«Евтеева Мария Юрьевна МОДЕЛИРОВАНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ГЛАГОЛОВ ШИРОКОЙ СЕМАНТИКИ С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ ДЕЛАТЬ В ЕСТЕСТВЕННОМ ЯЗЫКЕ 10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени кандидата ...»

1

ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

На правах рукописи

Евтеева

Мария Юрьевна

МОДЕЛИРОВАНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ

ГЛАГОЛОВ ШИРОКОЙ СЕМАНТИКИ С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ ДЕЛАТЬ

В ЕСТЕСТВЕННОМ ЯЗЫКЕ

10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор Сулейманова О. А.

МОСКВА

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ ………………………………………………………………

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ГЛАГОЛОВ С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ ДЕЛАТЬ ….

Проблема описания широкого значения слова ……………………………………… 1.1. Обзор работ по глаголам с общим значением делать …………………

1.2. Методология и метаязык описания значения глаголов широкой семантики с 1.3.

общим значением делать …………………………………

1.3.1. Основание построения семантической структуры платеосеманта …................ Методика определения семантических признаков широкозначного слова..

1.3.2. Актанты в конструкциях с глаголами широкой семантики с общим 1.3.3.

значением делать ……………………………………………………………………... Метаязык описания значения глагола типа делать ………………………….

1.3.4. Определение семантических связей между прототипическими значениями 1.3.5.

и их внутренняя структура …..…………………………………

Выводы по Главе I ……………………………………………………………………………..

ГЛАВА II. МОДЕЛИРОВАНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ГЛАГОЛОВ С

ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ ДЕЛАТЬ В ЕСТЕСТВЕННОМ ЯЗЫКЕ ……………….................. 2.1. Семантическая структура широкозначных глаголов (sich) machen, (sich) tun в немецком языке ………………………………………………………………………............... 2.1.1. Объекты в основной конструкции (Х) tun Y, (Х) machen Y …………………... 2.1.2. Значение глаголов tun, machen в производных от основной конструкциях ….. 2.1.3. Значения глаголов (sich) tun, (sich) machen и диатеза …………………………. 2.2. Семантическая структура широкозначного глагола (с)делать(ся) в русском языке... 2.2.1. Объекты в основной конструкции (Х) делать Y ……….……………………… 2.2.2. Значение глагола делать в производных от основной конструкциях ………... 2.2.3. Значения глагола (с)делать(ся) и диатеза ……………………………................ 2.3. Семантическая структура широкозначных глаголов dart(ies), taist(ies) в латышском языке …………………………………………………………………………………………… 2.3.1. Объекты в основной конструкции (Х) dart Y, (Х) taist Y …………………..... 2.3.2. Значение глаголов dart, taist в производных от основной конструкциях …... 2.3.3. Значения глаголов dart(ies), taist(ies) и диатеза ………………………………. 2.4. Механизмы развития прототипических значений глаголов широкой семантики с общим значением делать ……………………………………………………………………. Выводы по Главе II …………………………………………………………………………….

ГЛАВА III. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОДХОДА К РАЗГРАНИЧЕНИЮ ЯВЛЕНИЙ

ПЛАТЕОСЕМИИ И ПОЛИСЕМИИ В СВЕТЕ МОДЕЛИРОВАНИЯ

СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ГЛАГОЛА ТИПА ДЕЛАТЬ …………………………. 3.1. Инвариантное значение широкозначной единицы …………………

3.2. Критерии разграничения широкозначности и многозначности ………………………. 3.2.1. Традиционный подход к проблеме широкозначность vs многозначность ….. 3.2.2. Новый подход к проблеме широкозначность vs многозначность …………… 3.3. Соотношение широкозначности и многозначности …………………

Выводы по Главе III ……………………………………………………………

ПРИЛОЖЕНИЕ А. Дополнительная дистрибуция форм страдательного причастия прошедшего времени сделан и возвратного глагола делаться по временным и видовым ПРИЛОЖЕНИЕ Б. Схемы семантической деривации глаголов широкой семантики с ПРИЛОЖЕНИЕ В. Сводные схемы распределения конструкций по прототипическим значениям глаголов machen, tun, делать, taist, dart …………

ПРИЛОЖЕНИЕ Г. Семантическая структура глаголов широкой семантики dart, taist в

ВВЕДЕНИЕ

С середины ХХ века широкозначные единицы регулярно становятся предметом исследования лингвистов [Амосова 2010; Беляева 1954; Боровик 1958; Гак 2010а; Гросул 1977;

Плоткин 1989; Уфимцева 2011, 2010б]. Актуальность проблемы сохраняется и сейчас, о чём свидетельствует появление многочисленных работ в последние годы [Соболева 2001; Авдеев 2002; Загородняя 2003; Резникова 2003; Малютина 2008; Иевлева 2010]. В целом за платеосемантами (термин вводится в настоящей работе для широкозначных единиц по аналогии с существующим термином для многозначного слова – полисемант, см. подробнее стр. 15) до сих пор признавалось наличие единого широкого значения, полиденотативность, соотнесённость с понятием широкого объёма, контекстная обусловленность подзначений, не выделяемых в целостной структуре слова, и, соответственно, отсутствие отношений семантической производности. Такой подход к пониманию широкозначности практически исключал возможность построения семантической модели платеосеманта, так как её описание предполагало либо сведение значений такой единицы к одному широкому значению, либо выделение практически неограниченного числа значений, обусловленных контекстом.

В качестве представителей категории широкозначности особого внимания заслуживают глаголы с общим значением делать, выражающие идею деятельности в обобщённом виде, без указания на специфические характеристики реализации действия. Ситуация деятельности является одной из фундаментальных для человеческого опыта, соответствующие глаголы в различных языках весьма частотны (ср.: Таблица 1 по данным частотного словаря Projekt Deutscher Wortschatz [http://wortschatz.uni-leipzig.de/abfrage/], где максимальная частотность слова соответствует первому классу).

Именно эти факторы позволили А. Вежбицкой включить глагол делать (do) в ограниченный состав элементарных неразложимых единиц, семантических примитивов метаязыка, используемого в толкованиях слов и выражений естественных языков мира.

А. Вежбицкая отнесла данный глагол в класс обозначений действий и событий и определила его как «врождённый», «культурноспецифический концепт» [Вежбицкая 1999: 24]. Иными словами, существование глаголов типа делать в естественном языке предполагает наличие механизма, связывающего ментальные репрезентации идеи делать с языковыми формами в разных языках [Кубрякова 1996: 100]. Поиск таких универсальных взаимосвязей представляет особый интерес. Описание действия указанного механизма может быть соотнесено с семантической моделью глагола с общим значением делать как представителя категории широкозначности.

Предметом исследования являются принципы организации семантической структуры глагола-платеосеманта и взаимосвязи её элементов, на основе анализа которой осуществляется моделирование значения широкозначной единицы. Под моделью понимается упорядоченная совокупность знания об изучаемой единице, полученного в ходе анализа, и отражающая его основные свойства [ФЭС 1997: 304]. Семантика единицы предстаёт в виде «системы утверждений, служащих для описания» её элементов, их взаимоотношений и взаимосвязи [БРЭ 2012, ХХ: 578]. В основе построения такой модели лежат когнитивные механизмы категоризации и концептуализации денотативной ситуации внеязыковой действительности), способы её ментальной репрезентации и реализация её разноуровневыми средствами в естественном языке [КСКТ 1997: 56-57].

В качестве объекта исследования выступает группа широкозначных глаголов с общим значением делать (немецкие глаголы tun, machen, русский – делать, латышские – dart, taist, частично английские – do, make).

Методологическую основу диссертационного исследования составляют положения когнитивной лингвистики, связанные с интерпретацией процессов языковой категоризации, разрабатываемые отечественными и зарубежными лингвистами. Базовыми явились работы в области лексической семантики и когнитивной науки [Селивёрстова 1982, 2004а, 2004б;

Булыгина 1982; Кубрякова 1992, 1997, 2010, 2009; Бондарко 2001, 2004; Уфимцева 2004, 2010а, 2010б, 2011; Гак 1992, 1998, 2010б; Lakoff 1987; Шмелёв 2006; Сулейманова 1987, 2004, 2010, 2012; Комлев 2012; Падучева 1992, 2001, 2003; Болдырев 2007, 2008; Зализняк 2001, 2004], а также в вопросах разработки теории вида и предельности [Маслов 1948, 1984, 1987, 2004;

Булыгина 1989; Шелякин 2011; Бондарко 1990; Падучева 1996; Телин 1985; Тимберлейк 1985;

Шелякин 2011], залога [Храковский 1974; Бондарко 1991], валентности [Канцельсон 1987], грамматикализации [Майсак 2002]. Теоретическую базу для выявления отношений между значениями глагола-платеосеманта и определения типов семантических переносов как базы развития нового значения составили работы в области теории метафоры [Lakoff, Johnson 1980], метонимии [Шмелёв 2006; Гак 1992] и когнитивной теории метонимии [Кубрякова 1992;

Падучева 2003; Сулейманова 2010а; Кустова 2004], интерпретировавшейся указанными учёными значительно более сложно, чем в американской традиции.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена рядом факторов. Во-первых, имеет место общий устойчивый интерес к процессам языковой категоризации и изучению концептуализации фрагментов внеязыковой действительности средствами естественного языка, в частности к репрезентации денотативной ситуации посредством предиката. Так, широко исследуются широкозначные единицы [Мурыгина 2003; Амирова 2004; Кустова 2004;

Савицкий 2005; Михалёв 2007; Клепикова 2007; Фурашова 2007; Абрамова 2011; Богданова 2012], в том числе глаголы [Соболева 2001; Загородняя 2003; Авдеев 2005; Федюк 2011], глагольная метонимия [Агеева 1990; Козлова 2001; Трухановская 2009], семантика пассива [Некрасова 2000], возвратных структур [Волохова 2005; Сай 2007], а также валентностей многозначных глаголов [Мурыгина 2003].

Тем не менее, чёткое представление о явлении широкозначности не сформировалось. Об этом свидетельствует тот факт, что платеосемия не упоминается в учебниках и учебных пособиях по языкознанию, авторы которых ограничиваются рассмотрением полисемии в её соотношении с омонимией, реже – с моносемией (см., например, [Маслов 1987; Гируцкий 2003;

Кронгауз 2005; Шмелёв 2006; Васильев 2009; Степанов 2011; Попова, Стернин 2011; Кобозева 2012; Скребцова 2011; Шанский 2013; Левицкий 2013; Куликова 2013; Осипова 2013; Немченко 2013]). Платеосеманты (идти, дело, take (брать)) часто рассматривают в рамках полисемии.

