На правах рукописи

Кузнецова Ольга Сергеевна

Французский персонализм в европейском

философском контексте XX века: основные дискуссии и влияния

Специальность - 09.00.03 – история философии

Автореферат

диссертации

на соискание ученой степени

кандидата философских наук

Москва 2009

Работа выполнена на кафедре истории философии факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов.

Научный руководитель:

кандидат философских наук, доцент М.Л.Хорьков

Официальные оппоненты:

доктор философских наук И.С. Вдовина кандидат философских наук, доцент Г.В. Хлебников

Ведущая организация:

Российский Государственный Гуманитарный Университет, кафедра современных проблем философии

Защита состоится «16» декабря 2009 г. в 13-00 часов на заседании диссертационного совета по философским наукам Д 212.203.02 в Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.

10 А, ауд. 415.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов.

Автореферат разослан «_» октября 2009 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат философских наук, доцент О.Н.Стрельник

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Актуальность проблемы личности в наше время связана с духовными поисками самоопределения человека в системе трансформирующихся ценностей современного общества. Слова Э. Мунье о том, что «мы потеряли ключи к нашему универсуму», сегодня более актуальны, чем когда-либо. Современное общество функционирует по принципу рационализации, а наука и технологии служат процветанию исключительно экономических и политических структур. В такой системе человек, сама личность превращаются в один из объектов этой гигантской «системы объектов». Противостоять такой ситуации сложно; человек чувствует себя обезличенным, полностью лишенным духовных средств и свободы для самореализации.

Сегодня становится очевидным, что мы переживаем кризис, в котором личность не находит своего места и призвания. И именно в этот момент следует задать главный вопрос: что осталось от человеческой личности в такой «гигантской машине объектов», как глобализация? Каким образом и какими средствами личность может противостоять всепроникающему процессу потребления?

Современное общество нуждается в переоценке ценностей и новом понимании назначения человека, поиска места личности и ее роли в изменяющемся мире, поскольку именно сегодня происходит радикальная переоценка системы ценностей, перелом в понимании внутреннего содержания личностного бытия.

В связи этим, как нам кажется, одну из важных ролей в решении этих вопросов могут сыграть идеи французского персонализма и его институционального органа – журнала «Эспри».

Необходимость сегодняшнего возрождения идей персонализма его сторонники объясняют следующим образом. По словам Этьена Борна, «все серьезные проблемы современности обретают свое значение только в том случае, если они трактуются с позиции философии личности». Ему вторит Жан Летавель: «Сегодня необходимо переосмыслить человека с точки зрения тех требований, которые еще в 40-е годы выдвинул Э. Мунье». Как бы резюмируя общую позицию, Жерар Люроль формулирует следующий тезис: «Приоритет личности сегодня велик как никогда»1.

Степень научной разработанности проблемы. Основой для разработки темы исследования явились сочинения философов-персоналистов, архивные материалы, хранящиеся в библиотеке ИМЕК, а также современные труды зарубежных и отечественных историков философии.

Как особая философская позиция, своего рода мыслительная установка, персонализм берет свое начало в работах стоиков, св. Августина и св. Бернарда Клервоского. В историко-философском плане в современной зарубежной философии проблемы личности ставились в трудах М. Шелера, Ф.С. Шиллера, Ш.

Ренувье, Л.-В. Бека, Дж. Меца, В. Штерна.

Отечественные исследования по проблеме личности носят обширный и неоднородный характер. Проблема познания личности и ее творческого начала как чего-то надприродного в человеке ставилась в произведениях С. Булгакова, Н. Бердяева, Л. Шестова. Теория построения иерархизированного мира, состоящего из упорядоченного множества замкнутых субстанций (личностей), разрабатывалась в отечественной научной мысли такими философами, как Н.

Лосский, С. Аскольдов, А. Козлов.

Во Франции движению персонализма посвящено много работ. Среди авторов, писавших о персонализме, были как сами персоналисты, ставившие цели апологетики и саморефлексии, так и исследователи, если так можно сказать, со стороны, которые, особенно в последние годы, при всей своей симпатии к персонализму уже относятся к нему преимущественно как к феномену историческому, хотя и не исчерпавшему своей актуальности. К первой группе можно, прежде всего, отнести исследования Ж. Лякруа, автора книги «Персонализм как антиидеология»2, предложившего взгляд на персонализм как на философскую модель, альтернативную в XX в. всем остальным как по форме, так и по содержанию. Среди основных работ философски или хронологически «внешСм. вступительную статью Вдовиной И.С. в кн.: Мунье Э. Манифест персонализма / перевод Вдовина И.С. М.: Республика, 1999. С. 12.

Lacroix J. Personnalisme comme anti- idologie. P.: Presses Universitaires de France, 1972.

них» исследователей, внесших существенный вклад в понимание персонализма как историко-философского феномена, следует выделить труды Ж. Люроля, опубликовавшего диссертацию о генезисе личности основателя персонализма и директора журнала «Эспри» Э. Мунье и влиянии современников на его теорию личности3, Ж.-Ф. Пети, исследовавшего христианские положения персонализма4, Г. Бартоли5, проанализировавшего излагаемые на страницах «Эспри» теории в их связи с экономической и политической системами общества, М. Винока6, рассмотревшего влияние «Эспри», наряду с другими журналами этого периода, на интеллектуальный климат европейского общества.

Среди современных отечественных историков французского персонализма следует назвать И.С. Вдовину, переводы и исследования которой внесли выдающийся вклад в изучение этого философского течения в России7. Методологически и концептуально важным в ее трудах представляется взгляд на персонализм не как на обособившееся философское явление, замкнутую школу, но как на круг мыслителей, идейное значение которых можно понять только принимая во внимание ситуацию их постоянного тесного диалога с другими течениями во французской и европейской философии первой половины XX в., прежде всего, философией А. Бергсона, феноменологией и экзистенциализмом.

