для проведения социолингвистического эксперимента исследователь предлагает критерии создания такого минимума. Его критерии ориентированы на следующие параметры: связь минимума с проблемой обучения русскому языку иностранцев, поэтому в его работах минимум рассматривается как необходимый для запоминания и овладения языком «определенный набор пословиц, поговорок, загадок, примет, поверий и других народных изречений (или паремий), хорошо известных носителям данного языка» (Пермяков 1971: 3). По мнению Г.Л.

Пермякова, минимум — это список самых известных русских народных изречений, наименьший по своему объему и в то же время достаточный для понимания русских текстов (Пермяков 1971: 4). Кроме того, он полагает, что минимум должен быть связан с живой разговорной речью или современной публицистикой (Там же). На наш взгляд, паремиологический минимум мог бы помочь учащимся, тем более иностранным учащимся, лучше понимать произведения русской классической и современной литературы.

«выразителя фоновых знаний, т.е. знаний, связанных с особенностями русского быта, культуры, заведомо известных всем носителям языка, и поэтому вольно и невольно учитываемых в их общении друг с другом»

(Пермяков 1982: 132).

Однако в целом критериями включения паремий в минимум попрежнему остается общеупотребительность, использование их в живой разговорной речи и в литературе. На основании своих наблюдений Г.Л.

Пермяков утверждает, что каждый взрослый (старше 20 лет) носитель русского языка знает не менее 800 пословиц, поговорок, ходячих литературных цитат и других клишированных изречений (Пермяков 1982:

131).

Г.Л. Пермяков в своей работе определяет, что паремиологический минимум — «это в миниатюре (сокращении до возможного минимума) весь паремиологический фонд данного язык (или народа). Он обладает всеми (или почти всеми) основными особенностями всего паремиологического фонда, т.е. имеет основной набор его реалий, полный набор его логических конструкций и набор его лигвистических образов разных типов. По паремиологическому минимуму можно изучать все основные свойства паремиологического фонда данного языка (или народа) вообще» (Пермяков 1988: 213-214).

Что касается объема, то Г.Л. Пермякову представляется, что паремиологический минимум должен содержать: «1) все основные смысловые (логико-семиотические) и логико-тематические группы; 2) набор всех основных типов логических трансформов и правил логического оперирования; 3) полный набор местных реалий; 4) все типы паремий; 5) набор формул, достаточный для понимания всех общеизвестных изречений, не обладающих мотивировкой общего значения, а также для понимания всех усеченных форм, бытующих в живой речи и в литературе; 6) все возможные типы грамматических конструкций; 7) омонимические формы разных типов»

(Пермяков 1988: 212).

Г.Л. Пермяковым был осуществлен огромный труд по созданию паремиологического минимума, в основу которого была положена методика социолингвистического эксперимента, на основе которого были составлены предварительные списки для книги «Русский паремиологический минимум».

Эксперимент состоял в следующем: участникам предлагался список изречений, расположенных по паремиологическим группам, а внутри групп — и по алфавиту; участники должны были отметить в нем незнакомые единицы, зачеркивая их порядковый номер. Кроме того, они могли употребительными паремиями; информантов просили ответить на вопросы анкеты о количестве известных им народных изречений до чтения анкеты, об их профессии и образовании, о месте проживания до восемнадцати — двадцати лет (Пермяков 1971).

несостоятельность казавшейся столь перспективной идеи Г.Л. Пермякова.

Указывая на невозможность хотя бы приблизительного измерения паремийного материала, В.М. Мокиенко делает вывод: «общего минимума, минимума "для всех" носителей конкретного языка, видимо, не существует»

(Мокиенко 2010: 179).

Белорусский паремиолог Е.Е. Иванов подверг паремиологический минимум Г.Л. Пермякова критическому анализу, продемонстрировав несоответствие этого минимума реальным блокам русской паремиологии, отражённым современными словарями и паремиологическими собраниями (Иванов 2009). Предложенная Е.Е. Ивановым идея выявления и описания основного паремиологического фонда была поддержана многими участниками XI Международного конгресса МАПРЯЛ в 2007 г. Учёный считает возможным выявить данный фонд на основе точных подсчётов фиксаций той или иной паремии в соответствующих источниках.

