WWW.DISS.SELUK.RU

БЕСПЛАТНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА
(Авторефераты, диссертации, методички, учебные программы, монографии)

 

Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |

«ПОЛИТИКА ИМПЕРИИ ЦИН В ОТНОШЕНИИ ТИБЕТА В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ИМПЕРАТОРА ЮНЧЖЭНА (1723–1735 гг.) ...»

-- [ Страница 1 ] --

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

СОЛОЩЕВА Мария Алексеевна

ПОЛИТИКА ИМПЕРИИ ЦИН В ОТНОШЕНИИ ТИБЕТА В ПЕРИОД

ПРАВЛЕНИЯ ИМПЕРАТОРА ЮНЧЖЭНА (1723–1735 гг.)

Специальность 07.00.03 – «всеобщая история (средние века)»

Диссертация на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

Научный руководитель: доктор исторических наук Успенский Владимир Леонидович Санкт-Петербург 2014 2 Оглавление Введение

Глава 1. Китайско-тибетские отношения до 1720 года: идейно-политические предпосылки политики императора Юнчжэна.

§1.1. Китайско-тибетские отношения в эпоху Тан (618–907 гг.)............... §1.2. Тибет и империя Юань (1271–1368). Монголо-тибетские отношения в XIII–XIV вв.

§1.3. Политика империи Мин (1368–1644) в отношении Тибета.............. §1.4. Установление тибетско-маньчжурских отношений и политика империи Цин в отношении Тибета до 1720 года

Глава 2. Начало новой политики империи Цин в отношении Тибета........... §2.1. О значении событий 1720 года в истории Тибета.

§2.2. Организация системы управления в Тибете в 1720–1723 гг......... §2.3. Начало правления императора Юнчжэна: вывод войск из Тибета... Глава 3. Кукунорский мятеж 1723–1724 гг.

§3.1. Причины и повод мятежа

§3.2. Участие тибетцев в Кукунорском мятеже

§3.3. Последствия Кукунорского мятежа.

§3.4. Стела «На покорение Цинхая» 1725 года

§3.5. Указ императора Юнчжэна 1726 года о преследовании школы Ньингма

Глава Позиция императора Юнчжэна в отношении тибетского 4.

междоусобного конфликта 1727–1728 гг.

§4.1. Цинские представители в Тибете до 1726 года и предпосылки междоусобной войны

§4.2. Конфликт калонов и убийство Канченнэ

§4.3. Действия цинского правительства во время междоусобной войны 1727–1728 гг.

§4.4. Суд над калонами и последствия междоусобной войны 1727– 1728 гг

Глава 5. Ссылка Далай-ламы в 1728–1735 гг.

§5.1. Причины ссылки.

§5.2. Перемещение Далай-ламы в Гартар

§5.3. Управление Тибетом во время ссылки Далай-ламы.

§5.4. Возвращение Далай-ламы VII в Лхасу в 1735 году

Заключение.

Приложение 1. Глоссарий терминов и имен собственных на китайском языке.

Приложение 2. Глоссарий терминов и имен собственных на тибетском языке.

Список сокращений, принятых при цитировании и ссылках на источники и литературу

Список источников и литературы

Введение.

Актуальность темы исследования. Представленная диссертантом работа посвящена анализу событий сложного и судьбоносного периода истории Тибета, которые привели к его включению в состав империи Цин.

Политика императора Юнчжэна (1723–1735), которая учитывала сложное сплетение этнических, религиозных, политических факторов, опосредованно повлияла на формирование современной политической карты Восточной Азии. Этим объясняется постоянное обращение к данной теме как отечественных, так и зарубежных ученых. В то же время, несмотря на наличие целого ряда исследований, посвященных отдельным событиям этого периода или более общим вопросам, затрагивающим обозначенную тему, в отечественной и зарубежной науке не было осуществлено комплексного исследования политики империи Цин в отношении Тибета в период правления императора Юнчжэна, что обеспечивает актуальность данной работы.

Степень изученности темы. Вопросы, связанные с историей включения Тибета в состав империи Цин привлекали внимание исследователей еще в начале XIX века – на заре отечественного китаеведения, что было обусловлено не в последнем счете геополитическими интересами Российской империи. К этому времени относятся первые переводы на русский язык источников, дающих, в том числе, представление об истории Тибета. В 1828 году вышла в свет книга о. Иакинфа (в миру Н.Я.Бичурина; 1777–1853) «Описание Тибета в его нынешнем состоянии» – перевод с китайского языка сочинения китайского чиновника, дающего подробное описание географического положения Тибета и представление о его культуре и истории [Бичурин, 1828а]. Кроме непосредственно содержания источника, особый интерес представляют комментарии и пояснения ученого, восполнявшего пробелы в знаниях современников о Востоке. В этом же году был издан в двух томах выполненный С.В.

Липовцовым (1770–1841) перевод с маньчжурского языка «Уложения регламентировавших отношения империи Цин с народами зависимых территорий [Липовцов, 1828]. Незадолго до выхода в свет работы С.В.

Липовцова перевод части «Уложения китайской палаты внешних сношений»

был издан в 1828 году в переводе Н.Я.Бичурина в четвертой части его двухтомного труда «Записки о Монголии» [Бичурин, 1828б].

Непосредственно темой научного исследования отечественных ученых тибетско-китайские отношения стали в ХХ веке. Наиболее важной из немногих работ отечественных авторов, посвященных данной тематике, является работа А.С. Мартынова «Статус Тибета в XVII-XVIII веках», основанная на китайских источниках [Мартынов, 1978]. Первая ее часть посвящена разбору традиционной политической доктрины китайцев. С точки зрения автора, для китайской системы воззрений была характерна подмена статуса страны личным статусом ее правителя. В этом контексте рассматриваются некоторые аспекты китайско-тибетских отношений во второй части «Статус Тибета – статус далай-лам». В третьей части работы А.С. Мартынов рассматривает вопрос ограниченности сферы действия китайской политической доктрины, и делает вывод о том, что общественная жизнь Тибета находилась за пределами интересов императорского двора, для которого главную роль играла личная форма статуса. Однако, в связи с тем, что автор сосредоточился в своей работе на общих принципах внутренней организации системы традиционных политических представлений китайцев, он не ставил перед собой цель изложения событий в хронологической последовательности. Поэтому время правления императора Юнчжэна и связанные с ним принципиальные для становления Тибета как части Китая события в этой книге не рассматриваются.



исследовании, более-менее подробно освещены в работах Е.Л.

Беспрозванных «Лидеры Тибета и их роль в тибето-китайских отношениях XVII—XVIII вв.» [Беспрозванных, 2001], С.Б. Намсараевой «Институт наместников цинского Китая в Монголии и Тибете в XVIII веке»

[Намсараева, 2003], В.Л. Успенского «Тибетский буддизм в Пекине»

[Успенский, 2011]. Некоторые события этого периода рассмотрены в сводной монографии Е.И. Кычанова и Б.Н. Мельниченко «История Тибета с древнейших времен до наших дней» [Кычанов, Мельниченко, 2005].

Интерес к проблеме китайско-тибетских отношений у зарубежных исследователей появился после столкновения интересов России и европейских держав в Центральной Азии на рубеже XIX–XX вв. Написанная американским дипломатом и востоковедом В.Рокхилем в 1910 году большая статья «Далай-ламы Лхасы и их отношения с маньчжурскими императорами Китая», несмотря на более чем столетнюю давность, до сих пор остается одним из наиболее обстоятельных исследований по истории отношений цинского двора с духовными лидерами Тибета [Rockhill, 1910]. Ставшая классической работа Л. Петеха «Китай и Тибет в начале XVIII века» [Petech, рассматривавшим политику империи Цин в отношении Тибета в указанный период. Хотя первое издание этой книги вышло в 1950 г., она не утратила своего значения и сегодня. Однако ввиду обширности темы и отсутствия у Л.

Петеха целого ряда важных источников на разных языках, опубликованных за последние полвека, многие вопросы нуждаются в настоящее время в дополнительном изучении.

Среди важных работ и статей на европейских языках, посвященных отдельным событиям или вопросам, связанным с цинской политикой в Тибете в 1720–1735 гг., можно выделить «Восстание Лобсан Дандзина г. в свете предшествовавших ему событий» Като Наото [Kato Naoto, 1993];

«Завоевание Цинхая в связи с событиями в Каме и Тибете: 1717–1727» Шухуэй У [Wu Shu-hui, 1995]; "Тибетские контакты цинского двора: Джанджахутухта Ролби-Дорджэ и император Цяньлун" [Wang, 2000]; ряд статей японской исследовательницы Исихама Юмико [Ishihama,1992; Ishihama, 1993; Ishihama, 1997; Ishihama, 2003].

Диссертант максимально использовал работы, опубликованные в последние пятнадцать лет в КНР. Несмотря на то, что практически все китайские публикации отражают идеологическую установку на доказательство утверждения о том, что Тибет входил в состав Китая со времен установления правления династии Юань (или даже раньше), несомненным достоинством этих работ стало введение в научный оборот значительного количества источников, ранее не доступных для европейских исследователей [Ван Чэн, 2006; Го Шэнли, 2010; Лю Шэнци, 2004; Тянь Лувэнь, 1997; Фэн Чжи, 2004; Фэн Чжи, 2005; Чжао Яньпин, 2009, Чжоу Сифэн, 2003 и др]. Особо следует отметить фундаментальный труд коллектива авторов, среди которых присутствуют и тибетские ученые, «Исследование отношений китайского правительства с Тибетом начиная с династии Юань», вышедший в свет в 2005 году [ИОКПСТ]. В двухтомной монографии авторы подробно анализируют значительное количество собранных ими документов по истории китайско-тибетских отношений.

Также стоит отметить обзорные статьи, посвященные непосредственно правлению императора Юнчжэна: «Исследование и анализ политики императора Юнчжэна в отношении Тибета» Чжоу Жунбина [Чжоу Жунбин, 2005] и «Стратегия в управлении Тибетом императора Юнчжэна: ее причины, влияние и уроки» Фэн Чжи [Фэн Чжи, 2011].

При написании первой части диссертационного исследования, посвященной китайско-тибетским отношениям в предшествовавшие периоды, достаточно широко освященным как в отечественных, так и в зарубежных исследованиях, мы обращались к трехтомному собранию наиболее авторитетных статей по истории Тибета изданному под редакцией А. Маккея 2003 года [McKey, 2003], а также к исследованиям Ю.Н. Рериха [Рерих, 1999], 3. Ахмада [Ahmad, 1970] и другим наиболее значимым в современной тибетологии исследованиям.

Источниковедческая база исследования. При написании работы было использовано большое количество источников на тибетском и китайском языках.

Основным источником данной работы на тибетском языке является «Биография написанная Джанджа-хутухтой Ролби-Дорджэ (1717–1786), его учеником и одновременно главным ламой Пекина. Он написал эту биографию в 1758– 1759 гг., находясь в Тибете, будучи командирован туда императором Цяньлуном (гг. правл. 1736–1796) для наблюдения за правильностью избрания нового, восьмого Далай-ламы. В ее основу легли материалы из архивов Поталы. 1 Биография написана в классическом тибетском жанре «намтар» - жизнеописаний буддийских деятелей. Диссертант использовал ксилографическое издание, хранящееся в рукописном фонде Восточного отдела Научной библиотеки им. Горького под шифром Т–229/2. Полный текст этой биографии насчитывает 558 листов. Биография существует в монгольском переводе XVIII века, экземпляр ксилографического издания которого также имеется в библиотеке Восточного факультета. Биография была переведена на китайский язык и опубликована в Пекине в 2006 году в серии переводов биографий Далай-лам с тибетского языка [Ролби-Дордже, 2006]. Перевод снабжен лишь небольшим количеством комментариев и в связи с этим является тяжелым для восприятия из-за обилия имен, использована в некоторых современных исследованиях, однако еще не была переведена на европейские языки. С точки зрения современной науки, жизнеописание имеет ряд недостатков: в нем нередко отсутствуют конкретные даты описываемых событий. Кроме того, автор, акцентируя внимание на религиозной деятельности Далай-ламы, упускает из виду некоторые важные политические события. Тем не менее, важно отметить, что Резиденция Далай-лам в Лхасе. На настоящий момент Потала является музеем и имеет свой архив и библиотеку.

языковая политика в империи Цин была такова, что указы, касавшиеся управления внешними вассальными территориями, издавались, главным Существующие китайские варианты подобных указов часто являются переводами, но не оригиналами, что подчеркивает необходимость использования в работе источника на тибетском языке. Ряд указов из Б7ДЛ относятся к документам, которые изначально существовали только на маньчжурском, монгольском и тибетском языках.