Вместе с тем, несмотря на относительное разнообразие отечественной и зарубежной литературы, посвященной истории французского персонализма и журнала «Эспри», существует заметный дефицит, особенно в отечественной научной литературе, в сфере исследования данной проблематики. Несмотря на публикации И.С. Вдовиной, история и идеи французского персонализма, влияние «Эспри» как институционального органа персоналистического движения на европейское общество остаются фактически не исследованными в отечестLurol G. Mounier, I, II. P.: Harmattan, 2000.

Petit J. Philosophie et thologie dans la formation du personnalisme d’Emmanuel Mounier. P.: Cerf, 2006.

Bartoli H. L’conomie dans la revue Esprit. De la rvolution personnaliste un rformisme dans le fil de l’histoire (1932-2007), Renne: Presses Universitaires de Renne, 2007.

Winock M. Esprit. «Esprit». Des intellectuels dans la cit (1932-1950). P.: Seuil, 1975.

См. подробнее: Вдовина И.С.. Персонализм // Новая Философская Энциклопедия. М., 2001.

Том 3. С. 222-224.; Э. Мунье. Что такое персонализм? / перевод Вдовиной И.С. М., 1994; Э.

Мунье. Персонализм / перевод Вдовиной И.С. М., 1992; Вдовина И.С.. Французский персонализм. М., 1992; Вдовина И.С.. Эстетика французского персонализма. М., 1993.

венной литературе. Представленные лакуны позволяют сформулировать цель и задачи данной диссертационной работы.

Цель и задачи. Целью предпринимаемого диссертационного исследования является всестороннее рассмотрение феномена персонализма как общеевропейского философского явления, получившего свое институциональное оформление во Франции 1930-х гг. вокруг основанного Э. Мунье журнала «Эспри», ставшего центром специфической философской коммуникации, основанной на общеевропейском взаимообмене персоналистическими философскими идеями и концепциями.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:

исследовать персонализм как историко-философское явление, т.е.

как связанный с определенной исторической ситуацией философский феномен;

проанализировать феномен персонализма с институциональной точки зрения, иначе говоря, как общеевропейскую сеть философской коммуникации, сконцентрированную вокруг журнала «Эспри»;

3) провести теоретико-методологический анализ основных концепций личностного существования, предложенных авторами «Эспри», и связанных с ними ключевых понятий, характеризующих философию персонализма;

4) продемонстрировать пластичность основных понятий и идей персоналистов, развивающихся во взаимном диалоге друг с другом и не носящих статичного характера.

Объект и предмет исследования. Объектом настоящего диссертационного исследования явился анализ взаимовлияния различных философских концепций и понятий внутри круга «Эспри» в контексте дискуссий о духовных основах личностного существования. Предмет исследования: 1) институциональные аспекты феномена «французского персонализма», прежде всего, журнал «Эспри» как центральный орган и форма организации персоналистического движения; 2) идеи и понятия, освещенные на страницах журнала «Эспри», отражающие актуальные социально-политические проблемы и интеллектуальные споры своего времени.

Ввиду сложности и многоаспектности исследуемой проблемы весь комплекс поставленных задач требует привлечения значительного методологического и теоретического материала.

Методологической основой данного диссертационного исследования выступают труды французских, русских и немецких философов XX века. Главной спецификой исследуемого в диссертации историко-философского материала является то, что основные произведения философов-персоналистов представлены не в виде трактатов, диссертаций, лекций или монографий, т.е. они не представляют собой академические, университетские жанры. Теории и идеи персоналистов изложены преимущественно в журнальных статьях, эссе и манифестах. Эти жанры отличает политическая и полемическая заостренность, злободневность, а также личная, социальная и политическая ангажированность.

Это налагает известные трудности на историко-философский анализ этих текстов и требует учета социально-исторического контекста их создания. Поэтому в данном диссертационном исследовании анализируются не просто отдельные теории и тексты, но они рассматриваются в тесной привязке к социальноисторическим и политическим процессам во Франции и Европе в целом в 1920х годах и к институциям, прежде всего, журналу «Эспри» как центральному органу движения персоналистов.

Научная новизна исследования. К важнейшим элементам содержания диссертации, определяющим ее новизну и значимость, относятся следующие ее положения:

В диссертации французский персонализм рассматривается не как «закрытая» философская система, национальная или академическая «школа», а как широкий общеевропейский философский феномен, функционирующий по принципу солидаризованных коммуникативных связей;

Выявляется, что «Эспри» необходимо рассматривать не просто как печатный орган персоналистического движения, а прежде всего как политически и религиозно независимую организацию.

Дается всесторонний контекстуальный анализ понятия «вовлечения» как одного из ключевых понятий философии персонализма.

Подробно анализируются работы немецкого философа П.-Л. Ландсберга, входившего в круг «Эспри», творчество которого пока недостаточно исследовано как в отечественной, так и в мировой историко-философской литературе; показывается его ключевая роль в развитии основных концепций, характеризующих философию персонализма в целом;

Помимо опубликованных текстов также привлекаются архивные материалы библиотеки ИМЕК, в которой хранится личная переписка основателя французского персонализма Э. Мунье.

Теоретическая и практическая значимость работы. Полученные в результате исследования теоретические выводы могут быть использованы в дальнейшей разработке теоретической проблемы личностного существования в современном обществе, а также при разработке программ эмпирических исследований по названной проблематике. В учебном процессе при разработке и чтении курсов по истории философии XX века, социологии, культурологии.

Кроме того, материалы диссертации могут служить методологической основой при анализе социально-психологических проблем современного общества.