Во-вторых, в современной лингвистике глагольная полисемия и платеосемия не представляются вполне изученными, хотя ещё Д.Н. Шмелёв отмечал, что «дальнейшее изучение семантики синтаксически активных слов – а глагольная лексика, в силу самого категориального значения глагола, всегда потенциально указывает на ситуацию, характеризующуюся наибольшим количеством синтаксических показателей, – должно быть направлено на уточнение категориальной значимости тех трансформаций, которые возможны для различных типов глагольных форм, а также на выяснение синтаксических и лексических условий их совместимости» [Шмелёв 2006: 169]. В частности, семантика высокочастотных глаголов с общим значением делать не получила удовлетворительного описания, хотя они уже становились предметом исследования [Боровик 1958; Абаев 1988; Дуцяк 1993; Кудинова 1994;

Шапошникова 1999; Зеликов 2001; Резникова 2003; Schwarz 2004; Sick 2009; Малютина 2008;

Ахмерова 2009; Иевлева 2010]. При реализации общей цели поиска максимально объективных методов изучения лексического материала и разграничения значений глаголов типа делать исследователям на разных этапах развития лингвистической науки не удалось в достаточно полной мере описать схему связей и отношений между элементами, входящими в единую систему семантики широкозначного глагола. Не кажется вполне оправданным представление значение платеосеманта в виде единого широкого значения и практически неограниченного ряда (под)значений, определяемых множественностью разнообразных контекстов. Описание значения через соотношение его с вариантами перевода также не выдерживает критики. Кроме того, в качестве материала исследования преимущественно используются уже готовые словарные дефиниции, на основе систематизации которых выводится инвариантное значение и ведётся исчисление (под)значений (см. детальный анализ работ по глаголам с общим значением делать в Главе II, стр. 28-48).

Вместе с тем в словарях, даже сопоставимых по объёму, порядок расположения значений и их количество не совпадают. Так, для глагола machen в словаре портала [DWDS] и словаре [MGUL 1986] предложено по 19 значений, в толковом словаре немецкого языка [DW 1997] – 9, а в [DUW 2003] – 14. Не всегда очевидны основания выделения тех или иных значений.

Например, словарь [DW 1997] для того же глагола в значении machen5 приводит ряд примеров, где глагол явно используется в разных значениях: sich an die Arbeit machen – взяться за работу, in Kunst machen – работать в сфере искусства, er wird es nicht mehr lange machen – он долго не протянет (о больном), jemanden zu einem Abteilungsleiter machen – сделать кого-либо начальником отдела. (Кроме того, в словарях наблюдается непоследовательность в толкованиях, снабжённых дефинициями выборочно. Так, в словаре [DUW 2003] слово tun 1а) сопровождается объяснением через синонимы machen, ausfhren (делать, производить, осуществлять), а толкование глагола tun 1b) сопровождается лишь пометой /verblasst/ (букв.

стертое) и примерами: einen Blick tun – взглянуть, etwas tut seine Wirkung – что-либо оказывает влияние, seine Pflicht tun – выполнять свой долг и т.д.) Как следует из примера выше (tun 1а)), существенным недостатком словарей является трактовка одного из исследуемых слов через другое. Так, глагол machen в [DW 1997] определяется через tun: machen I 1. – tun, beschftigt sein mit etc., тогда как глагол tun толкуется через machen: tun I 1. – machen, ausfhren, bewirken etc. (остальные значения (2-9) для machen и (2-8) для tun в данном словаре не сопровождаются толкованием, а иллюстрируются примерами, в то время как для tun I 1., снабжённого толкованием, не приведено ни одного примера употребления). Совпадение определений означает, что слова имеют одинаковое значение, а это, в свою очередь, предполагает возможность их взаимозамены. Действительно, в высказывании Nichts Symbolisches wurde hier gemacht (Здесь не было сделано ничего символичного) замена глагола machen на tun приводит к появлению правильного высказывания – Nichts Symbolisches wurde hier getan (Ср.: Was machst du bloss am Abend? и Was tust du bloss am Abend? (Что же ты делаешь вечером?); Schon eine Kleinigket macht da viel и Schon eine Kleinigket tut da viel (Даже мелочь будет там иметь большое значение)).

свидетельствует скорее о том, что описываемая денотативная ситуация по-разному осмысляется.

Более того в ряде случаев взаимозамена невозможна, так как ведёт к порождению неправильного высказывания. Так, по оценкам информантов, замена одного из рассматриваемых глаголов на другой в следующих предложениях приводит к появлению неприемлемых высказываний: Was macht deine Arbeit? (Как твоя работа?) – ср. *Was tut deine Arbeit?; Was habe ich dir getan? (Что я тебе сделал?) – ср. *Was habe ich dir gemacht? В отношении латышских глаголов dart и taist можно утверждать то же самое.

В-третьих, очевидно, что семантический потенциал выражающих идею делать лексических единиц значительно различается для глаголов, составляющих ядро данного ЛСП / ЛСГ даже в рамках одного языка – ср., например, глаголы do, make – в английском языке;

machen, tun – в немецком; dart, taist – в латышском. Для английских глаголов make и do приведём пример из художественной литературы. Один из собеседников рассказывает, что им было сделано при расследовании дела. Первоначально он использует глагол do (I’ve got something to tell you about this case. … Well, not tell you about it, tell you what I’ve done – У меня есть что рассказать тебе об этом деле. … Ну, ещё не о деле, расскажу, что я предпринял1), затем заменяет глагол do на make (What I’ve made, rather – Скорее, что я сделал) и значительно позже (не в ближайшем контексте) поясняет, что речь идёт о сделанной им аудиозаписи (You’ve found an earlier record? – No, I’ve made one – Ты нашёл более раннюю запись? – Нет, я такую сделал) (R. Rendell, Not in the Flesh). Таким образом, различие заключается в информации, вносимой в рассмотренных случаях: посредством глагола do происходит фиксация некоторого действия, при использовании же глагола make характер этого действия конкретизируется как создание объекта (аудиозапись). Семантическое различие схожих по значению единиц чётко осознаётся говорящим, тогда как данные лексикографии в этом плане не представляются исчерпывающими.

Такое положение дел объясняется тем, что схожие явления могут осмысливаться поразному и, как следствие, иметь разные «отражения» в языке. Д.Н. Шмелёв в этой связи отмечает, что каждый язык «по-своему» выделяет и группирует явления реальной действительности, поскольку «внеязыковые» моменты тесно переплетены с «собственно»

языковыми и изолированное рассмотрение последних по существу не возможно [Шмелёв 2006:

105]. Отдельные смысловые кванты, выделяющие в ситуации действия различные ключевые моменты, могут по-разному распределяться между лексемами в рамках одного языка (см. также [Schalley 2005: 180; Schaff 1973: 91, 139]). Окружающий мир проявляется в каждом естественном языке так, как он был понят (категоризирован и концептуализирован) данным языком [Кубрякова 2010: 14]. Каждое слово представляет собой «индивидуализированную», отличающуюся от других единицу «того же порядка» [Смирницкий 1998: 21], именно поэтому Здесь и далее перевод мой – М.Е.

о синонимии можно говорить только как об относительной. Таким образом, в силу существования семантических различий между схожими по значению глаголами создание и описание структур их значений ввиду своей неоднозначности представляется актуальной задачей.

Следует также отметить отсутствие пары у русского глагола делать. Этот факт позволяет предположить, что семантика его расширяется, покрывая те области, которые в иных языках «обслуживаются» другими словами. Стержнем слова оказывается некоторое инвариантное значение, общее для всех значений глагола. «Эта общность опирается на тождество материального знака, обуславливая взаимопроницаемость объединённых значений в ряде случаев реального употребления слова, как бы незаметно переходящих друг в друга» [Шмелёв 2006: 79].

Таким образом, исследование семантической структуры глаголов широкой семантики с общим значением представляется актуальной задачей. Основывающееся на когнитивном подходе исследование проблемы позволяет надеяться на получение более точных данных о семантике единиц типа делать и выявление различий в восприятии и вербализации относительно схожих денотативных ситуаций носителями разных языков. На основании обобщения полученных результатов можно построить семантические структуры соответствующих единиц, что, в свою очередь, будет способствовать детальному описанию модели значения широкозначных слов.

Цель исследования заключается в полном и систематизированном описании семантики широкозначных глаголов с общим значением делать в русском, немецком и латышском языках (делать, machen, tun, taist, dart) как представителей категории платеосемии, результатом чего должно стать построение модели значения широкозначной единицы.

Выдвинутая цель предполагает решение следующих задач:

1) систематизировать различные точки зрения на явление широкозначности и выявить проблемы, не получившие удовлетворительного решения в трудах лингвистов;

2) определить, каким образом до сих пор трактовалась семантика глаголов с общим значением делать, что предполагает обращение к истории вопроса;

3) разработать методологию и метаязык описания семантики широкозначных глаголов с общим значением делать;

4) предложить методику описания структуры значения глаголов делать, machen, tun, taist dart как представителей глаголов-платеосемантов и в более широком плане широкозначных единиц;

5) на основании полученных результатов построить модель слова широкой семантики и предложить критерии различия явлений широкозначности и многозначности.

Цель и задачи обусловили использование следующих методов исследования. На первом этапе обработки эмпирических данных применяются традиционные методы – валентный, дистрибутивный, контекстный анализы. На их основе выдвигается гипотеза о содержании значения исследуемых единиц, которая проверяется и уточняется в рамках гипотетикодедуктивного метода (ГДМ), детально разработанного О.Н. Селивёрстовой и развиваемого в работах [Сулейманова 1985, 2004, 2010б, 2010в; Белайчук 2004а, 2004б; Волченко 2004;

Арнольд 2011; Трухановская 2009]. ГДМ, в свою очередь, основан на применении верификационных процедур с опорой на лингвистическое анкетирование информантов – носителей языка. Целесообразность подобного эксперимента отмечал ещё Л.В. Щерба:

выдвигая предположение о смысле какой-либо единицы, необходимо «пробовать, можно ли сказать ряд разнообразных фраз (который можно бесконечно множить), применяя это правило»

[Щерба 1931]. Эвристическая интуиция, направленная на познание и связанная с категориальным синтезом, позволяющим обобщать данные и делать выводы, а также интуитивное знание языка его носителем играют важную роль на разных этапах исследования [Арнольд 2011: 79]. При исследовании глагола делать использовался также метод интроспекции, где в роли информанта выступает сам исследователь (как носитель языка), оценивающий правильность искусственно создаваемых с целью проверки гипотезы высказываний (но не саму гипотезу [Сулейманова 2010: 223]).

Материалом исследования послужили примеры из лексикографических источников, ресурсы корпусной лингвистики: Корпус русского литературного языка (КРЛЯ) [http://www.ruscorpora.ru], Das Digitale-Wrterbuchportal des Instituts fr Deutsche Sprache [http://www.dwds.de]. Эмпирический материал для исследования латышских глаголов был получен посредством запроса в поисковой системе ведущего новостного и развлекательного портала delfi [http://delfi.lv/], включающего тексты публицистического и разговорного жанра.

Общая выборка по исследуемым единицам, включая примеры для анкетирования информантов, составила 10 220 примеров (dart – 2060, taist – 1860, machen – 2400, tun – 1400, делать – 2500).