Еще одним источником на тибетском языке стал сборник указов и документов по истории Тибета на тибетском языке, изданный в 1989 году в Пекине [ЯЗСИДТИ]. Также мы обращались к биографии светского правителя Тибета Полханэ (1689–1747), написанной Хорканг Соднам Пэлбаром (1919– 1995) на тибетском языке на основе другой, более известной биографии, автором которой был современник Полханэ Церин Вангьел (1697–1763) [Hor khang, 1998]. По словам автора, необходимость в пересмотре текста биографии возникла в связи с необъективностью Церин Вангьела, явно восхищавшегося тибетским правителем [Там же, С. 6–7]. Важные сведения были почерпнуты из так называемой «Золотой книги» — истории буддизма в Монголии, написанной халха-монгольским ученым ламой Лубсан-Дамдином (1867–1937) на тибетском языке [ЗКД].

Одним из источников на китайском языке, использованных в работе, является собрание официальных документов, составленное в 1779-1795 гг. по генеалогические таблицы и биографии князей Внешней Монголии и маньчжурском, монгольском и китайском. Издание, использованное в данной работе, хранится в рукописном фонде Восточного отдела Научной библиотеки им. Горького под шифром Xyl F-11. Данный объемистый сборник довольно широко используется для изучения истории монголов, поэтому он главным образом известен по своему монгольскому названию «Илэтхэл шастир». Однако содержащийся в нем большой раздел, посвященный Тибету, совершенно выпал из поля зрения исследователей.

Между тем, содержащаяся в нем информация чрезвычайно интересна, т.к.

происходившие в Тибете события, их официальную интерпретацию.

Важнейшими источниками на китайском языке послужили собрания секретных донесений императору Юнчжэну с его собственноручными резолюциями. Наиболее объемистое собрание, составленное из материалов, хранящихся в Первом государственном историческом архиве КНР и Тайбэйском государственном музее императорского дворца, в сорока томах было издано в Пекине в 1989 году [СТДКЯРЮ]. Оно включает в себя более 33000 расположенных в хронологическом порядке документов (15000 из исторического архива и 18000 из императорского дворца), авторами которых являются маньчжурские и китайские приближенные Юнчжэна, имевшие право направлять свои доклады лично императору. Менее многочисленные донесения, написанные на маньчжурском языке, были переведены на китайский и изданы в двух томах в 1998 году [ПТДРЮ].

Работа по изданию этих материалов началась в 1971 году, когда в Тайбэе отдельным изданием вышло собрание донесений Юнчжэну генерала Нянь Гэнъяо в трех томах [ДНГЯ]. Это собрание было изучено и частично переведено на немецкий язык исследовательницей Шу-хуэй У, положившей его в основу своей диссертационной работы «Завоевание Цинхая в связи с событиями в Каме и Тибете: 1717–1727» [Wu Shu-hui, 1995], также использованного в нашей работе. Написанные генералом Нянь Гэнъяо донесения на маньчжурском языке также были переведены на китайский язык и изданы в Тяньцзине в 1995 году [СДНГЯМКЯ].

Безусловный интерес представляет написанный на китайском языке «Тибетский дневник» брата императора Юнчжэна принца Юньли (1697– 1738). В 1734–1735 гг. император поручил принцу отправиться к Монг. Iledkel astir. Подробнее об Iledkel astir см. Veit, 1990.

находящемуся в тот момент в Сычуани Далай-ламе и проинспектировать по дороге войска и обороноспособность городов. В пути Юньли вел записи о погодных и географических условиях населенных пунктов, которые он проезжал. Также принц подробно описал встречи с Далай-ламой и торжественные приемы, на которых ему пришлось присутствовать в течение месяца, который он пробыл в монастыре вместе с Кэлсанг Гьяцо. В нашем исследовании была использовано первое издание этого дневника, осуществленное в Пекине в 1937 году [Юньли, 1937].

Наряду с этими источниками мы также обращались к памятникам традиционной китайской историографии — «Материалам из цинских “Правдивых записей” по истории тибетского народа». Этот сборник документов в девяти томах был опубликован в Лхасе в 1982 г. [Цин Шилу].

Как отмечает Б.Г. Доронин, несмотря на то, что «Правдивые записи»

зачастую позиционируются как собрание официальных документов, они требуют критического подхода к их содержанию. При отборе материалов составители были ориентированы на выполнение определенных поставленных перед ними прагматических задач, а поэтому исходили не из достоверности сведений, а из их соответствия интересам составителей [Доронин, 2002, С.43].

Некоторые сведения в данной работе также были почерпнуты из «Сводного описания Уя и Цзана» [СОУЦ] анонимного автора XVIII века, написанного на основе тибетских источников. В работе было использовано репринтное издание, выполненное в Шанхае в 1896 году. Также для исследования были привлечены материалы из «Собрания переводов материалов тибетских архивных документов по истории тибетского общества», изданных на китайском языке в Пекине в 1997 году [СПМТАД].

Ряд источников, на основе которых написана данная работа, уже были переведены на русский и английский языки. Это книга католического миссионера Ипполито Дезидери, проживавшего в Тибете в 1715–1721 гг.

[Desideri, 2005], «История Кукунора», написанная современником и очевидцем многих описываемых событий Сумба-Хамбо Ешей-Пэлджором (1704–1788) и изданная в 1969 г. в латинской транслитерации тибетского текста с переводом на английский язык [Sum-pa mkhan-po, 1969]. Еще одним источником, использованным при написании работы, является «ПагсамЧжонсан» исторический труд того же автора, посвященный религиознополитической истории Индии, Тибета, Китая и Монголии, написанный году. Хронологические таблицы из «Пагсам-Чжонсана» были переведены с тибетского языка на русский Р.Е. Пубаевым и опубликованы в 1991 году [Пубаев, 1991].

Цели и задачи исследования. Целью диссертационной работы является исследование процесса формирования и развития политики цинских властей в отношении Тибета в период правления императора Юнчжэна (1723–1735 гг.) в связи с событиями в Восточной Азии, приведшими к включению Тибета в состав империи Цин. Указанная цель определила следующие задачи исследования:

- проанализировать исторические события предшествующих веков и идеологические установки, которые оказали существенное влияние на выстраивание отношений империи Цин с Тибетом;

- на основе оригинальных источников восстановить хронологию важнейших событий, связанных с цинской политикой в Тибете при императоре Юнчжэне;

- определить значимость Тибета во внешней политике империи в указанный период;

- выявить особенности, причины, предпосылки и последствия осуществления выработанной Юнчжэном в отношении Тибета стратегии;

- определить место и роль политики императора Юнчжэна в контексте истории китайско-тибетских отношений.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Представленная работа вводит в научный оборот целый ряд ранее не переводившихся на европейские языки источников на китайском и тибетском языках. Поэтому исследователи исторических, культурологических и религиоведческих специальностей могут найти в ней большое количество новой информации. Изучение политики империи Цин в отношении Тибета в указанный период позволяет создать теоретическую базу для дальнейшего исследования аналогичной проблематики не только в истории китайскотибетских отношений других периодов, но и в истории других стран Дальнего Востока.

Буддизм в его тибетской форме – одна из традиционных конфессий России. По этой причине политика цинских императоров в отношении Тибета и буддизма интересовала правящие круги России, начиная с XVIII в.

В связи с этим материалы и выводы исследования могут также представлять интерес для государственных учреждений и общественных организаций, осуществляющих контакты со странами Дальнего Востока.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы в фундаментальных исследованиях и при подготовке учебных пособий и курсов лекций по истории Тибета, Китая, Монголии и Дальнего Востока в целом, а также по истории китайскотибетских отношений. Представленный в работе материал также применим при создании различного рода справочной литературы по китайской и тибетской истории, этнографии и религиоведению.

Научная новизна. Научная новизна исследования заключается в том, что в работе:

- впервые осуществлен многосторонний анализ политики императора Юнчжэна в отношении Тибета, выявлены ранее не установленные обстоятельства, способствовавшие ее формированию;

- определено место и роль политики императора Юнчжэна в истории китайско-тибетских отношений;

- определено место Тибета во внешней политике империи Цин и проанализированы причины и факторы возрастания значения Тибета в регионе в указанный период;

отличающийся более углубленной проработкой сюжетов и материалов, с привлечением ранее не исследованных источников на китайском и тибетском языках, а также источников, переведенных на русский и европейские языки, в том числе и тех, которые ранее не привлекались для рассмотрения избранной нами темы.

Методология и методы исследования. Историческое исследование подразумевает использование системы разнообразных принципов, позволяющих наилучшим образом выявить характерные особенности и закономерности рассматриваемых процессов. В настоящей работе применялись такие методы исторического исследования, как конкретноисторический подход, сравнительный анализ, проблемно-тематический анализ.

заключения, приложений и списка литературы, включающего наименований. Построение структуры диссертации обусловлено задачами исследования. Первая глава посвящена краткому изложению и анализу китайско-тибетских отношений в предшествовавшие правлению Юнчжэна исторические периоды, в соответствии с которыми она разделена на четыре параграфа. Мы сочли возможным посвятить целую главу работы анализу событий, выходящих за хронологические рамки, обозначенные в названии диссертационного исследования, так как это необходимо для выделения традиций и инноваций в политике императора, определения причин и определения места и значения его политики в истории китайско-тибетских отношений. Далее работа также построена по хронологическому принципу и разделена на главы, посвященные судьбоносным для истории Тибета событиям. Вторая глава начинается с водворения Далай-ламы VII в Лхасе с помощью маньчжурских войск в 1720 г., произошедшего при императоре Канси (правл. 1654–1722), так как логически это событие ознаменовало начало новой политики империи Цин в отношении Тибета, которую продолжил спустя два года Юнчжэн. В третьей главе излагается, каким образом отразились на тибетской политике империи события, связанные с междоусобному конфликту в Тибете 1727–28 гг., а пятая – последовавшим за ним периоду пребывания Далай-ламы VII на территории Сычуани в 1729– 1734 гг. и его возвращению в Лхасу в последний год правления императора Юнчжэна.

Апробация результатов исследования. Некоторые результаты и основные положения данного диссертационного исследования доложены в докладах, представленных на:

- XXVI международной конференции по источниковедению и историографии стран Азии и Африки (СПб, 2013);

- Пятом Пекинском международном тибетологическом семинаре (Пекин, КНР, 2012);

Восточных Рукописей РАН (СПб, 2012);

- XXVII конференции «Источниковедение и историография стран Азии и Африки» (СПб, 2013);

Восточных Рукописей РАН (СПб, 2013).

По теме исследования автором опубликованы следующие работы:

1. Ссылка Далай-ламы VII 1728-1735 гг.: причины и последствия // Востоковедение. Африканистика, 2014. — № 1. — С. 55-62.

2. О роли школы Ньингма в политической и религиозной жизни Тибета (1642–1735) // Вестник Санкт-Петербургского Университета.

Серия 13: Востоковедение. Африканистика, 2013. — № 3. — С. 62Кукунорский мятеж 1723-1724 годов и его значение для истории Тибета // Вестник Санкт-Петербургского Университета. Серия 13:

Востоковедение. Африканистика, 2013. — № 1.— С. 58-67.

4. Возвращение Далай-ламы VII в Лхасу из Сычуани в 1735 г. // Локальное наследие и глобальная перспектива. "Традиционализм" и "революционизм" на Востоке. XXVII Международная научная конференция по источниковедению и историографии стран Азии и Африки, 24-26 апреля 2013 г.: Тезисы докладов — Санкт-Петербург, — 2013. — C. 205-206.

5. On the position of the Nyingma School in religious and secular life of Tibet from 1642 to 1735 // A collection of Abstracts of the 5th Beijing International Seminar on Tibetan Studies — China, Beijing, — 2012. — P. 63-64.

6. Значение событий 1720 года в истории китайско-тибетских отношений // Модернизация и традиции»: XXVI международная конференция по источниковедению и историографии стран Азии и Африки, 20-22 апреля 2011 г: Тезисы докладов. — г. СанктПетербург, — 2011. — С. 251-252.

Глава 1. Китайско-тибетские отношения до 1720 года: идейнополитические предпосылки политики императора Юнчжэна.

§1.1. Китайско-тибетские отношения в эпоху Тан (618–907 гг.).

