САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Кейер Денис Валерьевич

СЕМАНТИЧЕСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫХ

ОТНОШЕНИЙ В ГОМЕРОВСКОМ ЭПОСЕ

Специальность 10.02.14 –

Классическая филология,

византийская и новогреческая филология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2009 Проблемы толкования относительных и пространственных терминов во многом обусловлены их дейктической природой: точное описание их референциального значения подразумевает определенную систему координат, которая не входит в арсенал обычной лексикографии и классической филологии. Поэтому двусмысленность соответствующих лексем нередко ускользает от внимания исследователей; не стало исключением в этом плане и изучение гомеровской лексики.

Между тем уточнение значения относительных пространственных и временных терминов и наблюдения над лежащими в их основе семантическими моделями иногда важны для вопросов, связанных с историей языка и культуры (роль правого и левого в разных обрядах и обычаях, восприятие и выражение в языке относительных пространственных и временных категорий). Вопросы филологии и семасиологии оказываются неразрывно связаны с проблемами культурной истории и исторической антропологии, так что исследование неизбежно принимает интердисциплинарный характер, обеспечивающий актуальность избранной темы.

Целью диссертации является комплексное рассмотрение проблем, связанных с толкованием относительных пространственных и временных терминов в гомеровском эпосе; к задачам исследования относятся выявление контекстов, в которых эти слова допускают двоякое толкование; критическое изучение высказанных в науке мнений по каждому вопросу; оценка аргументов в пользу того или иного понимания; и, наконец, описание семантических моделей, в которых может реализовываться референциальное значение изучаемых лексических единиц.

Материалом для работы послужили тексты гомеровских поэм. При этом описание смысловых моделей для выражения пространственных и временных оппозиций иногда распространяется на древнегреческий язык послегомеровской эпохи, а также на латинский и ряд других языков. Предмет диссертационного исследования составляет древнегреческая лексика, выражающая относительные пространственные и временные понятия: ‘переднее’ и ‘заднее’, ‘правое’ и ‘левое’, ‘прошлое (предыдущее)’ и ‘будущее (последующее)’. Объектом исследования являются спорные вопросы, связанные с интерпретацией этих терминов.

Метод работы. Разбирая спорные вопросы толкования исследуемых в диссертации лексических единиц, автор использует традиционный инструментарий классической филологии. При описании и анализе референциального значения исследуемых лексем используются достижения когнитивной лингвистики, связанные с изучением дейктических категорий.

Научная новизна исследования обусловлена сложностью интерпретации относительных пространственных и временных терминов в древнегреческом языке:

проблемы их толкования не получили достаточного освещения в научной традиции. В диссертации осуществляется подробный и дифференцированный анализ соответствующих проблем интерпретации, а в ряде случаев для спорных пассажей предлагаются новые толкования.

Теоретическая ценность исследования состоит в том, что для лексикографического описания относительных пространственных и временных терминов в древнегреческом языке и для обсуждения проблем, связанных с их толкованием, автор использует не применявшийся ранее в классической филологии подход к изучению дейктических терминов, разработанный в рамках когнитивной лингвистики.

Практическая ценность диссертации заключается в том, что ее выводы могут быть использованы при комментировании гомеровских поэм на семинарских занятиях, в курсе исторической лексикологии древнегреческого языка и в лекциях по истории религии.

Положения, выносимые на защиту:

1) Мнение о том, что древние греки представляли себе будущее у себя за спиной, восходит к истории толкования гомеровского выражения «(смотреть) » и основано на ошибочной реконструкции развития значения греч. (‘сзади’; ‘в будущем’).

2) В основе противоположных семантических моделей для выражения пространственно-временных оппозиций в разных языках ({а} ‘впереди’ = ‘в прошлом’, ‘сзади’ = ‘в будущем’; {б} ‘впереди’ = ‘в будущем’, ‘сзади’ = ‘в прошлом’) лежат не различия в восприятии времени, а пространственные модели с разной системой координат (внутренней и относительной).

3) Гипотеза об ориентации греческого птицегадателя лицом на север опирается на спорное толкование пассажа Il. XII, 239–240 и не находит себе надежного подтверждения в других текстах, 4) Теорию о том, что восток мог называться у греков ‘правой’ (т.е. ‘благоприятной’) стороной, также следует считать недостаточно обоснованной.

5) Предположение о влиянии солярного культа на древнегреческие обряды и обычаи, связанные с круговым движением, опирается на произвольное толкование термина (‘вправо’) как ‘по ходу солнца (по часовой стрелке)’. В большинстве контекстов этот термин применительно к движению по кругу подразумевал, наоборот, движение против часовой стрелки, обратное ходу солнца.

Апробация исследования. Основные положения диссертации излагались в ряде докладов, прочитанных на XXXIII, XXXVI, XXXVII и XXXVIII международных филологических конференциях (Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2004, 2007, 2008 и 2009 гг.), на конференции «Colloquium Balticum VI»

в Грейфсвальде, а также на заседаниях аспирантского семинара и кафедры классической филологии СПбГУ (2003–2006 гг.).

Структура работы. Диссертационное сочинение состоит из Введения, четырех глав и Заключения; к диссертации прилагается список сокращений и список использованной литературы.

Во Введении формулируются предмет и задачи исследования, коротко перечисляются и характеризуются основные лексикографические пособия, комментарии и издания, на которые опирался автор, а также ключевые научные работы по отдельным вопросам, обсуждаемым в диссертации. Отсутствие монографий, полностью покрывающих тему исследования, объясняется пестротой и разнородностью проблем, которые необходимо поставить и решать, исследуя относительные пространственные и временные термины в литературных памятниках.

Теоретической базой для изучения относительной пространственно-временной лексики (глава 1) в первую очередь послужила монография С. Левинсона «Space in Language and Cognition» (2003), посвященная концептуализации пространственных отношений в языках разных народов.

Для большинства затрагиваемых в диссертации вопросов существенным оказывается капитальный труд А.В. Подосинова «Ex oriente lux!» (1999), содержащий обзор научной литературы, посвященной изучению ориентации в культурах разных народов, в т. ч. древних греков и римлян; эта работа отличается широким охватом исследования и осторожностью при формулировании выводов.

Для рассматриваемого в диссертации представления об особенном восприятии времени у древних греков принципиальное значение имеет превосходная статья Й. Пальма (Annales Acad. Reg. Scient. Upsaliensis. 1969. Vol. 13. P. 5–13).

Важнейшей работой, посвященной проблемам правого и левого в гомеровском эпосе и их роли в античной культуре остается книга Ж. Кюйандра «La droite et la gauche dans les pomes homriques» (1944), сочетающая обстоятельность в анализе отдельных гомеровских пассажей с чрезмерной увлеченностью общими концепциями в сфере сравнительного изучения ритуальной практики разных народов.

Для вопросов, с которыми сталкивается исследователь птицегадания в античности, наибольшее значение сохраняет цикл публикаций Й. Валетона, большей частью посвященный изучению римских обрядов (Mnemosyne. 1889. Vol. 17.

P. 275–325; 418–452; etc); во многом именно усилиями Валетона эта тема выросла в самостоятельную научную дисциплину. Из-за малого количества свидетельств степень изученности соответствующих греческих обрядов приходится признать недостаточной.

Наконец, для толкования древнегреческих терминов правого и левого применительно к движению по кругу ключевыми являются исследования Элис Бронлич (American Journal of Philology. 1936. Vol. 57. P. 245–260) и Г. Дарбишира (Relliquiae Philologicae. Cambridge, 1895. P. 66–87).

Первая глава «ОТНОСИТЕЛЬНЫЕ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ ТЕРМИНЫ КАК ЛЕКСИЧЕСКАЯ СИСТЕМА» содержит теоретический экскурс, призванный раскрыть базовые принципы описания относительных пространственных и временных отношений в языках разных народов, вводя в обиход необходимую терминологию.