В корпусах текстов поиск задавался при варьировании форм глаголов по числу, лицу, роду, времени, а также по формам причастий; ограничение касалось употребления глаголов с приставками и в устойчивых сочетаниях фразеологического характера.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что получают развитие теоретические представления, связанные с определением и описанием когнитивных механизмов категоризации действительности; выявляются и получают описание когнитивные механизмы репрезентации денотативной ситуации широкозначными глаголами естественного языка; развивается теория широкозначности в её соотношении с многозначностью.

Практическая значимость работы состоит в том, что предложенное описание глаголов с общим значением делать и используемые в исследовании способы моделирования могут быть использованы в лексикографической практике при создании словарей (также интернет- и электронных словарей), в области машинного перевода, для целей корпусной лингвистики.

Материалы исследования могут быть полезными в практике преподавания ряда теоретических дисциплин (общее языкознание, лексикология, стилистика, теоретическая грамматика, сравнительная типология родного и первого иностранного языка), спецкурсов по различным аспектам перевода; в преподавании практических курсов (практика речи, практикум по культуре речевого общения, практический курс первого и второго иностранного языка). Кроме того, результаты данной работы могут найти применение при написании дипломных и курсовых работ по рассматриваемым в исследовании проблемам.

семантической структуры широкозначного глагола (и шире платеосеманта вообще) возможно на основе выделения прототипического значения (значений), а также интегрального инварианта значения глагола с учётом взаимодействия разноуровневых категорий языка.

Научная новизна исследования заключается в том, что:

1) предложена новая интерпретация явления широкозначности;

2) разработана методология описания семантической структуры широкозначной единицы на основе выделения прототипического значения (значений), установления связей между отдельными такими значениями, а также соотношения между прототипическими и инвариантным значениями платеосеманта;

прототипических значений, объединённых инвариантным широким значением;

4) представлена собственная трактовка проблемы соотношения платео- и полисемии;

5) выдвинуты различительные критерии явлений широкозначности и многозначности;

6) исследование проводилось на материале трёх языков, представляющих три языковые группы (германскую, балтийскую и славянскую), что обеспечивает более широкий ракурс рассмотрения проблемы и достоверности результатов.

Полученные в ходе исследования результаты позволяют сформулировать следующие выносимые на защиту положения:

1) широкозначность представляет собой особый механизм категоризации и концептуализации действительности, отличное от многозначности и моносемии лексико-семантическое явление;

2) обязательными элементами семантической структуры широкозначного слова являются инвариант, соотносимый с широким значением, и прототипическое значение, обладающее индивидуальным набором семантических признаков;

3) прототипические значения широкозначного слова находятся в отношениях семантической производности, не образуя при этом иерархию;

4) семантические структуры глаголов типа делать организуются различными соотношениями прототипических значений создание объекта, преобразование объекта, реализация порции действия, которые объединяются одним из инвариантных значений реализация действия или осуществление взаимодействия с объектами;

5) прототипическое значение создание объекта определяют семантические признаки создание объекта иной качественной определённости, необратимость ситуации, ориентация на внутреннюю структуру события; прототипическое значение преобразование объекта формируется семантическими признаками преобразование объекта при сохранении его качественной определённости обратимость ситуации;

неспецифицированного действия при отсутствии ориентации на внутреннюю структуру события;

6) семантическая структура глагола tun включает в себя прототипическое значение реализация порции действия и инвариантное значение реализация действия; семантическая структура глаголов machen и taist организована прототипическими значениями создание объекта, взаимодействия с объектами; семантическая структура глаголов делать и dart представлена преобразование объекта, инвариантным значением которых является реализация действия.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения; трёх глав; заключения;

библиографического списка, включающего в себя 306 наименований, в том числе 63 на иностранных языках; списка использованных словарей и их условных сокращений; списка интернет-ресурсов; приложения. Общий объём работы составил 293 страницы (из них библиография 30 страниц, приложения 12 страниц). Текст работы включает 10 таблиц и 20 схем (из них в приложениях 1 таблица и 10 схем).

Во Введении обосновывается выбор объекта и предмета исследования, освещается степень разработанности проблемы, доказывается актуальность работы, формулируются цели и задачи исследования, раскрываются теоретическая и практическая значимость диссертации, описываются методы и используемый материал.

В Главе I «Теоретические предпосылки и методы исследования семантической структуры глаголов с общим значением делать» рассматриваются традиционные подходы к понятию широкозначности. Представлен анализ посвящённых исследуемым глаголам работ, выполненных на основании общепринятой трактовки явления платеосемии. Далее обосновывается методология описания семантической структуры широкозначной единицы на основе прототипического подхода, и разрабатывается метаязык её описания.

В Главе II «Моделирование семантической структуры широкозначных глаголов с общим прототипических значений глаголов-платеосемантов (machen, tun, делать, taist, dart) при рассмотрении основных конструкций с этими глаголами, что затем проверяется при анализе значения данных единиц в залоговых конструкциях и подтверждается результатами опросов информантов. Между полученными прототипическими значениями глаголов устанавливаются деривационные отношения.

В Главе III «Интерпретация подхода к разграничению явлений платеосемии и полисемии в свете моделирования семантической структуры глагола типа делать» предлагается трактовка определения инвариантного значения платеосеманта, соотносимого с самим широким значением. Анализируются точки зрения на проблему платеосемия полисемия, базирующиеся на традиционном подходе к явлению широкозначности. На основе полученных при исследовании семантики глаголов типа делать результатов предлагаются критерии разграничения этих явлений.

В Заключении обобщаются результаты исследования, определяются перспективы дальнейшей работы в сфере изучения широкозначности.

В Приложение выносятся таблица дополнительной дистрибуции форм страдательного причастия прошедшего времени сделан и возвратного глагола делаться по временным и видовым формам в пассивном залоге, сводные таблицы распределения конструкций с исследуемыми глаголами по их прототипическим значениям, деривационные схемы прототипических значений глаголов.

Апробация работы. Основные результаты исследования были представлены на следующих конференциях:

1) VI Научная сессия ИИЯ МГПУ (Москва, ИИЯ МГПУ, март 2012);

2) XIX Международная конференция студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов» (Москва, МГУ, апрель 2012);

3) Межвузовская научно-практическая конференция «Современные теории и методы обучения иностранным языкам в вузе» (Москва, ФИЯ Академии ФСБ России, май 2012);

4) Международная научно-практическая заочная конференция «Слово. Предложение.

Текст: анализ языковой культуры» (Краснодар, июнь 2012);

5) II Международная научно-практическая заочная конференция «Современная наука:

тенденции развития» (Краснодар, июль 2012);

6) Международная научно-практическая конференция «Человек в информационном пространстве» (Ярославль, ЯГПУ им. К.Д. Ушинского, ноябрь 2012);

7) XX Международная конференция студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов» (Москва, МГУ, апрель 2013);

8) VII Научная сессия ИИЯ МГПУ (Москва, МГПУ, март 2013);

9) Межвузовская научно-практическая конференция «Современные теории и методы обучения иностранным языкам в вузе» (Москва, ФИЯ Академии ФСБ России, май 2013);

10) Международная научно-практическая конференция «Балтийские языки и литературы в истории и в современном мире» (Москва, МГУ, ноябрь 2013);

По теме диссертации имеется 13 публикаций (в том числе 5 в изданиях, рекомендованных ВАК РФ).

ГЛАВА I

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ШИРОКОЗНАЧНЫХ ГЛАГОЛОВ

С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ ДЕЛАТЬ

Проблема широкозначности вызвала интерес лингвистов ещё в середине ХХ века в связи с исследованием связочных глаголов английского языка в составе именного сказуемого. Им посвящены работы В.Н. Ярцевой, Т.М. Беляевой, где широкое значение указанных единиц характеризуется как крайне обобщённое понятие [Ярцева 1947: 47], также отмечается перераспределение лексического и грамматического значений между компонентами составного именного сказуемого [Беляева 1956: 13]. Широкозначность, или платеосемия, явно осознаётся авторами как явление отличное от полисемии, однако определение его предложено не было.

Для обозначения широкозначности используются также термины «эврисемия» [Гросул 1981;

Плоткин 1982, 1989; Кудинова 1989; Соболева 2001; Терещенко 2007; Козлова 2008; Федюк 2009; Никитин 2005], «платеосемия» [Авдеев 2002], для широкозначных единиц – «слова широкой семантики» [Арнольд 1966; Барсук 1991; Караулов 1980], «слова с широким значением» [Амосова 2010; Димова 1972], «имена с широкой понятийной основой» [Уфимцева 1910; Дианова 1979], «cлова с широкой понятийной основой» [Дианова 1979], «диффузы»

[Девкин 1979], «Schwammwrter» («слова-губки») [Ризель 1964], «слова недифференцированным значением» [Гак 2010], «эврисемант» [Терещенко 2007; Федюк 2009], «слова широкого семантического аспекта» [Зинина 2011], «слова-эврисемизмы» [Никитин 2005]. Оба термина – эврисемия и платеосемия – греческого происхождения (eurys – широкий, обширный, широко распространяющийся; platus – широкий), как и слово полисемия, используемое для обозначения многозначности. При этом первый из них имеет большее распространение. Несмотря на это в данном исследовании во избежание ассоциации с английским словом every (каждый) предлагается использовать термины платеосемия (для явления широкозначности) и платеосемант (для широкозначной единицы).

Изучение широкозначности началось в рамках аналитических языков (английского, позже французского), поэтому его стали связывать, главным образом, с типологическими особенностями этих языков [Гак 1966: 81-85; Плоткин 1982: 84; Плоткин 1985: 95; Кудинова 1989: 10; Кудинова 1994: 1; Маринова 1995: 66; ermk 2002: 240; Авдеев 2005: 16].

Аналитические языки допускают высокую степень абстракции лексических единиц, участвующих в словосочетании в качестве структурной доминанты [Маринова 1995: 16].

Однако целый ряд более поздних исследований [Резникова 2003; Терещенко 2007; Плотникова 2009; Иевлева 2010; Федюк 2011] свидетельствует, что платеосемия не является прерогативой языков аналитического строя.

Примечательно, что в работах именно зарубежных лингвистов явление широкозначности подробно не изучается. Как правило, здесь рассматривается полисемия, нередко в соотношении с омонимией (и гетеросемией [Evans 2010: 524]), затрагивается проблема неоднозначности (ambiguity) слова в контекстах, допускающих различную интерпретацию, например, I went to the bank, где слово bank может трактоваться как финансовое учреждение или берег реки [AlSulaimaan 2005: 50-51] (см. также: полисемия как неиссякаемый источник «неоднозначности» в языке [Ullmann 1963: 185], неопределённость (vagueness) и неоднозначность как семантический феномен, возникающий вследствие дизъюнкций в десигнатах [Weinreich 1963: 143]). Единицы, трактуемые нами как платеосеманты, фигурируют в исследованиях среди абстрактных [Марузо 2004] или общих слов [Carnap 1934; Ульман 1962; Ullmann 1963; Halliday 1976; Теньер 1988], слов-универсалий [Leech 1974; Лайонз 2010], а также «перенасыщенных» слов («bersttigstes»

Wort), своего рода «патологических» явлений, «когда два или более необъединяемых значения, которые могли бы дать в схожем контексте один смысл, объединяются вокруг одного и того же имени» [Ullmann 1967: 114].

