На правах рукописи

Романенко Светлана Михайловна

Кавказский миф в русском романтизме и его эволюция в

творчестве Я.П.Полонского

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Томск 2006

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологическихнаук, профессор Нина Борисовна Реморова

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессорЮрий Васильевич Шатин кандидат филологических наук, доцент Ольга Викторовна Сидельникова

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет»

Защита состоится « 11 » октября в … часов на заседании диссертационного совета Д.212.267.05 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: 634050, г. Томск, пр.

Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета Автореферат разослан « 30 » августа 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Л.А.Захарова

Общая характеристика работы

Настоящее диссертационное исследование связано с изучением становления и развития кавказского мифа в русском романтизме, определением его типологии и дальнейшей эволюции в творчестве Я. П. Полонского (1819-1898).

Важным аспектом концепции работы является анализ культурно-исторической ситуации, сложившейся на Кавказе1 в начале XIX века и ставшей основанием для возникновения в литературе кавказской темы, которая приобрела особо отмеченный эстетический статус для романтиков. Интерес к теме Кавказа оказался достаточно устойчивым, что способствовало фиксации в сознании читателей некоторых мотивов, образов и сюжетов, связанных с ней. В связи с накоплением художественного материала кавказская тема становится традиционной. Традиционность темы, в свою очередь, порождает так называемый культурный (литературный) миф о Кавказе, возникновение которого обусловлено «литургией повторения» (В. Б. Мириманов) основных составляющих текста в произведениях разных писателей.

Другим положением, составляющим концепцию работы, стало исследование функционирования кавказского мифа в творчестве Я. П. Полонского, изменение образов и мотивов мифа в его художественном мире. Одним из важных итогов развития «кавказской темы» в поэзии и прозе писателя явилось переосмысление составляющих литературного мифа о Кавказе в соответствии с эстетической традицией, сформировавшейся в начале 40-х годов Х1Х века.

Актуальность исследования обусловлена интересом современного литературоведения к проблемам мифопоэтики и локального текста. Кавказский миф в этом отношении является Об этом подробно см.:Дубровин Н.Ф. История войн и владычества русских на Кавказе: Т.I-VІ. СПб., 1871-1888; Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М., РОССПЭН, 2000;Смирнов А.В. Политика России на Кавказе в ХVI -ХIХ вв. М., 1958; Смирнов А.В. Мюридизм на Кавказе. М., 1963; Фадеев А.В. Россия и Кавказ первой трети ХIХ века. М., 1960; Гордин Я.А. Кавказ: Земля и кровь. СПб., 2000. Фадеев Р.А. Кавказская война. М, 2003.

репрезентантом характерных особенностей исторической поэтики русской литературы. Подобная постановка проблемы позволяет рассмотреть обращение к кавказской традиции как инициативному, обогащающему наследованию культурного опыта. Изучая становление и эволюцию кавказского мифа в творчестве русских писателей 1820-1840-х годов, мы сопрягаем важнейшие литературоведческие категории: «тема», «мотив», «традиция», «канон», «топос», «миф», соотношение которых создает единый кавказский сверхтекст.

Анализ кавказского текста, как и любого другого, может основываться на рассмотрении одного из доминирующих признаков, например, жанрового (кавказская повесть в связи с системой персонажей и романтическим конфликтом). Мы выбираем в качестве «опорной категории» (Ю.В.Манн) мифопоэтическую образность произведений, которая постепенно складывается в достаточно цельную картину «второй реальности», бинарную действительности, дающую ей нравственно- эстетическую оценку.

Изучение кавказского мифа актуально не только в историколитературном контексте. Современные политологи, историки, общественные деятели, журналисты, изучающие вопросы, связанные с положением дел на Кавказе, постоянно обращаются к мифопоэтическому образу Кавказа и сконцентрированной в его структуре семантике. Учитывая, что функционирование культурного мифа во многом идентично архаическому, соположение давнего дискурса с современными спорами может помочь найти ответы на волнующие и животрепещущие вопросы, преодолеть неоднозначность оценок. Неслучайно в журнале «Новое литературное обозрение» открыта специальная рубрика для дискуссий по кавказскому вопросу.2 Выявление мифопоэтического смысла образов и мотивов, связанных с темой Кавказа, является актуальным, поскольку позволяет, воХарша Рам. Кавказские пленники: культурные мифы и медиальные репрезентации в чеченском конфликте. / Новое литературное обозрение. № 6 (34), 1998; Бродски Анна. Чеченская война в зеркале современной российской литературы (пер. с англ. Е.

Калашниковой). / Новое литературное обозрение. № 6 (70), 2004 и др.

первых, подчеркнуть особенности художественного мышления романтиков как мифологизирующего; во-вторых, способствует более адекватному их восприятию с учетом варьирования; втретьих, доказывает, что кавказский миф становится своеобразным символическим языком, выражающим отношение его создателей к истории Кавказа.

История вопроса. Проблема «литература и мифология»

активно изучается в современном литературоведении. Это исследования О. М. Фрейденберг, А. Ф. Лосева, Е. М.

Мелетинского, М. И. Стеблина-Каменского, Ю. М. Лотмана, З.Г.Минц, В.Н..Топорова.3 Большое значение в исследовании кавказского романтического мифа имеет книга Л.А.Ходанен «Миф в творчестве русских романтиков», где рассматриваются наиболее общие особенности отношения романтиков к мифу и истоки романтической теории мифа и мифопоэтики, а также анализируются как линии единого процесса две важнейшие тенденции романтической мифологии: мифологизирующая и собственно мифологическая.

