«Куманьков Арсений Дмитриевич Теории справедливой войны в аналитической этике США Специальность 09.00.03 – История философии Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Научный руководитель: доктор ...»

Национальный исследовательский университет – Высшая школа

экономики

Факультет философии

На правах рукописи

Куманьков Арсений Дмитриевич

Теории справедливой войны в аналитической этике США

Специальность 09.00.03 – История философии

Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских

наук

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Кашников Б. Н.

Москва – 2013 Оглавление Введение

Глава 1 Нормативные концепции войны: историко-философский анализ

§ 1. Проблематика войны в политической философии

§ 2. Реализм

§ 3. Милитаризм

§ 4. Пацифизм

§ 5. Теория справедливой войны

Глава 2 Направления развития современных теорий справедливой войны

§ 1. Актуализация теории справедливой войны во второй половине XX в.

§ 2. М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

§ 3. Две теории справедливой войны Н. Фоушина

§ 4. Теория справедливой войны П. Кристофера

Глава 3 Актуальные проблемы и перспективы развития теории справедливой войны

§ 1. Трансформация справедливой войны и характер конфликтов современности

§ 2. Терроризм

§ 3. Частные военные компании

§ 4. Кибервойна

Заключение

Список литературы

Введение Актуальность исследования Вопросы войны и мира составляют одну из наиболее значительных проблем современной политической науки и философии. Философский дискурс войны создает теоретическую и нормативную основу, вокруг которой формируются военностратегические доктрины, фундаментальные положения международного права и нормы политической морали. Но, хотя проблема войны оставалась предметом исследования на протяжении многих веков, само содержание понятия войны по сей день вызывает споры.

Изучение войны требует междисциплинарного подхода, применения методологии философии, теории международных отношений, права, политологии, социологии, культурологии.

Многообразие подходов и методов определяет различия в решениях и концепциях. Нормативная философия войны также разнообразна и представлена такими направлениями, как политический реализм, милитаризм, пацифизм и теория справедливой войны. Концепция bellum justum (справедливой войны), обновлнная и дополненная новым метанормативным содержанием, вышла в настоящее время за пределы философской науки, превратившись в один из элементов большой политики. И хотя наша собственная позиция лучше всего может быть выражена словами П. Сорокина: «современные культура, общество и человек воинственны по своей социокультурной природе, их декларируемый пацифизм – лишь иллюзия, а войны межличностные (преступность), гражданские и войны между странами – их неотъемлемые черты»1, мы вс-таки полагаем, что подобную агрессивную природу человека и политических институтов необходимо сдерживать, а значит, дискуссия о нравственных ограничениях войны сохраняет сво первостепенное значение.

Исторически Россия была активно включена в деятельность по разработке международно-правовой доктрины войны: стоит выделить мирные конференции, которые проводились в Российской Империи или были инициированы российским правительством. Кроме того, в дискуссию о войне были вовлечены и ведущие мыслители России конца XIX – начала XX в.в. По сей день наша страна остатся одной из крупнейших мировых держав и с неизбежностью сталкивается с проблемами, которые стали общими для современных политических сообществ. Как государство демократическое, Россия не может обойти стороной вопросы этики войны. Общественный запрос и международно-политическая обстановка таковы, что даже силовое решение конфликта требует нравственного сдерживания и ограничения методов и средств. Однако в нашей стране нормативные принципы войны если и получили некоторое внешнее оформление, то содержание их остатся крайне размытым. Одна из причин подобного положения дел состоит в пассивном отношении к философсконормативному дискурсу войны, и в частности, в отсутствии знания о содержании современных концепций справедливой войны. Настоящая работа, цель которой состоит в историко-философском изучении теорий справедливой войны, появившихся во второй половине XX в.

и созданных в рамках аналитической этики, призвана восполнить этот пробел.

Сорокин П. А. Условия и перспективы мира без войны // Социологические исследования. – 1999. – № 5. С. 3-4.

Современный корпус теории справедливой войны состоит из нескольких десятков, если не сотен, работ, в каждой из которых представлена оригинальная трактовка принципов jus ad bellum и jus in bello. В ходе нашего исследования мы остановились в первую очередь на трудах М. Уолцера, Н. Фоушина, П. Кристофера, концепции которых могут рассматриваться как знаковые для различных подходов к теории справедливой войны, определяющие основные направления развития современных доктрин bellum justum. При этом каждый из исследуемых авторов стоит на позициях аналитической этики. Так, концепция М. Уолцера строится на консеквенциализме, опирающемся на утилитаризм правила и действия, Н. Фоушин ориентируется в большей мере на прагматизм, а П. Кристофер опирается на традицию естественного права Г. Гроция, дополненную пониманием права и морали и заимствованную из философии права Г. Харта. Нам представляется, что именно эти три концепции наилучшим образом отражают существо современной доктрины справедливой войны со всеми ее преимуществами и недостатками.

Новизна исследования и степень разработанности темы Дискуссия о справедливой войне в рамках континентальной и в особенности англо-американской традиции популярна и многообразна, представлена большим количеством концептуальных или историко-философских работ. Среди ведущих авторов теорий справедливой войны, ставших уже классиками, стоит выделить упомянутых М. Уолцера, Н. Фоушина, П. Кристофера, которые будут подробно рассмотрены нами, а кроме того - П. Робинсона, П. Рамси, Б. Оренда, Дж. МакМахана. Вопросам нормативной концепции войны посвящн специализированный «Журнал военной этики» издательства Taylor&Francis. Также публикации, выполненные в духе теории справедливой войны, появляются во многих ведущих научных гуманитарных журналах2. Теоретики международных организаций, таких как ООН и Международный Красный Крест, активно обращаются к инструментарию концепции bellum justum. Теория профессиональных военных и превращается наравне с философией политического реализма в идейное поле, вокруг которого формируется современное представление западного мира о войне. Вс это делает е не застывшей формой знания, а живой и развивающейся традицией, которая не превратилась в единственную философскополитическую позицию по отношению к войне и обладает неоспоримым значением для современной науки и политической практики.

В России концепция bellum justum разработана крайне слабо. В целом, в нашей стране теории войны рассматриваются в настоящее время в первую очередь с позиций истории политических и правовых учений, социологии или политологии. Среди прочих работ можно указать на монографию «Американский неореализм о природе войны:

эволюция политической теории» В. Н. Конышева3, исследование А. В.

Соловьва «Проблемы войны и мира во взглядах французских мыслителей и общественных деятелей ХХ века»4, диссертации Е. В.

Сауниной «Политико-правовые учения о войне в эпоху средневековья и Нового времени и роль Гуго Гроция в становлении правовой доктрины справедливой войны» и Г. В. Люткене «Современные Society and Politics, Journal of Religious Ethics и др.

Конышев В. Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. – СПб.: Наука, 2004.

Соловьв А. В. Проблемы войны и мира во взглядах французских мыслителей и общественных деятелей ХХ века. – М.: ВИУ, 1999.

концепции войны: философско-политологический анализ», раздел «Война и политика» книги И.А. Гобозова «Введение в философию истории»5, статья С. Ю. Волкова «Развитие доктрины справедливой войны в эпоху раннего Нового времени»6 или И.В. Образцова «Исследование войны как специфического социального процесса»7.

Материалов, представляющих собой комплексный анализ проблемы войны, выполненных историками философии или специалистами по этике, крайне мало, особенно учитывая колоссальный объм литературы по истории конкретных войн самых разных эпох.

Изоляцию российской философии из дискуссии справедливой войны усиливает и отсутствие переводов ведущих современных программных работ, таких как «Справедливые и несправедливые войны» М. Уолцера или, к примеру, «Убийство на войне»8 Дж.

МакМахана. Что же касается М. Уолцера, то были переведены лишь две его крупные работы, не посвящнные, однако, напрямую проблеме войны9, а также статья «Смена режима и справедливая война»10. К сожалению, не вышла на русском языке и работа Б. Н.

Кашникова «Терроризм. Новый мировой беспорядок»11, выполненная совместно с Н. Фоушином и Дж. К. Лики.

Гобозов И.А. Введение в философию истории. – М.: ТЕИС, 1999. С. 243–250.

Волков С. Ю. Развитие доктрины справедливой войны в эпоху раннего Нового времени // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2009.

– № 3. С. 227-233.

Образцов И. В. Исследование войны как специфического социального процесса // Социологические исследования. – 1992. – № 3. С. 135– McMahan J. Killing In War. Oxford: Oxford University Press, 2009.

Уолцер М. О терпимости. – М.: Идея–Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000.

Уолцер М. Компания критиков: социальная критика и политические пристрастия ХХ века. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999.

Уолцер М. Смена режима и справедливая война // Военно-юридический журнал. – 2013. – № 7. – С.26-32.

Fotion N., Kashnikov B., Lekea J. K. Terrorism. The New World Disorder. New York: Continuum, 2008.

Кроме того, существует языковая сложность с восприятием понятия справедливой войны. Концепт bellum justum может быть переведн на русский язык и как «справедливая» война, и как «правовая», «законная» война. В европейских языках этические и правовые коннотации оказываются сращенными в этом понятии, сама мораль наделяется юридическим содержанием. Такая правовая трактовка этики не характерна для русского языка и русской мысли.

Этическая составляющая в понятии справедливой войны занимает для нас доминирующее положение по отношению к правовой. Такое положение дел затрудняет принятие bellum justum, поскольку в моральном плане любая война представляется неприемлемой и несправедливой по определению.

Однако делать вывод о том, что война не представляет или, во всяком случае, не представляла интереса для русской философии – ошибочно. Русские мыслители разрабатывали собственную специфическую, обособленную традицию философии войны, тесно связанную с христианством, однако отличную от классической теории справедливой войны.

Работами по войне отметились почти все ведущие отечественные философы: В. С. Соловьв12, С. Л. Франк13, М.

А. Энгельгарт14, В.В. Розанов15, А.Е. Снесарев16, И. А. Ильин17. Этот Соловьв Вл. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории. // Его же. Сочинения в 2 тт. Т. 2. – М.: Мысль, 1988.

Франк С.Л. О поисках смысла войны // Русская мысль. – 1914. – № 12.

Энгельгарт М. А. Вечный мир и разоружение. – СПб.: Изд. Ф. Павленкова, 1899.

Розанов В. В. Война 1914 года и русское возрождение. – Пг.: Типография А.С.Суворина, 1915.

Снесарев А.Е. Философия войны. – М.: Финансовый контроль, 2003.

Ильин И.А. Духовный смысл войны // Его же. Собрание сочинений в 10 тт. Т. 9М., 1999. Ильин И.А. Основное нравственное противоречие войны // Его же.

Собрание сочинений в 10 тт. Т. 5. – М., 1999. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою // Его же. Собрание сочинений в 10 тт. Т. 5. – М., 1999.