§ 1. Лексика, являющаяся предметом данного исследования, входит в т.н.

«указательное поле языка», или дейксис (термин К. Бюлера): так же, как некоторые наречия места и времени (e.g., недавно или тут), указательные и личные местоимения и наречия, она всегда подразумевает некий субъективный и изменчивый центр координат (origo), который можно охарактеризовать как «я, здесь и сейчас».

§ 2. Кроме этого центра координат (origo), который обычно представлен неким наблюдателем или рассказчиком, участниками пространственной ситуации являются locatum (предмет, каким-либо образом локализуемый во времени или пространстве) и relatum (предмет, по отношению к которому описывается расположение locatum в пространстве или времени).

§ 3. Наконец, кроме элементов пространственной ситуации — origo, relatum и locatum — важно различать возможные разновидности системы координат: внутреннюю, относительную и абсолютную.

При внутренней системе координат положение locatum описывается с точки зрения ориентированного определенным образом relatum, а расположение и пространственная ориентация рассказчика или наблюдателя (origo) значения не имеет.

В качестве relatum в этом случае выступает предмет, имеющий определенную ориентацию в пространстве: переднюю и заднюю часть, правую и левую стороны — например, автомобиль или собор, но не дерево или афишная тумба.

Для относительной системы координат, наоборот, существенно расположение origo в пространстве — т. е. где стоит рассказчик или наблюдатель, куда он обращен лицом, где его правая и левая сторона и т.д.

Наконец, абсолютная система характеризуется неизменной системой координат, которая не зависит от расположения наблюдателя в данный момент времени (ориентация по сторонам света, расположение «вверх / вниз» по течению реки).

Разными системами координат часто обусловлена неудобная для лексикографической фиксации двусмысленность: так, «перед автомобилем» при внутренней системе координат будет означать ‘рядом с передним бампером (независимо от позиции наблюдателя)’, а при относительной — ‘между автомобилем и наблюдателем’ (в этом случае машина будет ориентироваться ‘лицом’ к наблюдателю, от позиции которого будет зависеть описание).

§ 4. Внутреннюю и относительную систему координат отличает своеобразный антропоморфизм: relatum получает ориентацию в пространстве по образу и подобию человека, причем в относительной системе координат неподвижные и нефронтальные предметы наделяются лицевой и задней сторонами в зависимости от позиции наблюдателя (origo), ‘лицом’ к нему (e. g., «перед деревом»).

§ 5. В ряде языков встречаются поучительные отступления от привычных для нас способов описания пространственных отношений. В тамильском языке и языке гауса они касаются функционирования относительной системы координат. Правое и левое описываются в тамильском с точки зрения ориентированного лицом к наблюдателю relatum (так же, как переднее и заднее): «справа от дерева» означает в этом случае ‘справа с точки зрения самого дерева (которое обращено лицом к нам)’ — в известных нам языках это соответствует выражению «слева от дерева».

В языке гауса лишенное естественной ориентации relatum мыслится как обращенное не лицом, а спиной к наблюдателю (вероятно, по аналогии с ориентацией самого наблюдателя); выражение «перед деревом» соответствует на языке гауса нашему «за деревом» (‘перед деревом, которое обращено к нам спиной’, т. е. ‘дальше от нас, чем дерево’) и наоборот.

§ 6. Если в тамильском и гауса относительная система координат функционирует иначе, чем у нас, то носители языков гуугу-йимитхирр (часть австралийских аборигенов), цельталь (индейцы из семьи майя) и хайлъом (представители койсанской семьи языков, живущие в Намибии) вообще не знают противопоставления правого и левого. Аборигены гуугу-йимитхирр используют только абсолютную систему координат, в любой момент ориентируясь по сторонам света, а в языках цельталь и хайлъом развиты лексические средства для выражения геометрических характеристик предметов и их частей, что позволяет широко использовать внутреннюю систему координат, иногда заменяемую абсолютной.

В § 7–8 обсуждается соотношение пространственного и временного значения у изучаемых лексем. Автор исходит из того, что значение слова развивается от конкретного к более абстрактному и, значит, пространственное значение является этимологически первичным по отношению к временному. Здесь же высказывается отрицательное отношение к концепции Б.Л. Уорфа и термину «пространственновременной континуум»; упоминается, что современные исследования опровергают утверждения Уорфа об отсутствии временных терминов и категории времени у глагола в языке индейцев хопи.

§ 9. Поскольку описание пространственных отношений играет определяющую роль в образовании относительных временных терминов, при исследовании соответствующих пространственных моделей важно четко различать origo, relatum и locatum и ясно представлять себе используемую систему координат.

Вторая глава «ОТНОСИТЕЛЬНЫЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ТЕРМИНЫ С ВРЕМЕННЫМ ЗНАЧЕНИЕМ»

§ 1. Пространственным значением ‘впереди’, ‘передний’ и т.п. у Гомера обладают наречия и прилагательные от и : (),,,, (),,. Большинство их могут иметь и временное значение: ‘прежде, раньше’.

Некоторые композиты с имеют, напротив, только временное значение:

(‘прежде ч-л.’), ‘рано, до срока’ или ‘в раннее время суток’, ср. нем.

frh, (‘третьего дня’; ‘недавно’; ср. русск. давеча), (‘утром’ или ‘рано’)., в отличие от (), также употребляется у Гомера только во временном значении.

В отличие от лат. ante (ср. antea, antiquus), у греческих композитов с приставкой - (e. g., эп., ) не развивается временное значение ‘прежде’ и сохраняется семантика, предполагающая, в отличие от, идею взаимной ориентированности двух объектов лицом к лицу:

Пространственное значение ‘сзади’, ‘задний’ вместе с временным ‘позже, потом’ имеют у Гомера композиты с приставкой (с огласовкой --):

§ 2. Основная часть второй главы посвящена анализу популярного в научном обиходе мнения об особенном восприятии времени древними греками, которые, в отличие от нас, будто бы представляли себе прошлое перед собой, а будущее — у себя за спиной (так LSJ s. v., М. Трой, У. Стэнфорд, И. Бехерт, В. Вердениус, Б. Нокс, Ю.С. Степанов и др).

Исходя из пространственного и временного значения / (‘сзади’ и ‘в будущем’), для т.н. «картины мира» греков предполагают ориентированность ‘лицом к прошлому’ и, соответственно, ‘спиной к будущему’, что иногда объясняют «незримостью» будущего, а иногда ценностной «ориентацией»: особым расположением греков к традициям предков. Для объяснения узких фактов языка привлекается, таким образом, построенная ad hoc культурологическая теория в области психологии народов.

§ 3. Аналогичная «ориентированность в прошлое», иллюстрируемая совпадением слов со значениями ‘передний; прошлый’ и ‘задний; будущий’, нередко постулируется и в научной литературе, посвященной другим культурам. Почти то же самое можно прочесть о древних иудеях, шумерах и вавилонянах, китайцах, а также об экзотических американских и австронезийских народах (языки тоба, тохолабальский, кечуа и аймара, малагасийский и маори).

§ 4. На самом деле для выражения временных отношений в самых разных языках мира засвидетельствованы две семантические модели:

(а) ‘впереди’ = ‘раньше (в прошлом)’, ‘сзади’ = ‘позже (в будущем)’ (греч.

лат. ante(a), antiquus vs. post(ea); ср. нем. vor vs. hinterher.

(б) ‘впереди’ = ‘позже (в будущем)’, ‘сзади’ = ‘раньше (в прошлом)’ (русск. предстоящий, впредь; всё впереди / позади).

§ 5. Хотя первая из этих моделей нередко называется более архаичной, а вторая «возобладавшей в современности» (Д.С. Лихачев, Н.А. Першина, А.Д. Шмелев и др.), в современных языках вторая модель по сравнению с первой на деле представлена гораздо менее широко, между тем как первые примеры её употребления засвидетельствованы в ряде языков достаточно рано.