Так, абстрактным Ж. Марузо называет глагол быть из-за того, что в предикативном употреблении он лишён содержания и противопоставлен конкретным глаголам [Марузо 2004:

72]. Этот глагол выражает существование и определяется как субстантивный, в то время как другие глаголы выражают событие и именуются адъективными.

Под общими словами (Allwrter) Р. Карнап понимает единицы, обозначающие качество или связь, аналитически присущие всем предметам определённого вида [Carnap 1934: 219-225;

Carnap 1960: 36]: Ding, Eigenschaft, Beziehung, Zustand, Handlung, Raum и т.д. Замечается, что они практически лишены содержания, неинформативны и невыразительны и являются индексами к некоторым переменным.

Иную трактовку выдвигает М. Халлидей, считающий общие слова чем-то средним между грамматической и лексической единицей. Обладая общим значением, они не несут никакой определённой информации, но способны связывать грамматическое и лексическое значения, что является их основной функцией. Часто их употребляют в целях избежания повтора слов в повествовании [Halliday 1976]. Тем самым признаётся их заместительная функция (см. об интерпретации этой функции ниже, стр. 239-240), выражающаяся в анафорических и катафорических связях. Также указывается, что общие глаголы, к которым исследователь относит do и make, нередко входят в состав выражений, заменимых эквивалентом из одного глагола, например They did dance приравнивается к They danced (Они танцевали), то есть речь идёт о полной синонимии таких пар. Однако наличие в языке двух средств выражения предполагает хотя бы минимальное их семантическое отличие (см. нашу трактовку проблемы стр. 161-166), разницу в употреблении и эмоциональной окраске [Ульман 1962].

С. Ульман, сравнивая французский и немецкий языки в плане полисемии, заключает, что французский язык является «непрозрачным» и в высшей степени «абстрактным» [Ульман 1962;

Ullmann 1963: 176]. Это объясняется наличием в нём большего количества абстрактных общих слов (general terms), обладающих различными, варьирующимися в зависимости от контекста значениями. Они противопоставлены автором конкретным точным словам (particular terms) (cр.: grouping vs dissection, grunularity [Evans 2010: 512-514], generalization vs specialization [Geraerts 2010: 26]). Общие слова, например aller, mettre, prendre, faire, не только имеют большое количество значений (согласно словарю Littre’s dictionary, 40, 50, 80 и соответственно), но и являются наиболее частотными словами в языке [Ullmann 1963: 185].

Одно французское слово может иметь целый ряд соответствий в немецком, например фр.: aller – нем.: gehen, fahren, reiten, что проявляется контекстуально (aller a cheval – ехать на лошади) [Ульман 1962; Ullmann 1963: 180]. Слова chose, affaire, machine, machin, truc, faire С. Ульман даже называет «пустыми» словами [Ульман 1962]. Наличие большого числа таких лексических единиц, а в их рамках общих и «пустых» слов учёный объясняет тем, что цивилизационный прогресс вынуждает не только формировать новые слова, но и добавлять новые значения к уже имеющимся словам [Ullmann 1963: 184]. Таким образом, «языки нецивилизованных народов богаты конкретными, частными словами и бедны словами общего значения» [Ульман 1962], существует корреляция между полисемией и прогрессом, точностью значения (particularism) и низкой степенью развития народа [Casagrande 1963: 224]. Вместе с этим С. Ульман считает расширение значения одних слов, как и сужение значения других, универсальным процессом в исторической семантике [Ullmann 1963: 193].

У. Вайнрайх также считает рассматриваемое явление семиотической универсалией, однако в отличие от С. Ульмана характеризует его как отличное от полисемии вследствие того, что подобные случаи являются результатом не сверхразвитого значения, а семантического опустошения. Также отмечается высокая частотность соответствующих единиц. В качестве примера приводится глагол take в контекстах take offense (обижаться), take charge (взять в свои руки, принять ответственность за ч.-л.), take medicine (принимать лекарство), take notice (наблюдать, примечать), take effect (вступать в силу), где он, по мнению У. Вайнрайха, выступает фактически как вербализатор типа суффикса -ize и других аффиксов. Семантическое опустошение определяется исследователем как такой тип полисемии, при которой десигнаты содержат относительно большие факультативные части; актуализация или неактуализация которых определяется точно ограниченным контекстом [Weinreich 1963: 144-145].

Дж. Лайонз, в свою очередь, различает групповые универсалии (служат целям группировки индивидуальных субстанций в классы) и характеризующие универсалии (обозначают действия, состояния, качества, способные ассоциироваться с индивидуальными субстанциями). К первым относятся «нарицательные» существительные, ко вторым – «абстрактные» существительные, глаголы, наречия и прилагательные [Лайонз 2010: 357].

Например, словo man определяется как универсалия при употреблении в качестве предикативного члена. Такое разграничение основывается на «признании в чувственном мире определённого числа дискретных, имеющих протяжение во времени «сущностей» (…), на признании принципов идентификации и классификации (…), а также на признании множества повторяющихся свойств, состояний, действий и т.д., которые могут ассоциироваться с этими «сущностями» [Лайонз 2010: 358].

Л. Теньер предлагает различать полнозначные и неполнозначные (семантически пустые) слова [Теньер 1988: 64] (ср.: семантически пустой «квази-глагол» sein [Lyons 1971: 328] семантически опустошённый глагол take [Weinreich 1963: 144]). Функция последних заключается в том, чтобы «указывать, уточнять или видоизменять категорию» полнозначных слов и устанавливать их соотношение. Среди полнозначных выделяются слова, выражающие частные идеи, и слова, обозначающие общие идеи (категории). При этом в ходе исторического развития языка полнозначные слова проявляют тенденцию к переходу в неполнозначные, полнозначные слова обладают категориальным содержанием и идеи не выражают, однако с их помощью можно уяснить частные идеи. Категориальное значение сближает их с частными частнополнозначные единицы способны быть семантическим ядром категории. Как представляется, общеполнозначные слова Л. Теньера, способные вступать в гиперогипонимические отношения, можно отнести к широкозначным (см. ниже, стр. 238).

Упомянем также, что Ф. Лифринк выделяет группу основных глаголов (prime verbs), употребляющихся в аналитических предложениях в составе именного сказуемого, представляющего собой единое смысловое целое [Liefrink 1973: 17]. Сюда относится ряд глаголов, таких как be, become, have, get, put, give, take, go, come, а также make и do.

Таким образом, в работах зарубежных лингвистов данные единицы имеют особый статус, однако не получают однозначной интерпретации их значения, в частности не определяются принципы построения семантической структуры и, шире, модели соответствующих единиц.

Н.Н. Амосовой, изучавшей глаголы-платеосеманты в составе «стилистико-грамматических конструкций», неоднословных образований, отличных от фразеологических единиц [Амосова 2010: 112]. Под широким значением слова учёный понимает «значение, содержащее максимальную степень обобщения, проявляющееся в чистом виде лишь в условиях изоляции слова из речи и получающее известное сужение и конкретизацию при употреблении данного слова в речи» [Амосова 2010: 114]. Как представляется, это определение релевантно и для явления полисемии, так как конкретный лексико-семантический вариант (ЛСВ) реализуется именно в контексте (см. также [Ульман 1962; Ullmann 1963: 176, 188; Шмелёв 2006б: 93;

Шанский 2013: 46; Кричевская 1989: 95; Скребцова 2011: 155]). Речевой контекст раскрывает значение, существующее в языке, вследствие чего для определения основного значения, по мнению Л. Вогиной, контекст необязателен [Vogina 2003: 14]. Вне речи полисемант соотносится скорее с первым основным ЛСВ, номинативно-непроизводным значением (ННЗ).

Хотя и его определение весьма спорно – оно может зависеть от ряда социальных факторов (возраста, образования, профессии, место проживания и т.д.), обуславливающих субъективное восприятие внеязыковой действительности, что получает отражение в личной языковой картине мира.

Определением Н.Н. Амосовой руководствуются большинство учёных. Широкое значение связывают с предельно высокой степенью обобщения [Боровик 1958: 18; Колобаев 1983: 12;

Федюк 2009: 201], абстракции [Соколова 1967: 25; Колобаев 1983: 12; Гросул 1989: 4;

Маринова 1995: 67; Гак 2010: 82; Терещенко 2007; Кудинова 1989: 9], семантической генерализации [Федюк 2009: 203; Федюк 2011: 9]. Признаётся определяющая роль контекста или речевой ситуации для интерпретации широкого значения платеосеманта, но не производных его значений [Плоткин 1982: 83; Боровик 1958: 190; Соколова 1967: 25; Гросул 1977: 7; Дианова 1979: 3; Лотова 1971: 97; Аралов 1979: 6-7; Колобаев 1983: 11; Маринова 1995:

30, 67; Барсук 1991; Загородняя 2003: 67; Гарьковская 2004: 324; Авдеев 2005: 32]. Как отмечает М.В. Никитин, широкозначные слова «семантически «несуверенные», содержательно им нечего предложить контексту, они сами «питаются» из него [Никитин 2005: 103]. С такой точки зрения, широкое значение является единым, целостным, но не охватывающим ряд представлений, проявляющихся контекстуально, – оно инвариантно [Плоткин 1982: 83-84;

Колобаев 1983а: 12; Кудинова 1994: 2; Маринова 1995: 49; Песина 2005: 102; Иевлева 2010: 7].

Существует, однако, и иное мнение. Так, Е.П. Беляева полагает, что «слова широкой семантики (…) имеют обширную понятийную основу, поэтому не представляется возможным привести все значения таких лексем к какому-то единому содержательному ядру» [Беляева 2001: 88].

Кроме того, отмечается, что у платеосеманта сигнификативное значение преобладает над денотативным [Колобаев 1983а; Авдеев 2005; Уфимцева 1968; Уфимцева 2010], последнее проявляется только в контексте с другими словами, обладающими более конкретной семантикой. А.М. Аралов, считающий широкозначность внутренней характеристикой каждого отдельного ЛСВ в структуре многозначного слова, рассматривает в плане количественной и качественной характеристики ЛСВ глагола лексическую оппозицию однозначностьузкозначность. При этом под «узким» понимается «значение, отражающее конкретное действие (то есть обладающее чрезвычайно узким объёмом понятия), а также зафиксированное в определённой лексической сочетаемости» [Аралов 1979: 127]. По его мнению, в речи конкретизируются как широкое, так и узкое значения слова, но для широкого значения характерна передача понятия, соотносящегося с разобщёнными внеязыковыми явлениями.