список должен быть дополнен авторами русской мысли в эмиграции:

А.А. Керсновский18 и Н.Н. Головин19.

Нельзя сказать, что эти работы оказали значительное влияние на общий ход развития дискурса войны – как и русская философия в целом, философия войны находилась в то время на стадии своего зарождения и попросту не получила запаса времени, достаточного для собственного утверждения. Однако интерес к трудам русских мыслителей сохраняется и за рубежом20.

Среди современных серьзных исследований, выполненных с позиций истории философии и этики, можно выделить монографию А. А.Скворцова «Русская религиозная этика войны ХХ века»21, которая подкреплена также рядом статей22. А. А. Скворцов, однако, исследует в первую очередь отечественную традицию философии интернационального коллектива авторов «Нравственные ограничения войны: проблемы и примеры»23, который представляет собой уникальную для отечественной философии работу, излагающую общие положения теории справедливой войны и исследующую возможность практического применения е принципов для оценки тех Керсновский А. А. О природе войны // Военная мысль в изгнании: Творчество русской военной эмиграции. – М., 1999.

Головин Н. Н. Наука о войне. О социологическом изучении войны. – Париж:

издательство газеты «Сигнал», 1938.

Robinson P. On Resistance to Evil by Force: Ivan Il'in and the Necessity of War // Journal of Military Ethics. Vol. 2. № 2. 2003.

Скворцов А. А. Русская религиозная этика войны ХХ века. – М.: МАКС Пресс, 2002.

Скворцов А. А. Этические проблемы войны в русской религиозной философии ХХ в. // Этическая мысль. – 2001. – № 2. - С. 216-230.; Скворцов А.А.

Нравственные проблемы войны // Вестник Московского университета. Серия 7.

Философия. – 2001. – № 1. – С. 74-83.; Скворцов А. А. Можно ли победить войну? // Сократ. Журнал современной философии. – 2010. – № 2.

Нравственные ограничения войны. Проблемы и примеры / Под ред. Коппитерс Б., Фоушин Н., Апресян Р. – М.: Гардарики, 2002. С. 130.

или иных конфликтов. Заслуживают внимания также исследования по этике войны Б. Н. Кашникова24, Р. Г. Апресяна25, A.A. Гусейнова26. А среди зарубежных работ – опубликованная на русском языке «Справедливая война? О военной мощи, этике и идеалах»27 Х. Сисе из Института исследования проблем мира (PRIO), где раскрываются основные принципы теории bellum justum и рассматривается морально-правовые составляющая конфликтов современности.

Цель исследования состоит в историко-философском анализе, выявлении структурных особенностей и категоризации основных форм теорий справедливой войны, аналитической этики второй половины XX в. на примере концепций М. Уолцера, Н. Фоушина и П.

Кристофера, а также в определении возможности практического применения этих концепций.

Объектом исследования являются теории справедливой войны современной аналитической этики США.

Предметом исследования стали метатеоретические основания и нормативные выводы этих теорий, исследующие, в частности, возможность практического применения доктрины bellum justum к новым типам войн и иным вооруженным конфликтам современности.

Кашников Б. Н. Частные военные компании и принципы Jus in Bello // Военно– юридический журнал. – 2010. – № 12. – С. 27-31; Кашников Б. Н. Критика современного дискурса справедливой войны. Кашников Б. Н. Частные военные компании как морально–политическая проблема современности. // Российский научный журнал. – 2012. – № 6 (19). – С. 62-73.

Апресян Р. Г. Jus Talionis в трактате Гуго Гроция «О праве войны и мира» // Этическая мысль. – 2002. – Вып. 3. Апресян Р. Г. Метанормативное содержание принципов справедливой войны // НП "Редакция журнала "ПОЛИС". – 2002. – Вып. 3. Апресян Р. Г. Справедливой войны принципы // Этика:

Энциклопедический словарь. – М.: Гардарики, 2001.

Гусейнов A. A. Этика ненасилия // Вопросы философии. – 1992. – № 3. – С. 72Сисе Х. Справедливая война? О военной мощи, этике и идеалах. М.: Весь мир, 2007.

Задачи исследования, решение которых определяет достижение цели исследования, состоят в следующем:

- исследование основных подходов к проблеме нравственного ограничения войны и анализ их теоретических оснований.

- теоретический анализ концепций М. Уолцера, Н. Фоушина, П.

Кристофера и рассмотрение их соотношения как с общей традицией теории справедливой войны, так и с основными этическими доктринами;

- анализ возможности реализации положений теории bellum justum в условиях трансформации политического и появления новых форм войны.

Основные положения, выносимые на защиту:

невозможно без анализа иных нормативных концепций войны, то есть без исследования того нормативного контекста, в котором находится теория справедливой войны.

справедливой войны требует признания существования не одной, а нескольких теорий справедливой войны. Общей для них является концептуальная и нормативная база принципов jus ad bellum и jus in bello, разница же проявляется в способах аргументации и теориях, на которые опираются современные 3. Существуют определенные причины актуализации теории трансформация государства и политики, кризис политического реализма, кризис логического позитивизма и усиление значения морального дискурса справедливости.

4. Теория справедливой войны сформировалась и развивалась философскими аргументами. В XX в. аналитическая этика США, ориентируясь на традицию дискурса справедливости, вооружнного конфликта, которая опирается не только на философские, но и правовые, социальные и экономические рассматривать как независимую и оригинальную традицию, связанную лишь в незначительной степени с тем учением bellum justum, которое развивали Августин Аврелий, Ф.

Виториа, Г. Гроций и др. Авторы концепций, появившихся во второй половине XX столетия, придали новое содержание принципам jus ad bellum и jus in bello, а также ввели принципы jus ante bellum и jus post bellum.

Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования Основная тенденция историко-философского изучения теории справедливой войны состоит в исследовании античной, средневековой и нововременной традиции, путь развития концепции bellum justum выглядит как движение от Аристотеля или Августина Аврелия к Гуго Гроцию. И. Кант выступает как некое промежуточное звено между пацифизмом и концепцией справедливой войны, и значимость его для развития последней оценивается уже значительно ниже. Создатся впечатление, что теория справедливой войны после Г. Гроция перестала существовать. Мыслители, развивавшие теорию справедливой войны в XX в., рассматриваются крайне редко, лишь в специализированных исследованиях. Настоящее исследование опирается на историко-сравнительный метод, при помощи которого выявляется соотношение современных теорий справедливой войны с классической традицией bellum justum и этическими концепциями. А применение историко-реконструктивного метода и метода компаративного анализа позволяет эксплицировать условия появления современных теорий справедливой войны и определить их место среди этических теорий войны. Однако исходя из того, что в научной литературе России позиции ведущих теоретиков справедливой войны не представлены должным образом, одним из основных методов работы с источниками был выбран дескриптивизм.

Историко-философский подход к изучению теории справедливой войны характеризуется двумя тенденциями, положения которых могут быть оспорены. Во-первых, теорию справедливой войны нередко рассматривают как единую школу, сторонники которой постулируют общий набор принципов и транслирует сходные идеи.

При этом в качестве теоретической основы выработки этих принципов указывается деонтология или концепция естественных прав человека.

Подобный подход представляется излишним упрощением, плохо работает для выявления содержания современных концепций справедливой войны, между которыми прослеживаются значительные различия в способах аргументации и трактовки основных положений, и требует ревизии. Безусловно, сторонников теории справедливой войны отличает общность в выборе позиции по отношению к войне, которая понимается как зло, в некоторых случаях необходимое и оправданное. Общей остатся и цель теоретиков: исследование факторов, легитимирующих войну. Однако саму суть теорий составляет аппарат аргументации, подкрепляющий обоснованность принципов jus ad bellum, которые оценивают справедливость войны, и jus in bello, которые определяют допустимые способы ведения войны. Объективный подход к изучению теории справедливой войны состоит, таким образом, в рассмотрении не одной, а нескольких концепций, объединнных общим именем, в исследовании различных теорий справедливых войн, их этической составляющей, методологии и аргументации.

Во-вторых, теорию справедливой войны принято выводить из христианских теорий Амвросия Медиоланского, Августина Аврелия и Фомы Аквинского. Опять-таки ограничивать содержание концепции bellum justum исключительно теологическими коннотациями неверно, поскольку размышления о допустимых и запрещнных условиях начала войны и методах проведения боевых операций можно встретить и в сочинениях античных и иудейских текстах. Выявление оснований современных концепций справедливой войны требует, таким образом, внимательного изучения всей традиции этического рассмотрения вооружнных конфликтов, а также сопоставление е положений с другими философским теориями войны.

С учтом выбранной методики исследования современная традиция справедливой войны рассматривается нами не как независимая сфера знания, но как часть политической философии, в сопоставлении с другими нормативными подходами к этике войны:

реализма, пацифизма, милитаризма. Особой значимостью при этом наделяется спор между сторонниками политического реализма и теоретиками справедливой войны. Кроме того, исследование современных теорий справедливой войны невозможно без анализа международных нормативно-правовых актов, и соотнесение позиций рассматриваемых авторов с положениями межгосударственного права также проведено в настоящей работе.

Глава 1 Нормативные концепции войны: историко-философский § 1. Проблематика войны в политической философии Известный 80-й фрагмент Гераклита звучит следующим образом:

«должно знать, что война общепринята, что вражда — обычный взаимообразно»28. Человечество ведт войны с незапамятных времн, и хотя большинство людей, политиков, мыслителей, простых обывателей, понимают те ужасы, разрушения и преступления, которыми сопровождаются войны, количество вооруженных заинтересованности в насилии человека, основной потребностью которого, казалось бы, должна быть защита собственной жизни и улучшение условий существования? Для поисков ответа на этот вопрос необходимы совместные усилия философов, психологов и социологов. Проблемы войны и мира стали предметом рассмотрения ещ самых ранних философов и составляют сейчас ядро всей политической философии. Нас же в первую очередь интересует философская традиция, связанная с осмыслением понятия войны и насильственного взаимодействия государств с другими государствами ограничений на эти отношения.

расплывчатым. Из множества возможных трактовок концепта войны сложно выделить одно определение, раскрывающее все аспекты Гераклит 28 (80 DK). Фрагменты ранних греческих философов / Издание подготовил А.В. Лебедев. – М.: Наука, 1989.

феномена. Очевидна связь между войной и насилием. Насилие может пониматься довольно общо как всякое подавление и зло29, и в таком смысле не каждую акцию насилия можно назвать войной. В свою очередь насилие в интересующей нас политической сфере связано с государством. Политическая организация народа государственной властью подразумевает под собой узурпацию части прав личности и передачи их властным органам; среди прочего отчуждается и право индивида на автономное применение насилия30. Сохраняет сво значение веберовское понимание легитимного насилия только как такого, которое исполняется государственными органами. Решение вопросов войны и мира остатся за лицом, обладающим законным политическим господством, то есть за политическим руководством государства. В то же время правительство, по крайней мере демократических государств, обязано дать публичное объяснение логике принятия решения о войне, поскольку это чрезвычайное состояние оказывает непосредственное и самое серьзное влияние на судьбу граждан.

