«ЭКСПОРТНО-СЫРЬЕВАЯ ЭКОНОМИКА В ИННОВАЦИОННОМ РАЗВИТИИ ...»

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

БУНИН ЕВГЕНИЙ ДМИТРИЕВИЧ

ЭКСПОРТНО-СЫРЬЕВАЯ ЭКОНОМИКА В ИННОВАЦИОННОМ

РАЗВИТИИ

Специальность 08.00.01 – Экономическая теория

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата экономических наук

Научный руководитель:

доктор экономических наук, профессор Л.С. Тарасевич Санкт-Петербург –

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЭКСПОРТНО-СЫРЬЕВОЙ

ЭКОНОМИКИ

1.1. Понятие и экономическая сущность экспортно-сырьевой экономики....... 1.2. Экономические и институциональные характеристики стран-экспортеров сырьевых ресурсов

ГЛАВА 2. РОЛЬ СЫРЬЕВЫХ СЕКТОРОВ ЭКОНОМИКИ В

ИННОВАЦИОННОМ РАЗВИТИИ

Влияние государственного участия в добывающих отраслях экономики, 2. диверсификация и государственные инвестиции

2.2. Роль инноваций в добывающих отраслях экономики

ГЛАВА 3. ИННОВАЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ В СТРАНАХ С ЭКСПОРТНОСЫРЬЕВОЙ ЭКОНОМИКОЙ

3.1. Становление и развитие инноваций в зарубежных странах-экспортерах сырьевых ресурсов

3.2. Социально-экономические препятствия в инновационном развитии российской экономики

3.3. Взаимодействие государства, научного и предпринимательского секторов в инновационном развитии отечественной экономики

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. С момента начала реформ 1990-х гг. в России продолжается обсуждение того, как страна ответит на вызовы глобализации, одним из ответов является приоритет инновационной экономики.

Конкретно – экономический фон этого обсуждения зачастую чересчур прямолинеен и напоминает дискуссии типа: когда инновационный сектор заменит топливно-сырьевой. Из научной печати создается впечатление, что наличие в стране топливно-сырьевых ресурсов мешает нормальному развитию национальной экономики. Эти утверждения основаны на доводах, которые в действительности не существуют.

Довод первый состоит в утверждении, что иметь один ресурс экономического роста, а именно – инновационный, лучше, чем два ресурса (инновации и сырье). Безусловно российская экономика имеет два ресурса экономического роста: инновационный и сырьевой, в перспективе преобразуемое в высокотехнологичный продукт, конкурентоспособный на внутреннем и мировом рынке. В концептуальном плане инновации и сырье совместно обеспечат стабильный диверсифицированный и конкурентоспособный экономический рост.

Циклы научно-технического развития и циклы сырьевых волн часто не совпадают. У России появляется реальная возможность гибкого маневрирования ресурсами для того, чтобы обеспечить движение экономики на двух опорах, что всегда более устойчиво, чем на одной.

Второй довод основан на предположении о неинновационности энергосырьевого сектора экономики. Он не соответствует реальной действительности по двум основным причинам: во-первых, глубокая переработка исходного сырья (например, нефти и газа) и создание вертикальноинтегрированных структур по нефте- и газопереработке, затем – нефтегазохимии, вплоть до фармацевтики и бытовой химии требует использования инновационных технологий для получения многообразных продуктов с высокой добавленной стоимостью; во-вторых, топливно-сырьевой сектор инициирует создание в машиностроительном комплексе, глубоководных платформ для морской добычи нефти и газа, судов специальной постройки для освоения нефтегазовых месторождений российского арктического шельфа, концентрирующих в себе все последние достижения в области разработки новых материалов, информационнокоммуникационных технологий, энергетических установок нового типа, инновационного трубопроводного транспорта, всей инфраструктуры морских промыслов. Другими словами, развитие топливно-энергетического комплекса создает кумулятивный эффект, формируя условия для экономического роста и увеличения рабочих мест в национальном хозяйстве в целом.

Третий довод связан с призывом забыть об энергосырьевом секторе, ресурсы которого все равно когда-нибудь будут исчерпаны и быстро перейти к инновационной экономике. Инновационная экономика создается десятилетиями и является весьма наукоемкой и капиталоемкой, поскольку требует в первую очередь развития человеческого капитала, которая начинается с образования и заканчивается через науку, венчурный и крупный инновационный бизнес созданием для разнообразных рынков конкурентоспособной продукции, отвечающей потребностям текущего платежеспособного и будущего спроса.

Можно предположить, что весь XXI век пройдет не в борьбе за уничтожение одного из двух указанных ресурсов роста, а в их интеграции, поскольку топливно-сырьевой комплекс хозяйства нуждается в инновациях, а инновации без сырья, энергии и новых материалов невозможны.

Исторический опыт развития экономических систем, включая недавний опыт трансформации экономик постсоветских стран, показал, что универсальные подходы к решению фундаментальных проблем национального хозяйства не всегда приводят к одинаковым результатам. Проведение экономической политики требует внимательного изучения характеристик среды, в которой она осуществляется, в том числе институциональной среды и сложившихся макроэкономических особенностей.

В этой связи особый интерес представляет исследование экспортносырьевой экономики в инновационном развитии. Важно определить, может ли повлиять уровень инновационного развития на ресурсное богатство в данных странах и какие механизмы при этом задействованы. Это вносит существенный вклад в объяснение сложившейся ситуации, позволяет отчасти спрогнозировать экономическое развитие и скорректировать направления экономической политики в странах, богатых природными ресурсами, в том числе и в России.

исследовании вопросов реализации научного потенциала занимают работы отечественных и зарубежных авторов, посвященные макроэкономическим проблемам развития инноваций, влиянию технологических изменений и научно– технического прогресса на экономическое развитие. Среди наиболее значительных трудов в этой области, заложивших основы для дальнейших исследований, можно выделить работы Й. Шумпетера, Р. Солоу, Ф. Хайека, М.

Портера, Ф. Махлупа, Н. Розенберга, П. Дэвида, а также Н.Д. Кондратьева, А.И.

Анчишкина, Ю.Б. Татаринова, Ю.В. Яковца, А.И. Попова, С.А. Дятлова, В.А.

Плотникова.

Особенности национальных экономик стран, богатых природными ресурсами, начали активно исследоваться в 1990-х гг., хотя отдельные важные работы появлялись с 1950-х гг. Из этого «раннего» периода следует упомянуть работы Р. Пребиша, X. Зингера, Р. Нурске.

На рубеже 1980-х - 1990-х гг. последовал выход ряда ключевых работ, выделивших обеспеченность природными ресурсами как важный самостоятельный фактор, Р. Аути, Т. JI. Карл, А. Гелб, У. Корден и Дж. Ниэри, Дж. Сакс и Э. Уорнер.

В 1990-х и 2000-х гг. был опубликован длинный ряд работ, посвященных выявлению механизмов действия «ресурсного проклятия» или использованных впоследствии другими авторами для этой цели. Среди этой группы можно выделить работы А. Торнелла и Ф. Лейна, Дж. Робинсона, Р. Торвика и Т. Вердье, X. Мехлума, К. Моэне, Э. Папиракиса, Р. Герлага, Ж.-П. Стижнса, Т. Гилфасона, Крупной обобщающей работой последних лет стала монография под редакцией М. Хамфриса, Дж. Сакса и Дж. Стиглица.

В отечественной литературе следует выделить многосторонние исследования С.М. Гуриева, А.Б. Камышовой, Д.Ю. Миропольского В.М.

Полтеровича, К.И. Сонина, А.С. Селищева, В.Л. Тамбовцева, А.С. Тониса, Г.Ф.

Фейгина, А.В. Харламова, а также работы Е.Т. Гайдара, А.Н. Илларионова, А.Л.

Кудрина, концентрировавшиеся в большей степени на структурных характеристиках экономики, проблемах волатильности сырьевых цен, «голландской болезни» и особенностях бюджетной политики.

Вопросы экспортно-сырьевой экономики в инновационном развитии являются относительно новыми направлениями экономической науки, одновременно в связи с бурным развитием инноваций они приобретают все большее значение, постоянно возникают новые задачи в этой области. Хотя появляется все больше научных публикаций по данной тематике, в рамках нее остается множество существенных недостаточно разработанных вопросов. Так в настоящее время нет цельного и однозначного понимания необходимых условий, факторов, влияющих на развитие инноваций в экспортно-сырьевой экономике.

Кроме того, требуется переосмысление западных концепций в соответствии со спецификой организации научной и инновационной деятельности в России. В связи с вышесказанным исследование инновационного развития в экспортносырьевой экономике несомненно представляется важным как с теоретической, так и с практической точек зрения.

Цель и задачи исследования. Целью диссертационной работы является выявление и обоснование экспортно-сырьевой экономики в инновационном развитии; определение путей совершенствования распространения и освоения инноваций в России.

Поставленная цель обусловила необходимость выполнения следующих задач:

содержание и экономическую сущность, выявить специфические черты экспортно-сырьевой экономики, уточнить эволюцию важнейших концепций;

исследовать экономические и институциональные характеристики по проблемам «голландской болезни» и влиянию волатильности сырьевых цен, разработать подход о том, что экспортно-сырьевые страны не обречены на экономическую стагнацию;

представить анализ влияния участия государства в нефтяных компаниях на инновационное развитие экономики, изучить деятельность стабилизационных фондов и государственных инвестиций в сырьевых странах;

обосновать роль инноваций в качестве «локомотива» развития добывающих отраслей экономики;

исследовать становление и развитие инноваций в странах-экспортерах сырьевых ресурсов;

использования инноваций отечественной промышленностью;

сформулировать основные направления государственной политики по совершенствованию условий инновационного развития в России.

Предмет и объект исследования. Объектом исследования является экспортно-сырьевая экономика. В качестве предмета исследования выступает инновационное развитие экспортно-сырьевой экономики.

Область исследования. Диссертационное исследование соответствует Паспорту научной специальности 08.00.01 – Экономическая теория: п. 1.1. Политическая экономия: структура и закономерности развития экономических отношений; воспроизводство общественного и индивидуального капитала;

воздействие новых технологических укладов на процессы формирования и функционирования экономических структур и институтов; инновационные факторы социально-экономической трансформации; экономика ресурсов (рынков капиталов, труда и финансов); п. 1.3. Макроэкономическая теория:

макроэкономические процессы; п. 1.4. - Институциональная и эволюционная экономическая теория: развитие институтов хозяйственного механизма в постиндустриальном обществе; п. 2.3. - Закономерности, особенности, этапы развития отдельных стран и регионов, факторы, обуславливающие специфику их развития; п. 3.10. - Исследование и оценка концепций и моделей прорывных экономических реформ в отдельных развитых и развивающихся странах и регионах мира.