Именно поэтому говорят о полиреферентном экстенсионале [Авдеев 2005; Федюк 2009] платеосеманта и о его полиденотативности [Лебедева 1982; Колобаев 1983б; Гросул 1989;

Кудинова 1989; Барсук 1991; Загородняя 2003; Авдеев 2005; Федюк 2009, 2011; Плотникова С.С. Терещенко [Колобаев 1983: 11; Терещенко 2007], считая это общим параметром для платео- и полисемии.

Объединение в одной единице значений ряда единиц позволило некоторым лингвистов (например, [Колобаев 1983а; Маринова 1995; Песина 2005в; Иевлева 2010; Барсук 1991;

Загородняя 2003; Федюк 2009]) в качестве одной из главных черт широкозначности назвать синкретизм, определяющий все остальные признаки этого явления [Колобаев 1983б: 33]. Под ним понимается «совмещение дифференциальных структурных и семантических признаков единиц языка, противопоставленных друг другу в системе языка и связанных явлениями переходности» [ЛЭС 2002: 446]. То есть создаётся комбинация, при которой несколько оттенков и подзначений слова наслаиваются друг на друга [Маринова 1995: 14]. Факт совмещения нескольких значений платеосеманта нельзя не признать, но только в отношении инварианта. Целесообразнее, однако, говорить о неполной осознаваемости конкретного значения широкозначного слова говорящим вне контекста, вследствие чего происходит подобный синтез при его восприятии. Кроме того, признание лингвистами инвариантности значения подразумевает наличие самих вариантов. Тем не менее, их выделение исключается как невозможное из-за кажущейся сложности.

семантической структуры платеосеманта дополнительными семами с её способностью представлять базовый концепт в прототипе концептосферы человека [Шапошникова 1999: 204;

Соболева 2001: 6]. При этом не учитывается возможность представления одной единицей нескольких прототипических ситуаций. Кроме того, появление или утрата сем ведёт к изменениям в концептосфере носителя языка, о чём свидетельствуют как раз данные широкозначности невозможно.

Таким образом, значение платеосеманта определяется исключительно как единое, характеризующееся целостностью семантической структуры [Кудинова 1994; Маринова 1995], однопонятийностью [Терещенко 2007] и, следовательно, отсутствием между значениями отношений семантической производности [Плоткин 1982: 83; Кимов 1989; Малютина 2008;

Колобаев 1983]. Однако выделение этих спорных черт является следствием того, что за исследуемыми единицами признаётся наличие только широкого значения.

Существует, правда, и другое мнение, основывающееся на свойстве синкретизма и инвариантности. Ряд учёных относит платеосемию к разновидности моносемии, обладающей широким объёмом денотата. Объясняется это невычленимостью отдельных сем в силу «низкой степени дифференциации содержания» [Кудреватых 1997: 35], либо широкозначные слова объединяют с однозначными, противопоставляя их многозначным [Гросул 1977: 7]. При этом допускается проявление словом в контексте оттенков единого стержневого значения, но не его подзначений [Авдеев 2005: 55]. Согласно такому подходу, семантическая структура платеосеманта не может адекватно отразить весь объём денотата и всё многообразие «оттенков», явно имеющихся у такой единицы. В этой связи П.С. Федюк выражает мнение, согласно которому широкозначное слово синтезирует уровни моносемии и многозначности.

Такая трактовка до некоторой степени оправданна: первоначально при появлении в языке платеосемант имел только одно значение (о чём свидетельствуют данные этимологии) и на пути к широкозначности прошёл этап наличия нескольких значений.

Говоря о роли контекста в проявлении семантики слова, В.Г. Гак уточняет, что детализация широкого понятия происходит за счёт правосторонних партнёров, и объясняет это слабым развитием аффиксации в аналитических языках. Это не позволяет пространственновременным и количественно-качественным оттенкам выражаться лексически, что в языках флективного строя происходит за счёт аффиксов [Гак 2010а: 85; Гак 2010б: 80]. Значимость правой валентности (объекта) и меньшую релевантность левой (субъекта) для переходных глаголов отмечают также Н.Н. Амосова и Е.Д. Маринова. Во взаимообусловленности семантики глагола и объекта отражается связь значений слова как такового и более крупных речевых произведений, в рамках которых оно употребляется. Подчеркнём, что это в равной степени относится как к платео-, так и к полисемантам, а значит, не проясняет изучаемое явление.

В связи с ролью правосторонних актантов в конкретизации семантики платеосеманта осветим вопрос взаимоотношения широкого значения и широкой сочетаемости («широта дистрибутивного диапозона слова» в [Плоткин 1982: 83], «комбинаторский охват» в [Кудинова 1989: 9]). Большинство учёных признают тесную связь обоих понятий, отмечая широкую синтаксическую и разнообразную лексическую сочетаемость платеосемантов [Боровик 1958;

Барсук 1991; Загородняя 2003], широкий набор синтаксических валентностей в общем объёме синтаксической парадигмы [Соболева 2001], расширенный объём семантико-синтаксических валентностей [Шапошникова 1999]. И.В. Шапошникова считает большой объём лексической наполняемости модели результатом исторического развития глагола, в ходе которого при сохранении начального значения в сферу глагольной сочетаемости попадали всё новые классы референтов [Шапошникова 2011: 319]. А.А. Уфимцева полагает, что высокая степень сочетаемости определяет «бедноту» семантического содержания слова, являющегося крайне абстрактным понятием [Уфимцева 1968: 106]. Как представляется, с одной стороны, широкая сочетаемость свойственна и полисемантам за счёт наличия в их структуре ряда ЛСВ. Значит, её нельзя считать исключительным свойством слова широкой семантики, где она обеспечивается широким значением. С другой стороны, широкая сочетаемость является показателем объёма значения единицы, так как речь идёт о способности слова вступать в сочетания с целым рядом классов слов, каждый из которых объединяем общностью смысла, а также входить в качестве организующего звена в состав разнообразных конструкций, не предполагающих свободную вариативность членов. При этом широту объёма значения определяет минимальность существенных признаков, способных отразить значение, и величина круга разнородных предметов и явлений действительности, которые оно может охватить [Авдеев 2005: 19].

Вопрос, однако, заключается не в самой сочетаемости, а в объёме значения, обеспечивающего ту или иную широту сочетаемости, ведь «сочетаемость слова есть часть его смысла»

[Шаляпина 1980: 39] (см. также [Джоломанова 1978: 31; Бланар 1971: 4]).

Основываясь на результатах проведённого исследования (см. Главу II), можно говорить об известной исторической непостоянности объёма широкого значения. Это означает, что, вопервых, разные платеосеманты (даже сопоставимые по значению в рамках одного или нескольких языков) отличаются объёмом или «степенью» широкозначности, находясь ближе к многозначности или дальше от неё. Во-вторых, объём значения может меняться в диахронии при приобретении/утрате словом отдельных значений например, исследования М.А. Боровик, Т.М. Дуцяк). В свою очередь, границы семантического объёма, несомненно, выявляются через определение границ сочетаемости в синхронии. По разграничению системных значимостей глагольных лексем можно судить о характере и объёме их смысловой структуры [Уфимцева 2011: 154].

О разнице в объёме и степени широкозначности говорит и тот факт, что списки платеосемантов у исследователей значительно расходятся. Так, П.С. Федюк относит к ним в английском языке глаголы be, have, во французском – avoir, aller, fair, tre, в русском – быть [Федюк 2009: 202], а также ядерные глаголы ЛСГ размещения предметов в пространстве типа ставить и класть. И.В. Шапошникова в английском языке «лучшими представителями категории эврисемии» называет глаголы be, have, do [Шапошникова 1999: 186] (cр.: данные глаголы как ядерные в микросистеме широкозначности [Плоткин 1989: 207]), что не исключает наличие других менее ярко выраженных платеосемантов. Так, под руководством И.В. Шапошниковой Е.Л. Соболева (2001) исследовала единицы turn, grow и отнесла к широкозначным глаголам их динамические корреляты give, take, make, get, keep, come, go.

У А.А. Уфимцевой список более обширный. К «универсальным знакам» здесь относятся «более конкретные» и «семантически полнозначные» глаголы «с повышенной переходностью»

(к вышеназванным добавлены put, stop, begin, go on), «все дефективные глаголы с неполной морфологической и лексической парадигмами» (must, may, let, shall, will), более «конкретные»

двунаправленные глаголы (break, drop, part, turn) и каузативные глаголы (raise, rise, fell, fall, make, force) [Уфимцева 2011: 144-145].

А.М. Плотникова выявляет корпус из 32 широкозначных глаголов в русском языке на основе наличия у них более 7 значений в словарной статье, способности «обозначать как конкретные наблюдаемые физические действия, так и неконкретные ненаблюдаемые эмоциональные, речевые или социальные процессы», а также ввиду обязательного вхождения в одно из семантических полей “Действие”, “Состояние” и “Отношение”» [Плотникова 2009].

Такой подход, заключающийся, главным образом, в исчислении количества значений по словарям, не представляется релевантным по ряду причин. Выделение отдельных ЛСВ в словарях часто происходит неоправданно, так как лексикографу свойственно вносить индивидуальное, субъективное видение материала в описание языковой единицы [Беляевская 2008: 71] (о лексикографическом толковании как представлении структуры слова см. стр. 29Полное лексикографическое описание часто предусматривает включение всех свойств значения слова (семантики, сочетаемости, стилистики, прагматики, фразеологии) [Фёдорова 2013: 186], представляя эту не структурированную с когнитивной точки зрения совокупность как набор примеров. В таком случае даже при анализе контекстов с целью выявления условий появления широкозначности и варьирования «когнитивного сценария» соответствующих единиц автор априори принимает готовую семантическую структуру слова, представленную в словаре. Так, А.М. Плотникова, основываясь на анализе словарей, отличительной чертой глаголов-платеосемантов считает широко развитую многозначность и вступает в противоречие с собственным утверждением о том, что из-за утраты семантических связей между значениями они сближаются с омонимами вследствие чего представление их как многозначных затруднительно.

На материале словарей выполнено также исследование В.И. Кудиновой, считающей ядром системы немецких широкозначных глаголов сему БЫТИЕ. По её мнению, глаголы с более сложной семантической структурой в качестве основного компонента включают значение бытийного глагола sein [Кудинова 1994: 2]. К широкозначным в работе отнесены глаголы haben, sein, machen, bringen, kommen, nehmen, geben, fhren, gehen [Кудинова 1994]. Отсутствие в этом списке глагола tun кажется необоснованным, так как, по нашим наблюдениям, он сопоставим с глаголом do и обладает высокой степенью широкозначности, при этом предикат machen, вошедший в указанный список, имеет менее широкое значение. Более того, спорным представляется введение семы БЫТИЕ в значения всех перечисленных глаголов, автор не приводит доказательств её наличия (например, в значении глагола gehen нет данной семы).