Традиционно войной называлось в первую очередь вооруженное столкновение между политическими сообществами. Подобная трактовка не была единственной, в разное время появлялись весьма оригинальные и разноплановые определения вооружнных конфликтов: борьба как космический закон или война всех против всех. Политическое понимание войны долгое время оставалось главенствующим, однако в современном мире вс активнее в войны оказываются втянутыми или даже начинают их негосударственные Гусейнов А. А. Понятия насилия и ненасилия // Вопросы философии. – 1994. – № 4. С. 35-41.

См. Филиппов А.Ф. Пространство политических событий // Полис (Политические исследования). – 2005. – № 2. С. 6-25.

субъекты: партизаны, повстанцы, террористы, а также частные военные компании и разведывательные агентства. Эти акторы международной политики, подобно государствам, претендуют на право вести войну. В качестве самого общего определения войны мы можем использовать формулировку К. Клаузевица: «война – это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю»31.

Люди во всех уголках земного шара издревле задумывались о характерным ведение битв заранее установленным количеством воинов с обеих сторон, в определнное время на заранее условленном поле битвы. Правитель Ассирии Синнахериб в VII в. до н. э., захватив военачальников, ответственных за начало восстания и за совершнные в ходе него преступления, однако помиловал и освободил обычных мятежников.

Рассуждения о правилах поведения на войне характерны также и для христианства, и для ислама, и для иудейской традиции, которые, с одной стороны, негативно высказываются о войне, однако не вооружнных столкновений не обошла стороной и философские исследования. Война не составляла основной предмет внимания досократических философов, отдельно стоит здесь упомянутый ранее Гераклит, для которого распря, понимаемая диалектически, служила одним из созидающих космических законов. Однако в трудах Платона «Государство» и «Законы», а также «Политика» и «Никомахова этика» Аристотеля, посвящнных политической жизни людей, Клаузевиц К. О войне. – М.: Эксмо; Спб.: Мидгард, 2007. С. 6.

осмыслению войн отведено значительное место. Платон, которого в первую очередь интересовала проблема распри внутри одного народа, полагал, что яростное начало души соответствует защитной части в межгосударственных столкновениях от способностей и подготовки стражей, от степени их знакомства с военным искусством зависит, как долго будут продолжаться войны — «главный источник частных и общественных бед»32. Однако авторы этого периода рассматривали войну как необходимое свойство политических сообществ, в ходе которой можно к тому же приумножить собственность и добыть рабов.

Мыслители Средневековья опирались в своих исследованиях рассматриваемого нами вопроса в первую очередь на христианскую мысль, а также античную традицию, выдвинув ряд правил и догм для ведения войн, как это сделали Августин Аврелий, Фома Аквинский, а позже Жан Боден или же Франсиско де Виториа. Однако на практике религиозные войны Средних веков, равно как и захваты земель вне Respublica Christiana, были апофеозом жестокости и непримиримости, а потому и подверглись критике со стороны философов-гуманистов, таких, как Эразм Роттердамский, Т. Мор или Т. Кампанелла.

Н. Макиавелли и Т. Гоббс развили идею превалирования государственных интересов над личными стремлениями граждан.

Особое место в их теориях уделялось насилию, правом на которое обладал только государь или суверен и которое было неотчуждаемым.

В Новое время наиболее разработанные и полные учения о войне были представлены Гуго Гроцием в XVII веке и Карлом фон Клаузевицем в XIX веке. Сочинения Гроция о праве борьбы на море Платон. Государство. – М.: Наука, 2005. 373e.

«Свободное море»33 (1609 г.) и «Три книги о праве войны и мира» (1625 г.) были посвящены проблемам правового определения и регулирования войн. Частично идеи Гуго Гроция использовались при Вестфальского мира.

В свом главном сочинении «О войне»35, опубликованном уже проанализировать феномен войны с различных точек зрения, в том числе и с философских позиций. Цель К. Клаузевица в работе по созданию общей теории большой войны с четко определенными привнесении строгих законов в эту весьма сложную область.

человеческого общества без войны, немецкий мыслитель занялся не изучением причин, по которым люди берутся за оружие, а исследованием того, по каким правилам следует вести войну и какими примами нужно пользоваться для обеспечения скорейшей победы.

Такая позиция во многом соответствует просвещенческому проекту и общему состоянию культуры, которое проецируется на трактовку войны. Сам дух времени обусловил появление в этот исторический период концепции К. Клаузевица.

государствами политической поляризации и напряженности. Мир представляет собой диалектическое единство тождества и различия, преодоление отрицания, борьбы. Человеческая жизнь состоит из Grotius H. Mare Liberum. Create Space Independent Publishing Platform, 2012.

Гроций Г. Три книги о праве войны и мира. – М.: Ладомир, 1994.

Клаузевиц К. О войне.

моментов разнообразных, расходящихся сил. По большому счету эти силы всегда находятся в столкновении между собой, то есть уравновешенное состояние достигается лишь теоретически, но фактически исчезновение борьбы означало бы отсутствие действия, отсутствие жизни вообще. «Любая человеческая деятельность – это использование силы в противоборстве с природой, с вещами или в столкновении с другими людьми… Конфронтационные действия – это не определенный способ политических действий, а момент любой деятельности, и их невозможно мысленно отделить от нее»36. В конфронтации, в противоборстве человек находит себя; и точно такие же отношения характерны и для политических субъектов. К подобному пониманию логики политического взаимодействия подводит нас К. Клаузевиц, ещ на первых страницах своего сочинения указывая на то, что «война есть не что иное, как расширенное единоборство»37. Надо отметить, что К. Клаузевиц здесь использует слово «единоборство» исключительно в практическом смысле этого слова. Он разбирает войну как столкновение между людьми, насилие, как явление физическое, а не моральное. И предполагает, что правом на использование такого насилия обладает только государство.

Корректному восприятию теории К. Клаузевица помогает осознание того факта, что в эпоху, описываемую им, то есть XVIIXIX в.в., политическое существовало особым образом. Политикой в то время можно было назвать только внешнюю политику, которую вели суверенные государства – равные по своему статусу и своим правам единицы. Это была эпоха классического международного Хофмайстер Х. Воля к войне или бессилие политического. – СПб.: ИЦ Гуманитарная Академия, 2006.

Клаузевиц К. О войне. Стр. 19.

публичного права европейских народов (jus publicum europaeum).

Вслед за И. Кантом такие взаимоотношения между государствами было бы верно именовать межгосударственным правом. «Право государств в отношении друг к другу, которое не совсем правильно называется международным правом — оно должно было бы, скорее, называться межгосударственным (jus publicum civitatum),— это то международного права, когда одно государство, рассматриваемое как моральное лицо по отношению к другому государству, в состоянии естественной свободы, а, следовательно, и в состоянии постоянной войны делает своей задачей установить отчасти право на войну, отчасти право во время войны»38. Основной характеристикой политического той классической эпохи было, с одной стороны, наличие ясных различений во внешней политике – однозначные позиции друга, врага или нейтралитета. Границы войны и мира, гражданского и военного были четко проведены. С другой же стороны, внутреннее состояние этих государств приближалось к формуле «покой, безопасность и порядок», вражда в политическом смысле внутри государств была практически искоренена, поскольку духовенство и аристократия утратили в абсолютистской монархии претензии на обладание высшей властью.

определенным правовым и нравственным нормам. Причем мораль войн того времени была уже далека от нравственных идеалов войн галантного века, корнями уходившего в средневековую рыцарскую этику. Те же народы, которые Клаузевиц в «О войне» именовал «дикими», находились в естественном, внеправовом состоянии.

Кант И. Метафизика нравов в двух частях // Его же. Собрание сочинений в 6 тт.

Т. 4. – М.: Мысль, 1965.

Руководящим началом для таких народов служит чувственный мир, эмоции, а не рассудок и закон; возможно, именно это и определяет «необоснованность» и особую жестокость, с которой они вели войны.

В цивилизованном же государстве силы разума и духа преобладают над чувственными впечатлениями. Поэтому и классическая война, определенными государствами, вернее типами государств, которые смотрят на политику, «как на разум олицетворенного государства»39.

Государству, и только ему, принадлежат и jus ad bellum, и jus in bello, то есть вся целокупность jus belli, предполагающих возможность самостоятельно определять врага и бороться с ним, исходя из исключительном праве государства на войну содержится огромная сила политического, которая ставит его над любой другой общностью.

И Клаузевиц указывает на эту силу, на эту волю к решению – она в полномочии требовать от собственного народа готовности к смерти и решимости физически уничтожать всякого человека, который стоит на стороне врага.

Человек приходит к войне, движимый не всегда собственными интересами, а, скорее, практически всегда в силу необходимости, определяемой государством. Философия войны, которую проповедует К. Клаузевиц, не говорит и не может говорить об отдельной личности, е действующий субъект – это общество индивидов, объединенных в государство. Война относится не к области наук или искусств, но к области общественной жизни, и является актом человеческого общения. Видимо, как раз тем видом взаимоотношений, которое И. Кант именовал «необщительным общением», подчеркивая Клаузевиц К. О войне. С. 39.

антагонистический характер взаимодействия людей в обществе. И такой человек – человек европейской цивилизации, взявший на вооружение кантовский рационалистический способ мышления – существовал в рамках имманентного ему варианта субъективной и политической рациональности, особое место в которой отведено войне.

К. Клаузевиц принадлежал к золотой эпохе европейской государственности, а потому война понималась им как характеристика исключительно политической сферы. «Война есть продолжение политики, только иными средствами» – этот афоризм Клаузевица затмил славу автора. Военные цели, прежде всего, имеют своим объектом вооруженные силы, территорию и волю противника.

Политические же цели, из которых рождается война, определяются правительством. Таким образом, уровни политических и военных целей оказываются разведнными, и политические цели явно политических задач и целей война становится всего-навсего орудием, инструментом, с помощью которого эти цели достигаются, и только в абстрактной, идеальной форме политическая и военная цель совпадают. Война, согласно Клаузевицу, представляет собой не просто один из вариантов развития отношений между государствами, она находится в подчинении политического. Политическая цель сопротивляться) выдвинута на первый план. И цель эта состоит в навязывании противнику собственной воли. Достижение же этой цели лежит в области насилия. Такой инструментальный подход к войне классического периода пост-Вестфальского государства, продолжавшегося до ХХ в. и двух мировых войн. В то время как в наши дни, с появлением новых политических сил и трансформацией политического пространства, война вс больше кодифицируется нормами международного права, а кроме того, приобретает новые характеристики, которые будут подробнее рассмотрены в третьей главе настоящего исследования.