Кавказский миф как самоценный феномен в современном литературоведении специально не изучался, однако мы располагаем большим количеством исследований прямо или косвенно касающихся названной темы. Это работы российских литературоведов по творчеству русских писателей, связанных с Кавказом. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976; Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982; Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л., 1976; Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.,1978; Потебня А. А. Слово и миф. М., 1989; Вейман Р. История литературы и мифологии М. 1975; Барт Р. Мифология М., 1996; Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

Жирмунский В.М Байрон и Пушкин. Л., 1978; Канунова Ф.З. А.А. БестужевМарлинский и его «Кавказские повести» // А.А. Бестужев-Марлинский. Кавказские повести. СПб., 1995; Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995;Безъязычный В.И. Кавказ в жизни и творчестве А.И. Полежаева. / Известия Грозненского института и музея краеведения. Выпуск 2-3. Грозный, 1950;

Безъязычный В.И. К кавказской биографии А.И. Полежаева / Известия Грозненского областного института и музея краеведения. Выпуск 4. Грозный, 1952; Уразаева Т.Т.

Лермонтов: История души человеческой. Томск, 1995;Ходанен Л.А. Поэтика «Мцыри» М.Ю. Лермонтов и некоторые традиции грузинского фольклора и мифологии. / Фольклорные традиции в русской литературе. Волгоград, 1986 и др.

Наблюдения и методологические основания отечественного литературоведения в области мифопоэтики и кавказской темы стали историографическим фундаментом для рассмотрения кавказского мифа как динамичной системы. Творчество русских романтиков, прежде всего А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, художественные открытия А. А. Бестужева-Марлинского и А.

И. Полежаева – все это фактический материал для постановки проблемы функционирования и эволюции кавказского мифа в русской литературе. Творчество Я. П. Полонского в этом контексте наглядно демонстрирует развитие этой традиции в историко-литературном процессе 1840-х годов.

В наследии поэта важное место занимает романтическая традиция как основополагающая по отношению к кавказскому мифу. Эта сторона деятельности Я. П. Полонского рассмотрена в литературоведении неполно, хотя особенности художественного мира писателя изучены достаточно широко.

Во-первых, мы располагаем двумя прижизненными изданиями Полного собрания сочинений (в 10-ти томах, изданного Ж. А. Полонской в 1885 - 1886 г.г., и в пяти томах 1896 г., составленное сыном Я. П. Полонского и просмотренное автором), а также несколькими сборниками стихов и прозы разных лет (1844-1892). Во-вторых, Полонского никогда не обходила вниманием современная поэту литературная критика, известны отзывы Белинского, Кудрявцева, Некрасова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Григорьева, Гаршина, Вл.

Соловьева, Страхова и других. В-третьих, исследователь имеет три полных издания произведений Полонского: сборники стихотворений 1935 и 1954 годов, составленные Б. М.

Эйхенбаумом, и являющиеся образцовыми в текстологическом отношении, и сочинения в двух томах 1986 года, прокомментированные И. Б. Мушиной.

Своеобразие художественного мира Я. П. Полонского было объектом исследования в целом ряде специальных статей и монографий. Это работы Б. Я. Бухштаба, Б. М. Эйхенбаума, И.

С. Богомолова, Л. Я. Гинзбург, О. В. Зырянова, В. В. Кожинова, Л. М. Лотман, Б. А. Леонова, А. И. Лагунова, Н. Н. Скатова, П.

А. Орлова, Е. Н. Опончиной, И. Б. Мушиной, Н. Т. Суховой, С.

С. Тхоржевского.

Среди работ, посвященных Полонскому, особую ценность имеют труды Б. М. Эйхенбаума: статья «Я. П. Полонский», где подробно и глубоко изучаются тематика и проблематика произведений поэта, основные этапы его творческой эволюции (в том числе дается краткая, но ёмкая характеристика кавказского периода), а также блистательные комментарии к стихотворениям в издании 1935 г., которые являются основным источником сведений о Полонском.

Ученому удалось разрешить многие проблемы, связанные с исследованием творчества писателя. В примечаниях к изданию стихотворений 1935 г. используются материалы из архива Я. П.

Полонского, впервые изучены публицистические, дневниковые, эпистолярные и мемуарные источники, нигде ранее не опубликованные и свидетельствующие об осознании поэтом своей творческой эволюции, своих творческих принципов.

Исследователь знакомит нас с кругом чтения Полонского, его ближайшим окружением, его перепиской. По большому счету, Б. М. Эйхенбаумом была создана научная биография поэта, поскольку им были проведены разыскания, связанные с малоизученными периодами его жизни и творчества, разработаны проблемы мировоззрения Полонского, его общественно-исторических взглядов.

Целью исследования стало выявление и описание структуры кавказского мифа с точки зрения системы мифопоэтических образов и персонажей в эпоху становления в 1820-1830-х годах и их эволюции в творчестве поэта 1840-х годов.

