«Эмблематические коммуникативные ошибки ...»

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Волгоградский государственный

социально-педагогический университет»

На правах рукописи

Епихина Елизавета Михайловна

Эмблематические коммуникативные ошибки

10.02.19 – теория языка

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор В.И. Карасик Волгоград - 2014 2 Оглавление Введение Глава 1. Эмблематические коммуникативные ошибки как объект лингвистического изучения 1.1. К определению коммуникативной ошибки 1.1.1. Коммуникативная ошибка: опыт мировой лингвистики 1.1.2. Коммуникативная ошибка с позиций семасиологического и ономасиологического подходов 1.1.3. Типы коммуникативных ошибок 1.2. Эмблематическая интерпретация 1.3. Эмблематическая коммуникативная ошибка Выводы Глава 2. Интерпретация эмблематических коммуникативных ошибок 2.1. Типология эмблематических коммуникативных ошибок 2.2. Интерпретация системных и нормативных коммуникативных ошибок 2.3. Интерпретация релевантных и нерелевантных коммуникативных ошибок 2.4. Интерпретация адресатных и адресантных коммуникативных ошибок Интерпретация поведенческих и структурно-языковых 2.5.

коммуникативных ошибок 2.6. Диагностика эмблематических коммуникативных ошибок Выводы Заключение Библиография Введение Данная работа выполнена в русле лингвосемиотики и теории дискурса.

Объектом исследования выступают коммуникативные ошибки, в качестве предмета изучения рассматривается их эмблематика.

Актуальность работы обусловлена следующими моментами: 1) коммуникативные ошибки встречаются во всех ситуациях общения, однако проблема интерпретации подобных нарушений на данный момент не нашла достаточного отражения в лингвистике; 2) эмблематический потенциал коммуникативной ошибки еще не был предметом лингвистического исследования; 3) способность интерпретировать эмблематические коммуникативные ошибки позволяет идентифицировать личность собеседника и оптимизировать коммуникативное поведение.

В основу выполненной работы положена следующая гипотеза:

коммуникативная ошибка обладает определенным эмблематическим потенциалом.

Цель исследования – охарактеризовать эмблематику коммуникативных ошибок. Данная цель конкретизируется в следующих задачах:

- определить феномен эмблематических коммуникативных ошибок, построить классификацию эмблематических коммуникативных ошибок, - установить типы эмблематичности, характеризующие говорящего и слушающего в плане языковых и речевых ошибок русского и английского коммуникативного поведения.

В качестве материала исследования рассматриваются коммуникативные ошибки в русском и английском языках. Единицей исследования является текстовый фрагмент, содержащий коммуникативное нарушение. Всего проанализировано 2000 соответствующих текстовых фрагментов.

В работе использовались следующие методы: понятийное моделирование, интерпретативный анализ, интроспекция.

Степень разработанности проблемы. В научной литературе коммуникативные ошибки неоднократно рассматривались в различных направлениях лингвистики. Методологической базой работы являются исследования в области семиотики (С.С. Аверинцев, А.Ф. Лосев, А.В.

Олянич, Ф. Растье, Ю.С. Степанов), теории коммуникации (Д.Б. Гудков, В.В.

Красных, Т.В. Ларина, О.А. Леонтович, Ю.Е. Прохоров, В.М. Савицкий, И.А.

Стернин, С.Г. Тер-Минасова), теории дискурса (Н.Д. Арутюнова, Т.А. ван Дейк, В.В. Дементьев, В.З. Демьянков, Р.С. Аликаев, Л.С. Бейлинсон, Е.В.

Бобырева, Е.Н. Галичкина, Е.Ю. Ильинова, М.Р. Желтухина, В.В. Жура, В.И.

Карасик, В.Б. Кашкин, Л.А. Кочетова, О.А. Леонтович, О.В. Лутовинова, М.Л. Макаров, Г.Н. Манаенко, В.А. Митягина, И.В. Палашевская, С.Н.

Плотникова, К.Ф. Седов, Г.Г. Слышкин, И.И. Чесноков, И.С. Шевченко, Е.И.

Шейгал). Тем не менее, лингвосемиотические и интерпретативные освещенными.

лингвосемиотической природы коммуникативных ошибок, в определении их эмблематической специфики применительно к различным типам языковых эмблематических коммуникативных ошибок.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что данная работа вносит вклад в теорию коммуникации, уточняя разновидности коммуникативных ошибок и способы их интерпретации.

Практическая ценность работы заключается в том, что ее результаты могут найти применение в курсах языкознания, стилистики и интерпретации текста, межкультурной коммуникации, в спецкурсах по лингвосемиотике, теории дискурса, лингвокультурологии, социо- и психолингвистике.

На защиту выносятся следующие положения:

непроизвольное коммуникативно-значимое нарушение общения, ухудшающее восприятие и понимание речи или отдельного высказывания и позволяющее адресату либо наблюдателю сделать выводы о говорящем.

2. Классификация таких ошибок строится на основании следующих (акцентологические, грамматические, орфографические, лексические, орфоэпические и паравербальные ошибки); б) адресантные и адресатные нарушения общения (ошибки при речевом оформлении мысли либо при ее интерпретации); в) релевантные и нерелевантные ошибки (вызывающие либо не вызывающие коммуникативный сбой); г) культурно-обусловленные / ситуативные нарушения коммуникативных норм (ошибки иностранцев и носителей родного языка, недостаточно внимательных к собеседникам); д) жанрово-дискурсивные / логические ошибки (недостаточное владение жанровой компетенцией и неумение логически выстроить речь); е) ошибки, обусловленные либо не обусловленные патологией речемыслительных (соответствующие коллективно разделяемым стереотипам общения либо произвольно устанавливаемым интерпретативным ходам).

3. Выделяются следующие типы эмблематичности, характеризующей говорящего и слушающего в плане языковых и речевых ошибок:

ориентационные, статусные и парольные несоответствия нормам коммуникации в определенной лингвокультуре (отклонения от стереотипных установок и реакций, непонимание статусной принадлежности партнера по общению, незнание парольных смыслов коммуникативных знаков, используемых носителями определенных социолектов).

Апробация. По теме исследования опубликовано 7 работ объемом 2, п.л., в том числе 3 статьи в журналах, рекомендованных ВАК. Основное содержание исследования докладывалось на научных конференциях «Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидактики»

(Волгоград, 2011), «Актуальные проблемы лингводидактики и лингвистики»

(Волгоград, 2012) и на заседаниях научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» в Волгоградском государственном социально-педагогическом университете (2010 - 2013).

Структура. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Глава 1. Эмблематические коммуникативные ошибки как объект лингвистического изучения 1.1. К определению коммуникативной ошибки 1.1.1. Коммуникативная ошибка: опыт мировой лингвистики Рассматривая такое явление, как коммуникативная ошибка, целесообразно начать изучение сути данного феномена через анализ его составляющих – понятия ошибки и коммуникации. Вопрос ошибочности вследствие высокой частоты своего возникновения в условиях объективной реальности достаточно часто вызывает интерес исследователей в области лингвистики. В пространстве филологического знания ошибка нередко выступает как отклонение от правильного употребления языковых единиц и форм. В более широком смысле лингвисты рассматривают ошибку в качестве отхода от принятой нормы, несоответствие определенному стандарту. Норма понимается филологами как принятое речевое употребление языковых средств, совокупность правил (регламентаций), упорядочивающих употребление языковых средств в речи индивида [Ахманова, 2004].

Проанализировав ряд трудов, посвященных данной тематике, можно сделать вывод, что норма подразделяется на ряд категорий: норма орфоэпическая (произносительная), речевая, стилистическая, грамматическая (регулирующая речь говорящих на определенном языке), лексическая (определяющая стандарты словоупотребления), литературная (указание на образцовое использование языковых средств).

Тем не менее, несмотря на систематизированность и упорядоченность различных правил и нормативных предписаний, согласно которым в идеале должен функционировать язык, существует аспект, затрудняющий отнесение того или иного явления к норме либо отклонению или ошибке. В новом словаре методических терминов и понятий [Азимов, 2009] находим: «… норма – категория историческая; будучи в известной мере устойчивой, стабильной, что является основой ее функционирования, норма вместе с тем подвержена изменениям, это вытекает из природы языка как явления социального, находящегося в постоянном развитии вместе с творцом и носителем языка – обществом. Известная подвижность языковой нормы иногда приводит к тому, что для одного и того же языкового явления имеется в определенные временные отрезки не один регламентированный способ выражения, а больше: прежняя норма еще не утрачена, а наряду с ней возникает уже новая». Однако данный аспект отнюдь не возводит диагностируемость ошибки в разряд невыполнимой задачи, он лишь указывает на необходимость рассмотрения каждого случая в отдельности.

Таким образом, можно сказать, что ошибку целесообразно рассматривать как явление ситуативное, контекстуальное и темпоральное.

исследователи прибегают к другому, более нейтральному – «девиация». «В западно-европейских и американских лингвистических исследованиях термины deviant, dviation, deviance традиционно применяются для обозначений всех видов языковых и речевых «неправильностей», аномалий, отклонений и т. д.» [Алешина, 2003, С. 50].

Наличие тех или иных девиаций рассматривается учеными и в контексте вопросов билингвизма. Исходя из большинства рассмотренных источников, логично предположить, что уровень владения тем или иным языком проще всего определяется посредством выявления наличия либо отсутствия девиаций. В российской практике разработок методики преподавания иностранных языков широко используется термин «плотность ошибок», обозначающий соотношение количества девиаций с общим объемом высказывания на иностранном языке [Мусницкая, 1996, с. 36].

Однако не каждая девиация может считаться ошибкой. Важнейшим условием отнесения отклонения от нормы непосредственно к ошибке считается непреднамеренность его совершения. При дефинировании данного понятия социологический словарь ставит непреднамеренность на первое место: «… ошибка - непреднамеренное отклонение от истины или правил (поведения, действия и др.)» [Осипов, 2008]. В русском сознании ошибка также находит отражение как явление случайное, ненамеренное, о чем свидетельствуют следующие поговорки: «ошибка – не обман», «ошибка в фальшь не ставится» [Даль, 2005, с. 326].

Таким образом, нарушение, совершенное по умыслу, произвольно, не является ошибкой. В данном случае мы имеем дело с преднамеренным актом, а не случайным сбоем, в качестве которого мы и рассматриваем ошибку в нашем исследовании. Проводя аналогию с шахматной игрой, можно отметить некое сходство этих явлений с двумя терминами – гамбит и зевок. Гамбитом называется такое начало партии, в которой жертвуют фигуру или пешку ради получения позиционных выгод [Зелепукин, 1982, с. 36]. Другими словами, игрок намеренно лишается фигуры во имя последующего преимущества перед соперником. Зевком же считается грубый просмотр, ведущий к резкому ухудшению позиции, в результате которого, как правило, игрок не замечает угрозу мата или теряет фигуру [Карпов, 1990]. Условно говоря, из этих двух ходов только второй рассматривался бы нами в качестве ошибки, потому как именно ему свойственна произвольность, непреднамеренность.