рассматривалась как необходимый фактор развития как индивида, так и общества в целом. То есть, не смотря на все ужасы, характерные для е сущности, ряд мыслителей видит в ней своего рода двигатель прогресса. В качестве примеров можно привести рассуждения на эту тему И. Канта или А. Бергсона, которые высказывали в своих политических работах мысли о положительном эффекте войн на определнных этапах развития человечества. Так А. Бергсон в работе характеризует развитие человечества: «Природа, предопределившая возникновение малых обществ, оставила, однако, возможность для их увеличения, ибо она предопределила также войну или, по крайней мере, создала для человека жизненные условия, делавшие войну неизбежной. Ведь угроза войны может побудить несколько малых Высказанная здесь вполне гоббсовская мысль подчркивает, что без действительности войны, без борьбы за существование малые группы не имели бы стимулов объединяться, у них не было бы причин к образованию государства.

В XIX и XX в.в. различные философские взгляды на проблему войны оформились в ряд основных концепций, авторы которых Бергсон А. Два источника морали и религии. – М.: Канон, 1994. С. 299.

занимают различные позиции по отношению к возможности приложения этики к войне. Речь идт о таких четырх течениях, как реализм, милитаризм, пацифизм и теория справедливой войны.

Историко-философское рассмотрение этих четырх концепций и станет нашей основной задачей в первой главе, поскольку анализ основных концепций войны позволит лучше понять тот контекст, в котором находятся авторы современных теорий справедливой войны, и определить основания появления в середине XX в. аналитической традиции bellum justum. Выбор именно этих теорий обусловлен тем, что ядром для них является проблема нормативности, имеющая первоочередное значение для нашего исследования. Каждое из этих направлений включает в себя многочисленные более мелкие течения, в рамках которых вырабатывается особый подход к проблеме войны.

Сопоставление же каждого из этих подходов – от обожествления борьбы до идеи полного е запрета – позволяет получить наиболее полное представление о философском дискурсе войны.

Одну из наиболее мощных традиций в рамках философского осмысления войны представляет собой политический реализм или теория реальной политики (Realpolitik), авторы которого предполагают, что вооруженные конфликты, к которым не применяются нормы этики, вызваны борьбой за власть. Подобное определение, безусловно, весьма широко, однако позволяет получить представление о направлении развития мысли реалистов.

Первым теоретиком политического реализма традиционно называют Фукидида, создавшего в V в. до н.э. объмную «Историю Пелопоннесской войны». Фукидид на примере войны между Спартой и Афинами исследует вопрос о том, могут ли в международных отношениях применяться нормы морали. Широко известный отрывок из этой работы – «Мелосский диалог» – стал первым рассуждением о свободе действия государства в отношениях со своими соседями. Эту межгосударственных отношений ограничивает только военная мощь других государств. На предложения жителей Мелоса о заключении союза афиняне отвечают решительным отказом и настаивают на безоговорочном подчинении: «для нас вредна не столько вражда ваша, сколько такая дружба, которая является примером слабости нашей в глазах наших подданных» или «наши подданные того мнения, что… одни из них сохраняют свою независимость благодаря своей силе и что мы не нападаем на них из страха»41. Фукидид устами политического реализма, состоящую в первичности права силы:

«право имеет решающее значение только при равенстве сил на обеих сторонах; если же этого нет, то сильный делает то, что может, а слабый уступает»42. Равенство в силе означает равенство в законе, но когда подобное состояние нарушается, исчезает и взаимодействие, сильнейшего. В этом и состоит особая инструменталистская «этика»

международных отношений, которую реализм противопоставляет этике долга и уважения прав и свобод личности.

политическому реализму помимо «Истории» Фукидида следует назвать «Стратегемы» («Strategemata») Секста Юлия Фронтина и «О Фукидид. История Пелопоннесской войны. – М.: София, Пролог, 1994. С. 259.

военном деле» («De Re Militari») Публия Флавия Вегеция. Вместе эти ренессансную политическую философию. И в первую очередь, конечно же, на Николо Макиавелли, который в работах «Государь», «О военному искусстве» и «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия» представил политику, очищенную от схоластики, теологии и этики. Макиавелли исходит из того, что по природе своей человек зол, довериться и полагаться на него нельзя, а потому успешный правитель должен держать в страхе как своих подданных, так и граждан соседних государств. Политик макиавеллианского типа, как замечает Оана Матей, «не просто тот, кто издат законы; конечная цель политики – обучать граждан, сформировать их гражданское поведение»43. Ради достижения этой цели «благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же – воздерживаться по мере сил»44. Моралью можно пренебречь ради успеха дела, однако это не означает, что государь лишн добродетелей. Добродетели Макиавелли трактует не в христианском или гуманистическом смысле, а в духе платоновского понятия об арете () как о хорошем качестве или благоразумии, то есть том арете, которое Аристотель называет дианоэтическим.

Нравственная высота и духовная свобода – это не то, чем должен быть обеспокоен правитель. Значение Макиавелли для формирования философской традиции политического реализма, таким образом, заключается в первую очередь в изобретении концепции двойной целесообразности и нравственности.

Matei O. The Machiavellian Concept of Civic Virtues // Society and Politics. Vol. 5.

№ 1 (9). 2011. P. 109.

Макиавелли. Государь. – М.: Планета, 1990.

Томас Гоббс в сочинениях «О человеке», «О гражданине» и, конечно же, в своем magnus opus, «Левиафан или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», продолжил традицию, начатую Макиавелли, по секуляризации политической мысли, одновременно ведя наступление против авторитета главного первоисточника схоластической мысли – трудов Аристотеля. Т. Гоббс отвергает тезис Аристотеля о том, что человек есть по природе своей существо общественное45. Также не соглашается он и с характерными для всей идеалистической традиции представлениями о природной нравственности человека и природном же подчинении страстей характеризует общее «беспрестанное желание вс большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью»46. Человек действует эгоистично, индивидуалистки, он существует в мире анархии. От природы люди равны не только в статусе, но и в возможностях, из-за чего возникает взаимное недоверие, а из него – война, поскольку нет власти, которая могла бы сдержать людей. По природе человек не только расчетлив и эгоистичен, но и разумен и договороспособен. Ограничивая свою свободу, люди устанавливают государство. Но если человек выходит из мира анархии, подчиняясь власти суверена, то государства между собой так и продолжают пребывать в состоянии постоянного конфликта, поскольку не имеют над собой Левиафана – той власти, которая примирила бы их, заставив подчиняться одной верховной воле.

Аристотель. Политика. // Его же. Сочинения в 4 тт. Т. 4. – М.: Мысль, 1983.

1253a.

Гоббс Т. Левиафан // Его же. Сочинения в 2 тт. Т. 2. – М.: Мысль, 1991. С. 74.

непосредственное влияние на всю последующую традицию реализма.

Своими идеями об эгоистичной природе людей и политике, проистекающей из борьбы за власть, Гоббс внс неоценимый вклад в развитие традиции реализма, в особенности повлияв на теоретиков неореализма. Для классического реализма крайне важным было представление Т. Гоббса о внешней политике как акте постоянной борьбы, действительной или скрытой. Был заимствован и его пессимистичный взгляд на реализацию идеи установления вечного мира между государствами: доводы разума указывают государствам, как и отдельным индивидам, на возможность сожительство в мире, однако не существует воли, которая установила бы подобное состояние на века. Такое положение дел не означает, что в международных отношениях государственная воля совершенно ничем не сдерживается. В поисках мира государства устанавливают договорные отношения. Но каждое государство будет трактовать эти соглашения в угоду своим интересам, а потому состояние мира всегда будет шатким. Эта идея независимости государств от какого бы то ни было суверенитета, стоящего над ними, которого, в конце концов, попросту не существует, стала важнейшим положением теории неореалиста К. Уолтса.

Т. Гоббс стал важнейшим автором теории политического реализма, однако, безусловно, он не был единственным его источником. Развитие реализма не было бы возможным без легалистской теории С. Пуфендорфа, просвещенческого проекта Ж.

Ж. Руссо, экономических работ А. Смита, Д. Ф. Листа и Д. Рикардо, трудов А. Мэхэна. Весь это теоретический контекст, а также непосредственные политические события – Вторая мировая война и последовавшая Холодная война – привели к разработке новой доктрины национального интереса.

Политический реализм XX в. во многом появился в качестве альтернативы пацифизму и идеализму, которые начали активно проявлять себя после окончания Первой мировой войны. О пацифистах будет сказано подробнее в соответствующем разделе. Что же касается идеалистов, то они основывались на традиции политической философии, идущей от Платона, Аристотеля и Канта, определяя свою главную цель в обнаружении теоретических установок, которые способствовали бы установлению мира и снятию угрозы новой мировой войны. В это время ведтся активная работа по дискриминации войны, трансформации понятия врага в понятие агрессора, а войны соответственно в акты агрессии, что получает правовое закрепление в текстах Версальского мирном договора г., Женевского протокола 1924 г. и пакта Бриана-Келлога 1928 года.

По инициативе президента США В. Вильсона была создана и первая надгосударственная организация – Лига Наций, первоочередной задачей которой была разработка проектов договоров по обеспечению коллективной безопасности в Европе. По инициативе Эдварда Бенеша предполагалось юридически закрепить предложение о введении санкций против агрессора, что предусматривало бы развитие механизмов мирного разрешения международных коллизий.

Выдвигалась идея создания Постоянной палаты международного правосудия (Permanent Court of International Justice), которая занималась бы рассмотрением споров между государствами; и всякое государство, уклоняющееся от рассмотрения своих дел в таком своеобразном третейском суде, объявлялось бы агрессором.

Женевская лига наций предполагала финансовое, экономическое и военное воздействие на те государства, которые развязывают несанкционированную войну. На такого международного преступника государством-противником и его гражданами. Однако попытки создания нового глобального порядка, подкрепленного правовыми постановлениями, провалились.

Надежды на установление долгосрочного мира в 20-30-е годы прошлого столетия оказались иллюзорными. Пацифизм и принципы ненасилия были столь же несвоевременными и ошибочными, как и заявление Н. Чемберлена «я привз вам мир» после подписания Мюнхенского соглашения. Этот пессимизм не замедлил обрести философское выражение. В 1932 г. выходит работа «Моральный исследование»47, в которой американский теолог и специалист по этике Р. Нибур выступил с критикой подобных пацифистских взглядов, необоснованных в мире, где всякое общество агрессивно по своей природе. Основной тезис Р. Нибура состоит в том, что личность может действовать в соответствии с предписаниями морали, но не стоит ждать подобного поведения от сообществ людей, тем более от таких крупных, как государство.