§ 6. Отличие второй, более редкой, семантической модели от первой состоит в том, что она предполагает наличие одушевленного субъекта (origo), ориентированного «лицом в будущее»; ее пространственный образ предполагает метафору пути и относительную систему координат: положение предметов (событий) описывается с точки зрения субъекта (origo):

ПРОШЛОЕ НАСТОЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ

Что касается первой модели, то объяснение ‘заднего’ будущего как невидимого (в чем видят «ориентированность в прошлое» греков и других народов) невозможно по следующим причинам:

(1) переход значения от ‘невидимый’ к ‘задний’ выглядит неправдоподобным и не подкреплен никакими аналогиями.

(2) если будущее представлялось «за спиной», то это объясняло бы лишь относительное значение соответствующих слов (наше или чье-то будущее, чьи-то предки). Однако предлог со значением ‘впереди’ во множестве языков означает ‘раньше’ определенного события, не предполагая при этом одушевленного субъекта (origo): e. g., греч. и, наоборот,.

Ряд лингвистов (Г. Кларк, М. Хаспельмат, Дж. Лакофф и др.) определяют первую модель концептуализации времени в терминах пространства и движения как «moving time» (наблюдатель неподвижен, время движется на него), а вторую — как «moving ego» (наблюдатель продвигается вперед во времени). Между тем главное отличие первой модели от второй — не в подвижности времени, а в отсутствии origo. Примеры же, иллюстрирующие концепцию «moving time» (e. g., «Приближается зачетная неделя, а за ней — экзамены») можно представить в такой схеме:

НАСТОЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ

Принципиальную разницу между двумя моделями, а именно объективность первой и субъективность второй, правильно определил Д.С. Лихачев (Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 254–255). Абстрагируясь от идей Д.С. Лихачева о коренном отличии древнерусских представлений о времени от современных, его интерпретацию первой модели можно переформулировать так:

(1) сравниваемые по времени события изображаются в языке зооморфно, как движущиеся в одном направлении существа; (2) пространственной моделью для описания очередности событий во времени служит внутренняя система координат, при которой положение наблюдателя роли не играет:

(По)следующее Предшествующее Слово передний получает значение ‘впереди идущий’, а затем ‘(на)ступающий раньше’. Значение слова задний, наоборот, развивается так: ‘идущий позади, вослед’, а затем ‘более поздний’. При этом греч. может отражать не только относительное, но и субъективное будущее — просто в этом случае субъект (origo) совпадает с relatum и представлен объективно, со стороны.

Такое объяснение развития значения наиболее развернуто защищает Й. Пальм. Решающими оказываются здесь следующие аргументы:

(1) многие относительные временные термины связаны с глаголами движения (ср. наше последующий / предыдущий, греч., нем. hinterhergehen etc.);

(2) идея движения отражена в англ. after и нем. nach, hinterher: эти слова, в противоположность англ. behind и нем. hinten, употребляются обычно с глаголом движения и означают именно ‘в(о)след’, а не ‘за плечами (у стоящего)’. Это косвенно подтверждает, что и в древнегреческом будущее («последующее») может характеризоваться как идущее вослед настоящему, а не ‘стоящее позади’ него.

Таким образом, сторонники гипотезы об особом восприятии времени, якобы присущем той или иной древней культуре, не заметив, что аналогичная семантическая модель (а) используется и в современных языках, смешали внутреннюю систему координат с относительной.

Древнегреческий отличается от привычных нам языков не «обращенностью в прошлое», а тем, что для него менее характерна (по сравнению, например, с русским или английским) вторая семантическая модель описания временных отношений (б), основанная на относительной системе координат (ср., e. g., русск. впредь, англ. henceforth, onwards vs. греч., лат. in posterum).

§ 7. Представления об особенном восприятии времени у древних греков почти всегда упоминаются в связи с толкованием гомеровского фразеологизма «(смотреть) ». Это умение характеризует у Гомера того, кто советует воздержаться от боевых действий против заведомо сильнейшего противника (Il. XVIII, 250 и Od. XXIV, 452); по мнению Ахилла, не может, вследствие «пагубного безумия», Агамемнон (Il. I, 342–344); наконец, Агамемнон приписывает это свойство старикам в противовес переменчивой юности (клятву о перемирии должен подтвердить лично Приам, а не его сыновья, Il. III, 109–110). Итак, глядит благоразумный и осторожный; неизменный контекст данного фразеологизма у Гомера — правильная позиция в вопросах войны и мира, обычно подразумевающая отказ от боевых действий.

Поскольку можно понимать во временном либо пространственном значении, варианты толкования интересующей нас идиомы удобно представить в следующей схеме:

(a) (видеть) ‘прошлое [] и будущее []’ (b) (видеть) ‘будущее [] и прошлое []’ (с) (видеть) ‘настоящее [] (ср. ) и будущее []’ (d) (видеть) ‘то, что спереди [], и то, что сзади []’ Временное значение — «видеть прошедшее (или: настоящее) и будущее» (a, b, c) — объясняют обычно как «способность предвидеть последствия, вытекающие из предшествующего (или настоящего) действия; видеть не только действие, но и его результат в будущем» (так Г. Френкель и др.). Другой вариант — «использовать знание прошлого для предсказания будущего» (Дж. Кёрк). Пространственное значение позволит истолковать фразеологизм так: «смотреть вперед и назад, т.е. со всех сторон (прежде чем сделать шаг); быть осмотрительным, оглядчивым».

В античности искомое выражение почти единодушно толковалось во временном смысле, причем понимали как ‘будущее’, а — то как ‘прошедшее’, по аналогии с (a), то как настоящее, по аналогии с et sim., хотя в значении ‘настоящее’ (c) не засвидетельствовано.

Напротив, ряд комментаторов нового времени (К.Г. Хайне, Г.Х. Крузиус, Й.У. Фэзи) под понимают будущее, а под — прошедшее, тем самым предполагая здесь вторую семантическую модель с относительной системой координат (b).

Между тем временное не засвидетельствовано в относительном значении ‘сзади = в прошлом’, всегда означая ‘будущее (последующее)’, что исключает версию b. Если придерживаться временного значения, то должно означать будущее (a, c). Однако если в значении ‘будущее’ синонимично, то, в отличие от, или, встречается у Гомера и Гесиода только в пространственном значении (‘сзади, назад’). Да и впоследствии в греческом языке, в отличие от, не означает ‘в прошлом’: наоборот, у него развиваются значения ‘вперед, дальше (во времени и пространстве), впредь’.

(Именно поэтому античные схолии и Евстафий расплывчато поясняют как «,, и »; поняв как ‘in posterum’, они вместе с тем сознавали, что не тождественно.) Итак, во временном значении и не создают антитезу, а потому остается, вслед за У. Лифом, Й. Пальмом, Дж. О’Салливаном и др. предпочесть пространственное значение (d): ‘смотреть вперед и назад’, т. е. ‘действовать осмотрительно’. Такое решение (1) не вступает в противоречие с гомеровским (и послегомеровским) словоупотреблением; (2) лучше согласуется с контекстом, подразумевая не мудрость пророка (предвидение будущего), а житейскую мудрость, избегающую безоглядчивости.

Комментарий Евстафия и схолии ad loc. не могут рассматриваться как свидетельство того, что греки представляли будущее «у себя за спиной»: перед нами не отчет о мироощущении, а попытка этимологизации. Задумавшись над мнимым парадоксом: «Почему будущее () — ‘позади’?», — античные филологи пришли к тому же ошибочному решению, что и современные исследователи других культур: будущее ‘сзади’, потому что оно «невидимо» ( ).

§ 8. Кроме критики теории об особом восприятии греками прошлого и будущего, упомянутые категории когнитивной лингвистики, как показано на ряде примеров, оказываются полезными для точного описания лексического значения пространственно-временных терминов, а иногда и для толкования их значения в высказываниях, засвидетельствованных литературой.