В связи с тем, что коммуникативная ошибка по своей сути чаще всего воспринимается как нечто негативное, затрудняющее жизнь людей, человек стремится сгладить, нивелировать этот негатив посредством шутки. Вообще связь ошибочного и комического отражена в огромном количестве анекдотов, песен, стихов и прочих произведений. Обычно комизм ситуаций в подобных работах достигается за счет совершения героями одного из трех видов ошибок:

1. ошибка языковая;

2. ошибка поведенческая;

3. ошибка интерпретации (восприятия информации).

Забавным примером языковой ошибки может служить анекдот, в котором главный действующий персонаж допускает лексическую ошибку, что и создает комический эффект:

«Магазин. Мужчина передо мной хочет купить ершик для унитаза, но путает и говорит:

- Дайте, пожалуйста, венчик для унитаза.

Продавщица впадает в ступор на несколько секунд, а потом выдает:

- А что вы там взбивать собираетесь?»

Значимость орфографических ошибок также отражается в анекдотах:

«В одном доме жили два человека с похожими фамилиями, один из которых умер, а другой в это время уехал в Африку и написал жене письмо, но сделал ошибку в фамилии, и почтальон передал письмо вдове. Та прочла его и упала в обморок. Письмо гласило: «Дорогая!

Добрался удачно. Пекло ужасное...»

Поведенческие ошибки также находят выражение в анекдотах, шутках и прочих комических произведениях. В следующем анекдоте помимо самой ошибки, допущенной главным героем, также подчеркивается то, какую весомость она может принять в масштабе жизни отдельных людей.

«Один богатый калифорниец отправился утром в субботу играть в гольф. После первой партии друзья говорят: «Надо еще одну». Он соглашается, только надо жене позвонить, предупредить. Мобильник - Доченька, это папа. Мама рядом?

- Нет, она с дядей Фрэнком в спальне на втором этаже.

- С каким еще дядей Фрэнком? У нас нет никакого дяди Фрэнка!

- Есть, папа, он частенько приходит, когда тебя нет, и сейчас он с мамой в спальне.

Мужчина чуть не лопается от злости, но старается сохранить спокойствие, ребенок же. Говорит:

- Солнышко, сделай для меня одну вещь. Иди, постучись к ним в спальню и скажи, что только что видела, как подъезжает моя - Хорошо, папа.

Через несколько минут девочка снова подходит к телефону.

- Папа, я сделала, как ты просил.

- Мама выскочила из комнаты, хотела побежать вниз, споткнулась, упала с лестницы и теперь лежит вся мертвая!

- О Боже! А дядя Фрэнк?

- Он тоже выскочил из спальни, выбежал на балкон и прыгнул в бассейн. Но он забыл, что у нас там ремонт, и бассейн пустой, и теперь он лежит там весь мертвый!

Долгая пауза.

- Бассейн? Это номер 876-54-32???»

Говоря об ошибках интерпретации, приводим забавный лимерик Надежды Мархасевой:

«Он вышагивал, как на параде, и улыбку искал в каждом взгляде.

Это было ошибкой, ведь смотрели с улыбкой на красавчика, шедшего сзади [URL: http://www.stihi.ru/2011/04/09/ Как мы видим, в данном произведении главный герой неверно считывал сигналы, подаваемые окружающими (их взгляды), то есть ошибочно интерпретировал информацию.

Во всех перечисленных примерах описаны случайные, ненамеренные отклонения от правильности, ведь именно это делает их смешными.

Вспоминая старые комедии времен немого кино, в которых актеры постоянно падали, чтобы вызвать смех у зрителя, важно отметить, что каждое новое падение происходило как бы случайно, незапланированно, в силу каких-то обстоятельств, что и делало этот конфуз комичным.

Возвращаясь непосредственно к языковым явлениям, хочется отметить, что намеренное отклонение от нормы также представляется интересным для лингвистов, поскольку дает возможность изучить не только языковой феномен, но и определенный поступок, жест со всеми его мотивами, способами выражения и последствиями.

Подобные отклонения мы считаем не ошибкой, а тактическим ходом, то есть осознанным поступком, совершаемым индивидом с определенной целью, исходя из условий протекания коммуникативного акта. Причины совершения подобных девиаций могут быть различными: иногда это создание того же комического эффекта или стремление смягчить напряженное протекание акта коммуникации, самопозиционирование, стремление к сокращению, в некоторых случаях ошибка даже может служить неким паролем.

Говоря о комическом эффекте, мы можем отметить, что человек, намеренно пренебрегающий нормами, чаще всего либо производит определенную деформацию слова или словосочетания (трехногавый, печенье со свисташками), либо играет со смыслом выражений.

Осознанно искажая форму или хотя бы правильность написания, индивид может вложить в безобидное на первый взгляд слово сильный эмоциональный подтекст, завуалировать табуированное выражение.

владеющим нормами правописания, называются эрративами. На данный момент подобные девиации наиболее распространены в сфере Интернет коммуникации («аффтар жжот»), хотя встречаются и в художественных произведениях. Известный рассказ Стивена Кинга «Кладбище домашних животных» в оригинале называется «Pet Sematary». Как мы видим, в названии допущены орфографические ошибки – «sematary» вместо «cemetery». Данный прием используется автором для создания атмосферы погружения в сюжет произведения: у входа в кладбище, описанное в рассказе, висела дощечка, где детской рукой было написано название с типичной для детей ошибкой. Такое написание отсылает нас к детской наивности, незащищенности, противопоставленной страшной и совсем недетской теме – смерти, особенно смерти домашнего любимца, трепетней всего к которому в любой семье чаще всего относятся именно дети.

Еще одной причиной намеренных отклонений от языковых стандартов может служить экономия времени. Быстрей и проще написать «чо», чем «что», «пжл», чем «пожалуйста» или «сп», чем «спасибо». Хотелось бы отметить интересную тенденцию. Одним из видов коммуникативных ошибок может является использование излишних, неоправданных заимствований. В последнее время все чаще в сфере дистанционных коммуникаций (Интернет, общение во многочисленных мессенджерах, общение по смс) люди пользуются заимствованным словом «плиз». Не секрет, что мало кому доставляет удовольствие просить кого-либо о чем-либо. Используя заимствованное слово, человек выражает просьбу, однако не прибегает к классической форме, принятой в том обществе, где он вырос, и, соответственно, это вызывает у него меньше сопутствующих негативных ощущений.

Говоря о парольной функции намеренных коммуникативных девиаций, можно отметить, что существует, например, целый ряд ненормативных вошедших в постоянное употребление акцентологических ошибок.

Подобный феномен присущ определенным профессиональным кругам – например, работники сферы образования вне зависимости от того, знакомы они или нет с нормативным вариантом, чаще всего говорят «сИроты» и «августОвский», так как именно эти формы вошли в узус. Соответственно, для того, чтобы не выделяться из того или иного круга, индивид осознанно идет на разрушение нормы, «подстраиваясь» под окружающих.

Особый интерес представляют ситуации, в которых человеку предстоит общение с детьми или домашними животными. В большинстве случаев в обоих условиях он начинает буквально ломать все мыслимые и немыслимые нормы: произносительные, лексические, грамматические. Его речь и сама начинает походить на детскую, временами в разговоре используются нарушения, вовсе не свойственные детям, поскольку они были искусственно «выведены» взрослым. Аналогичная ситуация складывается и с общением с питомцами. Очевидно, домашним любимцам подсознательно приписывается потенциальная безграмотность, так как, стремясь наладить коммуникацию, владелец часто говорит вместо самого животного, используя при этом и диалектизмы и специфические говоры, с которыми он сталкивался в течение своей жизни. Здесь же хотелось бы отметить, что разыгрывание подобных пародий на разговор в большинстве случаев происходит при зрителях, наедине с животным оно встречается крайне редко.

Как известно, в языке находят отражение различные феномены окружающей действительности, и в какой-то мере по тому, насколько детально представлено это отражение, можно судить о значимости того или иного явления для народа, говорящего на данном языке. Например, во вьетнамском можно найти 13 наименований различных видов бамбука, в языке эскимосов – 16 названий для типов снега и т.д. Отталкиваясь от такого видения вопроса, можно с уверенностью сказать, что ошибка применительно к процессу коммуникации представляется важным явлением во многих культурах мира. В русском и английском языках существует множество способов наименования ошибок – в устной коммуникации встречаются оговорка, обмолвка, slip of the tongue, spoonerism; в письменной – описка, опечатка, slip of the pen; в целом для обозначения ошибочности высказывания встречаем: неточность, неправильность, упущение, оплошность, промах, solecism, abuse, blunder, error, cacology, impropriety, misusage и множество других.

В русской культуре отношение к ошибке как таковой обозначается в широком ряде поговорок и пословиц, что говорит о значимости данного понятия для народа в целом. Проанализировав наиболее часто повторяемые из них, можно сделать вывод, что в общей своей массе все они сообщают о двух фактах:

1. ошибки неизбежны;

2. простительны лишь те ошибки, после совершения которых сделаны выводы и предприняты меры по исключению их повторения.

К первой группе поговорок и пословиц относятся следующие:

- лишь тот, кто обожжется, знает силу огня.

- Кто не работает, тот не ошибается.

- Ошибся, что ушибся, - вперед наука.

- На ошибках учатся.

- Кто не ходит, тот и не падает.

- Нога споткнется, а голове достается.

- Огня без дыма, а человека без ошибок не бывает.

- Раз ошибся — на всю жизнь памятно.

- Конь о четырех ногах, и то спотыкается.

Вторую же группу составляют менее многочисленные, но также широко упоминаемые высказывания:

- ошибки растут, как грибы после дождя, когда их прощают.

- Своя ошибка – своя забота.

- Тот больше ошибается, кто в своих ошибках не кается.

- Не бойся первой ошибки, избегай второй.

- Умел ошибаться - умей и поправляться.

- Ошибка красна поправкой.

В английской лингвокультуре также находим целый ряд поговорок и пословиц, посвященных ошибкам. Однако изучив наиболее известные фразеологические выражения, приходим к выводу, что в основной своей массе они подводят к несколько другим выводам:

1. ошибки неизбежны;

2. любая ошибка имеет значимое негативное последствие, необходимо приложить все усилия, чтобы избежать ее совершения.