Апробация исследования. Некоторые из основных положений данного диссертационного исследования получили освещение в научных статьях автора. Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории философии факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов (3 июля 2009 г.) и рекомендована к защите.

Структура диссертационной работы обусловлена логикой постановки и решения основных исследовательских задач. Она состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, показана степень разработанности проблемы, сформулированы цели и задачи, которые ставит перед собой автор, определены объект и предмет исследования, раскрыта его методологическая база, а также показаны научная новизна и практическая значимость работы.

Первая глава диссертационной работы «“Смерть” буржуазного общества. Основные предпосылки возникновения персонализма» состоит из двух параграфов и содержит обобщение и анализ причин и последствий всеобщего кризиса, затронувшего европейскую цивилизацию в начале XX века.

Первый параграф «Интеллектуальный климат европейского общества 1920-30-х годов» посвящен анализу принципиально важной для данного исследования политической, религиозной и интеллектуальной среды европейского общества первой трети XX века.

В этот период мир переживал трагедию, которой человечество еще не знало: две мировые войны привели к гибели десятков миллионов человек и полному пересмотру духовных ценностей.

Несмотря на подписание договора в Локарно, упрочившего позиции Версальского договора, вступление Германии в Лигу Наций, принятие плана Янга, а также приведение в действие пакта Бриана – Келлога, это была эпоха «иллюзорного мира», внутри которого уже начинали проявляться первые признаки наступающего кризиса.

Экономический кризис 1929 года, от которого сначала задыхалась Америка, затронул Европу только в 1931 году. Результаты этого финансового кризиса сказались и на международных отношениях: нарушается былое политическое равновесие в Европе.

В свою очередь Франция не только теряет свое влияние на международной арене, но и начинает ощущать политическую изоляцию, оказавшись беззащитной перед угрозой, исходящей со стороны Германии.

Кризис политических и экономических институтов затронул и духовную основу французского общества – католицизм. Запрет журнала «Французское действие» привел к разделению католиков и монархистов, закрепив за каждым из них свои политические позиции. Политическая и социальная ангажированность католических институтов этого периода была вызвана осознанием роли христианских масс в поиске выхода европейской цивилизации из всеобщего кризиса.

Создание доминиканцами в 1928 году журнала «Интеллектуальная жизнь», публикация иезуитами «Тетрадей религиозного и социального действия», появление журнала «Настоящее время», – вся эта деятельность свидетельствует не только об эволюции католических институтов, но и об изменении духовных основ буржуазного конформизма.

Страх перед экономической и политической нестабильностью, ослабление влияния католической церкви отразился и на интеллектуальной атмосфере европейского общества.

Одной из первых реакций на этот кризис явилось развитие скептицизма и сюрреализма. В литературе мы наблюдаем закат эпохи диллетантизма, распространенного в послевоенную эпоху. Волнение и лихорадка 1930-х годов провоцируют поворот духа к истории, рефлексия направлена на конкретное и социальное, а мысль становится более объективной по своему содержанию. Отныне в задачу интеллектуалов, поэтов и всей творческой элиты входит описание и отражение социальных проблем. Такие имена как Бернанос (Bernanos), Селин (Cline), Мальро (Malraux), Сент-Экзюпери (Saint-Exupry), которые громко зазвучали в 30- х годах XX века, свидельствовали о появлении серьезного размышляющего поколения, представляющего собой контраст блестящей непринужденности предыдущего десятилетия. Их творчество было проникнуто осознанием краха иллюзий и страхом перед будущим цивилизации. Литература этого периода отражает трагическое видение человека и все больше говорит о необходимости изменения условий его существования. В философии можно было наблюдать закат эпохи рационализма и развитие экзистенциальной философии.

В это время впервые переводятся на французский язык большинство работ Ф. Ницше и С. Кьеркегора. Работы М. Шелера в полном объеме пока еще не переведены, однако Э. Мунье и сотрудники «Эспри» знакомятся с ними или в оригинале, или через ученика М. Шелера П.-Л. Ландсберга. И тот и другой оказали значительное влияние на французский персонализм и позволили ему расширить границы и выйти за пределы французского общества.

Такой вкратце представляется панорама европейского общества 1930- х годов, в котором остро была поставлена проблема личности.

Во втором параграфе «Персонализм как общеевропейское философское явление» формулируется и доказывается тезис о том, что персонализм XX века не представлял собой феномен исключительно французского общества, а скорее являлся открытым философским сообществом, привлекающим представителей разных культуры и вероисповеданий.

Персонализм как философское направление появился в центре трех более или менее одновременно возникших кризисов: кризиса общества, потрясенного войной и великой депрессией, кризиса рабочего движения, разорванного большевистской революцией, и кризиса католицизма.

Основная задача персонализма заключалась в том, чтобы представить такую концепцию цивилизации, которая была бы способна дать ответ и на кризис политических структур, и на кризис самого человека. Инструментом и символом такой цивилизации станет вовлеченная и ответственная Личность, понимаемая как единственный неупорядоченный универсум.

Каковы были источники персонализма? Многие ищут их в христианстве.

Этого не отрицали и сами персоналисты. Однако анализ понятий этого философского течения показывает, что помимо христианских положений оно содержит в себе и не традиционно христианские формы мысли.

Персонализм также пытались свести к одному из видов экзистенциальной философии. Но между этими двумя философскими течениями, завоевавшими дух французского общества первой половины XX века, имеются существенные различия.

Для экзистенциализма основная проблема заключалась в поиске ответа на вопрос, что значит существовать для меня, существовать для другого и для этого мира в целом? То есть, в исследовании того, что представляет собой бытие существующего, бытие в целом с онтологической точки зрения. Для персонализма же основной вопрос заключался в следующем: что есть цивилизация, ее кризис и роль личности в ней? Тем не менее, несмотря на существенное различие в содержании обозначенных проблем, можно сказать, что персоналисты и экзистенциалисты имеют в целом общие истоки, восходящие к Сократу, стоикам, св. Августину и св. Бернарду Клервоскому.