Отдельное внимание уделяется в работе толкованию выражения (букв. «вчера и позавчера») и связанного с ним пассажа (Il. 301 sqq.).

В послегомеровском языке фразеологизм () указывает на относительную недавность тех или иных событий, как наше на днях и англ. the other day. Схожее значение обычно видят и в выражении ). Такой же смысл предполагается и для гомеровского (Il. II, 303), однако сам пассаж интерпретируется по-разному.

Уговаривая греков не отказываться от борьбы, Одиссей напоминает им о знамении девятилетней давности (змее, проглотившей девять воробьев) и связанном с ним пророчестве Калханта (II, 301 sqq.):, Большинство ученых, ставя колон после, относят слова к знамению и переводят их «как если бы только вчера...» (П. Кауэр, В. Кульман, Дж. Кёрк, Й. Латач и др.). Такое толкование подразумевает неожиданную гиперболичность: «еще вчера или позавчера» сказано о событии девятилетней давности. Это принято объяснять стихом 301: все прекрасно помнят о знамении, как будто оно случилось только вчера. Однако в данной ситуации подобное преувеличение неуместно психологически: уговаривая товарищей подождать, Одиссей сам подчеркивает, что идет уже девятый год войны и усталость их закономерна (ст. 291–298).

М. Уэст предлагал толковать интересующее нас выражение в широком смысле (‘вчера и позавчера’ т. е. ‘в прошлом’ вообще), что нехарактерно для греческого послегомеровской эпохи, но находит параллели в Септуагинте и, соответственно, в иврите. Однако в известных нам примерах данная идиома либо подразумевает повторяющееся действие, либо указывает на определенный период времени, но никогда не относится к конкретному, однократному действию или событию.

К.Ф. Нэгельсбах и Г. Аутенрит после предполагают эллипс связки («прошло лишь несколько дней с тех пор, как корабли ахейцев стали собираться в Авлиде...»); но У. Лиф и С. Бассет справедливо указывают, что приведенные ими примеры эллипса неубедительны в качестве параллели к разбираемому месту.

К. Лерс и поддержавшие его К.Ф. Амайс и К. Хентце, У. Лиф, Д.Б. Монро и А. Зайбель относят не к, а к : «когда корабли собирались вчера или позавчера», т. е. «вскоре после того, как корабли собирались»: но принципиальная трудность такого толкования — в дейктической природе слов и, которые должны означать именно ‘вчера’ и ‘позавчера’, а не ‘за день (два) до того’.

Альтернативный вариант интерпункции, принятый К.Г. Хайне, Л. Дёдерлайном, Й. фан Лёвеном, а недавно — М. Уэстом, предполагает колон или тире не после ст. 302, а после в ст. 303: тогда относится не к пророчеству Калханта, а к смерти товарищей (не к единичному событию, а к повторяющемуся действию в прошлом). Перевод этих стихов Цицероном (De div. II, 30, 63) не может служить веским аргументом против такой интерпункции; серьезнее оказываются два других соображения.

(1) В таком случае Одиссей призывает в свидетели всех товарищей кроме тех, кто недавно умер. К.Г. Хайне и С. Бассет видят здесь указание на недавнюю эпидемию; но, как указывают И. Беккер и К.Ф. Амайс, странно было бы умалчивать о тех, кто умер в первые девять лет войны. Мы предлагаем, по примеру Л. Дёдерлайна, понимать более широко: ‘в близком и более отдаленном прошлом, давеча, на нашей памяти’.

(2) Другая трудность второго варианта интерпункции — не засвидетельствованное у Гомера асиндетическое в начале предложения. Эту проблему снимает предложение К. Хагена ставить придаточное с в зависимость от (ст. 301), по аналогии с … Il. XV, 18; XX, 188; XXI, 396). Мы можем добавить еще более близкую параллель с глаголом : ’... (Od. XVI, 424).

Такое решение и представляется нам оптимальным: семантика фразеологизма, синтаксис и общий смысл пассажа в этом случае удовлетворительны; синтаксис, благодаря парентезе, будет не самым тривиальным, но в виду трудностей, с которыми сопряжены другие толкования, и при наличии параллелей к такому, с этой неожиданностью можно примириться.

Таким образом, наряду с другими доводами, дейктическая природа слов в Il. II, 303 является решающим аргументом против толкования К. Лерса, поддержанного рядом ученых.

§ 9. Итак, разработанные лингвистикой для изучения дейктических терминов понятия origo, relatum, locatum, а также различение относительной, внутренней и абсолютной системы координат позволяют терминологически четко охарактеризовать развитие значения и особенности употребления относительных пространственных и временных терминов в древнегреческом языке и, главное, — раскрыть принципиальную ошибку ученых, пытающихся объяснить совмещение значений ‘сзади’ и ‘в будущем’ особенностью психологии или «картины мира» (Weltbild).

Третья глава «ПРОБЛЕМЫ ПРАВОГО И ЛЕВОГО В ПТИЦЕГАДАНИИ»

§ 1. Толкование терминов правого и левого нередко затруднено энантиосемией. Так, при замене относительной системы координат на внутреннюю их смысл меняется на противоположный. Дополнительные трудности связаны с возможностью толкования правого и левого в абсолютной системе координат (применительно к сторонам света).

§ 2. Развитие у соответствующих слов переносных значений (‘благоприятный’, ‘ловкий’ и обратные им) определяется ролью правого и левого в разных культурах. В языке, мифологии, религиозном культе и суевериях большинства народов правая сторона предпочтительнее левой. Причиной этого вслед за Р. Герцем справедливо считают врожденное физическое преимущество правой руки, обусловленное особенностями функций головного мозга. Суевериями же объясняется, вероятно, и большее количество слов для ‘левого’ по сравнению с ‘правым’ в разных языках (ср. греч. и эвфемистические и ). Обзорные исследования по правому и левому в античности (А.П. Уэйджнера, А. Горнатовски, А.В. Подосинова и др.) выявляют схожую картину и для античной культуры.

§ 3. Некоторую популярность в науке имеет гипотеза о благоприятности левого в ранней римской традиции; но изучение свидетельств о римских суевериях ее опровергает. Все указания на благоприятность левого у римлян сводятся к учению авгуров, на языке которых благоприятные небесные знамения называются ‘левыми’ (лат. sinister, laevus). Примечательно, что дурные знамения не называются при этом ‘правыми’. Й. Валетон убедительно показал различие между т.н. auguria oblativa (спонтанными знамениями) и auguria impetrativa («испрошенными» знамениями): в первом случае гадающий не обращается к определенной части света, и тогда птица справа от него благоприятна, а слева — неблагоприятна. Употребление терминов laevus и sinister в значении ‘благоприятный’ относится к auguria impetrativa и может объясняться особенностью ориентации при обряде птицегадания.

§ 4. Свидетельства о греческом птицегадании, большинство из которых относится к гомеровским поэмам, также дают сложную и запутанную картину.

Благоприятные знамения, связанные с молниями, характеризуются у Гомера наречным (Il. IX, 237) и (Il. II, 353). В обоих случаях трудно определить, идет ли речь о местоположении знамения или о направлении молнии (такую практику Дионисий Галикарнасский [A. R. II, 5, 2–4] и Плиний Старший [II, 143] приписывают этрускам). Параллельные места у Павсания (Paus. IV, 21, 1:

) и Ксенофонта (Xen. Cyr. VII, 1, 3:

) заставляют склониться в пользу первого предположения.