государство, завершившееся к VII в., совпало с периодом утверждения в Китае династии Taн (618–907 гг.). К этому времени, когда Тибетское государство впервые вышло на мировую арену, став на несколько веков одной из самых могущественных держав Восточной Азии, относится и установление китайско-тибетских отношений. В 634 году ко двору империи Тан было отправлено первое посольство тибетцев (или туфаней, как их называли китайские источники). Осведомленность о том, что китайские принцессы были выданы замуж за представителей высших родов тюрков и туюйхуней3, позволила им также обратиться к императору с предложением заключения династического брака с их правителем (тиб. цэнпо) Сонгцэн Гампо (ок. 613–649 гг.). 4 Согласно тибетским хроникам, отказ китайцев спровоцировал тибетского правителя на нападение на туюйхуней, которых они посчитали виновными в возникновении возражений с китайской стороны. В результате проявления военной мощи Тибета, танский двор признал необходимость заключения с Сонгцэн Гампо договора «о мире и родстве» – хэцинь, 5 который подтверждался заключением династического брака. В 641 году в Лхасу была отправлена китайская принцесса Вэньчэн, ставшая одной из жен тибетского цэнпо [Hoffman, 2003, C.50; Richardson, 2003, С.163–164]. Подобного рода договор практиковался в отношениях Китая с «варварами», которые зачастую превосходили Китай в военном О народе туюйхунь см. Кюнер, 1961, С. 152–167; Кычанов, 1997, С.64–68.

Ко времени правления цэнпо Сонгцэн Гампо относится появление в Тибете письменности и первых буддийских храмов. Государственной религией буддизм был провозглашен больше ста лет спустя – в году.

О договорах хэцинь см. Holmgren, 1990–1991; Yu Ying-shin, 1967, C.10–12, 41–42; Барфилд, 2009, С.47–48.

направление территориальной экспансии династии Тан было в это время направлено на восток, против государств Корейского полуосторова, что определило необходимость поддержания спокойствия на западных границах империи [Попова, 1999, С.175].

Расширив свою территорию за счет государства Туюйхунь в 663 году, Тибет стал граничить с империей Тан, и, продолжая активную внешнюю политику, направленную на расширение территории на восток, начал нападения уже на собственно китайские земли. После того, как тибетцы овладели рядом земель на территории Кукунора, Хотана и Кашгарии, их успехи вынудили китайцев упразднить ряд гарнизонов на западе империи и отказаться в 678 году от участия в военных действиях на Корейском полуострове [Кычанов, 2004; Малявкин, 1989, С.46–48, 103, 332, 341].

После череды побед и поражений в 690-х годах были начаты мирные переговоры, которые затянулись в связи с внутренними противоречиями в Тибете. В это время на геополитической арене Центральной Азии появилась новая сила: арабские завоеватели достигли границы с империей Тан.

Интересно отметить, что, так как в это время буддизм еще не приобрел в Тибете значительного влияния, установив контакты с арабами, тибетцы проявили интерес к исламу и попросили прислать к ним проповедника [Весkwith, 1993, С.88; Кычанов, Мельниченко, 2005, С.49–51]. Однако ислам не получил на территории Тибета широкого распространения.

А.Г.Малявкин приводит характеристику этого периода военных действий китайским сановником как «наличие примерного равенства в победах и поражениях» китайцев и тибетцев [Малявкин, 1992, С.140].

Одновременно с продолжившимися китайско-тибетскими столкновениями, Китай активизировал свои военные действия на западе, дойдя до территории современного Узбекистана, где столкнулся с арабскими войсками. В 751 году состоялась единственная в истории битва китайцев и арабов у Таласа, в которой китайцы потерпели поражение.

Тибет в это же время активизировал свои действия в южном направлении. Заключив в 750 году союз с тайцами, тибетцы подчинили государство Наньчжао. Затем, воспользовавшись смутой в Китае, захватили еще ряд танских территорий. Когда же император, заключив союз о мире и родстве с уйгурами, вновь отказал тибетскому правителю дать в жены китайскую принцессу, тибетские генералы повели войска вглубь Китая, взяв в 763 году его столицу Чанъань. Однако вскоре они вынуждены были ее покинуть. С 764 по 781 год тибетцы заняли Ганьсуйский коридор, лишив Китая важнейшей дороги на Запад. В 783 году Китай заключил с Тибетом новый мирный договор [Hoffman, 2003, C.55; Кычанов, Мельниченко, 2005, С.53–56]. Но и этот мир оказался непрочным: спустя три года военные действия возобновились. В 787 г. тибетцы заняли Дуньхуан (Шачжоу), а в 790–791 гг. вытеснили уйгуров из Западного края и овладели Хотаном.

Кроме того, согласно сведениям Х. Хоффмана, в это время власть Тибета признали Бенгалия и Магадха [Hoffman, 2003, C.54–56]. Это время, когда Тибет достиг вершины своего внешнеполитического могущества (конец VIII – начало IX вв.), вошло в его историю как время «Великого Тибета». К этому же периоду относится и первая волна распространения буддизма в Тибете, усиливаются культурные связи с Китаем и Индией.

Китаю тоже приходилось воевать не только с Тибетом, но и с уйгурами, поэтому в 821–822 году было подписано новое китайско-тибетское соглашение о взаимном признании и ненападении. Согласно этому договору, между Китаем и Тибетом были зафиксированы границы, а между китайским императором и тибетским цэнпо устанавливались уважительные отношения последним в череде равноправных китайско-тибетских мирных договоров.

Он ознаменовал завершение целой эпохи в истории отношений между двумя странами. И, хотя двадцать лет спустя возобновились военные столкновения на границе, постепенно контакты Тибета с Китаем сошли на нет.

Подробнее о договоре см. Richardson, 1952, С. 71–72; Кычанов, Мельниченко, 2005, С.64–65.

Характеризуя двухсотлетний период китайско-тибетских войн, Ч.

Беквит пишет о том, что в это время тибетская и китайская нации были равными и разделенными, что признавалось китайцами эпохи Тан [Весkwith, 1993, С.106]. Подавляющее большинство ученых также не выражает сомнений в том, что во времена «Великого Тибета» договоры с Китаем заключались на паритетной основе [Richardson, 1970; Hoffman, 2003;

Малявкин, 1992 и др.].

После падения династии Тан в 907 году в отношениях государств наступил перерыв, продлившийся несколько веков. Одновременно с ослаблением танской империи, в Тибете происходил развал центральной власти, за которым последовала потеря завоеванных территорий и утрата влияния в регионе.

Период с Х по ХII вв. часто называют «темными веками» истории Тибета из-за отсутствия сведений о событиях этого времени в источниках.

Необходимо, однако, отметить, что в это время, после прекращения контактов с внешним миром, в Тибете происходил процесс утверждения буддизма как господствующего учения. К моменту возобновления внешних контактов в XIII веке буддизм стал доминировать во всех аспектах жизни Тибета. Сформировался тибетский буддизм как особая региональная форма учения, а Тибет соседи стали воспринимать как страну буддизма.

Отношения же с Китаем в это время приобрели совершенно иной характер: в начале XIII века на мировую арену вышла Монгольская империя – новое более крупное государственное образование, в состав которого вошли как Китай, так и Тибет.

§1.2. Тибет и империя Юань (1271–1368). Монголо-тибетские отношения Монгольская империя объединила под своей властью целый ряд независимых ранее государств на территории Центральной Азии, Южной Сибири, Восточной Европы, Ближнего Востока, Китая и Тибета. Таким образом, Китай и Тибет оказались частями огромного государственного образования, возникшего в результате монгольских завоеваний. С этого времени начался новый этап развития китайско-тибетских отношений, сыгравший важнейшую роль в последовавшем несколько веков спустя включении Тибета в состав империи Цин, а затем, уже в XX веке – в состав КНР.

неоднократно становилась объектом исследований как отечественных, так и зарубежных ученых. Ведь именно в этот период между правившей в Китае монгольской династией Юань и Тибетом сложилась традиция отношений в соответствии с доктриной чо-йон, «духовный наставник и милостынедатель»

или «лама – патрон», сложно определимой в европейской терминологии, но повлиявшей на всю историю тибетско-монгольских, а затем и тибетскоманьчжурских и тибетско-китайских отношений.

Существует несколько версий о том, когда именно были установлены первые контакты Тибета с монголами. Согласно одной из них, будучи осведомленными через своих соседей тангутов, подвергшихся вторжению армий Чингис-хана, о формировании мощной кочевой державы в Центральной Азии, тибетцы направили в 1207 году послов к монголам, признав их власть. Также существует мнение, что тибетцы подчинились монголам, когда Чингис-хан вторгся в Амдо в 1206 году во избежание продвижения войск в Центральный Тибет [Кычанов, Мельниченко, 2005, С.

48]. В.Д.Шакабпа сообщает, что тибетцы установили с монголами дружеские отношения после подчинения последними тангутского государства Си Ся в 1207 и платили им дань до смерти Чингис-хана в 1227 году [Shakabpa, 1984, C.61]. Современные китайские историки, в свою очередь, считают, что к году относится признание Тибетом власти монголов, и что с тех пор Тибет входил сначала в состав державы Чингис-хана, а затем империй Юань, Мин и Цин [Се Тецюнь, 2005, С. 25–61; Wang, Suo, 1984, C.58]. Однако большинство европейских исследователей сходится во мнении, что Тибет не стал составной частью монгольской державы во время правления Чингисхана, считая сведения из разрозненных источников недостаточно убедительными. Что же касается характеристики тибетско-монгольских контактов во времена Чингис-хана, ученые предполагают, что имели место проникновения небольших отрядов в приграничные районы Тибета [Рерих, 1999, С.141–142; Wylie, 2003, С.318; Кычанов, Мельниченко, 2005, С.48–49].

После окончательного разгрома тангутского государства Си Ся в году, изменилось и положение Тибета, который стал непосредственным соседом Монгольской империи и попал в сферу ее геополитических интересов. Монголы заняли территории современных китайских провинций Ганьсу и Цинхай, и вскоре встал вопрос о присоединении тибетских земель к империи. Ю.Н. Рерих пишет о том, что набеги разведочного характера на тибетские земли продолжались до 1239 года, когда монгольские войска под начальством Дорда-дархана вторглись в Тибет [Рерих, 1999, С.142–143]. В.Д.

Шакабпа сообщает, что из-за отказа тибетцев выплачивать дань, сын Угедея Годан в 1240 году направил в Тибет 30-тысячную карательную армию под командованием Ледже и Дорда-дархана. Монастыри Гандэн и Джаллхакан, располагавшиеся к северу от Лхасы, были разграблены и сожжены, так как монахи оказали сопротивление монгольским войскам [Shakabpa, 1984, С.61].

Что касается оценки предпринятых военных действий, Т. Вайли полагает, что нет оснований считать экспедицию «карательной», так как масштабы похода были не столь внушительны, и слишком быстро последовал вывод войск с тибетских земель. Ученый делает вывод, что монголов привлекли не столько тибетские земли и перспектива их включения в состав империи, сколько богатства разграбленных ими монастырей [Wylie, 2003, C.318–319].

Контакты монголов с Тибетом не сводились только к военным действиям. В это же время начался важнейший с точки зрения исторических последствий процесс проникновения буддизма в Монголию.

Л. Петех подробно пишет о первых китайских буддистах, ставших духовными наставниками монгольских ханов. Правители освобождали китайских буддийских монахов от налогов, а некоторые из учителей духовенство также имело контакты с монгольскими князьями. Главные ламы школ Карма, Баром-Кагью и Цэл с конца XII века занимали высокое положение при дворе в тангутском государстве, а после его уничтожения в 1227 году вступили в контакт с монгольскими завоевателями [Petech, 2003, С.338]. Как сообщает Сумба-Хамбо, «в год земли-свиньи IV рабджуна ( г.) Сакьяпа, Бригонба, Пагдуба и Цалпа каждый в отдельности "узрели лик" соответствующего монгольского хана..." [Пубаев, 1991, С. 40].

Важно подчеркнуть, что, как отмечает Ю.Н.Рерих, «ко времени появления монголов в Тибете политическая, культурная и экономическая жизнь в стране постепенно переходила в руки теократических феодалов – глав влиятельных монастырей, которые в союзе с сильными родами старой феодальной знати становятся в центре политической и экономической жизни страны» [Рерих, 1999, С. 143]. Таким образом, установление отношений монгольских ханов с высокопоставленными духовными лицами, носили как религиозный, так и политический характер. Кроме того, поскольку Тибет был раздроблен, его подчинение империи Юань проходило одновременно с формированием его системы управления.