Теоретической и методологической основой исследования являются теоретические труды, монографии, научные статьи ведущих отечественных и зарубежных ученых и специалистов, исследующих вопросы сырьевых экономик, сырьевой зависимости стран, богатых природными ресурсами, роль инновационного развития.

Методологической основой явились традиционные для науки методы познания: историко-логический, системный, индуктивный, статистический, институциональный, группировки данных, межстрановых сопоставлений, экономико-статистического исследования, микро- и макроэкономический анализ, приемы сравнительного анализа.

Информационной базой исследования служат материалы и аналитические обзоры Министерства образования и науки Российской Федерации (Минобрнауки России), Министерства экономического развития Российской Федерации (Минэкономразвития России), Федеральной службы государственной статистики (Росстат), Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), Центра исследований и статистики науки (ЦИСН), Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ), Института экономической политики им. Е.Т. Гайдара, ОАО «РОСНАНО», ОАО «Российская венчурная компания» (РВК), Фонда «Сколково», Всемирного экономического форума (ВЭФ), Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), Европейской комиссии, Национального научного фонда США и других организаций, а также публикации в российской и иностранной экономической литературе.

определяется использованием в качестве теоретической основы исследования научных трудов российских и зарубежных специалистов в области сырьевой экономики, содержащихся в них концепций, гипотез и теорий; комплексным анализом широкого перечня законодательных документов и нормативноправовых актов РФ, монографий российских и иностранных авторов, актуального статистического материала, статей из периодических изданий по теме исследования, материалов международных научно-практических конференций, а также данных, опубликованных на специализированных сайтах в сети Интернет;

апробацией основных научных положений и выводов автора на научнопрактических конференциях и их публикацией в специализированных научных изданиях, в том числе входящих в перечень ВАК Министерства образования и науки РФ, а также, входящих в систему цитирования Scopus.

разработке теоретического подхода к исследованию экспортно-сырьевой экономики, его особенностей, характеристик и роли в инновационном развитии.

К числу основных результатов, определяющих научную новизну диссертационного исследования и полученных лично соискателем, относятся следующие:

экспортно-сырьевой экономики. Выявлено, что сами по себе природные ресурсы не являются первопричиной проблем, с которыми сталкиваются страны с сырьевой экономикой. Было показано, что в странах, получающих значительную часть доходов от экспорта полезных ископаемых, можно построить современную процветающую экономику.

характеристик по проблемам «голландской болезни» и влиянию волатильности сырьевых цен. Разработан подход о том, что экспортно-сырьевые страны не обречены на экономическую стагнацию.

Проведен анализ влияния участия государства в нефтяных компаниях на инновационное развитие экономики. Проанализирована деятельность стабилизационных фондов и государственных инвестиций в сырьевых странах.

Раскрыто содержание основных подходов к обоснованию роли инноваций в качестве «локомотива» развития добывающих отраслей экономики.

Предложено квалифицировать, что затруднения при конкретных обстоятельствах, как правило, связаны с отсутствием сильных и прозрачных институтов.

Исследовано становление и развитие инноваций в странахэкспортерах сырьевых ресурсов. Аргументированно обоснованно, что инновации, в том числе человеческий капитал, являются одной из главных движущих сил роста и социального развития в странах с сырьевой экономикой.

использования инноваций отечественной промышленностью. Доказано, что существующая институциональная среда в России препятствует интенсивному освоению технологий компаниями, вследствие политических, социальных, экономических и правовых проблем.

Сформулированы основные направления государственной политики по совершенствованию условий инновационного развития в России, обоснован подход, что при определенных формах реализации инноваций и грамотной политике государство может добиться впечатляющих результатов в экономике.

Теоретическая значимость результатов исследования представляет собой вклад в развитие экономической теории в разрезе таких аспектов как:

инновационное развитие, экспортно-сырьевая экономика. Усовершенствована теоретическая база для исследования мероприятий в рамках государственной политики, направленной на инновационное развитие в странах, богатых природными ресурсами.

Практическая значимость результатов заключается в том, что выводы диссертационного исследования могут быть использованы государственными и региональными органами власти для выработки активной политики инновационного развития в экспортно-сырьевой экономике.

Разработанные теоретические положения и выводы исследования могут быть использованы в процессе совершенствования учебных программ и при чтении дисциплин: «Общая экономическая теория», «Макроэкономика», «Инновационная экономика», «Влияние реального сектора экономики на денежный», «Структурно-институциональный анализ мировой экономики».

Апробация результатов исследования. Основные результаты и выводы диссертационного исследования представлены в публикациях и докладах на международных, всероссийских научно-практических конференциях и симпозиумах в Генеральном консульстве Великобритании в Санкт-Петербурге (Санкт-Петербург, октябрь 2011 г.), конференции Министерства науки и технологий КНР «Российско-китайское сотрудничество в инновационной сфере»

(Пекин, октябрь 2012 г.), крупнейшей в Европе стартап-конференции «Slush»

(Хельсинки, ноябрь 2012 г.), крупнейшей международной нефтегазовой конференции CERAWeek-2013 (Хьюстон, март 2013 г.), конференции венчурных капиталистов и изобретателей России «Russian Tech Tour 2013» (Казань, апрель 2013 г.), глобальном венчурном симпозиуме «Global Corporate Venturing Symposium 2013» (Лондон, май 2013 г.), форуме новейших технологий и перспектив международной кооперации в области инноваций «Открытые инновации 2013» (Москва, октябрь 2013 г.), бизнес-форуме в рамках 9-ой сессии СМПК по экономическому сотрудничеству России с Бельгией и Люксембургом (Брюссель, ноябрь 2013 г.).

Публикации результатов исследования. По теме диссертационного исследования опубликовано 7 работ объемом 4,1 п.л. (авторских 4,1 п.л.), в том числе 1 статья на иностранном языке в журнале, входящем в систему цитирования Scopus, 3 статьи в журналах, входящих в перечень научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ.

Структура диссертационной работы. Структура диссертационной работы определена целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложений, содержит 14 таблиц и 21 рисунок.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЭКСПОРТНО-СЫРЬЕВОЙ

ЭКОНОМИКИ

Понятие и экономическая сущность экспортно-сырьевой экономики 1.1.

Фраза «империя, над которой никогда не заходит солнце» была впервые использована для описания огромного господства короля Испании Филиппа II в XVI веке. Во время его почти полувекового правления, территория Испании распространялась на все известные континенты, беспрецедентная величина для ранней европейской истории. Достигнув зенита своего военно-политического могущества, Испания получала значительные суммы, которые современные экономисты назвали бы «сверхдоходами». Двор Филиппа II был завален золотом, серебром и ювелирными изделиями из своих колоний в Америке. Несмотря на это, Филипп Благоразумный (как это ни удивительно, известный по-испански и по сей день) неосмотрительно приводил свое правительство к банкротству четыре раза за время своего правления. Получая драгоценные металлы и камни, он получал все более крупные кредиты, проценты по которым были настолько велики, что он не мог заплатить даже при продолжающихся поставках из колоний. Империя Филиппа II стала самым известным случаем зависимости от природных ресурсов.

Хотя некоторые экономисты со времен Филиппа с подозрением относились к роли природных ресурсов в экономическом развитии, вплоть до конца XX века не было предпринято существенных усилий по изучению возможного негативного влияния от сырьевой зависимости. Одна из возможных причин такого положения было общее мнение, что природные ресурсы страны должны положительно отражаться на экономическом росте. Некоторые авторы утверждали, что природные ресурсы, а именно уголь как источник энергии, были одним из основных драйверов промышленной революции 147.

Первым систематическим исследованием экономической проблемы, связанной с природными ресурсами, стала опубликованная работа Сакса и Уорнера под названием «Изобилие природных ресурсов и экономический рост»

158. Это исследование заложило основу гипотезы, которая позже стала называться «ресурсным проклятием». Основной вывод исследования был в том, что темпы роста экономик с высокой степенью экспорта сырья в ВВП за двадцатилетний период с 1970 по 1990 гг. растут медленнее, чем в среднем в мире. Даже с учетом ряда переменных, которые, как считается, положительно влияют на экономический рост, отрицательное соотношение между экономическим ростом и ресурсной зависимостью была очевидна. Исследователи также обнаружили, что снижение доли сырьевого экспорта в общем объеме ВВП на 10 % вызывает повышение темпов экономического роста на 1 процентный пункт. Ряд экономистов провели аналогичный анализ, чтобы проверить данные выводы. Например, Сала-и-Мартин опубликовал работу с названием «Я только что выполнил два миллиона регрессий», в которой он подтвердил выводы Сакса и Уорнера 159. Сала-и-Мартин выявил 22 переменные, которые имели статистически значимое влияние на экономический рост - природные ресурсы были одной из тех переменных, которые воздействовали негативно.

За годы, прошедшие после публикации Сакса и Уорнера, развитие научных и аналитических подходов к вопросу о природных ресурсах прошло через различные стадии. В девяностых годах, казалось, что большинство экономистов пришли к консенсусу о существовании «ресурсного проклятия». Сама фраза был придумана Ричардом Оти, экономистом, который специализируется на влиянии природных ресурсов на экономический рост 97. Но простого заявления, что природные ресурсы имеют негативное влияние на рост, было недостаточно.

Объяснение было необходимо. Поэтому появилось несколько концепций, делающих акцент на различных каналах, через которые ресурсная зависимость препятствует экономическому росту. Самые ранние объяснения были ориентированы на экономические каналы. Сакс и Уорнер пришли к выводу, что речь идет об эффекте «голландской болезни», который ряд экономистов исследует с 1970-х годов 95, 113, 129, 175. Но в 2000-х гг. группа авторов (еще оставаясь в рамках концепции экономических каналов) исследовала влияние волатильности сырьевых цен на экономический рост и развитие. Публикации Кавальканти с соавторами 108, 111, Ван дер Плега и Пульхекке 173, Леонга и Мохаддеса 141 демонстрировали негативное воздействие нестабильности цен.