В.М. Мокиенко использует иные (как нам представляется – более определяющей более или менее условное ядро национальной паремиологии.

Но и это ядро, отмечает В.М. Мокиенко, «колеблется в языковом сознании конкретных носителей языка в зависимости от индивидуального восприятия Слова, его образных и экспрессивных потенций и личного речевого опыта»

(Мокиенко 2010: 179).

В данной работе принимается термин Е.Е. Иванова вместо термина Г.Л. Пермякова вследствие убедительности представленных доводов.

«паремиологическая норма» предлагаются в работе М.Ю. Котовой.

обязательных признаков (универсалий), которые выделяют пословицу среди других единиц, лексических и фразеологических» (Котова 2004: 25).

М.Ю. Котова отмечает, что «паремиологическая норма является одной из наименее изученных в паремиологии» (там же: 30). Паремиологический минимум и норма существуют в представлении М.Ю. Котовой как взаимновлияющие явления. Общеупотребительные, общеизвестные и воспроизводимые пословицы и афоризмы, выявляемые при помощи информантов в ходе многоступенчатного социолингвистического эксперемента для определения пареиологического минимума языка, «составляют нормативный паремиологический корпус языка и становятся основным объектом для паремиографического описания во всех типах пословичных словарей» (Котова 2004: 33), а «теория паремиологического минимума дает ключи к кодификации нормативных пословиц, то есть тех паремий, которые на основе социолингвистического эксперимента исследователям удается вычленить из всего множества пословиц, паремиологический минимум языка входит «список пословиц, общеизвестных носителям рассматриваемого языка в данный исторический период времени» (Котова 2004: 35).

В нашем диссертационном исследовании будут подвергнуты анализу все паремии, отобранные из словарей, указанных во введении к диссертации в качестве лексикографических источников материала, кроме тех, что имеют пометы «диалектное» и «устаревшее». Образцы же словарных статей учебного словаря будут предложены только для тех паремий, которые попадут в «зону узнавания» (по терминологии В.М. Мокиенко), что будет выявлено путем предварительного опроса носителей русского языка.

1.3. Структура паремий В научной лингвистической литературе большее внимание уделяется исследованию пословиц, чем поговорок. Обсуждаются вопросы языкового статуса, структуры, вариантности пословиц. Остановимся на этих вопросах более детально, т.к. они важны в связи с задачами данного диссертационного исследования.

1.3.1. Языковой статус пословиц Паремиологи давно обратили внимание на чрезвычайную емкость и внутреннюю сложность пословичных изречений. Пословицы изучаются в работах по традиционной лингвистике, фольклору, когнитивной лингвистике, что объясняется неоднозначностью природы пословицы. X.

Касарес указывает, что пословицы составляют область изучения паремиологов, фольклористов и одновременно, будучи лингвистическими текстами, образуют лингвистическую область исследования (Касарес 1958:

215).

Алан Дандис видит смысл существования пословицы в том, чтобы хранить знание о мире и о человеке в этом мире. Пословицы раскрывают сущность фольклорных идей о жизни и происхождении мира (Dundes 1972:

96, 103). Работы К.И. Григаса посвящены рассмотрению художественных или поэтических образов пословицы (Григас 1978: 9; 1987: 30, 141) и в то же время пословица рассматривается как часть языка и инструмент информации (Григас 1987: 287).

Г.Л. Пермяков описывает тройственную природу пословицы. С одной стороны, пословица — явление языка, с другой — это логическая единица, выражающая суждение, с третьей стороны, это художественная миниатюра (Пермяков 1970: 8). Г.Л. Пермяков справедливо, на наш взгляд, полагает, что как языковой знак пословица относится к лингвистике, а как текст — к фольклору, что дает основание выделять пословицы как особый уровень языка — паремиологический (Пермяков 1975: 250-251). Ю.И. Левин соединяет в проводимом исследовании анализ текстовых и семиотических характеристик пословиц (Левин 1984).