Решающим событием для включения Тибета в состав империи Юань стало установление отношений Годана с тибетским учителем школы Сакья Кунга Гьялценом, больше известным как Сакья-пандита (1182–1251).

Существуют разные версии о том, почему Кунга Гьялцен был приглашен в ставку Годана. По одной из них, царевич пожелал поближе познакомиться с тибетским буддизмом, по другой Сакья-пандита был приглашен в качестве врача. Существует и версия о том, что инициатором встречи был сам Кунга Гьялцен, который стремился предотвратить кровопролитное завоевание Тибета монгольскими войсками, устрашенный примером своих соседей Тексты документов об освобождении монахов от налогов и назначении их «государственными наставниками» при империи Юань см. A collection of historical archives of Tibet, 1995, док. №1–10, 12–14.

тангутов, а также укрепить власть иерархов школы Сакья [Кычанов, Мельниченко, 2005, С.49]. Кроме того, монголы были сосредоточены на завоевании государства Наньчжао, служившего буфером между Китаем и спокойствие на тибетском фронте. До наших дней дошел текст письма Содержание письма, носившего ультимативный характер, можно найти в работах Дж.Туччи и В.Д. Шакабпы [Shakabpa, 1967, C. 61–62]. Встреча Годана с Сакья-пандитой состоялась в 1247 году, спустя два года после его прибытия в Ланьчжоу. Как заключают исследователи, отправлению Кунга монгольского хана. По итогам встречи, монгольский военачальник признал ламу достойным оказывать ритуальные услуги членам высокопоставленных монгольских семей и получать за это вознаграждение [Petech, 2003, С.339].

«вассальное состояние понималось как принятие главы сюзеренного государства в ученики и милостынедатели теократического иерарха, с которым вступали в договорные отношения, чем подчеркивался примат теократического иерарха над светским правителем»8 [Рерих, 1999, С.144]. В то же время, по мнению диссертанта, нельзя отрицать взаимность признания и заинтересованности сторон. Эта уникальная система отношений, так Источником, на основе которого ученые пришли к заключению о том, что Сакья-пандита стал тибетским делегатом для переговоров о подчинении Тибета монголам, является письмо Кунга Гьялцена к светским правителям и духовным авторитетам Тибета. Дж. Туччи в 1949 году привел перевод письма на английский язык [Tucci, 1949, C. 10–12]. В.Д. Шакабпа также цитирует это письмо в своем исследовании [Shakabpa, 1984, C.63-64]. Однако некоторые ученые выражают сомнения в аутентичности этого письма. Д.Джексон, ссылаясь на то, что стиль письма не похож на прочие труды Сакья-пандиты, высказал предположение, что письмо могло быть написано не без помощи официальных лиц при монгольском дворе или же оно не сохранилось на тибетском языке, и дошедший до нас тибетский текст является более поздним переводом с китайского [Jackson, 1986, С.20].

сложно определимая с точки зрения современного юридического права, заслуживает особого внимания.

В русскоязычной литературе существует несколько переводов названия концепции чо-йон. Это «патрон – лама», «лама – милостынедатель»

или «духовный наставник – милостынедатель». Название является сокращением от чо-нэ – «получатель религиозных пожертвований» и йон-даг – «подноситель пожертвования». Согласно Д.С. Рюэггу, первым письменным источником, где употребляются эти термины, является уже упомянутое нами письмо Сакья-пандиты к тибетцам. В более поздних источниках и в работах современных исследователей на тибетском языке иногда в этом же значении употребляется термин йон-чо [Ruegg, 2003, C.363–364].

происхождение и основывается на традиционных взаимоотношениях между брахманами, олицетворявшими духовную власть, и светскими правителями – кшатриями. Буддизм, относящийся к индийской религиозной традиции, впитал в себя представления о взаимоотношениях этих каст, придав им новую форму и наполнив новым содержанием. Согласно сложившимся представлениям, миряне должны были почитать и обеспечивать монахов пропитанием, давая им возможность целиком сосредоточиться на вознесении молитв и совершении обрядов ради пользы всех живых существ. В Индии этот тип отношений назывался «бхикшу – данапати» – «лама – милостынедатель». При этом милостынедатель мог быть покровителем как отдельного монаха, так и целой буддийской общины – «сангхи».

Существенным отличием буддийской вариации отношений монахов и мирян стал также отказ от каст – в Тибете практически каждая семья отдавала когонибудь в монахи [Успенский, 2011, С.42–43; Ruegg, 2003, C.365]. Однако идеологически отношения мирян и монахов стали развиваться в соответствии с индийской традицией «бхикшу – данапати», причем как на уровне личных взаимоотношений, так и на уровне глав монастырей с местными правителями.

Таким образом, когда Сакья-Пандита установил с Годаном в году отношения в рамках вышеописанной доктрины, для тибетцев это было, с одной стороны, чем-то вполне естественным для отношений между духовным лицом и светским правителем того времени, с другой стороны, была в этом и новизна. Впервые весь Тибет представлял буддийский монах, чего не случалось во времена существования тибетской империи. Таким образом, в этих событиях проявилась тенденция, которая пробивала себе дорогу в последующие века тибетской истории и привела в итоге к власти Далай-лам.

Следует также отметить, что Тибет в это время не был един, и светский «милостынедатель» не мог претендовать на управление всем Тибетом на основании установления подобных отношений с одним из духовных лидеров одной из буддийских школ. Однако вопрос о природе и высокопоставленными ламами вызвал полемику уже в XIII веке [Успенский, 2011, С.40–42], а в XVII веке вопрос о том, кто же стоит выше – монах или светский правитель доставила много проблем тибетской и маньчжурской сторонам, планировавшим встречу Далай-ламы V c императором Шуньчжи (правл. 1644–1661), произошедшую в 1653 году. Современные ученые и политики также дают разные оценки этой системе отношений. Сторонники независимости Тибета делают акцент на примате духовной власти над светской. С их точки зрения, признавая ламу своим учителем, монгольский правитель не столько даровал им право заниматься вопросом светского управления, сколько признавал за ними это право, гарантируя в обмен на духовные наставления военную поддержку в случае необходимости [Shakabpa, 1984, C.63-64]. Противоположная точка зрения трактует подобный договор как признание вассалитета в обмен на передачу местным духовным лицам местного самоуправления. Более того, авторы делают акцент на важнейшей роли, которую Сакья-пандита сыграл в Об этом событии речь пойдет в §1.4.

деле объединения Тибета с китайской нацией [Wang, Suo, 1984, С.59-60].

Европейские и отечественные исследователи, в свою очередь, обращают внимание на то, что установление отношений между Годаном и СакьяПандитой не представляло собой договор между Монгольской империей и ее верховным правителем и Тибетом. Это было соглашение облеченного региональной властью монгольского правителя с одним из буддийских лидеров Тибета. По сути, Годан соглашался уберечь Тибет от разорения при условии его добровольного подчинения [Кычанов, Мельниченко, 2005, С.51;

Petech, 2003, C.341]. Следует отметить, что в это же время у представителей других школ также были свои покровители среди монголов. К примеру, великий хан Мэнгу (1251–1259) сделал в 1256 году своим наставником одного из учителей школы Карма Кагью [Ruegg, 2003, С.859-860].

После смерти Сакья-пандиты, его место занял его племянник Пагбалама Лодой-Гьялцен (1235–1280).10 В 1253 году он был приглашен в ставку будущего хана Хубилая. Пагба-лама стал духовным наставником Хубилая, который был очень расположен к буддизму. Хубилай же, в знак благоволения к Пагба-ламе, даровал ему власть над Тибетом. Текст письма, в котором монгольский правитель подтверждает права сакьяского иерарха на управление Тибетом, приведен в работе В.Д. Шакабпы [Shakabpa, 1984, C.65–66]. Повествуя об этих событиях, следует сделать несколько оговорок.

Во-первых, в 1253 году Хубилай еще не был великим ханом, и поэтому он, как ранее Годан, мог только подтвердить передачу власти в Тибете сакьяским иерархам, но не даровать ее, как значится в его письме. Вовторых, некоторые ученые расценивают это письмо как дарование власти не столько светской, сколько духовной [Petech, 2003, С.343]. К середине XIII века разные школы буддизма имели вес в разных районах Тибета. Таким образом, направив письмо Пагба-ламе, Хубилай мог иметь в виду Так как сами ламы иметь семьи и детей не могли, они старались передавать свои духовные достижения и титулы родственникам. У школы Сакья существовала передача традиции по линии «дядя – племянник» [Успенский, 2011, С.232].

установление духовного лидерства сакьяского иерарха, ведь в письме речь шла, главным образом, об учении Будды. Монахи, в соответствии с указом, освобождались от налогов и военной обязанности. В то же время, это не освободило тибетцев от переписи населения, организованной монголами в 1253 году [Petech, 1979, C.233–237]. Интересное замечание о мотивах принятия Хубилаем посвящения от Пагба-ламы делает В.Л.Успенский, дополнительной власти, так как посвященный получал право отождествлять себя с соответствующим божеством [Успенский, 2003, С.168].

В 1260 году Хубилай стал великим ханом, и его отношения с Пагбаламой приобрели новые черты, перейдя на государственный уровень. В году Пагба-лама получил титул «государственного учителя» – гоши. А когда в 1269 году он представил ко двору «квадратную письменность», созданную им для утверждения официальным языком империи, Хубилай назначил его «императорским наставником, великим драгоценным владыкой Дхармы»

(кит. диши дабао фаван). Это стало началом института императорских наставников – диши. В обязанности занимавшего эту должность лица входило как проведение религиозных обрядов для членов императорской семьи, так и административное руководство делами, связанными с Тибетом и буддизмом [Успенский, 2011, С.39–40]. Хубилай также Манджушри закрепилась уже при маньчжурском дворе, когда «Великий император Манджушри» стало нормой обращения к императору в буддийском мире [Farquhar, 1978, С.11–13]. В то же время, признавая за ламой право светского правления, государственной системы управления по образу других районов на Подробнее о почитании императоров как воплощений Манджушри см. Farquhar, 1978; Успенский, 2011, С.152–198.

зависимой территории. В 1264 году было создано ведомство Цзун чжи юань, которое, согласно «Юань ши», занималось буддийской религией, монахами, а также территорией Тибета. В 1288 году ведомство было переименовано в Сюань чжэн юань по названию дворца, в котором проходили приемы тибетцев при династии Тан. Во главе ведомства после его создания был поставлен Пагба-лама, однако его полномочия были ограничены: была введена должность чиновника пончена, ведавшего гражданскими и военными делами [Рерих, 1999, С.146]. Территориально Тибет был поделен на три «дороги» – Уй, Цзан и Нгари, которые, в свою очередь делились на темничеств или мириархий (десять тысяч дворов), во главе которых стояли чиновники, именовавшиеся по-тибетски типёны.12 Исходя из того, что над всеми чиновниками в Тибете было поставлено духовное лицо, пончен назначался императором при его участии, а должности типёнов тоже администраторах.

Введение этой новой системы управления очевидно свидетельствует о подчинении Тибета Монгольской империи. Л. Петех полагает, что официальное установление монгольского правления в Тибете можно датировать 1267–1268 гг., когда была налажена почтовая связь и проведена направленными монгольскими правителями из Китая, в сотрудничестве с местной администрацией в лице сакьяских иерархов [Petech, 1979, C.233].

Таким образом, факт вхождения Тибета в состав Монгольской империи, а затем в состав империи Юань оспаривать сложно. В то же время, когда речь заходит об отношениях Тибета с Китаем, сторонники независимости Тибета подчеркивают, что включение Тибета в состав Подробнее о системе управления Тибетом в составе империи Юань см. Кычанов, Мельниченко, 2005, С.54–55.

империи Юань не является основанием для утверждения, что с тех пор Тибет стал частью Китая, так как монголы захватили Китай и основали империю Юань, а не наоборот. Таким образом, Тибет наравне с Китаем входил в состав монгольской империи [CHAT, C.11]. Китайские ученые, в свою очередь, пишут, что Китай был объединен под властью монголов, и Тибет вошел в его состав [Wang, Suo, 1984, C.60–62].

