«ТРАДИЦИЯ И НОВАЦИЯ В АРГОНАВТИКЕ АПОЛЛОНИЯ РОДОССКОГО (лексика – композиция – стиль) ...»

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ

УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

(РГГУ)

ИНСТИТУТ ВОСТОЧНЫХ КУЛЬТУР И АНТИЧНОСТИ

КАФЕДРА КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОЛОГИИ

На правах рукописи

РЫБАКОВА Ирина Викторовна

ТРАДИЦИЯ И НОВАЦИЯ В «АРГОНАВТИКЕ»

АПОЛЛОНИЯ РОДОССКОГО

(лексика – композиция – стиль) Специальность 10.02.14 – классическая филология, византийская и новогреческая филология

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Научный руководитель:

Гринцер Николай Павлович доктор филологических наук Москва Содержание Введение

Глава I. История вопроса

1.1. «Аргонавтика» как объект критики Каллимаха

1.2. «Аргонавтика» как «каллимаховский эпос»

1.3. «Аргонавтика» как комментарий к «Илиаде» и «Одиссее» 1.4. Выводы

Глава II. Формулы в «Аргонавтике» Аполлония Родосского:

восприятие и переосмысление эпической традиции

2.1. «Морские формулы» в «Аргонавтике»

2.2. Формульные эпитеты героев

2.3. Формулы, характеризующие оружие и его обладателей. 2.4. Выводы

Глава III. Композиционные особенности «Аргонавтики»:

восприятие и переосмысление традиции

3.1. Вступление к поэме

3.2. Каталог героев в «Аргонавтике»

3.3. Типическая гомеровская сцена аристии в «Аргонавтике» 3.4. Выводы

Глава IV. Взаимодействие жанров в «Аргонавтике»

4.1 «Аргонавтика» и четвертая Пифийская ода Пиндара....... 4.2 Гимнические элементы в «Аргонавтике»

4.2.1 «Аргонавтика» как гимн Аполлону

4.2.2 «Аргонавтика» как гимн аргонавтам

4.3 «Аргонавтика» и генеалогический эпос Гесиода................ 4.4. Выводы

Заключение

Литература

Введение Актуальность данного исследования обусловлена тем, что из отечественных ученых, занимавшихся детальным изучением творчества Аполлония Родосского, можно назвать только Н.А.

Чистякову и О.В. Смыку1. Однако результаты их исследований нуждаются в дополнениях и уточнениях, учитывая достижения западных исследователей.

Несмотря на то, что отдельные аспекты «Аргонавтики»

проанализированы достаточно детально и глубоко, в зарубежной, а тем более в отечественной науке (где практически нет монографических исследований жанрового своеобразия поэмы), до сих пор не предпринималось комплексного исследования механизмов взаимодействия Аполлония Родосского с предшествующей ему традицией на различных уровнях его произведения: от лексического до композиционного. С нашей точки зрения, именно такой подход александрийского поэта.

Отечественные исследователи выделяют стиль как «ведущую категорию поэтики»2 древности. Под стилем они понимают «удачные «подстановку нетрадиционных мотивировок под традиционные»4, Из последних работ следует отметить докторскую диссертацию Т.Ф.

Теперик, в которой рассматривается проблема онейротопики в произведениях Гомера, Аполлония Родосского и Лукана.

Аверинцев, Андреев, Гаспаров, Гринцер, Михайлов 1994: «индивидуально-авторскую интерпретацию традиционных элементов содержания»5.

В соответствии с этой концепцией во всех главах диссертации мы рассматриваем два аспекта:

предшественникам, прежде всего Гомеру;

2) в чем заключается новаторство его произведения, и чем оно обусловлено.

Таким образом, основная цель данной работы – определить, как предшествующая эпическая традиция и современные Аполлонию поэтические установки.

В научной литературе остается малоизученным вопрос об использовании в «Аргонавтике» особенностей гомеровского стиля. До недавнего времени исследователи считали, что в поэме Аполлония Родосского нет постоянных эпитетов, повторяющихся строк и типических сцен6. Они объясняли это тем, что «Аргонавтика» – это произведение, созданное письменно, поэтому у автора пропадает необходимость использовать вспомогательные для запоминания средства. О.В. Смыка дает этому другое объяснение: «Аполлоний отказывается от характерных для эпоса традиционных эпических сцен и повторов, потому что типические сцены и повторы могут отдалить и Fraser 1972: 635, Parry 1971: 429, Arend 1933: увести читателя от действия»7. Исследователи считают, что автору эллинистического эпоса нужно было заменить характерное для киклических поэм «механическое повторение формул» «свежестью словаря»8. Вместе с тем, уже во «Введении» к изданию «Аргонавтики»

1854 года Р. Меркель9 приводит примеры параллельных фраз в текстах поэм Аполлония Родосского и Гомера. Г. Элдеркин объясняет это кажущееся противоречие стремлением к разнообразию, «необходимостью сказать то же самое уже другими словами»10.

Точка зрения Элдеркина находит подтверждение в работах современных исследователей. Ф. Кернс показывает, что стремление к разнообразию в поэме Аполлония сказывается как в использовании формул, так и в построении аналогичных сцен, которые уже не являются типическими. Например, сцены отплытия аргонавтов из Иолка и с Лемноса строятся по-разному: первая имеет гомеровский подтекст, а вторая уже нет11. Точно так же Аполлоний создает формулы, которые, хотя имеют аналогии в текстах Гомера, гомеровскими не являются. Р. Клэр в своей монографии пишет, что, используя гомеровское слово или фразу в первый раз, Аполлоний отсылает читателя к оригинальному контексту, а при повторном использовании – уже к ее первому появлению в «Аргонавтике»12. При этом формула слово в слово не повторяется. М. Фантуцци в своих работах13 отмечает, что формулы, созданные Аполлонием по образцу гомеровских, являются прекрасным подтверждением теории Дж.

Гейнсворта об их подвижности и изменчивости14.

Мы считаем, что в сложившейся ситуации к вопросу о месте поэмы Аполлония Родосского в древнегреческой эпической традиции необходимо вернуться еще раз, сосредоточившись, прежде всего, на уровне лексико-стилистического анализа, и еще более узко – на разборе эпических формул. Формулы как неотъемлемый эпический прием – это тот конкретный материал, на котором механизм взаимодействия текстов Аполлония и Гомера проявляется наиболее ярко.

Первая задача, которую мы перед собой ставим, – выяснить, какую роль играют гомеровские формулы в «Аргонавтике», и как александрийский поэт их использует. Как пишет О.В. Смыка, «весь материал при всей своей специфичности подается автором все же именно в рамках принятого жанра, за которые он нигде не выходит, заставляя, однако, традиционные элементы эпического стиля играть уже несколько иную роль и наполняя их иным значением и звучанием»15.

Вторая наша задача – проследить, как в произведении Аполлония Родосского используются основные композиционные Hainsworth 1968. Представления современных исследователей о сущности гомеровской формулы подробно разбираются в первой главе первой части исследования.

типическая сцена). Как справедливо считает О.В. Смыка, для понимания специфических особенностей эллинистического эпоса представляет определенный интерес исследование параллельно элементов традиционно-эпического и творчески самостоятельного в поэме Аполлония Родосского «Аргонавтика».

Мы рассмотрим в «Аргонавтике» с точки зрения восприятия эпической традиции и отталкивания от нее такие композиционные элементы, как вступление к поэме, каталог и типическая сцена. В Аполлония Родосского выявляются в результате комплексного анализа составных его элементов. Такой подход определяет новизну данного исследования.

недостаточно изученным также вопрос о том, как в «Аргонавтике»

находит отражение характерное для александрийской поэзии «экспериментирование в области традиционных поэтических жанров»16. В тринадцатом ямбе Каллимах сообщает, что его осуждают за то, что он, создавая свои произведения, не следует законам жанров.

признавался врагом Каллимаха.

В настоящее время исследователи считают, что в поэме александрийского поэта о легендарных событиях рассказывается оригинальным и нетрадиционным образом. Например, Т.Ф. Теперик пишет, что «характерными средствами трагедийной поэтики в «Аргонавтике» являются 1) форма божественного вмешательства, восходящая к трагедийному deus ex machinа; 2) различные формы косвенной речи; 3) коллективная речь, ориентированная на речь хора»17. Кроме того, считает исследователь, «в «Аргонавтике»

используются художественные средства, свойственные жанрам лирическим. Это, во-первых, лирическая форма сравнения, которое, наряду с развернутой картиной гомеровского типа, может быть кратким, но ярким, экспрессивным, ёмким образом. Это, во-вторых, пейзажный хронотоп, в котором характерные картины пейзажа сочетаются с обозначением времени. И это, в-третьих, совершенно нетипичные для эпоса формы авторского присутствия в тексте»18.

Третья задача, которую мы ставим перед собой, – рассмотреть проблему взаимодействия жанров в произведении Аполлония Родосского. Во-первых, нас будут интересовать конкретные четвертой Пифийской одой Пиндара, дающие возможность наметить специфику взаимодействия Аполлония с этим источником. Вовторых, мы рассмотрим, как в «Аргонавтике» вступают во взаимодействие жанры эпической поэмы и гимна, и как это отражается на композиции произведения. В диссертации подробно разбираются фрагменты, в которых раскрывается религиозная составляющая произведения Аполлония Родосского: упоминания культовых эпитетов, практик, описания обрядов.

В результате синтеза жанров тема прославления путешествия аргонавтов получает в поэме Аполлония Родосского максимальное раскрытие.

С точки зрения включения в композицию «Аргонавтики»

элементов, характерных для гимнического жанра, и ориентации на четвертую Пифийскую оду Пиндара поэма Аполлония Родосского в научной литературе еще не анализировалась. Это также определяет научную новизну и теоретическую значимость исследования.

Аполлоний Родосский при создании «Аргонавтики» ориентировался не только на «Илиаду» и «Одиссею», но и на поэмы Гесиода.

Произведения этого автора послужили моделью для других александрийских поэтов, в частности для Каллимаха. В начале поэмы «Причины» он рассказывает о том, как во сне Аполлон научил его на горе Геликон писать стихи. Это очевидная аллюзия на вступление к «Теогонии». Дидактическую и многоплановую поэзию Гесиода Каллимах прославляет в двадцать седьмой эпиграмме и хвалит Арата за то, что он следует этому образцу. Например, в 96 – 136 стихах поэмы «Явления» Арат напоминает читателю о мифе о поколениях в «Теогонии».

В «Аргонавтике» нет таких очевидных отсылок к произведениям Гесиода. Поэтому о них почти не упоминают. Нам известна только статья Р. Хантера, в которой исследователь сопоставляет данные каталога аргонавтов с «Каталогом женщин»19. Если же мы сможем найти в тексте «Аргонавтики» слова и словосочетания, которые используются только в произведениях Гесиода, можно будет с уверенностью говорить о влиянии этого автора на творчество Аполлония Родосского. Кроме того, мы сможем окончательно доказать, что Аполлоний Родосский не был противником Каллимаха и разделял его литературные взгляды.

Данное исследование проводилось методом сравнительносопоставительного анализа «Аргонавтики» Аполлония Родосского, с одной стороны, с поэмами Гомера и Гесиода, а с другой стороны, с произведениями современников автора, прежде всего, Каллимаха. В модернизирует эпическую традицию в соответствии с литературными предпочтениями своего времени.

Положения, выносимые на защиту:

1. «Аргонавтика» является результатом научно-поэтического героического, дидактического и генеалогического эпоса.