По мнению Дж.Д. Карлсона, профессора факультета религиозных исследований Университета штата Аризона, позицию Р. Нибура можно определить как «этический»48 или «нормативный» реализм.

Подобное определение справедливо указывает на идею значимости Niebuhr R. Moral Man and Immoral Society: A Study in Ethics and Politics.

Kessinger Publishing, 2006.

Carlson J. D. The morality, politics, and irony of war. Recovering Reinhold Niebuhr‘s Ethical Realism // Journal of Religious Ethics. Vol. 36. № 4. 2008. P. 620.

отстаиваемую Р. Нибуром.

Реализм, по Р. Нибуру, состоит не в стремлении оправдать любую политику во благо собственных интересов, но в умении соотносить цели и средства, что стало особенно актуальным в эпоху атомного оружия. Христианская традиция, в контексте которой находился сам Р. Нибур, понимает «человеческую природу, состоящей как из последнего»49. Основой христианской морали Р. Нибур вслед за Августином признат любовь, а эгоизм в таком случае следует действовать нравственно всегда, но подобное положение дел не означает главенство имморализма в межличностных и политических абсолютного, идеального комплекса правил, но применима как набор руководящих принципов.

Иное общепринятое обозначение взглядов Р. Нибура состоит в понятии «религиозного реализма»51. Сакральное значение войны Р.

Нибур видел в Божьем суде над людьми как грешниками. Таким образом, одна из сторон всегда оказывается виновной в эскалации конфликта. Кроме того, война может быть в некоторые моменты наиболее удачной альтернативой из прочих доступных вариантов решения политических вопросов.

Niebuhr R. Man‘s Nature and His Communities. Essays on the dynamics and enigmas of man‘s personal and social existence. New York: Scribner, 1965. P. 39.

Niebuhr R. Christian Realism and Political Problems. New York: Charles Scribner‘s Sons, 1953.

Patterson E. Christianity and Power Politics Today: Christian Realism and Contemporary Political Dilemmas. Palgrave Macmillan, 2008. P. 54.

Будучи протестантским мыслителем, Р. Нибур не мог пройти мимо католической традиции справедливой войны, которую, впрочем, и не отрицал абсолютно, и аргумента к справедливости в политической стратегии оказываются, по мнению Р. Нибура, тесно одновременного удовлетворения и нравственных принципов, и требований национальных интересов52.

Начавшаяся Вторая мировая война укрепила позиции реализма, который продолжал доминировать и на протяжении нескольких десятилетий после войны, пока в 80-е г.г. не уступил место неореализму. В 1939 г. была опубликована работа британского дипломата и историка Э. Х. Карра «Двадцать лет кризиса: 1919–1939.

обрушивается на утопистов с их исключительной верой в прогресс, силу разума и высокую нравственность людей. По мнению Э. Х.

Карра, идеалисты разработали «доктрину гармонии интересов», которая необходима правящему классу для «оправдания и сохранения своего господствующего положения»54. Однако такое положение дел на самом деле означает отсутствие самой возможности проявления гармонии интересов, поскольку между различными группами не существует никакой общности и нет универсальной морали – каждая нравственными. В этом реализм становится близок прагматизму и его представлениям о когерентной этике. Э. Х. Карр формулирует Niebuhr R. Love and Justice: Selections from the Shorter Writings of Reinhold Niebuhr. Edited. by D.B. Robertson. Louisville, Ky.: Westminster, John Knox Press, 1992. P. 273.

Carr E.H. The Twenty Years Crisis. Palgrave Macmillan, 2001.

Carr E.H. The Twenty Years Crisis. P. 80.

основной принцип реализма, утверждающий господство политики над этикой: «правитель правит, потому что он сильнее, а подчиннные подчиняются, потому что они слабые»55. Подчиннным выгоднее принять волю властителя, поскольку в противном случае их принудят к этому силой. Подобно Т. Гоббсу Э. Х. Карр определяет этику как систему, установленную властью, которая основана на принуждении.

В мире международных отношений невозможно, поэтому, установить гармонию интересов, он всегда пребывает в состоянии конфликта интересов, а международная безопасность зависит от доминирующей в данный момент силы, как это было, к примеру, во времена расцвета Римской или Британской империй.

Несмотря на все достижения Р. Нибура и Э. Х. Карра, заслуга превращения реализма в разврнутую мощную и действенную теорию принадлежит лидеру течения классического или традиционалистского реализма Гансу Моргентау. Г. Моргентау в свом центральном сочинении «Политические отношения между нациями: борьба за власть и мир», впервые опубликованном в 1948 г. и затем переиздававшемся около десяти раз, заявляет, что, будучи реалистом, верит в возможность выведения базовых законов общества из знаний, полученных при изучении природы человека. Именно в природе человека следует искать корни всех социальных и политических процессов. В центре своей системы Моргентау ставит гоббсовского человека: индивидуалиста, эгоиста, но разумного и ведущего постоянную борьбу. Пороки человеческой природы не позволяют людям строить отношения исключительно на принципах морали.

Желание доминировать оказывается основой всех конфликтов.

Carr E.H. The Twenty Years Crisis. P. 42.

И это уже не гоббсовский, а ницшеанский принцип. Влияние Ф.

Ницще на Г. Моргентау, которого представляют как в первую очередь американского мыслителя, нередко упускается из виду, однако это, герменевтическая ошибка. У Ф. Ницше, очевидно, Г. Моргентау конструкциям, что сказалось на форме его собственных работ.

Нигилистические корни мысли Моргентау требуют отдельного рассмотрения, нам же важно отметить ницшеанскую метафору баланса сил, которая, хотя и имеет непосредственное отношение к просвещенческому рационалистическому проекту, трактуется явно ницшеански как стремление к господству. Волю к власти Г.

Моргентау называет ключевым принципом человеческих отношений и всякой политики, в том числе и международной.

В «Политические отношения между нациями: борьба за власть и мир» Г. Моргентау сформулировал шесть принципов политического реализма. Второй из них состоит в том, что правитель, как и обычный человек, думает и действует сообразно национальному интересу, raison d‘etat, который определяется в терминах силы58. Таким образом, политика – это осмысленная, рациональная область деятельности, в ходе которой принимаются политически выгодные решения и оцениваются их последствия. Этика не может быть исключена из политической жизни, однако она всегда должна соотноситься с предусмотрительностью и благоразумием, которые составляют высшую добродетель политики. Х. Моргентау усиливает аргумент Э.

Peterson U. E. Breathing Nietzsche's Air: New Reflections on Morgenthau's Concepts of Power and Human Nature // Global, Local, Political. Vol. 24. № 1. 1999.

Morgenthau H. Politics Among Nations: The Struggle for Power and Peace. New York: Alfred A. Knopf, 1978. P.p. 4, 29.

Morgenthau H. Politics Among Nations: The Struggle for Power and Peace. P. 4-6.

Карра, замечая, что нам следует различать моральные догмы, которые независимой сферой деятельности, они отказываются от крайне радикальной идеи Макиавелли о полном исключении этики из политики. Сам Х. Моргентау называет такой подход «легалистскиморалистским», подразумевая, что поскольку для классического реализма политика понимается как конфликт интересов и борьба за власть, теоретикам, представляющим это течение, в первую очередь необходимо заниматься проблемой обеспечения взаимного признания сторон политического процесса, но не исправлением нравов.

Подобный взгляд критиковался Р. Нибуром, который хотя и был личным другом Х. Моргентау и имел значительное влияние на него, вс же полагал, что «реализм становится морально циничным или нигилистическим»59, когда отказывается от должного обращения к морали. Х. Моргентау и его последователи, такие как Г. Кеннан, применимости этики к международным отношениям, полагая, что обращение «к принципам морали для поддержки национальных интересов… всегда и с необходимостью оказывается обманом» 60.

Однако подобный подход не означает полного исключения этики из политической жизни. Государства вынуждены обращаться к морали как некому сдерживающему фактору, принимать е во внимание. Осознание важности этических принципов заставляет отказаться от истребительной войны всех против всех в гоббсовском е понимании.

Niebuhr R. Christian Realism and Political Problems. P. 78.

Morgenthau H. National Interest and Moral Principles in Foreign Policy: The Primacy of the National Interest // American Scholar. № 18. 1949. P. 207.

Г. Моргентау в середине прошлого столетия стал, действительно, ключевой фигурой не только для теории реализма, но и для всей дисциплины международных отношений и практической философии, политическая обстановка значительно изменилась в последней трети транснациональных компаний. Концепция реализма была обновлена неореалистами, среди которых особенно выделяется К. Уолтс и его работы «Теория международной политики» (1979) и «Человек, государство и война» (1959). К. Уолтс отстаивал структуралистский подход к международной политике, основанный на рационализме в духе И. Канта. Как замечает российский исследователь теории неореализма В. Н. Конышев в своей монографии «Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории», согласно К. Уолтсу, «политическое поведение человека направлено не просто на максимальное обеспечение своего эгоистического интереса.

Индивидуум вынужден соизмерять свои нужды с долгосрочными последствиями для общества, чтобы выжить. Концепция рациональности проявляется не только на уровне индивидуального принятия решений, но и пронизывает всю систему общественных отношений»61. Принципы существования индивида применяются К.

Уолтс и для описания политической жизни.

Государства, связанные сетью международных отношений, подобны участникам экономических отношений, и объединяет их в конечном итоге общий интерес – стремление выжить. Именно поэтому, несмотря на многообразие форм правления и политических Конышев В. Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. С. 61-62.

доктрин, несмотря на анархию, царящую в мире большой политики, государства в целом существуют по одним и тем же правилам.

Количество великих держав и распределение силы – вот главные переменные, определяющие состояние системы международных отношений. Если для классического реализма власть была и целью, и средством, то есть большую силу получало государство, накопившее власть, то неореализм говорит скорее не о силе, а о национальной безопасности, которая зависит от распределения силы в общей системе межгосударственных отношений.

Целью К. Уолтса было построение позитивистской теории реализма, свободной от оценочных суждений. По его мнению, политическую философию. Одно государство не может довериться другому, неуверенность подталкивает их к применению крайних средств, а значит, войны будут повторяться снова и снова. Как замечает сам К. Уолтс, «поскольку некоторые государства могут пожелать применить силу для достижения собственных целей, и поскольку нет власти, которая могла бы помешать им, даже склонные к миролюбию страны должны вооружаться. Война происходит из-за того, что некому предотвратить е: не существует автоматического согласования государственных интересов, и наличествует постоянная возможность, что конфликт разрешится силой»62.