В последние годы, в результате более строгого эконометрического анализа с использованием новых, обширных баз данных начали появляться сомнения в гипотезе о «ресурсном проклятии». Несколько экономистов пришли к иным выводам относительно последствий природных ресурсов. Во-первых, появились сомнения по поводу периода времени, который Сакс и Уорнер выбрали для анализа. Манцано и Ригобон из Национального бюро экономических исследований опубликовали работу, в которой утверждали, что на исторический период, изученный Саксом и Уорнером, пришлось значительное падение цен на сырьевые товары, начиная с 1980 года, продлившийся 20 лет (этот период также известен «пресыщенные восьмидесятые») 143. Это снижение цен оказало негативное влияние на экономический рост. Кроме того, авторы утверждали, что высокие цены на сырьевые товары в 1970-х гг. позволили правительствам странэкспортеров природных ресурсов пойти на активные заимствования, которые создали избыточную зависимость, что в свою очередь, привело к замедлению экономического роста. С учетом поправок на эти факторы влияние «ресурсного проклятия» уже не прослеживалось.

Экономисты Всемирного банка, Ледерман и Малони, поставили под сомнение попытку обобщения влияния природных ресурсов на экономический рост и развитие 139, 140. Они предположили, что некоторые из показателей, используемые в предыдущем анализе, могут быть не связаны с относительной обеспеченностью природными ресурсами. После учета фиксированных эффектов в своем анализе негативное влияние ресурсов исчезло, что позволило предполагать, что на результат влияет не сам фактор природных ресурсов, а корреляция с некоторыми ненаблюдаемыми национальными особенностями стран. Поэтому авторы пришли к выводу, что экономисты пытались делать общие выводы о влиянии ресурсного изобилия, не выяснив точно, какие именно характеристики отрицательно влияют на рост. Ряд других экономистов изучили более обширные массивы данных за более длительные периоды времени и не обнаружили никакого влияния на экономический рост 164 или очень слабое влияние природных ресурсов.

Сомнения по поводу прямого экономического воздействия ресурсного изобилия побудил ряд авторов искать скрытый канал, посредством которого природные ресурсы могут влиять на развитие. В макроэкономических гипотезах объяснение давалось такими понятиями как «голландская болезнь» и волатильность цен, в альтернативном подходе – в качестве основного фактора, институциональные недостатки. Следует, тем не менее, выделить отличия между двумя течениями, оформившимися внутри этого институционального подхода.

Первое возникло из гипотезы о «ресурсном проклятии»: его представители считают, что изобилие природных ресурсов является причиной деградации институтов и высокого уровня коррупции в рядах правящей элиты, что в свою очередь оборачивается негативными последствиями для экономического роста и «институциональное проклятие». Другое течение – институционализм – также делает акцент на институтах, но причинно-следственная связь формулируется обратным образом: сырьевые страны, не обречены на институциональные изъяны, а наоборот, сама слабость институтов становится причиной замедления роста и развития. Изображенная ниже таблица 1 представляет различные подходы к проблеме сырьевой экономики.

Таблица 1. Сырьевая экономика: основные интерпретации и течения «Ресурсное проклятие» Природные ресурсы являются препятствием для Экономические факторы:

«Голландская болезнь» Рост реального курса национальной валюты Д. Сакс, Э. Уорнер Волатильность цен Волатильность цен – основной фактор, Р. Арецки, Институциональные факторы:

«Институциональное Зависимость от природных ресурсов приводит к Р. Оти, Х. Сала-ипроклятие» разложению институтов, которое, в свою Мартин, А.

Институционализм Природные ресурсы не являются ни экономическая свобода Включают в себя права собственности, Р. Майкселл, Р.

Составлено автором институциональном канале и «институционализм», который рассматривает слабые институты первопричиной, однако, обе школы имеют много общего. Обе подчеркивают важную роль институтов. Тем не менее, практические политические последствия этих двух подходов, заметно отличаются. Это легко понять, почему. Для первого подхода, природные ресурсы являются проблемой, и, следовательно, решение по существу, чтобы уменьшить экономическую зависимость от продаж ресурсов. В последнем подходе ресурсы сами по себе не являются проблемой, или, по крайней мере, можно утверждать, что это не главный вопрос. Ряд стран, как будет показано ниже в настоящей работе, являются примерами того, как высокая доля экспорта природных ресурсов может существовать наряду с развитой институциональной базой. Таким образом, институты рассматриваются как ключевой фактор, определяющий траекторию развития ресурсной страны. Поэтому политические рекомендации в основном направлены на улучшение институциональной базы.

Институционалистский подход, по мнению автора, имеет определенные практическом и теоретические преимуществами. Он позволяет глубже заглянуть в корень проблемы и обеспечивает более прочную основу для долгосрочных практических мер. Тем не менее, здесь прослеживается неоднозначность.

Ограничиваться одним направлением не слишком практично. Институты имеют крайне важное влияние, но это не означает, что природные ресурсы как таковые не имеют никакого значения. Сбалансированная институционалистская позиция выглядит так: страны, опирающиеся на экспорт сырья, не обречены на крах или стагнацию, но у них могут столкнуться с определенными трудностями в реализации курса, направленного на обеспечение роста. Некоторые институты в сырьевых странах могут играть бльшую роль, чем в экономиках, обделенных природными богатствами, и, следовательно, слабые институты могут иметь более сильный негативный эффект. Одним словом, правильнее было бы говорить не о «ресурсном проклятии», а о «ресурсном влиянии».

Причина, по которой институциональный подход начинает заменять гипотезу «ресурсного проклятия» был хорошо отражен в следующем отрывке:

«Складывается консенсус, что различные политические и социальные переменные выступают в качестве посредников во взаимосвязи между богатством природных ресурсов и результатами развития экономики. Но вместо того, чтобы признать, что эти переменные формируются в диапазоне исторических и других факторов в каждом конкретном случае, ученые, как правило, предопределяют это базой природных ресурсов. Иными словами, ученые формируют неправильный вопрос: следует спрашивать не почему экономики, богатые природными ресурсами, способствуют различным политическим патологиям и в свою очередь предопределяют снижение производительности, а спрашивать, какие политические и социальные факторы используют некоторые богатые ресурсами страны для того, чтобы поощрять развитие» 157.

Результаты анализа экономических показателей сырьевых стран существенно варьируются в зависимости от рассматриваемых данных и временных периодов. В результате выводы, к которым приходят разные авторы, существенно различаются: от отрицательного влияния сырьевых ресурсов на экономическое развитие (Сакс и Уорнер, Оти, Росс, Кавальканти и другие) до отсутствия существенного воздействия 164 и даже положительного влияния 106, 150. Даже в случае, если автор не находит зависимости между сырьевыми ресурсами и экономическим ростом (или обнаруживает положительную зависимость), эти результаты могут быть учтены различно. Предположим, что в некой стране найдены месторождения ценных природных ресурсов и на каком-то этапе она начинает продавать эти ресурсы на мировом рынке по завышенным ценам. Учитывая, что такой экспорт создает сверхприбыль (и в некоторых случаях весьма значительную), следует, что экономические показатели такой сырьевой страны должны быть значительно выше, чем у стран с ограниченными природными ресурсами.

Тот факт, что эмпирические данные, по крайней мере по некоторым из этих стран, не свидетельствуют существенного улучшения или демонстрируют незначительное положительное улучшение, является показателем определенных системных проблем, с которыми сталкиваются эти страны. Таким образом, опасения сторонников гипотезы «ресурсного проклятия» может быть оправдано, даже если внешние последствия ресурсного изобилия носят мягкий характер.

Экономические показатели, хорошие для страны, обделенной природными богатствами, могут быть рассмотрены как неудовлетворительные для государства, обладающего значительными запасами сырья. Потребуется более детальный анализ для того, чтобы понять причины неудовлетворительного развития ряда стран с сырьевой экономикой.

Данная задача поднимает еще один важный вопрос: что вкладывается в понятие «изобилие природных ресурсов» и какие страны можно квалифицировать как богатые ресурсами. Существует несколько вариантов ответа на этот вопрос.

Два наиболее распространенных метода измерения ресурсного изобилия – это доля сырьевых ресурсов в общем объеме экспорта и доля экспорта сырьевых ресурсов в объеме ВВП. В данной работе применяются оба эти критерия следующим образом: сырьевая зависимость возникает, когда более 25 % от совокупного экспорта страны приходится на экспорт природных ресурсов и доля сырьевого экспорта в объеме ВВП превышает 10 %. Первый критерий используется рядом авторов и соответствует определению сырьевой зависимости, принятому Международным Валютным Фондом (МВФ). Второй критерий, чтобы в категорию стран, богатых природными ресурсами, не попали государства, с низким объемом общего экспорта. Приложение представляет полный список стран, входящих в эту категорию, составленный на основе данных МВФ, Организации Объединенных Наций (ООН), а также, Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Кроме того, в целях анализа, автор распределил страны на две группы: зависимые от экспорта природных ресурсов, далее страны с сырьевой экономикой, и более узкую группу государств, зависящих от экспорта нефти и газа, далее страны с нефтегазовой экономикой.

Следует также отметить, что под природными ресурсами подразумеваются так называемые точечные ресурсы – в действительности речь идет о сырых и переработанных природных ресурсов. Более широкое понятие может включать земли, водные бассейны и другие природные ресурсы, которые остаются за рамками исследования. Понятие согласуется с определениями, принятыми в большинстве исследований по данной теме, и включает две широкие категории природных ресурсов – нетопливные и топливные. Первая включает цветные металлы, металлические руды, минеральные удобрения и другие ископаемые, в том числе драгоценные и полудрагоценные камни; вторая – нефть, нефтепродукты, природный газ и уголь. Точный список сырьевых товаров, включенных в определение, основан на Стандартной международной торговой классификации (СМТК) и базе данных по товарному экспорту Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) – самому подробному статистическому источнику по мировой торговле.

Экономические и институциональные характеристики странэкспортеров сырьевых ресурсов В конце 1950-х годов в Нидерландах были открыты несколько крупных морских месторождений природного газа. Экспорт газа произвел сильный экономический эффект, вызвав удорожание голландского гульдена и сокращение производства в несырьевых отраслях. Этот эффект получил название «голландская болезнь», придуманное журналом «Экономист» в 1977 году.

Экономические изменения в Голландии были первым тщательно изученным проявлением этого экономического феномена 112, 113, 128, 163. Следует также уточнить: воздействие «голландской болезни» на экономику происходит посредством не одного, а нескольких взаимосвязанных эффектов.