отношениям Тибета и империи Юань, подчеркивают его особое место в составе империи. Е.И.Кычанов обращает внимание на то, что Тибет не входил в перечень территорий династии Юань, зафиксированный в официальной истории этой династии. В то же время, были проведены реформа управления и перепись населения и, хотя тибетцы и не платили налоги, в Тибете существовала трудовая и ямская повинности13, требовавшие больших ресурсов [Кычанов, Мельниченко, 2005, C.53–55]. Особыми делала тибетско-монгольские отношения и доктрина чо-йон, которая переводила принимающего от него военную защиту и покровительство в обмен на покровительство духовное. С одной стороны, она позволяла монголам мирным путем обеспечить признание своей власти над Тибетом, с другой стороны, это признание светского правителя проходило без потери статуса для тибетских духовных лидеров. Перенесенная из внутренних отношений на международный уровень, эта концепция легла в основу внешней политики Тибета и позже стала одним из главных аргументов сторонников концепции независимого Тибета в современной полемике по поводу его статуса на протяжении истории. Следует также отметить, что, став великим ханом, Хубилай разделил понятия отношений духовных и политических. Как пишут Е.И.Кычанов и Л.С.Савицкий, «Пхагпа заявил, что если Хубилай желает учиться у него, то он будет обязан воздавать ему почести как своему учителю, т. е. кланяться ему, уступать дорогу и предоставлять право садиться Ямская повинность – ула (монг. ula-a, совр. улаа) сохранилась до ХХ века.

первым и на более почетное место. Хубилай ответил, что как частное лицо он готов соблюдать эти требования, когда будет оставаться с Пхагпа вдвоем, но отказывается делать это публично, так как такое его поведение нанесло бы урон его престижу и власти монголов вообще» [Кычанов, Савицкий, 1975, С.100].

Необходимо также обратить внимание на тот факт, что буддийские иерархи, став с одной стороны проводниками монгольской политики в Тибете, в то же время способствовали распространению буддизма в империи Юань и значительному росту его влияния на монголов. Спустя несколько веков авторитет буддийских духовных лидеров среди монголов стал одним из важнейших факторов, определявших внешнюю политику маньчжуров и империи Цин.

Сотрудничество сакьяских иерархов с монгольскими правителями практически на протяжении всего периода господства в Тибете Сакья вызывало зависть и порицание последователей других школ, не получавших пожертвований от монголов. В критические моменты это приводило к вооруженным выступлениям, подавляемым военными силами монголов. На закате империи Юань во второй четверти XIV века возросшие антисакьяские настроения совпали с ослаблением власти монгольских императоров и внутренними противоречиями среди наследников сакьяского иерарха Даньи Санпопэл (правл.1305–1327). В это время среди монголов стали популярны и другие школы тибетского буддизма: интронизацию последнего императора представитель школы Кармапа [Douglas, White, 1976, С.49].

Антисакьяское движение возглавил выходец из аристократической семьи, один из тибетских типёнов, последователь школы Кагью Джанчуб Гьялцен (1302–1364). В 1354 году он захватил власть в Тибете, разместил войска во всех стратегических районах и провел административную реформу. По мнению Л.Петеха, тот факт, что Тогон-Тэмур был вынужден официально признать правителем Тибета Джанчуб Гьялцэна означало его де факто независимость от утратившей свое влияние империи Юань [Petech, 1979, С.236].

В 1368 году восстание китайцев против монгольского правления под руководством бывшего буддийского монаха Чжу Юаньчжана (1328–1398) привело к установлению в Китае власти новой династии Мин (1368–1644).

Так начался новый этап развития тибетско-монгольских и тибетскокитайских отношений.

§1.3. Политика империи Мин (1368–1644) в отношении Тибета.

После прихода к власти в Китае новой династии, в корне изменилась геополитическая ситуация в регионе. При монголах Китай оказался хотя и наиболее значительной, но только одной из составных частей более крупного государственного образования. Поэтому политика империи Юань в отношении Тибета не была основана на китайской традиции. Приступая же к необходимо сказать несколько слов об идеологической основе отношений Китая с соседями в целом, так как с возвращением власти китайской династии, императоры вернулись к традиционному понимаю основ внешней политики.

Эта сложная система миропонимания и взаимоотношений, так же как и описанная в предыдущей главе доктрина чо-йон, не укладываясь в нормы современного юридического права, но будучи при этом на протяжении веков основой внешней политики Китая, стала объектом особого внимания многих отечественных и зарубежных ученых. 14 Большое внимание этому вопросу уделяет в своей работе А.С. Мартынов. Поскольку он разбирает доктрину отношений Китая с соседями в интересующем нас ключе, приведем его характеристику китайского взгляда на проблему: «Власть императора была универсальна, а потому, естественно, не имела четких территориальных границ, внутри которых практиковались бы внутригосударственные См. сборник статей Китай и соседи, 1970; Зотов, 1994.

межгосударственные отношения. В пределах реального политического взаимодействия каждый вступавший в отношения с императорским двором уже в силу одного этого считался попавшим под власть императора, что было вполне логично при подходе к власти как распространяемому влиянию. […] Не следует, однако, думать, что эта система даннических отношений сама по себе стимулировала некую баснословную политическую экспансию. Ничего подобного. Это был инструмент, с помощью которого решались разные задачи. Он мог применяться во внешней политике, в пограничных отношениях, а иногда в качестве дополнения к административной власти»

[Мартынов, 1978, С.54–55].

В рамках этой системы взглядов прибытие делегаций к императору воспринималось как акт подчинения, а привозимые дары рассматривались как дань. Тот же факт, что ответные дары зачастую превышали привозимые «данниками» подарки, объяснялся как поощрение за преданность и покорность [Chen Nan, 2008, С.2].

Еще в начале XIX века отец Иакинф (в миру Н.Я. Бичурин), возглавлявший Российскую православную духовную миссию в Китае, поясняя прибытие в Пекин тибетских духовных лиц, писал: «Слова дань и доклад суть основание, на котором Китай старается утверждать свои связи с иностранцами. Сколько употребляют тонких хитростей и льстивого лукавства в переговорах по сим предметам с европейцами!» [Бичурин, 1828а, С.61].

Так, в исследовательской литературе обоснованно популярной стала точка зрения, что минские императоры, обеспечивая спокойствие на границах, удовлетворялись формальным прибытием «данников» ко двору, в то время как сами прибывающие могли рассматривать свои посещения столицы главным образом как торговые миссии [Зотов, 1994; Мартынов, 1978; Sperling, 1983; Wylie, 2003]. Доходило даже до того, что иногда, напротив, дары императора рассматривались в монгольских источниках как дань монгольским правителям [Рерих, 1999, С.157].

Таким образом, говоря об отношениях Китая с Тибетом, мы вынуждены учитывать, что стороны руководствовались системами взглядов не только отличными от европейской, но и совершенно не похожими друг на друга. При этом тибетская доктрина чо-йон, будучи основана на религиозном миропонимании, не противоречила китайской традиционной системе взглядов, позволяя каждой из сторон воспринимать отношения по-своему.

После провозглашения династии Мин в 1368 году император Тай-цзу на второй год правления под девизом Хунъу, 5 июня 1369 года направил в Тибет манифест, информировавший об объединении Китая под властью новой империи Мин и призывавший тибетцев к подчинению. Среди прочего в тексте говорилось о том, что во времена правления в Китае предыдущей «варварской» династии «головной убор и обувь поменялись местами». Но вот, Китай вновь един, и правитель следует «истинному пути» и «стремится обеспечить благосостояние простому народу» [Мин Шилу, С.3].

Текст манифеста был переведен и проанализирован А.С.Мартыновым.

Ученый выделяет несколько магистральных идей, заключенных в документе:

Китай является главным государством в Поднебесной; положение дел «варварской» периферии зависит от положения дел в самом Китае;

спокойствие в народе и среди «варваров» является высшим благом китайского государства, и первый шаг на пути к успокоению «варваров» - это оповещение их о воцарении в Китае идущего правильным путем императора [Мартынов, 1978, С.48–49]. Однако следует также обратить внимание на то, в какой форме обращается к тибетцам император. А.С.Мартынов переводит фразу, содержащую обращение, следующим образом: «Вы же, туфани (имеются в виду тибетцы.—А. М.), живущие в Западном крае, еще, вероятно, не слышали, что Китай уже един. Поэтому и обращаюсь к вам с подобным манифестом» [Там же, С.48]. Перевод «туфани» не совсем точен: в китайском тексте после слова «туфани» идет иероглиф бан – «держава, государство». Таким образом, император обращался не к народу, который был подчинен ранее, а к самостоятельному государству. Исходя из этого, можно сделать вывод, что в начале правления династии Мин китайцы признавали существование тибетского государства – «туфаньской державы».

Получив манифест, как свидетельствует запись из Мин Шилу, идущая вслед за документом, «туфани не подчинились», что выразилось в грабежах и беспорядках на приграничных территориях [Мин Шилу, С.3]. Однако, как отмечает А.С.Мартынов, реакция тибетцев на смену династии не носила политического характера. Район просто вышел из-под контроля, когда ослабела империя, и пришлось утверждать власть новой «администрации»

военным путем. Как следует из императорского указа, сам Тай-цзу считал мятежи на южной границе обычным делом, и не был настроен уделять этой проблеме повышенное внимание. В начале правления империи Мин в отношении Тибета не наблюдалось ни территориальной экспансии, ни стремления распространить власть вглубь «варварской» территории. Смысл стратегических пунктах в целях обеспечения спокойствия приграничных районов [Мартынов, 1978, С.48–49].

Главным противником Китая на геополитической арене в то время оставались монголы. Поэтому новый император был заинтересован в том, чтобы южные границы оставались спокойными. Кроме того, Китай был также заинтересован в торговле с тибетцами, так как для военных действий на севере им нужны были лошади [Sperling, 1979, С.281]. Некоторые ученые пишут о том, что с целью обеспечения спокойствия на границах, китайские правители эпохи Мин стали применять в отношении Тибета политику «разделяй и властвуй».15 Согласно этой теории, первые минские императоры выборочно раздавали титулы и подарки разным иерархам тибетского буддизма, чтобы таким образом поддерживать их разобщенность. В своей работе «Политика империи Мин в отношении Тибета: исследуя утверждения Сато Хисаcи; Wylie, 2003.

о том, что первые минские императоры приняли политику «разделяй и властвуй» в отношении Тибета» американский ученый Э. Сперлинг подробно разбирает точку зрения японского тибетолога Сато Хисаси, который писал, что главной целью политики по отношению к Тибету первых императоров династии Мин было предотвращение появления сильного, объединенного тибетского государства. С точки зрения японского ученого, первые императоры династии Мин, руководствуясь этими мотивами, выборочно даровали титулы и подарки различным тибетским иерархам для того, чтобы военные и политические силы Тибета оставались раздробленными [Sperling, 1983]. В качестве обоснования этого утверждения приводится цитата из «Истории династии Мин», согласно которой император Тай-цзу «принял устроенные тибетцами беспорядки времен династии Тан за предостережение и захотел их контролировать» [Sperling, 1983, C.23]. Т. Вайли поддерживает эту теорию, акцентируя внимание на роли буддийского духовенства, которое стало проводником политики минских императоров [Wylie, 1979, С.339]. Сам же Э.Сперлинг высказывает сомнения относительно того, что политика «разделяй и властвуй» была принята первыми императорами эпохи Мин. С его точки зрения, если бы такая политика существовала, это обязательно нашло бы отражение в источниках [Sperling, 1983, С.22–26]. В то же время, существуют и причины, почему ученые придерживаются точки зрения проведения политики разделения во время правления династии Мин.

Главной причиной появления теории о том, что империя Мин использовала в отношении Тибета политику «разделяй и властвуй» является тот факт, что на протяжении ее правления императоры поддерживали не одну школу тибетского буддизма, как это делали монголы со школой Сакья, а несколько школ, которые впоследствии начали активную борьбу между собой за духовную и светскую власть над Тибетом. Чтобы понять, какими мотивами руководствовались императоры, приглашая тибетских духовных лидеров ко двору и раздавая им титулы, рассмотрим исторические обстоятельства, при которых это происходило.

Буддизм пользовался большой популярностью как у тибетцев, так и у китайцев. Первый император династии Мин Тай-цзу сам некоторое время до прихода к власти был буддийским монахом, и это нашло отражение в его внутренней и внешней политике. Время его правления, а также его сына Чэнцзу, правившего под девизом Юнлэ (1403–1424) – время расцвета буддизма в Китае. Разумеется, неверным будет утверждение, что в политике императоры руководствовались религиозными взглядами, но недооценивать влияние буддизма тоже не следует.