В данной главе мы показали то, что французский персонализм если и не поставил абсолютно новых проблем экзистенциальной философии, то он увидел перспективы их решения в новой плоскости, используя принцип многоконфессиональности и межкультурный диалог.

Ярким примером международнго сотрудничества является привлечение в «Эспри» русского философа Н.А. Бердяева и немецкого философа П.-Л. Ландсберга. Эти две яркие личности оказали неоценимое влияние на развитие философии персонализма и журнала «Эспри».

Что нового привнес Н.А. Бердяев? Во-первых, эсхатологический смысл истории, которого не хватало западным мыслителям. Во-вторых, осознание кризиса исторического христианства. В-третьих, осознание конфликта личности и универсальной гармонии. В-четвертых, русскую философскую критику коммунизма.

Сотрудничество П.-Л. Ландсберга в журнале с 1934 года принесло персонализму понимание природы понятия «вовлечения». Благодаря этой концепции «вовлечения» будут приняты теоретические основы философского проекта персонализма. Сам основатель и главный редактор журнала «Эспри» Э. Мунье признается в том, что теория «вовлечения» П.-Л. Ландсберга сыграла важную роль, так как именно благодаря ей «персонализм вышел из своего доктринального периода»8.

Еще один из вышеотмеченных принципов, лежащий в основании движения персонализма и журнала «Эспри» – его многоконфессиональность. Персонализм привлекал в свои ряды верующих и атеистов, католиков и православных, иудеев и протестантов. Следование этому принципу позволило «Эспри»

не только выйти за пределы «католического гетто», но и достаточно смело критиковать действия или, скорее, очевидную пассивность Римско-католической церкви перед нарастающим влиянием тоталитарных режимов.

К деятельности журнала, помимо философов, также привлекались писатели, артисты и деятели культуры, такие как Галей, Ульман, Вокс, Курион, Северини.

В связи с этим в рамках журнала следовали двум принципам: 1. отсутствие католической этики журнала, 2. независимость по отношению к власти, религиозной или политической. Подобный выбор был, в некотором роде, стратегическим: современное состояние мира требовало всеобщего объединения, осуществляемого за пределами религиозных и политических конфессий.

Всех этих людей, столь разных на первый взгляд, объединяла одна проблема: кризис буржуазной цивилизации, порожденной эпохами Ренессанса и Нового времени, и кризис человека. Выход из этого кризиса они видели в построении Нового Ренессанса, в котором абсолютным требованием будет выступать Личность.

Во второй главе «“Революция духа” и “нонконформисты” 1930-х годов»

«Эспри» представлен как институциональный орган персоналистического движения, а также проведен историко-методологический анализ первых философских влияний на персонализм в лице А. Бергсона и Ш. Пеги.

Первый параграф данной главы – «“Эспри” как центральный печатный орган персоналистского движения». Появление «Эспри» обязано тем изменеLes cinq tapes d’Esprit // Bulletin des amis d’Emmanuel Mounier, n° 29, avril 1967. Р. 23.

ниям, которые потрясали католический мир начиная со второй половины 20-х годов XX века, иначе говоря, когда Ватикан официально запретил «Французское действие» (1926). Принятие подобного решения католической церковью в некоторой степени нарушало равновесие между теми, кто протестовал против модернизма в католицизме, и теми движениями, которые обвиняли его в сотрудничестве с республиканцами. В более широком смысле, создание «Эспри»

вписывалось в контекст идей возрождения христианской цивилизации, элементы которых мы находим как в политике Ватикана, так и в философской мысли довоенного периода (неотомизм Ж. Маритена).

В данной главе мы стремились доказать, что изначально «Эспри» представлял собой не просто журнал, печатный орган персонализма, но прежде всего являлся его институциональным органом, имевшим свой собственный проект и обладавшим относительной автономией по отношению к политическим партиям.

При анализе первых номеров журнала мы отмечаем, что деятельность в «Эспри» имела многонаправленный характер. «Эспри» представлял собой место встреч различных политических и культурных традиций, порой совсем противоположных. Но несмотря на эту противоположность философыперсоналисты смогли выработать общие направления философского дискурса.

Мы показали, что «Эспри» также является движением, которое стремилось реализовать на практике эту многонаправленность позиций.

«Эспри» постоянно находился между двумя реальностями: с одной стороны, это интеллектуалы, представляющие различные философские традиции, которые несмотря ни на что все-таки смогли найти общие направления дискурса и разделить общие ценности; с другой стороны, речь идет о необходимости реализации этих идей на практике. Таким образом, становится очевидным, что «Эспри» представлял собой своего рода «перекресток», где встречались христианская культура, традиции рабочего движения и республиканские позиции.

Из всех журналов, появившихся в этот период, именно этим и отличался «Эспри».

Журнал «Эспри» нельзя рассматривать просто как совокупность опубликованных текстов. Это была своего рода попытка создать новую духовность, найти новые основы ее поиска. Персоналисты стремились создать не просто журнал, а движение, внутри которого журнал будет обладать ценностью инноваций и предложений. И именно журнал станет опорой коллективного дискурса о мире и цивилизации. Диалог между читателями и сотрудниками, дискуссии внутри журнала, языковая практика – вот те принципы, на которых было основано существование и деятельность «Эспри».

Второй параграф «Влияние философии А. Бергсона на персонализм» посвящен раскрытию влияния на персонализм идей А. Бергсона. В этом параграфе устанавливается, что оно происходило не столько непосредственно, сколько – особенно в случае Э. Мунье – через философию Ш. Пеги.