Кавказский миф в русской литературе рассматривался эпизодически, целостной картины кавказской мифологии пока нет. В связи с этим основные задачи исследования можно сформулировать следующим образом: 1) охарактеризовать процесс формирования мифопоэтики и мифопоэтической образности в произведениях русских романтиков, который предопределяет возникновение кавказского мифа как целостной картины мира; 2) обозначить основные аспекты семантики и поэтики мотивов и образов кавказского литературного мифа; 3) выявить изменения в содержании традиционных образов под влиянием новых эстетических установок; 4) обосновать эстетическую концепцию Полонского как поэта тютчевскофетовской школы (В. М. Жирмунский) в связи с традициями романтизма и поэтическими тенденциями эпохи 1840-х годов;

6) выявить генезис и особенности функционирования кавказского мифа в поэзии и прозе Полонского.

Предметом исследования выбран кавказский миф в русском романтизме, и рассмотрение его специфики сквозь призму эстетических принципов Я. П. Полонского.

Объект исследования – кавказские произведения А. С.

Пушкина, А. И. Полежаева, М. Ю. Лермонтова, А. А.

Бестужева-Марлинского, лирика, проза и драма Я. П.

Полонского 40-х-начала 50-х годов. К анализу привлекаются поэмы и лирика В. А. Жуковского, Н. А. Некрасова, А. А.Фета.

Теоретико-методологическую основу исследования составили труды по теории литературы (М. М. Бахтин, Б. В.

Томашевский, В. М. Жирмунский, Ю. М. Лотман, Л. Я.

Гинзбург, А. М. Панченко, В. Н. Топоров, А. П. Чудаков, В. И.

Тюпа, М. Н. Дарвин); исторической поэтике (А. Н. Веселовский, С. Н. Бройтман); теории мифа и мифопоэтике (А. Ф. Лосев, О.

М. Фрейденберг, Е. М. Мелетинский, М. И. СтеблинКаменский, В. Б. Мириманов, А. И. Журавлева, Л. А. Ходанен);

истории литературы (В. М. Жирмунский, Б. М. Эйхенбаум, Б. Я.

Бухштаб, Ю. В. Манн, Н. Н. Скатов, Ю. М. Лотман, Ф. З.

Канунова, Т. Т. Уразаева, Л. А. Ходанен, А. С. Янушкевич, и другие).

Решение поставленных задач диссертации обеспечивает сочетание культурно-исторического и типологического методов исследования, что позволяет проследить становление различных стадий в развитии кавказского мифа в русской литературе 1820-1840-х годов и выявить специфику мифопоэтических форм в мифологии Кавказа. В изучении конкретных произведений мы обратились к методам поэтологического, сравнительно-исторического анализа, поскольку это позволяет избежать произвольности построений и вывести из самого материала закономерности возникновения и развития кавказского мифа. Исследование произведений Я.П.Полонского ведется с использованием контекстуального подхода, изучения историко-культурной ситуации, круга исторических и культурологических источников. Изучаемая проблема обусловила обращение к смежным областям гуманитарного знания – истории, философии, эстетике и культурологии.

Научная новизна работы определяется комплексным подходом к исследованию кавказской традиции, которая рассматривается в единстве мифопоэтических символов, сюжетов и мотивов кавказских текстов, что позволяет проанализировать их как единый сверхтекст. Суть подхода и его новизны заключаются в следующем:

• рассматривается миф о Кавказе как один из доминирующих, объединяющих признаков кавказского текста;

осмысливается как динамичная и каноническая система;

• выявляется единая этико-эстетическая концепция романтического кавказского мифа;

• кавказские произведения Полонского изучаются в контексте мифа и как органическая часть художественной системы писателя;

• определяется место и значение текстов Полонского в кавказском мифе.

Научно-практическое значение работы состоит в расширении представлений о кавказском литературном мифе и творчестве Я. П. Полонского. В научный оборот вводится понятие «кавказский миф» и описывается его семантикопоэтическое содержание. Кроме того, результаты исследования могут найти разнообразное применение в общих и специальных курсах по истории русской литературы XIX века, в вузовской практике преподавания, руководстве научной работой студентов, включая курсовые и квалификационные работы.

Положения, выносимые на защиту:

1. Литературный миф – это форма существования литературной традиции, сращение канонических образов и мотивов, связанных с определенной темой, в единую мифопоэтическую картину мира. Кавказская тема, ставшая традиционной, существует в русской литературе как миф.

2. Становление кавказского мифа связано с поэмой А. С.

Пушкина «Кавказский пленник», где определились его основные типологические черты.

3. В условиях повторяемости основных образов и мотивов кавказского мифа значения составляющих его типологических черт закрепляются и варьируются в творчестве А. А. БестужеваМарлинского, А. И. Полежаева, М. Ю. Лермонтова, создавая его коллективную содержательную основу.

4. Подключение к кавказскому мифу в творчестве Полонского происходит в соответствии с его этикоэстетическим кодом, определяющимся в раннем творчестве.

Эстетическая программа писателя складывается на основе притяжения-отталкивания от романтических традиций и поэтики «натуральной школы».

5. Вслед за Пушкиным (цикл кавказских стихотворений года) Полонский осваивает «другую» сторону взаимоотношений Кавказа и России, мирную, повседневную. В его творчестве миф о Кавказе приобретает своеобразную интерпретацию, связанную с его личным опытом невоенного человека, вносит существенные коррективы в романтическую мифологию.

6. В «личной» версии кавказского мифа Я. П. Полонского основой пространственной модели картины мира становятся локальные зоны Тифлиса и предметный мир, связанный с жизнью и бытом «простых» людей. Проза Полонского способствует «заземлению» кавказского мифа и вырабатывает новые нарративные стратегии.