К небесным знамениям, связанным с птицами (), у Гомера применяются стоящие в nom. эпитеты и, обычно с глаголами или в аористе и зависящим от них dat. personae (Il. XIII, 821; XXIV, 319–320; Od. II, 154; XV, 160, 525; XX, 242; XXIV, 311–312) Несколько особняком стоит Il. X, 274, где Афина посылает Одиссею и Диомеду рядом с дорогой ‘правую цаплю’ ( ), которую они не видят в темноте, но слышат и принимают за хороший знак (аллюзия к этим стихам встречается еще у Гиппонакта [fr. 23 Degani]: … Чаще всего () — крупный хищник, орел или ястреб, обычно держащий в когтях голубку или гуся, — появляется сразу по окончании речи героя (тем самым подчеркивается, что знамение относится к его словам) или, как в Od. XX, 242 и XXIV, 311–312, непосредственно перед началом мероприятия, предвещая удачный или неблагоприятный исход. В Il. XXIV, 319–320 и VIII, Зевс посылает орла в ответ на инвокацию (в последнем случае без эпитета ).

Иногда, кроме направления полета, для истолкования знамения актуальны метафорические ассоциации знамения.

Из упомянутых свидетельств о птицегадании выделяется описание зловещего знамения, явленного троянцам, когда они готовились перейти через ров:

(Il. XII, 200–201). По-видимому, эти слова означают, что орел преградил путь троянцам, пролетев перед ними справа налево (ср. ситуацию с обратным направлением полета и благоприятным метафорически знамением, где орел украл гуся и «устремился вправо перед лошадьми», ’, Od. XV, 164).

Кроме направления полета орла, неблагоприятным было то, что он держал в когтях змею, которая, ужалив его, вырвалась из плена: это символически означало крах уже почти осуществленного предприятия. Далее Гектор так успокаивает взволнованного этим знамением Полидаманта (ст. 238–240): ’ // ’ Обсуждение этих стихов пробудило столько догадок о практике ориентации птицегадания, что мы можем лишь вкратце резюмировать предлагавшиеся пути решения основных проблем, перечислив и контраргументы.

Первая (часто игнорируемая) проблема, возникающая в связи с толкованием терминов и, такова {a}: следует ли относить их к месту появления птицы или к направлению ее полета?

В последнем пассаже летит ’. В сочетании с глаголом или и dat. personae выражение кажется естественным понимать как птицу, которая появляется справа (ср. Xen. An. VI, 1, 23;

Cyr. II, 1, 1 и особенно Plut. Them. 118a: ’ но появляясь справа, птица должна лететь влево. С другой стороны, выражение в применении к той же птице (Od. XV, 164; ~ Od. II, 154; Il.

XXIV, 320), возможно, указывает на направление полета. Решать проблему {а} ученые предлагали следующими способами:

{а1} Многие комментаторы заявляют, что ‘правой’ у греков называлась птица, летящая вправо, а не появляющаяся справа, не приводя, впрочем, ни параллелей к такому словоупотреблению, ни объяснений его возникновения.

(К эпизоду с цаплей [Il. X, 274] это объяснение, видимо, не относится.) {а2} Еще в античности для и предполагалось абсолютное значение (‘восточный’ и ‘западный’). Для Il. XXIV, 320 ( // XX, 242 это толкование имеет то преимущество, что речь там идет о целом городе и о группе женихов, которую трудно представить ориентированной в одном направлении. Впрочем, в этих случаях естественно предположить поэтическую условность; для Il. XXIV, 319–320 и Od. II, 154 возможно также, что в качестве origo выступает не весь город, а, соответственно, Приам и Телемах.

Это толкование, однако, упирается в недостаток параллелей. Для отождествления востока и правой стороны мы имеем лишь одно не вполне надежное свидетельство доксографической традиции, которое относится к космологии «пифагорейцев» (Plac. Phil. II, 10; ср. ниже с. 21, пункт {5}); но из него не следует, что могло употребляться в значении ‘восточный’ без дополнительных пояснений: ни ранние географические описания, ни поэзия надежных примеров этого не дают.

{а3} Иногда и понимаются в переносном смысле — как ‘faustus’ и ‘infaustus’. Этот подход косвенно подтверждается свидетельствами вне гомеровских поэм, из которых следует, что система птицегадания могла быть сложной, а термины правого и левого могли использоваться не в буквальном, а в техническом смысле. Так, согласно эфесской надписи VI–V в. до н. э. CIG 2953 (= Ditt. 3Syll. 1167), птица, пролетевшая справа налево и скрывшаяся из виду, является, но если она подняла при этом левое крыло, то она уже ; наоборот, птица, пролетевшая слева направо —, но с поднятым при этом правым крылом становится. (Ср также. Hippocr. De diaeta in morbis acutis cap. 3 [II, К этому толкованию склоняется и автор диссертации, констатируя, однако, что для с глаголом в аористе (Il. XXIV, 320; Od. II, 154; XV, 164) его применить труднее: здесь легче видеть указание на направление движения.

Вторая проблема, связанная с интерпретацией птицегаданий у Гомера {б}, заключается в том, что в Il. XII, 239–240 Гектор совмещает дейктические термины с абсолютными (‘вправо’ = ‘на восток’).

{б1} Наиболее частое объяснение этого пассажа — предположение о северной ориентации гомеровского птицегадателя (встречавшееся еще у И.Г. Фосса). Гипотеза о северной ориентации греческого авгура получила такое распространение в науке, что стала считаться чуть ли не общим местом; более того, иногда на основании стихов Il. XII, 239–240 северная ориентация экстраполируется и на другие сферы греческой культуры.

Между тем популярность представления о северной ориентации гадателя мало соответствует его обоснованности (наиболее развернутую критику этой точки зрения дает Валетон): (1) Il. XII, 239 — единственное (и при том не обязательное) свидетельство в его поддержку; (2) о предварительном обряде, который подразумевал обращение на север, в тексте не сообщается; если троянцы в данном случае были обращены лицом на север, то это никак не связано с нуждами птицегадания.

Добавим, что попытки Г. Штюренбурга вслед за К. Миллером обнаружить следы северной ориентации у Гомера, как и в более позднюю эпоху, были убедительно отвергнуты А.В. Подосиновым и др. (речь идет прежде всего о терминах со значением ‘выше / ниже’, которые иногда трактовались как ‘севернее / южнее’, но на деле, видимо, означают ‘дальше в море (вглубь материка) / ближе к берегу моря’: Il. XXIV, 544–545; Od. III, 170–172; IX, 25; XIV, 300).

{б2} Часть ученых (А. Бишоф, Г. Дарбишир, У. Лиф [с колебаниями], наиболее развернуто — Ж. Кюйандр) предлагали понимать под гомеровской антитезой и ’ не запад и восток, а, соответственно, север или северо-запад и юг или юго-восток. Это дало бы возможность усматривать здесь не северную, а более обширно представленную в других культурах восточную (ср. Od.

XIII, 240–241) или юго-восточную ориентацию. В таком случае слова Гектора могли бы не относиться к только что увиденному знамению, а приближаться к фразеологизму (‘куда бы птицы ни летели’, ‘в одном направлении или в другом’).

В античности такое значение для и ’ отстаивал Страбон (X, 2, 12), считая, что это лучше объяснит стихи Od. IX, 25–26 (о местонахождении Итаки и трех соседних островов) и X, 190–192 (Одиссей и товарищи не знают, ни где, ни где, ни где заходит солнце, ни где оно восходит).

Однако соображения Страбона, повторяемые Кюйандром, крайне малоубедительны. В Od. IX, 25–26 ( // ) Страбон, видя противоречие между и, предлагал трактовать (‘приземистый’) как ‘близкий к материку’, что едва ли оправдано. В Od.

X, 190–192 он толкует и как ‘север’ и ‘юг’, потому что ему не нравится тавтологическая амплификация (на деле очень характерная для стиля Гомера). Любопытно, что в стихах Il. XII, 239–240 он тоже хочет видеть не два, а четыре направления света (понимая под и восток и запад, ср. выше пункт {a2}), что невозможно грамматически.