Александрийский поэт создает свою поэму, отталкиваясь от произведений своих предшественников и обнаруживая тонкое композиции.

2. На уровне лексики особенности взаимодействия «Аргонавтики»

с предшествующей традиции наиболее ярко проявляются в элементы становятся как формой отсылки к конкретному эпизоду или образу гомеровских и гесиодовских поэм, так и способом создания индивидуально-маркированных характеристик персонажей «Аргонавтики».

3. В создании лексических аллюзий существенную роль играет не только семантика формулы или эпитета, но и их метрическая позиция.

4. Использование традиционных композиционных элементов эпоса (инвокация, каталог) у Аполлония, в отличие от Гомера, мотивировано развитием сюжета. При этом варьирование традиционной схемы (например, в случае каталога) позволяет говорить об ориентации Аполлония не только на «Илиаду» и «Одиссею», но и на поэмы Гесиода, а также о привнесении им в традиционные образцы элементов александрийской поэтики (например, «причин» в духе Каллимаха).

5. Типическая сцена в поэме Аполлония служит отсылкой сразу ко всем аналогичным эпизодам «Илиады». В то же время она становится способом переосмысления традиционных для нее мотивов (в частности, путем их перенесения из военной сферы в любовную).

6. Показательной особенностью «Аргонавтики» является совмещение в ее рамках (как на стилистическом, так и на композиционном уровне) жанровых форм героической поэмы и гимна. В этом также одновременно прослеживатся ориентация Аполлония не только на гомеровскую, но и на гесиодовскую традицию, а также тяготение автора «Аргонавтики» к жанровой пойкилии, характерной для поэтики эллинизма.

Результаты предлагаемой диссертационной работы могут иметь практическое применение в курсе античной литературы, исторической и теоретической поэтики, а также в спецкурсах, посвященных александрийской поэзии в целом и «Аргонавтике»

Аполлония Родосского в частности.

Данная диссертация посвящена анализу одного из самых сложных произведений древнегреческой литературы – «Аргонавтики»

литературоведении кардинальным образом изменилась. Если прежде несоответствующее литературным предпочтениям своей эпохи20, то теперь его считают «каллимаховским эпосом»21, произведением, позволяющим понять сущность эллинистической поэзии. Изменился подход к изучению «Аргонавтики» и с точки зрения связи поэмы с «Одиссеей».

В изучении творчества Аполлония Родосского можно выделить следующие основные проблемы:

1.1. «Аргонавтика» как объект критики Каллимаха Традиционно анализ «Аргонавтики» начинают с того, что Аполлоний «был учеником Каллимаха, но не придерживался взглядов учителя и писал длинные поэмы, которые сам Каллимах и его сторонники резко критиковали»22. Такое представление об Аполлонии как противнике идеолога александрийской поэзии сложилось во многом благодаря античной биографии, которую приводит «Суда»:

Традиционно слово понималось как «эпические поэмы»:

«Он стал учеником Каллимаха, когда царствовал третий Птолемей.

Вначале он был последователем Каллимаха, своего учителя, но потом стал сочинять эпические поэмы. Говорят, что, когда он был еще молодым человеком, «Аргонавтика» была опубликована, но подверглась критике. Не выдержав общественного порицания, он поссорился с другими поэтами, оставил родину и отправился на Родос. Там его произведение было принято, имело успех и пользовалось большой славой. Поэтому он подписал свою поэму «Аполлоний Родосский»23.

Признавая такой перевод единственно возможным, некоторые исследователи, например К. Циглер, не включают «Аргонавтику» в разбор александрийской поэзии, считая ее чуждым для тогдашней литературы явлением24. Однако слово не обязательно Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, перевод наш.

означало, что Аполлоний Родосский, вопреки Каллимаху, стал писать эпические поэмы. Возможно, автор биографии имел в виду, что Аполлоний Родосский был учеником Каллимаха, а потом стал писать собственные произведения. Если понимать слово в этом значении, то противопоставления Аполлония Каллимаху в этой биографии нет. Кроме того, в другой биографии Аполлония сообщается, что, «по некоторым сведениям, он вернулся в Александрию, где его очень почитали. Он стал директором библиотеки Мусейона, и был похоронен рядом с самим Каллимахом».

Основанием для традиционного мнения, что александрийские Каллимаха, в котором поэт сформулировал свое кредо: «Большая книга – большое зло». До конца семидесятых годов XX века у исследователей не вызывало сомнений, что он имеет в виду «Аргонавтику». По их мнению, новатор Каллимах осудил Аполлония Родосского за то, что он написал поэму в традиционной форме, на традиционную тему и не внес от себя ничего нового 25. А. Буллох в Кэмбриджской «Истории античной литературы» называет «Аргонавтику» «одним из самых прекрасных провалов во всей греческой литературе»26.

показывает, что поэт осуждал не эпическую поэму как жанр, а только произведения, написанные по образцу «Илиады» и «Одиссеи», в которых излагались всем известные сюжеты. Например, в двадцать восьмой эпиграмме он следующим образом заявляет о своем неприятии такого рода подражаний:

Я ненавижу киклическую поэму, мне не нравится дорога, по которой снуют многие туда-сюда. Я не терплю переменчивого любовника. Я не пью из общественного источника, я не переношу то, чем пользуются все.

Прежде чем скажешь: «Лисаний, как ты хорош да пригож (а это действительно так)», – Эхо отвечает: «Им обладает другой».

Особенно она любима Пиндаром (см., например, Ол. 1, 110; 6, 23; 9, 105; Пиф. 11, 39; Ист. 2, 33; 3–4, 19; 6, 23 и др.;[ср. Вакхилид 10, 52; 19, 1Н.П. Гринцер, анализируя метафору пути в произведениях Об этом применительно к поэзии более раннего времени см.

Гринцер Н., Гринцер П. 2000: 237–238.

Пиндара, а также Алкмана и Вакхилида, приходит к следующим выводам28:

1) в основе содержательного «пути» «лежит традиционная схема, привычный сюжет»;

2) сравнение песни с дорогой «предполагает и некоторую вариативность, определяемую выбором самого поэта»;

3) новый «путь стиха» ищет «не отдельный певец, а вся традиция в целом».

проявляется в тех фрагментах, где Пиндар говорит не просто о «пути», но о «проторенной, проезжей» дороге стиха. В этом отношении показательны слова из шестой Немейской оды, где поэт следующим образом подчеркивает свою преемственность традиции:

· Древние нашли проторенную дорогу, и я сам в усердии своем следую за ними…· Тем самым поэт сам является продолжением традиции, но при этом способен отступать от нее, ища новые неизведанные «дороги песни»:

· Долго мне идти по торному пути, а время поджимает, и я знаю короткую тропу, ибо многих прочих превосхожу мудростью.

Интересно, что подобная вариативность «идти/не идти по проторенной дороге» дает возможность двоякой интерпретации еще одного фрагмента Пиндара, где встречается тот же самый образ. Это седьмой Пеан b10-12:

В традиционной реконструкции (которой, в частности, придерживался Иэн Разерфорд своей статье, посвященной этому фрагменту29) на месте имеющейся в тексте лакуны восстанавливается [ ] – и тем самым оказывается, что хор призывает уйти с проторенной Гомером тропы:

«Мы поем гимны, не идя по проезжей дороге Гомера» (причем в виду, возможно, имеется дошедший до нас гомеровский «Гимн к Аполлону»). Однако, впоследствии Джамбаттиста д'Алессио показал, что лакуна в следующей, 12-ой строке слишком велика для привычной реконструкции, и потому перед [… ] ' ] должно стоять отрицание. На основании этого Ди Бенедетто предложил прямо противоположную реконструкцию, согласно которой Гомер как раз является образцом для песни хора:

Мы поем гимны, двигаясь по хорошо проторенной дороге Гомера, не на чужих конях, но сами мы гоним летучую колесницу Муз30.

подкрепляющие исходную трактовку И. Разерфорда31, но для нас сейчас не так важно высказать суждение в пользу той или иной двойственность, отражающую и амбивалентность образа в системе пиндаровской поэтики.

В программном заявлении Каллимаха, как мы видели, в отличие от Пиндара, образ проторенной дороги получает однозначно отрицательную оценку. И поскольку Пиндар под традиционным «путем» песни понимал прежде всего ее содержание, то и Каллимах, В частности, д’Алессио предлагает восстанавливать '. См. подробный разбор в Rutherford 2001: 247–249.

традиционного содержания. Однако интересно, что в этом своем отрицании он опирается на традицию, и, прежде всего, на традицию Пиндара. Более того, если предположить, что в седьмом пеане Пиндар также призывал отказаться от наезженных гомеровских троп, то Каллимах в таком случае прямо повторяет его мысль.

В «Гимне к Аполлону» Каллимах высказывает свои претензии к современной литературе более четко:

Говоря о традиционном, и в частности пиндаровском подтексте, следует заметить, что упоминание о воде «отборного качества» ( ) выглядит практически прямой цитатой из седьмой Истмийской оды:

Смертные беспамятны ко всему, что не достигло высшего качества мудрости в соединении со славящими потоками слов (Ист. 7, 19–20).

Соседство этого выражения в пиндаровском контексте с образом поэзии как потока слов делает аллюзию несомненной. На это обращал внимание еще Ф. Уильямс, автор комментария к каллимахову гимну (Williams 1978: 95), а впоследствии идею пиндаровского подтекста подробно развил Э. Бир, который Зависть шепнула Аполлону по секрету на ушко: «Мне не нравится поэт, который не поет, как пучина!» Аполлон отшвырнул Зависть ногой и сказал: «У ассирийской реки большое течение, но вместе с водой она несет много ила и грязи. Не из каждого источника приносят воду пчелы Деметре, но ту, что чиста и не мутна, но понемногу сочится из священного источника, ту, что высшего отбора».

В этих строках гимна «К Аполлону» очевидна отсылка к 195- стихам двадцать первой песни «Илиады»:

И не сильный шум глубоко текущего Океана, из которого все реки и каждое море, и все источники.

В своем стихотворении Каллимах восстанавливает нарушенную у Гомера последовательность от большего к меньшему, внося незначительные изменения: море, река, ручей, родник. Это уже следует понимать не как перечень водоемов, как в «Илиаде», а как метафоры поэзии. Море является символом произведений Гомера, вообще считал, что Пиндар являлся одним из основных источников и содержания, и образности данного текста (Beer 2006).

большая река – киклической поэмы, а ручей – эпиллия или другого произведения малой формы33.

Таким образом, Каллимах считал, что его поэзия более близка к «источнику», то есть к «Илиаде» и «Одиссее», чем эпические произведения. Ф. Уильямс объясняет это исключительным знанием гомеровской лексики и умением ее использовать в новом и неожиданном контексте34.

Важно отметить, что для обозначения своих литературных предпочтений Каллимах использует образы ручья и пчелы, которые являются традиционными метафорами поэзии. В них заложены представления о ее текучести, окрыленности и Квинтэссенция этих мотивов содержится в платоновском «Ионе»:

Говорят же нам поэты, что они, летая, как пчелы, в садах и рощах Муз, приносят нам мед, [собранный] из медоточивых источников. И правильно говорят. Ведь поэт существо легкое, крылатое и священное… Об этом применительно к поэзии более раннего времени см.

Гринцер Н., Гринцер П. 2000: 275 – 278.