Апробация работы. Материалы диссертации являлись предметом обсуждения на научных конференциях различного уровня, в том числе международного (Валихановские чтения – 6: Международная научно-практическая конференция, посвященная 10-летию Республики Казахстан / Кокшетау, /; Межкультурная коммуникация и актуальные проблемы казахской, русской филологии: Международная научнопрактическая конференция, посвященная Году России в Казахстане и 60-летию Казахского государственного женского педагогического института / Алматы, 2004 /; Валихановские чтения – 11: Международная научно-практическая конференция / Кокшетау, 2006 /).

Цели и задачи, поставленные в диссертации, а также предмет исследования определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 194 наименования. Объем исследования 201 страница.

Во введении аргументируется выбор темы диссертации, её актуальность; здесь же определяется объект исследования, его цель, задачи и структура работы, обосновывается степень новизны, сообщается об апробации работы и её научнопрактической значимости.

Первая глава «Кавказский миф в творчестве русских романтиков» состоит из пяти параграфов, в первом из которых литературной традиции. Соотношение понятий «тема», «мотив», «миф», «канон», «топос», «традиция»

осмысливается понятие «литературный миф» и обосновывается возможность его применения по отношению к кавказской теме.

В связи с этим было необходимо сравнить функции архаического мифа и мифа культурного, разграничить смежные понятия.

В архаическом мифе сосредоточены фундаментальные свойства человеческого сознания, обеспечивающие его целостность, то, что является подосновой мифа – самое устойчивое, неизменное в структуре личности и общества.

Универсальность мифологических образов проверена временем, они воплощают некие сущности, значимые и способные к символическому расширению конфликты, характеристики личности и общества. Миф оставляет образцы для подражания, он способен воспроизводиться в иных обстоятельствах и ситуациях, повторяться, варьироваться. Органически усвоенный миф становится своего рода ориентиром, как в жизненной практике, так и в художественной деятельности.

Неформальный интерес к мифологиям проявил романтизм XIX века. Писатели нередко создавали собственные мифы, не просто возрождали античную мифологию, не только реконструировали национальные мифы, а именно продуцировали новые. В этом смысле романтизм по сути своей мифогенен.

Однако по такому же принципу существует и литературная традиция, становящаяся предметом рефлексии художников, так или иначе причастных к ней. Так, обращаясь к кавказской теме, писатели часто используют традиционные установки, ориентируются и на общеромантический канон, и на именно «кавказский», где мы имеем дело с реализацией своеобразной схемы, достаточно глубоко укоренившейся в русской культуре.

Но литературное произведение всегда создается в связи с главной идеей и демонстрирует субъективный взгляд автора.

Миф же не имеет четко заданной идеи и не создается для решения каких-то художественных задач, если он и воплощает сознание, то коллективное, изображает мир, то весь и сразу.

Следовательно, не каждое произведение, содержащее формальные черты мифа, и не всякая традиция может быть названа «литературным (культурным) мифом».

Мифологизация в литературе осознается только в условиях «повторяемости», не позволяющий исчезнуть сущности, смыслу, который не может существовать в творчестве отдельно взятого писателя или отдельном произведении, а возникает как чистый феномен как бы над конкретным текстом. Культурный миф это — не строгое сюжетное построение, а некий свод общих символов, мотивов, образов, фабул, конфликтов, созданных разными писателями в разное время, но ставшими традиционными, то есть культурный миф — это, перефразируя К.Г. Юнга, «коллективное сознательное», обнаруживаемое в конкретном художественном произведении.

Статус «готового слова» приобретает благодаря Пушкину и тема Кавказа. Поэтический язык «Кавказского пленника»

становится своеобразным «архаическим» языком для последующих авторов. Однако каждый поэт или писатель, впервые обращаясь к теме, все же отталкивается и от реальной действительности, то есть вновь творит свой «личный миф», но с опорой на взращенный другими образ. Процесс накопления топосов нам представляется постоянным, в силу того, что кавказская тема продолжает волновать художников, заставляет обновлять ее прочтение, а художественный мир Кавказа у каждого поэта или писателя формировался в соответствии с их субъективным авторским видением.

Во втором параграфе главы «Становление и развитие кавказского мифа в творчестве А.С. Пушкина»

рассматривается поэма «Кавказский пленник» как образец для дальнейшего развития кавказской темы. Здесь возникают мотивы и образы, положенные в основание романтического мифа о Кавказе. Во-первых, это мотив кавказской природы, которая станет эстетическим идеалом романтиков, воплощением прекрасного, высокого мира. Во-вторых, характерное для них соотнесение природных образов с внутренним миром героя, что позволяет возвести эти образы до уровня символа. В-третьих, возникают образы, воплощающие разные типы романтической личности: «пленник», «дева гор», «сыны Кавказа». В-четвертых, в поэме четко выделяются мотивы, питающие тему: мотивы одиночества, бегства, отчуждения, свободы, неразделенной любви. Кроме того, по замечанию В. М. Жирмунского, и в формальном отношении произведение стало образцом для подражания:

«индивидуальные признаки превращаются в признаки жанровые». По словам Л. Я. Гинзбург, Пушкин в «Кавказском пленнике» создаёт формулу «ещё наивную, но действенную, в которую в дальнейшем можно вкладывать многое».6 У Пушкина Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л.,1978. С.227.

Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974. С.128.

происходит накопление мотивов, имеющих значение прежде всего в своей совокупности. Затем за ними закрепятся определенные тропеические или символические значения, и Кавказ перестанет восприниматься как действительность, возникнет представление о предельной условности образа, как бы «несуществовании» его, но одновременно не исчезнет и видение его бесконечно значимой реальности.