Бергсоновское понимание интуиции и интеллекта, а также его учение об интимных отношениях Бытия и Духа, так же как и концепция Ш. Пеги о деградации мистики в политику – все эти положения найдут живой отклик в философии персонализма, только получат уже другой резонанс.

Одна из первых работ Э. Мунье «Мысль Шарля Пеги», помогает нам лучше проследить влияние, которое А. Бергсон оказал на Ш. Пеги, а через него и на Э. Мунье. Для Ш.Пеги бергсонизм никогда не представлял собой ни иррационализм, ни антирационализм. Это был новый, более требовательный рационализм, бросивший вызов грубым мистикам (материалистической, социальной и т.д.), «размягчающим разум»9.

В связи с этим в философии А. Бергсона Э. Мунье интересует методологическая требовательность, предполагающая три уровня. Первый уровень, отказ от одностороннего антиинтеллектуализма, ищет возможность превзойти концептуальный разум посредством познания и исследования реального. Из этого принципа Э. Мунье сделает вывод относительно ценности философских заключений: общие и абстрактные тезисы всегда связаны с борьбой между философскими школами и системами; их ценность релятивна, как только они стремятся описать личностное существование. Второй уровень – поиск реальMounier E. La pense de CH. Pguy // uvre, I. P.: Seuil, 1969. Р. 34.

ного. Э. Мунье показывает, что в философии А. Бергсона Ш. Пеги стремится найти реальное по ту сторону бытия. Подобная интерпретация сыграла важную роль в формировании персонализма. Впоследствии Э. Мунье всегда будет говорить о первичности реальности перед уже готовыми идеями, он всегда будет исследовать реальный мир, исходя из человеческих стремлений, а не наоборот, а в своих умозаключениях идти от интуиции к анализу. Сделав акцент именно на этом требовании, Э. Мунье стремится увидеть за способностью «постигать»

способность «замечать». И третий уровень – мистицизм. Новое понимание мистики играет ведущую роль не только в философии Ш. Пеги, но и у А. Бергсона и Э. Мунье. Мистическую ориентацию в философской мысли А. Бергсона Э. Мунье обнаруживает еще до публикации «Двух источников морали и религии». При этом возникает впечатление, что интерпретация философской эволюции А. Бергсона служит самому Э. Мунье своего рода оправданием мистического основания в философии персонализма. Согласно Э. Мунье, персонализм призывает вырваться из рамок вовлеченного в материю духа и в этом рывке целиком и полностью положиться на Бога. Подобный метод сближения с реальностью не только экзистенциально важен, но также и необходим, как считает Э.Мунье.

Подводя итог анализу влияния А. Бергсона на персонализм в целом и на Э. Мунье в частности, можно сказать, что оно было достаточно значительным в двух вопросах: в персоналистической концепции длительности и в концепции свободы. Понятие длительности у А. Бергсона как чего-то одновременно рационального и иррационального, мобильного и стабильного лежит в основании идеи развития личности в философии персонализма, а бергсоновское определение длительности как порыва, искрения, становления служит для описания направлений развития личности. А оппозиция А. Бергсона «закрытое-открытое общество» включена у Э. Мунье в описание процессов персонализации.

В третьей главе «“Возродить Возрождение” и критика “установившегося беспорядка”. Довоенный период в развитии “Эспри” (1932-1939 гг.)». Именно в этот период возникает необходимость принятия решений по поводу политического вовлечения журнала «Эспри». Это было вызвано, прежде всего, давлением и угрозой гитлеровского империализма, возрастающим влиянием коммунистической партии и разложением основ католицизма.

Первый параграф «Политическая позиция журнала. Критика фашизма, коммунизма и марксизма как псевдоидеологий» посвящен анализу политического вовлечения «Эспри». В условиях всеобщего кризиса журнал был вынужден расширить границы своего «революционного проекта» далеко за пределы исключительно духовной проблематики личности.

Наряду с журналом «Эспри» создается политический орган персоналистического движения – «Третья Сила». Задачей журнала было освещать время от времени деятельность движения. В свою очередь, «Третья Сила» представляло собой движение, целью которого было осуществление основных принципов «Эспри» на практике. Однако, с самого начала «Третья Сила» была источником разногласий. Там, где Э. Мунье и авторы «Эспри» призывают к внутренней революции, их коллеги из «Третьей Силы» говорят о необходимости создания институционального политического органа. Опасаясь, что политическое движение «Третьей Силы» поглотит журнал (прежде всего, уничтожит его духовную направленность), Э. Мунье принимает решение о разрыве с этим политическим движением.

Резюмируя в нескольких словах причины несогласия с «Третьей Силой», можно сказать словами Э. Мунье: «Вся ее деятельность крутится вокруг успеха, наше же творчество есть свидетельство»10.

Отношение к фашизму, его неприятие и критика на страницах журнала как «псевдоидеологии» была одной из причин разногласий между «Эспри» и «Третьей Силой». Если «Третья Сила» стремилась избежать резкой критики фашизма и искала союза с левым крылом в правительстве, то «Эспри», начиная с первых номеров, беспощадно критикует и осуждает не только фашизм, но и политику, проводимую европейскими государствами.

В декабре 1933 года в специальной выпуске журнала Э. Мунье выступил с разоблачением «псевдодуховных ценностей фашизма». В эту эпоху фашизм, Ibidem. P.126.