В уже упомянутом нами прологе к поэме «Причины» Каллимах упомянутые метафоры дополняет образом цикады:

Прочь, пагубный род клеветы! Теперь судите о мастерстве по искусности, а не меряйте его персидским метром. Не ждите, что я напишу длинную шумящую песнь. Греметь не мое дело, а Зевса. Когда я впервые положил на колени дощечку для письма, Ликейский Аполлон сказал мне: «Поэт, жертвенное животное откармливай, чтобы оно было как можно толще, Муза же, милый мой, пусть будет тонкой. Вот что еще тебе приказываю: не иди по дороге, по которой едут телеги, и не гони колесницу по широкой дороге по одинаковым следам других, а по непроезжей, пусть очень узкой дороге»36. В соответствии с этими наставлениями поем мы, те, кому нравится звонкий голос цикады37, а не рев ослов. Как длинноухое животное, пусть кричит другой, я же предпочитаю быть легкой птичкой.

В данной картине нельзя опять-таки не усмотреть аллюзий на уже рассмотренные нами пиндаровские пассажи с той же поэтической метафорикой.

В частности, ряд исследователей усматривает в словах ] аллюзию на ([/) ] ' из пиндаровского пеана VIIb (см.

Acosta-Hughes B., Stephens S. 2002: 250, однако ср. иную позицию в Asper 1997: 64– 72). Кроме того, в «проезжей дороге» из «Причин» можно усмотреть и отсылку к из Нем. 6 и Пиф. 4.

Первостепенное значение для понимания роли образа цикады у Каллимаха имеет платоновский «Федр»:

Говорят, что они до того, как появились Музы, были людьми. Когда же появились Музы и искусство пения, некоторые из них были так потрясены [испытываемым от него] удовольствием, что пели, не заботясь о питье и пище, и сами не заметили, как умерли. За это Музы одарили их тем, что от них произошли цикады…(259b7-c3) Таким образом, Каллимах осуждает современную литературу, прежде всего, за низкое качество исполнения, а причину этого он видит в большом объеме произведений. Он призывает поэтов основное внимание уделять стилю и проработанности деталей. Н.А.

Чистякова пишет об этом следующим образом: «Каллимаховское требование ясности, легкости и отточенности стиля, емкости и соответствовали исконному значению глагола в гомеровском употреблении («лупить», «лущить», «обдирать»). Поэтому суть поэтического кредо Каллимаха сводилось к требованию сочинять обременительного многословия»38.

В прологе к «Причинам» поэт называет своих противников Телхинами:

Телхины – невежды, которым не ведома Муза, – ворчат на меня, из-за того, что я не воспеваю в одной протяженной поэме во многих тысячах строк царей или героев, а подобно ребенку, хотя мне не первый десяток, сплетаю небольшую поэму.

Согласно античной традиции, телхины жили на Родосе39.

Некоторые исследователи, например, П. Фрэзер40, видят в этом указание на то, что Каллимах считал Аполлония своим главным противником. Однако его нет в списке «телхинов», представленном в схолиях. Там в качестве литературных противников Каллимаха названы, например, Асклепиад, Посейдипп и Праксифан, имена произведений. Современные исследователи считают, что предметом литературного спора в Александрии была поэма Антимаха. Каллимах в одной эпиграмме характеризует «Лиду» как «толстое» произведение (, фр. 398 Pf), потому что она была единой по содержанию. А Асклепиад, Посейдипп и Праксифан ею восхищались и считали, что она лучше, чем «Причины». За это Каллимах написал произведение «Против Праксифана», а Асклепиада и Посейдипа осудил в эпиграммах41.

Отсутствие Аполлония Родосского в списке «телхинов» можно объяснить тем, что в античности автор «Аргонавтики», возможно, не Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. 5, Klooster 2011: 137, Cameron 1995: 304 – считался литературным противником Каллимаха42. Это позволяет современным исследователям усомниться в существовании спора между поэтами.

Исследователи, которые считают поэтов противниками, признавая наличие в поэме Аполлония «аспектов, которые одобрял Каллимах»43, говорят об этих общих чертах в произведениях обоих комментариям, Каллимах был вынужден написать «Гекалу» чтобы доказать критикам, что он может создать эпическую поэму. Тема произведения героическая – укрощение Тезеем Марафонского быка.

Казалось бы, выбрав ее, Каллимах противоречит самому себе. Однако героический подвиг не является центральным событием поэмы.

Основное внимание Каллимах уделяет разговору Тезея со старушкой Гекалой, которая гостеприимно приютила его во время дождя.

Каллимах подробно описывает обстановку дома, изображая таким образом мифологического персонажа реальным человеком в реальном мире. Поэт ставил перед собой задачу не воспеть героический подвиг, а объяснить название «Гекалейские игры».

Как о литературном противнике Каллимаха, об Аполлонии Родосском написано только в словаре «Суда» в связи с несохранившейся поэмой Каллимаха «Ибис». Автор лексикона считает, что она «была адресована автору «Аргонавтики». Именно на основании этого источника, который сейчас не признают надежным, родилась легенда о споре. Вебстер, например, считает, что именно поэма «Ибис» вынудила Аполлония отправиться на Родос (Webster 1964:

64). Своего противника Каллимах называет птицей, которая почиталась в Навкратисе, предполагаемом месте рождения Аполлония. Ибис считался священной птицей бога Тота, которого греки идентифицировали с Гермесом, покровителем воров. Таким образом, считают П. Фрэзер и его сторонники, Каллимах в своей поэме обвинил своего противника в плагиате.

Аполлоний, прослеживая в своем произведении путь Ясона и его товарищей в Колхиду и обратно, также уделяет большое внимание происхождению современных географических названий и обычаев44.

характерной чертой александрийской поэзии45. Как пишет О. В.

Смыка, «важным требованием к тексту была демонстрация учености, что подразумевало помещение в текст всевозможного фактического материала, почерпнутого из разных источников» 46. Однако П. Фрэзер позаимствовал из «Причин» Каллимаха, и что в поэме, написанной в традиционном стиле, они выглядят нелепо47. Автор «Птолемеевской Александрии», говоря об общем научном интересе поэтов к географии, этнографии, религии и другим областям знания, не хочет тем не менее признать, что в «Аргонавтике» поэт ставит своей задачей связать мифологическое прошлое с настоящим. Каждое значимое событие в поэме Аполлония служит «причиной» возникновения современного обряда или географического названия. А.А. Тахо-Годи обращает внимание и на обратный процесс: «причины», в свою Исследовательница подтверждает это следующими примерами:

«Драматическое событие в безводной ливийской пустыне, кишащей змеями, (имеется в виду смерть Мопса Титаресия от укуса ядовитой змеи – И. Р.) заставляет поэта создать этиологический миф (о появлении змей из крови Медузы Горгоны – И. Р.). Источник, из которого пьют жаждущие аргонавты, появился от удара Геракла в скалу»48. Таким образом, путешествие героев изображается в поэме как этиологическое путешествие. Благодаря сохранившимся «знакам»

их маршрут можно проследить в современном поэту мире.

В результате создается впечатление, что поэма распадается на отдельные «эпизоды или александрийские эпиллии», объединенные хронологической последовательностью и одной темой – странствием аргонавтов49. Поскольку «Аргонавтику», начиная с Лонгина, считали неудачным подражанием Гомеру, отсутствие цельности в структуре поэмы50 считалось одним из главных ее недостатков. Однако такую же композицию имела и поэма Каллимаха «Причины», которая состояла из четырех книг и по объему превышала произведение Аполлония. В ней были собраны мифы и легенды, объясняющие происхождение обычаев, религиозных обрядов, названий городов и местностей. Как пишет В.П. Завьялова, «почти каждый образ у Каллимаха имеет как бы две проекции: одна, укорененная в мифологической традиции, Исследователи «Аргонавтики» все-таки предпринимали попытки найти в поэме связующее начало. Одни видят его в том, что в разных книгах встречаются параллельные эпизоды, например проход через движущиеся скалы или смерть прорицателей (Clauss, Cuypers 2010: 137, Beye 1982: 104). Другие считают, что части объединяют общие темы и символы, например темы судьбы и любви, а также сравнения. Бейе пишет, что эту роль в произведении Аполлония играет образ Геракла, который, хотя и покидает героев в первой песни, продолжает им помогать в четвертой песни (Beye 1982: 37).

вторая связана с реальной действительностью» 51. Критики отмечают, что поэма Каллимаха, как «Аргонавтика», не представляла собой органическое целое и по своей структуре напоминала собой каталог52.

П. Бинг называет это произведение «компендиумом историй», объясняющих настоящее через «отсылки к их «причинам» в прошлом»53.

александрийским поэтам раскрыть тему своего произведения «с исчерпывающей полнотой, художественным мастерством и занимательностью»54. Кроме того, она позволяла избежать длинного монотонного повествования, которое осуждал Каллимах. Как пишет Н.А. Чистякова, «большому объему гомеровских эпопей, по двадцать четыре песни в каждой, было противопоставлено искусство умения рассказать мало о многом»55. В.П. Завьялова определяет специфику нарратива эллинистической эпохи следующим образом: «На смену эпической растянутости приходит динамичная повествовательность краткого мифологического эпизода»56.

Насколько можно судить по сохранившимся фрагментам поэмы «Причины» (fr. 7, 19 – 34; 12, 2 – 6; 18, 5 – 13; 19 – 21 Pf), Каллимах, в отличие от современных исследователей, например П. Фрэзера, не считал путешествие аргонавтов традиционной темой и сам занимался ее изучением. Прежде в научной литературе было распространено мнение, что Каллимах и Феокрит хотели показать Аполлонию, что на избранную им тему можно написать не «большую книгу», а несколько эпиллиев57. Теперь принято считать, что Аполлоний Родосский написал «полномасштабную эпическую поэму»58, потому что тема путешествия аргонавтов «прежде не получала сколько-нибудь систематического изложения»59.

Иногда александрийские поэты в своих произведениях приводят разные версии одного и того же мифа. Например, в поэмах Каллимаха и Аполлония не совпадают маршруты, по которым аргонавты плывут из Колхиды обратно в Иолк. Н.А. Чистякова объясняет это несоответствие следующим образом: «Необходимость изменения маршрута – дань традиции: путь из сказочной страны смерти не должен повторять путь, пройденный к ней. Аполлонию же этот новый маршрут позволяет лишний раз продемонстрировать свою ученость, а заодно связать его со всем идейным замыслом поэмы.

Упомянув как бы вскользь о египетских жрецах, нашедших этот путь и составивших его описание (ст. 259), Аполлоний сумел увязать сведения сказочно-мифологической географии древнейших времен с реальными географическими представлениями своего времени»60. П.

Гендель дает этому другое объяснение: «Аполлоний, хорошо знакомый с произведениями Каллимаха, стремится дополнить и исправить его данные таким образом, чтобы его собственная версия стала видна наиболее ясно»61.

Несоответствия сведений о возвращении аргонавтов из Колхиды в Иолк свидетельствуют, прежде всего, о том, что в библиотеке источниками, и могли судить, достоверны сообщаемые в них сведения или нет. Как пишет Дж. Клаусс, с помощью этиологий «Аполлоний подчеркивает важные места и события, связанные с маршрутом Арго»62. А.Ф. Лосев считает, что «александрийцы, можно сказать, превратили греческую поэзию в музей, в инвентарную книгу, в горы цитат, резюме, каталогов, компиляций»63.