международных отношениях в силу того, что государства хотя и не подчиняются некой власти, стоящей выше авторитета отдельных наций, но вс же образуют общую политическую международную Waltz K. Man, the State and War. New York: Columbia University Press, 1954. P.

188.

структуру. По мнению К. Уолтса, этот баланс поддерживается благодаря тому, что сверхдержавы, которыми на момент написания основных работ К. Уолтса были СССР и США, обладают оружием массового поражения, в частности, ядерным оружием. В этом контексте существование двух сверхдержав кажется К. Уолтсу более предпочтительным, нежели однополярный или мультиполярный мир, поддержания стабильности, самосохранению международной структуры и предотвращению ядерной войны. Однако подобное суждение указывает на внутреннее противоречие теории К. Уолтса. В ключевой характеристике политического состояния мира он не может позитивистскую, научную теорию международных отношений.

Среди наиболее значительных теоретиков реализма стоит назвать непосредственного применения в практике международных отношений, концепция подвергается критике со стороны более либеральных мыслителей, идеалистов и теоретиков справедливой войны. Главный аргумент реалистов в пользу слабости идеи универсальных ценностей, которые не могут существовать, поскольку такого рода всеобщие законы всегда оказываются выражением чьейлибо политики и могут быть использованы господствующими силами ради своей выгоды, не является столь уж сильным. Тот факт, что узурпация нравственности институтом власти на самом деле имеет место, не означает, что общечеловеческие законы морали не существуют в действительности. Стремление к миру, порядку, спокойствию и справедливости присуще в равной мере большинству людей на Земле. Однако и заявление противников реализма о том, что эта теория рисует излишне мрачную картину существования, когда главной задачей человека, в конечном счете, оказывается борьба за власть, также нельзя назвать состоятельным. Слабым место реализма можно назвать также и то, что реалисты, хотя и допускают международных отношениях, зачастую пренебрегают их значением, объявляя их сравнительно маловажными, указывая на особое место государства в международной политике. Кроме того, много нареканий вызывает ненаучность традиционного реализма. Концепция Х.

стремлению исследовать множество частных фактов, которые трудно было объединить в единую теорию. Это положение было исправлено К. Уолтсом, который уделял значительное внимание вопросу верификации собственной теории, построенной с использованием научного методологического аппарата. Однако теория Уолтса сталкивается с рядом характерных для реализма трудностей. Так, идея баланса сил, который предлагается в качестве гаранта международной стабильности и безопасности, представляет собой лишь уловку или иллюзию, поскольку наращивание сил сверхдержавами приводит к эскалации конфликтов, а не их исчезновению. Кроме того, такая теория, построенная на основе анализа конкретных событий универсальность. Основным же внутренним противоречием реализма следует назвать невозможность удержаться вне морали и отказаться от оценочных суждений при анализе политических структур, что См. Конышев В. Н. Американский неореализм о природе войны: эволюция политической теории. С. 35-36.

делает проект построения позитивистской теории международных отношений несостоятельным.

Милитаризм как одну из форм теорий войны нередко ошибочно считают близким к реализму, поскольку обе теории принимают войну и не стремятся наложить на не какие бы то ни было ограничения. В одном из последних на сегодняшний день исследований по данной тематике доктор Анна Ставрианакис из университета Суссекса подготовке и ведению организованного политического насилия»64. И националистической политики. Несмотря на то, что реализм и милитаризм видят войну приемлемым способом ведения политики, между ними существуем ряд различий, требующих прояснения.

Теоретики реализма, как, к примеру, Суь-Цзы или Калузевиц, занимаются исследованиями того, как быстрее обеспечить победу своего государства в войне, к которой следует прибегать в качестве взаимоотношений оказались неуспешными. Ужасы войны для реалистов очевидны, ими нельзя пренебречь, но можно согласиться на них в исключительных случаях. Если реалисты обращаются к войне только в крайнем случае, сперва просчитав все возможные издержки от будущего вооруженного столкновения, то милитаристов ужасы и потери, связанные с войной не останавливают от экспансионистской политики, поскольку в ней они видят благо для собственного народа.

Stavrianakis A., Selby J. Militarism and International Relations. Political Economy, Security, Theory. New York: Routledge, 2013. P. 3.

Война, по мнению последних, даст гораздо больше, чем мир, и покроет все издержки.

Как отмечают авторы работы «Нравственные ограничения войны: проблемы и примеры», написанной интернациональной группой философов, излагающих систематизированную современную теорию справедливой войны, милитаризм кардинальным образом отличается от реализма, поскольку считает войну приемлемой с этической точки зрения. Война не только полезна в качестве политического инструмента, но и дат человеку переживание совершенно иного порядка, чем обыденная жизнь, а потому сама суть высоконравственна и ценна.

Милитаристы в войне видят благую силу, польза которой проявляется в двух аспектах. Во-первых, война при всех е ужасах служит делу воспитания граждан. Война требует воспитания большого количества граждан-солдат, обладающих не только военными навыками, но и этосом воина. Мужество, честь, братство, верность общему делу – вот основные добродетели, которые прививаются людям на войне. Со временем жизнь граждан-солдат унифицируется и вс больше напоминает пребывание в военном лагере. Распорядок дня строго определн, и поскольку жизнь унифицирована, то и граждане со временем облачаются в ту или иную униформу, так в нацистской Германии существовало до видов различной формы, как для военных, так и для обычных служащих. В то же время война конституирует и единство нации, граждане понимают, что они объединены в борьбе, в верности своему делу и лидеру. Таким образом, выгоду от войны получают не только отдельные личности, но и государство в целом.

Естественно, милитаристское государство вынуждено искать врагов, поскольку без определения источника угрозы такой режим функционировать и существовать неспособен. Помимо обязательных противники. Внутренние враги, пожалуй, представляются более опасными, поскольку угрожают свержением режима или же наоборот их отличает излишняя пассивность, равнодушие к общему делу, также разлагающая государство, единое в общей цели.

В качестве примеров милитаристских государств можно привести европейские империи конца XIX - начала XX в.в., скатившиеся в итоге к гонке вооружений и отказу от диалога, что привело к Первой мировой войне. Кроме того, милитаристскими были и Япония в первой части периода Сва (до капитуляции во Второй мировой войне), фашистская Италия, нацистская Германия, а в настоящее время таковой остатся самое тоталитарное государство современности – КНДР. Не смотря на общность характерных признаков милитаристских режимов, цели и идеологии таких государств могут быть совершенно различными. Милитаристский превосходство собственной нации над прочими, религиозную или какую-либо этическую идею.

обсуждаться в XIX в. Профессор колледжа Вассара В. Рили в статье «Философия милитаризма: его сторонники и критики»65, временами довольно пристрастной, что, впрочем, объясняется временем е появления, анализирует философский контекст зарождения милитаризма. В. Рили вслед за французским историком философии Riley W. The Philosophy of Militarism: Its Exponents and Critics. The Bookman, March 1917. P. 37-43.

Эмилем Бутру называет первым представителем милитаризма Г. В.

Ф. Гегеля, «Философия права» которого содержала идею единения гражданина и государства, превращения их в единую сущность.

Далее В. Рили указывает на гегелевское понятие истории, в ходе которой народы сражаются между собой, но побеждает тот, который избран Богом. Военная мощь – это сила, почтная и божественная по своей природе, в то время как жалость и сострадание – признаки слабости, от которой надо избавиться.

Милитаризм развивался и усилиями Генриха фон Трейчке, который отстаивая идеи империализма и национализма, использовал и гегелевскую идею о государстве. «Государство – это люди, объединнные законом как независимая сущность»66 – таким Государство далее – это сила, противопоставленная силе других таких же сущностей. И главная задача государства состоит в обеспечении собственной мощи, ключевая функция государства – это война, защита своих граждан вооружнными силами. Эта задача составляет основу этики государства, которая по своему смыслу выше этики, принятой в обществе. Война объявляется нравственно необходимой и, по сути, является божественным законом мира.

Нередко Трейчке относят к одному из представителей реализма, однако его понимание автономии государственной этики вместе с идеями превосходства германской нации, заставляют нас считать его апологетом милитаризма. Другой немецкий идеолог милитаризма Отто фон Бисмарк был весьма агрессивен в своей политической философии, полагая, однако, что эффективная политика заключается в распространении экспансии любыми методами, отличными от Treitschke H. Politics. New York: The Macmillan Company, 1916. P. 3.

войны. И как замечает американский политический философ Артур Т. Лаутербах в статье «Милитаризм в западном мире», эту стратегию заимствовал и пытался претворить в жизнь и А. Гитлер67.

Наиболее значительным автором, отстаивавшим идеи борьбы как высшей нравственной ценности, бесспорно, стал Ф. Ницше. Его биологическое представление о морали понятно хотя бы из следующей цитаты из «Воли к власти»: «Жизнь есть результат существование, поддерживается несгибаемой волей к войне, волей к власти. Человеческая воля на протяжении истории, начиная с доисторического человека, проходит через стадии очищения и освобождения. Демократия, либерализм и христианство – вс это порабощает человека. От всего этого Ницше предлагает скорее освободиться, поняв, что «благо войны освящает всякую цель».

авторами консервативной революции: Эрнстом и Фридрихом Юнгерами, Х. Фрайером и другими. Молодые немецкие мыслители катастрофичности текущего момента времени и необходимости борьбы со старым миром, характеризует который «паралич воли, связанный с моралью сострадания»69. Для раннего Э. Юнгера, позиция которого сильно изменилась в последующие годы, характерно восприятие войны как основной экзистенциальной силы человека, что находит отражение, как в первой его крупной работе «В стальных грозах», так и в политических статьях 20-х годов. Так, в Lauterbach A. Militarism in the western world // Journal of the History of Ideas.

University of Pennsylvania Press Vol. 5. № 4. 1944. P. 454.

Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. – М.: Культурная Революция, 2005. С. 54.

Юнгер Ф. Ницше. – М.: Праксис, 2001.

статье 1925 г. «Война как внутреннее переживание» Юнгер говорит о господствующем положении человека-воина: «военная техника – всего лишь материя, из которой душа на ощупь, вслепую создат свои образы… Господствующий над материей господствует и над собой – таков совершенный человек»70. В этой же статье критике подвергается французский пацифист А. Барбюс и его знаменитый «Огонь». Барбюс и его сторонники, по мнению Юнгера, предлагая отменить войну, объявляя е безнравственной, бьют мимо цели.

Описывая «мрачную изнанку» войны, Барбюс упускает то великое психологическое переживание, которое она дат. А именно в этом переживании, закалнном в горниле войны, Юнгер видел особую послевоенное общество.

