«ВОСТОК В ЕВРОПЕЙСКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ТРАДИЦИИ: ФОРМИРОВАНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ И СТЕРЕОТИПОВ ...»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ГОРЕЛОВ

Николай Сергеевич

ВОСТОК В ЕВРОПЕЙСКОЙ

СРЕДНЕВЕКОВОЙ ТРАДИЦИИ:

ФОРМИРОВАНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

И СТЕРЕОТИПОВ

Специальность: 07.00.03 Всеобщая история (история средних веков)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Санкт-Петербург 2006 -2

Работа выполнена в научно-исследовательском отделе литературы стран Азии и Африки Библиотеки Российской Академии наук.

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук Альбедиль Маргарита Федоровна доктор исторических наук, профессор Дьяков Николай Николаевич доктор исторических наук Киселева Людмила Ильинична

Ведущая организация: Санкт-Петербургский филиал института Востоковедения Российской Академии наук

Защита диссертации состоится « 25 » октября 2006 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.232.57 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5, аудитория 70.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «» _ 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук Петров А. В.

-3Актуальность темы исследования. Подходы к исследованию представлений о Востоке, как правило, предпринимались на материале источников одного типа (например, хроник времен первых Крестовых походов, записок миссионеров, побывавших во владениях монголов, историографии эпохи Меровингов) и в рамках узкого временного отрезка. Как нам представляется, существует потенциальная возможность более широкого изучения этой проблематики. Если посмотреть на жизнь средневекового общества, становится понятным, что перемещения людей по поверхности земли мотивировали война, торговля и религия. Военные походы и торговые экспедиции неизбежно влекли за собой знакомство с новыми регионами, а добытая военная слава отражалась как в устных, так и письменных сказаниях. Произведения историков времен Крестовых походов органично включают в себя топографические описания.

Коммерция требовала от торговых людей самоотдачи – книги Марко Поло и Пеголотти едва ли не самые ранние свидетельства систематизации купеческого опыта. Их произведения – местами итинерарий в большей или меньшей степени перемежающийся с личными впечатлениями, местами – коммерческие таблицы, в которых можно найти массу полезных сведений о товарах и обращении валют. В иудейской среде торговые люди брались за литературный труд с большей охотой: рассказы о путешествиях Вениамина Тудельского (1159–1173) и Петахии Регенсбургского (90 гг. XII в.) тому пример.

Папский престол поручил монахам нищенствующих орденов – доминиканцам и францисканцам – проповедовать христианство «в землях сарацин, язычников, греков, болгар, команов, эфиопов, сирийцев, иберов, аланов, хазар, зихов, русских, якобитов, нубийцев, несториан, армян, индийцев, мезолитов и прочих неверующих народов Востока». Записки миссионеров XIII–XIV вв.: Журдена де Северака, Рикольдо де Монте-Кроче, Одорико де Порденоне, анонимная «Книга о государстве Великого хана» – не только рассказывают о том, как насаждалась западная вера, но и представляют подробную картину антропологии, истории и географии Востока, на протяжении многих веков являющуюся предметом изучения ученыхвостоковедов. Как правило, именно проблематика, связанная с реконструкцией на базе этих источников, реалий жизни в странах Востока привлекала исследователей.

Литература путешествий (с какого бы времени не начинать отсчет ее существования) бытовала в рамках живой и эволюционирующей средневековой книжной традиции. К тому времени, когда Марко Поло поведал пизанцу Рустичиано о своих странствиях, Европа знала Восток Александра Македонского и Восток пресвитера Иоанна, вечнозеленые острова гимнософистов и безводные пустыни бедуинов, жаркие страны, где живут скиоподы, прикрывающиеся огромной ногой от солнца, и магнитные горы, подстерегающие моряков на просторах Океана. Эти представления получали не только описательное (космографии), но и визуальное (карты мира), утопическое (как рассказ о мельнице, что сама выпекает хлеб) и материальное (привозившиеся из-за моря специи, бальзам, ткани) воплощение.