В первой группе выделяем следующие:

- He is lifeless that is faultless. Только мертвый не совершает ошибок.

- He that never climbed never fell. Не падал только тот, кто никогда не взбирался вверх.

- He who makes no mistakes, makes nothing. Кто не делает ошибок, ничего не делает.

- To err is human. Человеку свойственно ошибаться.

- No man is wise at all times. Ни один не может быть мудр постоянно.

В пословицах и поговорках того или иного народа отражается исторический опыт, становление и отношение общества к окружающей его объективной реальности. Проанализировав подобный продукт культурной и духовной жизнедеятельности, можно сделать определенные выводы и прогнозы относительно тенденций в обществе и на современном этапе развития социума. Таким образом, становится ясно, что отношение к ошибочности разнится в русской и английской лингвокультурах. Можно сказать, что русский менталитет более склонен к принятию ошибки, нежели английский, следуя ему, получается, что отклонение от нормы и правильности не критично, а, соответственно, допустимо. Английская же лингвокультура не оставляет возможности для такой расслабленности, вероятность того, что девиация в рамках англоязычных социокультурных связей отрицательно скажется на исходе коммуникативного акта, значительно выше, чем в русскоязычных.

Рассматривая процесс коммуникации, обращаемся к Большому энциклопедическому словарю, обобщающему распространенные определения данного явления. «Коммуникация - общение, передача информации от человека к человеку - специфическая форма взаимодействия людей в процессах их познавательно-трудовой деятельности, осуществляющаяся главным образом при помощи языка (реже при помощи др. знаковых систем)» [БЭС, 1997]. О. С. Ахманова дает следующую дефиницию термину «коммуникативный»: «относящийся к собственно сообщению как передаче интеллектуального содержания» [Ахманова, 2004].

Учитывая возросший интерес к процессу общения среди современных лингвистов и, в особенности, все большую частотность упоминания термина «коммуникация» и его производных в исследованиях отечественных и зарубежных ученых, а также неугасаемую актуальность вопроса ошибочности в процессе общения, широкое распространение получили два термина – «коммуникативная ошибка» и «коммуникативная неудача». Мы предлагаем внести уточнения в их определения.

Обобщая дефиниции, предоставляемые исследователями данной проблематики [Смирнова, 2003, с. 4], можно сказать, что коммуникативная неудача выступает в роли семантико-прагматического явления и определяется как отсутствие достижения поставленной стратегической цели коммуникативными партнерами вербализованного сообщения. В свою очередь, коммуникативная ошибка представляется лингвистам [Бутакова, 1998, с. 72] как коммуникативно-значимое нарушение, существенно ухудшающее восприятие и понимание речи или отдельного высказывания.

Таким образом, термины «коммуникативная ошибка» и «коммуникативная неудача» не являются взаимозаменяемыми, так как объем второго понятия значительно шире первого. Другими словами, коммуникативная ошибка как неблагоприятный фактор коммуникации может привести к неудаче.

Коммуникативные ошибки на протяжении долгого времени являлись предметом лингвистического изучения. Ошибка в процессе коммуникации, как и любое детально рассматриваемое явление объективной реальности, лингвистического исследования. Среди наиболее значимых и интересных исследовательских направлений можно выделить «науку об ошибках» Г.

Никкеля, семиотическую дефектологию М.В. Никитина, межъязыковую девиатологию, а также эрратологию.

Работы Г. Никкеля внесли наиболее существенный вклад в анализ ошибок, проводимый в Германии, поскольку последующие исследователи в основном развивали идеи, предложенные именно этим лингвистом. Г.

Никкель обосновал необходимость создания такой отрасли лингвистики, которая занималась бы только проблемой анализа ошибок [Nickel, 1973].

Данная отрасль носила название Fehlerkunde (в работах на русском языке она часто упоминается как «ошибкология») и могла быть эволюционной, описательной, индуктивной или дедуктивной. Преимуществом данного подхода мы считаем его сближение с лингводидактикой, поскольку в числе предметных задач «науки об ошибках» были не только обнаружение самих ошибок, допускаемых индивидом при высказывании на иностранном языке, но и их оценка, исправление и предупреждение. Однако утверждение Г.

Никкеля о том, что с обнаружением ошибки успешней справится носитель языка, является дискуссионным, поскольку практика преподавания иностранных языков доказывает тот факт, что данная ситуация не является закономерностью, а успешность обнаружения ошибки зависит скорее от компетентности преподавателя.

Семиотическая дефектология, предложенная М.В. Никитиным [Никитин, 1962], в качестве отрасли семиотики должна была изучать различные виды ошибок на каждом из этапов коммуникативного акта.

Данная идея находит отражение в психолингвистике, в частности в особом исследовательском направлении, изучающем психолингвистические факторы, способствующие правильному высказыванию – в ортологии.

Позиция изучения ошибки в рамках рассмотрения этапов коммуникации представляется нам обоснованной, поскольку позволяет создать некую систему возможных ошибок, а, следовательно, и превентивный механизм, который позволит избежать их совершения.

В современной лингвистике наиболее детально разработанной представляется такое направление лингвистических исследований, как межъязыковая девиатология. В своих работах М. Дебренн представляет ее как особую междисциплинарную предметную область, возникающую на пересечении предметных интересов когнитивистики, психолингвистики, социолингвистики и лингводидактики при изучении девиантных фактов, появляющихся в сознании индивидов, вербализуемых в их речи, имеющих особый социально значимый коммуникативный статус в различных коммуникативных ситуациях и подвергающихся коррекции и самокоррекции в определенных социальных условиях [Дебренн, 2006]. Сильными сторонами направления мы считаем подробное изучение понятия межъязычия как «посредника» между родным и иностранным языком, а также обнаружение так называемых «девиантных» и «недевиантных» участков, то есть участков, на которых вероятно или маловероятно появление языковых отклонений.

Помимо этого представляется обоснованной позиция исследователя относительно внутренней системности девиантного межъязычия. М. Дебренн доказывает, что девиации на одном уровне межъязычия вызывают отклонения на других уровнях, показывая на примере лексем взаимосвязь проблем орфографии, грамматики, произношения и чтения.

Эрратология, зародившаяся под именем «анализа ошибок» (error analysis), берет свое начало на западе и набирает особую популярность в 60е годы прошлого века. Родоначальником данного направления считается Х. Джордж, описавший такие механизмы в процессе преподавания иностранного языка, как получение знаний учащимся извне, которое он условно назвал «входом», и производство собственной речи на изучаемом языке, «выход» [George, 1991]. Ошибка рассматривалась Х. Джорджем как «нежелательная форма» на выходе, не предусмотренная материалом на входе. Особое внимание исследователь уделял непосредственно механизмам, которые могли вызвать эту ошибку. Он предложил анализировать несоответствия на входе и выходе с целью получения информации о сущности и причине появления подобных девиаций. Позднее С. Кордер вывел две группы ошибок: перформативные ошибки (errors of performance) и ошибки компетенции (errors of competence) [Corder, 1967]. Мы видим развитие известной теории Н. Хомского. Согласно С. Кордеру, отклонения первого вида бессистемны, они также непредсказуемы и свободны, произвольны. Данные ошибки появляются в речи говорящего как на иностранном, так и на родном языке, так как причины их возникновения лежат вне языка – это могут быть усталость, раздражение, забывчивость и другие факторы подобного рода, в то время как ошибки второго вида, напротив, системны и могут быть спрогнозированы, а их появление или отсутствие связаны с уровнем языковой компетентности. Интересным является то, что для обозначения несистемных ошибок автор чаще использует термин «mistakes», тогда как для системных – «errors». С нашей точки зрения, разделение языковых девиаций на подобные группы является сильнейшей стороной данного направления, поскольку позволяет приоткрыть эмблематический потенциал коммуникативной ошибки. Помимо абсолютизирования интерференции в качестве основной причины возникновения языковых девиаций, поддерживаемой представителями контрастивной лингвистики. X. Джордж произвел подсчет, по результатам которого лишь одна треть ошибок в речи говорящих на иностранном языке обосновывалась переносом с родного языка.

В рамках «анализа ошибок» выделяется такая причина возникновения девиаций в процессе коммуникации, как внутриязыковая интерференция, или «гипергенерализация» правил иностранного языка, как отмечает ряд исследователей. Именно благодаря ей возникают ошибки, не характерные ни для родного, ни для иностранного языков, являясь следствием неправильно выведенных аналогий говорящим.

Наконец, особого внимания заслуживает позиция сторонников данного метода в вопросе значимости социолингвистической ситуации для порождения коммуникативно-значимых нарушений. Именно они отмечают влияние социокультурного окружения и наличие или отсутствие общения с носителями иностранного языка на языковую и коммуникативную компетентности говорящего.

последователями направления «анализа ошибок». Она заключается в ориентации лингводидактики на антропоцентризм, поскольку языковые явления рассматриваются учеными исходя из потребностей и возможностей языковой личности: исследование процесса обучения сдает позиции в пользу исследования процесса изучения языка.

Позднее в рамках данного направления были построены подробные типологии ошибок, произведен детальный анализ интер-языка в качестве системы переходной компетенции говорящего на иностранном языке, рассмотрено явление врожденной способности к его усвоению, а также предложены некоторые превентивные механизмы устранения ошибок.

Теория анализа ошибок широко применяется на всех уровнях языковой системы, в частности, на коммуникативном.

Тем не менее, важнейшим достижением теории анализа ошибок мы считаем разрушение стереотипа об исключительно негативной сущности девиации в процессе коммуникации. Именно в рамках данного направления появляется термин «ошибки роста», обозначающий такие отклонения, наличие которых не препятствуют достижению коммуникативной цели, и затруднительной языковой ситуации, творчески используя имеющийся ограниченный запас лингвистических средств. Например, несмотря на ошибочную форму множественного числа в предложении «He has changed three works this year», его смысл остается понятен, а девиация не мешает компенсаторной функции.

Исходя из вышеперечисленного, представляется обоснованной позиция А.Б. Шевнина [Шевнин, 2004], считающего, что анализ ошибок создает общелингвистических и психолингвистических исследований отдельного научно-исследовательского направления, которое он предложил назвать «эрратологией». В своих работах данный исследователь отмечает, что самостоятельной научной дисциплины со своим объектом, предметом и методами исследования, с чем мы не можем не согласиться.