эллинистических поэтов «к человеку и человеческому в его внешнем – бытовом – и внутреннем – психологическом – проявлениях»64. Как «трансформировался в «быт», созданный некогда комедийным и ямбическим ритуальными жанрами, а теперь обогащаемый средствами реальной действительности»65. Исследователи отмечают, что александрийский поэт в «Аргонавтике» с тонким юмором создает эпизоды на традиционные эпические темы 66. Гера и Афина во время визита к Афродите ведут себя как светские дамы, а Эрот в разговоре с матерью предстает как неуправляемый подросток67. Когда Ясон и Медея приплывают после убийства Апсирта к Кирке, та, как «нервная тетушка»68, обращается к Медее на родном языке, чтобы герой не понимал, что она ей говорит. Арета убеждает Алкиноя не выдавать Медею колхам доводами, которые в подобных ситуациях обычно приводят женщины69.

Таким образом, В.П. Завьялова, которая считает, что «основа разногласий поэтических принципов Каллимаха и его ученика, заключается в «ироничном, насмешливо-снисходительном взгляде на традиционную мифологию»70 первого и традиционно-торжественном стиле второго, не совсем права.

В своей поэме основное внимание автор уделяет не описанию подвига Ясона, а любви его и Медеи, показав ее в развитии. Как пишут исследователи, например Т. Вебстер и А. Буллох, романтическое чувство становится у Аполлония главной темой, благодаря которой эпическому жанру задается радикально новое Композиционно поэт это подчеркивает, начав третью книгу своего произведения с обращения к Эрато, музе любовной поэзии. В центре повествования изображаются реальные мужчина и женщина72. Это позволяет некоторым исследователям считать «Аргонавтику» началом Webster 1964: 51, Bulloch1985: любовного романа73. Как отмечает П. Фрэзер, очередной раз подчеркивая, что «Аргонавтика» – изолированное произведение, в этой поэме нашел отражение характерный для александрийской поэзии интерес к эротическим темам74 и психологии.

Как пишет Н.А. Чистякова, «подобная новация отвечала новой программе эллинистических поэтов и удовлетворяла запросы их слушателей и читателей»75. Именно «совмещение старой эпической традиции и новых достижений утонченной, психологически субъективной, изящной поэзии александризма»76, новизна восприятия эпического материала, рождение индивидуальной неповторимости характеров героев, по мнению А.А. Тахо-Годи, представляют в «Аргонавтике» особый интерес77.

Таким образом, в произведении Аполлония Родосского «новое специфически-эллинистическое содержание, новые эстетические принципы, реализовавшись в принятой жанровой форме, со своей стороны вызвали некоторые сдвиги старого эпического канона»78. Это вполне соответствует программе Каллимаха, который призывал своих сторонников на основании предшествующей литературы создавать оригинальные произведения. Как пишет Н.А. Чистякова, «для Каллимаха и его единомышленников традиция указывает путь к новациям, для противников – требует неукоснительного соблюдения каллимаховского стиля В.П. Завьялова определяет следующим образом: «Исходным пунктом этого стиля будет строгая внешняя традиционность, в данном случае – следование гомеровской традиции, как в оформлении текста, так и в лексическом отборе. Но традиционность прикрывает нечто совсем иное, антитрадиционное»80.

В следующем разделе мы рассмотрим две точки зрения, в чем это «антитрадиционное» заключается. Одни исследователи считают, утверждают, что он и его сторонники, вызывая у читателей определенные ассоциации, в то же время подчеркивали контраст между своими произведениями и предшествующей поэзией. Обе произведение сторонника, а не противника Каллимаха.

каллимаховский эпос» М. Де Форест ставит перед собой задачу опровергнуть традиционное мнение, согласно которому Аполлоний Родосский написал «гомеровский эпос для александрийского мира»81.

Исследовательница доказывает, что в «Аргонавтике» вступают в борьбу «гомеровская и каллимаховская силы» 82. Аполлоний, как каллимаховский повествователь, одерживает победу над своими гомеровскими героями, убрав из своего произведения Геракла, символ эпической поэзии, и введя в него историю любви. По мнению М. Де «Аргонавтику» «причиной» основания Феры легендарным предком Каллимаха аргонавтом Евфемом. Таким образом, она показывает, что поэма написана вопреки эпическому жанру, а не в соответствии с его канонами, как было принято считать прежде, поскольку критика гомеровского мира исходит изнутри него самого.

Исследователи, которые разделяют эту точку зрения, видят в юмористическое отношение к эпической традиции83. Они считают, переворачивает их и делает абсурдными. В качестве примера исследователи приводят битву аргонавтов с долионами, их друзьями, описанную Аполлонием как типическая сцена андроктасии84, или сражение с Стимфалийскими птицами85. Таким образом, по их мнению, Аполлоний подчеркивает антивоенный характер своей поэмы86.

Кроме того, исследователи отмечают, что в «Аргонавтике»

происходит смешение военной и любовной сфер. Как считает Л.

Ниберг, выстрел Эрота, который является иронической аллюзией на выстрел Пандара в четвертой песни «Илиады», показывает, что в поэме Аполлония события будут развиваться не в традиционном направлении87. По мнению Б. Павлок, щит Ахилла, который послужил моделью для описания плаща Ясона, становится в «Аргонавтике «ироническим символом» перехода от воинской силы к силе эротической88. Б. Эффе в своей статье показывает, что александрийский поэт подчеркивает дистанцию между своим любовную сферу сравнения, которые традиционно использовались при описании военных действий89. Таким образом, по мнению этой группы ученых, в «Аргонавтике» проявляется антигомеровская позиция Аполлония90. Через ироническое отношение к произведению предшественника поэт показывает, что продолжать писать в эллинистическую эпоху эпические поэмы невозможно91.

В современном литературоведении существует также менее радикальная точка зрения. Согласно ей, александрийские поэты вовсе не стремились к разрыву с предшествующей традицией. Их Effe 2001: 148. Например, в «Илиаде» со звездой сравнивается приближающийся к Трое Ахилл (22. 26), а в «Аргонавтике» – Ясон перед встречей с Гипсипилой (1, 774) и Медеей (3, 956). Гомер сравнивает с пчелами устремляющихся на врагов воинов (2. 87), а Аполлоний – спешащих проститься с аргонавтами женщин (1, 879). В третьей песни «Аргонавтики» стоящие друг напротив друга Медея и Ясон сравниваются с дубами (3, 967). В «Илиаде» с деревьями сравниваются воины (например, 12, 131).

произведения содержат в себе многочисленные аллюзии и рассчитаны на образованного читателя, способного распознать их92. Помещая цитаты в новый контекст, Каллимах и его сторонники играли на эффекте неожиданности93. Основным принципом александрийской поэтики исследователи, которые придерживаются этой точки зрения, считают интертекстуальность или аллюзивность94. Как пишет В.П.

особенностью александрийской поэзии в целом, и поэмы Аполлония в частности, является ее литературность, обусловленная работой в библиотеке Мусейона96.

Многие исследователи отмечают тематические соотношения между «Аргонавтикой» и поэмами Гомера, сходство образов и ситуаций97. Так, В. Найт и М. Кэмпбелл98 в своих монографиях показывают, что «гомеровский текст присутствует на каждом уровне в произведении Аполлония»99. Р. Хантер в своем исследовании называет «Аргонавтику» «путешествием по гомеровским текстам»100. Прежде «Аргонавтики» и гомеровских поэм. Эпизод, в котором описывается, как Арго проплывает через Планкты, служит отсылкой к «Одиссее», а «Одиссея» в свою очередь отсылает читателя к источникам, которые использовал Аполлоний при создании «Аргонавтики». В четвертой песни аргонавты плывут путем Одиссея: мимо острова Калипсо, сирен, Эола, мимо Сциллы и Харибды. Они посещают Кирку, Алкиноя и Арету.

Воспроизводя гомеровский контекст, александрийский поэт насыщает его дополнительной фактической информацией. Мы уже отмечали, что Аполлоний стремится по возможности определить местонахождение основных пунктов маршрута его героев. Поэтому мы не можем согласиться с О.В. Смыкой в том, что «Аполлоний нигде не дополняет и не уточняет Гомера»101. Ее замечание справедливо, когда гомеровский текст содержит в себе исчерпывающую информацию. Например, Аполлонию нечего добавить к описанию острова Гелиоса:

Ты попадешь на остров Тринакию. Там пасется много быков и тучных овец Гелиоса. Семь стад быков, столько же прекрасных стад овец.

В каждом стаде их пятьдесят. Они не рожают и не умирают. Пасут их богини, нимфы с прекрасными волосами, Фаэтуса и Лампетия, которых родила Гелиосу, сыну Гипериона, божественная Неера.

прокомментировать гомеровский текст, он ее не упускает. Поэт указывает название острова Калипсо, мимо которого проплывают аргонавты:

Мимо крутого Керосса и дальше лежащей Нимфеи, где живет повелительница Атлантида Калипсо.

Аполлоний также сообщает о родителях и местонахождении сциллы, матери гомеровской Сциллы (в «Одиссее» она упоминается в 12, 124):

Не заплыть в ненавистные тайники Сциллы (губительной Сциллы, которая живет в Авзонийских водах, которую родила Форку ночная Геката, которую называют Кратайей).

В «Аргонавтике» можно найти малоизвестные сведения и о Сиренах:

И умеренный ветер нес корабль, и вскоре они достигли прекрасного Цветущего острова, где звонкие Сирены, дочери Ахелоя, сладкими песнями зачаровывали тех, кто около них бросал причалы. Их прекрасных родила, разделив с ним (Ахелоем) ложе, Терпсихора, одна из Муз. И они когда-то согласною песней величали мощную дочь Део, тогда еще девушку… В своей поэме Аполлоний дает более древние названия острова Схерия, который населяют феаки, и объясняет их. Название Дрепана связано с преданием об оскоплении Кроноса, из крови которого произошли жители острова. Этот фрагмент важен не только тем, что Аполлоний приводит не общеизвестною версию мифа, согласно которой из крови Кроноса появились Гиганты (Теогония, 185), на что обращает внимание А.А. Тахо-Годи102. Здесь поэт объясняет, почему феакийцы «родные богам». Таким образом, в «Аргонавтике» находит отражение и критическая работа Аполлония с гомеровским текстом – основное занятие александрийских филологов.

Согласно другому мифу, Деметра научила жатве серпом титанов, древних жителей острова, за то, что они приютили любимую нимфу богини, Макриду (4, 988-992). Отсюда второе название острова – Макрида. Ученый поэт приводит в своем произведении сведения, почерпнутые из разных источников. С нашей точки зрения, в этом фрагменте следует обратить внимание также на то, что остров феаков находится, в Керавнийском море (4, 983). Здесь опять географическим подробностям.

произведением и предшествующей традицией, не только на уровне сюжета, как показывает, например, Р. Клэр103, но и на лексическом уровне. Чтобы напомнить читателю гомеровский контекст, александрийские поэты использовали в своих произведениях лексику, характерную для конкретного места в «Илиаде» и «Одиссее»104.

Например, М. Фантуцци отмечает, что Аполлоний, когда рассказывает о путешествии аргонавтов по морю, использует гомеровский гапакс в той же метрической позиции, как в строке, в которой Одиссей подытоживает рассказ о своих приключениях 105. П. Кириаку в своем исследовании106 показывает, как Аполлоний Родосский с помощью гомеровских гапаксов передает, например, ощущение угрожающей героям опасности, когда они проплывают через Симплигады и Планкты. Например, в 549 стихе второй песни «Аргонавтики» использован гапакс из двенадцатой песни «Одиссеи», когда корабль Одиссея проходит между Сциллой и Харибдой (12, 234). В 576 стихе второй песни с помощью гапакса Аполлоний намечает параллель с эпизодом, когда Одиссей с товарищами покидают остров Полифема, и он в гневе бросает в них кусок скалы (9, 486)107.