Будучи знакомым с буддизмом изнутри, Тай-цзу хорошо представлял себе не только доктрину Учения, но и его потенциальное политическое влияние. С одной стороны, император покровительствовал буддизму на территории Китая и при дворе, а также искал контакты с духовными лидерами Тибета. С другой стороны, осознавая возможности влияния религиозных объединений на политику, Тай-цзу стремился держать их под контролем, что выразилось в ряде реформ-ограничений, затронувших как буддийских, так и даосских монахов: были введены правила, регулирующие деятельность монастырей; была проведена регистрация всех монахов и выданы идентификационные документы; была введена система экзаменов для вступления в монахи и подтверждения статуса духовного лица; было ограничено количество монахов в монастырях; ужесточен контроль за соблюдением правил монашеского поведения и др. Для контроля за соблюдением этих норм и правил на территории Китая были созданы управления по делам буддийской церкви – Сэн ган сы. Одно из них было учреждено в 1393 году в Синине. Интересно отметить, что в постановлении об образовании этого управления о причинах, побудивших императора к его созданию было сказано: «Западные фани – весьма склонные к чрезмерной жестокости, поэтому [у них] учреждено [это управление]. Оно должно поддерживать господство [буддийского] учения и тем успокаивать людей в далеких [землях]» [Мин Шилу, С.96; Мартынов, 1978, С.59]. Так, Подробнее о реформах см. Sperling, 1983, С.68–73.

уже в начале правления династии Мин была сформулирована идея о возможности использования буддизма как средства «умиротворения варваров».

В то же время, как уже говорилось выше, предпринятые меры были направлены не на то, чтобы помешать распространению буддизма, а на то, чтобы контролировать буддийскую (а также даосскую) общину, которая была вполне способна влиять на умонастроения и политическую ситуацию в стране, предотвратив таким образом угрозу возникновения организованной духовенством деятельности, направленной против государства, а также на то, чтобы упорядочить деятельность буддийской церкви на территории Китая.

покровительство, которое он оказывал монахам при дворе, а также его стремление к контактам с тибетскими духовными лицами. Существует мнение, что развитие китайского буддизма при первых минских императорах было вызвано необходимостью что-то противопоставить нарастающему влиянию тибетского учения, активно распространявшегося на территории бывшей империи Юань [Chan, 1982, C.108]. В то же время, Э.Сперлинг приводит сведения о том, что в это время проходил активный культурный обмен и совместная работа китайских и тибетских монахов по переводу священных текстов, а также о том, что прибывший по приглашению императора Чэн-цзу тибетский духовный лидер школы Карма Дещин Шегпа (1384–1415) был объявлен императором главой не только тибетских, но и китайских буддистов. Ученый, исходя из этого, заключает, что разделения на китайский и тибетский буддизм как такового в это время еще не было и добавляет, что в текстах времен начала правления минской династии в отношении тибетских и китайских монахов использовались одинаковые термины, а слова «ламаизм», который спустя некоторое время стал обозначать тибетский буддизм, еще просто не существовало [Sperling, 1983, С.50, 92].

10 марта 1403 года, как сообщается в «Правдивых записях», император Чэн-цзу на второй месяц своего правления отправил в Тибет приглашение Кармапе V (иерарху школы Карма Кагью) Дещин Шегпе приехать в Нанкин [Мин Шилу, С.116].17 Что касается мотивов приглашения, из письма следует, что они носили религиозный характер. Приглашение не зачлючало в себе ультиматума, как это бывало в период правления Юань, и Дещин Шегпа отреагировал на него не сразу. Исходя из данных его биографии, он отправился в Китай только после повторного приглашения в 1406 году.

Целый ряд документов из «Правдивых записей» повествует о том, какие богатые дары получал Кармапа после прибытия ко двору [Мин Шилу, С.130– 132, 134–135, 137]. Тибетский иерарх не только совершил ритуалы, о которых его просил император, но и давал ему наставления в буддийских текстах. 10 апреля 1407 года Чэн-цзу даровал Дещин Шегпе золотую печать и длинный титул, завершавшийся, как ранее титул Пагба-ламы, словами «Великий драгоценный владыка Дхармы» (кит. дабао фаван) [Мин Шилу, С.132; Mapтынов, 1978, С.128]. Согласно биографии Кармапы V, император намеревался установить отношения по принципу чо-йон, поставив его во главе всех буддистов в Китае, а также подчинить ему все школы буддизма в Тибете при помощи военной силы, если она потребуется. Дещин Шегпа отказался, сказав, что каждая школа должна исповедовать те принципы, которые считает правильными [Sperling, 1983, С.89–90]. Это проявление толерантности в отношении других школ в целом характерно для буддийских лидеров разных эпох. Инициатива подавления всех школ под властью одной пользующейся авторитетом у «милостынедателей» исходила не только от китайских, но и ранее от монгольских, а впоследствии и от маньчжурских правителей 18, и эта идея неизменно сталкивалась с сопротивлением со стороны тибетских духовных лидеров, несмотря на очевидные выгоды, Текст приглашения, а также подробно о контактах Чэн-цзу и Дещин Шегпы см. Sperling, 1983, C.74–135 и Sperling, 1979.

Об этих событиях пойдет речь в Главе 3.

которые это могло бы им принести. Тем не менее, согласно сведениям Э.

Сперлинга, хотя Кармапа V и отказался от предложения императора, во время своего пребывания в Китае он был наделен полномочиями ведать делами всех буддистов империи [Там же, С.92].

Отметим, что Дещин Шегпа был далеко не единственным влиятельным ламой, приглашенным ко двору. Приглашение от императора Чэн-цзу в начале его правления получил также основатель школы Гелуг Цзонхава (1357–1419). О намерениях императора можно судить из текста повторного приглашения Цзонхавы в 1413 году,19 в котором было сказано: «… для того, чтобы следовать двум традициям,20 посылаю тебе приглашение. И если ты думаешь о распространении учения Будды, то, прибыв в Срединное Государство, поступишь в соответствии с моей волей» [ЯЗСИДТИ, С.218].

«Двумя традициями» в тибетском языке называют сочетание духовного и светского принципов правления, которые необходимо соблюдать для процветания Учения и страны. При этом, давая характеристику этой идее, Ш.

Бира подчеркивает, что «по мнению монгольских хаганов, буддийская церковь должна была служить их интересам, их государству, т.е. светской власти. Если монгольский хаган наделял высокими полномочиями главу буддийской церкви и присваивал высшее духовное звание, то это имело главной целью освещение хаганской власти авторитетом буддизма. (…) Буддийскую церковь призывали играть служебную роль по отношению к хаганской власти» [Бира, 1978, С.95–96]. Нельзя с уверенностью утверждать, что император намеревался возобновить монгольскую модель суверенитета над Тибетом, поставив во главе тибетцев одного иерарха, с которым были бы установлены отношения по образцу империи Юань. Однако, исходя из того, что имело место вторичное приглашение и «следование двум традициям» было обозначено в качестве цели его визита, отрицать эту возможность тоже не следует. Так или иначе, Цзонхава не поехал, О повторном приглашении Цзонхавы ко даору см. Sperling, 1982.

Тиб. Lugs gnyis – традиции светского и духовного правления.

сославшись на болезнь, а вместо себя отправил ученика Джамчен Чойдже Шакья Еше, основателя монастыря Сэра, который побывал в Китае в 1406 и 1414 годах. Таким образом, можно говорить о том, что политика первых минских императоров не была направлена на разобщение тибетцев. Императоры охотно приглашали знаменитых иерархов и, исходя из теста приглашений, вполне могли допустить мысль об объединении Тибета под властью одного из них. Также не стоит говорить о чрезмерном увлечении минских правителей буддизмом. Даже исповедуя буддизм и способствуя его распространению и процветанию с одной стороны, они не забывали про государственные интересы и держали под контролем его влияние на население. Тот же факт, что императоры поддерживали разных духовных лидеров Тибета, раздавая им титулы и дары, скорее объясняется особенностями буддизма: одновременным сосуществованием разных школ и традиций при отсутствии ортодоксии.

Со второй половины XV века интерес у минских императоров к Тибету и тибетскому буддизму сошел на нет. Его оживление имело место почти через 150 лет при императоре Шэнь-цзуне (правл. 1572–1620 гг.). Однако китайско-тибетские отношения в период правления Мин, разумеется, не ограничивались приглашениями ко двору известных буддийских иерархов региональными правителями приграничных территорий – тусы. Причем если в отношении духовных лидеров можно отметить уважение к их авторитету, то в обращениях к правителям светским звучали характерные для общения «сына Неба» с «варварами» ультиматумы. Письма к главам местной администрации представляли собой повеление прибыть с данью в Китай [Мартынов, 1978, С.52–53]. Местные же правители при прибытии в Китай преследовали, в первую очередь, свои интересы: получая символы власти О приглашении других иерархов и даровании им титулов при дворе Мин см. тексты приказов №23,25–27 в A collection of historical archives of Tibet, 1995; Sperling, 1983, С.136–201.

(дипломы и печати) из рук китайской администрации, как и ранее от монгольской, они таким образом подтверждали свой авторитет, имели возможность вести торговлю во время поездок, а так же получали ответные дары, которые, как мы говорили выше, зачастую во много раз превосходили привозимую тибетцами «дань». Поэтому местные тибетские правители с периферии охотно сдавали символы власти, полученные при династии Юань, и подчинялись китайскому ритуалу, который требовал от них раз в три года прибывать к императорскому двору. Минские же правители, которых главным образом интересовало спокойствие на границе, удовлетворялись символическим признанием подчинения. На южных границах Китая были созданы «управления чая и лошадей»

– чамасы, которые ведали приграничной торговлей. Главным образом, как и следует из названия тибетцы меняли лошадей, в которых империя Мин нуждалась из-за военных действий на севере, на китайский чай. В рамках политики умиротворения «варваров» при помощи буддизма, китайцы поддерживали, хотя и не без пристального внимания, контакты тибетских духовных лиц с монголами. А.С.Мартынов характеризует буддизм в китайской политике как «одно из важнейших средств воздействия на «варваров» наравне с институтами дани и администрации» [Мартынов, 1978, С.61]. Так, китайцы содействовали состоявшейся в 1578 году встрече Алтанхана тумэтского (1507–1582) и Далай-ламы III Соднама Гьяцо (1543–1588), духовного лидера молодой, но уже влиятельной школы тибетского буддизма Гелуг. Во время этой встречи тумэтский правитель указал на то, что ранее, после того, как монголы завоевали Тибет, с буддийскими иерархами школы Сакья были установлены отношения в соответствии с доктриной чо-йон, когда светский правитель – «милостынедатель» – принимал на себя покровительство духовного наставника, который, в свою очередь, освящал авторитет светского правителя. Алтан-хан был объявлен воплощением См. тексты приказов №23,25 в A collection of historical archives of Tibet, 1995, док. №1–10, 12–14.

Подробно о приграничной торговле в период ранней Мин см. Sperling, 1983, С.202-240; Мартынов, 1970.

Хубилая, а Соднам Гьяцо – Пагба-ламы. Таким образом, монгольский правитель и тибетский иерарх объявили о восстановлении этих отношений.

Алтан-хан поднес Соднаму Гьяцо золотую печать, на которой иерарх был назван «Ваджрадхарой24, Далай-ламой» [Рерих, 1999, С.160]. С тех пор линия тулку25 школы Гелуг стала именоваться Далай-ламами.26 «Далай» в переводе с монгольского языка означает «океан» – это слово уже в XIII веке использовалось в монгольских титулах для обозначения величия.

монгольских правителей и тибетских иерархов. И со временем, ввиду возраставшей среди монголов популярности буддизма, возникла идея о возможности влияния через буддийское духовенство не только на тибетцев, но и на монголов: как уже говорилось выше, «успокоение людей в далеких землях» было официально обозначено в качестве цели учреждения управлений по делам буддийской церкви.

Подводя итог характеристике минской политики в отношении Тибета, необходимо отметить несколько аспектов. В начале правления новой династии императоры стремились продолжить традицию отношений по принципу объединения духовной и светской власти в рамках концепции чойон. Однако в это время в Тибете светская власть была достаточно сильна, а в духовной сфере не было тенденции к утверждению доминирующей школы.

Императоры в силу как политических интересов (в первую очередь обеспечения спокойствия на границах и организации торговли), так и религиозных, искали контактов с буддийскими иерархами, которые, принимая покровительство китайских правителей, не брали на себя роль лидеров, которые могли бы объединить Тибет. Так в минской политике в Санскр. Vajradhra – «держатель ваджры», главный будда ваджраяны – тантрического буддизма.

Тулку (монг. «хубилган») – институт «перерожденцев», возникший в Тибете в середине XIII века.