Пушкин, являясь одним из основоположников «кавказского мифа», дает начало новому этапу его развития. Поэт возвращается к кавказской теме в «Путешествии в Арзрум» и цикле стихотворений, написанных под впечатлением от путешествия. В русле развития темы в творчестве Пушкина можно заметить не просто указание на конкретные события, но и попытку их проанализировать, связать с исторической действительностью. Пушкин «разволшебствляет» (В. Б.

Мириманов) кавказский миф: известные романтические мотивы, скорее, пародируются, нежели развиваются.

Таким образом, было положено начало созданию литературного мифа о Кавказе, который наделен, как символ, многозначностью, смысл которого динамичен, вариативен, «‹…›его нельзя свести к строгой логической формуле, можно лишь пояснить». В третьем параграфе первой главы — «Хронотоп кавказского мифа как основа целостной картины мира» — выделяются основные составляющие пространственной картины мифа. Стилистическое развертывание пушкинской схемы в произведениях А. А. Бестужева-Марлинского, М. Ю.

Лермонтова, А. И. Полежаева создает природный мир Кавказа, который наделен многозначностью символа.

Великолепные картины Кавказа — это воплощенный на земле идеальный мир романтиков, где господствует боренье, гармония и свобода. Это другой, отличный от привычного для русского глаза, ландшафт, изображение которого выполняет, прежде всего, психологическую функцию. Перед глазами не Аверинцев С.С. Символ // Литературная энциклопедия понятий и терминов.

М.,2001. С.975.

просто мир экзотической природы, это развернутая душа поэта или героя. Кавказ для романтиков становится духовной родиной, защищенной со всех сторон неприступными горами.

Природа Кавказа - основа для создания образа иного, лучшего мира, но на земле, в реальности, без использования фантастики или мистики. Пространство приобретает статус идеального, это вариант романтического «там». Оно недосягаемо для внешнего влияния (охраняется горами, сокрыто ими), неподвластно внешним законам, несёт покой, вольность, устанавливает собственный порядок существования.

Природа горного края стала материальным воплощением мечты о постоянном движении в человеческой душе, символом духовной свободы.

В четвертом параграфе — «Типология личности в кавказском мифе (Благородный Дикарь, Дева гор, Пленник, «Кавказец»)» — анализируются образы-персонажи мифа.

Различные типологические модели романтической личности будут определены в «Кавказском пленнике» Пушкина («Пленник», «Благородный Дикарь», «Дева гор», «Сыны Кавказа»8) и развернуты у Марлинского, Полежаева и Лермонтова. В произведениях о Кавказе нами отмечается внимание писателей к реальной действительности, к объективной стороне жизни, стремление опереться на факты.

Чтобы показать национальное своеобразие, все поэты и писатели тщательно воссоздают «местный колорит», добиваясь «эффекта присутствия».

Модели человеческой личности, которые персонифицируют целостный образ «дикого кавказского племени», — это Благородный Дикарь и Дева Гор, балансирующие между «своим» и «чужим». Основной чертой характера Дикаря называется воинственность, перерастающая в жестокость и насилие. Стремясь к высокому, герой совершает низкие, жалкие поступки.

Далее метафорическое наименование типологических моделей личности дается с заглавной буквы как собственное имя.

По значению близок Благородному Дикарю герой, которого мы называем Пленник, – это русский, попавший под обаяние природы Кавказа, увидевший в ней идеал свободы, но вместо этого обретший цепи. Главной чертой характера Пленника является отчужденность от своей родины, одиночество. Но характер отчужденности героя у разных авторов неоднозначен.

Впоследствии внутри этих типологических схем происходит перераспределение. Изначально цельная личность Благородного Дикаря приобретает черты, свойственные Пленнику, и наоборот.

«Сыны Кавказа» представлены как своеобразное отражение характера природы края. Люди, живущие по естественным законам, страстные, искренние и честные, способные любить и ненавидеть; чувственные, хранящие законы предков, привязанные к своему миру, они очень красивы внешне, динамичные и энергичные. Однако «естественный человек»

включается в исторические события, подвергается влиянию извне, что привносит в его образ изменения, поэтому в изображении «Сынов Кавказа» появляется некая ирония.

Получается, что чем ближе представляется романтику его идеал, тем дальше он от него ускользает, и, как результат, возникает настроение «странной тоски» (М. Ю. Лермонтов), часто стимулируемой впечатлениями от военных событий на Кавказе.

Изображение войны является неотъемлемой частью «кавказского мифа», о чем мы говорим в пятом параграфе — «Военный миф в произведениях романтиков». Главный итог военного противостояния на Кавказе - это трагедия личности, символизирующая трагедию народа. Пленник, чужой среди «своих», лелеет надежду обрести смысл жизни среди «чужих», участвовать в событиях, проявить себя, почувствовать себя свободным. Вместо этого его держат в плену. Благородный Дикарь теряется в пестроте событий: его порабощают, не позволяют жить по-своему, но и «по-русски» он тоже жить не может.

Смерть – вот единственное следствие любой войны, а «труп» — один из символов кавказской мифологии. У Марлинского, Полежаева и Лермонтова этот мотив представлен достаточно широко. Но оценка военных событий может быть и позитивной: именно участвуя в войне, человек проявляет и силу своего характера, и волю, и нравственные ценности, и высоту духа.