распространившийся в Италии и уверенно набиравшись силу в Германии, уже находил сторонников и во французском обществе. Необходимо сказать, что фашизм во Франции скорее рассматривали как одну из немногих идеологий, способных противостоять социализму и совершить «истинную революцию», а не как одну из новых типов тоталитарных политических систем. Однако, персоналисты рассматривают фашизм, скорее, как «защитную реакцию», которая отказывается от либерализма в пользу государственного капитализма, не пересмотрев при этом самих основ капитализма: первичность выгоды и денег, а также поддержание мощи экономической олигархии, которая будет способна внедрить партию рабочего движения под диктатурой авторитарной власти, т.е.

в более широком смысле, фашизм есть тоталитаризм.

На языке персонализма это означает следующее: фашизм не стремится сформировать истинное сообщество свободных и ответственных личностей.

Как раз наоборот, он культивирует сообщество конформизма и подерживает его порядок с помощью террора. Все личностные воли сосредоточены в мистической личности руководителя. Каждый человек отказывается от своего человеческого достоинства, от всякой инициативы и от всяких проявлений свободной воли.

Помимо фашизма одним из главный объектов критики для персонализма в этот период становится марксизм. Марксизм представлял собой больше, чем просто метод. Он также как и персонализм стремился дать всеобщее объяснение человека. Именно поэтому критика марксизма была достаточно деликатной со стороны «Эспри», поскольку полное его отрицание, как, например, это имело место с фашизмом, было просто невозможно.

Марксизм и фашизм стремились к созданию коллективности, безличное мира «on», в котором личность будет раздавлена, теряя сознание своей собственной ответственности и утопая в конформизме. Фашизм, как впрочем и марксизм, отрицают духовное начало, рассматривая его исключительно как идеалистическое бегство от реальности.

Персонализм направляет свои усилия на построение общества свободных и способных взять на себя ответственность личностей. Если для «псевдоидеологий» только массы могут участвовать в истории, то персонализм больше говорит о личностном вовлечении в развитие исторических процессов.

Подводя итог критике этих псевдоидеологий со стороны персонализма и «Эспри» можно сказать следующее.

Одна из главных ошибок фашизма, по мнению персоналистов, состояла в смешении таких понятий, как рационализм и интеллектуализм, в доведении до крайней точки изначально благих целей, которые привели к покровительству интеллекта и свободы духа в политическом действии.

Критикуя фашизм и коммунизм как системы, приводящие к созданию безличностной массы индивидов, в которой личность раздавлена, а «оптимизм коллективного человека будет главенствовать над радикальным пессимизмом отдельной личности»11, персонализм предлагает построение сообщества свободных и ответственных личностей. Персоналисты убеждены в том, что даже в таком обществе будет всегда существовать антагонизм между личностями и обществом, и никакая политическая система не может этого избежать. Как пишет сам Э. Мунье, «конфликт есть жизнь»12. Спустя несколько десятилетий Я.

Паточка напишет: «Всякое свободное отношение есть, в силу необходимости, конфликт, а свободная жизнь есть борьба»13.

Персоналисты и журнал «Эспри» предлагают построение нового политического режима, основанного на политической истине и истине в политике.

Сама эта истина будет являться продуктом демократического общества, вовлечённого в постоянную работу над самим собой или, как скажет П. Рикёр, «конфликтный и одновременно фрагментарный характер политической мысли способен раздражать волю догматических умов»14.

Второй параграф «Христианство сильных» посвящен критике современного разлагающегося христианства и положению самого христианина в обществе со стороны персонализма и «Эспри».

Ibidem. P. 495.

Mounier E. Anarchie et personnalisme // uvre, I. P. : Seuil, 1969. P. 302.

Patocka J. Papiers phnomnologiques. Ed. : Jrme Million, 1995. P. 86.

Ricur P. Langage politique et rhtorique, Lecture I. P. : Seuil, 1991. P. 169.

В кризисную эпоху первой половины XX в. католицизм, согласно персонализму, оказался неспособным предложить пути выхода, увеличивая разрыв непонимания между обществом и Римско-католической церковью. В свою очередь, христианин, испытывая постоянное напряжение между безудержной радостью, данной благодаря обещанию о бессмертии, и трагедией земного существования, острее ощущает трагичность своего бытия.

Вся критика авторов «Эспри» направлена на пассивное присутствие христианина в современном мире, а также социальную и политическую невовлеченность католических властей. Создается впечатление, что современный христианин убегает от реальности, прикрываясь религиозными догматами. Именно поэтому нам предоставляется важным диалог Э. Мунье и Ф. Ницше в работе французского философа «Христианское противостояние».

Основной вопрос, на который пытается ответить в своей критике философ-персоналист, заключается в том, действительно ли современное христианство лишило человека мужества? Действительно ли оно стало моралью рабов, о которой говорил Ф. Ницше? И неужели верно, «что христианство докатилось до того, что годится лишь освещать тихим светом стареющие цивилизации и уходящие жизни, став ядом для молодых мускулов, врагом мужества, силы и природной одаренности?», неужели современные христиане – это всего лишь «маленькие людишки», «зачахнувший род»? Такие острые вопросы задает Ф.

Спустя почти пятьдесят лет ему вторит христианин Э. Мунье: «Неужели, эти полусогнутые существа, которые продвигаются в жизни по краешку, потупив взоры, эти нелепые души, эти оценщики добродетелей, жертвы семейных очагов, благочистивые трусы, эти пастозно-бледные герои, эти пленительнорозовые младенцы, эти тусклые девственницы, эти сосуды скуки, мешки силлогизмов, эти тени теней – неужели это и есть авангард Даниила, сражающегося со Зверем?»15 Именно эти «бедные, бледные и раздавленные кротостью»

христиане вызывают неприязнь Э. Мунье к набожной сентиментальности современного христианства. Истинный христианин должен участвовать в истоМунье Э. Христианское противостояние. СПб., 2002. С. 7.

рии, не идя на компромиссы. В этом заключается его долг перед Церковью, и только такое вовлечение позволит ему жить истинно христианской жизнью.