Т.Г. Бочина выдвигает на первый план диалогическую сущность пословицы. Пословица как результат спора, диспута является своеобразным резюме свернутого диалога (Бочина 2003: 46-47).

«Пословица подводит итог ситуации», — пишет А. Тейлор (Taylor 1975: 68). С точки зрения В.В. Гвоздева, это самое сложное образование, которое можно наделить статусом языкового знака (Гвоздев 1983:13). По мнению Г.Л. Пермякова, пословица – это знак ситуации (Пермяков 1970:

19), но пословицы не только выступают как знаки разнообразных житейских ситуаций, они одновременно моделируют различные типовые ситуации (Пермяков 1975: 251).

Кроме устойчивости, традиционности, обощенности, пословицы обладают образно-символической основой содержательного плана, аксиологическим характером и связью с наивной картиной мира (Селиверстова 2009: 37).

различающиеся степенью обобщенности, но представляющие собой одно предложение, подчиняющееся законам синтаксической структуры языка.

1.3.2. Вариантность компонентов паремий В последние годы исследования в области вариантности пословиц активизировались и появилось достаточно большое количество работ, посвященных вариантности паремий.

Варьирование является одним из интереснейших явлений в паремиях, в нем проявляется воздействие специфических факторов, характеризующих в целом функционирование ПЕ в паремиологическом пространстве (Селиверстова 2009: 5).

В.П. Жуков впервые разработал типы пословичных вариантов в своем словаре «Словарь русских пословиц и поговорок»(1966).

По мнению В.П. Жукова, можно «различать лексические, формальнословообразовательные, лексико-грамматические и структурные варианты пословиц» (Жуков 2007: 15). К лексическим вариантам относятся «словесные синтаксической конструкции и не вносят каких-либо смысловых оттенков в содержание пословицы» (Жуков 2007: 15). См., например, в нашем материале: Правда всегда перевесит и Правда всегда перетянет; Правда гневна, да Богу люба и Правда гневна, да Богу мила. Формальнограмматическими или словообразовательными видоизменениями исследователь называет изменения, «происходящие в рамках одной и той же синтаксической конструкции и не влияющие на смысловое содержание пословицы» (Жуков 2007: 15). В качестве таковых в нашем материале выступают следующие: Не говори правды – не теряй дружбы и Не говорить было правды – не потерять было дружбы.

синтаксической конструкции и лексического состава, не вносящее какихлибо оттенков в содержание пословицы, относится к лексикограмматическим вариантам пословиц» (Жуков 2007: 15). Например, в нашем материале: Правду всяк хвалит, да не всяк ее хранит (исходная форма) и Правду всяк хвалит, да не всяк при ней держится (производный лексикограмматический вариант).

Структурным вариантом «является такой вариант, который образуется вследствие видоизменения лишь синтаксической конструкции при сохранении прежнего смыслового содержания и лексического состава пословицы» (Жуков 2007: 15). См. в нашем материале: Правда свята, а мы люди грешные и Правда свята, да люди грешны.

Пословицы часто располагают вариантами, конкурирующие компоненты которых обнаруживают за пределами ПЕ тождественность или близость лексико-семантического значения, т. е. состоят в отношениях синонимии полной или частичной. Как и языковые синонимы, чаще всего демонстрирующие – при совпадении концептуального значения – различия в сфере употребления, коннотациях, сочетаемости, семантической структуре слова как целого, эмоционально-экспрессивной окраске, оттенках концептуального значения, взаимозаменяемые компоненты ПЕ также нечасто обнаруживают отношения полной синонимии (Селиверстова 2009:

56). Например, в нашем материале: Правда светлее (светлей) солнца, Правда дороже золота; Правда кривду всегда переспорит, Маленькая правда победит большую неправду, Правда всегда перевесит.