По мнению исследователей, цитата из «Илиады» и «Одиссеи»

вызывала у читателя «Аргонавтики» определенные ассоциации108. В свою очередь гомеровская сцена служила «ключом к пассажу у Аполлония»109. В результате поэмы Гомера вступают во взаимодействие с произведением александрийского автора.

Исследователи считают, что Аполлоний, играя на контрасте, использует аллюзии для создания «эмоционального эффекта»110.

Например, Медея, которая отправляется со своими служанками к храму Гекаты, похожа на Навсикаю, которая отправляется со своими служанками стирать. Гера наделяет Ясона перед встречей с Медеей особой красой, точно так же как поступает Афина с Одиссеем перед встречей с Навсикаей. Параллель между двумя женскими образами Аполлоний подчеркивает также с помощью сравнения. В третьей песни «Аргонавтики» спешащая по городу на колеснице на свидание с Ясоном Медея сравнивается с Артемидой (3, 876 – 886). Гомер сравнивает с этой богиней Навсикаю, которая играет на морском берегу со служанками в мяч, когда к ним выходит Одиссей (6, 102 – 109). В то же время в ряде ситуаций Медея совсем не похожа на героиню гомеровской поэмы. Исследователи считают, что александрийский поэт ставил перед собой задачу создать на основе гомеровских поэм «что-то новое в древнем эпическом жанре»111.

Использование лексических параллелей, по их мнению, является особенностью «креативной техники» писателя112.

В данном разделе мы рассмотрели работы исследователей, которые основное внимание уделяют тому, как александрийский поэт на основе «Илиады» и «Одиссей» создает отдельные эпизоды своего произведения. Лексические параллели, по их мнению, играют в «Аргонавтике» вспомогательную роль. С их помощью Аполлоний напоминает читателю о своем первоисточнике, подталкивая его, тем самым, к сопоставительному анализу. Его главной целью является выявление отличий. Как пишет В. Найт, «без таких отличий «Аргонавтика» была бы не более чем гомеровским центоном»113.

В следующем разделе мы рассмотрим мнения исследователей, которые считают, что гомеровская лексика в «Аргонавтике»

Аполлония Родосского играет определяющую роль.

1.3. «Аргонавтика» как комментарий к «Илиаде» и «Одиссее»

Н.П. Гринцер, анализируя особенности александрийской поэтики, отмечает, что в этот период «формальный уровень произведения, его словесная структура все больше выходит на первый план»114. Гомеровская лексика, использованная в «Аргонавтике»

Аполлонием Родосским, стала объектом изучения многих филологов.

Джиангранде. В своих статьях115 исследователь выделил следующие тенденции в использовании александрийцами гомеровской лексики:

имитацию, когда поэт точно повторяет слово из «Илиады» и «Одиссеи»; вариацию, или imitatio in oppositando, когда, например, меняется приставка; грамматическую интерпретацию; использование слова в разных его значениях. По мнению ученого, подобная практика свидетельствует о вовлеченности поэтов в филологические споры и отражает их точку зрения по поводу спорных мест в гомеровских текстах.

известно немного. В числе издателей гомеровских поэм упоминаются Арат и Риан. Аполлоний Родосский написал научный труд «Против Зенодота», в котором выразил свое несогласие со знаменитым критиком по ряду вопросов. О критической деятельности Каллимаха свидетельств не сохранилось. Принято считать, что он «не издал ни одного произведения и не написал ни одного комментария»116. Однако Праксифана» Каллимах выразил свое мнение о том, как нужно понимать сложные гомеровские места.

Некоторые сведения о текстологической работе александрийских поэтов можно почерпнуть из схолиев. Например, в схолии к третьей строке первой песни «Илиады» ' Giangrande 1967, Giangrande сообщается, что Аполлоний Родосский считал, что в этом месте вместо слова (души) должно быть написано слово (головы):

А. Ренгакос считает, что Аполлоний работал с разными манускриптами и, как Зенодот, предпочел чтение, поскольку это словосочетание встречается в 55 стихе одиннадцатой песни «Илиады»117.

В схолиях есть свидетельства и о критических воззрениях Каллимаха, в том числе о его знакомстве с изысканиями того же Зенодота. Например, в схолии к первому стиху четвертой песни «Одиссеи» ( ' ) написано следующее:

Зенодот пишет «» (изобилующий пропастями) вместо «» (заросший мятой). По всей видимости, Каллимаху было известно это чтение, и поэтому он говорит «гнать коней от изобилующего пропастями Эврота».

Шестьдесят вторая строка одиннадцатой песни «Илиады» ' («Из-за облаков появляется губительная звезда») в схолии комментируется следующим образом:

Некоторые пишут «», то есть имеют в виду Геспера, к восходу которого скотина загоняется во двор. И Каллимах пишет: «Звезда, которая появляется после захода солнца».

Словосочетание « » встречается и в «Аргонавтике»

(IV, 1630). Это, скорее всего, может свидетельствовать о том, что Аполлоний читал шестьдесят вторую строку одиннадцатой песни «Илиады» так же, как Зенодот и Каллимах.

Необходимо отметить, что в схолиях Каллимах и Аполлоний упоминаются наравне с Зенодотом, Аристофаном и Аристархом.

Применительно к Аполлонию об этом свидетельствует, например, примечание к 436 стиху второй песни «Илиады» («Не будем откладывать дело, которое поручает бог»):

Последователи Аристарха пишут это слово () через (), это чтение предпочитают также Аполлоний Родосский и Аристофан в своем издании.

Точку зрения Каллимаха и Аполлония по ряду вопросов схолиасты выводят на основании фрагментов их художественных произведений. Как справедливо пишет Дж.

использование текстуальных вариантов не только демонстрирует эрудицию александрийских поэтов, но и служит отсылкой к филологическим спорам, отражая их мнение о верном чтении гомеровских текстов.

Аристофан и Аристарх атетировали 614-617 строки двадцать четвертой песни «Илиады», в которых описывалась метаморфоза Ниобы в скалу:

Теперь где-то на скалах в безлюдных горах на Сипиле, там, где, как говорят, находятся ложа богинь-нимф, которые счастливо проводят время у Ахелоя, став камнем, она переживает посланные богами страдания.

Эти строки вызывали у критиков много вопросов, главным из которых был («как, став камнем, она переживает страдания»). По мнению современных исследователей119, Каллимах дает на него ответ в «Гимне к Аполлону»:

И плачущая скала, влажный камень, установленный во Фригии, сдерживает на время свою боль, печальный мрамор вместо вопиющей женщины.

Прилагательное, начиная с Гесиода (Труды и дни 460), употребляется в поэзии в значении «мокрый, влажный». Однако в «Одиссее» оно встречается дважды (6, 201 и 9, 43), подразумевая нечто вроде «сильный, энергичный, живой» (именно так, согласно схолиям к 6, 201 понимал его и Аристарх)120. Каллимах обыгрывает эту двойственность эпитета: у него превращенная в камень Ниоба как бы остается живой женщиной. Таким образом, поэт своеобразным образом применяет метод «интерпретации Гомера через самого Гомера» с помощью редкого гомеровского эпитета.

Аполлоний Родосский, судя по схолиям, в «Аргонавтике» также выражал свое мнение, как следует понимать строки, которые вызывали недоумение у других критиков. Например, Аристофан и Аристарх оставляли 252 строку десятой песни «Илиады» (, – «Звезды продвинулись вперед, и прошла большая часть ночи») и атетировали 253 строку (, ' ) как лишнюю. В «Аргонавтике»

же слышна аллюзия на эту строку:

Когда тянущийся с зари день на исходе и остается только третья его часть Таким образом, согласно Аполлонию, Гомер хотел в 253 строке сказать, что прошло более 2/3 ночи, уточнив таким образом строку.

Александрийские поэты занимались не только текстуальными, но и лексикографическими вопросами «Илиады» и «Одиссеи».

Безусловно, они были знакомы с трудами Филета, Симия, Неоптолема и других глоссографов, о чем свидетельствуют их произведения. Так, например, согласно схолию, Каллимах, как глоссографы, использовал в значении «хорошие»:

Александрийцы в своей поэзии давали и собственное понимание гомеровских гапаксов. Например, в схолии к 98 стиху первой песни «Илиады» приводится фрагмент из Каллимаха, чтобы прояснить значение слова :

(fr. 299, 1 Pf.)· „, ”.

Отсылая в своем собственном стихе к 825 строке второй песни «Илиады»:

В изобилии пьющие черную воду Эзепа, Каллимах использовал в качестве синонима прилагательного («черный»), который считал составной частью эпитета. Соответственно, гомеровский гапакс александрийский поэт понимал как «черноокая».

У Аполлония Родосского тоже можно обнаружить пример аналогичного поэтического «прояснения» гомеровского слова через синоним. Правда, у него спорное слово и объясняющий его синоним совмещены в одной строке:

Глухая и беззвучная черная волна… (4, 153З) Похоже, что в данном месте «Аргонавтики» Аполлоний также подчеркивает, что в научных спорах относительно значения вызывающего прилагательного в 41 стихе тринадцатой песни «Илиады» он не разделял точку зрения Аристарха, который, согласно схолиям, считал, что альфа в начале слова имеет усиливающее значение, то есть его надо понимать как «многошумный».

Вообще, гомеровский подтекст почти всегда угадывается за особенностями поэтического словоупотребления александрийцев.

Так, Каллимах использует слово как «танец» («Гимн к Аполлону», 8), а Аполлоний, вопреки интерпретации гомеровского использования этого слова Аристархом – в значении «песня» (1, 28; 3, 897; 4, 894)121. С другой стороны, оба поэта используют в значении «человеческая пища», а не «звериная», как понимал это слово Зенодот122.

А. Ренгакос считает признаком учености александрийской поэзии употребление гомеровских слов в разных значениях. Это говорит о непревзойденном знании поэтами текстов «Илиады» и «Одиссеи». Например, у Каллимаха мы находим весь спектр невредимый» («Гимн к Аполлону». 76), «кудрявый» («Гимн к Зевсу».

52), «разрушительный» (fr. 634). Аполлоний использует слово и как «охранник» (3, 1180, 4, 652), и как «царь, предводитель» (1, 87; 1, 713; 1, 1047; 2, 752). Важно отметить, что вследствие интерпретации определенных мест в «Илиаде» и «Одиссеи» некоторые слова получают в «Аргонавтике» значение, которое очень редко оно имеет у других авторов. Например, глагол в 1226 стихе второй песни, как считает Ренгакос, означает «беседовать» 124.

Таким образом, александрийцы «использовали свою поэзию как своего рода ученую экзегезу гомеровских текстов»125. В «Аргонавтике»

гомеровская лексика встречаются чаще, чем в других произведениях Это значение глагол имеет в первом стихе четвертой песни «Илиады»:

Боги, сидя в золотых покоях у Зевса, разговаривали между собой эллинизма, поскольку это продиктовано выбранным автором жанром.

А. Ренгакос в своих монографиях, посвященных изучению Гомера в эпоху эллинизма и вклада, который внес в него Аполлоний Родосский126, показывает, что поэт принимал активное участие в научных спорах о значении гомеровских слов. Исследователь сравнивает контексты, в которых они используются в «Аргонавтике», с произведениями других античных авторов. Согласно наблюдениям Ренгакоса, большинство гомеровских слов имеет в поэме Аполлония традиционное значение, но в ряде случаев они приобретают другой смысл. Он считает, что работу Аполлония в области гомеровской семантики можно сопоставить с комментариями в схолиях D и произведениями глоссографов. Она находит отражение в этимологиях гомеровских гапаксов127 и в использовании слов во всем спектре их значений128. В результате «Аргонавтика» становится своего рода комментарием к «Илиаде» и «Одиссее». Аполлоний использовал «На двух полюсах находятся вершины высоких гор, самые высокие точки земной поверхности, которые окрашивают в красный цвет первые лучи солнца» (3, 161видно, что Аполлоний Родосский производит слово a (высокий) от слов (солнце) и (идти).