Хотя традиционным и считается рассмотрение коммуникативной ошибки как понятия негативного, отрицательного, данный подход, как уже было отмечено, встречаем не у всех исследователей. В 1929 году швейцарский лингвист, профессор, один из представителей знаменитой женевской лингвистической школы Анри Фрей выпускает работу под названием «La grammaire des fautes: Introduction la linguistique fonctionnelle»

(на русском языке эта книга впоследствии выходила под названием «Грамматика ошибок»). В данном исследовании А. Фрей одним из первых подошел к изучению языковых ошибок системно, комплексно. В качестве материала для исследования он использовал письма пленных французских солдат, что позволило ему вывести множество закономерностей и построить относительно полную и четкую картину французского просторечия начала XX века. Новаторство автора заключалось в том, что он сумел вывести языковую девиацию на один уровень значимости с языковой нормой в плане ценности изучения, к тому же ему удалось построить собственную возникновения. Его фраза «ошибки делают не ради удовольствия» не однократно цитируется не только в работах по филологии, но и в художественной литературе. Именно Анри Фрей выдвинул предположение о том, что ошибка – естественный и нормальный атрибут самого языка, и, более того, первейший показатель потребностей говорящего на нем человека в новых языковых средствах. В целом, можно сказать, что ошибка по А.

Фрею – это сигнал тревоги о том, что определенное языковое явление устарело и требует замены. Потребности индивида, совершающего ошибку, он разделил на пять групп:

- потребность в ассимиляции, - потребность в дифференциации, - потребность в краткости, - потребность в неизменности, - потребность в экспрессивности.

Потребность в ассимиляции заключается в том, что все языковые факты так или иначе стремятся к объединению друг с другом, порождая новые факты, пытающиеся слиться в единую систему.

Потребность в дифференциации (в данном случае, в ясности) выражается в попытке разграничения лингвистических элементов с целью исключить смешение, возможное при функционировании речи.

Потребность в краткости является стремлением к максимальному сокращению длины и числа элементов, используемых в речевом потоке.

Потребность в неизменяемости заключается в том, что говорящий так или иначе пытается облегчить работу своей памяти, стараясь не запутаться во всем многообразии комбинаций, частью которого может быть определенный языковой элемент.

Суть потребности в экспрессивности лежит в том, что чем чаще в речи используется определенный знак, тем больше он «изнашивается», теряя свою экспрессивность, а, следовательно, нуждается в обновлении или замене.

[Фрей, 2006] Проанализировав работу данного автора, мы полностью разделяем его мнение о значимости и ценности ошибок как материала исследования, и можем отметить широкий потенциал подобного изучения.

1.1.2. Коммуникативная ошибка с позиций семасиологического и ономасиологического подходов Как отмечает В. П. Даниленко, «семасиологический подход к изучению языка предполагает, что исследователь, избравший его, становится на точку зрения слушающего (получателя речи) при описании языковых явлений, а ономасиологический подход принимает за ведущую точку зрения говорящего (отправителя речи). Необходимость в разграничении данных подходов обусловлена тем, что речевая деятельность, которую совершают слушающий и говорящий, не может быть одинаковой. Вот почему, например, грамматика, исходящая из потребностей слушающего, и грамматика, исходящая из потребностей говорящего – разные грамматики» [Даниленко, 2010]. В своих работах известный датский лингвист Йенс Отто Харри Есперсен обосновал необходимость разграничения семасиологизма и ономасиологизма, так как считал эту разницу основополагающей. Ученый ссылался на тот факт, что в пространстве общения участвуют два главных действующих лица – говорящий и слушающий. Точка зрения каждого из них самобытна и автономна, а смешение их недопустимо, так как противоречит самой сущности коммуникации. «Сущностью языка является человеческая деятельность – деятельность одного индивида, направленная на передачу его мыслей другому индивиду, и деятельность этого другого, направленная на понимание мыслей первого. Если мы хотим понять природу языка и, в частности, ту его область, которая изучается грамматикой, мы не должны воспринимающего речь, назовем их проще – говорящим и слушателем»

[Есперсен, 1958. С. 15].

Анализируя коммуникативную ошибку с позиции слушающего, наиболее важным представляется нарушение интерпретации сообщения.

Здесь мы имеем дело с несколькими наиболее распространенными обозначениями: непонимание, недопонимание, недоразумение. Непонимание является отсутствием понимания; неспособностью, неумением понять коголибо или что-либо [БТСРЯ, 1998, с. 875]. Например, при выражении просьбы говорящим, слушатель по какой-то причине вовсе не осознает, что его о чемто попросили. Английским эквивалентом данного термина выступает дословное «incomprehension». Недопонимание же, как и недоразумение, могут обозначаться словом «misunderstanding». В данном случае речь идет лишь о неполном понимании того или иного сообщения, о частичной ошибочности суждения. Продолжая наш пример, можно отметить, что в такой ситуации слушатель в общем поймет, каких действий от него ожидает говорящий, но может ошибиться в интерпретации нюансов, способа действия и тд.

Рассматривая коммуникацию с точки зрения ономасиологического подхода, важно также отметить то, что в лингвистической литературе помимо «коммуникативной ошибки» или «коммуникативной неудачи»

нередким является упоминания термина «коммуникативное затруднение».

Это делает целесообразным рассмотрение и его дефиниции, представленной А.А. Пойменовой применительно к порождению высказывания пользователем иностранного языка: «невозможность лексикализовать необходимые для адекватной передачи замысла признаки» [Пойменова, 1998, с. 85].

В целом, ошибки неизбежны даже при условии, что отправитель речи пользуется родной для него системой знаков, но вероятность возникновения подобных нарушений существенно возрастает при переходе на чуждую семиотическую систему. В свете данной проблемы логично рассмотрение понятия «билингвизм». Л.В. Щерба отмечает, что билингвизм представляет собой «двуязычие, владение и попеременное пользование одним и тем же лицом или коллективом двумя различными языками или различными диалектами одного и того же языка (например, местным диалектом и литературным языком)» [Щерба, 1974, с. 314]. Также важным для нас является разграничение между первым и вторым языком – языком родным, усвоенным с детства без специального обучения, на котором человек мыслит, не прибегая к дополнительному самоконтролю, и либо специально изученным иностранным языком, либо языком, усвоение которого происходит в многоязычной среде без специального обучения.

Рассматривая язык как код, то есть определенную систему объективно существующих социально закрепленных знаков и правил их употребления и сочетаемости, отмечаем, что коммуникативная ошибка также может являться нарушением как кодировки, так и раскодировки. Учитывая тот факт, что иностранный язык представляет собой код, владение которым никогда не сможет приблизиться к совершенному состоянию, появление сбоев в процессе кодирования и декодирования информации – не более чем закономерность.

В свою очередь, человек, говорящий на иностранном языке, может столкнуться с коммуникативно-значимыми нарушениями, условно делящимися на три основные категории.

1. Интерференция. Этим термином обозначается взаимодействие языковых систем в условиях двуязычия, при котором происходит отклонение от нормы и системы второго языка под влиянием родного [ЛЭС, 1990]. В случае интерференции совершается перенос конструкций и характеристик своего языка на иностранный. Например, частой ошибкой при переводе с русского на английский является изменение порядка слов. В английском языке подлежащее должно предшествовать сказуемому, в то время как на русский язык это правило не распространяется, отчего и возникают ошибки подобного рода: «вступил в силу закон» переводится как «came into force the law».

«выправление», образование форм по регулярным моделям от слов, образующих их нерегулярно. Примером такой ошибки могут быть следующие образования временной формы Past Simple: «goed, feelled, buyed», то есть замена формы неправильного глагола на форму, образованную «по правилу».

3. Резидуальный тип ошибок. К этой группе ошибок относятся те, которые привносят во второй язык такие характеристики и конструкции, которых нет ни в нем самом, ни в родном для говорящего языке. Данные ошибки чаще всего ситуативны и персонализированы, поскольку являются исключительным творчеством своего автора в тех или иных обстоятельствах.

Так, билингв, говорящий на русском и итальянском языках, может допустить неправильное употребление женского рода la complimenta вместо нормативного мужского il complimento, что кажется странным, поскольку в русском языке слово комплимент также является существительным мужского рода.

Ошибки отправителя речи отличаются фактически безграничным многообразием, а также могут приводить к самым неожиданным последствиям - как отрицательным (непонимание, неприязнь, агрессия), так и положительным (комический эффект, «разрядка» обстановки и т.д.).

1.1.3. Типы коммуникативных ошибок Несмотря на огромное количество коммуникативных ошибок, которые постоянно возникают в условиях реального общения людей, так или иначе их можно условно разделить на ошибки отправителя информации и ошибки ее получателя.

целесообразным условное их разделение на три основные группы:

системные, нормативные и ситуативные ошибки.

Системные ошибки обусловлены выбором ненормативного варианта из ряда предлагаемых языковой системой. В качестве примера можно привести следующее высказывание: «позвольте познакомить вам моего приятеля Александра» вместо «позвольте представить вам моего приятеля Александра» - в данном случае происходит сбой в структурной схеме, отражающей тождественную референтную ситуацию.

«нормативная ошибка», необходимо иметь четкое представление о том, какая именно норма нарушена в данном конкретном случае, отклонение от какого принятого стандарта произошло. Отмечается, что нормой является совокупность особенностей, которыми определяется язык данного лингвистического коллектива, рассматриваемый или как образец, которому надо следовать, или как реальность, достаточно однородная для того, чтобы говорящие субъекты чувствовали ее единство. Норму смешивают с правильность, когда носители языка рассматривают норму как обязательную [СЛТ, 1960]. Исходя из этого, нормативные ошибки представляют собой нарушение образцового, общепризнанного употребления элементов языка (слов, словосочетаний, предложений), а также нарушение правил использования речевых средств в определенный период развития языка в целом. Сюда можно отнести ряд таких ошибок, как 1. акцентологические ошибки, 2. грамматические ошибки, 3. орфографические, 5. орфоэпические ошибки.