рассмотреть литературу путешествий (а в данной категории источников можно выявить наибольшую концентрацию сведений о Востоке) в общем контексте средневековой книжной традиции. Писавший со слов Марко Поло Рустичиано был опытным литератором. У автора «Восточной истории» архиепископа Акры Якова де Витри за плечами был многолетний опыт написания проповедей, известных яркими и занимательными «примерами». Францисканец Иоанн де Мариньолли поделился с читателями впечатлениями о странствиях по Индии и Китаю на страницах тома под названием «История Богемии». Книги о странствиях – как подлинных, так и вымышленных – оказались отнюдь не на пустой полке. Герцог Берийский держал у себя «Книгу чудес», сборник писаний Джона Мандевилля, Иоанна де Плано Карпини, Рикольдо де МонтеКроче, Гайтона и Марко Поло, – заодно с рогами единорогов и яйцом василиска.

Авторам, которые писали о Востоке, приходилось учитывать вкусы и пристрастия своих читателей. Рассказы о чудесной роще бальзама в Египте неизбежно приводят к советам, как отличить подлинный бальзам от подложного. Не только путешественников, но их аудиторию интересовало, кто скрывается за Железными вратами, воздвигнутыми Александром Македонским, откуда пришли татары, как Горный Старец выращивает ассассинов, правда ли, что на деревьях растут живые существа? Все эти ценные сведения черпались из книг и предлагались для истолкования рассказчику. Сочинения предшественников играли для паломников роль путеводителей, по которым можно было выбрать свой маршрут, определиться с тем, что посмотреть и о чем нужно будет писать впоследствии. Так складывалась и формировалась традиция.

Изучение отдельных сюжетов о Востоке зачастую предполагает изъятие их из контекста. Проблематика этой работы представляется актуальной в связи с дискуссией, вызванной недавно опубликованной книгой Фрэнсис Вуд – «Был ли Марко Поло в Китае?»1. Обвинительный вердикт, как правило, базируется на том, что венецианец ни словом не упоминает о чае, Великой китайской стене, приписывает себе участие в событиях, произошедших ранее его возможного приезда в Срединную империю и т.д. В защиту Марко Поло следует сказать, что ни один из миссионеров, побывавших в Китае в правление династии Юань, ни слова не говорит о чае или стене, зачастую ограничиваясь информацией, которую можно было получить, не выходя из какой-нибудь монастырской библиотеки. Критерии, применяемые к сообщениям путешественников, скорее всего, должны быть одинаковыми. Гиперкритицизм в отношении Марко Поло во многом связан с тем, что его книгу пытаются прочесть с точки зрения европейского человека Нового времени, хотя автор на это совсем не рассчитывал. Поло, согласно юридической формуле, «врет как очевидец», путает и смешивает реалии именно потому, что ощущает свою сопричастность к описываемому. Венецианский путешественник, равно как и многие его Wood F. Did Marco Polo go to China? London, 1995.

которой были уже сформировавшиеся приоритеты, не ограничивавшиеся Востоком, именно поэтому татарский овен оказывался сродни барнаклскому гусю, а долина страха – чистилищу св. Патрика.

Подход к рассмотрению европейских средневековых представлений о Востоке изнутри, в рамках той культуры – как книжной, так и материальной – в которой они бытовали, является, на наш взгляд, актуальным, поскольку перенесение этой традиции в иную систему координат приводит к трансформации и искажению. В XV в. Поджо Браччолини узнал от эфиопов о птице «высотой в шесть футов от земли, с тонкими голенями, гусиными ногами, небольшой шеей и головой, а также куриным клювом, которая почти не летает, но на бегу обгоняет лошадь». В этом рассказе несложно узнать существо, упомянутое в одной из проповедей Яковом де Витри: «Сарацины рассказывают такую историю о страусе: у него ноги верблюжьи, а крылья птичьи. Когда ему говорят, чтоб летел, показывает на ноги и отвечает: ”Не могу летать, я – верблюд“. Когда же ему велят нести поклажу, показывает на крылья и утверждает: ”Птица я, и тяжести мне таскать не пристало“». Идентификация двух описаний очевидна, но для средневекового европейца восточные реалии были столь же переменчивы, как сарацинский страус.