Даже если и ввести эту сему, данная информация может составлять пресуппозицию значения данных глаголов, но не входит в ассерцию (так, ассерцию слова gehen составляет нечто вроде «перемещаться по поверхности, которая расположена перпендикулярно движущемуся объекту»).

С проблемой объёма значения платеосеманта коррелирует проблема выделения типов широкозначности, поднимаемая некоторыми учёными. Так, С.Н. Димова предлагает выделять широкое значение двух типов: единицы с обобщённо-родовым значением, проявляющие низкую степень лексической абстракции (дерево, человек, животное), и единицы с категориально-широким значением – общие понятия максимальной степени абстракции (дело, вещь, делать). Понятие-категория, выступающая в качестве понятийного компонента единиц второго типа, включает наиболее общие свойства, характерные для большого количества явлений внеязыковой действительности [Димова 1972]. Очевидно, слова первого типа ближе к полисемантам, поэтому сложно говорить о наличии у них именно широкого значения.

Например, у слова человек интуитивно выделяются два значения2: живое существо, обладающее определёнными анатомическими особенностями (Homo sapiens) и человек как совокупность морально-нравственных установок и качеств. В то же время слова второго типа явно соотносятся с платеосемантами. На разницу в объёме значения указывает также то, что между единицами первого и второго типа существуют гиперо-гипонимические отношения, например, человек, животное или куст, дерево (1-й тип) – гипонимы, а слова существо и растение (2-й тип) – гиперонимы по отношению к ним. Кроме того, предположительно между указанными типами широкозначности существуют различные переходные формы. Сами слова, семантический объём которых не является постоянной величиной, могут со временем переходить из одного (под)типа в другой, приобретая и утрачивая семантические признаки, определяющие их значения и семантическое развитие по пути всё большего абстрагирования.

Здесь приводятся ЛСВ, не подкреплённые научным исследованием данной единицы. Ср.: в СРЯ С.И. Ожегова для слова человек приводятся следующие значения: 1. Живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия труда и пользоваться ими в процессе общественного труда. 2. В России при крепостном праве: дворовый слуга, служитель, лакей, а позднее официант, слуга [СРЯ 1990: 876-877].

П.С. Федюк выделяет два типа широкозначности частеречного характера: для глаголов – обязательно наличие грамматической семантики, для существительных – широта лексического значения [Федюк 2011: 5]. При этом сам автор признаёт, что как лексический, так и грамматический семантический потенциал слова говорят о степени широкозначности. То есть, по крайней мере, для глаголов платеосемия не ограничивается только сферой грамматики и включает лексический потенциал. Для широкозначных существительных также отмечается наличие грамматического значения [Гарьковская 2004], что было показано С.Н. Димовой на примере слова way, соотносимого в его широком значении «manner of any kind of action» с грамматическим категориальным значением класса качественных наречий [Димова 1972а: 12].

Степень концентрации лексической абстракции являлась основанием для выделения двух групп широкозначных единиц и у К.А. Горшковой. К первой группе были отнесены слова, у которых лексическая абстракция «достигает апогея» и тождественна грамматической абстракции (это собственно слова широкой семантики, например, thing), ко второй – у которых лексическая абстракция не достигает высшей степени и меньше грамматической («просто слова широкой семантики», например, matter, affair) [Горшкова 1973: 6-7]. Такое деление соотносимо с предложенными И.В. Шапошниковой типами семантико-синтаксической и семантической эврисемии, первый из которых свойственен английским платеосемантам [Шапошникова 1992:

204]. Представляется, что речь идёт скорее о степени грамматикализации и десемантизации. И хотя многие учёные признают за платеосемией эти черты, можно утверждать, что одни и те же единицы грамматикализируются, сохраняя при этом своё значение, когда выполняют роль (полу)связки в определённых конструкциях, а в других случаях не подвержены этому процессу, когда употребляются в качестве полнозначных единиц. Таким примером является глагол делать, грамматикализующийся при употреблении в составе именного сказуемого, что сопровождается частичной, очень незначительной, десемантизацией (см. стр. 175, 220). Этот факт не позволяет однозначно принять предложенное деление. Тем не менее, попытки классифицировать широкозначные единицы свидетельствует о том, что различия в семантическом объёме, степени абстракции и широты значения чётко осознаются и представляют перспективу для исследований.

Указанным проблемам сопутствует вопрос соотношения платеосемии и полисемии, по которому мнения учёных диаметрально противоположны. Согласно первому подходу [Димова 1972а; Джоламанова 1978; Дианова 1979] оба явления перекрещиваются: широкозначность сосуществует с многозначностью в пределах семантической структуры одной языковой единицы, то есть широкозначность предстаёт внутренней характеристикой отдельных ЛСВ в структуре многозначного слова [Аралов 1979: 127]. С.Н. Димова демонстрирует это на примере слова way, в структуру которого входят восемь ЛСВ, из которых только два – «track of any kind»

и «manner of any kind of action» – характеризуются как широкозначные [Димова 1972а: 7-8]. При этом первое из них исследователь считает обобщённо-родовым, а второе – обобщённокатегориальным. Приверженцы второго подхода [Боровик 1958, Горшкова 1978; Маринова 1995; Гросул 1977; Малютина 2008] считают платеосемию и полисемию обособленными лексико-семантическими категориями.

Наша позиция до некоторой степени коррелирует с описанием схемы развития широкозначности, предложенной А.А. Авдеевым, который опирается на идею В.Г. Гака о механизме расширения семантического объёма единицы [Гак 2010б: 51]. Диахронические исследования М.А. Боровик, Т.М. Дуцяк свидетельствуют в пользу предположения об устранении «дифференциальных видовых сем, нередко необязательных для передачи информации или ясных из контекста», остающаяся после этого архисема позволяет единице соотноситься с широким кругом референтов [Авдеев 2005: 16] (см. также [Федюк 2011: 7]).

Благодаря этому становится возможным обобщение способа описания денотата. Основой платеосемии признаётся полисемия, но её развивают не отдельные ЛСВ, а их совокупность.

При этом платеосемия и полисемия – принципиально разные явления. Однако А.А. Авдеев непосредственной связи с референтом и появлении служебных функций, хотя и с оговоркой, что речь идёт только о «частичной модификации» [Авдеев 2005: 35] (см. десемантизация как свойство широкозначности в [Уфимцева 2011; Загородняя 2003; Иевлева 2010; Барсук 1991;

Никитин 2005]). Идея десемантизации как результата абстрагирования представляется спорной в силу сохранения значения глагола во всех случаях его употребления (более подробно интерпретация данной проблемы представлена в Главе III).

Основной проблемой, определяющей вышеперечисленные вопросы, является методика построения семантической структуры платеосеманта, сводившаяся до сих пор к выделению широкого инвариантного значения (или системного значения, лексического прототипа или содержательного ядра)3. Такой подход объясняется тем, что при способности платеосеманта к широкой вариативности его семантическая структура априори считается целостной [Плоткин 1989: 206; Гросул 1977: 7; Гросул 1989: 4]. Л.Я. Гросул, применяя дистрибутивный, трансформационный, компонентный и статистический виды анализа, выводит инвариантные значения глаголов get (переход предмета в новое состояние) и keep (сохранение предмета в прежнем состоянии (качественном, пространственном или поссесивном)) и замечает, что «семасиологическое исследование должно начинаться на «синтагматическом уровне»» [Гросул 1977: 14-17].

В литературе используются различные обозначения одной и той же сущности, например, Е.И. Малютина в [Малютина 2008] недифференцированно применяет все эти термины.

Как указывалось, исследователи часто прибегают к помощи словарей, например, [Дианова 1979], [Иевлева 2010]. В частности Е.И. Малютина, изучая специфику значения глаголов be, have и do, применяет методику исследования полисемантов: когнитивный анализ словарных дефиниций (систематизацию и описание значений глаголов по словарным статьям десяти словарей и определение их системного значения), лингвистическое описание и контекстуальный анализ для установления механизмов функционирования системного значения в речи. Метод предусматривает несколько этапов. На основе первого словарного значения слова определяется номинативно-непроизводное значение (ННЗ), состоящее из интегрального признака и наиболее частотных дифференциальных сем, встречающихся в первых словарных дефинициях; в терминах этого значения производится анализ семантической структуры слова; формулируется содержательное ядро, включающее интегральный признак и дифференциальные семы (набор их минимален и фиксирует уникальность значения);

проверяется прототипичность признаков ННЗ при рассмотрении на его основе всех ЛСВ, входящих в семантическую структуру глагола [Малютина 2008: 93-94]. Выше упоминались недостатки исследований на основе словарных дефиниций. Описанный метод Е.И. Малютиной, даже с проверкой на контекстуальных примерах, может быть верным лишь в том случае, если значение у платеосеманта действительно одно. А именно из этого исходят многие авторы.

Другой подход определения специфики семантического строения слова также с опорой на словарные толкования ещё раньше предложила С.Н. Димова, полагающая, что словари и лексикологические пособия при критическом подходе могут служить информантами. Метод предусматривает также контекстный анализ и лексические трансформации: замену объяснительными формулами толкований слов в словарной статье, на основе чего строятся дальнейшие логические рассуждения, имеющие целью устранение дробности значений в словарях, установление типов семантических связей между значениями, определение основного значения и порядка следования значений [Димова 1972б: 23-25].

Как представляется, анализ следует начинать именно с анализа контекстуального использования единиц, учёта их сочетаемости. Это, однако, не означает, что словарь не может служить одним из источников практического материала. Напротив, фиксируемые в словарях примеры (но не формулировки ЛСВ) часто бывают особо ценны благодаря своей уникальности.

Е.Л. Соболева при исследовании английских глаголов turn и применяет систематизацию на основе семантико-синтаксического подхода при сплошной выборке примеров по текстам разных периодов, то есть в диахронии. Вслед за И.В. Шапошниковой Е.Л. Соболева исходит из высокой степени синтаксической детерминированности семантики широкозначных глаголов в английском языке: их значение фактически предопределено синтаксической моделью и «почти не зависит» от её лексической наполняемости [Соболева 2001: 5], что представляется спорным. Синтаксическая модель (конструкция) отражает ту или иную глагольную валентность, то есть способность сочетаться, при этом речь идёт как о синтаксической сочетаемости, так и о семантической. Категориальные признаки слов, заполняющих соответствующие валентности, и самого предиката должны совпадать [Кричевская 1986: 95]. Существенным для исследования семантики является не только форма и функция распространителя, но и его лексическое наполнение [Землякова 2009: 2]. Именно по сочетаемости с определёнными единицами, в частности по семантике правосторонних актантов (для переходных глаголов – объектов), как уже упоминалось, можно судить о значении самого платеосеманта. Например, в модель VO (X делать Y) в зависимости от глагола machen или tun (make или do, taist или dart) могут быть включены лишь определённые обозначения объектов (см. группы объектов в Главе II, стр. 106. 118, 188-190, 193).