По мнению Е.И. Селиверстовой, «традиционное понимание синонимов и вариантов предполагает не только семантическую связь лексем, но и их морфологическую идентичность – принадлежность к одной части речи, в паремиях наблюдаются нарушения принципа частеречной однородности:

субституты при лексических заменах могут относиться к разным частям речи, но это не вносит в ПЕ изменений семантического порядка»

(Селиверстова 2009: 85). Е.И. Селиверстова отмечает также, что «грамматическая характеристика варьируемого компонента оказывается в паремии не столь важной» (Там же: 87). Ср. в исследуемом материале:

Правда безсудна (несудима), Правда суда не боится.

Е.И. Селиверстова в своей монографии вводит новый термин «смысловой конденсат» — «кратко выраженная идея, заключенная в пословице, передающая ее смысл в сжатом виде, без прикрас» (Селиверстова 2008: 348-351). Например, в нашем материале для паремий Двух правд не бывает; Правда одна, а на всех её хватит смысловым конденсатом будет Правда одна. Автор приходит к выводу, что на варьирование компонентов паремиологических единиц влияют такие факторы, как наличие устойчивых бинарных сочетаний компонентов, принимающих на себя основной семантический вес и поддерживающих активные структурно-семантические модели; наличие распространенных пословичных мотивов, наличие санкционированных и часто перевыражаемых пословичных идей и пословичный конденсат, аккумулирующий семантику многокомпонентного выражения в структуре из двух-трех компонентов (Селиверстова 2008: 348В данной диссертации мы будем использовать понятийный аппарат, предложенный Е.И. Селиверстовой.

Следует отметить, что вариантность в китайских паремиях гораздо меньше, чем в русских паремиях. Это обусловлено следующими причинами:

Форму китайских иероглифов нельзя изменить, поэтому в китайских паремиях отсутствуют формально-словообразовательные, лексико-грамматические и структурные варианты.

В китайских паремиях редко используются субституты и вариативная замена компонентов.

В китайских паремиях чаще наблюдается не общеязыковое варьирование, а индивидуально-авторские, окказиональные варианты паремий, с лексическими вариантами компонентов, что приводит, как правило, к изменению смысла единицы в целом.

Исследование вариантности в настоящее время осуществляется в двух основных направлениях: первое — «это выявление факторов, влияющих на сближение слов — взаимозаменяемых компонентов пословицы, находящихся в отношениях окказиональной синонимии при лексическом варьировании»

(Кабанова 2008: 570). «Второе направление исследований представлено работами Е.И. Селиверстовой — это изучение бинарности в паремиях, а именно, выявление характера связи между отдельными ее компонентами — пословичными биномами (термин Е.И. Селиверстовой), на которых базируется пословица» (Сергиенко 2010: 57).

Остановимся подробнее на рассмотрении очень важного для данного диссертационного исследования вопроса об оппозициях в составе паремий, а также на содержании понятия «пословичный бином».

1.3.3. Оппозиции в составе паремий. Понятие «пословичный бином»

Под оппозицией принято понимать объединение двух различных объектов, единство оппозитивных членов всегда формируется при помощи понятия, имплицитно содержащего оба противочлена и разлагающегося на эксплицитную оппозицию, когда они относятся к конкретной действительности (Новиков 1982: 136).

Использование семантического сходства и различия, сравнения и / или противопоставления А. Дандис считает характерным свойством паремий.

Уделяя особое внимание пословицам с оппозитивной структурой, исследователь отмечает, что «в изречениях этого структурного типа можно встретить самые различные формы пословичных противопоставлений», которые понимаются им широко (Дандис 1978: 17, 24-25). Проиллюстрируем это положение собственным исследовательским материалом: русские паремии — Где правда, там и счастье; Правда любит свет, ложь — тьму;

китайские — Злой человек ненавидит людей, которые держатся правды, злая собака ненавидит человека с палкой. Очевидно, что сопоставление касается пар семантически спаянных компонентов правда — счастье, правда — ложь, свет — тьма, злые люди — злая собака.