Цель работы и задачи исследования. Цель исследования – описание механизмов формирования и передачи сведений о Востоке в средневековой европейской традиции: как складывалась совокупность этих представлений и какие роли разные категории источников сыграли в этом процессе. Для этого были сформулированы следующие задачи:

• описать жанровое разнообразие источников, показать репертуар средневековых европейских текстов, в которых сохранились сведения о Востоке;

• выявить типичные сюжеты и проследить пути их распространения в средневековой литературе, систематизировать совокупность известий о разных народах и достопримечательностях Востока;

• изучить взаимовлияние источников, определить их генетическое и типологическое родство, показать систему передачи сведений и изменения информации с течением времени;

• определить, какую роль в передаче информации играет автор источника и аудитория, к которой он обращается;

• изучить каким образом в рассказ путешественника вторгается литературный посредник: нередко текст источника является результатом совместной работы автора и того, кто за ним записывал;

• показать описательные средства, к которым прибегают авторы, рассказывающие о Востоке, выявить, в какой степени их рассказ выстраивается относительно системы координат, заданной в книжной традиции;

реалий как в средневековой литературе, так и в повседневной жизни Европы того времени;

• рассмотреть, в какой степени рассказы о Востоке находятся под воздействием стереотипов, характерных для средневековой ментальности.

Методологической основой настоящей диссертации явились выработанные современной историографией принципы изучения исторических явлений в их изменчивости и развитии, а также в их совокупности, взаимосвязи и взаимообусловленности. Исходя из этих принципов, мы обратились в своей работе к комплексному методу исследования, основанному на анализе разнохарактерных памятников, использовании различных подходов при их изучении и сопоставлении полученных при этом данных.

Степень изученности проблемы. Актуальность данной работы, прежде всего, связана с обращением к букве источников, выявлению внутренней логики повествований о путешествиях на Восток, фрагментов из хроник, землеописаний и сочинений космографического плана, картографического материала. Как правило, оптимальный путь рассмотрения накопленных в средневековой литературе сведений – выбор одного источника или группы источников одного типа. Не случайно классические работы, в которых находят всестороннее отражение сведения о Востоке, – это комментарии к переводам «Книги о разнообразии мира» Марко Поло или собранию известий о путешествиях европейцев в Индию и Китай. Книги полковника Г. Юла, А. Кордье, П. Пельо, А. Моула, А. ван дер Вингарта являются фундаментальными и базовыми для любого исследователя, который берется за тему подобного круга. Собранные ими данные охватывают самый широкий спектр проблем и вовсе не замыкаются в рамках региона, многие наблюдения могут быть экстраполированы на средневековые европейские источники, связанные с Ближним Востоком.

Изучение и систематизация итинерариев и записок пилигримов, побывавших в Святой земле, имеет давнюю историю. Публикации антикваров до сих пор не утратили своей научной ценности. В течение XVI в. были изданы «Новый круг земель и островов, неведомых древним», своды Дж. Б. Рамузио, Р. Хаклюйта, в XVII в. – С. Пёрчаса и Ж. Бонграса, в XVIII в. – П. Бержерона.

Эти издания немаловажны не только с точки зрения истории текстов, но и истории книги.

В XIX в. была проведена огромная работа по научной систематизации первоисточников, появились специальные справочники, подготовленные Р. Рерихтом и А. Молинье, не утратившие своего значения и по сей день.

Общества изучения Палестины и Востока, создававшиеся в Британии, Франции, Германии и России, также внесли свой неоценимый вклад в эту сферу.