Таким образом, благодаря наслоению индивидуальных художественных интерпретаций действительности происходило структурирование литературного мифа, ставшего выражением достаточно цельной мифологической картины мира Кавказа.

Вторая глава – «Cтановление и развитие кавказского мифа в творчестве Я. П. Полонского» — состоит из пяти параграфов, посвященных анализу кавказского периода в творчестве Я.П.Полонского и его «личной» версии кавказского мифа.

В первом параграфе — «Этико-эстетические искания Я.

П. Полонского в аспекте ночной темы на материале ранней лирики» — рассматриваются основные принципы поэтики и проблематики, которые будут положены в основу художественного мира Полонского, не только в связи с традициями романтизма, но и в соответствии с требованиями эстетики 40-х годов Х1Х века; обозначаются социальнобиографические факторы, воздействующие на формирование художественного мира, но выходящие за собственно литературные границы.

Показать формирование творческого метода Полонского на материале ночной темы мы посчитали возможным, поскольку впоследствии ночь станет одним из ключевых образов его поэзии и прозы, а также важнейшим топосом личной версии кавказского мифа. Образность ночи формируется в раннем творчестве Полонского с опорой на уже известные в литературе мотивы и их семантическое наполнение. «Ночное» становится не только отражением каких-то внутренних состояний (смятения, страха, неверия), передает не только ощущение, впечатление, но и воссоздает целостность явления, которое возникает из деталей описания, простых и понятных душевных движений, достоверных и естественных.

Психологическая новизна в осмыслении ночной темы появляется уже в ранних стихотворениях Полонского таких, как «Дорога», «Зимний путь», «Лунный свет», где внешнее созерцание сопрягается с внутренними душевными импульсами героя, словно ночная природа стимулирует самосознание личности, дает толчок душевной динамике. Такого рода психологизм требовал внимательного отношения к материальной действительности во всем ее многообразии, чуткого слуха, зоркого взгляда и, что не менее важно, открытого сердца, что сближало лирику Полонского с русским психологическим романом. По наблюдению В. С. Соловьева, сделанному уже по поводу последних стихов поэта, лирические произведения такого рода « в простейшем и чистейшем виде представляют коренное лирическое настроение, истинный фон всякой лирике», 9 демонстрируют не только жизнь бодрствующего сознания, но и открывает «ночную сторону души» (В. С. Соловьев), « обыкновенно скрытую и проявляющуюся только в редких случаях знаменательных сновидений, предчувствий …». Во втором параграфе — «Прогулка по Тифлису» как программное произведение Я. П. Полонского. Основные аспекты мифа в стихотворении» — выявлено, что изменение литературных запросов, требовало иного подхода действительности, потому Полонский строит произведение, отталкиваясь от реально пережитых впечатлений, чувственно конкретных, имеющих непосредственное отношение к его жизни. В связи с этим особую важность приобретает именно созерцание действительности, а отсюда – пристальное внимание к незнакомым людям, деталям обстановки, действиям, Соловьёв В.С. О лирической поэзии. По поводу последних стихотворений Фета и Полонского // Соловьёв В.С. Чтение о богочеловечестве: Статьи, стихотворения и поэмы. СПб., 1994. С.93.

Там же. С. 273.

движениям внешней жизни, сопрягающимся с внутренним миром.

Полонский вносит в содержание культурного мифа о Кавказе изменения, связанные с его личным опытом невоенного человека, несолдата. Как отмечает Ю. И. Айхенвальд, Полонскому удалось посмотреть на «кавказскую» тему иначе, чем было принято, « это не Кавказ лермонтовский, буйный и дикий, а Кавказ-быт. Можно сказать, что Полонский Кавказ усмирил, покорил, обезопасил». Пространство стихотворения, разворачивающееся перед читателем, очень мало напоминает грандиозные горные пейзажи. По принципу его воссоздания Полонский очень близок манере А. И. Полежаева, у которого возвышенноромантические описания пересекаются с приземленнобытовыми, с той разницей, что Полежаев изображает солдатский быт, а Полонский – городской. Эпическая объективность повествования получает повышенную эмоциональную окраску, создавая впечатления особой заинтересованности поэта, его участия в судьбе своих персонажей, интимно-личного, взволновано-лирического отношения к ним.

Подобное соединение эпической объективности и лирической субъективности автора и создает особую жанровую конструкцию. В жанре «Прогулки по Тифлису» необычна именно авторская позиция, которая вытекает не из нормативных требований, а скорее продиктована жизненными принципами Полонского, внутренними предпосылками развития его личности.

На фоне укрепившейся литературной традиции более четко видны особенности изобразительной манеры поэта, его оригинальность и самобытность.

В третьем и четвертом параграфах второй главы — «Пространственная основа «кавказского мифа» в творчестве Я.П.Полонского» и «Развитие темы ночи в Айхенвальд Ю. И. Силуэты русских писателей: В 2 т. Т.1. М, 1998. С.178.

кавказском мифе» — исследуется главная типологическая черта «личного мифа» о Кавказе Полонского — изображение города Тифлиса и ночи как основ пространственно-временной модели мира.