неправильную постановку ударения в том или ином слове. Рассматривая словесное ударение в русском языке, важно отметить два момента: вопервых, оно не является фиксированным, напротив, оно свободно и не закреплено ни за одной из частей слова, а, соответственно, может падать как на корень, суффикс или окончание, так и на приставку. Во-вторых, ударение в рамках языка является очень важным, иногда даже принципиальным смыслоразличительную функцию, например: хлОпок – хлопОк, вЫходить – выходИть, dEsert – dessErt, mankInd – mAnkind, а также может различать грамматические формы: тЕла – телА, хлЕба – хлебА, prEsent – presEnt, rEcord –recOrd. Как показывает практика, именно акцеонтологические нарушения вызывают самую сильную реакцию со стороны слушателей, поскольку зачастую обусловлены социальными различиями – будь то говор другой местности или иной социальный статус. Любой язык не бывает статичным, поскольку меняется под воздействием различных факторов:

многочисленных заимствований, возрастания престижности определенных явлений, появления новых слов в связи с возникновением неведанных или не существовавших ранее феноменов окружающей действительности и прочих причин. Русский язык также меняется, и привычные акцентологические нормы иногда отмирают, постепенно заменяясь новыми, или же перестают быть единственно допустимыми и с течением времени уживаются с новыми нормативными вариантами. Таким образом, рационально определить нормативность русского ударения как вариативную. Проанализировав ряд работ, посвященных данной теме, разумно предположить, что все варианты ударения, не попадающие под отклонение от нормы, можно условно поделить на следующие группы:

1. равнозначные, где оба варианта верны: шпрИцы – шприцЫ, бАржа 2. неравнозначные, но допустимые, где один из вариантов считается основным: тЕфтели (основной) – тефтЕли, пиццерИя (основной) – 3. допустимые устаревшие или нормативно-хронологические: сажЕнь, 4. смыслоразличительные варианты: верхОм – вЕрхом, лекАрство – Однако помимо вышеперечисленных вариантов, являющихся акцентологической нормой, существует еще один, весьма специфический, но от этого не менее распространенный феномен - стилистическая норма ударения. Данное явление, на наш взгляд, удачно раскрывается в Словаре культуры речевого общения: «…конечно, ошибки ошибкам рознь. Иногда акцентологические отклонения делаются говорящими сознательно, так как при этом претендуют на суперкультурность, высшую правильность речи.

Так, иногда некоторые музыканты произносят фамилию композитора МУсоргский как МусОргский, фамилию шекспировского персонажа МАкбет как МакбЕт, название американского штата ФлорИда как ФлОрида (на американский манер), название города СтАврополь как СтаврОполь, волшебствО – на старый лад как волшЕбство, вместо нынешнего «узаконенного» варианта рАкурс – прежний вариант ракУрс и т. п. Может быть, подобные ошибки следует расценивать как нечто стилистически положительное. С таким же пониманием нужно относиться к сознательным профессиональной речи: компАс (в речи моряков), добыча Угля (в речи шахтеров), возбУждено дело (в речи юристов)» [Романова, 2009].

Интересными нам показались причины возникновения акцентологических ошибок, указанные в одной из работ С. В. Прохоровой:

- незнание ударения иноязычного слова (мИзерный от фр. мизЕр – мизЕрный);

- плохое знание орфографии (бронЯ у танка, брОня – право на чтолибо);

- незнание морфологической принадлежности слова (рАзвитый – развИтой);

- отсутствие в печатном тексте буквы «» (ликвидация двух точек над буквой привела к появлению множества ошибок. НоворОжденный, а не новорождЕнный) [Прохорова, URL: http://festival.1september.ru/articles/ 560596/].

акцентологические ошибки, а выделяют ряд наиболее существенных, «грубых» ошибок ударения, недопустимых в ситуации общения двух или более образованных людей. Примерный их ряд выглядит так: докУмент, Алкоголь, тортЫ, жАлюзи, пОртфель, феномЕн, рАкушка, красивЕе, свеклА, случАй, обеспечЕние, катАлог, килОметр, звОнит, туфлЯ, дОговор.

Несмотря на тот факт, что акцентологические правила английского языка значительно четче, нежели в русском, на что в частности указывает то, что зачастую определяющим фактором при выборе ударения является количество слогов, можно сделать вывод, что и в пространстве данного языка есть наиболее грубые акцентологические ошибки, вызывающие неприязнь у слушателя: hotEl, romAnce, rebEl, controvErcy, magazIne.

Грамматические ошибки являются либо результатом несоответствия словообразовательных ошибках), либо последствием отклонения от формообразовательных норм (морфологические ошибки), либо ломают (синтаксические ошибки).

словообразовательные ошибки описываются так: «вид речевых ошибок, нарушающих нормы словообразования. Проявляются в неоправданном словосочинительстве, смешении суффиксов, приставок, видоизменении слов нормативного языка: орлиха, луковенок, пластмасло. Словообразовательные ошибки нарушают правильность, точность речи, уместность и чистоту»

[Жеребило, 2010]. Наиболее распространенные ошибки данной группы связаны со следующими девиациями:

- некорректное образование сложных слов: газафикация, птицолов, одинлетний, полуумный, sportman, hightway, liptick;

- некорректное использование приставок: переграда, прилопатить, обпилки, unlogical, inresponsible, disunderstand.

- некорректное использование суффиксов: упорность, сохнул (пр. сох), кулинарство, childness, colourly, proposure.

Морфологические ошибки описываются лингвистами как «вид речевых употреблением частей речи: я часто помогаю маме готовить обеды (вм.

правильность речи. Ошибки морфологического характера могут также нарушать чистоту речи (Маленький мышь пробежал по комнате. - Вм.:

неправильность появилась под влиянием диалекта, поэтому в данном случае нарушается чистота речи)» [Жеребило, 2010]. Среди наиболее частотных можно выделить следующий ряд девиаций, попадающий под группу морфологических ошибок на примере имени существительного:

- неправильная форма рода имени существительного: травяная шампунь, широкое авеню, мое евро, удачная пенальти;

- неправильная форма множественного числа: крема, договора, коня, moneys, sockses, jeanses;

- неправильное падежное управление: между дверями, с людями, из-за деньгов;

- склонение несклоняемого: вкус висок, представитель ЮНЕСКи, несколько кольрабей;

- неправильное склонение иностранных фамилий: книги Александра Дюмы, выдать грамоту Анне Делакруе.

терминов, это «вид речевых ошибок, заключающихся в неверном построении словосочетаний, простых и сложных предложений, текстов (Индеец ехал на коне с голубыми перьями. – Нарушен порядок слов в предложении).

Синтаксические ошибки нарушают логичность речи, точность, иногда правильность, уместность речи» [Жеребило, 2010]. К такому роду ошибок относятся следующие наиболее частотные:

- некорректное управление (надо поменять машину на более новее;

оказывает нуждающихся помощь; he goes in school; are you talking with Tom?);

проживающих в данном районе; Mary was tall with his height of 184 cm);

- некорректное построение связи между подлежащим и сказуемым (мое поколение никогда не полюбят джаз; молодежь предпочитают поп-музыку;

most people likes reading; I know he love Helen);

- некорректное выражение сказуемого (этот рассказ слишком короток, неоригинален и скучный; я знаю одну девочку, которая семиклассница; that man is my son who doctor);

- некорректное построение причастных оборотов (уставший мужчина от работы; he was lying on the sofa, his eyes closing);

- некорректное построение деепричастных оборотов (глядя на кота, появляется ощущение счастья; been able to help, she didn’t);

- некорректное употребление прямой и косвенной речи в одном предложении (автор отмечает, что я не поддерживаю эту теорию; Jack told Will that my son was there);

- некорректное построение конструкций с однородными членами (Федор Петрович даже не посмотрел и не замечал на собаку; she was in love and adored with him);

- некорректное построение сложных предложений (Тамара хотела взять ведро из дальнего сарая, которое она забыла; the film taught me to love Irish dance that I read a month ago);

- некорректное согласование времен (сидел-сидел, и постучит в барабан; I loved skiing and thought it will become my profession);

- неоправданные пропуски слов (Наталья в те времена вышивала, вязала и в карты; the dog was running fast and stopped only the bus station);

- местоименное дублирование одного из членов предложения (бабуля она уже немолода; the law it should be concrete).

ошибки, допускаемые сугубо на письме. Это ненормативное написание слова, девиация, допущенная в слабой фонетической позиции: для согласных – в конце слова или перед другим согласным, для гласных же – в безударном положении.

Проанализировав работы, посвященные орфографии, можно сделать вывод о том, что орфографические ошибки делятся на следующие типы:

- фонетико-орфографические, - грамматико-орфографические, - собственно орфографические.

Фонетико-орфографические ошибки представляют собой девиацию, нарушающую не только орфографическую, но и орфоэпическую норму.

Подобные ошибки могут отражать на письме бындероль, remaniration, etnicity;

- специфические региональные диалектические особенности: ждеть, могуть, businiss, fet (вм. fate);

- национальную специфику произношения определенных звуков:

зьдесь, raf (вм. rough), canverse (вм. converse).

Грамматико-орфографические ошибки или, в других источниках, языковые орфографические ошибки, выделяемые различными авторами, по сути, дублируют ошибки грамматические, описание которых мы представили ранее. Данный вид ошибок также включает в себя грамматикоморфологические (нет штан; много яблоков) и грамматико-синтаксические девиации (Миша с Машей и его подруга).

отклонением от норм и стандартов написания слов, не нарушающим ни грамматические, ни орфоэпические правила. Чаще всего при столкновении с такого рода ошибками мы имеем дело с - некорректным написанием таких значащих частей слова, как приставка, корень, суффикс, основа, окончание: пренуждать, карова, колендарь, Februry, hospitabl;

- некорректный перенос слов: нача-ть, прево-змочь, crea-te, resu-rrect;

- некорректное написание гласных после шипящих или их отсутствие:

крещоный, мыш, сорвеш, счасьтье, matchs, boxs;

- отсутствие написания строчных и прописных букв: саратов, ницше, september, glasgo;

- нарушение правил написания слов слитно, дефисно и раздельно:

комунибудь, зачемто, some where, any body;

вераисповедание, extrordinary, suppar (вм. subpar).

В 2013 году одна из крупнейших поисковых компаний Яндекс провела исследование с целью выявить самые сложные для россиян слова. Поисковик Яндекса распознает и исправляет ошибки в запросах автоматически, которые, как отмечают исследователи компании, были выявлены приблизительно в каждом десятом запросе. Исследователи выявили и проанализировали 10000 слов, встречавшихся в запросах чаще всего в течение 2013 года. По итогам исследования выяснилось, что самыми часто встречающимися ошибками были неправильные написания наиболее используемых в поиске слов. Наибольшие сложности, согласно комментариям специалистов, у пользователей вызывают русские слова с двойными и непроизносимыми согласными, а также слова, заимствованные из других языков. В итоге, список самых сложных слов для россиян выглядит следующим образом:

- комментарий – комментарий (доля ошибок – 27%), - девчонка – девченка (доля ошибок – 26%), - жесткий – жосткий (доля ошибок – 25%), - масляный – маслянный (доля ошибок – 25%), - девственность – девственость (доля ошибок – 25%), - агентство – агенство (доля ошибок – 24%), - программный – програмный (доля ошибок – 24%), - рассчитать – рассчитать (доля ошибок – 23%), - баннер – банер (доля ошибок – 23%), - бюстгальтер – бюстгалтер (доля ошибок – 23%), - баллон – балон (доля ошибок – 22%), - жестко – жостко (доля ошибок – 22%), - аттракцион – атракцион (доля ошибок – 21%), - гостиная – гостинная (доля ошибок – 21%), - значок – значек (доля ошибок – 21%), - тролль – троль (доля ошибок – 21%), - групповой – груповой (доля ошибок – 20%), - Майами – Маями (доля ошибок – 20%), - Голицыно – Голицино (доля ошибок – 20%), - режиссер – режисер (доля ошибок – 20%), - искусственный – искуственный (доля ошибок – 19%), - обнаженный – обнажонный (доля ошибок – 19%), - выиграть – выйграть (доля ошибок – 19%), - восстановить – востановить (доля ошибок – 19%), - съемка – сьемка (доля ошибок – 19%).