В исследовании, посвященном анализу использования гомеровской лексики в произведениях Каллимаха, Ренгакос показывает, что такая техника была характерна александрийской поэзии.

исследование носит «личный и независимый характер»129. В ряде случаев он выражает несогласие с мнением Зенодота каcательно того, интерпретации Аристофана и Аристарха.

Завершая обзор литературы, в которой, так или иначе, предшествующей эпической традиции в «Аргонавтике» Аполлония Родосского, подведем некоторые итоги.

Современные исследователи считают, что в поэме Аполлония Родосского нашли отражение основные тенденции, характерные для александрийской поэзии. Автор намеренно акцентирует внимание читателя на том, что в основе его произведения лежит гомеровский текст. Однако эти аллюзии подчеркивают не традиционализм автора, как было принято считать раньше130, а его новаторство. Оказавшись в «Аргонавтике» в неожиданном контексте, они провоцируют умственную работу читателя, вовлекают его в творческий процесс.

исследование «Илиады» и «Одиссеи». Аполлоний Родосский включает в текст своего произведения собственную интерпретацию спорных гомеровских мест. Таким образом, происходит не столь очевидная, как в первом случае, перекличка «Аргонавтики» с поэмами Гомера.

«Илиада» и «Одиссея» становятся в произведении александрийского поэта объектами изучения. Как пишет В.П. Завьялова, «впервые в истории античной литературы, возникающая оппозиция «автор – критик» еще не разводит автора и интерпретатора в разные стороны, ставя перед ними свои собственные для каждого цели и задачи, но они объединены в одном лице, представляя собой определенный тип творческой индивидуальности, александрийский »131.

Глава II. Формулы в «Аргонавтике» Аполлония Родосского:

восприятие и переосмысление эпической традиции Аполлоний Родосский начинает свою поэму следующим образом:

Начав с тебя, Феб, я вспомню о славе древних мужей, которые, по приказанию царя Пелия, провели хорошо скрепленный Арго через устье Понта и через Темные132 скалы за золотым руном.

Взяв за образец вступления к «Илиаде» и «Одиссее», которые представляют собой «своеобразный сжатый «каталог содержания», краткое изложение основных событий александрийский поэт указывает основную тему «Аргонавтики» – Этимологически эпитет связан с kuwanna («драгоценный камень», «медь»). Основное его значение – «темносиний». Согласно Фриску и Шантрену, этим словом обозначался цвет смальты или азурита. Кроме того, прилагательное, когда им характеризуются носы кораблей или одежда Лето, имеет значение «черный» или «темный». В нашем переводе мы сохранили оба значения этого эпитета (см. «синеглазой Амфитриты» на стр. 70).

плавание героев за золотым руном. Это свидетельствует о намерении автора творить в рамках традиции.

Но имитирует ли он стиль гомеровских поэм, который является сутью устной поэзии? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть основные положения «устной теории» М.

Пэрри и А. Лорда.

Необходимость создавать произведение быстро и безостановочно в присутствии слушателей обусловила особую технику сложения устных поэм. Поэт, как правило, разрабатывает несколько сюжетных линий, естественным образом перетекающих одна в другую. А. Лорд представлений, регулярно используемых при передаче сюжета в формульном стиле традиционной поэзии»134. Процесс сложения стихов происходит посредством формул и формульных выражений – это основа стиля устной поэзии.

встречающихся в одних и тех же метрических условиях и служащая для выражения того или иного основного смысла» 135. Она играет вспомогательную роль. Эпический поэт всегда имеет наготове фразу, которой он может заполнить любое место в строке. Развивая теорию Пэрри-Лорда, Г.Надь показывает, что «использование формул управляется скорее традиционной темой, чем сопутствующим им метром»136. Таким образом, формула – средство выражения поэтической темы, которая для устной поэзии, как правило, традиционна. Этим обуславливается постоянство формульных выражений. Как пишет Лорд, «наиболее устойчивыми оказываются те формулы, которые выражают понятия, чаще всего встречающиеся в эпической поэзии: имена действующих лиц, основные действия, обозначения времени и места»137. В процессе творчества эпический поэт перестраивает старые и создает новые обороты, выражающие то или иное привычное понятие. По уже имеющемуся образцу рождаются новые формулы.

Художник, творящий в рамках традиции, вместе с тем проявляет свою индивидуальность. Эпическая поэма при каждом исполнении создается из традиционных элементов по-новому. С.М. Боура назвал такой способ сложения текста импровизацией 138. Лорд считает этот термин не подходящим для творчества эпического певца, поскольку тот создает песню только из узкого круга тем, «для которых у него есть наработанный материал»139.

Основные положения, высказанные М. Пэрри в начале его научных изысканий, можно свести к следующему. Гомеровские поэмы по большей части или в основном состоят из формул. Гомеровские формулы являются традиционными. Они были созданы эпическим поэтом, чтобы импровизированно создавать в гекзаметрах длинные повествования. Наличие в «Илиаде» и «Одиссее» большого количества формул является доказательством того, что они были созданы устно. В устных произведениях выражаются только те идеи, для которых существуют фиксированные повторяющиеся выражения140. Гомер использует формулы, чтобы заполнить данное место в стихе, то есть они играют в «Илиаде» и «Одиссее» в основном техническую функцию. Основным критерием формульного выражения является его неоднократное использование в текстах поэм в одном и том же месте строки.

«гомеровской формулы» рассматриваются обычно в хронологическом порядке141. С другой стороны, наблюдается тенденция объединять исследователей на основании общей концепции. Например, М. Кларк объединяет в одну группу Дж. Руссо, М. Нэглера и Дж. Гейнсворта, поскольку они считали, что «слова формулы вызывают у поэта какието ассоциации»142.

последователи М. Пэрри, с одной стороны, развивают его взгляды, высказанные в 20-х годах и в конце жизни, а с другой, – дополняют или опровергают друг друга.

М. Пэрри рассматривал формулу как застывшее словосочетание, отпечатавшееся в памяти поэта, которое он постоянно использует в См., например, обзор М. В. Эдвардса «Гомер и устная традиция.

Часть I» (Edwards 1992) определенном месте строки. Исследование традиционных выражений, проведенное Дж. Гейнсвортом143, показало, что это не совсем так.

Сложение стихов не механический процесс. Если первоначальный вид формулы не может быть использован в определенном месте строки, возможны варианты его изменения. Поэт меняет порядок слов, расширяет или сокращает формулу, вставляет слова между ее компонентами. Например, первоначальная формула, когда поэт меняет порядок слов, принимает вид, когда он ее расширяет –, стягивает вновь –.

Существительное и эпитет могут быть не разделены другими словами Гейнсворт поставил под сомнение мнение Пэрри, что формулы необходимы эпическому поэту «только постольку, поскольку он их использует без изменения метрической позиции»144. Исследователь показал, что у Гомера есть устойчивые словосочетания и формулы, которые могут претерпевать разные изменения, которые влекут за собой изменение метра. Поэтому закрепленность позиции не должно быть частью определения формулы. Основным критерием, по мнению исследователя, является «условие взаимного ожидания», то есть твердая уверенность, что за одним словом непременно последует другое слово145.

Э. Фиссер, Э. Баккер и Ф. Фаббрикотти считают, что Гомер, создавая свои поэмы, использовал не формульные блоки, а их формульный элемент в гомеровском высказывании приспосабливает семантически новый, не формульный, материал к метру». Таким функциональное слово, которое не может быть заменено какимнибудь другим»146. Анализируя формулы типа «А убил Б», Е. Фиссер показал, что вначале место в стихе занимают имена воина-победителя и его жертвы (решающие, не формульные слова), а затем оставшееся место заполняют метрически подвижные формульные элементы (в данном случае глаголы, имеющие значение «убивать»). Таким образом, результаты его исследования подтверждают мнение Пэрри, что формульные элементы играют в стихе скорее техническую, чем семантическую роль.

анализируют формульный тип «А убил Б копьем» и выдвигают теорию «ядра» и «периферии»147. «Ядром» для поэта служат семантически значимые элементы, а «периферией» – нейтральные.

Например, «копье» является «периферией» по отношению к глаголу приспосабливает свой материал к разным метрическим ситуациям.

Они семантически нейтральны, и поэтому поэт может пожертвовать ими ради важной детали, как, например, в 402 стихе четырнадцатой песни «Илиады», где Гомеру нужно было подчеркнуть, что Гектор первым бросил копье и ранил Аякса148. Целью Баккера и Фаббрикотти было показать, что «гомеровская поэзия нечто большее, чем использование формульных строительных блоков» 149.

Следует отметить, что в 30-х годах М. Пэрри изменил мнение о формуле как застывшем повторяющемся выражении. От этого критерия исследователь был вынужден отказаться, поскольку высказанное им и А. Б. Лордом утверждение, что «в песне нет ничего, что не было бы формульным»150, придавало устной поэзии отчасти механистический характер и, соответственно, вызвало критику других специалистов.

Ученый выделяет в гомеровском тексте собственно формулы и формульные выражения – группы слов с одинаковым метром и синтаксисом и имеющие хотя бы одно общее слово151. В гомеровских поэмах они объединены в системы. Как пишет исследователь, большинство выражений не повторяется, но они соотносятся с формулами такого же типа, так как построены по их образцу. Пэрри называет это явление «схематизацией стиля». Принцип аналогии играет существенную роль при создании новых формул. Таким образом, «большая часть гомеровского стиля является традиционной, Bakker, Fabbricotti 1991: 74- но, все же, остается место для создания фраз отдельным поэтом. Они создаются в системе, следуя фиксированным типам» 153. Например, в первых семи строках «Илиады» Пэрри выделяет слова, ',,,, отмечая их формульный характер. Первая строка соотносится с 711 стихом шестнадцатой песни, вторая – с стихом второй песни, третья – с 55 стихом одиннадцатой песни, четвертая – с 747 пятой песни, 391 стихом восьмой песни «Илиады» и 101 стихом первой песни «Одиссеи» 154.

Концепция «аналогичной формулы» была сформулирована в исследователь выделяет следующие стадии в развитии мастерства эпического певца: сначала он слушает других исполнителей, и в его памяти откладывается запас формул, который он пополняет, создавая метрическими, синтаксическими и акустическими моделями»155.

Новые формулы образуются путем постановки новых слов в старые импровизировать156.

По мнению Пэрри и его последователей, аналогия является «наиболее важным фактором для того, чтобы по-настоящему понять Гомера»157. В дальнейшем Дж. Руссо158 показал, что слова в гекзаметре располагаются в зависимости от их грамматической функции и ритмического рисунка. Эпический поэт создает свои выражения на основании традиционных метрических и грамматических образцов.

Фразы могут буквально не повторяться, но в их состав входят те же части речи, слова того же метрического типа стоят в стихе на том же месте. Такие образцы исследователь называет «структурными формулами». Руссо предлагает свой анализ первых семи строк «Илиады» в дополнение к разбору Пэрри. Первую строку он считает аномальной, поскольку, во-первых, глаголы типа краткий – долгий – краткий крайне редко стоят в такой позиции, во-вторых, сочетание такого глагола с существительным со схемой долгий – краткий в формулах обычно стоит в конце строки (например, ' в конце второй строки), в третьих, – вокатив обычно употребляется, когда указано имя богини.