В лексическом плане толкование и ’, которое отстаивают Кюйандр и др., мыслимо, и убедительно опровергнуть его тяжело; однако onus probandi лежит на сторонниках этой гипотезы, а веских аргументов в ее защиту найти не удается. Надежнее идентифицировать Итаку и три острова рядом с ней (Od. IX, 25–26) это толкование не помогает; в Od. X, 190–192 для и не обязательно предполагать значение ‘север’ и ‘юг’. Против понимания как ‘север’ говорит его этимологическое родство с ; в других контекстах прочно ассоциируется именно с зарей, а выражение «заря и солнце» вместо простого «заря» характерно для гомеровского стиля, и вовсе не обязательно предполагать здесь изменение смысла на ‘восток и юг’.

{б3} Обсуждая значение выражения и применительно к движению по кругу, то есть в абсолютном значении (см. об этом ниже в главе 4), Э. Бронлич пыталась в этом же ключе толковать движение птицы влево. Придя к выводу, что характеризует движение по часовой стрелке, т. е. по ходу солнца, она распространяла это значение и на полет птицы: термин означал (круговой) полет по ходу солнца (движение которого иногда описывалось как ‘влево’), а термин — полет навстречу движению солнца. Ф. Йевонс предполагал то же самое, только наоборот: он трактовал как ‘против часовой стрелки’.

Между тем птица — не астрономическое светило и в обсуждаемых пассажах движется не по кругу, а по прямой, так что применительно к Il. XII, 239–240 любые аналогии с круговым движением надо решительно отвергнуть.

{б4} Дифференцированный подход к толкованию знамений у Гомера предложил Й. Валетон. Термины правого и левого применительно к птицегаданию он иногда понимает в референциальном значении (слева или справа от того, кому является знамение), а иногда (в том числе для Il. XII, 239–240 и XXIV, 320, Od. II, и XX, 242, ср. выше § {a2}) — в абсолютном значении, как ‘запад’ и ‘восток’; при этом правое и левое Валетон увязывает с востоком и западом не через северную ориентацию, а через положительные и отрицательные ассоциации этих сторон света (‘правый’ = ‘благоприятный’ = ‘восточный’). Как уже говорилось, трудность этой интерпретации в незасвидетельствованности такого словоупотребления (ср.

также ниже, с. 21, пункт {5}).

{б5} Самое простое решение проблемы {б} предполагает, что для знамения в Il. XII, 239–240 актуально было направление полета птицы справа налево для троянцев; совпадение же левого с западом, а правого с востоком в словах Гектора означает, что во время «битвы у стен» троянцы стояли лицом к северу (так еще Г. Николаидис). Это объяснение выглядит правдоподобно с точки зрения географии троянской равнины. В Il. XIV, 36 упоминается, что стоянка кораблей находилась в бухте ( ) между двух мысов (), под которыми обычно понимаются мысы Сигей и Ройтей, находящиеся к северу или северозападу от холма Гиссарлык. (Лиф, Кюйандр и др. сторонники интерпретации {б2} исходят из такой же картины, но предпочитают искать другое объяснение для отождествления и ’ с левой и правой стороной). Это решение проблемы {б} следует предпочесть другим: оно избавляет нас от необходимости предполагать, что восток сам по себе мог называться ‘правой’ стороной.

Итак, разбор свидетельств приводит к выводу о том, что к толкованию терминов правого и левого применительно к птицегаданию следует подходить с осторожностью; критерии благоприятности знамения (место появления птицы или направление ее полета) не всегда очевидны, а в ряде случаев для и нельзя исключать «техническое» значение (‘благоприятный’ и ‘неблагоприятный’).

Интерпретация терминов и в абсолютном значении (‘восточный’ и ‘западный’) не находит надежного подтверждения.

§ 5. Попытки истолкования стихов Il. XII, 239–240 привели к возникновению двух распространенных представлений: (1) гипотезы о северной ориентации греческого птицегадателя и (2) мнения о том, что в греческом языке нашла отражение идея отождествления востока с правой (благоприятной) стороной. Оба этих представления являются необоснованными.

Четвертая глава «СЕМАНТИЧЕСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ ПО КРУГУ В

ТЕРМИНАХ ПРАВОГО И ЛЕВОГО»

§ 1. Референциальная двусмысленность терминов правого и левого особенно ярко проявляется при описании движения по кругу в определенную сторону: в современных языках можно найти подтверждение тому, что абсолютные понятия ‘по часовой стрелке’ и ‘против часовой стрелки’ нельзя последовательно и однозначно выразить с помощью относительных терминов правого и левого.

§ 2. Между тем исследователи разнообразных религиозных, магических и бытовых обрядов и обычаев, связанных с движением по кругу, зачастую не осознавали упомянутую двусмысленность, повсюду ассоциируя термин ‘вправо’ с движением по часовой стрелке (в северном полушарии — по ходу солнца), а термин ‘влево’ — с движением в обратную сторону.

В русле этой неосознанной тенденции сформировалось популярное в науке генерализирующее представление о том, что у самых разных народов, в т.ч. у древних греков и римлян, обряды и обычаи, связанные с круговым движением, определялись солнечным культом: движение по ходу солнца (ср. слав. посолонь), обычно характеризуемое учеными как направленное ‘вправо’ (ср. санскр. pradaksina), будто бы считалось благоприятным, а движение против солнца (ср. англ. withershins) — относилось к сфере похоронной обрядности, черной магии и т. п. (Э. Гобле д’Альвиелла, У. Симпсон и др.). То же самое часто постулировалось и для античности (К. Бёттихер, Ф. Йевонс, В. Пакс, Ж. Кюйандр, А.В. Подосинов).

Вразрез с этим представлением идут лексикографические статьи Г. Дарбишира и Э. Бронлич, доказывающие для др.-греч. значение ‘против часовой стрелки’, а для — ‘по часовой стрелке’.

Чтобы выяснить значение соответствующих терминов и решить вопрос о предполагаемом влиянии солярного культа на формирование древнегреческих обрядов и обычаев, необходимо рассмотреть античные свидетельства, в которых движение по кругу в определенную сторону характеризуется как направленное ‘вправо’ или ‘влево’. При этом, учитывая разнообразие ситуативных контекстов, связанных с движением по кругу, и непоследовательность употребления аналогичных слов в новых языках, не следует заранее предполагать, что слова ‘вправо’ или ‘влево’ применительно к круговому движению во всех случаях будут означать ‘по часовой стрелке’ или наоборот.

§ 3. Разбираемые свидетельства разделяются на следующие группы:

{1} Состязания колесниц. Сторонники предположения о роли солярного культа нередко ссылаются на пассажи Il. XXIII, 334–340 и Soph. El. 718–722, где упоминается, что, огибая мету, возница должен сдерживать левого коня и погонять правого. Отсюда следует, что кони бежали против часовой стрелки. Предполагая a priori, что это движение коней против часовой стрелки (и, соответственно, против солнца) характеризовалось как, многие ученые делают вывод о связи этого обряда с подземным культом. Однако термины или к бегу колесниц при этом не применяются, так что для интересующего нас вопроса эти пассажи ничего не дают: здесь мы знаем направление движения, но не знаем, как оно описывалось в терминах правого и левого. (Нельзя с уверенностью толковать как ‘против часовой стрелки’ и sinistro orbe в описании объезда вокруг погребального костра у Стация [Theb. VI, 215–216]).

{2} Симпосии. Разливание вина по кругу виночерпием (Il. I, 597; cf. Od. XXI, 141–142; XVII, 365), а также передача чаши и произнесение по кругу тостов на пиру (Plat. Symp. 177d; 214c; 223c; Athen. X, 432; XI, 463–464; 668–669; et saepius) неизменно характеризуются как направленные ‘вправо’.