Помимо этого, интересным представляется аспект исследования, посвященный новым, заимствованным словам в русском языке.

Исследователи отмечают, что для новых слов часто существует несколько вариантов написания – одно и то же слово в разных словарях может писаться по-разному. Поисковик компании Яндекс автоматически определяет вариант, которого придерживается больше всего пользователей, и предлагает исправления для менее распространенных вариантов, исходя из статистики поисковых запросов. Например:

- Хэллоуин (наиболее распространенный вариант написания слова), – Хелуин (самая частая ошибка, другой вариант слова): доля ошибок и других вариантов – 33%, - фэнтези – фентези: 31%, - шоппинг – шопинг: 30%, - спиннинг – спининг: 21%, - хэтчбек – хетчбек: 20% [2013, URL: company.yandex.ru/researches /figures/2013/ya_difficult_words.xml].

Лексические ошибки, согласно проведенному анализу различных источников, нарушают нормы употребления тех или иных слов, уместность этого употребления, представляют собой неоправданный выбор слова в рамках определенного контекста и ситуации. Среди наиболее частотных можно выделить следующие:

1. связанные с излишним многословием:

- плеоназм – ненужные уточняющие слова: пожилой старик, привлекательная красотка, victorious winner, new novelty;

- тавтология – некорректное использование однокоренных слов: какой необычно романтичный роман; из всех предпочтений это его самая предпочтительная; he was filled with glorious glory;

- множественные повторы – «Узнав об измене, Кристоф взбеленился, он не мог поверить, что ему могли изменить. Измена была неожиданной».

«That day was a memorable one. We had a lovely picnic, I even remember what we had for lunch – milk, honey and fresh juicy apples. I don’t remember what the weather was, but I clearly remember that it wasn’t raining»;

2. связанные с неоправданным употреблением специфической лексики:

- лексических заимствований: это был настоящий фейл; смена работы – серьезный челендж; that idea was absolutely parfait;

- неологизмов: ну и место – сплошная кривляндия; I have no intention to work with this donkeyhead;

- профессиональных жаргонизмов: прилетели на вертушке; срочно почистить взлетку; I’d like you to use less popups in the pictures;

- архаизмов: не вынести такого бесчестья; that was haply, not on purpose;

3. связанные с неверным выбором многозначных слов, омофонов, паронимов: мне не хватает ласок (вм. ласк); this bird is mail; your dress is far too plane;

4. связанные с использованием несочетающихся понятий: страшная красота; lonely crowd.

Орфоэпические ошибки рассматриваются исследователями как «ошибки, связанные с нарушением норм литературного произношения и обусловленные воздействием, во-первых, диалектов, жаргонов, просторечия;

во-вторых, письма (так называемого побуквенного произношения); втретьих, интерференцией родного языка» [Азимов, 2009]. К числу встречающихся в русском языке можно отнести следующие варианты подобных девиаций:

1. нарушение нормы «иканья»: крЕсталлизация;

2. нарушение нормы произношения звука [Э] в разных положениях как [И], [Ы], [Э], [Ъ]: акадЭмия, бассЭйн, Этаж;

3. отсутствие оглушения звонких согласных в конце слова в именительном падеже либо неуместное использование глухого звука: паБ, в МадриТе, под снегопаТом;

заимствованных словах: бАа (вм. боа);

5. нарушение твердости или мягкости перед [Е]: брюнЭт, пюрЕ, крЭм;

6. нарушение нормы произношение [ЧН] и [ШН]: двоеЧНик, яиЧНица, 7. ненормативный выбор между [Г], [К], [Х]: ноХти, БоГ;

8. ситуативное, «авторское» произносительное отклонение: траНвай, Перечисленные группы нормативных ошибок отнюдь не претендуют на абсолютную полноту, на практике существует великое множество отклонений от указанных норм, иногда ошибки могут даже носить смешанный характер, нарушая несколько правил одновременно.

Ситуативными же ошибками являются такие отклонения в речи говорящего, которые не препятствуют пониманию речевого сообщения, но могут его затруднить в связи с неуместностью высказывания или его части.

Иллюстрацией к подобному явлению может стать следующая ситуация:

некий А, не зная о недавней кончине Б справляется у супруги Б о его здоровье.

По нормам этикета вопрос о самочувствии близкого родственника не является отклонением или ошибкой, и даже напротив, приветствуется, однако в данном конкретном случае исход коммуникации имеет все шансы быть негативным. А допускает ситуативную ошибку в следствие невладения важной, крайне актуальной для своего собеседника информацией, что скорее всего будет расценено недопустимым.

Помимо вышеперечисленных, говорящий может совершить и другие ошибки, в частности таковой является нарушение плана высказывания.

Говоря об этой проблеме, мы обращаемся к психолингвистическому подходу, который, как известно, рассматривает текст в качестве иерархического структурного образования, имеющего уровни, компоненты которых носят смысловой характер и отличаются исключительно степенью значимости по отношению к общей структуре. Данные компоненты объединяет единая идея (предмет) высказывания. Исходя из этого, А.А. Леонтьев ставит знак равенства между цельностью текста и смысловым единством [Леонтьев, 2003, с. 29]. Нарушением плана высказывания в таком случае является ломающий смысловую структуру текста сбой на этапе внутреннего программирования, обладающем конкретными семантическими характеристиками. В данном случае можно отметить, что внутреннее программирование представляет собой этап доязыкового построения речи, что говорит нам о различии в понятиях «коммуникативная ошибка» и «языковая ошибка», хотя в дальнейшем индивид сталкивается с необходимостью внутреннего программирования отдельных предложений, лексико-грамматического структурирования, а также их моторной реализации. Построение связного высказывания, в полной мере отражающего мысли и идею рассказчика, а также вербализация этих идей без искажения содержания – очень сложная задача. В какой-то мере данная тема нашла отражение в стихотворении Ф.И. Тютчева «Silentium!»:

«Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймт ли он, чем ты жившь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, Питайся ими – и молчи» [Тютчев, 1985, с. 20].

Тем не менее, успешное существование и функционирование индивида в обществе невозможно без адекватной вербализации его мыслей, поэтому единственно верным решением в данном случае представляется максимальное приближение к идеальной модели «мысль = слово» за счет расширения своего словарного запаса, улучшения ораторских способностей, стремления к сокращению коммуникативных ошибок и так далее.

1.2. Эмблематическая интерпретация Процесс общения как передачи определенной информации от отправителя получателю может рассматриваться в разных плоскостях. Для исследователей в области лингвистики его семиотическая составляющая всегда представляла особый интерес, поскольку с течением времени и аккумулированием знаний о языке становилось очевидным то, что коммуникативные акты требуют разноуровневой интерпретации.

Учитывая тот факт, что информация зачастую передается не прямым путем, а посредством различных сигналов, исследователи-лингвисты не раз отмечали знаковость общения, а еще в конце ХIХ в. Ч.С. Пирсом была создана общепризнанная на данный момент семиотическая классификация, подразумевающая деление знаков на иконические, индексальные и символические [Пирс, 2000, с. 185]. Иконические знаки имеют общие черты с объектом, которые обозначают, а раскрытие их смысла не представляется проблематичным. Форма же индексальных знаков лишь условно связана с содержанием объекта, к тому же для их прочтения необходима определенная осведомленность. Наконец, символические знаки не указывают на объект напрямую, а только порождают определенные ассоциации, которые могут вывести слушателя/зрителя/читателя к обозначаемому явлению. Известный английский социальный антрополог в своей работе, посвященной символизму, предложил разграничить понятия индекса и сигнала. Сигнал по Дж. Личу – естественная автоматическая связь между объектом и знаком, его обозначающим, в то время как индекс – связь указательная и произвольная [Лич, 2001, с.19].

В рамках интерпретативной лингвистики можно выделить три основных вида знака, находящих непосредственно языковое выражение: это символ, аллегория и эмблема. Символ, как справедливо отмечает С. С.

Аверинцев, «наделен всей органичностью и неисчерпаемостью образа»

[Аверинцев, 1983, с. 607]. Из работ исследователей, занимавшихся изучением данного вопроса, следует, что основная отличительная черта символа – это загадочность, многозначность, открытость к различным вариациям интерпретации.

В семиотической горизонтали знаков символ противопоставляется иносказательно обозначает определенную идею, но в отличие от символа допускает лишь одно прочтение и единственный вариант интерпретации [Карасик, 2010, с. 36]. Суть аллегории в своих работах отмечает А.Ф. Лосев, определяя ее так: образ как иллюстрация идеи, как пояснение к идее. Также отмечается, что наиболее типичным примером аллегории является басня [Лосев, 1990, с. 425].

В нашем же исследовании мы особо выделяем эмблему (от греч.

«emblema» - «вставка»), относящуюся к группе индексальных знаков.

Поскольку изначально эмблема рассматривалась как изображение, имеющее однозначное и точное объяснение, то весьма полные и отражающие суть данного знака определения понятия можно найти у исследователейискусствоведов. М.Н. Соколов в своей работе, посвященной эмблемам, называет их «ментальными узелками», распутать которые индивид может, используя свой интеллект. Также он отмечает, что несмотря на тот факт, что эмблема что-то «скрывает», она «… тем не менее должна быть относительно доступной, без глухих семантических заборов» [Соколов, 1999, с. 147]. Автор также подчеркивает, что эти идеи суммирует в своих работах П. Джовио, отмечая: «Девиз не должен быть слишком темным, доступным лишь пониманию Сивиллы, равно как и не слишком явным, открытым разумению всякого плебея» [там же].

Эмблема допускает только одну интерпретацию и не подлежит толкованиям, а важнейшей ее функцией представляется идентификация. В своих исследованиях В.И. Карасик отмечает, что «идентифицирующая функция эмблемы состоит в том, что соответствующий образ является знаком принадлежности того или иного индивидуума к определенной группе» [Карасик, 2010, с. 38]. Продолжая данную идею, автор отмечает, что эмблематика общения представляет собой систему однозначно опознаваемых коммуникантами сигналов. Однако, помимо функции идентификации личности говорящего, эмблематика служит средством упрощения содержания высказывания или его информационного дублирования.