«Ощущение того, что паремию можно расщепить на некоторые составляющие, заставляет исследователей искать разные подходы к решению этой проблемы. Один из подходов — это анализ принципов увязывания в пословице слов-компонентов, что является важной ее характеристикой»

(Селиверстова 2009: 297). Так, Е.В. Иванова выделяет в паремиях «отрезки смысла, которые имеют значение не только для описания одной пословицы или группы пословиц, но и для реконструкции фрагментов и всей пословичной картины в целом» (Иванова 2002: 56). Паремия «близка к структурирующим человеческую память пропозициям, представляющим собой особые пучки ассоциаций, связывающих элементарные представления или концепты. Однако ПЕ как пропозиция, допускает выделение в своей структуре двух и более концептов и связывающего их звена, обладает и своими особенностями» (Селиверстова 2009: 297) (см. в нашем материале:

Правда — меч, правда — солнце, правда — богатство).

исследователи, необходимо оперировать меньшими, чем ПЕ, структурами.

Такими единицами можно считать, по мнению Е.И. Селиверстовой, «и некоторые устойчивые пары компонентов ПЕ» (Селиверстова 2009: 297).

Компоненты каждой пары находятся в одном семантическом поле или относятся к одной тематической группе.

Подобные пары или сочетание компонентов ПЕ ученые называют биномами. Бином — «это устойчивый фрагмент пословичного текста, повторяющийся в различных пословицах, состоящий из двух контактно или дистантно расположенных элементов, обнаруживающих между собой устойчивые семантические (ассоциативные или иные) связи (иногда усиленные рифмо-ритмическим оформлением) и участвующие в создании образно-семантической (в случае безбразных паремий — семантической) структуры ПЕ. В зависимости от пословицы бином допускает неоднозначную трактовку, но переосмысление при этом касается обязательно обоих компонентов» (Селиверстова 2009: 296). Ср. бином лапти — сапоги в паремиях из нашего материала: Правда в лаптях, а кривда в сапогах; Правда в лаптях, а кривда, хоть и в кривых, да в сапогах.

Согласимся с Е.И. Селиверстовой, что «бинарная оппозиция лежит в основе многих ПЕ и представляет собой универсальный способ отражения окружающего мира» (Селиверстова 2009: 191).

Таким образом, Е.И. Селиверстова считает, что пословичный бином — это «пара компонентов, переходящих из пословичной единицы в пословичную единицу» (Селиверстова 2009: 2).

В организации паремий «проявилась склонность людей мыслить оппозициями, обнаруживать и показывать с их помощью противоречия окружающего мира. Контраст относится к регулярным семантическим отношениям, релевантным для такого корпуса фольклорных текстов, как пословицы» (Никитина 1991: 119). С.Е. Никитина называет оппозиты в качестве одного из типов статических отношений, типичных в целом для фольклорных текстов (Там же). «Острый контраст» признается одним из несомненных маркеров, формирующих, вместе с другими характеристиками — иронией, парадоксом, сравнением, рифмой и т. д., специфику паремий (Селиверстова 2010: 304).

Антонимы — характерный знак эстетического в пословице. Антонимия антонимическими отношениями связаны слова абстрактной и конкретной семантики, слова, относящиеся к разным частям речи — предлогам, глаголам, прилагательным, наречиям и т. д., слова, близкие или далекие по своей словообразовательной структуре, слова, объединенные понятием времени, качества, цвета, движения и т. д. (Бондаренко 1977: 9-12). Во художественную форму, «облагораживает» предметы труда, ремесла, быта — всего того, с чем сталкивается человек в повседневной жизни (Морозова 1972: 8).

Нельзя не согласиться, что большое количество биномов составляют пары компонентов, выраженные словарными антонимами. Например, в нашем материале: правда — ложь, ложь — истина, истина — кривда и др.

Универсальность основного поэтического принципа пословичного жанра — контраста — объясняется бинарным способом познания мира человеком.

Е.И. Селиверстова также подчеркивает, что языковые антонимы и паремийные биномы с отношениями контраста не всегда совпадают (Селиверстова 2010: 306-307). Например, бином лапти - сапоги в нашем материале отсылает к имущественному неравенству (лгут богатые обладатели сапог): Правда в лаптях, а кривда в сапогах; Правда в лаптях, а кривда, хоть и в кривых, да в сапогах.