Благодаря усилиям Т. Тоблера, Г. Райно, А. Мишелена, Ж. Лорана, И. Помяловского был опубликован и всесторонне исследован корпус полученных данных подверглись новой интерпретации, нередко ученые имели возможность прямо на месте проверить те сведения, о которых рассказывали паломники и путешественники, пройти описанными маршрутами, сопоставить наблюдения людей прошлого с сегодняшними реалиями. Разумеется, изменился угол зрения, под которым рассматривалась литература о путешествиях. В этой связи следует отметить своды, подготовленные Сабино Сандолли, Дж. Уилкинсоном, П. Гейера.

Средневековая экзотика, и в особенности связанная с Востоком, в тех ее проявлениях, когда дело касалось географии, рассматривалась учеными в нескольких аспектах. Для Р. Хеннига, а позднее, уже в рамках отечественной научно-популярной литературы, для И. П. Магидовича или Л. Н. Гумилева, было важно выделить в этих известиях крупицы «рациональной» информации;

Дж. Р. Райт, а вслед за ним и М. А. Мельникова констатировали существование географических легенд как таковых; краткие очерки, посвященные чудесам Востока в хрониках Крестовых походов, анализирует С. И. Лучицкая; на древнерусском материале представления о священной географии подробно рассматриваются в статьях и публикациях М. В. Рождественской.

Особую отрасль работ составляет изучение истории картографии.

Базовыми для нас стали фундаментальное собрание К. Миллера, исследование о средневековых картах мира У. Вудварда, публикации первоисточников и исследования А. ван ден Бринкен и П. Готье-Дальше, свод и переводы первоисточников, опубликованные Л. С. Чекиным.

В России большой удачей оказалась публикация в начале XX в. перевода «Книги о разнообразии мира» Марко Поло, сделанного И. П. Минаевым, с комментариями В. В. Бартольда, переводы сирийских источников, выполненные Н. В. Пигулевской, свою роль в привлечении интереса к кругу проблем, связанных с географическими представлениями, сыграли и переводы с латыни Д. И. Языкова и А. И. Малеина, свод известий о Сибири М. П. Алексеева, а также монография и переводы. Я. М. Света.

В последние десятилетия в отечественной науке сформировалась школа, занимающаяся проблемами отражения сведений о Восточной Европе в средневековых западноевропейских источниках: в этой связи следует указать на обобщающее исследование Е. А. Мельниковой, а также публикации Л. С. Чекина, А. В. Назаренко, Т. Н. Джаксон, Г. В. Глазыриной, В. И. Матузовой А. В. Подосинова.

Однако в целом необходимо отметить, что проблематика, связанная с экзотизмом и вымышленной географией, находится на периферии историкогеографических исследований. Основополагающей задачей всегда оставалась идентификация сведений, сопоставление материалов с археологическими памятниками, а также лингвистический анализ и изучение философскомировоззренческой концепции средневековых авторов. Эти подходы, подтвержденные вековой научной традицией, принесли весомые и значимые результаты.

самых разных направлений. Немалая заслуга в описании и интерпретации сохранившихся нарративных и визуальных материалов принадлежит искусствоведам, Ю. Балтрушайтису и Р. Виттковеру. Во второй половине XX в., когда в научный оборот был введен целый ряд новых источников, ведущую роль в этой работе сыграли Ж. Ришар и Ф. Пфистер. Среди современных исследователей необходимо, прежде всего, указать на фундаментальные труды К. Лекото, который начал с изучения «экзотики», описанной в западноевропейских сочинениях о Востоке, а затем перешел к более широкому кругу проблем, опубликовав целую серию монографий, посвященных не только чудовищам, но и представлениям средневекового человека о «живых мертвецах», оборотнях, ведьмах, кавалькаде призраков, домашних духах.