Первый в линии тулку школы Гелуг Гэдун Дуб (1391–1447) и второй тулку Гэдун Гьяцо (1475-1542) были объявлены Далай-ламой I и Далай-ламой II соответственно. Согласно тибетской традиции, Далай-ламы почитаются как воплощения покровителя Тибета буддийского божества бодхисаттвы Авалокитешвары.

Подробно о культах Авалокитешвары, Ваджрадхары и Манджушри см. Елихина, 2010.

отношении Тибета поддерживалась традиция отношений между светскими правителями и духовными наставниками, установленная при империи Юань.

Однако, при отсутствии единого духовного лидера в Тибете, эти отношения приобрели локальный и индивидуальный характер. Также поддерживались торговые связи на границе, и в отношении региональных правителей периферии была продолжена традиционная китайская политика приезда ко обозначавшая признание тибетцами реального подчинения. Как пишет Е.И.Кычанов, «это были нормальные, уже хорошо изученные современной наукой отношения средневекового Китая с соседями, в них не было ничего от взаимоотношений центральной власти и местной администрации. И прав В.Д. Шакабпа, когда пишет, что «кажется очевидным, что минские императоры рассматривали Тибет как независимое государство Западного края» [Shakabpa, 1967, С. 85]» [Кычанов, Мельниченко, 2005, С.61]. В то же время китайские ученые пишут о том, что управления по делам буддийской церкви являлись ведоствами, с помощью которых императоры «проводили свою политику в отношении национальных меньшинств на северо-западе»

[Го Шэнли, 2012, С.85]. Европейские исследователи, в свою очередь, подчеркивают, что в вопросе регулирования отношений с тибетцами на границе нашла отражение традиционная китайская политика «использования варваров против варваров»: при помощи торговли на выгодных для «варваров» условиях, с ними поддерживались мирные отношения, и, в случае возникновения внешней угрозы, была возможность использовать их в качестве буфера – так обеспечивалось спокойствие на границе [Sperling, 1983, C.24].

Со второй половины XVI века в Тибете началось ослабление власти светских правителей и, в силу децентрализации управления, на политическую арену стали выходить влиятельные буддийские школы.

Политические распри приобрели религиозный характер. Китай значительно ослаб, а на севере росла новая сила – маньчжурское государство, в начале XVII века выдвинувшее претензии на наследство империи Юань.

§1.4. Установление тибетско-маньчжурских отношений и политика Создание маньчжурского государства в конце XVI – начале XVII вв.

связано с именем предводителя чжурчжэней Нурхаци (1559–1626). В формирование воссозданного государства чжурчжэней, был провозглашен династии стал его сын Хунтайцзи (1592–1643), также известный в русскоязычной литературе под именем Абахай. В 1636 году, подчинив ряд монгольских территорий, император дал государству новое название – Цин («чистое») и принял девиз правления Чундэ.28 После смерти Абахая в году на престол был возведен его малолетний сын Фулинь (1638–1661), правивший под девизом Шуньчжи. Реальная власть в империи перешла к 14– му сыну Нурхаци Доргоню. В 1644 году, когда восставшие в Китае крестьяне взяли Пекин, китайский военачальник У Саньгуй (1612–1678) обратился к маньчжурам за помощью. 6 июня 1644 года маньчжурские войска совместно с армией У Саньгуя заняли Пекин. Так в Китае началось правление новой чужеземной династии Цин, а маньчжурские правители, заняв китайский престол, постепенно стали превращаться в китайских императоров [Кычанов, 1997, С.232–235].

Государственная поддержка буддизма маньчжурами началась во время правления первых императоров - Нурхаци и Хунтайцзи. Отечественные и зарубежные исследователи отмечают как религиозный аспект интереса правителей к буддизму, так и необходимость использования учения в качестве источника установления влияния в регионе и поддержания Об образовании маньчжурской империи см. Кычанов, 1997, С.207–237.

Подролбно о монгольско-маньчжурских отношениях см. Elverskog, 2006.

авторитета среди монгольского населения маньчжурской империи.

[Мартынов, 1978, С.77; Успенский, 2011, C.151–177; Hevia, 1993, С.244–245;

Farquhar, 1978, С.20] Д.Фаркухар в своем исследовании, посвященном культу цинских императоров как воплощений бодхисаттвы Манджушри, полагает, что буддизм не имел серьезного влияния при первых маньчжурских правителях, и приводит цитаты из «Правдивых записей», в которых маньчжурские императоры резко отзываются о буддийских монахах. Его мнение подтверждает факт установления ряда ограничений, касающихся вступления в монахи и строительства храмов [Farquhar, 1978, С.20–21].

Стоит, однако, отметить, что приведенные высказывания относятся не столько к учению, сколько к недостойному поведению монахов и слепой вере монголов ламам. Ограничения вступления в монахи же объяснялось, главным образом, тем, что многие уходили в монахи с целью уклонения от воинской повинности. Установленные Хунтайцзи правила ограничивали строительство как буддийских, так и даосских храмов, регулировали вступление в монахи и контролировали соблюдение устава [Кычанов, 1997, С.232]. Аналогичные меры были предприняты, как уже было отмечено во второй главе данного исследования, первыми минскими императорами.

Целью этих действий было не столько противодействие распространению буддийской веры, сколько установление обеспечения контроля влияния религиозных объединений на политику и избежание использования веры в корыстных целях. В пользу того, что действия маньчжурских императоров были обусловлены объективными причинами, говорит строительство новых монастырей и запрет во время военных походов разрушать и грабить храмы.

Признание же императоров Нурхаци и Хунтайцзи воплощением бодхисаттвы Манджушри стало важнейшим источником влияния нового маньчжурского В.Л.Успенский отмечает, что, так как маньчжуры усвоили тибетский буддизм на раннем этапе их государственности, «после создания империи он получил государственную поддержку и как их "национальная особенность" и полагает, что принятие посвящений Нурхаци и Хунтайцзи объяснялось не политическую ситуацию в регионе. Претендуя на наследие империи Юань, маньчжурские императоры намеренно воссоздавали образ правителячакравартина, правление которого подтверждалось буддийской доктриной чо-йон. Тибетский буддизм был ими выбран не только для того, чтобы подчинить своему влиянию монголов и тибетцев. Учитывая смешанное культурное наследие и полиэтнический состав государства, включавшего маньчжуров, монголов и китайцев, правители новой династии предполагали, что принятие монгольского порядка, существовавшего во времена Юань, больше соответствовало их имперским амбициям [Grupper, 1984, С.52–55].

В Тибете, в свою очередь, к середине XVII века сложилась ситуация, когда необходимость поиска лидерами буддийских школ внешней поддержи в борьбе друг с другом, подпитываемая примером отношений сакьяских иерархов с юаньскими императорами, определила интерес к установлению отношений с усиливавшимся маньчжурским государством.

противоборствующими религиозно-политическими объединениями стали, с одной стороны, школа Карма-Кагью, поддерживаемая сначала светскими правителями Цзана – кланом Ринпунгов, а затем сменившими их Цзанпа, и с покровительством правящего дома Пагмодупа, а после утраты ими власти, Принципиальных расхождений в области религии между школами не было, причиной их вражды стало соперничество за политическое влияние.

В 1630-х годах с приходом в Кукунор халхаского Цогту-тайджи (1581– 1637), в районе значительно усилилось влияние Карма. Осознавая угрозу, лидеры Гелуг были вынуждены искать поддержки в Джунгарии, ойратские ханы которой придерживались учения Цзонхавы [Пубаев, 1991, С.46].

Предводитель хошутов Гуши-хан (1582–1654) возглавил джунгарские войска и в 1637 году подчинил Кукунор. Побывав в Лхасе в качестве паломника, он получил от Далай-ламы V Нгаван Лосанг Гьяцо (1617–1682) титул «Дхармараджа, поддерживающий религию». Японская исследовательница Ю.Исихама отмечает, что этот титул не столько безоговорочно передавался по наследству, сколько подтверждался Далай-ламой, когда наследники Гушихана вступали в свои права [Ishihama, 1992, C.506–507]. В 1642 году Гушихан овладел Шигадзе, объединив таким образом Тибет. Далай-лама V был признан светским и духовным правителем Тибета, а хошутский правитель был провозглашен «Царем Тибета». Сановник Далай-ламы V Соднам Чойпэл (ум. 1657) получил титул дэси29 [Samuel, 1993, C.527].

Таким образом, к середине XVII века на геополитической арене Восточной Азии образовалось два государства: маньчжурская империя Цин (1636 год) и государство Гуши-хана, в состав которого вошел объединенный Тибет (1642 год), власть в котором была передана Далай-ламе. Оба государства нуждались в укреплении своего влияния, тем более, что империя Мин на момент установления их отношений еще продолжала существовать, утратив власть лишь в 1644 году. Это во многом определило интересы сторон при первых контактах. А.С.Мартынов, анализируя историю формирования маньчжурского государства, отмечает общность его идеологической традиции с империей Мин и делает вывод, что тибетско-маньчжурские отношения сопровождались самоконституированием маньчжурской стороны в качестве Поднебесной империи, и их необходимо рассматривать с точки зрения общих принципов традиционной китайской политической теории [Мартынов, 1978, С.78]. В то же время, когда, подчинив себе Китай, маньчжуры стали перенимать китайскую культуру, им было необходимо Обязанности дэси иногда сравнивают с обязанностями первого министра, однако в европейской историографии за тибетским названием дэси закрепился перевод «регент». Соднам Чойпэл занимался делами, касающимися внутренней и внешней политики, обращаясь к Далай-ламе лишь по делам особой важности [Шакабпа, 2003, С.111].

средство для самоидентификации, роль которого играл маньчжурский язык и, как мы уже отмечали выше, в определенной степени тибетский буддизм.

Что же касается китайской идеологии, то первые десятилетия, принимая ее в основном, императоры все же делали это не без оговорок, рассматривая альтернативные идеи. Таким образом, во время установления отношений с Тибетом, при дворе цинских императоров была характерна борьба за влияние китайской традиционной системы взглядов во главе с конфуцианскими ортодоксами и ее оппонентов, отстаивавших необходимость принятия решений с учетом особенностей маньчжурских национальных интересов.

Спецификой первых посольств с тибетской стороны было то, что, будучи представителей противоборствующих религиозно-политических течений, каждый из которых просил стать императора покровителем своей буддийской школы.

последовательность событий, предшествовавших визиту Далай-ламы V в Пекин:

23 сентября 1637 года – халхаские и ойратские князья попросили императора Хунтайцзи пригласить Далай-ламу ко двору.

01 ноября 1639 года – в Лхасу отправлен Чахань-лама31 с письмами к тибетскому хану и верховному ламе, выражавшим желание поддерживать буддийское учение.

25 октября 1642 года – в Мукден прибыло посольство от Далай-ламы во главе с Илагуксан-хутухтой и посол от Цзанпа-хана.

20 июля 1643 года – отправлено ответное посольство в Тибет во главе с Чахань-ламой с письмами и подарками от императора Далай-ламе, ПанченСовр. Шэньян. Столица маньчжурского государства с 1625 года до подчинения Китая в 1644 году.

Чахань-лама или Бай-лама – «Белый лама», линия хубилганов, проживавших в «Черном храме» Дай Циг гуча в Пекине. Первый «Белый лама» прибыл к маньчжурам при Нурхаци и с тех пор выполнял поручения маньчжурских правителей, связанных с отношениями с Тибетом [Успенский, 2004, С.70].

ламе, Кармапе, Цзанпа-хану и другим тибетским светским и духовным высокопоставленным лицам [Цин Шилу, С.1–9].

В результате обмена посольствами, после падения империи Мин в году, начались массовые приезды ко двору тибетских тусы и хутухт, стремившихся поменять минские символы власти на аналогичные цинские.

свидетельствует об их характере не как устанавливаемых, а априорно существующих, как и во времена династии Мин, в полном соответствии с унаследованной китаецентристской системой взглядов. Тибетоманьчжурские отношения в рамках этой теории не выходили за рамки рассматривались как приезд ко двору с данью. Тем не менее, анализируя духовенству, А.С.Мартынов отмечает, что, в отличие от писем к светским правителям, в них четко прослеживается в качестве цели не признание ими власти императора, а содействие распространению тибетского буддизма.

Действуя по принципу «призвания варваров» в отношениях с правителями светскими, маньчжуры, судя по характеру переписки с религиозными лицами Тибета, скорее были ближе к монгольской традиции покровительства буддийских иерархов [Мартынов, 1978, С.80–84]. Следует также отметить, что полное официальное отождествление первых маньчжурских правителей с сыновьями Неба, получившими его благоволение на основание новой династии, произошло только некоторое время спустя в XVIII веке, когда маньчжурский двор был в большей степени китаизирован [Там же, С.63].