Таким образом, биномы играют очень важную роль при создании вербализующих оппозицию правда — ложь, будут рассматриваться нами во второй главе диссертационного исследования.

1.4. Изучение оппозиции «правда — ложь»

1.4.1. Содержание понятий «правда», «истина», «ложь»

существования бинарных оппозиций, относящихся к универсальным категориям человеческой жизни, конструирующим ее основу. Одной из таких оппозиций является «правда — ложь».

человеческого сознания фигурирует в философских системах и лингвистике.

Понятие правда является одним из базовых понятий человеческой культуры, причем довольно противоречивым, не устойчивым и синкретичным (Перцова 1988). Это понятие используется не только в философской сфере, но и в религии, праве.

Значения существительного правда, приводимые в исторических словарях русского языка, по мнению Н.Д. Арутюновой, «недвусмысленно свидетельствуют об общей правовой (юридической) ориентации правды, ее преимущественной ассоциации с человеческим судом, мирскими делами.

Между тем в современном языке, несмотря на живое присутствие однокоренных слов круга права и на прямую оппозицию в паре о-правдание—о-сужд-ение, правда не только утратила значение закона, но даже ассоциацию с понятиями, относящимися к праву» (Арутюнова 1999: 565).

Однако правда «сохранила связь с нравственностью. Концепт правды стал обобщением нравственного закона, представлением об идеальных социальных и человеческих отношениях» (Арутюнова 1999: 566).

преломившаяся в бесчисленных его гранях (Арутюнова 1990: 26).

Новейший философский словарь определяет понятие «правда»

следующим образом: «Правда – понятие, близкое по значению понятию "истина", но в русской философии оно служит также выражению дополнительного смысла, связанного с указанием, с одной стороны, на подлинную вселенскую истину, а с другой – с указанием на предельную личную убежденность говорящего. Русское слово " правда " этимологически связано с корнем "prav"; соответственно правда может выступать в таких значениях, как "обет", "обещание", "присяга", "заповедь", "правило", "договор", "закон". В основе семантики этого слова лежит представление о божественном порядке (ср. синонимичные выражения "преступить правду" или "преступить закон", а также название «Русская правда» как свод законов). Правда может пониматься как договор между человеком и Богом, и в этом смысле это слово семантически связано со словом "мир" (община).

Семантика слова "мир" также воплощает идею божественного договора с людьми, реализованную в социальном (и пространственном) плане. Правда осмысливается как божественное начало, а истина – как человеческое. Так, в Псалтыри говорится, что истина от земли восходит, а Правда с небес принимается. В такой перспективе характерно противопоставление правды и кривды. Итак, если истина соответствует реально переживаемой действительности, то правда – высшей духовной действительности, подлинной реальности» (НФС, http://filpedia.ru/_).

Соотношение понятий «истина» и «правда» является предметом рассуждений многих исследователей (Н. Д. Арутюнова 1995, 1999; В.Г. Гак множественности к единственности — в пространстве идеальных миров, «перенаселенных» взаимоисключающими друг друга сущностями»

(Арутюнова 1999: 559).

Н.Д. Арутюнова в книге «Язык и мир человека» выделяет истину религиозную и рациональную. Истина как понятие религиозного сознания определяется как совокупность взаимонезависимых признаков — атрибутов некоторой сущности, обозначаемой символом. Истину характеризуют:

1. Онтологические признаки:

б) неизменность (тождественность самой себе), в) единственность, г) сокровенность;

2. Гносеологические признаки:

А) связь с модусом веры Б) доступность через откровение 3. Аксиологические признаки:

Б) идеал и конечная цель бытия 4. модальные признаки:

А) необходимое существование Б) прескриптивность (Арутюнова 1999: 549).