Вещи в стихотворениях и прозе занимают особое место, они используются не только в качестве средства обрисовки внешности героя, его внутреннего мира, конкретной ситуации, но и для изображения города, профессиональной или этнической группы, национального уклада. Существование вещей в художественном мире писателя было детерминировано конкретной художественной задачей: показать мир, незнакомый читателю, отсюда интерес именно к тем предметам, названия которых не употребляются широко в русской речи, которые характеризуют именно тифлисский бытовой уклад (азарпеша, руйбянда, личак, зурна и др.). В произведениях фиксируются обычные пестрые будни, быт как неустранимая составная часть жизни, то драматическая, то комическая, потому он не осуждается и не восхваляется автором.

Система связей между предметами, составляющими «вещный мир» Тифлиса и его жителей, осложняется окружающим его эмоциональным ореолом, который создается при помощи особого стиля повествования, приобретающего обиходно-бытовую образную направленность.

Элементы ландшафта просто утверждаются как данность, что подчеркивается простым, часто безэпитетным, обозначением. Полонский не считает нужным вновь повторяться, поскольку широкомасштабные, детализированные описания по ассоциации возникают в памяти читателя. Природа не фон, но место жизни и труда. С нею связаны разные моменты переживаний лирического героя или других персонажей. Если даже пейзаж нацелен на чисто живописное изображение, то завершиться он может мотивами из совершенно другой сферы.

Наблюдая за становлением и развитием «ночной» темы в «кавказском» цикле Я. П. Полонского, мы приходим к выводу, что она имеет особый эстетический статус в его художественном мире. Ночь как образ, метафорически передающий душевное состояние человека, пребывающего во мраке сомнения, на перепутье, возникает в юношеском творчестве поэта на основе романтической эстетики. Мотив поиска света в неозаренной пустоте связывается с мотивами ночного пути уже на основе притяжения–отталкивания от существующего в литературе образца, «готового» образа. В кавказской лирике Полонского формируется новая интерпретация темы и ее словесное воплощение.

Ночь интересует поэта не только как аллегория внутренних процессов или фон каких-нибудь событий, но и как самоценный феномен окружающего мира. В изображении ночи события внешнего и внутреннего мира уравниваются, конкретный и умозрительный планы в создании образа становятся одинаково действительности, природные образы подчеркивают причастность автора к изображаемому, дают толчок развитию самосознания лирического героя. Это особенно видно в произведениях «кавказского» цикла, поскольку здесь Полонский приобрел неоценимый опыт в чувственном восприятии «ночного». На Кавказе в русле «ночной» темы появляются мотивы музыки, праздника, поэтического вдохновения, рожденные общением с народным творчеством и культурой кавказцев.

Полонский подчинен идее целостного воплощения мира, преодоления рационалистического видения, без акцентирования причинно-следственных связей. Это выход на особого рода «неосинкретизм» (С. Н. Бройтман), рождающийся из «цепи таинственных соответствий» (А. Н. Веселовский). Благодаря неосинкретическому восприятию, смысл образа-мира не может трактоваться однозначно, имея самоценное прямое значение, он притягивает множество смысловых интерпретаций.

В третьей главе — «Система персонажей в кавказском мифе Я. П. Полонского», — разделенной на три взаимосвязанные части, рассматриваются особенности поэтики Полонского в изображении личности. Первый параграф — «Учтивый гость. Образ русского на Кавказе» — рассматривает поэтическое воплощение причастностиавтономности лирического героя по отношению к миру, изменение его характера вследствие пристального внимания Полонского к «чудной» стране, ее людям, понимания их повседневных забот. Это уже не противопоставленный «своим»

и «чужим» одинокий и страдающий Пленник или солдат, он иной, человек сугубо штатский, поэт и чиновник одновременно.

Он ведет себя, как Учтивый гость, который не смеет нарушать установленный порядок, а только старается его изучить, ведь ему здесь жить и работать, хотя положение его несколько двойственно: «и чувствую, что на чужом пиру».

Вследствие этого лирический герой в кавказских стихах Полонского показан в развитии, в пути, как во внешнем, материальном, так и во внутреннем, духовном, т. е. он движется и в горизонтальном, и в вертикальном направлении. Всегда ощущая недостаточность либо впечатлений, либо способов их выражения, он стремится вперед и вверх, потому в его кавказских стихотворениях переплетаются земная «горная дорога в Грузии» с направленным в вечность полетом дум.

Причем путь лирического героя Полонского сопряжен с созерцанием окружающего в непосредственном контакте с ним, участии в необычной для него жизни.

Амбивалентность Гостя получает развитие и в лирическом цикле, и в кавказской прозе писателя, поскольку положение «на чужом пиру» создает особое настроение. Таков образ лирического героя, повествователя и чиновника Хвилькина – главного действующего лица рассказа «Квартира в татарском квартале», гостя на Кавказе.

Второй, третий и четвертый параграфы главы посвящены изучению изменений в создании моделей личностей, персонифицирующих «дикое кавказское племя». Второй параграф — «Сыны Кавказа» как «народ особенный» в изображении Я.П.Полонского» — рассматривает изображение жителей Тифлиса как социальных типов: торговцев, цирюльников, портных. Благородные Дикари и Девы гор словно спускаются с высокого постамента на землю. Полонский прямо не соотносит образы-персонажи с кавказским мифом, с образами предшественников, как это делали Лермонтов и Полежаев по отношению к Пушкину, но в сознании читателя ассоциативная связь не может не возникнуть. Продолжая действительности как обобщенный образ «сынов Кавказа»

(муши, дети, торговцы, нищие, женщины), так и отдельные образы-персонажи: Благородного Дикаря — нет, а есть конкретные люди (имеретинский князь А. Чавчавадзе, Шота Руставели, Сатар, Саят-Нова, Агбар и др.).