Влияние нефтяного или газового бума на экономику в целом можно разделить на три основных эффекта: эффект движения ресурсов, эффект роста расходов – оба были впервые выявлены Корденом и Нири 113 – и воздействие на валютный курс. Предположим, что есть небольшая страна с открытой экономикой с тремя основными секторами: производственный сектор, сектор услуг (не связанного с международной торговлей) и сырьевой сектор, который быстро образовался по средствам, скажем, открытия значительных месторождений нефти, вызвавшего бум нефтяного экспорта. Эффект движения ресурсов заключается в перетекании труда и капитала в сырьевую отрасль из других секторов экономики, вызванном ростом прибылей и зарплат в сырьевом секторе. Эффект роста расходов происходит в том случае, когда в результате непредвиденной прибыли в сырьевом секторе повышается спрос на импортные и иные товары. Тем не менее, влияние на расходы различается по секторам. В секторе услуг, не связанном с внешней торговлей, рост спроса на услуги удовлетворяется по средствам роста предложения, в итоге растут и цены на эти услуги, и зарплаты в данном секторе. В то же время возросший спрос на внешнеторговые товары удовлетворяется не за счет увеличения предложения изделий отечественной обрабатывающей промышленности, а за счет роста импорта. Проявляется воздействие на валютный курс. Оно становится итогом повышения притока иностранной валюты (в случае с нефтяным экспортом – американских долларов), по средствам чего, курс национальной валюты возрастает. Рост реального обменного курса национальной валюты оборачивается для обрабатывающего сектора двойным эффектом: он сдерживает спрос на отечественные промышленные товары, поскольку импортные изделия становятся дешевле, и уменьшает экспорт промышленной продукции, поскольку из-за роста курса национальной валюты она становится менее конкурентоспособной на международном рынке.

«Голландская болезнь» – явление, хорошо изученное и подтвержденное фактами. Практически все экономисты, изучающие это явление, считают, что данное понятие реально и существуют определенные механизмы, по средствам которых воздействует на экономику страны – экспортера природных ресурсов.

Гораздо меньше ясности с тем, имеет ли он существенное негативное влияние на экономический рост в целом, с одной стороны, и на социальное развития – с другой. Если такой негативный эффект в каждой из этих сфер существует, необходимо определить, каким образом его ослабить за счет конкретных практических мер. Стоит начать с прояснения одного основного аспекта данной дискуссии: существует путаница между двумя совершенно различными вопросами. Из всего, что известно о «голландской болезни», ответ на этот вопрос может быть положительным. Хотя может показаться многим людям, что «голландская болезнь» замедляет экономический рост, и, следовательно, следует считать однозначно негативным явлением, анализ, основанный на здравом смысле, ставит под сомнение эту распространенную точку зрения.

В сущности, «голландская болезнь» является приспособлением к новой экономической ситуации, которая возникает в результате увеличения экспорта сырьевых товаров. Такие экономические коррективы происходят во всех странах с открытой экономикой, не только в ресурсных экономиках, как реакция на более высокую прибыль на труд и капитала в конкретных отраслях. Сокращение в производственном секторе является свидетельством более высокой доходности в других отраслях (добывающем и сфере услуг). Такие сдвиги в экономическом равновесии происходят постоянно в связи с техническим прогрессом и глобальной конкуренцией. Крупные технологии и / или технологические инновации могут сместить баланс труда и распределения капитала. Если экономика получает повышение от разработки новой экспортной продукции, например, высокотехнологичный продукт, который соответствует определенному тренду в глобальном технологическом развитии и таким образом быстро увеличивает международный спрос на него (мобильные телефоны «Нокиа», в Финляндии приходят на ум в качестве примера). Мало кто будет рассматривать это как негативное развитие. Тем не менее, когда бум происходит в секторе природных ресурсов, он получает смесь тревоги и подозрения. Есть эмпирические данные, которые указывают на случаи экономического и институционального сбоя в сырьевых странах. И «голландская болезнь» может усугубить состояние такой экономики через каналы, описанных выше. Но это отличается от того понимания, что «голландская болезнь» является причиной таких несчастий, в первую очередь.

В конечном итоге, с макроэкономической точки зрения, увеличение доходов за счет продажи природных ресурсов влечет за собой соответствующий рост ВВП. Хотя потенциально он может сопровождаться сокращением производства в несырьевом секторе, это не означает, что подобное перераспределение источников дохода обязательно негативно отразится на росте ВВП. Наиболее вероятно, что его темпы, напротив, увеличатся. Кроме того, аргумент о том, что «голландская болезнь» представляет собой источник стагнации, подрывается тем фактом, что во многих сырьевых странах ее влияние очень ограниченно, потому что там нет промышленного сектора или он очень мал, а значит, никакого перераспределения вообще произойти не может. Тем не менее, страны, где имеются лишь сырьевой сектор и сектор услуг, испытали на себе замедление роста и даже спад (см. рисунок 1) 168. Для того, чтобы понять причины стагнации в некоторых сырьевых экономиках, необходимо найти другое объяснение.

Рисунок 1. ВВП на душу населения в нефтегазовых экономиках в период с Составлено автором по материалам Ряд экономистов, после изучения вопроса, пришли к выводу, что последствия «голландской болезни» не были основным фактором, определяющим траекторию роста, богатых природными ресурсами стран. Например, Майкселл 147 проанализировал производительность группы стран, экспортирующих ресурсы, и пришел к выводу, что для большинства из них «голландская болезнь»

не имела никакого влияния на темпы роста. МакМэхон 144 приходит к аналогичным выводам в своем исследовании. Торвик 170 утверждает, что производительность труда может либо увеличиваться, лили уменьшаться в зависимости от структурных и институциональных характеристик экономики.

Открытая рыночная экономика с низкими барьерами входа и минимальными препятствиями для бизнеса будет адаптироваться к «эффекту движения ресурсов»

и «эффекту расходов», увеличивая экспорт на сырьевые товары, как и на любые другие изменения в структуре экспорта.

Таким образом, существуют разные способы рассмотрения вопроса «голландской болезни». В узком смысле речь идет о перераспределении ресурсов между разными секторами. Рассматривать это как «болезнь» – проблему саму по себе – значит применить то или иное ценностное суждение и отдать предпочтение определенному способу получения доходов, т.е. производственному сектору, связанному с внешней торговлей. В этом случае вопрос по сути превращается в политический из экономического. И это действительно то, что на самом деле произошло во многих сырьевых странах. Правительства этих стран, пытаясь «спасти» производственный сектор, где производство падает, создают субсидируемые зависимые отрасли, которые приводят к стагнации всей экономики. Таким образом, то, что первоначально позиционируется как лекарство от «голландской болезни», зачастую само становится источником экономических проблем.

корректирующие действия для «голландской болезни», и специально для «эффекта от валютного курса». Однозначного ответа на этот вопрос нет. Это характеризуется степенью зависимости от ресурсов, от размера экономики и ее доли в производстве конкретного товара на мировом рынке. Кроме того, «эффект от валютного курса» имеет не совсем отрицательное значение. Это может сделать некоторые экспортируемые товары менее конкурентоспособными, но у него есть эффект: все импортные товары становятся более доступными. Суммарный эффект зависит от множества факторов, которые являются специфическими для каждой отдельной экономики. Для предотвращения резкого повышения номинального и реального обменного курса национальной валюты, было бы целесообразно для правительства применять механизм для удаления избыточного притока иностранной валюты с помощью стабилизационного фонда или другого подобного института. Эта практика получила широкое распространение во всем мире и в целом позволила правительствам сдержать курс своих валют, а также сэкономить деньги на черный день, когда цены на сырьевые товары идут вниз.

Учитывая вышеуказанные сомнения в неизбежно негативном влиянии «голландской болезни», ряд экономистов стремился найти альтернативный экономический канал, который мог бы оказывать негативное влияние на некоторые зависимые от ресурсов страны. Это привело к появлению новой мысли, которая может быть описана как гипотеза «проклятие волатильности цен».

Основная идея в том, что не ресурсная зависимость сама по себе является проблемой, а, что скорее волатильность цен на сырьевые товары на мировом рынке. Наблюдение вредного воздействия волатильности цен на сырьевые товары было одним из итогов широкого исследования в ресурсной экономике в 1990-х годах. Майкселл 147 обнаружил, что страны с высокой долей экспорта природных ресурсов за период двух десятилетий, в период между 1972 и 1992, испытали общую волатильность торговли в три раза большую, чем экономики несырьевые. Майкселл 147 и Оти 96 предположили, что волатильность экономического развития в сырьевой экономике. Другие исследования были опубликованы позже с особым акцентом на эффект волатильности цен 92, 107, 108, 111, 173, 174.

В частности, регрессионный анализ, проведенный Кавальканти и его соавторами 110 показал, что для 62 стран – экспортеров сырья сами по себе ценовые бумы оказывают позитивное воздействие на рост ВВП. Тем не менее волатильность цен и вытекающая из нее нестабильность экспортных доходов сказывается негативно. Интересно, что у остальных стран – с ограниченными запасами природных ресурсов – волатильность цен на сырьевые товары не оказывает никакого влияния на совокупную производительность, инвестиционные тенденции и рост ВВП. Учитывая то, что страны с бедными запасами природных ресурсов также потребляют сырье, а значит, находятся под воздействием волатильности цен в качестве потребителей и импортеров нефти, газа и других полезных ископаемых, выводы Кавальканти и его соавторов предполагают, что эта нестабильность может нанести вред росту только при достаточно высоком уровне зависимости экономики от доходов, получаемых за счет того или иного экспортного продукта.

Если попробовать абстрагироваться от (часто противоречивых) эконометрических исследований и попытаться применить простую логику, гипотеза о влиянии ценовых колебаний представляется несколько более убедительной, чем концепция «голландской болезни». Последняя в сущности утверждает, что высокие доходы от продажи природными ресурсами через несколько каналов вредят росту, а не ускоряют его. Но здравый смысл приводит к противоположному выводу: дополнительный доход генерирует увеличение темпов роста. И многие, хотя и не все, экономические регрессии демонстрируют именно это. Гипотеза о волатильности цен основана на иной аргументации:

зависимость от экспорта сырьевых товаров вредит росту за счет внешней волатильности цен. Такие колебания не позволяют экономике и ее основным игрокам – как частным, так и государственным – адаптироваться, таким образом, препятствуют инновациям, инвестициям и развитию. Волатильность вредит фискальной политике и расходам государственного сектора, в частности, в распоряжении правительства оказывается меньше средств в периоды падения цен.

Все это, имеет больше смысла, но и с этими аргументами существуют определенные проблемы.