«адекватное отражение объективной реальности познающим субъектом, воспроизводящее познаваемый предмет так, как он существует вне и независимо от сознания. «Адекватность» (или «верность» отражения) означает, что сам результат познания есть отображение, причиннообусловленное отображаемым, и что оно находится в отношении изоморфизма или гомоморфизма по отношению к отображаемому. Истина имеет субъективную и объективную стороны. Субъективность ее означает, что она находится в человеке, в его сознании и степень ее раскрытия зависит от уровня развития самого человека. Истина объективна же в том отношении, что в ней фиксируется содержание, относящееся к объективным предметам, http://platonanet.org.ua/board/filosofskij_slovar/istina/1-1-0-192).

Как пишет В.В. Колесов, «в отличие от «истины», «правда» изначально дана в целостном виде, для уточнений о ней не нужны накапливающиеся в наблюдении и в сознании признаки, а также вызывающие такие признаки действия…. Понятие о «правде» связано с действиями души и духа»

[Колесов 2011: 130]. Правда, как указывает ученый, божественна, она идеальна. Истина же всегда земная, это земное воплощение правды [Там же:

131].

действительной реальности, т.е. несоответствие между значением (смыслом) высказывания и его денотатом (референтом). Ложь — это всегда замена референциальных соотнесенностей (Ганеев 2004: 57-66).

«Краткий философский словарь» определяет ложь как «осознанное высказыванием» (КФС: http://terme.ru/dictionary/176).

Антонимы к слову правда многочисленны: ложь, кривда, неправда, враньё и обман, а антонимов к слову истина всего два: ложь и заблужение (Львов 1985: 207-209). Как видим, у правды и истины есть только один общий антоним: ложь. Это как раз доказывает, что правда и истина совпадают по значению только в том случае, если они используются для обозначения чего-то, что есть в действительности, соответствует действительности, правда.

Ложь в русском языке имеет синонимы неправда, кривда, враньё. В нашем диссертационном исследовании объектом изучения являются также паремии с компонентом лгать. Наиболее часто в паремиях встречается глагол врать. Исследователи отмечают быстрое семантическое развитие этого глагола. В ХIХ веке этот глагол имел значение «говорить вздор, пустословить», «болтать», а еще раньше – «говорить», лишь в начале ХIХ века у него активизируется в литературном употреблении значение «говорить неправду, вздор» (Мокиенко 2004: 339 – 340).

Обратимся к рассмотрению работ, посвященных исследованию правды, истины и лжи на материале паремий.

1.4.2. Оппозиция «правда — ложь» в научной литературе по паремиологии Ж.Ш. Апекова в своей статье «Этнокультурная специфика концептов «правда» и «ложь» в русской и кабардинской паремиологических картинах мира» приводит следующие характеристики правды и лжи:

Характеристика правды.

1. Понятие «правда» в русских паремиях соотносится с Богом, «правда» является неотъемлемым компонентом религиозного дискурса, правда рассматривается как высшее качество Божественного: Правда живёт у Бога; Правду Бог видит; Правда груба, да Богу люба. 2. В русских паремиях правда в значении «истина, справедливость» соотносится с добром, светом, прямотой. 3. Правда понимается и как «честность, неподкупность, добросовестность». 4. Кроме Божьей правды в паремиях говорится и о другой правде, которая протовопоставляется ей: Правда свята, а мы люди грешные; Пред Бога с правдой, а пред судью с деньгами. 5. Отношение к правде неодобрительное: Прямиковое слово, что рогатина. 6. Правдой могут пользоваться в корыстных целях: Правда, что цепная собака (прибавка: на кого спустят, в того и вцепится). 6. Не всегда легко и говорить правду, и слушать её: Всяк правду любит, да не всяк ее скажет; Всяк правду хвалит, да не всяк правду любит. 7. Говорить правду бывает опасно: Правду говорить — себе досадить. 8. Высоконравственное отношение к правде свойственно далеко не всем, это доказывают простые житейские советы: Не всяку правду жене сказывай. 9. Жить с правдой не удобно: На правде не далеко уедешь, либо затянешь. 10. Без правды не проживёшь (Апекова 1996).

Характеристика лжи.