Третий параграф главы —«Женские образы в кавказском мифе Я. П. Полонского» — посвящен исследованию изменений в структуре модели, персонифицирующей женский характер.

Девы Гор в романтическом понимании у Полонского нет, а есть очень любопытные женщины, с блеском в глазах, но отсутствием той жизни, что видели в них романтики. Они обаятельные, загадочные, волнующие, словно что-то скрывает их национальный наряд (чадра, личак). Хотя при ближайшем рассмотрении становится ясно, что ничего необычного в них нет, они заняты своими делами и совсем не склонны утолять жажду томящегося от тоски Пленника или Гостя. Женщины, при всей их красоте, в силу своей духовной ограниченности, первобытной наивности, замкнутости не могут в полной мере удовлетворить и разделить порывы героя.

Женские образы в лирике и прозе (грузинка, татарка, затворница, Магдана, Елена, Сусанна и др.) представлены Полонским максимально объективно, в соответствии с внешними обстоятельствами жизни, но психологическая реакция на мир интересует поэта не меньше, так как она может быть непредсказуемой, парадоксальной. Полонский одновременно детерминирует человека и не может его объяснить, оставляя некоторые вопросы о его сущности открытыми. Особенно заметным в этом отношении является динамичный характер Дареджаны Имеретинской как воплощение национального типа.

В четвертом параграфе — «Сазандар как тип народного поэта на Кавказе» — предлагается анализ образа-персонажа, возникшего в лирике кавказского цикла на основе изучения Полонским обычаев и традиций словесного искусства края. Его условно можно назвать «Сазандар». Данная модель была зафиксирована романтиками, в частности, была рассмотрена Лермонтовым («Ашик-Кериб»). Обращая внимание на нравственно- эстетические установки народного певца на Кавказе, Полонский развивает собственную концепцию поэтического слова, назначения поэта. В некотором смысле Сазандар противопоставлен лирическому герою, одинокому и сомневающемуся в своём предназначении. Народный поэт не стремится уйти от самого себя, не размышляет о правильности своего пути, а просто выполняет свое назначение, не раздражает слезами неба, не упивается грешною тоской. Сазандар - «званый гость на божий пир».

В заключении подводятся итоги работы. Кавказский романтический миф рассматривается как единый динамический текст, создание которого происходило в соответствии с литературным процессом эпохи. Целостный подход к структуре мифа позволил увидеть генезис и перспективы развития мифа.

Переосмысливая коллективный романтический миф о Кавказе, Полонский как включает, так и исключает его мотивы и образы в свою версию «личного мифа». В стихотворениях кавказского цикла складывается в целое «канон» Полонского в изображении Кавказа, «личный миф», контролируемый только «внутренней мерой» (Н. Д. Тамарченко) самого его создателя.

Писателя интересует мирная, повседневная сторона взаимоотношений Кавказа и России.

Возможно, поэт старался отстраниться от трагической ситуации в российской истории, посмотреть чуть в «сторону», чтобы найти впоследствии нужные слова для ее более глубокого анализа с точки зрения не только русского человека, но и местного жителя. Реализуя данные принципы в изображении, писатель воссоздает Кавказ таким, каков он есть, придавая равное значение и внешнему описанию и внутренней рефлексии героя, что позволяет воспринимать образ Кавказа как синкретичный, целостный, единообразный, динамичный. Таким образом, в творчестве Полонского начинается еще один этап в развитии коллективного кавказского мифа, содержание которого тяготеет над каждым «личным этапом».

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Романенко С.М. Кавказ в поэме А.С.Пушкина «Кавказский пленник» и в стихотворении Я.П.Полонского «Прогулка по Тифлису» / Вестник Северо-Казахстанского университета.

Научно-педагогический журнал. Выпуск 5. — Петропавловск, 1999. — С. 175-176.

2. Романенко С.М. Лирический герой кавказских стихов Я.Полонского. / С. Мановтын деби – мдени мрасы жне азіргі заман. Материалдары халыаралы алыми-практикалык конференция. 2 том. 24-27 суір. — Петропавл, 2000. — С.229Романенко С.М. Значение лирики Я.П.Полонского в создании образа Кавказа / Валихановские чтения – 6:

Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 10-летию Республики Казахстан.

Том IV. — Кокшетау, 2001. — С. 177-180.

4. Романенко С.М. Мир природы Кавказа в произведениях русских романтиков / Вестник. Серия филологическая. № 3(75).

Казахский национальный университет им. Аль-Фараби. — Алматы, 2004. — С. 145-147.

5. Романенко С.М. Типологические черты литературного мифа (на материале «кавказской темы» в русской литературе)./Межкультурная коммуникация и актуальные проблемы казахской, русской филологии: Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной Году России в Казахстане и 60-летию Казахского государственного женского педагогического института. – Т.2. – Алматы, 2004. — С.180 - 190.

6. Романенко С.М. Предметный мир в кавказской прозе Я.П.Полонского. / Валихановские чтения – 11: Материалы Международной научно-практической конференции. Том IV. — Кокшетау, 2006. — С.201 - 202.

7. Романенко С.М. Система нравоописательных персонажей в кавказской прозе Я. П. Полонского. / Вестник. Серия филологическая. № 3 (93). Казахский национальный университет им. Аль-Фараби. — Алматы, 2006. — С. 143-146.