Некоторая степень волатильности присуща самой природе всех цен на сырьевые товары, да и вообще любым ценам в условиях свободного рынка. Так утверждая, что волатильность вредит рост ВВП равносильно тому, что рынки препятствуют экономическому росту. Но и теория и практика говорит прямо противоположное: отсутствие рынков разрушает рост. Достаточно высокая степень волатильности цен, часто рассматриваемая в природных ресурсах, является отвлекающим. Можно подумать, что эта квалификация позволит спасти гипотезу, но есть еще проблемы с этим аргументом. Во-первых, есть много товаров, таких как некоторые потребительские товары, медикаменты и высокотехнологичные устройства, которые подвержены интенсивной волатильности цен. Тем не менее, никогда не услышишь о «проклятии», вызванном на рынке электронных товаров. Во-вторых, глядя на макроэкономические явления, экономисты часто не в состоянии сравнить свои выводы с микроэкономическими событиями, которые неразрывно связаны с первыми. Если это то, чтобы поверить, что волатильность цен является источником неприятностей для экономического роста в целом, то подразумевается, что фирмы, которые наиболее подвержены этой волатильности, т.е. компаний в добывающей промышленности, переработки, нефтехимии и т.д., будут ощущать этот вред от волатильности в еще большей степени. Нефтяные компании, например, страдают от воздействия колебания цен на нефть на 100%, в то время как правительства нефтедобывающих стран подвержены только в той степени, от которой их бюджеты зависят от нефтяных доходов (это может быть выше или ниже, но только в нескольких странах это приближается к 100%). Тем не менее, из практического опыта, нефтяные компании страдают в меньшей степени от волатильности цен, чем государственные бюджеты сырьевых стран.

На протяжении всей истории несколько механизмов были разработали для смягчения волатильности цен, например, хеджирование с помощью различных финансовых инструментов, страхование, сценарного анализа, корпоративного планирования и сокращения расходов. Использование всех перечисленных выше инструментов и многих других компетентным и стратегическим образом можно было бы описать в качестве эффективного управления. Именно это эффективное управление позволяет некоторым компаниям процветать при волатильности цен.

Колебания цен являются лишь одним из многих рисков, который любой бизнес должен принимать во внимание и управлять им. Все это кажется самоочевидным, когда применяется к предприятиям, но так или иначе меняет полностью представление, когда экономисты смотрят на страны и, в частности, политику своих правительств. Тогда волатильность резко меняется от риска и превращается в «проклятие». В этом смысле гипотеза о волатильности цен принципиально не отличается от «голландской болезни» или любого другого аналогичного подхода, который по существу попадает в русло «проклятия ресурсов».

Основной аргумент, который будет исследован далее, состоит в следующем:

вместо того чтобы бороться с различными «проклятиями» и «болезнями», правительствам стоит проанализировать собственные действия, а также форму и роль институтов, которые созданы ими, поддерживаются, а зачастую и разрушаются. Также, по мнению автора, было бы правильно сравнить инструменты государственного управления с тем, что уже успешно применяется на уровне компаний (например, для управления волатильностью цен). Ряд стран именно так и поступает, создает стабилизационные фонды и прочие подобные организации. В этом смысле и «голландская болезнь», и волатильность цен на сырьевые товары являет собой в сущности не чисто экономические проблемы, а именно институциональные. Обе гипотезы создают затруднения при особом стечении обстоятельств, как правило, связанных с отсутствием или недостаточным развитием тех или иных институтов.

Рэймонд Майкселл, профессор из Университета штата Орегон, который изучает экономику ресурсов, успешно отметил роль волатильности цен и последствий «голландской болезни» в экономиках, зависящих от ресурсов в следующем отрывке:

«Законный вопрос о том, являются ли потрясения, вызванные первичным бумом экспорта товаров, более серьезными, чем потрясения, испытываемые представителями стран бедных ресурсами. Может быть, это так, но они могут быть урегулированы путем принятия соответствующих стратегий» 147.

Как упоминалось ранее, страны, зависящие от экспорта сырьевых ресурсов, не обречены на провал или застой, они могут столкнуться с определенными трудностями в реализации политики стимулирования экономического роста.

Некоторые институты в сырьевой экономике могут играть большую роль, чем в странах, обделенных ресурсами. Следовательно, слабые институты могут иметь более сильный негативный эффект. Это по сути является основным аргументом для замены подход «ресурсного проклятия» на «сырьевое влияние». Данный термин был введен в своем труде о сырьевой экономике Полом Стивенсоном 163.

Существуют различные примеры по всему миру, которые иллюстрируют негативное влияние институциональной недостаточности в сырьевых экономиках.

Одним из самых известных случаев является Венесуэла. Экономика Венесуэлы примечательна несколькими составляющими. С точки зрения ее реального ВВП на душу населения, Венесуэла превратилась из одной из самых благополучных стран в Латинской Америке и во всем мире в 1950-х гг. до периода стагнации и даже снижения. За два десятилетия, в период между 1980 и 2002 гг., ее реальные доходы на душу населения снизился на 25%. В 1988 году 2,4% венесуэльцев, жили за чертой бедности. Но к 1998 году, когда Чавес был избран президентом, этот показатель вырос до 18,5% 122. Венесуэла в значительной степени зависит от экспорта нефти, и ее текущие комбинированные запасы нефти и газа в мире вторые по величине (после Иран), что составляет в десять раз больше, чем то, чем Венесуэла располагала в 1980-х гг. Представлялось, что нефтезависимое самодержавное правительство может не беспокоится о доходах на душу населения, бедности, неравенстве и других показателей благосостояния населения, но может по крайней мере поддерживать добычу нефти для того, чтобы заполнять государственную казну. Но пример Венесуэлы опровергает даже это интуитивное предположение. Трудно поверить, но общая добыча в Венесуэле на самом деле ниже, чем это было полвека назад (см. рис. 2 и 3) 105, 168.

Рисунок 2. Средние темпы роста добычи нефти и газа за период с 1966 по 2012гг. Рисунок 3. ВВП на душу населения в период с 1961 по 2011 гг. Составлено автором по материалам Составлено автором по материалам Венесуэла не единственная страна, которая не смогла реализовать свой углеводородный потенциал. Иран является еще одним своеобразным случай. Он обладает крупнейшими комбинированных запасы нефти и газа в мире и занимает второе место по запасам природного газа после России. Страна может быть лидером в экспорте природного газа с быстро растущей экономикой. Но на самом деле, сидя на огромных запасах, она на самом деле чистый импортер газа. Должно быть что-то не так с институтами и политикой страны, если даже собственная нефтяная промышленность, дойная корова, может перейти в стагнацию. Список сырьевых экономик с наиболее очевидными институциональными сбоями включает такие страны, как Нигерия, Ливия, Алжир, Йемен и Мьянма (Бирма).

Американский ученый, Терри Линн Карл, провел два десятилетия, изучая опыт рантье нефтяных государств. Результаты этого исследования содержатся в ее книге под названием «Парадокс изобилия: нефтяные бумы и «петрогосударства»

135. В этой книге, она идентифицирует определенные закономерности институциональной неразвитости в некоторых нефтегазовых государствах.

Одна из основных форм во многих «петрогосударствах» – присвоение ренты. Это, конечно, присуще не только этим странам, но именно на нефтегазовые экономики это явление, судя по всему, оказывает наибольшее воздействие, приводя к слабости институты. Важно отметить, что присвоение ренты – это не просто коррупция с помощью взяток. Последнее зачастую лишь один из элементов этого явления, но было бы правильно проводить различие между незаконными и законными способами присвоения ренты. Коррупция и взяточничество относятся к первой категории, а вторая включает в себя широкий спектр мероприятий, таких как создание законодательных барьеров для вхождения на рынок, выдачу лицензий на добычу полезных ископаемых только представителям опредленных группы или привилегии при раздаче государственных субсидий.

Следует также отметить, что официальный данные (данные Всемирного банка, МВФ и национальные отчеты статистических государственных служб) относительно доли, которую природные ресурсы составляют в ВВП той или иной страны, не представляют полную сумму извлекаемой ренты от продажи сырья.

Данные не учитывают значительную часть формальных и неформальных способов перераспределения доходов от продажи сырьевых товаров, например, субсидии в форме пониженных тарифов на энергоносители и электричество, а также официальные или неофициальные (теневые) рентные платежи различным социальным группам. Исследование Клиффорда Гэдди и Бэрри Икеса, по поводу анализа структуры, а также реального (то есть неофициального) размера ренты, было опубликовано в «Оксфордском справочнике по российской экономике» 91.

Согласно авторам исследования, общий размер природной ренты (как официальной, так и теневой) от нефтегазого сектора в России, например, равен не менее 33% ВВП, в то время как доля нефтегазого сектора по официальной статистике составляет всего лишь 11% ВВП. Как правило, основная борьба между кланами в элите идет именно за присвоение этой, теневой части природной ренты, не включенной в официальную статистику.

Следует выделить несколько причин, по которым сырьевые экономики особенно уязвимы в плане присвоения ренты. Из них особенно важно выделить четыре.

Немобильность природных ресурсов. Особенностью добывающих отраслей по определению является их зависимость от природных ресурсов, недвижимых, пока они находятся под поверхностью земли. В результате эффективный государственный контроль в этой сфере значительно выше, чем в других секторах. Международная интеграция позволяет компаниям, относящимся к несырьевой промышленности и сектору услуг, выбирать юрисдикции для своей деятельности, перенося офисы, производственные линии и колл-центры туда, где условия лучше. Однако рудник или нефтяная скважина не может переехать в другую страну. В связи с этим выбор мест для будущей операционной деятельности у компаний достаточно ограничен, а когда они уже инвестировали капитал, и работа уже началась, этого выбора просто не остается. В результате это дает чиновникам куда больше возможностей для контроля. Еще одной дополнительной характеристикой сырьевых товаров является возможность их накопления, концентрации и длительного хранения в одном и том же месте.

государственной собственности, по умолчанию, что создает сильный уклон в сторону правительства и вниз всей цепочке добычи полезных ископаемых, переработки и распределения. Эта парадигма часто упоминается как «ресурсный национализм». Практически во всех странах (за исключением США и очень ограниченных случаях в Канаде) природные ресурсы под землей, являются собственностью государства. Их часто называют «достоянием народа», но это не меняет их фактическое состояние, которое является по существу государственной собственностью. Следовательно, любая деятельность, осуществляемая с сырьевыми ресурсами жестко контролируется правительством, которое генерирует огромные возможности для вымогательства ренты.

Перераспределение посредством большого государства. Добывающие отрасли используют небольшой процент населения, но зачастую поступления составляют львиную долю валового национального дохода. Таким образом, перераспределение в ее многочисленных формах (трансферы, субсидии сектора несырьевого, крупномасштабные государственные инфраструктурные проекты, привилегии и т.д.) составляет очень значительную функцию рантье государства.