Поэтому Э. Мунье просит современное христианство создавать человека, более инкарнированого в евангельское послание.

В заключении необходимо сказать, что согласно персоналистам не только христианин находится в опасности, но и сама Церковь начинает ощущать свою слабость. Главная проблема заключается не в том, что Церковь уже более не способна управлять обществом, а в непонимании, возникающим между этим самым обществом и религиозной властью. Единственный выход для христианина заключается в действии. Для Э. Мунье и «Эспри» ответ на этот призыв сводится к проблеме вовлечения. Вовлечение действенно для всех, и в первую очередь для христиан. Этому требованию внешнего действия отвечает необходимость постоянной внутренней работы. Можно сказать, что у Э. Мунье христианское и временное вовлечение совместно служат истории, без разрыва между этими двумя полюсами. Проблема вовлечения будет представлять собой одну из центральных проблем военного периода «Эспри».

Четвертая глава представляет «Эспри» в самый сложный период его истории; она носит название «“Движение будет нашим внутренним учителем”.

Военный период в развитии “Эспри” (1939-1945 гг.)». Два параграфа, раскрывающие основные проблемы смерти и вовлечения, свидетельствуют о влиянии немецкого философа П.-Л. Ландсберга на «Эспри» и философию персонализма в целом.

Первый параграф «Проблема активного вовлечения». Понятие «вовлечение» является одним из ключевых понятий философии персонализма. Это понятие было привнесено в «Эспри» немецким философом, другом и учеником М. Шелера П.-Л. Ландсбергом. Одна из его работ «Размышления о личностном вовлечении» полностью посвящена этой проблеме.

Почему существует необходимость вовлечения? Ответ П.-Л. Ландсберга радикален: вовлечение реализует человеческую историчность. Вовлекаться – значит конкретно осознавать свою ответственность за формирование будущего человечества. Необходимо сказать, что тема вовлечения у П.-Л. Ландсберга является своего рода введением в его философию личности. Такая постановка вопроса позволяет связать между собой два типа рассуждения: о поиске истинной жизни и о нашем отношении ко времени.

Вовлечение – это не отречение от свободы, не повиновение или самоотречение. Оно является осуществлением самой свободы. Свобода же не является состоянием. Она всегда проявлятся в акте. В этом смысле свобода является реализацией личностной жизни. Именно поэтому она не имеет ничего общего с произволом: свобода ориентирована на конечность, она следует направлениям индивидуального пути, отмеченного принятием решений.

Особое внимание П.-Л. Ландсберг уделяет вопросу о соотношении познания и вовлечения. Не исключает ли в данном случае первое второе? Не ведет ли вовлечение к добровольному ослеплению? Для ответа на эти вопросы П.-Л.

Ландсберг занимает позицию критики чистого интеллектуализма.

Большая заслуга П.-Л. Ландсберга состоит еще и в его концепции политического вовлечения. Оригинальная аргументация этой теории представлена в его тексте «Введение в критику мифа». Здесь философ говорит об «освобождающей деструкции» мифицированного мира, которая является «первичным условием любого вовлечения». Возникновение мифической темы акцентирует размышления о массовой манипуляции, которая существует наряду с критикой пропаганды.

Сформулированную П.-Л. Ландсбергом в таком виде проблему политического вовлечения не оставляет без внимания Э. Мунье. Личность, считает французский философ, связана с политикой, но эта связь не так однозначна, как кажется на первый взгляд. Э. Мунье убежден, что историческое движение существует только для личности и личностного общества. Для каждого сознания существует историческая драма, и каждый ищет из нее выхода. Именно П.Л. Ландсберг помог Э. Мунье увидеть, что политическая судьба каждого индивида неизбежна, и что она является самим условием нашего выбора и вовлечения.

Влияние немецкого философа позволило Э. Мунье представить личность как бытие, способное дать ответ. Личность обнаруживает саму себя в своих вовлечениях. Она есть акт, либо ее просто не существует. Иначе говоря, вовлечение является единственным сущностным требованием жизни личности, и именно поэтому в философии персонализма это понятие играет ключевую роль.

Второй параграф «Опыт смерти». Основные проблемы, на которые П.-Л.

Ландсберг ищет ответы в своем эссе «Опыт смерти»: «Что означает смерть для человека?» и «Существует ли специфический опыт смерти, в котором сама смерть будет принадлежать человеку в полноте его личностного существования?»

Вступая в дискуссию с М. Шелером, П.-Л. Ландсберг не признает смерть как биологический процесс старения, у него проблема смерти носит диалектический характер. Она есть отсутствующее присутствие. Сознание смерти неразрывно связано с человеческой индивидуализацией, с формированием частных индивидуальностей, с творчеством личности.

Признав то, что опыт смерти связан, в некоторой степени, с индивидуальностью человека, П.-Л. Ландсберг углубляет это понимание, рассматривая опыт смерти другого, ближнего. Следуя П.-Л. Ландсбергу, если во время нашего бытия смерть была представлена как присутствующее отсутсвие, то после нашей биологической смерти она становится отсутствующим присутствием.

Помимо феноменологического анализа опыта смерти П.-Л. Ландсберг стремится показать онтологическое основание личности через диалектический процесс. В опыте смерти ближнего присутствует, согласно П.-Л. Ландсбергу, чувство трагической неверности со стороны умирающего, также как существует опыт смерти в горечи по неверности.

Это заключение дает П.-Л. Ландсбергу основание рассмотреть онтологические основания акта смерти. Проблема смерти является проблемой исключительно человеческой, поскольку она задана движением, которое трансформирует живое бытие в личность. Личность должна в данном случае рассматриваться как существование, основывающее само себя, как реализация бытиястановления (Werdesein), которое придает смысл всему личностному существованию.