Продолжением взглядов Пэрри, Лорда и Руссо о том, что в своем творчестве Гомер ориентируется на традиционные образцы, можно считать концепцию дословесной, ментальной сущности (Gestalt), высказанную М. Нэглером159. Согласно исследователю, за каждой гомеровской фразой стоит идея, которая может быть выражена разными способами. В основе этой теории лежит звук. Выражения строятся на основании ритмических, фонических и тематических ассоциаций. Например, фразы («в тучном жиру», Илиада.

23, 750; Од. 17, 241) и («в процветающем народе», Илиада.

16, 437, 514 и др.) имеют одинаковый ритм и фонетическое звучание, но выражают разные идеи160. Фразы, которые кажутся вариантами одной формулы, в свою очередь порождают новые фразы, например процесс бесконечен. Для этого явления Нэглер использует термин «открытая семья» (open-ended family)161. В основе гомеровских формул лежит глубинная дословесная структура. Нэглер называет ее Gestalt, а ее возможные реализации – «алломорфами»162. Создание поэмы – это процесс отбора из неопределенного числа возможностей, продиктованный ассоциациями, возникающими в уме поэта163.

гомеровская формула, можно подытожить следующим образом:

«формула перестает быть очевидной реальностью, формы которой можно оценить, и становится реальностью скорее возможной, не поддающейся анализу, чем действительной» 164.

В данной главе мы ставим перед собой задачу сравнить механизмы оперирования формулами в поэмах Гомера и Аполлония на примере определений, характеризующих море, героев и их оружие, поскольку военная морская экспедиция за золотым руном, «Аргонавтики».

За основу анализа мы возьмем результаты исследования «морских формул» Д. Пэйджа165, который рассматривал их в качестве ключевых в «Илиаде» и «Одиссее». Согласно Пэйджу, в поэмах использовано семнадцать формул со словами,, и. Они состоят из существительного и эпитета:, На основании этих данных Д. Пэйдж делает следующие выводы.

С каждым существительным употребляется определенное прилагательное. Например, со словом – прилагательные «седой» и «пустынный» могут употребляться более чем с одним существительным. У Гомера за каждой метрической позицией закреплена определенная формула.

Этот принцип, получивший в рамках «устной теории» название принципа экономии, нарушен в поэмах только один раз: вместо употребляет.

При исследовании Пэйдж не учитывал возможность изменения формул. Его выводы необходимо скорректировать в контексте наблюдений Гейнсворта. То, что Пэйдж считает разными формулами, на самом деле порой является модификациями одной, как, например, сочетания, и. Таким образом, количество формул сокращается. Пэйдж отмечает, что выражение один раз занимает нетрадиционную позицию в строке.

Гейнсворт рассматривает такие случаи как проявления подвижности формулы, вызванной трудностями, возникшими у поэта при составлении конкретного стиха166. В выражении ', которое Пэйдж не считает формульным, наблюдается перестановка слов и вставка между ними элидированной формы предлога.

Далее, Пэйдж признает синонимами слова и и допускает возможность обмена эпитетами между ними. Вместе с этим он считает нетрадиционным словосочетание только потому, что оно употребляется Гомером только один раз.

существительное стоит в родительном падеже. С точки зрения Гейнсворта, изменение падежа могло быть вызвано необходимостью употребить формулу в непривычном для поэта месте.

В «Аргонавтике» плавание по морю является одним из главных мотивов, заявленных во вступлении и пронизывающих поэму. Если на уровне сюжета параллели в произведении александрийского поэта очевидны (аргонавты плывут маршрутом Одиссея), то на уровне Например, место в строке, где обычно стоит данная формула, может быть уже занято (Hainsworth 1968: 30).

лексики Аполлоний явно старается этого избежать. В «Аргонавтике»

для характеристики моря александрийский поэт не использует эпитеты, имеющие ярко выраженную гомеровскую окраску.

Например, со словом в произведении александрийского поэта мы встречаем словосочетание (4, 318), которое у Гомера является гапаксом (Одиссея. 3, 158). Из традиционных формул со словом в «Аргонавтике» (1, 572 — 573) задействовано только вызывающее сомнение у Пэйджа словосочетание … из стиха тринадцатой песни «Илиады»167.

Понятие «море» Аполлоний выражает через такие слова, как,, и. Поэт по одному разу употребляет гомеровские определения к существительному : «морской» (1, 574) и «огромный» (1, 1235). Словосочетание является формульным в «Одиссее» (Одиссея. 4, 511; 5, 100; 9, 252; 15, 474). В 5, 100 формула расширена прилагательным. У Аполлония существительное и эпитет разделены:

Поэт по одному разу использует следующие гомеровские определения к слову : «стремительная» (2, 594) и «накатывающаяся» (2, 732). У Гомера эпитет служит для создания атмосферы нависшей опасности:

Пэйдж считает, что это словосочетание получилось в результате переноса эпитета с другого понятия на море.

И обрушился, как стремительная волна, вздымаемая ветром, с облаков обрушивается на быстрый корабль...

Чтобы сохранить это тревожное настроение, Аполлоний использует словосочетание и формулу, когда описывает проход Арго между Бродячими скалами. Согласно Гомеру, опасность для мореплавателей в этом месте заключается именно в волнах, ударяющихся о скалы:

Шумит большая волна синеглазой Амфитриты. (Одиссея. 12, 60) У Аполлония выражение употреблено в конце четвертой – начале пятой стопы:

И неожиданно перед ними поднялась большая волна. (2, 580) В «Одиссее» формула в этой метрической позиции стоит в 5, и 5, 313. Аполлоний сохраняет заложенную Гомером в образ волны идею гибели. Когда Одиссей покидает остров Калипсо, он попадает в бурю:

«Теперь мне суждено умереть печальной смертью». Как только он это сказал, сверху со страшной силой обрушилась большая волна, и вода вокруг плота закружилась. Он [Одиссей] упал с плота, выпустив из рук руль. Сильный порыв встречных ветров, налетев, сломал мачту пополам.

Как Одиссею, аргонавтам чудом удается избежать смерти благодаря искусству кормчего:

[Показалось], что, обрушившись, волна накроет весь корабль, Но Тифий ее опередил: он ослабил тяжесть корабля, приказав перестать грести. И вся волна ушла под киль, и, со стороны кормы высоко подняв корабль, унесла его от скал. И долго сверху носила.

В четвертой песни формула вновь используется при описании прохода Арго через Планкты. Тем самым Аполлоний подчеркивает параллельность эпизодов внутри своего произведения.

Однако в данном месте формула предстает в модифицированном виде: во-первых, меняется падеж, в котором стоят компоненты, а вовторых, – между ними стоит предлог. Это влечет за собой изменение метрической позиции:

Вдали под большой волной гудели Планкты (4, 924) В формульном выражении у Гомера компоненты всегда разделены вставными словами: ' (Одиссея. 5, 353), ' (Илиада. 23, 693) – «и черная волна ее скрыла». В «Аргонавтике» формула употребляется два раза в начале строки, существительное и эпитет при этом не разделены:

' (1, 257) «черная волна вместе с бараном захлестнула»; (4, 153) «черная волна, глухая и бесшумная». Аполлониевское словосочетание является вариацией гомеровского. Оно получилось в результате изменения порядка слов и соответственного стяжения гомеровской формулы.

Весьма характерно, что гомеровская лексика по большей части появляются в «Аргонавтике» в тех эпизодах, которые прямо перекликаются с гомеровскими поэмами. Это было очевидно в случае описания моря у Бродячих скал. Приведем еще один, несколько более изощренный, пример. Описывая то, как аргонавты проплывают мимо входа в подземное царство, Аполлоний использует словосочетание Радостно они пришли в гавань Ахеронтского мыса. Он поднимается крутыми утесами, глядясь в Вифинское море, а под ним укоренились омываемые морем гладкие скалы. Вокруг них сильно шумит, накатываясь, волна, а над ними на мысе растут раскидистые платаны.

Описание Аполлония в целом соответствует гомеровскому: мыс, утес, шум волн, ударяющихся о скалы, тенистые деревья (Одиссея. 10, 508-515). От себя, демонстрируя свою эрудицию, александрийский поэт дает только указание, где это место находится – «в Вифинском море».

Следует заметить, что словосочетание в единственном числе в строгом смысле не является гомеровской формулой. Однако в «Одиссее» мы сталкиваемся с рядом схожих выражений. Например, в 9, 147 существительное и причастие стоят во множественном числе и разделены прилагательным единственное, но существительное использовано в сочетании с личной формой глагола и опять-таки вместе с прилагательным:

. В гомеровской поэме есть также варианты (1, 162) и (5, 297). Таким образом, у Гомера мы имеем дело с формульной «семьей» (в терминологии Нэглера), которую Аполлоний сводит в единое словосочетание, у Гомера в такой форме не употребляющееся:, ставя его к тому же в знаковую позицию в начале строки. В какой-то мере здесь можно говорить о создании заново «гомеровской» формулы. Интересно, что второй раз в «Аргонавтике» то же выражение употреблено в уже обсуждавшемся нами месте:

Как черная, беззвучная и бесшумная волна, катящаяся по ленивому морю.

опять стоит в начале стиха, но эпитет вынесен вперед, в предыдущую строку; однако все равно данное выражение, имеющее облик традиционной формулы, усиливает и так присутствующий гомеровский подтекст, о котором речь уже шла выше.

В несколько ином варианте с таким же сочетанием традиции и новации в использовании гомеровского формульного аппарата мы сталкиваемся в эпизоде, когда аргонавты, миновав остров Гелиоса, приближаются к царству феаков. Здесь Аполлоний использует формулу :

Радостно рассекая глубокую пучину моря (4, 980) У Гомера это словосочетание регулярно употребляется в конце четвертой – начале пятой стопы (Одиссея. 4, 504; 5, 174; 9, 260). Надо заметить, что позже и у Аполлония формула появляется в традиционной позиции в 4, 1694:

Тут же проносясь над глубокой пучиной критского моря Однако в преддверии феакийского эпизода в «Аргонавтике» она стоит в непривычном месте, тем самым приковывая к себе дополнительное внимание.

Подобное лексическое варьирование или метрическое смещение Аполлонием традиционных формул становится еще одним вариантом своеобразного поэтического «комментария», к которому поэт прибегает на всех уровнях своего произведения. Формулы служат скрытыми отсылками к гомеровской поэме: находясь в контексте узнаваемого «гомеровского» эпизода, они становятся цитатами, которые должны вызвать в памяти читателя какое-то конкретное место «Одиссеи». В то же время, видоизменяя традиционный облик гомеровского выражения, Аполлоний демонстрирует собственное поэтическое искусство, способность к новому «изобретению» в рамках эпической традиции.

Одним из вариантов такого «изобретения» становится создание Аполлонием собственных формул по образцу или по аналогии с гомеровскими. В основу одной из сквозных его формул легло выражение «пути моря». Оно встречается один раз в «Одиссее» (12, 259) как альтернатива более традиционному выражению «влажные пути» (Аполлоний использует его один раз в 1, 574). Одиссей рассказывает Алкиною о своих странствиях и утверждает, что встреча со Сциллой и Харибдой было самым страшным испытанием «в пути по морю». В «Аргонавтике» это выражение стоит в той же метрической позиции в 1, 20-2, где поэт заявляет о своем желании сначала перечислить аргонавтов, а затем рассказать об их приключениях. Прямая гомеровская аллюзия призвана уподобить тяготы, перенесенные в своем путешествии Одиссеем, трудам, которые предстоят героям его собственной поэмы.