Одним из ключевых способов получения ренты – деятельность по захвату таких переводов, чтобы удовлетворить личные интересы. Высокие уровни перераспределения, как правило, увеличивают вмешательство государства и размер государственных расходов в доле ВВП. Это часто дополняется экономии от масштаба для погони за рентой, которые возникают в крупных нефтяных государств, работающих с массивными бюджетами. В таких странах, даже незначительное положение в рентоориентированной иерархии может генерировать очень значительные прибыли.

Изоляция элиты. По причинам, упомянутым выше, рента от природных ресурсов легко извлекаема и таким образом может значительно улучшить благосостояние правящей элиты. Часть этой прибыли также перераспределяются среди остальной части населения. Следовательно, в течение времени, недовольство среди населения со статусом-кво неустранимой рантье элиты могут быть сведены на нет за счет создания зависимости от различных государственных трансфертов. Это перерастает в порочный круг ренты, которая пронизывает общество сверху донизу, и делает это очень неравномерно. Аренда от природных ресурсов может быть использована либо как морковь - за счет трансфертов - купить лояльность, или как палка, если недовольство сохраняется и развивается в политический протест. Таким образом, многие нефтяные государства проводят значительную часть своих бюджетов на полицию, армию и разведку.

Ряд авторов исследовали феномен ренты 98, 127, 155, 169, 171. В году Хальвор Мелум, Карл Мойн и Рагнар Торвик опубликовали документ под названием «Проклятие ресурсное или институциональное?», предложив аналитическую модель для определения, какие экономические силы участвуют при игре в сырьевой экономике 145. Они также пошли на один шаг дальше и посмотрели на то, почему в некоторых странах налицо негативный эффект от осуществления ренты, а в некоторых - нет. В то время как анализ выше помогает объяснить, почему рента настолько распространен в сырьевой экономики, модель Мелума, Мойна и Торвика предлагает объяснение того, как погоня за рентой может повлиять на экономический рост в различных институциональных условиях.

Они начали с установления различия между производством и специальными формами присвоения ренты. Исследователи утверждают, что все формы присвоения ренты могут быть вредны для экономического развития, но не в равной степени. Продуктивная экономика и присвоение ренты могут быть либо дополнены друг другом, либо конкурировать друг с другом, и именно в последнем случае присвоение ренты является более вредным для роста и развития. Присвоение ренты конкурирует с производством тогда, когда качество институтов находится на низком уровне. Авторы приводят несколько примеров:

«Неблагополучные демократии стимулируют политическое присвоение ренты, низкий уровень прозрачности, коррупцию в госаппарате, слабую защиту поглощения и экспроприации, слабую защиту прав граждан, стимулируют мошенничество и мздоимство, отсутствие верховенства права – преступность, рэкет и мафиозную деятельность, а слабость государства – феномен «удельных княжеств» 146.

Мелум, Мойн и Торвик называют самый вредный тип присвоения ренты «захватом». Чем лучше качество институтов, тем менее выгодно заниматься захватом и тем выгоднее будет заниматься производством. Затем они идут на создание двух возможных механизмов: институты занимающиеся присвоением, и институты, занимающиеся производством. Представим себе, что в обоих случаях открыто новое нефтяное месторождение, которое позволяет стремительно занимающимися присвоением, доходы от ресурсов предоставляют новый источник дохода для присвоения, в результате чего их прибыль растет, в то время как прибыль производителей - остается неизменной. В результате, становится меньше производителей, больше хапуг и более низкий доход для всех. Это как раз та ситуация, которая описывается как «парадокс изобилия», когда более высокий доход от ресурсов снижает общий доход. При институтах, занимающихся присвоением, последовательность событий выглядит следующим образом:

арендная плата высокая ресурсная рента тянет предпринимателей к присвоению.

Это вызывает падение прибыли в производстве, которое в свою очередь толкает отрицательные внешние эффекты, а производство - положительный внешний эффект. Это объясняет, почему отрицательный эффект дохода от этого перераспределения предпринимателей доминирует прямое положительное влияние на прибыль больше ресурсов.

В экономике с институтами, занимающимися производителями, увеличение поступлений от продажи природных ресурсов обеспечивает дополнительный источник дохода для производителей и, следовательно, повышение прибыли от производства. В результате, становится еще больше производителей и еще меньше хапуг. Кроме того, в системе, занимающейся производителями, увеличение доходов от эксплуатации природных ресурсов стимулирует общую добычу. Она производит к толчку общие доходы, которые выше, чем постепенное увеличение от продажи полезных ископаемых в одиночку. Это происходит потому, что есть положительная взаимодополняемость различных производителей. Таким образом, в модели Мелума, Мойна и Торвика, есть эффект мультипликатора в экономике ресурсов, так что положительные и негативные тенденции получают усиление. По сути: «В ситуации, когда институты стимулируют производство, природные ресурсы стимулируют выработку. Когда институты стимулируют присвоение, природные ресурсы мешают производству»

145.

Мелум, Мойн и Торвик предложили следующее визуальное представление модели роста в разных странах (см. рис. 4) 146. Они сравнивают четыре гипотетические страны. Небогатые ресурсами страны А и А*, где в стране А институты занимаются присвоением, и в стране А* - производителями. И богатые ресурсами страны B и B*, где в стране В институты занимаются присвоением, и в стране В* - производителями. Четыре страны имеют первоначально тот же Y уровень доходов. Страна А*, где институты занимаются производителями, растет быстрее, чем страны А, где институты занимаются присвоением. Аналогично, страна B* имеет более высокие темпы роста, чем страна В. Одной из главных особенностей этой модели является то, что богатые ресурсами страны, занимающиеся производителями, превосходят бедные природными ресурсами страны с аналогичными институтами (B* и А* соответственно), а в странах, где институты занимаются присвоением все происходит наоборот: богатые ресурсами экономики (B) в конечном итоге отстают всех других групп. Отсюда главный вывод Мелума, Мойна и Торвика заключается в том, что качество институтов определяет, является ли изобилие природных ресурсов благословением или проклятием.

Рисунок 4. Траектории роста ресурсных и нересурсных экономик, согласно Для того чтобы проиллюстрировать эффективность различных сырьевых экономик в зависимости от их институционального развития, сгруппированы страны в соответствии с местом в глобальном рейтинге. Были взяты три самых часто цитируемых индексов, намеренно используя три различные индексы, с тем чтобы оценить эффект институционального качества. Три индекса были использованы:

индексе Института Фрейзера «Экономическая свобода в мире»;

индексе Всемирного банка «Условия для бизнеса» (Doing Business);

«Конкурентоспособность на мировом рынке».

Для целей анализа установлены две группы стран: те, которые зависят от экспорта природных ресурсов (а именно минеральных ресурсов), которые называются «сырьевыми экономиками» и более узкая группа стран, которые зависят от экспорта нефти и газа, которые называются «нефтегазовыми экономиками». Всего в списке насчитывается 68 сырьевых стран и нефтегазовых стран. В приложении представлен полный список стран, который создан на основе данных МВФ и Организации Объединенных Наций (ЮНКТАД) (см. приложение 1).

Разделены ресурсные и нефтегазовые экономики на четыре группы в соответствии с их индексами. Затем сравниваются производительности этих групп с помощью восьми параметров, измеряющих экономическое и социальное развитие. Эти восемь параметров следующие:

Реальный ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности - ППС); источник - Всемирный банк Объем прямых иностранных инвестиций; источник - Всемирный банк Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП); источник Программа развития Организации Объединенных Наций (ПРООН) Ожидаемая продолжительность жизни, источник - Всемирный банк Уровень грамотности; источник - Всемирный банк Свобода от коррупции; источник - Transparency International (выше рейтинг - меньше коррупции) Уровень убийств; источник - UNODC Нарушения гражданских свобод в рейтинге; источник - Freedom House (выше рейтинг - больше нарушениях) Как уже упоминалось, вышеуказанные параметры были проанализированы для двух групп стран: сырьевая экономика и нефтегазовая экономика. Для каждой из этих двух групп изучены самые последние из имеющихся данных, а также исторические тенденции, начиная с самых ранних имеющихся дат, которые представляют изменения в этом параметре по группе (см. приложение 2).

Результаты сравнений говорят сами за себя. Во всех группах, и почти для всех параметров, есть видимая тенденция. Эта тенденция подтверждает предыдущую гипотезу: более качественная институциональная среда в странах, богатых природными ресурсами производит более высокий доход на душу населения, высокий уровень жизни и социального развития. Сравнение групп с самыми развитыми институтами (первая четверть) с среднемировыми также показывает, что уровень развития стран, богатых природными ресурсами с сильными институтами выше, чем в среднем в мире.

ГЛАВА 2. РОЛЬ СЫРЬЕВЫХ СЕКТОРОВ ЭКОНОМИКИ В

ИННОВАЦИОННОМ РАЗВИТИИ

2.1Влияние государственного участия в добывающих отраслях экономики, диверсификация и государственные инвестиции Эволюция участия государства в экономике в двадцатом веке изучалась рядом экономистов, в частности сотрудником Международного валютного фонда Вито Танци 165, экономическим обозревателем газеты «Файнэншел-таймс»

Мартином Вулфом 177, профессором Института Катона Дэниелом Дж.

Митчеллом 148, а исследователями из Института Фрейзера Джеймсом Гуортни 125, 126 и его коллегами. На основе данных работ, предлагается выделить различия в следующих трех общих видах государственной деятельности, представляющие собой каналы, через которые эта деятельность влияет на развитие.

Регулирование. Эта область деятельности государственного управления имеет особенно сильное влияние. Некоторые области деятельности государственных структур – например, независимые суды и правоохранительные органы – имеют важное значение для эффективного функционирования институциональной системы. При этом чем сильнее та или иная сфера регулирования удалена от главных функций государства, тем больше вероятность ее отрицательного влияния на экономический рост. Регулирование обладает эффектом мультипликатора как положительного, так и отрицательного действия:

эффективное регулирование, укрепление законодательства, может повысить экономическое развитие, но при этом даже небольшие государственные регулирующие органы могут замедлить развитие за счет бюрократической волокиты, создания барьеров и искажения рыночных механизмов.

Перераспределение. Процесс налогообложения физических и юридических лиц и расходования полученных средств через различные государственные программы связан с различными видами издержек. Среди таких издержек, перечисленных Дэниелом Дж. Митчеллом 148, следует выделить:

издержки замещения: правительство не может тратить деньги, предварительно не получив их от кого-то, а поэтому государственные инвестиции подменяют собой деятельность в частном секторе;

экономически нежелательное поведение людей – например, высокие пособия по безработице стимулируют некоторых людей оставаться без работы;

инновациям, ограничивая шумпетеровское «созидательное разрушение», так как в государственных программах отсутствует гибкость из-за централизации и бюрократизма.