Во время Первой мировой войны выходит книга немецкого философского антрополога М. Шелера «Гений войны и немецкая война»71. Эпиграфом к своей работе Шелер выбрал цитату из Шиллера: «Но война также имеет свою честь, двигатель человеческой судьбы». Первая мировая война имеет судьбоносное значение для всей западной цивилизации, по словам Шелера, потому что в ней проявляется столкновение культур Европы и России. Немцы ведут борьбу со всеми пороками европейской цивилизации, с декаденством Франции и жаждой господства Великобритании, а также сдерживают натиск дикой России. Если французские, американские, английские или русские критики обрушивались на Германию, обвиняя е в извращении и предательстве идеализма и романтизма, то немцы могут Юнгер Э. Война как внутреннее переживание.// Его же. Националистическая революция. Политические статьи 1923–1933. – М.: Скименъ, 2008. С. 46-47.

Scheler M. Der Genius des Krieges und der deutsche Krieg. Leipzig: Verlag der Weissen Bcher, 1917.

на это ответить обвинениями в бездуховности и капиталистической затхлости. Схожие позиции отстаивал и другой немецкий мыслитель В. Зомбарт, который так же, как и М. Шелер стал писать об «идеях 1914 года, противопоставленных идеям 1789 года»72. Фактически для Зомбарта и многих других немецких авторов того времени милитаризм стал проектом, альтернативным просвещенческому.

противопоставлялись англичанам, олицетворяющим образ торгаша.

Такова основная идея работы В. Зомбарта «Торгаши и герои.

Раздумья патриота»73, опубликованной «в седьмой месяц войны» в 1915 г. Вся британская философия от Ф. Бэкона до Г. Спенсера представляет собой разговор «о торговле, деньгах, процентах, о торговом балансе, налогах, государственном кредите и тому подобных предметах»74. И борьбу с такой философией и жизненной позицией должны повести немцы. Подобная война означает не просто битву за ресурсы или территории, но являет собой столкновение двух форм мировоззрения, мирное сожительство которых невозможно.

Милитаризм для германского народа, по мнению В. Зомбарта «это естественная эманация духа»75. Диалектика милитаризма проявляется в том, что он оказывается одновременно и порождением немецкого духа, и необходимым условием его существования.

самобытность и духовность в борьбе с британским народом. Двум Руткевич А. М. Вернер Зомбарт – историк капитализма // Зомбарт В.

Сочинения. Т.1. – СПб., 2005. С. Зомбарт В. Торгаши и герои. Раздумья патриота. // Его же. Собрание сочинений в 3 тт. Т. 2. – СПб.: Владимир Даль, 2005. См. также Зомбарт В. Война и капитализм // Его же. Собрание сочинений в 3 тт. Т. 3. – СПб.: Владимир Даль, 2008.

Там же. С. 13.

Там же. С. 67.

типам народов соответствует и два типа государства. Британская империя отрицает саму идею государства как культурной и цивилизаторской общности людей. Британия, ««мировая империя», порожденная чисто меркантильным духом»76, представляется В.

Зомбарту не государством, а своего рода огромной торговофинансовой корпорацией, со своими штаб-квартирой и филиалами.

Война понимается англичанами как результат торговых конфликтов и ведтся с применением «подлых средств»: таких как тайные переговоры, экономические санкции или давление со стороны СМИ.

В противоположность британскому, германское государство основывается на особом типе духовности, воспитанной романтизмом, немецкой классической философией и нигилизмом. Такое государство сознательная организация надындивидуального, которому отдельные индивидуумы принадлежат как его части»77 и не имеет ничего общего с договорным и продажным британским духом.

Как политическая форма милитаризм по В. Зомбарту обладает рядом характеристик. Во-первых, речь идт о главенстве военных интересов над прочими сферами, и в первую очередь над экономикой.

Во-вторых, постулирование воинских добродетелей, таких как храбрость и повиновение, в качестве основных нравственных упорядоченности внутреннего жизненного пространства каждого человека и всей государственной системы. Третьей ключевой характеристикой милитаризма В. Зомбарт называет готовность к самопожертвованию ради общего блага. Обеспечение полноты раскрытия всех этих категорий возможно только на войне, поэтому война для милитаризма священна. Критики войны, согласно В.

Зомбарту, проповедуют торгашескую этику, лишнную понятия о первичности ценности общественного, государственного в сравнении со значимостью отдельной личности. В этой позиции прослеживается ницшеанские и шопенгауэровские идеи о выходе храброй, самопожертвования.

Милитаризм понимает войну, формирующую героическое мировоззрение, и как очищающую силу, способную спасти человека от духовного разложения, к которому тяготеет культура торгаша. Этот очищающий огонь войны рождает, как полагает В. Зомбарт, и выдающихся гениев культуры: Ф. Шиллера, И. Гте, Л. Бетховена, всю классику немецкой философии. Вся эта культурная и научная традиция также благосклонно воспринимала войну. Исключение составляет лишь сочинение И. Канта «О вечном мире», появление которого В. Зомбарт склонен объяснять скорее старостью философа, нежели его стремлением ограничить войну.

исключительно германских авторов, хотя прочие европейские философы в первую очередь выступали с критикой этого направления мысли. Так, во второй половине XIX в. под воздействием идей дарвинизма в Великобритании появляется работа социолога Г. Спенсера «Основания социологии», в котором описаны два основных типы обществ: промышленный и военный (militant).

Военный тип общества характеризует государства, в которых фактически вся нация мобилизована, а общество пронизано структурами, характерными для армии. В таком государстве вс строго иерархично, государственная власть контролирует все сферы жизни, и господствует представление о том, что человек существует ради блага отечества. Борьба в военном обществе ведтся, как и с внутренними врагами, несогласными с текущим положением дел, действительности и всякое промышленное общества с лгкостью может изменить свой тип на военный. Среди прочих важных исследовательских работ по милитаризму того периода следует выделить Т. Карлайля и его труд «Герои, почетание героев и героическое в истории»78 и работу У. Бэджет «Физика и политика или размышления о применении принципов «естественного отбора»

и «наследственности» к политическому сообществу»79.

Милитаризм подвергся критике и со стороны французских авторов философии жизни: Э. Бутру и А. Бергсона. Бергсон публикует в конце 1914 года эссе «Значение войны» и в 1932 г.

крупную работу «Два источника морали и религии», в которых размышляет о значении войны для человеческого общества. Бергсон высказывается в пользу того, что милитаристское государство фактически приводит сво общество к естественному состоянию, которое характеризуют «внутренняя замкнутость, сплоченность, иерархия, абсолютная власть вождя — все это означает дисциплину, военный дух». Такое государство играет на воинственном инстинкте людей, «который так силен, что он проявляется первым, когда мы соскребаем слой цивилизации, чтобы обнаружить слой Carlyle T. On Heroes and Hero Worship and the Heroic in History. London, Chapman and Hall, 1840.

Bagehot W. Physics and Politics Or thoughts On The Application Of The Principles of "Natural Selection" and "Inheritance" To Political Society. Cosimo Classics, 2007.

Бергсон А. Два источника морали и религии. С. 307.

природы»81. Вражда – заложенное природой качество человека, полностью раскрывается в политической жизни. Совершенно в духе шмиттианского понятия друга и врага французский философ замечает, что «оба противоположных изречения: Homo homini deus и Homo homini lupus, — легко примиряются друг с другом. Когда Бергсона, в частности его концепция открытой и закрытой морали, были развиты К. Поппером в работе «Открытое общество и его враги», где критике подверглись Платон, Гегель и К. Маркс в качестве авторов, способствовавших идейному формированию тоталитаризма.

В настоящее время милитаризм не применяется активно в качестве основы национальных идеологий, чему способствовала в частности трансформация капитализма, который очистился от империалистических тенденций в классическом их понимании, а также развитие концепции либеральных ценностей. Милитаризм малоприменим и потому, что замыкается на идее войны, подчиняя ей весь общественный и экономический уклад жизни страны, не предлагая своим гражданам каких бы то ни было альтернатив, что вынужден либо начать войну, которую редко может выиграть, либо измениться, либо рано или поздно ждать, когда изменения произойдут снизу, поскольку закрытый характер милитаристского государства, плановая экономика и репрессии в конечном итоге делают такой режим малопривлекательным и истощают граждан.

Проект создания тоталитарного государства полностью не оправдал себя, хотя попытки его реализации продолжаются и в наше время.

Сторонники пацифизм или идеализма полностью отвергают возможность этического оправдания войны, даже той, что является последним средством и могла бы быть оправдана с точки зрения теории справедливой войны. Само слово пацифизм происходит от латинских слов pax, т.е. мир, и facio – создание, делание.

Одним из первых авторов, развивавших идеи пацифизма, обычно называют древнекитайского философа Мо-цзы, который в V в. до н.э. создал учение о всеобщей любви. Его учение о всеобщей любви и активная критика войны как таковой заставляет причислить его к сторонникам ненасильственных мер в решении конфликтов.

Аргумент Мо-цзы в общих чертах сводится к следующему. В обычных внутригосударственных отношениях убийство человека считается несправедливым и будет караться смертным приговором, а убийство десяти или сотни человек, следуя обозначенной логике, должно было бы караться десятью или сотне смертных приговоров.

Убийство ставится вне закона, оно запрещено. Однако когда речь идт о «великой несправедливости – нападении на соседние государства, никто не заявляет о том, что надо осудить это нападение, напротив, все одобряют его, называя справедливым»83.

Мо-цзы утверждает, что подобная двойственность свидетельствует о Mozi. Book 5. Condemnation of Offensive War I. Later Mohist Logic, Ethics, and Science. Chinese University Press, 1978. URL: http://ctext.org/mozi/condemnation-ofoffensive-war-i полном незнании разницы между справедливым и несправедливым.

В качестве альтернативы войнам и насилию Мо-цзы предлагает универсальный закон всеобщей любви. Недостаток почтительности и благочестия, полагает китайский философ, – основание для явления в мир беспорядка. Так, «если сын любит только себя, но не своего отца, то он извлекает пользу только для себя, но не для своего отца»84. Если же правитель любит только,,,радают и министры, и далее вс государство в целом. Если же правитель любит только сво государство, но не все прочие, то это дат ему основание нападать и государства. Если же каждый с тем же почтением относится к личности другого, как к своей собственной, то не будет разбойников и воров. Если каждый правитель уважает соседние государства, как сво собственное, то не будет беспорядков и войн. Фактически Моцзы предлагает здесь собственную формулировку золотого правила нравственности.