В нашем исследовании мы предлагаем выделить следующие типы эмблематичности:

1. ориентационная эмблематичность, 2. статусная эмблематичность, 3. парольная эмблематичность.

Все эти типы объединяет то, что они так или иначе представляют собой оценку получаемой информации участниками коммуникативного акта, т.е.

являются способом интерпретации содержания сообщения.

Ориентационная эмблематика заключается в оценке по степени соответствия ожидаемому положению дел. Здесь мы сталкиваемся с формульными моделями поведения, устойчивыми, «шаблонными» фразами или действиями. В данном случае эмблематика выступает способом упрощения процесса достижения коммуникативных целей, поскольку она направлена на получение немедленной реакции на определенный стимул; это тот тип эмблематики, с которым человек сталкивается ежедневно в ходе своего социального функционирования. Например, пользуясь общественным транспортом, а соответственно, являясь пассажиром, индивид получает определенный сигнал: «Предъявите билет». Данное высказывание является шаблонным, оно применимо к любому участнику коммуникации, который выступает информационным реципиентом в данных конкретных коммуникативных условиях. Среди ожидаемых реакций будут:

1. предъявление билета, 2. предъявление проездного билета, 3. просьба о продаже определенного необходимого количества При получении отправителем (кондуктором-контролером) любой из перечисленных ответных реакций, коммуникативный акт в большинстве случаев будет считаться завершенным. Другой пример: в ресторане быстрого питания, услышав вопрос: «Гарнир?» индивид, исходя их соображений общепризнанной формулы поведения в подобных общественных местах, должен либо от него отказаться, либо выбрать один из предоставленных на данный момент вариантов. Любое же отклонение от ожидаемого шаблона вызовет необходимость продолжения коммуникативного акта и осуществления новых, спонтанных высказываний или действий, что препятствует исполнению главной функции этого типа эмблематики – экономии времени, затрачиваемого на достижение коммуникативной цели.

Знание о том, какие именно реакции от него ожидаются, хранится у индивида на подсознательном уровне. По своей сути, это определенные навыки, овладение которыми происходит в процессе социализации личности в тех или иных культурологических условиях.

Статусная эмблематичность заключается в указательной сущности эмблемы как индексе социального положения индивида. Эмблема в данном случае выступает определенным признаком, осознанно или бессознательно выбранным человеком для передачи информации о его месте и или значимости в обществе. Ряд предметов бытового характера являются знаками принадлежности к той или иной социальной прослойке: это автомобиль, одежда, техника и даже продукты питания. Наличие у индивида определенной модели транспортного средства или технического устройства может указывать на его благосостояние, однако иногда эта картина не реальна, а лишь конструируется для достижения тех или иных целей.

Зачастую такой целью является создание конкретного имиджа, который по своей сути эмблематичен и считываем, опознаваем. Г.П. Мельник отмечает, дополнительными характеристиками с целью выделения его из ряда других»

[Мельник, 2001, с. 34].

Статусная сущность эмблематичности также находит выражение в выборе определенных стратегий и способов речевого поведения:

подчеркнутая расслабленность артикуляции и обилие жаргонизмов в речи молодежи или четкость формулировок и частое использование этикетных апеллирующие к сознанию адресата с целью ответить на два вопроса:

1. кто передо мной?;

2. как мне выстраивать с ним взаимодействие?

Особое место в пространстве статусной эмблематичности занимает эмблематичность власти. В данном случае речь идет непосредственно о статусных признаках поведения участников коммуникации. Интересным является тот факт, что именно эта сложившаяся система посылаемых друг другу однозначно опознаваемых сигналов, пожалуй, наименее других поведенческих формул, поскольку по сути своей формировалась как способ урегулирования жизни общества и выстраивания вертикалей власти. Широко известна легенда о Владе III Басарабе, правителе Валахии, повелевшем прибить гвоздями к головам послов Османской империи их шапки, которые они не сняли в его присутствии из-за своих обычаев, дабы лишь «укрепить их традиции». В современном мире четкая формульность общения характерна коммуникативном акте фиксированы и не подлежат варьированию:

«разрешите обратиться», «так точно» и прочее.

Однако не все сигналы, передающиеся от отправителя адресату, ориентированы на прямое, открытое прочтение, некоторые эмблемы могут быть понятны только представителям определенного замкнутого социума. К ярчайшим примерам таких эмблем относится сложная система тюремных татуировок, где каждое изображение несет под собой определенную информацию: количество лет, проведенных в неволе, характер совершенного преступления, место, занимаемое в тюремной иерархии и т.д. Для непосвященных понять смысл этих рисунков практически не представляется восьмиугольной звезды с принадлежностью к элите преступного мира или паутину – с наркозависимостью, крайне малы. Более того, система кодирования информации подобным способом оказывается еще сложней, чем может показаться на первый взгляд. Некоторые тюремные татуировки представляют собой своего рода «ребусы» - в изображении спрятана определенная аббревиатура, что делает данный код еще замысловатей.

Например, изображение жука выдает вора, так как означает «Желаю Удачных Краж», то же значение несет под собой и изображение Ленина («Вождь Октябрьской Революции»), кота – «Коренного Обитателя Тюрьмы», а надпись МИР четко обозначает отношение обладателя к совершенным преступлениям и перспективам на будущее – «Меня Исправит Расстрел».

В подобных случаях мы имеем дело с парольной эмблематичностью.

Именно она позволяет ответить на вопрос: «Передо мной свой или чужой?»

и, как результат, выстраивать определенную тактику поведения в процессе эмблематичности человек сталкивается при необходимости взаимодействия с индивидом, владеющим другим кодом, некой иной знаковой системой. С течением времени в обществе складывается основной свод моделей образа действия, т.е. некая система правил социального поведения, принятых в традиционных для данного этноса или, рассматривая ситуацию уже, коллектива, группы людей, ситуациях общения. Учитывая настоящий факт, можно сделать вывод, что лишь соблюдая определнный порядок действий, а также придерживаясь существующего способа организации допустимого и недопустимого, индивид принимает сложившуюся систему ценностей, и соответственно, может признать себя членом данного общества. При необходимости взаимодействия друг с другом, люди пользуются привычной для себя системой правил, демонстрируя таким образом свою принадлежность данной группе людей. Формулы приветствия, прощания, извинения, просьбы и многие другие закладываются в сознании индивида в процессе социализации и используются автоматически, при возникновении подобной необходимости. Однако помимо различных языков, на протяжении тысячелетий в мире формировались, обогащались и трансформировались многочисленные параллельно существующие культуры, носители которых постоянно включаются в социальные и экономические связи, что превращает межкультурную коммуникацию в ежедневное и естественное явление.

Однако очевидно, что в процессе этой коммуникации существуют всевозможные виды вербальных и невербальных помех, создающие затруднения в общении. Один и тот же жест может толковаться представителями разных культур иначе, будь то простое покачивание головой из стороны в сторону, для большинства европейцев означающее отказ или несогласие, а для болгар, турок и греков, напротив, согласие, подтверждение сказанного.

1.3. Эмблематическая коммуникативная ошибка По своей сути общение эмблематично, оно заполнено знаками как однозначно и моментально считываемыми, так и заметными не всем и далеко не сразу. Один из участников коммуникации может невольно послать другому определенный сигнал, который будет моментально считан, и, в свою очередь, явит собой эмблему. Эта эмблема, в зависимости от ситуации и условий протекания коммуникативного акта, может сообщить о говорящем значимую информацию: его статус, происхождение, принадлежность к той или иной культуре (в том числе, чужой), возраст и состояние здоровья.

Однако для того, чтобы эмблема была верно считана, необходима подготовленность коммуниканта, так как отсутствие особых знаний может превратить эмблему в символ, который, как известно, допускает многозначность трактовок.

Тем не менее, выделить особые сигналы в потоке речевого сообщения не всегда легко. В процессе нейтральной передачи информации или побуждении к какому-то действию должна присутствовать определенная единица, обращающая на себя внимание, выделяющаяся среди прочих.

Исходя из этого, представляется обоснованным выделить, среди других возможных явлений, коммуникативную ошибку.

На основании изученного теоретического и практического материалов мы выделяем ряд типов коммуникативных ошибок, каждый из которых при определенных обстоятельствах, участниках общения и контексте может быть эмблематическим.

Эмблематической коммуникативной ошибкой мы считаем непроизвольное коммуникативно-значимое нарушение, ухудшающее восприятие и понимание речи или отдельного высказывания, позволяющее сделать некоторые выводы о его совершившем при условии определенной подготовленности второго участника общения.

Мы рассматриваем эмблематические коммуникативные ошибки как отправителя, так и получателя информации. Соответственно, отправитель некоего сообщения совершает эмблематическую ошибку по схеме (где О – отправитель информации, П – ее получатель):

О: речевое сообщение + ошибка П: считывание ошибки как эмблемы => вывод об отправителе;

пример:

ситуация: коммуниканты за обеденным столом, приступают к первому О: Маш, дай весло.

П: считывает отклонение от лексической нормы (ложка) => отправитель имеет непосредственное отношение к криминальному Эмблематическая ошибка, допускаемая получателем информации, происходит по двум наиболее частотным схемам:

1. О: речевое сообщение П: неверная интерпретация => неадекватная первичному посылу отправителя информации реакция О: считывание ошибки интерпретации как эмблемы => вывод о получателе информации;

пример:

ситуация: коммуниканты обсуждают музыкальные предпочтения.

О: А тебе какие песни Элтона Джона больше нравятся: ранние или более поздние?

О: (делает вывод: получатель информации не знаком с британской музыкальной культурой).

Как мы видим, получатель информации не отвечает первичному посылу отправителя – в данном случае не дает ответа на поставленный вопрос, а задает свой. Вопрос получателя свидетельствует о том, что он не знаком с культовым британским певцом и композитором, что вероятнее всего говорит о его незнании британской музыки в принципе.

2. О: речевое сообщение отправителя информации реакция О: считывание ошибки ответной реакции как эмблемы => вывод о получателе информации;

пример:

ситуация: случайная встреча коммуникантов.

О: Привет, Кирюш!

П: Ненавижу, когда меня так называют.

О: (делает вывод: получатель информации находится в плохом настроении, так как обычно спокойно относится к подобному варианту своего имени).

Данный пример иллюстрирует ситуацию, в которой адресант не получает ожидаемой реакции: здесь – ответного приветствия, так как это подразумевают элементарные нормы этикета. На основании подобного отклонения адресант делает вывод о плохом настроении собеседника, но только в случае, если подобное поведение не свойственно ему в принципе.