Собственность. Это тот случай, когда государство владеет определенными предприятиями, либо эти предприятия становятся монополистами по средствам Неэффективность государственных предприятий может сказаться на экономике в целом несколькими способами: за счет меньшей эффективности, по сравнению с определенных секторов.

Как было рассмотрено ранее, ресурсная экономика особенно склонна к чрезмерному вмешательству государства. Это происходит через все три канала:

регулирование, перераспределение и государственную собственность. Канал законности), так и отрицательный (присвоение ренты), как правило, особенно сырьевой экономике. Теперь стоит посмотреть на то, как различные структуры собственности в добывающих отраслях (частные, государственные или (например, стабилизационные фонды и государственные инвестиции), могут повлиять на общий экономический рост и развитие в ресурсной экономике.

Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) была основана в 1960 году.

Она превратилась в клуб стран с преимущественно государственным участием в нефтяном секторе. С тех пор мир нефтяной и газовой промышленности прошел через глубокую эволюцию собственности. Во многих развивающихся странах, на долю которых приходится большая часть мирового производства углеводородов, правительства взяли под свой контроль их нефтяной и газовый сектора посредством экспроприации, национализации, либо перезаключения договоров с международными компаниями. Это привело промышленность к тому, что не только запасы в земле находятся в собственности правительства, но и большая часть корпораций, добывающих нефть и газ, приписывается к государству.

Последние зачастую называют национальными нефтяными компаниями (ННК), в то время как крупные частные транснациональные корпорации называют МНК (международные нефтяные компании). Существуют различные причины для господства ННК в отрасли. Они часто полагаются на сильные политические и эмоциональные мотивы, такие как ресурсный национализм. Для целей настоящей работы, представляют интерес относительные экономические показатели нефтедобывающих стран, которые приняли различные модели собственности и организации сектора. Таким образом, делается попытка отделить вопрос о полной эффективности управления от политических настроений. Торвальдур Гюльфасон из Университета Исландии утверждал, что:

«Для экономического роста имеет значение не обилие природных ресурсов как таковых, а качество их управления, и управление экономикой и институтами в целом» 127.

Именно поэтому было принято решение сравнить экономические показатели в экспортирующих странах нефть, которые были организованы в четыре группы по их структуре собственности нефтяной промышленности. Была измерена собственность на сумму нефтегазового комбинированного производства, приписываемого либо частным, либо государственным компаниям.

Были взяты для сравнения некоторые из наиболее значимых нефтедобывающих квалифицируются как «нефтяные экономики». Четыре группы: «В основном частные» (более 80% добычи углеводородов находится в частной собственности;

семь стран); «Смешанная структура» (от 20% до 80% находится в частной собственности; 10 стран, включая Россию); «В основном государственные» (более 80% принадлежит государственным компаниям; семь стран); «Модель залива», для шести стран Совета сотрудничества стран Залива (ССЗ). Полный список стран можно найти в Приложении. Анализ показывает, что существует сильная тенденция к увеличению дохода на душу населения (и других показателей развития) в странах, которые имеют частные нефтяные компании, а также более низкий уровень реального ВВП на душу населения в странах с государственным контролем (см. рис. 5-11) 105, 115, 168, 172.

Рисунок 5. ВВП на душу населения в 2012 г. в нефтегазовых экономиках Составлено автором по материалам Рисунок 6. Прямые иностранные инвестиции в 2011 г. в нефтегазовые экономики Рисунок 7. Индекс человеческого благосостояния в 2012 г. в нефтегазовых Составлено автором по материалам Составлено автором по материалам Рисунок 8. Свобода от коррупции в 2012 г. в нефтегазовых экономиках Рисунок 9. Средние темпы роста добычи нефти и газа за период с 1966 по 2012гг. Составлено автором по материалам Составлено автором по материалам Рисунок 11. Средние темпы роста добычи нефти и газа за период с 1966 по Составлено автором по материалам Составлено автором по материалам Также автором проведен целенаправленный анализ деятельности крупнейших нефтяных компаний мира в сравнении по одному ключевому показателю, характеризующему ее результаты, – чистой прибыли от барреля добытого нефтяного эквивалента (этот показатель обозначает совокупную добычу нефти и газа). Выяснилось, что средняя чистая прибыль за баррель у девяти крупнейших частных нефтяных компаний составляет в два с лишним раза больше, чем у девяти крупнейших государственных нефтяных компаний (соответственно 19,1 и 8,8 доллара США за баррель, при объеме добычи каждой из компаний превышающем 1,5 миллиона баррелей в сутки (см. рис. 12). Следует также отметить, что эти результаты получен в явно неравных условиях.

Большинство государственных нефтяных компаний работает на своей родной территории, находясь в благоприятных условиях и имея доступ к более крупным и качественным запасам углеводородов, что не имеет отношения к большей части частных компаний. Последним удается превзойти по эффективности государственные компании, несмотря на то, что они обычно сталкиваются с более жесткими условиями, платя больше налогов, сталкиваясь с резкими изменениями условий договоров, а порой даже с отзывом лицензий и экспроприациями.

Рисунок 12. Чистая прибыль на баррель добытой нефти и газа в 2012 г. Хотя приведенные выше цифры говорят сами за себя, приведенные данные демонстрируют, что в последнее время баланс в структуре собственности нефтяными компаниями продолжал смещаться в сторону государства. Хотя пик национализации (он пришелся на 1960–1970-е годы) уже давно пройден, идея ресурсного национализма по-прежнему имеет большое влияние. Парадокс заключается в том, что, не только доходы самих компаний, но и поступления в государственную казну с одного барреля углеводородов оказываются значительно выше при условии, что нефте- и газодобыча находится в частных руках. Как видно из ситуации, сложившейся в Иране, Венесуэле и Мексике, длительная государственная монополия в нефтяной промышленности в результате приводит к ее стагнации и общему падению государственных доходов. Достаточно показателен в этом отношении пример с мексиканской компанией «Пемекс».

Нефтяной сектор был национализирован в стране еще в 1930-х годах, что делает Составлено автором эту корпорацию одной из старейших государственных монополий в мире. Общие результаты ее деятельности показали следующие данные: даже при высоких ценах на нефть работа компании в 2012 году оказалась на грани убыточности (ее прибыль на баррель нефти составила всего 10 центов США – см. рисунок 12. А до этого периода «Пемекс» в течение нескольких лет вообще работала с убытком. В то же время примеры Австралии и Канады (в которых в последние годы после повышения объемов добычи углеводородов наблюдается быстрый экономический рост, в то время как большинство стран ОЭСР столкнулись с рецессией), а также США с их сланцевой революцией демонстрируют преимущества частной собственности в энергетическом секторе.

Следует сделать одно замечание. Хотя, как было указано выше, практические данные однозначно говорят в пользу частной собственности в области добычи природных ресурсов, эту модель следует признавать универсальным средством. Как уже подчеркивалось, институты являются ключевым элементом успешной экономической модели для экспортно-сырьевых экономик. Без сильных и прозрачных институтов частные компании подвержены коррупции за счет присвоения ренты, так как присвоение оказывается выгоднее чем предпринимательская деятельность. Результатом является структура, которая может внешне быть представлена как частная собственность, но на самом деле является системой, аффилированной с государственными групповыми интересами и кланами. Более того, при определенных условиях и в рамках правильной политики некоторым государственным корпорациям удается добиться впечатляющих результатов. В данной ситуации важна организация конкретной компании и особенно институциональная среда, в которой она действует.

Государственные компании, которые полагаются на сильные и длительные партнерские отношения с международными компаниями, как правило, работают намного лучше, чем государственные компании, развивающиеся в условиях автаркии. Лучшим примером этого является малайзийская компания «Петронас», которая является государственной собственностью и, в то же время, не одно десятилетие опирается на союзы с иностранными компаниями. Такой подход помогает ей эффективно вести нефтегазовый сектор, а также, развивать свой бизнес как внутри страны, так и за рубежом. Международные альянсы позволили Малайзии сохранить свое преимущество на международном рынке, став, к примеру, одним из ведущих экспортеров сжиженного природного газа.

Некоторые организации изучили роль правительства в управлении природными ресурсами, включая роль в управлении компаний с государственным участием.

Одной из таких организаций является норвежский проект «Нефть для развития»

151.

Частные компании показывают лучшие результаты, не ограничиваясь только нефтегазовым сектором: об этом также свидетельствует опыт стран, имеющих существенный горнодобывающий сектор. Открыв свою горнодобывающую промышленность для частных инвестиций, Индонезия смогла меньше чем за десять лет увеличить добычу золота, олова и никеля примерно на 50 %. Правительству Индонезии удалось увеличить доходы своей казны от горнодобывающего сектора почти в пять раз – с 700 миллионов долларов в году до 3,4 миллиарда долларов в 2006-м, фактически сократив при этом (что совсем не случайно) общие ставки налогов и лицензионных платежей для горнодобывающих компаний с 60 до 45 %. Армении удалось стать одним из основных мировых производителей молибдена после того, как правительство продало крупнейший перерабатывающий комплекс частному консорциуму с участием армянских и немецких компаний, что привело к более высокой производительности. На сегодняшний день существует 12 частных компаний, управляющих рудниками в Армении, на долю которых приходится 17 % промышленного производства, что вносит существенный вклад в быстрое экономическое развитие.

В 2006 году профессор из Университета Дьюка Эрика Вайнталь и профессор из Университета Брауна Полин Джонс-Люонг опубликовали статью под названием «Борьба с «сырьевым проклятием»: альтернативный путь управления ископаемыми богатствами» 176, в которой они призвали к смене основной парадигмы правительства нефтедобывающих стран. По их мнению, повышение доли частной собственности в секторе приведет к увеличению как общей эффективности ее деятельности, так и государственных доходов. Они утверждают: чтобы избежать проблемы с ресурсным национализмом, важно, чтобы национальные компании находились в частной собственности отечественных владельцев.

Идея стабилизационных фондов, безусловно, приобрела популярность в течение последних нескольких десятилетий, как пример, некоторые страны успешно разработали такие национальные органы. Сравнивая экономики, в целом результаты являются на стороне стабилизационных фондов.

Это, однако, не должны отвлекать внимание (как это часто бывает) от основного вопроса институционального развития. Стабилизационные фонды, при правильном применении с правильным уровнем самодисциплины, могут быть полезным инструментом экономической политики. Но они не являются панацеей.