традиции, и в частности на «Нагорной проповеди» Христа и сентенции «блаженны миротворцы», в первые века новой эры появился ряд сочинений о неприемлемости насилия, однако в христианской традиций справедливой войны. Сочинения Эразма Роттердамского оказались одними из ярчайших и влиятельнейших Роттердамский войну, как противную всему сущему, называет «первопричиной всех бед и зол». А в XXIII главе трактата «Похвала Mozi. Book 4. Universal Love I. Later Mohist Logic, Ethics, and Science. Chinese University Press, 1978. URL: http://ctext.org/mozi/universal-love-i глупости» Эразм дат ей следующее определение: «состязание, во время которого каждая из сторон обязательно испытывает гораздо больше неудобств, нежели приобретает выгод». Таким образом, вооруженная борьба неприемлема и чужда философскому, просвещенному уму как бессмысленное и низкое занятие. И неудивительно, что Дезидерий указывает на то, что ведтся война «дармоедами, сводниками, ворами, убийцами, тупыми мужланами, нерасплатившимися должниками и тому подобными подонками общества». Однако война для Эразма не просто занятие бессмысленное и жестокое, она противна основной заповеди Христа о любви к ближнему своему, а значит, это дело несправедливое и нечестивое для всякого христианина. Очевидно, только лица, которые отвергли мораль и христианский закон, отрешившиеся от природы, а к таким могут относиться и церковные лидеры, занимаются ратным делом.

Среди прочих авторов ренессансного пацифизма необходимо отметить Этьена де ла Боэти (или Боэси) и его «Рассуждение о добровольном рабстве», опубликованное в 1553 г. Ла Боэти по праву может считаться одним из первых философов, выдвинувших идею неподчинения в качестве альтернативы насильственному способу борьбы с тираническими режимами и политическим господством.

Влияние этого автора весьма значительно на многих более поздних авторов и, в частности, на русского писателя и религиозного мыслителя Л. Н. Толстого. Л. Н. Толстой в трактате 1908 г. «Закон насилия и закон любви», свом духовном завещании, как назвал это сочинение А. А. Гусейнов, использует обширную цитату из Ла Боэти для подкрепления аргумента о ненасильственном анархизме85. Также среди ключевых сочинений Л. Толстого по религиозному пацифизму жизнепонимание»86, написанную в 1890-1893 г.г. как ответ на брошюру «Катехизис непротивления» А. Баллу. В центре этой работы Толстого стоит вопрос о несопротивлении злу силой.

Толстой обличает тиранические правительства, которые по сути своей аморальны и занимаются решением проблем меньшей богатой части общества, в результате чего массы простого народа оказываются угнетнными посредством таких инструментов, как воинская повинность, тюремное заключение, сбор налогов. Хотя Л.

Н. Толстой и является наиболее известным идеологом пацифизма, русская философия богата и многими другими представителями этого течения. Исследованию этого вопроса посвящены работы доцента кафедры этики философского факультета МГУ им. М. В.

Ломоносова А. А. Скворцова87 и коллективный труд «Долгий путь российского пацифизма: Идеал международного и внутреннего мира в религиозно-философской и общественно-политической мысли России»88. Одним из наиболее оригинальных мыслителей, отстаивавших пацифистские идеи, был русский финансист и Подробнее о заимствованиях из Ла Боэти у Толстого см. в предисловии Мюррея Ротбарда к американскому изданию «Рассуждения о добровольном рабстве» Толстой Л. Н. Царство Божие внутри вас или христианство не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание. / Его же. Полное собрание сочинений в томах. Т. 28. – М.: Государственное Издательство Художественной Литературы, 1955.

См. в частности. Скворцов А. А. Этические проблемы войны в русской религиозной философии ХХ в.

Долгий путь российского пацифизма: Идеал международного и внутреннего мира в религиозно–философской и общественно–политической мысли России. / Ответственный редактор: Павлова Т. А. – М.: ИВИ РАН, 1997.

промышленник И. С. Блиоха, который в 1898 г. выпустил объмный труд в 7 томах «Будущая война и ее экономические последствия». И.

С. Блиох выступает с идеей невозможности большой войны в традиционном е понимании, поскольку она была бы связана с непомерными финансовыми и производственными затратами, которые ни одно правительство не захочет нести. Кроме того, развитие военной промышленности привело к появлению оружия исключительной разрушительной силы, что делает оборонительную позицию выигрышной и поставит противников в патовую ситуацию.

И. С. Блиох верно оценил характер будущих войн, затяжных, позиционных и тотальных, однако подобные свойства конфликтов не привели к исчезновению войн.

Среди активных сторонников пацифизма особое место занимает М. Ганди, который после прочтения письма к Таракнатху Дасу Л.

Толстого (в котором опять-таки проявляется сильнейшее влияние Боэти) сам решился написать русскому мыслителю и, таким образом, укрепился в своих взглядах и выборе в качестве главного средства массовые акции ненасильсвенного неповиновения. Свои убеждения М. Ганди претворил в практику сатьяграхи – борьбы за социальные изменения мирным путм. Ненасилие Ганди понимал как добродетель, нравственную практику, подобную той, что буддисты называют ахимса.

Ганди, вдохновленный Л. Н. Толстым, в свою очередь вдохновил немалое число европейских и американских пацифистов.

Бирмингемской тюрьмы», «Завет надежды» и прочих развивает идею Ганди о том, что основой ненасилия служит любовь. Для Кинга это братская любовь, понимаемая, конечно же, в духе Нового завета. Альберт Эйнштейн и Бертран Рассел, обеспокоенные невиданным доселе развитием разрушительной мощи оружия, сформулировали ряд положений по вопросам войны, известных как Манифест Рассела-Эйнштейна 1955 года. Убежднные в неизбежной гибели человечества в случае развязывания ядерной войны, авторы манифеста требуют от правительств всех государств отказаться от войн и использования исключительно «мирных средств разрешения всех спорных вопросов».

Одним из самых значительных современных мыслителей, стоящих на пацифистских позициях является Роберт Холмс – профессор философии университета Рочестера. Р. Холмс в своих работах89 отстаивает позиции либерально-демократического пацифизма. По мнению Холмса в современном мире война проповедует либеральная демократия. Текущую военную систему государств и практику призыва на воинскую службу Холмс считает незаконной, поскольку «никто не имеет права отдавать приказа убивать, и никто не может быть оправдан за убийство по приказу» 90.

Вооружнный отпор действиям агрессора может быть дан, то есть пацифизм не пассивен по своему характеру, но сначала необходимо попробовать все ненасильственные методы разрешения конфликтов, в первую очередь посредством ведения переговоров.

Пацифистские доктрины, хотя и ставят целью искоренить войну из межгосударственных отношений, вс же представляются теорией излишне радикальной и несбалансированной. Пацифизм отвергает войну, полагая, что всякий конфликт необходимо пытаться решить См. Holmes R. Nonviolence in Theory and Practice. Waveland Press, 2004.

Holmes R. Pacifism for Nonpacifists // Journal of Social Philosophy. Vol. 30. № 3.

1999.

иными, ненасильственными способами. Однако иногда перед государством и народом стоит альтернатива вступления в войну или отказ от борьбы и последующее порабощение, подчинение тирану, истребление населения и нищенские условия существования. Как замечает Я. Нарвесон, крайний «пацифист должен думать, что война хуже, чем нищета, и что почти любого тирана следует терпеть, вместо того чтобы начинать войну»91. Но принятие подобной позиции будет означать добровольный отказ от собственной свободы в угоду следованию принципу ненасилия. Выдвигается также аргумент против идеи «чистоты рук», присущей пацифистам.

Пользуясь общественными благами, пацифисты отказываются защищать государство, которое дат им эти блага. Попытка спроецировать положения частной морали, предполагающей приводит к уничтожению самой публичной сферы; личным общественным.

определением тех случаев, когда допустимым становится участие в вооружнном конфликте, то есть обращается к моральным оценкам условий борьбы, и в таком виде он оказывается близким к теории представляет собой отдельную фундаментальную нормативную теорию войны, а является одним из вариантов развития теории bellum justum. Он указывает на необходимость отказа от насилия, если только насилие не поможет сдержать насилие другой стороны.

Возможности человека по полному отказу от войн, вероятно, вс ещ Narveson J. Is Pacifism Reasonable? // Filozofski Godinjak. Beograd. № 25. 2012.

P. 149.

крайне ничтожны, поэтому большую ценность представляют доктрины, стремящиеся наложить определнные ограничения на использование силы в международных конфликтах, такие как реализм и теория справедливой войны, которая и будет рассмотрена в следующем пункте.

Стремление человека если не отказаться от войн то хотя бы ограничить их восходят к самой глубокой древности – подобные рассуждения можно обнаружить в сочинениях Аристофана и Аристотеля, т.е. в V-IV в.в. до н.э., задолго до применения самого понятия справедливости к войне. Рассуждение о справедливости в контексте войны, однако, ещ не делает его автора теоретиком концепции справедливой войны. Своеобразные концепции о справедливом во время войны принадлежат, как было указано выше, и Сунь-Цзы, и Т. Гоббсу. Последний в XIII главе «Левиафана», рассуждая о справедливости во время всеобщего конфликта, замечает, что «понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют здесь места». По логике Гоббса справедливость – это качество, которое обнаруживает себя только в общественном состоянии, она не является врожденным свойством человека. Примечательно также, что Гоббс связывает справедливость с собственностью; справедливость возникает вокруг владения, которое зачинает разграничение своего и чужого. Пребывая в естественном состоянии, люди не имеют ничего своего, поскольку каждый обладает равным правом на вс, а значит, ситуация, когда один человек претендует на вещь, находящуюся в данный момент у другого, нет ничего несправедливого. Взгляды Гоббса на проблему собственности и справедливости оказали, очевидно, определнное влияние на развитие политической теории Дж. Локка, который полагал, что собственность наравне со свободой образует основу для естественных прав человека.

Большинство исследователей высказываются в пользу того, что основные положения теории справедливой войны сформулировали ранние христианские теологи и мыслители, обычно называются имена Святого Амвросия Медиоланского и, конечно же, его ученика Аврелия Августина, которые жили на рубеже IV и V столетия нашей эры. Однако идея наложения на принципы и методы ведения войны определенных ограничений не является исключительной заслугой христианской мысли. Нельзя даже говорить о том, что это изобретение западной культуры. Цивилизации Африки, Востока и Америки – везде в том или ином виде были созданы своды правил о приемлемых причинах начала войны и способах е ведения. В V в.

китайский мыслитель Лао Цзы высказался в пользу умеренности в отношении войны. «Кто служит главе народа посредством Дао, не покоряет другие страны при помощи войск, ибо это может обратиться останавливается, и он не осмеливается осуществлять насилие. Он побеждает и себя не прославляет. Он побеждает и не нападет. Он побеждает и не гордится. Он побеждает потому, что его к этому вынуждают. Он побеждает, но не воинствен» 92.

практически во всех основных религиозных сочинениях: Библии, Бхагавад-гите, Коране. Предписания относительно поведения во Цзы Лао. Дао Дэ Цзин. – М.: София, 2012.