Вопрос о влиянии эмблематических коммуникативных ошибок на исход коммуникации решается ситуативно. Среди наиболее вероятных можно выделить следующие варианты завершения общения:

1. собеседник не считывает эмблему - общение продолжается в 2. собеседник считывает эмблему - делает определенные выводы вносит изменения в тактику поведения - общение продолжается в новом формате - второй участник общения принимает формат коммуникативный акт имеет шанс на успех;

3. собеседник считывает эмблему - делает определенные выводы вносит изменения в тактику поведения - общение продолжается в новом формате - второй участник общения не принимает формат коммуникативный акт не достигает начальных целей, заданных его 4. собеседник считывает эмблему - делает определенные выводы – считает данные выводы несущественными либо не влияющими на дальнейшее общения - общение продолжается - коммуникативный 5. собеседник считывает эмблему - делает определенные выводы – считает дальнейшее общение нецелесообразным либо невозможным – общение завершается без достижения целей, заданных его На исход коммуникации при возникновении описанных ранее нарушений влияет ряд факторов:

- условия протекания коммуникативного акта: чем расслабленней и непосредственней чувствуют себя собеседники, чем больше внимания они могут позволить уделять самому общению, тем больше шансов заметить и считать эмблематическую ошибку и сменить русло беседы: в экстренных ситуациях, например (пожар, наводнение, военные действия), на передний план выходят явления событийного характера;

- настроение коммуникантов при вступлении в диалог;

- субординация коммуникантов: даже в случае неоднократного совершения эмблематических ошибок старшим по званию, представителем руководства, отцом семейства, а и иногда и просто старшим по возрасту человеком, шансы на то, что собеседник откажется от дальнейшего разговора или поспособствует его прекращению, малы;

- плотность ошибок: чем больше эмблематических ошибок совершено участником коммуникации, тем выше шансы на ее негативный исход;

- изначальная общность социального происхождения коммуникантов:

как показывает практика, вне зависимости от занимаемого положения и принадлежности к тому или иному кругу, индивид подсознательно считает привычные для себя с детства узуальные нормы правильными и приемлемыми, даже в случае их отличия от литературных; именно поэтому знакомые с ранних лет говор, диалектизмы и прочие девиации не вызывают негативной реакции у индивида, который в силу ряда причин уже принадлежит к иной социальной группе;

- межличностные отношения коммуникантов: симпатия как важный фактор коммуникативного акта в состоянии сгладить эффект, производимый эмблематическими коммуникативными ошибками, особенно в случае межгендерного общения.

Принципиально важным вопросом в контексте рассмотрения эмблематических коммуникативных ошибок является ненамеренность их совершения. Ранее мы указывали на тот факт, что рассматриваем нарушение в качестве ошибки только в случае непреднамеренности его возникновения.

Однако эмблема как таковая также является сложным феноменом, который может возникать либо в силу естественных причин, случая, либо может быть смоделирован намеренно, с определенной целью. Для того, чтобы разграничить два подобных явления, мы принимаем в нашей работе за истину тот факт, что эмблема может быть реальной либо фиктивной.

Реальная эмблема сообщает о владельце актуальную достоверную информацию, вне зависимости от того, намеренно он ее создает или нет.

Приведем пример: во многих странах мира существует традиция, согласно которой студентам высших учебных заведений вместе с дипломом вручаются кольца или перстни выпускников. В одном из источников, посвященных данной тематике, находим: «Вся элита российского общества когда-то хорошо знала цену этому памятному знаку. Чугунное изделие на палец в виде сомкнутых рук, изготовленное из колокола, носили выпускники Царскосельского лицея. Декабристы, окончившие Пажеский корпус его Величества, были объединены в братство подобными украшениями - носили особые перстни из стали и золота, на которых была надпись «№ из 30»

(порядковый номер выпускника в соответствии с успехами в учебе) и год выпуска. Сочетание металлов перстня было не случайным, ибо пажи выбрали своим девизом девиз рыцарского Ордена тамплиеров: «Чист, как золото, тверд, как сталь». Сейчас эта красивая традиция - ношения перстней выпускниками - возвращается» (URL: http://www.fdgold.ru/classrings/). На подобных кольцах гравируются: название учебного заведения, имя выпускника и год его выпуска, а также зачастую тематическая картинка, соответствующая специализации ученика – зуб у стоматолога, нота у певца, раскрытая книга у филолога. Подобное кольцо – знак принадлежности человека к определенному вузу и, если он действительно его окончил, является реальной эмблемой, хотя и носится намеренно с целью указания на определенный этап в жизни индивида, его корни, образовательное прошлое.

Помимо этого, намеренно созданные эмблемы широко используются в маркетинге, превращаясь в узнаваемые торговые марки, угадываемые во всем мире лейблы и бренды.

Ненамеренной же реальной эмблемой может быть использование в речи специфических слов типа «scratcher» вместо нормативного «bed» или «purdies» вместо «potatoes», что в рамках англоязычной культуры свидетельствует о принадлежности человека к ирландскому обществу, так как эти слова являются характерными именно для него.

Отдельного внимания заслуживает фиктивная эмблема. Как уже было упомянуто ранее, важнейшей функцией эмблемы считается идентификация.

На подсознательном уровне человек в течение своей жизни стремится достичь определенных ориентиров, примеров, которые закладываются у него с детства и следуют за ним в течение всего личностного становления, постепенно претерпевая некие изменения. Чаще всего подобные идеалы связаны с вопросами самореализации, принадлежности к какому-либо привилегированному, с точки зрения индивида, обществу. Индустрия развлечений и средства массовой информации способствуют созданию подобных идеалов, формируют ценностную картину в сознании человека.

Как следствие, объектами желания и признаками избранности, достатка и успешности становятся определенные вещи или действия, необходимые для создания имиджа успешного человека. Дорогой автомобиль, редкие часы, роскошное жилье, молодая привлекательная спутница у мужчин, люксовая косметика, фешенебельный отдых, изысканная одежда и обеспеченный спутник у женщин – все эти признаки могут рассматриваться как эмблемы.

Однако реальными эмблемами они будут являться только в случае действительно высокого социального положения и материального благосостояния владельца. В современном обществе существует тенденция приобретения дорогой вещи с целью создания определенного имиджа, даже если для этого человеку приходится ограничивать себя в чем-то другом.

Такая эмблема, как дорогой телефон, купленный в кредит, по нашему мнению, должна считаться фиктивной, ведь она наводит на мысль о значительной обеспеченности, коей ее обладатель на самом деле не отличается.

Возвращаясь к языковому пространству, следует отметить, что для достижения определенных целей, индивид в некоторых случаях прибегает к моделированию, созданию некой эмблемы, которая позволила бы ему быть причисленным к желаемому обществу. Для этих целей он может использовать либо свойственную данному социуму лексику, либо копировать произносительные особенности, жесты, позы и прочие эмблематические факторы. В подобном случае возникает вопрос о том, как понять, является ли эмблема, обратившая на себя внимание, реальной, или же она фиктивна.

В качестве примера мы предлагаем рассмотреть такую ситуацию:

характерными для криминального мира: работников мест заключения или бывших заключенных. Предположим, что мотивы и побуждения к этому нам неизвестны. Итак, основной задачей является определить, относится ли индивид к тому обществу, принадлежность к которому он демонстрирует.

Для упрощения дальнейшего повествования в своей работе мы вводим понятие «эмблематор» - человек, намеренно создающий эмблему с целью вложения в нее смысла, не соответствующего действительности.

демонстрируемых эмблем:

- однородность речевой и поведенческой картины, - непрерывность речевого темпа, - адекватность использования девиантных единиц, - сохранение стиля поведения при смене коммуникативных условий;

паралингвистический фактор.

Однородность речевой и поведенческой картины заключается в двух моментах:

специфической лексике и нестандартным поведенческим решениям, подобный стиль самопозиционирования на протяжении всего коммуникативного акта, сколь угодно долго бы он не проходил. То есть, например, человек, неоднократно прибегавший к терминам «мочкануть», «завалить», «вальнуть», неожиданно использует нормативный вариант «убить», и вероятнее всего, не является тем, 2. в анализе речи с позиции соответствия всех лексических единиц, фонетики и грамматики низкому уровню. Например, фраза «Тебе, порч, целесообразно было бы пасти метлу, если не стремишься получить перо в бочину» звучит странно в связи с неоднородностью использованных в ней выражений.

Параметр непрерывности речевого темпа. Согласно гуманитарному словарю, темпом речи является «скорость произнесения речевых элементов разной протяженности. Темп речи измеряют двумя способами: как число звуков (или слогов), произносимых в единицу времени (например, в секундах), или как среднюю длительность звука (слога). Темп речи каждого отдельного индивидуума может меняться в широких пределах — от 60— мс при быстрой речи до 150—200 мс при медленной» [РГЭС, 2002]. Особое внимание следует обращать на паузацию, то есть размещение пауз в речевом потоке. Совершая ту или иную эмблематическую коммуникативную ошибку намеренно, индивид подсознательно постарается выделить ее в своем высказывании, замедлив темп речи или сделав микропаузу, чтобы привлечь внимание собеседника. Даже если в ситуации реального общения это не будет явно выражено, приборы могут фиксировать подобное изменение.

Фактор адекватности использования девиантных единиц заключается в том, прибегает ли индивид к отклонениям от нормы естественно, непринужденно и в случаях, где девиация, согласно его логике, уместна, либо же старается использовать как можно больше подобных нарушений для иллюстрации владения данным материалом.

Фактор сохранения стиля поведения при смене коммуникативных условий состоит в том, сохраняется ли избранная тактика и манера поведения индивида в условиях меняющейся ситуации, которая обуславливает протекание коммуникативного акта: например, в случае сильного стресса, ярости, страха, повышенной усталости или болезни отправителя подобных сигналов. Во всех перечисленных состояниях уровень самоконтроля снижается, что неизменно приводит к тактическим промахам.

Значимость способности грамотно считывать и интерпретировать эмблематические коммуникативные ошибки трудно переоценить. Обладая подобным знанием, можно делать выводы о таких важных вещах, как происхождение собеседника, его принадлежность к определенной культуре, образованность, возраст, состояние здоровья. Также это дает возможность предугадать, не будет ли данный индивид опасен, что можно от него ожидать, можно и нужно ли строить с ним диалог. Помимо этого, способность интерпретировать эмблематические коммуникативные ошибки дает шанс выстраивать свою собственную стратегию поведения, выбирать необходимые тактики в общении, считывая эмоциональную реакцию собеседника на вынесенные утверждения, просьбы и прочее. В завершение также необходимо отметить, что подобная информация раскрывает новые, паралингвистическими средствами, позволяет прикоснуться к внутренним ценностным и духовным ориентирам человека.