Если в качестве origo выступают сами участники пира, то они передают чашу или тост соседу справа, т. е. против хода солнца и часовой стрелки. Сторонники гипотезы о влиянии на эти обычаи солярного культа полагают, что речь, наоборот, идет о движении посолонь, приводя в пример современный обычай сдавать карты или разливать вино по часовой стрелке (слева направо с точки зрения раздающего / разливающего). Значение ‘по часовой стрелке’ в данном случае мыслимо для, если центром координат считать наблюдателя, стоящего лицом к пирующим (в центре или у основания буквы П).

Поскольку выражения (‘сосед справа’, Plat. Symp. 214c), и (Critias apud Athen. X, 432) и др. естественнее понимать с точки зрения пирующего, в ситуации пира ‘вправо’, скорее всего, означало переход чаши или слова к соседу справа и указывало, таким образом, на движение против часовой стрелки.

{3} Надевание гиматия. Гиматий афиняне классической эпохи также предпочитали перекидывать ‘вправо’ (Arph. Av. 1567–68; cf. Plat. Theaet. 175e; Artemid. III, 24). Ж. Кюйандр и вслед за ним А.В. Подосинов, понимая как ‘по ходу солнца’ и приводя многочисленые интеркультурные параллели, видят здесь влияние солярного культа. Однако, как справедливо указывают Г. Дарбишир и Э. Бронлич, а также рецензент книги Ж. Кюйандра Ф. Робер и многие авторы комментариев к «Птицам» Аристофана, на аттических вазах гиматий изображается перекинутым через левое плечо, оставляя открытой правую руку. Таким образом, гиматий был обернут против часовой стрелки. Возможно, особенно важным в надевании гиматия считался последний этап: перебрасывание плаща за спиной от левого плеча к правому бедру. Так или иначе, в данном случае термин ‘вправо’ тоже подразумевает движение против часовой стрелки.

{4} Обход вокруг алтаря также описывается в источниках как направленный ‘вправо’ (Arph. Pax 957; Eur. Iph. Aul. 1472: ; cf. Val. Fl. Arg.

VIII, 246). Большинство ученых считают, что алтарь обходили по часовой стрелке (по ходу солнца), так что к алтарю была обращена правая часть обходящего (К. Бёттихер, Й. Марквардт, Г. Блюмнер и др.). В статьях Г. Дарбишира и Э. Бронлич значение в этих случаях не обсуждается. Для решения данного вопроса автор привлекает не учитывавшийся в дискуссиях о направлении обхода алтаря пассаж из трактата Феофраста «О головокружениях», в котором предполагается аналогичный ситуативный контекст (обход по кругу).

По словам Феофраста, более сильное головокружение испытывают бегущие по кругу ‘влево’, а не ‘вправо’ (3, 27). Поясняется это так: все, кто бегут по кругу, слегка отклоняют корпус к центру движения, а у бегущих ‘влево’ угол наклона острее, поскольку «правая часть тела, будучи более массивной, отклоняет тело внутрь (круга) из-за слабости левой части» (6, 44–45).

Последний издатель трактата «О головокружениях» Р. Шарплс понимает под бегом ‘влево’ движение против часовой стрелки, однако аргументов в пользу этого не приводит. Между тем рассуждение Феофраста легче понять, если предположить, что бег ‘влево’ направлен по часовой стрелке, так что к центру обращена правая сторона бегущего. В этом случае его тело, изначально слегка наклоненное к центру движения, будет еще больше склоняться к центру под влиянием более массивной (как считает Феофраст) правой части тела. Напротив, в случае движения против часовой стрелки (т.е. левой стороной к центру) более тяжелая правая сторона тела окажется не внутри круга, а снаружи, и корпус будет меньше отклоняться к центру, чем при беге по часовой стрелке (правой, более тяжелой, стороной к центру).

Таким образом, текст Феофраста дает серьезные основания полагать, что описание движения по кругу ‘вправо’ ( ), характеризующее обход алтаря, означало направление, обратное ходу солнца и движению часовой стрелки. В качестве origo здесь может выступать либо внешний наблюдатель, находящийся за пределами круга, либо сам идущий по кругу, если его ориентировать лицом к центру движения. В таком случае воспроизведение хода солнца не могло лежать в основе этого обряда.

{5} Движение небесных светил. Применительно к обращению небесных светил заведомо двусмысленные термины правого и левого употребляются относительно редко (даже термины «по часовой стрелке» и «против часовой стрелки»

в этом случае однозначны только при условии, что один из полюсов считается верхним).

Элис Бронлич справедливо указывает, что означает ‘против часовой стрелки’, а — ‘по часовой стрелке’ в пассаже Arstl. De caelo II, 2, 285b: исходя из того, что всякое движение начинается ‘справа’, Аристотель считает верхним не северное полушарие, а южное, так как только в этом случае движение будет «начинаться справа и осуществляться по кругу вправо»; если же считать верхом северный полюс, то движение солнца и звезд будет направлено «влево».

Вопрос о том, почему вращение мира вокруг своей оси против часовой стрелки описывается Аристотелем как направленное ‘вправо’, а не ‘влево’, остается спорным. Бронлич считает, что под влиянием «социальных контекстов» ({2}, {3}) термины ( ) приобрели терминологическое значение ‘против часовой стрелки’ (‘по часовой стрелке’). Между тем значение дейктического термина прежде всего определяется не аналогией с другими контекстами, а наиболее естественным выбором origo в данном контексте, так что абсолютная терминологическая последовательность здесь заведомо недостижима (ср. ниже {6}, {7}, где термин ‘вправо’, наоборот, применяется к вращению вокруг своей оси по часовой стрелке).

У Платона (Tim. 36с, 38с) вращение звездного неба и суточное движение солнца, напротив, определяется как направленное ‘вправо’, а годичное движение движение планет в обратном направлении — как ‘влево’. (Если верхним считать северный полюс, что, видимо, было обычной практикой, то в первом случае движение будет направлено по часовой стрелке, а во втором против). Этот пассаж особенно интересовал ученых потому, что в «Послезаконии», принадлежность которого Платону оспаривается, термином характеризуется годичное движение солнца и планет, которое противонаправлено вращению звездного неба и суточному движению солнца (987b).

С точки зрения диссертанта, на выбор терминов правого и левого в астрономическом контексте повлияло употребление армиллярных сфер и небесных глобусов. Из объяснений, предлагавшихся для пассажа из «Тимея», наиболее убедительным представляется толкование Л. Робена, поддержанное Г. Черниссом и Л. Тараном: контекст Тимея предполагает, что в качестве origo должен выступать не наблюдатель, следящий за движением звезд в северном полушарии, а Демиург;

создаваемый им космос мыслится как армиллярная сфера, у которой северный полюс сверху и на которую Демиург взирает сверху вниз.

Словоупотребление, обратное Tim. 36c, кроме Epinom. 987b, встречается также во фрагментах претексты Акция «Брут» (Cic. De div. I, 44–45): солнце, обратившееся вспять, характеризуется как направленное ‘вправо’ (dextrorsum). Для объяснения этих пассажей ученые привлекали представления, критически оцениваемые в третьей главе диссертации (ориентация лицом на север и отождествление правой стороны с востоком), ссылаясь при этом на те же самые свидетельства Il. XII. 239– 240 и Plac. Philos. II, 10 (ср. выше, с. 15 и 17, пункты {a2}, {б1} и {б4}). Тогда обращенное вспять солнце у Акция и годичное движение солнца и планет в «Послезаконии» было бы направлено к ‘правой’ стороне, т. е. на восток (так Л. Таран, А. Бёк, Э. Де Плас, А. Тэйлор и др. для Epinom. 987b; Фр. Боте, А.С. Пиз, Г. Манувальд, А. Тралья и др. для «Брута»).