Е.Л. Соболева прослеживает развитие широкого значения у глаголов turn и grow и приходит к выводу о представлении ими в языке исходных (базовых) концептов «поворот» и «рост» в прототипе концептосферы человека. При этом подчёркивается сохранение исходных семантических прототипов «поворот» (т.е. пространственное состояние)» [Соболева 2001: 99] и «расти» (т.е. увеличиваться посредством естественного развития)» [Соболева 2001: 59] в семантических структурах глаголов. Указанные прототипы представляются соотносимыми с инвариантными значениями, а не прототипическим значением платеосеманта; а непосредственно расшифровка прототипа «расти» – как раз с прототипическим значением.

Кроме того, неясны признаки, определяющие выделяемые прототипы, и организация семантической структуры описываемых единиц.

Таким образом, несмотря на большое количество работ в сфере платеосемии, методики описания семантики широкозначных единиц практически не существует. Как указывает С.А. Песина, подобные исследования требуют особого алгоритма, отличного от исследования полисемантов [Песина 2005: 82]. Можно также утверждать, что результаты исследования предопределяются его объектом, то есть степенью широты значения анализируемой единицы.

Подводя итог, приходится признать, что, хотя в сфере изучения платеосемии накоплен определённый опыт, остаётся нерешённым целый ряд основополагающих вопросов, а именно:

– нет чёткой методики описания инварианта широкозначной единицы из-за его крайней абстрактности и обобщённости;

– не решена проблема представления семантической структуры платеосеманта;

– остаётся открытым вопрос о соотношении широкозначности и многозначности;

платеосемией и полисемией.

Тем не менее, для получения представления об интерпретации семантики исследуемых единиц – широкозначных глаголов типа делать – обратимся к анализу соответствующих работ.

1.2. Обзор работ по глаголам с общим значением делать При наличии большого количества работ по платеосемантам, в том числе глаголам типа делать, наиболее доступным и широко используемым источником информации о них остаются словари. Именно здесь ожидается наиболее точное, логичное и доступное широкому кругу пользователей толкование значения. Как подчёркивает В.Д. Девкин, «словарь – это приём, метод, способ, средство познания языкового явления» [Девкин 2000: 14]. Тем не менее, следует различать словарь-справочник, адресатом которого не является лингвист, и словарь «как популярный жанр лингвистического исследования» [Зализняк 2004: 40]. То есть составители статьи в толковом словаре должны не стремиться в строго научном плане отразить вид и способ хранения значений слова в сознании, а рассчитывать на рядового пользователя, нуждающегося в чётком представлении о значении слова в сопоставлении его с синонимичными единицами при демонстрации их конкретных различий.

Руководствуясь целью создания адекватных словарей (эту задачу сформулировал Л.В. Щерба, обозначив её как основную задачу лингвистики), их авторы ставят во главу угла объём представляемых знаний, их «полноту и разнообразие», фактически «описание дистрибуций языковых единиц» [Найда 1962], но не способ их организации. Вследствие этого семантическая структура «размывается», «тонет» в количестве примеров, часто выдаваемых, особенно в случае платеосемантов, за отдельные значения (см. также [Никитин 2005: 106;

Малютина 2008: 170]). В разных словарях, даже одинакового объёма, количество значений слова и порядок их следования обычно не совпадает. Нередко при этом происходит объединение под одной рубрикой заведомо разных значений и, напротив, одинаковые или близкие значения попадают в разные рубрики [Перебейнос 1962: 56] (см. также [ermk 2002:

238; Иевлева 2010: 57-58]). Считается, что при лексикографическом портретировании лексеме необходимо приписывать все свойства, обращения к которым могут потребовать грамматические и лингвистические правила [Апресян 1990: 123]. Это выходит далеко за рамки «полной» семантической характеристики слова, для чего приводится максимально широкий круг контекстов. При этом для описания реального функционирования слова в речи лексикографическое описание, как правило, бывает недостаточным, так как оно по объёму меньше значения в сознании носителя языка [Попова, Стернин 2011: 41]. Всегда есть возможность, что вне словаря останутся некоторые случаи употребления слова. На это указывал Д.Н. Шмелёв: может возникнуть впечатление, что нельзя употребить слово в некотором «промежуточном» значении, то есть в смысле, возникающем при совмещении нескольких указанных в словаре значений [Шмелёв 2006: 80].

Об опасностях, «подстерегающих лексикографа», пишет и С.Д. Канцельсон, приводя в качестве примера «расщепление единого недифференцированного значения на ряд “отдельных” значений» [Канцельсон 2011: 42]. Е.С. Кубрякова, в свою очередь, связывает тенденцию в словарях к возможно полному описанию значений глагола с психолингвистическими наблюдениями и желанием восстановить «картину наблюдения за ситуацией, описываемой глаголом» [Кубрякова 1992: 85]. У.М. Трофимова также отмечает, что платеосемант интерпретируется в словарях в виде его реализаций в текстах, что не даёт чёткого представления об объёме слова. В подтверждение приводятся слова известного китаиста А.Л Семенаса: «Нередко многозначность является следствием перевода, а не объективно присуща слову данного языка» [Трофимова 2006: 307-308]. То есть объём иноязычного слова воспринимается через призму родного языка.

И всё же первоочередной является проблема разграничения нескольких употреблений слова при одном значении от других его самостоятельных значений [Степанов 2011: 21]. В отношении слов широкой семантики, в том числе глаголов типа делать, можно утверждать, что эта задача фактически не решается. Так, составители одного из самых полных одноязычных толковых словарей MGUL главной целью выдвигают описание структуры значения слова и включают в словарную статью данные по фонетике, грамматике, стилистике, временным и пространственным связям, антонимии, фразеологии [MGUL 1986: 16]. При этом семантическая структура как таковая уходит на задний план. Например, для глагола machen выделяется значений, для tun – 9, в обоих случаях с подзначениями (7 и 8 соответственно). Для глагола tun последние два значения объединены под рубрикой «вспомогательный глагол». Излишне говорить, что различия между значениями становятся практически неуловимыми. В отдельных рубриках значение одного глагола трактуется через другой. Некоторые формулировки у обеих единиц совпадают, вследствие чего становится неясно их различие.

Такое необоснованно дробное семантическое описание не раз подвергалось критике [Лотова 1971: 97; Дианова 1979: 3; Авдеев 2002: 25-26]. Практически каждое контекстуальное употребление трактуется как новое значение. Как отмечает С.А. Песина, фиксируемые словарями переносные значения отражают содержание на уровне языка не как системы, а как речи. Лексическая многозначность представляет собой, таким образом, речевой феномен [Песина 2005: 7]. В этом случае весьма сложно реализовать требование, выдвигаемое Ю.Д. Апресяном в отношении «словарей активного типа» – включить в словарное описание весь объём знаний о лексеме, входящий в состав языковой компетенции говорящих, что направлено на обеспечение активного овладения языком [Апресян 1990: 130]. Тем более это трудно реализовать, если учесть, что о единицах типа платеосемантов даже лингвисты говорят как о «словах с крайне расплывчатым, неопределённым содержанием» [Девкин 1979: 164]. По мнению Л.В. Щербы, словарь должен представлять собой точный и исчерпывающий перечень «сгруппированных под отдельными словами общих понятий, под которые подводятся в данном языке единичные явления действительности» (выделение наше – М.Е.), и в нашем случае «трудность отыскания» таких понятий для платеосемантов «не доказывает ещё отсутствие искомого» [Щерба 1974: 277]. По мнению самого же Ю.Д. Апресяна, лексикография требует ответить на вопрос, что слова значат, семантику же в основном интересует, «как слова значат» [Апресян 1995, I: 6].

Поиск значений глаголов типа делать не раз становился темой исследований. Работы, выполненные в синхроническом аспекте, часто опираются на диахронию [Перебейнос 1962;

Абаев 1988; Дуцяк 1993; Кудинова 1994; Зеликов 2001; Резникова 2003; Schwarz 2004;

Малютина 2008; Ахмерова 2009; Иевлева 2010], реже имеет место ограничение анализа только сферой диахронии [Боровик 1958; Шапошникова 1999].

Обзор работ целесообразно начать с исследования в сфере исторического синтаксиса французского языка Л.М. Скрелиной, которая придавала большое значение фундаментальным глаголам в языке, отражающим всю сложную семантико-грамматическую структуру французского глагола вообще. Глагол faire (делать) учёный относит именно к таким единицам.

Образуемые ими структурные модели являются инвариантными фундаментальными моделями французского предложения [Скрелина 1973: 5-8] (ср.: группа английских широкозначных глаголов «обеспечивает возможность говорящему создавать («собирать») номинативные единицы по ставшим устойчивыми со среднеанглийского периода моделям» [Шапошникова 2011: 330]). В семантическом плане такой глагол представляет определённую ЛСГ глаголов [Скрелина 1973: 32]. Его обобщённая семантика и широкий спектр лексико-грамматической сочетаемости создают базу для многочисленных вариаций функционирования [Скрелина 1973:

356].

В отношении субъектной валентности каузативного глагола faire учёный отмечает, что только валентность, занимаемую «безличным местоимение il» (оно), следует считать функционально значимой, так как она определяет служебное употребление глагола в составе безличного оборота. При этом глагол faire теряет своё конкретное лексическое значение и обозначает самозарождающееся и саморазвивающееся действие [Скрелина 1973: 78].

Исследователь подчёркивает наличие взаимовлияния слов в составе речевых словосочетаний, при котором не только конкретное или абстрактное имя влияет на выявление оттенка в значениях глагола, но и он сам, будучи сопоставим с различными конкретными глаголами «делания», воздействует на слово, сочетающееся с ним [Скрелина 1973: 229-230]. Тем не менее, отмечается ослабление значения глагола в сочетании с обозначениями объектов.

Примечательно, что значением всего сочетания глагола faire с именем и прилагательным (определением имени) Л.М. Скрелина считает результат действия, направленного на изменение качества объекта [Скрелина 1973: 235]. Участвуя в образовании глагольных перифраз, глагол faire претерпел грамматикализацию и к современному периоду начал образовывать конструкцию фактитивного залога [Скрелина 1973: 40]. Таким образом, непосредственно значение фундаментальных глаголов не раскрывается, но признаётся их главенствующая роль в организации синтаксических структур и ЛСП, что обеспечивается именно широким значением.

У глагола faire учёный выделяет значения изменение объекта (преобразования в нашей трактовке), но не в сочетании с определёнными типами объектов, а с объектом и определением «результата» к нему (ср.: конструкция типа (X) делать (Y) каким?, стр. 123, 170, 199).