Последовавший за первыми посольствами приезд Далай-ламы V в Пекин в 1652-53 гг., будучи одним из важнейших событий середины XVII века регионального значения, стал объектом исследований многих отечественных и зарубежных ученых.32 Поэтому в нашей работе мы не будем приводить тексты документов и подробно описывать события, связанные с его приездом, а ограничимся обобщением выводов авторитетных ученых, занимавшихся данным вопросом.

События, предшествовавшие непосредственно визиту Далай-ламы, представляют несомненный интерес для исследователей, так как они в значительной степени определяют статус тибетского иерарха. Император Шуньчжи, по предложению Гуши-хана, направил в Лхасу посольство с приглашением, которым Далай-лама воспользовался и в середине 1652 года прибыл к границам Китая. Оттуда он направил в Пекин письмо с просьбой встретить его за границами империи. Это вызвало острую полемику при дворе: маньчжурские чиновники настаивали на необходимости встречи иерарха во «внешних землях», подчеркивая важность установления с ним хороших отношений, так как союз с влиятельным ламой должен был способствовать приведению в покорность монголов Халхи. Китайские чиновники считали это недопустимым, так как императору «не пристало ездить встречать ламу». Так, приезд Далай-ламы V оказался включен в контекст борьбы маньчжурской и монгольской знати и китайской бюрократии за установление типа правления. Победу одержали последние.

Любопытно, однако, что в обращении к чиновникам, спрашивая их рекомендации, сам Шуньчжи писал, что он намеревался встретить ламу, опасаясь, что тот повернет обратно, если ему не оказать достаточного уважения, и тогда Халха не покорится [Мартынов, 1978, С.103, 109–110].

Также существуют свидетельства, что император собирался при встрече публично поклониться Далай-ламе, но от этого его отговорили [Успенский, 2011, С.136]. В результате обсуждений было найдено компромиссное решение, и император встретил тибетского иерарха в пригороде Пекина Наньюань. Обсуждение вызвали также вопросы о том, стоит ли императору См. Мартынов, 1978, С.88-139; Успенский, 2011, С.135-142; Ahmad, 1970, С.166-185; Tuttle, 2006; Rockhill, 1910, C.14–18.

советоваться с Далай-ламой по политическим вопросам и даже, стоит ли отрицательным [Мартынов, 1978, С.112–113]. 16 мая 1653 года Далай-лама получил от императора титул, диплом и печать для себя и Гуши-хана. После нескольких торжественных приемов тибетский иерарх, сославшись на плохое самочувствие, покинул Китай, несмотря на уговоры остаться с маньчжурской стороны.



Pages:     || 2 | 3 | 4 | 5 |


Похожие работы:

«Лубяная Елена Владимировна ФОРТЕПИАНО В ДЖАЗЕ НА РУБЕЖЕ XX-XXI ВЕКОВ: ИСТОКИ, ТЕНДЕНЦИИ, ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ Специальность 17.00.02 – музыкальное искусство Диссертация на соискание ученой степени кандидата искусствоведения Научный руководитель : доктор искусствоведения, профессор Г.Р. Тараева Ростов-на-Дону – Оглавление Введение Глава 1. Современное джазовое фортепиано в...»

«Постовалов Сергей Николаевич ПРИМЕНЕНИЕ КОМПЬЮТЕРНОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ ДЛЯ РАСШИРЕНИЯ ПРИКЛАДНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ КЛАССИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ПРОВЕРКИ СТАТИСТИЧЕСКИХ ГИПОТЕЗ 05.13.17 – Теоретические основы информатики Диссертация на соискание ученой степени доктора технических наук...»

«САЛКИНА Ольга Анатольевна ВАКЦИНОПРОФИЛАКТИКА ПНЕВМОКОККОВОЙ ИНФЕКЦИИ У ДЕТЕЙ ГРУПП РИСКА 14.03.09 – клиническая иммунология, аллергология Диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук Научный руководитель : доктор медицинских наук Снегова Надежда Федоровна Москва - 2012 2 ОГЛАВЛЕНИЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И СОКРАЩЕНИЯ.. ВВЕДЕНИЕ.. ГЛАВА 1. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОБЗОР. ПНЕВМОКОККОВАЯ ИНФЕКЦИЯ: ЭТИОЛОГИЯ, ПРОБЛЕМЫ, СОВРЕМЕННЫЕ...»

«из ФОНДОВ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БИБЛИОТЕКИ Сергеева, Галина Георгиевна 1. Прецедентные имена и понимание ик в молодежной среде 1.1. Российская государственная Библиотека diss.rsl.ru 2005 Сергеева, Галина Георгиевна Прецедентные имена и понимание ик в молодежной среде [Электронный ресурс]: Школьники 10-11 класса : Дис.. канд. филол. наук : 10.02.19.-М.: РГБ, 2005 (Из фондов Российской Государственной Библиотеки) Теория языка Полный текст: http://diss.rsl.ru/diss/05/0377/050377020.pdf...»

«Диссертация на соискание ученой степени доктора технических наук Xвaлин Aлeкcaндр Львoвич Aнaлиз и cинтeз интeгрaльныx мaгнитoупрaвляeмыx рaдиoтeхничecкиx уcтрoйcтв нa фeрритoвыx peзoнaтopax 05.12.04 Радиотехника, в том числе системы и ycтpoйcтва телевидения Самара – 2014 2 Стр. Содержание Содержание 2 Термины и определения 6 Обозначения и сокращения Введение Глава 1 Исследования в диапазонах УВЧ, СВЧ по созданию интегральных...»

«Шевчук Станислав Олегович РАЗРАБОТКА ФОТОГРАММЕТРИЧЕСКОГО СПОСОБА ОПРЕДЕЛЕНИЯ НАВИГАЦИОННЫХ ПАРАМЕТРОВ АЭРОЭЛЕКТРОМАГНИТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ 25.00.34 – Аэрокосмические исследования Земли, фотограмметрия Диссертация на соискание учёной степени кандидата...»

«Зайцев Владислав Вячеславович РАЗРАБОТКА И ИССЛЕДОВАНИЕ МЕТОДИКИ ПРОЕКТИРОВАНИЯ БАЗЫ МЕТАДАННЫХ ХРАНИЛИЩА ГЕОДАННЫХ Специальность 25.00.35 – Геоинформатика ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата технических наук Научный руководитель д-р техн. наук, проф. А.А. Майоров Москва ОГЛАВЛЕНИЕ...»

«Оганесов Владимир Армаисович Подготовка конкурентоспособного специалиста в условиях диверсификации высшего образования Специальность 13.00.08 – Теория и методика профессионального образования Диссертация на соискание учёной степени кандидата педагогических наук Научный руководитель доктор педагогических наук, профессор Беляев А.В. Ставрополь - 2003 2 СОДЕРЖАНИЕ Введение.. Глава 1. Теоретические основы подготовки специалиста в системе...»

«ДУБИННЫЙ Максим Анатольевич ПРОСТРАНСТВЕННАЯ СТРУКТУРА ЦИТОТОКСИНОВ NAJA OXIANA И ИХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С МИЦЕЛЛАМИ И БИОМЕМБРАНАМИ Специальность 03.00.02 — БИОФИЗИКА Диссертация на соискание учёной степени кандидата физико–математических наук Научный руководитель доктор химических наук Арсеньев А.С. Москва 2006 2 Работа выполнена в лаборатории структурной биологии Института Биоорганической Химии им. М.М....»

«КОЗАРЕНКО Евгений Александрович КЛИНИКО-АЛЛЕРГОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА И ОСОБЕННОСТИ ЛЕЧЕНИЯ БОЛЬНЫХ С АЛЛЕРГИЧЕСКИМ РИНИТОМ, БРОНХИАЛЬНОЙ АСТМОЙ И ИСКРИВЛЕНИЕМ ПЕРЕГОРОДКИ НОСА 14.03.09 – клиническая иммунология, аллергология ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата медицинских наук Научные руководители: доктор медицинских...»

«Плесканюк Татьяна Николаевна КОМПЛЕКСНЫЕ СРЕДСТВА СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ СВЯЗНОСТИ ТЕКСТА В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ: СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ Специальность 10.02.01 – русский язык Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук...»

«ДВОРЯНЧИКОВ Николай Викторович ПОЛОРОЛЕВАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ У ЛИЦ С ДЕВИАНТНЫМ СЕКСУАЛЬНЫМ ПОВЕДЕНИЕМ 19.00.04 - Медицинская психология диссертация на соискание ученой степени кандидата психологических наук Москва 1998 год. 2 Содержание Введение Глава 1. Современное состояние проблемы. 1.1 Половая идентичность и девиантное сексуальное поведение. 1.2 Полоролевая идентичность и механизмы...»

«УДК 004.932 Жуковская Инга Анатольевна КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ КАЧЕСТВА ЦИФРОВОЙ ОБРАБОТКИ ИЗОБРАЖЕНИЙ ВЕЩЕСТВ РАЗЛИЧНОЙ ФИЗИКО-ХИМИЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ Специальность 01.04.01– Приборы и методы экспериментальной физики Диссертация на соискание ученой степени кандидата технических наук Научный руководитель доктор физико-математических наук, профессор Ткаль Валерий Алексеевич Ижевск...»

«КАМЕНСКИХ Эдуард Александрович УПРАВЛЕНИЕ КЛАСТЕРОМ ТУРИСТСКО-РЕКРЕАЦИОННЫХ УСЛУГ Специальность 08.00.05 – Экономика и управление народным хозяйством: экономика, организация и управление предприятиями, отраслями, комплексами (сфера услуг) ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата...»

«Шамгунов Никита Назимович РАЗРАБОТКА МЕТОДОВ ПРОЕКТИРОВАНИЯ И РЕАЛИЗАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ ПРОГРАММНЫХ СИСТЕМ НА ОСНОВЕ АВТОМАТНОГО ПОДХОДА Специальность 05.13.13 — Телекоммуникационные системы и компьютерные сети Диссертация на соискание ученой степени кандидата технических наук Научный руководитель — доктор технических наук, профессор Шалыто А.А. Санкт-Петербург – ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ ГЛАВА...»

«Сайдумов Джамбулат Хамидович СУД, ПРАВО И ПРАВОСУДИЕ У ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ (ХVIII–ХХ вв.) Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук Специальность – 12.00.01-теория и история права и государства; история учений о праве и государстве Грозный – 2014 1 СОДЕРЖАНИЕ: ВВЕДЕНИЕ ГЛАВА I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ГЕНЕЗИС И ЭВОЛЮЦИЯ ТРАДИЦИЙ ПРАВА И ПРАВОСУДИЯ У ЧЕЧЕНЦЕВ И ИНГУШЕЙ §1....»

«04.9.30 010404' ЗОЛОТАРЕВА Елена Константиновна ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ОСОЗНАНИЯ РЕБЕНКОМ-ДОШКОЛЬНИКОМ НРАВСТВЕННОЙ ЦЕННОСТИ ПОСТУПКА ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата педагогических наук Специальность 13.00.01 - Теория и история педагогики Научный руководитель : доктор психологических наук, профессор Т.А. РЕПИНА Москва - СОДЕРЖАНИЕ ВЕДЕНИЕ.... Глава I. ПРОБЛЕМА, ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ...»

«Сойменова Оксана Игоревна ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПРОМЕЖНОСТИ ПОСЛЕ ЭПИЗИО- И ПЕРИНЕОТОМИЙ ПРИ САМОПРОИЗВОЛЬНЫХ РОДАХ 14.01.01.- акушерство и гинекология Диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук Научный руководитель : доктор медицинских наук, профессор...»

«Анкудинова Полина Михайловна ЭВОЛЮЦИОННОЕ СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЯХ ХХ ВЕКА: МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ АСПЕКТ Специальность 09.00.13 – философская антропология, философия культуры Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Научный руководитель : доктор философских наук,...»

«Микитин Игорь Львович ЛЕЧЕНИЕ ДЛИТЕЛЬНО НЕЗАЖИВАЮЩИХ РАН ВЕНОЗНОЙ ЭТИОЛОГИИ МЕТОДОМ ОЗОНОТЕРАПИИ И НИЗКОЧАСТОТНЫМ УЛЬТРАЗВУКОМ 14.01.17 – хирургия диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук Научный руководитель : Красноярск -...»






 
2014 www.av.disus.ru - «Бесплатная электронная библиотека - Авторефераты, Диссертации, Монографии, Программы»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.