Завершение личностного существования очень редко совпадает со смерью. Исходя из этого можно заключить, что смерть не является все лишь имманентной возможностью Dasein М. Хайдеггера. Скорее всего, смерть представлена как нечто внедренное в наше существование. И духовное осознание смерти есть одна из главных задач каждой человеческой личности.

Пятая глава «Умер персонализм...? Послевоенный период «Эспри» посвящена возрождению персонализма и журнала «Эспри» после смерти его основателя Э. Мунье.

Первый параграф «Дорога, у которой нет возврата» посвящен развитию журнала «Эспри» в послевоенный период, привлечению новой команды авторов, пересмотру основных персоналистических понятий.

В данный период речь шла не столько о том, чтобы сформировать новую команду, а скорее о том, чтобы переосмыслить интеллектуальное и доктринальное основание журнала, и, прежде всего, выявить трудности, возникшие в связи с определением самого понятия «персонализм». Принципы деятельности «Эспри» этого периода уже не определялись тем, что представляло собой основную задачу 1930-х годов, а именно, изменением христианского сознания. В послевоенный период речь шла не о «построении персоналистического батальона», но о выработке основ диалога с «революционерами (необязательно коммунистами) послевоенного времени», о необходимости изменить направления их деятельности во избежание катастрофических последствий.

На страницах «Эспри» публикуют свои работы литераторы и философы, принадлежавшие разным интеллектуальным направлениям: М. Мерло-Понти, Р. Арон, А. Камю. Необходимо уточнить, что эти авторы не принадлежали основному составу журнала. Но именно привлечение интеллектуалов, принадлежащих разным философским школам, и свидетельствует о той амбивалентности, которая и позволяет нам сегодня говорить о многосторонности понятия «персонализм».

Второй параграф «Реформизм и ’’революция’’» освещает следующие вопросы: деятельность журнала «Эспри» после смерти Э. Мунье, отход от пути «христианской демократии», участие журнала в процессе деколонизации и в «революции» 1968 года, а также его критика тоталитарных режимов.

Основная задача «Эспри» на данном этапе его развития состояла в том, чтобы способствовать созданию общества, в котором приоритет будет отдан горизонтальному развитию личности, а не вертикальному.

В начале 1980-х годов «Эспри» переживает сложный период. П. Тибо определил его как «кризис идентификации». Во введении в номер, посвящённый пятидесятилетию существования журнала, он так выскажет свою мысль: «Мы очень зависим от прошлого этого журнала... В этом прошлом есть вещи, от которых нам необходимо освободиться, а также то, что мы должны освободить»16. Необходимо было найти своё место в развитии истории, утвердить то, к чему стремились персоналисты 1930-х годов. Такая проблематика приводит к вопросу о необходимости новой культурной коммуникации, адаптированной к данной эпохе.

Подзаголовок в названии «Эспри» «Международный журнал» («Revue internationale»), утерянный после войны, вновь вошел в употребление. Идея заключалась в том, чтобы вернуться к изначальному принципу «Эспри» и предоставить слово не только французским интеллектуалам, но и представителям других культур.

В 1980-е годы персоналисты больше не искали путей преодоления «кризиса»; они неизбежно жили вместе с ним, да и осознание самого понятия «кризиса» было не тем же самым, что у первого поколения «Эспри». Индивидуализм был признан как социальный факт и как одна из основных ценностей западных демократических обществ. Речь уже не идёт о том, чтобы вернуться к «вчерашнему» персонализму, но о том, чтобы рассматривать личность и её характеристики в рамках индивидуалистической тенденции. Личность больше не противостоит индивиду, как говорили об этом персоналисты 1930-х годов, она приобретает новое значение и ценность в «звучании индивидуалистической музыки нашего современного общества»17. Личность больше не мечтает об Thibaud P. Esprit, n° 73-75, janvier-mars 1983. P.2.

Ibidem. P.138.

«идеальном сообществе личностей» и об общественном рае, где каждая личность могла бы самореализовываться и самоутверждаться наряду с другими личностями. П. Рикёр настаивает на том, что то определение персонализма, которое дал Э. Мунье, связанное с культурной и философской констелляцией его эпохи, не предоставляется более современным.

В заключении следует заметить, что несмотря на некоторые ошибки, связанные с политической ангажированностью, порой весьма конъюнктурной, «Эспри» и персонализм на протяжении всего своего развития стремились следовать сознательному вовлечению, направленному на улучшение положения эксплуатируемых и угнетённых, на поиск истинных личностей и построение «личностного сообщества».

В Заключении суммируются и обобщаются основные выводы и достигнутые в ходе диссертационного исследования результаты.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

Кузнецова О.С. Опыт смерти в персоналистской философии П.-Л.

Ландсберга // Из истории философских идей. Сборник статей. М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 2006. С. 53-62.

Кузнецова О.С. Предпосылки и смысловой горизонт понятия «вовлеченности» в философии Э. Мунье // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: философия. № 3. 2008. С. 64-71.

Французский персонализм в европейском философском контексте: основные влияния и дискуссии В диссертации исследуется философия французского персонализма в европейском философском контексте XX века.

Автор рассматривает персонализм и его печатный орган, журнал «Эспри», как общеевропейский феномен, основанный на межкультурном диалоге и постоянной эволюции не только философских понятий, но и институциональных форм организации философского персоналистического сообщества и самих личностей персоналистов.

French personalism in the European Philosophical Context:

This thesis is devoted to the study of French personalism in the European philosophical context of the 20th century.

The author considers that the personalism and journal «Esprit» were phenomena of European significance based on the principles of intercultural dialogue, free circulation of new philosophical ideas, and personal engagement of different philosophers.