Поэт использует это выражение без изменений в 1, 361, но в дальнейшем начинает его варьировать, разделяя два компонента формулы или дополняя эпитетом – (1, 986), (4, 486), или глаголом – ' (4, 1556). В итоге на основе частного варианта гомеровской формулы возникает аполлониевская формульная «семья», задающая один из сквозных мотивов повествования.

Интересен способ использования Аполлония гомеровской формулы. У Гомера она регулярно занимает позицию в центре стиха, в 3–4 стопе, с различными вариациями двух финальных стоп (… – Илиада. 23, 227;...' – 24, 13;...

– Одиссея. 4, 172), из которых один вариант повторяется дважды как цельная строка (, ' – Одиссея. 3, 73; 9, 254). Аполлоний сохраняет гомеровскую формулу в данной позиции (например, – 2, 1138 или – 3, 1072); однако в трех из пяти случаях ее употребления финальная часть стиха остается неизменной, превращаясь в расширенную, по сравнению с гомеровской, формулу / (1, 236; 1, 918; 4, 299), которая также служит одним из лексических способов воплощения сквозного мотива «морского пути».

В свою очередь, по образцу все того же гомеровского выражения Аполлоний создает свое –, стоящее все в той же метрической позиции (например, 1, 1157; 2, 351). И опять-таки в трех из пяти случаев его употребления в «Аргонавтике» эта формула получает стандартное расширение: «через морские валы» с финальным глагольным завершением: либо, либо (1, 1014; 4, 659). В итоге также возникает дополнительная расширенная формула «плыли через морские валы», вновь играющая роль своеобразного лексического варианта основной темы произведения168.

Интересно, что, в свою очередь, формула Аполлония в дальнейшем вошла в традиционный эпический инструментарий, о чем свидетельствует ее употребление Нонном (Послегомеровские события. 8, 262; 12, 432).

В произведении Аполлония два базовых элемента устной поэзии – формула и тема – вполне отрефлексированы, и потому приобретают новый смысл и вступают в новое взаимодействие. Традиционная формула становится цитатой, прямой отсылкой к гомеровскому тексту, и поэтому возникает, прежде всего, в эпизодах, напрямую связанных с «Илиадой» и «Одиссеей». Такие эпизоды можно счесть вариациями на заданную, традиционную литературную «тему». Таких отсылок немного, что тем более оттеняет эти примеры формальной и Показательно, что эти новые, «расширенные» формулы Аполлония сосредочтоены в первой и четвертой книгах поэмы, служа своеобразным лексическим обрамлением основной темы.

содержательной преемственности. Как справедливо замечает О.В.

Аполлонию возможность глубочайшим образом вникнуть в стихию гомеровского языка, стиля, образов, и весь этот материал стал для ученого также и предметом литературоведческого осмысления – ведь для работы по эпическому образцу необходимо четкое осознание частей и элементов, его составляющих, и связей между ними»169.

Устная литература служит моделью для литературного эпоса, и способы «работы» с этой моделью видны, в том числе, и на лексикостилистическом уровне.

Аполлоний использует гомеровский материал, дополняя и комментируя его. Отталкиваясь от традиции, Аполлоний создает свои традиционными принципами устной поэзии. Эти новые постоянные выражения становятся связующими лейтмотивами повествования.

Таким образом, александрийский поэт включает себя в эпическую традицию и одновременно окончательно преобразует ее из устной в литературную.

индивидуальным, образы героев и их соперников очерчены сходными красками и все вместе сливаются в синтетический образ эпического богатыря»170; 2) эпический герой является воплощением своего народа171, а это в свою очередь обусловливает его единичность и исключительность172.

В гомеровских поэмах исследователи, начиная с М. Пэрри, выделяют родовые и различительные эпитеты. Родовыми являются прилагательные, которые могут служить характеристикой любого персонажа. Как пишет Р.В. Гордезиани, «эти эпитеты в абсолютном большинстве случаев указывают на общие свойства героя, которые связывают его не только с действием «Илиады» и «Одиссеи», но и с сюжетами сказаний троянского цикла вообще»173. В отличие от них различительные эпитеты используются эпическим поэтом при изображении какого-то одного, конкретного героя. По мнению Г.

Надя, они являются песенной темой в миниатюре, в ней проявляются мысленные ассоциации, связанные в традиции с сущностью того или иного персонажа174. И.В. Шталь объясняет появление в «Илиаде» и «Одиссеи» различительных эпитетов следующим образом:

«Распределение эпитетов при имени героев происходит таким образом, что при имени ряда героев эти эпитеты образуют числовое преимущество («частотный взрыв»). Подобное числовое преобладание, выделяя героя в некоем качестве по сравнению с иными качествами собственной характеристики героя, создает его индивидуальную эпическую характеристику»175.

М. Пэрри дополнительно подразделял родовые эпитеты на «орнаментальные» и «специальные». Основанием для этого послужила необходимость объяснить, почему в ряде случаев Гомер вместо ожидаемых формул использует их метрические эквиваленты.

«Орнаментальные» эпитеты никак не связаны с содержанием поэмы и служат только вспомогательными средствами при создании стиха. Как пишет Боура, они «придают поэтической речи образность и красочность», «имеют чисто декоративную, услаждающую функцию»176. В отличие от них «специальные» эпитеты непосредственно связаны с действием поэмы. Прежде всего, они служат «для обозначения персонажа», с их помощью «определяется его место в повествовании»177. Таким образом, «специальные» эпитеты от орнаментальных отличает, прежде всего, их функциональность внутри произведения178. Н.Л. Сахарный пишет, что они «связаны с его (Гомера – И.Р.) оценкой событий, поступков, с тем или иным обстоятельством действия, с впечатлением и отношением, которые он хочет вызвать у слушателей»179. По мнению исследователя, такие эпитеты имеют в гомеровских поэмах эмоциональные функции. А.И.

Зайцев показывает это на следующем примере: «так, эпитет «ужасный» (180 – И.Р.) необычен для Ахилла (он применяется чаще всего к Аяксу, сыну Теламона), и когда мы читаем в XXI песни «Илиады»:

Царь Илиона, Приам престарелый, на башне священной, Стоя, узрел Ахиллеса ужасного: все пред героем Трои сыны, убегая, толпилися, противоборства Более не было… невозможно допустить, что Ахилл назван «ужасным» случайно, а не в соответствии со сложившейся ситуацией и как бы увиденный глазами Приама»181.

Некоторые исследователи считают, что не следует делить гомеровские родовые эпитеты на «орнаментальные» и «специальные».

Например, П. Виванте182 пишет, что с помощью и тех, и других поэт «материализует» героев в полной мере и концентрирует на них Основное значение прилагательного – «чудовищный». В поэмах Гомера оно является, например, определением животных, в которых Кирка превратила спутников Одиссея (Одиссея. 10, 219), или Горгоны (Илиада. 5, 741; Одиссея. 11, 634). С помощью этого эпитета так же подчеркиваются, например, в девятой песни «Одиссеи» наводящие ужас испалинские размеры и мощь Циклопа. Гезихий в своем словаре пишет, что является синонимом и имеет значение («большой») (Schantraine 1983: 878 – 879; Frisk 1960: 501 – 502).

внимание читателей. Эпитеты связаны с конкретным предложением и выделяют его в повествовании»183.

«орнаментальные» и «специальные», согласен также Р. Сакс. В своем исследовании он приходит к выводу, что в большинстве эпизодов родовые эпитеты могут быть нейтральными, но все-таки Гомер использует их в «Илиаде» и «Одиссее» не просто так. В определенном контексте раскрывается заложенный в них поэтом смысл, и они становятся «маркированными»184. Например, исследователь обращает внимание на то, что эпитетом («убийца мужей») Гомер в «Илиаде» в основном характеризует Гектора, особенно в семнадцатой песни поэмы, после смерти Патрокла (17, 428; 17, 616; 17, 638). А начиная с восемнадцатой песни, он используется в формуле … (18, 317; 23, 18; 24, 479), которой характеризуются руки Ахилла, который, мстя за своего друга, убивает Гектора. Таким, в скором времени должен погибнуть185.

В данной работе мы будем использовать предложенные Р.

Саксом термины «нейтральный эпитет» и «маркированный эпитет»

применительно к «Аргонавтике» Аполлония Родосского. Анализ характеризующей героев произведения, позволит нам выявить основные особенности творческого метода александрийского поэта.

И.В. Шталь, анализируя «Илиаду», приходит к выводу, что для характеристики героев старших поколений поэт использует в основном семантически нейтральные эпитеты. Исследователь объясняет это тем, что об их отличительных качествах Гомеру уже ничего неизвестно186.

У Аполлония, отчасти в соответствии с гомеровской традицией, семантически нейтральные родовые эпитеты употребляются, прежде всего, по отношению к персонажам, прямо не включенным в основное повествование и не играющим в действии активной роли. Это могут быть и представители старшего поколения героев. Например, эпитет характеристики Даная (1, 133), Нелея (1, 158) и Нерея (1, 1311). По образцу гомеровской формулы, которая имеет варианты «город, божественного Фоанта» (14, 230) и «город божественного Минета» (19, 296), Аполлоний Родосский создает собственную формулу, изменяя последовательность Орхомена» (2, 1186; 3, 1073). Таким образом, мы снова видим «Аргонавтики» варьировать гомеровские формулы.

Кроме того, Аполлоний Родосский использует семантически нейтральные эпитеты для характеристики героев, которые названы в каталоге, но не принимают или почти не принимают участие в действии поэмы. Например, определение («божественный») в «Аргонавтике» имеет дед Кизика Эвсор (1, 949 – 950) и раненный пером Стимфалийской птицы аргонавт Оилей (2, 1037). Этот герой не отличился ни в одном описанном в поэме сражении, поэтому определение применительно к нему остается семантически нейтральным.

То же самое можно сказать об эпитете (большой), который в поэме Аполлония имеет аргонавт Талай187. Во второй песни он вместе с Кастором помогает Полидевку подготовиться к кулачному бою с Амиком (2, 62), затем упомянут, как раненый в сражении с бебриками (2, 111). В «Илиаде» прилагательное занимает такое же положение в формульных характеристиках Гектора (12), Аякса (13), Приама (2) и Эврита (2).

Таким образом, Аполлоний Родосский в своем произведении использует традиционные эпитеты, чтобы показать, что персонажи «Аргонавтики» живут в мире гомеровских поэм. С этой целью для характеристики представителей старших поколений героев и второстепенных персонажей своей поэмы он использует родовые эпитеты.

Эпитет (заслуживающий восхищения, благородный), Лаомедонта (5, 649; 6, 23), Тифона (11,1), Идоменея (12, 117), Илионея (14, 501), Полидаманта (15, 446), Теламона (17, 284), Нестора (18, 16), Антенора (21, 579), в поэме александрийского поэта использован в Кроме Талая, это эпитет в «Аргонавтике» имеют река Апидан (1, 38) и змей Титий (1, 761), которого убил Аполлон, защищая свою мать.

стихе первой песни для характеристики Милета, а в 955 стихе второй песни – Деимаха. Положение прилагательного в стихе остается традиционным (конец третьей – четвертая стопы). Оно в обоих случаях остается семантически нейтральным и является не более чем знаком следования традиции.