Между тем выбор северной ориентации (спорным свидетельством которой, как уже упоминалось, служит только Il. XII. 239–240) неестественен для наблюдения за движением планет и особенно за дневным движением солнца; называние же востока ‘правой’ частью мира не находит подверждений в языке. Параллельное место из компиляции Гигина (Astron. I, 5; IV, 8, 2) предполагает другое толкование:

правое и левое применяются здесь не к наблюдателю в северном полушарии, стоящему лицом на север, а к человеку, который смотрит на модель космоса со стороны (при этом северный полюс расположен сверху).

Передняя, видимая для наблюдателя часть армиллярной сферы или небесного глобуса, которые имеют северное полушарие сверху и вращаются по часовой стрелке, в таком случае движется справа налево. Эта пространственная модель и могла привести к возникновению астрономической конвенции, описывающей вращение звездного неба и суточное движение солнца как ‘справа налево’, а годичное перемещение солнца и планет в обратном направлении как ‘слева направо’.

Важную роль в дискуссии вокруг Tim. 36c и Epinom. 987b и ориентационной практики греков играет пассаж Plat. Leg. 760cd: начальники стражи должны в течение года переводить молодых смотрителей на соседние участки, что поясняется так:. (На следующий год перевод осуществляется в обратном направлении). Между тем это место напрасно увязывается с соответствующими астрономическими пассажами, поскольку тут говорится о движении на плоскости. По-видимому, здесь подразумевается позиция наблюдателя в центре круга и движение ‘вправо’ по часовой стрелке (Э. Бронлич, желая всюду трактовать как ‘против часовой стрелки’, предполагает обратное). Форма показывает, что отождествление правой стороны с востоком (и, соответственно, позиция наблюдателя лицом к северу) имеет здесь конвенциональный характер. Если бы общепринятая практика подразумевала ориентацию лицом на север, то слова были б излишни.

{6} Вращение веретена. Из комментариев Прокла к «Государству» Платона (X, 617с) можно заключить, что тот, кто держит веретено в правой руке, вращает его, а тот, кто в левой, —. Веретено вращают движением от себя, так что вращающий веретено правой рукой делает это в направлении часовой стрелки. Таким образом, в данном случае, в отличие от предыдущих, должно означать ‘по часовой стрелке’. Э. Бронлич, ссылаясь на другие примеры употребления ({2}, {3}), настаивает на том, что вращающий веретено правой рукой делал это против часовой стрелки. Между тем это противоречит очевидной практике, и другие ситуативные контексты, где означает ‘против часовой стрелки’, не дают оснований для такого предположения. Направление движения характеризуется с точки зрения человека, поворачивающего веретено правой рукой вправо от себя (похожим движением мы обычно включаем правой рукой газовую конфорку); в отличие от других ситуативных контекстов, здесь движение ‘вправо’ совпадает с ходом солнца и часовой стрелки.

{7} Поворот человека вокруг своей оси. Римский обычай поворачиваться вокруг своей оси при поклонении богам (Plaut. Curc. 70; Plut. Cam. 5, 9, cf. Plin. NH.

XXVIII, 25) также характеризуется термином ‘вправо’. Origo здесь естественным образом совпадает с самим молящимся, так что поворот ‘вправо’ (вокруг своей оси), как и в пункте {6}, направлен по часовой стрелке. При этом данный факт не может быть аргументом для аналогичного толкования термина в других ситуативных контекстах, например на пиру или при обходе алтаря.

§ 4. Итак, дифференцированный анализ употребления терминов правого и левого применительно к круговому движению в древнегреческом.языке показал, что, как и в новых языках, они не могут однозначно выразить абсолютные понятия ‘по часовой стрелке (по ходу солнца)’ и ‘против часовой стрелки (против солнца)’. При этом сохраняется относительная последовательность в пределах отдельных ситуативных контекстов. В большинстве случаев термином ‘вправо’ характеризуется движение против часовой стрелки, что является решительным аргументом против гипотезы о влиянии солнечного культа на соответствующие обряды и обычаи.

Предпочтительность правой стороны в этих случаях правильнее объяснять превосходством правой руки.

В то же время Э. Бронлич, справедливо заметив, что в большинстве контекстов выражает движение, направленное против часовой стрелки, стремилась распространить значение ‘против часовой стрелки’ на все случаи употребления, тем самым придавая заведомо относительному термину абсолютный характер. В двух ситуативных контекстах (вращение веретена и поворот вокруг своей оси), а также, возможно, в пассаже Leg. 760cd, где означает ‘по часовой стрелке’, такой подход приводит к ошибке.

Заключение В рамках диссертационного исследования автором были изучены такие проблемы интерпретации относительных пространственных и временных терминов в гомеровском эпосе, которые имеют большое значение для истории культуры и исторической антропологии. Затронутые в диссертации вопросы, относящиеся к разным областям знания, объединяет то обстоятельство, что их обсуждение напрямую связано с толкованием пространственных терминов в их референциальном значении.

Полезным инструментом работы с такого рода дейктической лексикой оказались категории когнитивной лингвистики. Анализ античных свидетельств, проведенный традиционными методами классической филологии с опорой на терминологический аппарат когнитивной лингвистики, позволил автору критически оценить ряд культурологических концепций.

Так, рассмотрение гипотезы об ориентации древних греков и ряда других народов «в прошлое» (они будто бы представляли будущее «у себя за спиной») приводит автора к выводу, что в ее основе лежит неверное понимание пространственной модели для семантического развития ‘задний’ > ‘будущий’. В основе этого семантического развития лежит идея движения событий в одном направлении, подразумевающая не относительную, а внутреннюю систему координат. Предпринятый здесь же анализ выражения «(смотреть) », история толкования которого сыграла важную роль в распространении представления об ориентации греков «лицом в прошлое», позволяет трактовать его не во временном, а в пространственном значении (‘быть осмотрительным’).

Изучение роли правого и левого в античных суевериях и запутанные свидетельства о практике птицегадания также напрямую связаны с проблемами двусмысленности дейктических терминов правого и левого. Разбор свидетельств о практике птицегадания позволяет критически оценить укоренившиеся в науке представления о северной ориентации птицегадателя у Гомера и об отождествлении правой стороны и востока на уровне языка.

Наконец, серьезные проблемы в плане референциального значения связаны с семантическим выражением движения по кругу в терминах правого и левого.

В XX в. утвердилось представление о влиянии солярного культа на античные обряды и обычаи, связанные с движением по кругу. Однако подробный разбор свидетельств в рамках отдельных ситуативных контекстов позволили иначе оценить роль солярного культа в повседневной жизни древних греков. Термином ‘влево’ ( ) в большинстве случаев описывалось движение по часовой стрелке (т.е. обратное ходу солнца), а термин ‘вправо’ ( ) чаще, хотя и не всегда, подразумевал движение против часовой стрелки и против хода солнца. Таким образом, предпочтительность движения ‘вправо’ в греческой традиции следует объяснять не аналогией с движением солнца, а преимуществом правой руки.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

Статьи, опубликованные в изданиях, рецензируемых ВАК:

1. Чихание Амура у Катулла (Cat. 45, 8–9; 17–18) // Hyperboreus. 2002. Vol. 8.

Fasc. 2. C. 294–301.

2. О направлении обхода алтаря в Древней Греции (к значению греч.

) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. 2007. Вып. 3. Ч. II.

С. 163–167.

3. О выражении временных отношений у Гомера: chthiza te kai proiza // Известия Российского государственного педагогического университета им.

А.И. Герцена: Аспирантские тетради. 2008. № 30 (67). С. 113–117.

Статьи в прочих изданиях:

4. О выражении у Гомера // Материалы XXXIII Международной филологической конференции. Вып. 4: Классическая филология. Методика преподавания древних языков. СПб, 2004. С. 14–16.

5. О движении солнца в терминах правого и левого (Cic. De div. I, 44–45) // Классическая филология: Материалы секции XXXVIII международной филологической конференции (16–20 марта 2009 г., Санкт-Петербург). СПб., 2009. С. 11–14.