Диахроническое исследование английских глаголов do и make, осуществленное М.А. Боровик, показало, что их исходные значения в древнеанглийский период служили основой развития многозначности, благодаря чему они могли обозначать различные конкретные и обобщённые действия. Постепенно на основе наличия у глагола do одного обобщённого значения делать, совершать, а у make четырёх – делать, производить, создавать, приводить в состояние, делать, совершать и составлять, образовывать, путём их расширения и обобщения развивается широкозначность, что сопровождается утратой и конкретизацией отдельных значений [Боровик 1958: 190]. К аналогичному выводу приходит Т.М. Дуцяк, отмечая, что развитие семантической парадигмы глагола do генерировалось его когнитивной моделью, передающей идею абстрактного, общего действия, и сопровождалось утратой конкретных ЛСВ [Дуцяк 1993: 13]. По мнению М.А. Боровик, в случае глагола do этому процессу сопутствовала грамматикализация, что привело к употреблению его в служебных функциях – глагол-заместитель, глагол-усилитель, вспомогательный глагол.

Данный процесс, однако, не затрагивает глагол make: «ни одно значение глагола make не является настолько обобщённым, чтобы обусловить его грамматизацию» [Боровик 1958: 316].

Как представляется, по крайней мере, на современном этапе, выполнение указанных функций у глагола do, соотносимого с tun в немецком языке, обеспечивается наличием именно прототипического значения реализация порции действия, при котором действие не конкретизируется, представляется как неразложимая целостность, а не в виде отдельных этапов (см. ниже, стр 82, 110). В отношении грамматизации глагола make, при соотнесении его с глаголом machen, можно предположить, что она всё же имеет место: в определённых конструкциях глагол является полусвязочным. Однако сомнение вызывает конкретизация отдельных значений, так как семантическое развитие здесь, напротив, стремится ко всё большему абстрагированию.

В связи с развитием у слова широкозначности («полисемии на пределе») приведём четыре предпосылки, определяющие её, по мнению М.В. Никитина [Никитин 2005: 106-107]:

1) конкретное исходное значение слова и прагматически важный и частотный его денотат;

2) высокий потенциал семантического варьирования слова, оно легко «обрастает значениями, моделируемыми на тропеической и родо-видовой» основе; 3) принадлежность слова «к первичной сфере иерархической системы средств номинации»; 4) регулярное использование слова для «полуграмматизированного выражения обобщённых категориальных значений», например, make – «каузация в вещах признаков (действий, процессов, состояний, свойств и т.п.)», что скорее является не предпосылкой, а следствием развития широкого значения. Оно проходит в несколько шагов: исходное прямое значение слова на первом уровне мотивирует семантические сдвиги на втором уровне и моделирует характер широкозначности – имеет место «образование производных значений от производных же значений низшей ступени». Третий уровень – уровень собственно платеосемии, то есть «идиоматизированных значений с остаточной или слабой ассоциативностью концептов», распадающийся на полисемию и омонимизацию слова [Никитин 2005: 108]. Здесь находятся значения, «даже ступенчато не возводимые к базисному прототипическому образу» и состоящие «вне всякой деривационной связи» с ним. Хотя сам М.В. Никитин таким значением для глагола make считает «обобщённый образ простейшего фактитивного отношения-действия (…) по созданию какой-то вещи», «каузации» (у нас создание объекта иной качественной определённости, см. стр. 73-76), которое обобщается «при переходе от физических тел к признакам», «теряет сему целенамеренности», вследствие чего «каузируется некое качество в уже существующем объекте» [Никитин 2005: 110] (у нас преобразование объекта с сохранением его качественной определённости, см. стр. 77-78). То есть прототипическое значение относится к сфере полисемии, в то время как за широким значением остаётся область немотивированных, идиоматических значений. Хотя следует признать, что слова в составе идиомы обладают определённым значением (см. исследование коллокаций с глаголами действия [Кицей 2008: 15, М.В. Никитин подчёркивает, что широкозначность находится периферии семантической структуры» слова [Никитин 2005: 109]. Мы же полагаем, что изначальный прототип сохраняется в семантической структуре единицы (возможно, в модифицированном виде) и служит деривационной основой для других (одного, двух) прототипов, при этом широкозначность – свойство всего слова, а не отдельных значений.

Именно исторический характер свойства полифункциональности глаголов с семантикой «делать» – способности образовывать грамматизованные отрицательные и вопросительные конструкции, использоваться как слова-заместители, средства усиления и топикализации – отмечает А.В. Ахмерова. В их семантическом развитии фиксируется сохранение влияния первоначального значения языковой единицы и абстрагирование, обобщение действия [Ахмерова 2011: 90] (ср. с мнением М.А. Боровик выше). На современном этапе общими чертами глаголов типа делать А.В. Ахмерова считает высокую степень абстракции, полифункциональность, многозначность, широкую валентность, высокую частотность, однотипность функционально-семантических моделей, а также универсальность как «проявление сходных свойств подобных языковых элементов в разных языках» [Ахмерова 2009: 12-13].

широкозначности, а не многозначности, как указывает А.В. Ахмерова.

К. Шварц описывает функционирование перифразы с tun, do и doen в немецком, английском и нидерландском языках и их диалектах на основе анализа словарных дефиниций и грамматических описаний. Приведём фрагмент таблицы из его работы [Schwarz 2004: 60]:

Таблица 2: Функциональные параметры перифразы с tun, do и doen аспект обозначения: отсутствие функционального параметра ---------------- невозможность высказывания Таким образом, функции исследуемого глагола конкретизируются, однако речь попрежнему не идёт о лексическом значении единицы, которой, видимо, априори приписывается значение действия как такового.

Именно на семантике глагола tun делает упор Б. Зик, признавая за этим «самым удивительным» глаголом способность к выполнению «разнообразных задач» в языке. Значения этой лексемы автор сводит к следующим [Sick 2009: 558-559] (примеры Б. Зика):

– «machen» – «делать» (Das kannst du alleine tun – Ты это можешь сделать один; Tut mehr fr eure Gesundheit – Делайте больше для своего здоровья), при этом не раскрываются семантические отличия machen и tun;

– «zufgen» – «причинять, доставлять» (Der tut nichts, der will blo spielen – Он ничего (Вам) не сделает, он просто хочет играть (видимо, о собаке); Was du nicht willst, dass man dir tu, das fg auch keinem anderen zu – Не делай другому то, что ты не хочешь, чтобы делали тебе), указанное значение не представляется отличным от приведённой выше трактовки через глагол machen, объекты при глаголе tun неконкретизированные (das, mehr, nichts, was), вследствие чего может проявиться одно и то же значение предиката;

– «platzieren», «unterbringen», «hinzufgen» – «помещать», «размещать», «добавлять»

(Du musst mehr Salz in die Suppe tun – Тебе надо сильнее (по)солить суп; Ich wei nicht, wo ich das hintun soll – Я не знаю, куда это деть); примечательно, что во втором примере глагол употреблён с приставкой – hintun, а, как известно, приставки способны коренным образом менять значение слова (пример, демонстрирующий значение глагола tun, должен иметь вид: Ich wei nicht, wohin ich das tun soll), кроме того, значение размещения/перемещения явно выделяется на основании учёта ряда синонимов (ср.: положить, деть, поставить, намазать и т.д. стр. 121), что нерелевантно для выделения самостоятельного значения, так как глагол tun не вносит информацию о способах размещения/перемещения, а скорее сообщает о реализации некоторого действия (это относится и к следующему выделяемому значению; автор сам отмечает, что в рейнском диалекте глагол tun стал универсальным и в зависимости от ситуации означает «покупать», «угощать, платить», «сервировать», «упаковывать, заворачивать», «наливать», что, однако, не позволяет выделять у данной единицы все эти значения);

– «sich verhalten», «ein bestimmtes Verhalten vortuschen» – «вести себя», «изображать определённое поведение» (Nun tu doch nicht so – Не веди себя так, Er tat, als ob er schliefe – Он делал вид, будто спит), – «geschehen» – «происходить» (Was tut sich bei dir so? – Ну, что тут у тебя творится?

Hier tut sich einiges – Здесь что-то происходит), здесь не учтено употребление глагола с возвратным местоимением sich, что кажется важным с точки зрения диатезы (см. стр. 61-65), при этом информацию, вносимую глаголом, и здесь следует трактовать как реализация некоторого действия без раскрытия его содержания (см. ниже, стр. 145).

Таким образом, хотя количество значений, предлагаемых Б. Зиком, значительно меньше, чем в словарях MGUL, БНРС О.И. Москальской, БНРС Langenscheidts, DW, DUW, DSW, и автор не разделяет мнение о наличии у tun только одного широкого значения, выделение именно таких ЛСВ не представляется обоснованным. Автор отмечает функционирование данного глагола в качестве вспомогательного при усилении основного смыслового глагола (Sterben tut jeder irgendwann einmal – Все когда-то умирают), как средство передачи сослагательного наклонения (Wir tten gern noch was essen – Мы бы ещё чего-нибудь съели) и в случаях, где это не диктуется конкретными потребностями (Und wo tut ihr nchstes Jahr Urlaub machen? – И где вы проводите в следующем году отпуск?). Такое употребление определяется как тенденция к упрощению грамматики, когда надо запомнить и использовать формы только одного глагола [Sick 2009: 560-561]. Заметим также, что в приведённом примере (Urlaub machen tun – проводить отпуск) имеет место кумулятивный эффект, когда происходит сочетание значений двух глаголов: глагол tun вносит информацию о наличии некоторого неконкретизированного действия, а посредством глагола machen это действие уточняется как создание объекта иной качественной определённости (см. стр. 110, 120).

Т.И. Резникова исследовала грамматикализацию конструкций с глаголом делать более чем в 150 языках, используя грамматические описания, словарные дефиниции, статьи по частным аспектам грамматики, а также результаты опросов информантов эфиосемитских языков (амхарского и тигринья). Формальным критерием начала грамматикализации глаголов, объединённых Т.И. Резниковой под семантическим ярлыком ДЕЛАТЬ, автор считает десемантизацию при отклонении от их базовых характеристик: субъект не определяется как агентивный, объектная валентность утрачивается (He had hoped that his wish would come true and it really did – Он надеялся, что его мечта сбудется, и так и случилось) [Резникова 2003: 22Данные критерии не представляются вполне приемлемыми. Ниже будет показано, что субъект при глаголе типа делать может быть «агентивным», «неагентивным» и «несобственно агентивным» [Селивёрстова 1982: 111-112] (см. стр. 65-66). Более того, субъектная валентность не столь важна для раскрытия значения исследуемых единиц в сравнении с объектной, и, следовательно, смена роли субъекта не может здесь свидетельствовать об изменении значения предиката. Опускание объекта при переходном глаголе с обязательной объектной валентностью также не указывает на его утрату и соответственно десемантизацию, так как он легко восстановим в контексте (см., например, стр. 128-129). Н.Н. Амосова отмечает, что признаком глаголов с основным переходным значением является сочетаемость с прямым дополнением, соотнесённость с объектом сохраняется вне контекста и при абсолютивном употреблении, дополнение в этом случае «лишь подразумевается» [Амосова 2010: 45].