Как было показано выше, как «голландская болезнь», так и негативное влияние волатильности цен, по существу, являются институциональными, а не чисто институциональное решение. Свободная экономическая среда с равными возможностями стимулирует частные инвестиции в промышленность несырьевую, за счет увеличения предпринимательской деятельности и инноваций.

Кроме того, экономическая свобода может помочь облегчить эффект «голландской болезни», уменьшая конкуренцию за заработную плату и капитал, делая капитал и труд более доступными в результате снятия ограничения на их передвижение. Что касается волатильности цен, уязвимость к колебаниям цен перераспределение и государственную поддержку. Фирмы частного сектора лучше при ликвидации последствий волатильности цен на сырьевые товары, чем государственные корпорации.

С 1966 по 1989 года Ботсвана была самой быстрорастущей экономикой в мире, превращая себя в течение этого периода от одного из беднейших государств в страну со средним уровнем доходов. Этот успех во многом был обусловлен как укреплением институтов и рационального использования доходов от алмазов Ботсваны (почти четверть мировых запасов алмазов расположены в Ботсване).

Ботсвана следует стратегии фиксированных государственных расходов, что позволяет правительству накопить излишки доходов во время бума.

Периодические излишки доходов в фонд валютных резервов Ботсваны. К середине 1990-х годов процентные платежи по этим резервам стали крупнейшим источником государственных доходов Ботсваны после продажи алмазов. Между 1976 и 2008 годами валютные резервы выросли с $ 75 млн до $ 10 млрд., которые составили сумму трех летнего импорта. Это смягчает воздействие волатильности цен, таким образом, позволяет правительству поддерживать государственные расходы, превращая товарные рынки в медвежий. Есть и другие примеры стабилизационных и суверенных фондов, которые значительно помогали государственному управлению в странах, таких как Норвегия, Малайзия и Оман.

В России Стабилизационный фонд помог стране, чтобы выдержать шторм финансового кризиса и падения цен на нефть в 2008-2009 годах, предоставляя аварийный запас для экономики.

Подводя итог, стабилизационные фонды, если они предназначены и запушены должным образом, могут служить следующим целям:

ограничение притока доходов, когда цены на сырьевые товары высоки, чтобы смягчить повышающее давление на курс национальной валюты, которое является одним из главных последствий «голландской болезни»;

государственных расходов в период спада.

ведение некоторой бюджетной дисциплины путем ограничения государственных расходов.

Возможность стабилизационных фондов достигать эти цели в решающей степени зависит от того, достаточно ли изолированы они от политического давления. Излишне говорить, что это, опять же, зависит от качества институтов.

Если институты слабы, и погоня за рентой свирепствует, стабилизационный фонд будет просто еще одним средством для перераспределения минеральных доходов в руки политиков.

Даже если предположить, наличие достаточного самоограничения от имени правительства, которое позволяет стабилизационным фондам для работы с достаточной независимостью, вопрос все еще остается, что делать с накопленными запасами. Во многих странах, имеющих стабилизационные фонды, вопрос спровоцирован активным всенародным обсуждением. Независимо от результата таких дебатов, сам факт, что они происходят следует рассматривать как положительное явление. Дискуссия о том, как доходы от экспорта полезных ископаемых должны быть потрачены лучше, чем автоматически принимать программы государственных расходов. Несколько предложений было сделано на том, как провести накопленные резервы. Они существенно различаются для разных стран, и зависят от социально-политической системы в месте, существующих уровней доходов и других национальных особенностей. Ниже приведены наиболее распространенные предложения политики.

Государственные инвестиции. Если деньги из стабилизационного фонда расходуется на управление государственными проектами, то фонд просто становится дымовой завесой для получения дополнительных государственных расходов. Такая политика вредна по двум причинам. Во-первых, он подрывает основную цель фонда - стерилизовать часть притока денежных средств в экономику, особенно в периоды бума цен на сырьевые товары. Если деньги тратятся немедленно, фонд просто становится бесполезным против «голландской болезни». Во-вторых, такой фонд отвлекает деньги в государственные прямые инвестиции, которые часто имеют крупномасштабное развитие инфраструктуры и всякие прочие проекты. Такой подход основывается на кейнсианскую экономическую теорию, хотя обычно эти идеи доходят до крайности, что далеко не было предусмотрено Кейнсом. Идея о том, что правительство может стимулировать экономический рост, потратив больше денег (или увеличив покупательскую способность экономики) пользовалась популярностью около сорока лет назад. С тех пор, свидетельства и здравый смысл в основном работали против такой политики. Ряд исследований также продемонстрировали теоретическую ошибочность такого подхода 103, 130. Государственные инвестиции создает иллюзию повышения. Прежде всего, как уже было отмечено ранее, правительство не может тратить деньги, предварительно не забрав деньги от кого-то. Государственные расходы вытесняет деятельность частного сектора.

производительности. Из опыта, инвестиции в государственные проекты не повышают общую эффективность, а уменьшают ее. Несмотря на все это, правительственные инвестиционные инициативы по-прежнему популярны у политиков, просто потому, что они способствуют повышению их популярности, а также предоставляют прекрасные возможности для извлечения ренты и откровенно незаконного присвоения.

Диверсификация – выбор победителей. Поскольку прямые государственные инвестиции зачастую бывает трудно обосновать из-за их плохой репутации, некоторые правительства берут на вооружение более изощренный подход. Этот подход часто называют поддержкой отечественных производителей, или диверсификацией, и речь идет о поддержке компаний в отдельных отраслях за счет субсидий и кредитов. Эти меры обосновываются с помощью аргументов о том, что диверсифицированная экономика более устойчива перед лицом волатильности цен на сырьевые товары, а потому менее уязвима. Исходный посыл здесь вполне логичен. При прочих равных условиях диверсифицированная экономика, как правило, имеет траекторию более сбалансированного роста, а зачастую и более высокие темпы роста. Но, как обычно, все дело в деталях.

Диверсификация является средством достижения цели, а именно увеличения темпов роста благодаря повышению экономической эффективности. Проблема с диверсификацией, субсидируемой государством, заключается в том, что она меняет эту логику: диверсификация становится конечной целью государственной политики. Диверсификация имеет смысл, когда она увеличивает общую эффективность экономики, а это практически невозможно, если победителей «назначает» правительство. Отсутствие диверсификации в экономике страны является результатом недостаточной эффективности (а также бюрократизма), что не позволяет предпринимателям получать прибыль в других секторах.

Инвестирование денег в эти сектора не решает проблему эффективности, а только усугубляет. Как указывают Сарраф и Дживанджи 161, «правительства, как правило, склонны инвестировать средства в проекты с низким уровнем доходов по сравнению с частным сектором». Кроме того, диверсификация руками правительства подвержена тем же проблемам с присвоением ренты и коррупцией, что и прямые инвестиции и инфраструктурные программы.

Суверенные фонды. В отличие от двух предыдущих вариантов эта стратегия зачастую политически неудобна для правительства из-за критики, которую она получает. Инвестирование части экспортных доходов на международном рынке акций и облигаций порой воспринимается как отсутствие патриотизма. Несмотря на это, у такой политики есть по крайней мере одно преимущество. Она может быть частичным решением проблемы «голландской болезни» путем выведения из оборота притока иностранной валюты в отечественной экономике в периоды повышения цен на сырьевые товары. Ряд исследователей также утверждает, что такая стратегия позволяет отойти от национальных групповых интересов и потому менее подвержена присвоению ренты. Более приемлемым в политическом плане вариантом является создание суверенного фонда, построенного в максимальной степени по образцу частных инвестиционных фондов, с тем отличием, что бенефициаром в данном случае становится правительство.

Инвестиционная стратегия такого фонда не привязана географически. Средства вкладываются как внутри страны, так и за рубежом, и с основной целью получить максимальную доходность. Суверенные фонды действуют в ряде стран – как богатых природными ресурсами, так и бедных. Результативность их деятельности, как правило, оцениваются по-разному. Некоторые такие структуры имеют сопоставимые уровни доходности с частными инвестиционными фондами и компаниями, у прочих – значительно хуже. Более того, часть из них на деле представляет собой фонды фондов: сам инвестиционный процесс там представляется частным фондам по средствам приобретения долей в них.

Таким образом, можно утверждать, что суверенные фонды, если они привлекают квалифицированных управляющих фондами и максимально перечисленных выше. Однако, являются ли они оптимальным способом управления государственными доходами – остается открытым вопросом. Можно было бы утверждать, что для экономик, которые почти полностью зависят от экспорта одного вида природных ресурсов, таких как Ботсвана или Оман, важно государственными расходами в условиях низких цен на сырьевые товары. Для этих стран создание ограниченного фонда на чрезвычайный случай – хорошая идея.

суверенным фондом в мире. Более того, объем его накоплений все время продолжает расти. Но, у норвежского правительства нет ответа на вопрос, что делать с накопленными средствами. Совершенно ясно, что если правительству удастся сохранить сбалансированный бюджет в то время, как все больше и больше денег будет поступать в суверенный фонд, это просто будет означать, что оно извлекает из экономики намного больше средств, чем это необходимо для выполнения своих обязательств. Ряд исследователей утверждает, что в экономике, отечественных компаний, в которые можно было бы инвестировать, и, следовательно, индивидуальные инвесторы и компании начинают выводить возросшие доходы за рубеж. Но даже если так и есть, то это ничем не будет отличаться от того, что, делает правительство через свой суверенный фонд в любом случае. Вероятно, эти вопросы могут показаться сугубо теоретическими, но они дают пищу для размышлений и выявляют некоторые важные дилеммы относительно роли деятельности правительств в странах с сырьевой экономикой.

Несмотря на политические трудности, предлагаются и альтернативные решения проблемы излишков, и одно из них даже было протестировано в ограниченном масштабе. Некоторые экономисты полагают, что богатые природными ресурсами страны должны распределять часть своих доходов непосредственно перед гражданами напрямую 116, 160, 155. Это может быть сделано в виде нефтяных дивидендов вроде тех дивидендов из Постоянного фонда, что выплачиваются всем жителям штата Аляска с 1983 года. Например, в 2013 году каждый из граждан получил 900 долларов США. Дивиденды выплачиваются раз в год из Постоянного фонда Аляски – специальной структуры правительства Аляски, в которой аккумулируется часть государственных доходов от нефтяной промышленности. Первоначальный вклад в этот фонд, сделанный в 1977 году, составил 734 000 долларов США, а к 2012 году его размер вырос и составил примерно 42,1 миллиарда долларов 90.