Исследования в этом направлении, на стыке изучения «чудесного» и истории географии ведутся и другими учеными, например К. Клаппером и Дж. Б. Фридманом, ряд интересных подходов был намечен в статьях Ж. Ле Гоффа. Существенным подспорьем оказываются опубликованные в XX в. обобщающие работы, в которых исчерпывающе рассматривается конкретная проблематика: труды средневековых католических миссионеров на Востоке (Ж. Ришар, Б. Атланер, М. Герэ-Лафферт, А. Моул), восточные христианские конфессии (А. ван ден Бринкен), взаимоотношения Европы и монголов (Дж. А. Беццола, Ф. Шмейдер), знакомство европейцев с Китаем (Ф. Э. Рейхерт), представления об ассассинах (Й. Хаузинский, Л. Хельмут).

В целом можно говорить о том, что при всем разнообразии исследований, парадигма рассмотрения письменного наследия Западного Средневековья постоянно изменяется, в связи с этим, появляются и принципиально новые аспекты, в которых может быть изучено восприятие в Европе образа Востока.

Проводившееся разграничение между исторической и легендарной географией оказывается более чем условным. Как позволяют судить полученные нами результаты, немалую роль играет аудитория, которой путешественники и паломники адресуют свои рассказы. Наконец, пространственная ориентация средневекового человека не может быть спроецирована и перемещена в современную систему координат. Только приняв точку зрения людей эпохи, можно оценить, до какой степени и почему одни явления казались важными, а другие, будь-то Великая китайская стена или разница между Индией и Эфиопией, были несущественными, отходили на второй план.

Хронологические рамки исследования. Изучение представлений о Востоке в Средневековой Европе требует самого широкого временного и географического охвата, в то же время, нельзя не учитывать, что подобное исследование неизбежно ограничивается определенными рамками и акцентирует конкретные, наиболее характерные и важные сюжеты. Наши интересы были, в первую очередь, сосредоточены на двухсотлетнем отрезке, особенно насыщенном разнообразными как по жанровой принадлежности, так и характеру распространения источниками и определяемом временем появления «Сказания об Индийском царстве» (сер. XII в.) и датой написания «Путешествий сэра периода стало знакомство Европы с монголами и произошедшее вследствие этого расширение географических горизонтов. В 1187 г. крестоносцы утратили Иерусалим, в 1291 г. – Акру. Участники III Крестового похода привезли домой не только предания об ассассинах, но и множество легенд, связанных с островами Средиземного моря. Среди тех, кто отправился в V Крестовый поход, были Яков де Витри, магистр Оливер, паломник Дитмар. В середине XIII в. Людовик IX посылает несколько миссий к татарам. В 1298 г. Марко Поло заканчивает «Книгу о разнообразии мира». В первой половине XIV в. в столице Китая действует католическое архиепископство. В 30-е гг. того же века Египет и Сирию начинают активно посещать христианские паломники, оставившие записи о своих путешествиях. Наконец, в 1347–1350 гг. Европу накрывает эпидемия чумы, изменившая не только уклад западной жизни, но и систему коммуникаций в Азии. Вместе с тем, тематика исследования потребовала обращения как к источникам более раннего времени, чтобы выявить основу и корни бытовавших представлений, так и к материалу XV в., позволяющему проследить, какие из стереотипов оказались наиболее устойчивыми и получили дальнейшее развитие в литературе. В рамках этого периода мы находим все необходимые составляющие для изучения истории представлений о Востоке, в то время как разработка истории европейской военной и религиозной экспансии, истории географических открытий или средневековой дипломатии потребовала бы выбора совершенно иных хронологических координат.

Научная новизна работы. В течение последних лет благодаря публикациям и работам диссертанта отечественный читатель впервые познакомился с ранее малоизвестными произведениями средневековой латинской литературы:

трактатами о чудовищах, посланиями о легендарных походах Александра Македонского, сказанием об Индийском царстве пресвитера Иоанна, записками средневековых паломников, миссионеров и путешественников, книгами о вымышленных странствиях. Введенные в научный оборот переводы сопровождались исследовательским комментарием. Впервые была установлена взаимосвязь между писаниями Марко Поло, Одорико де Порденоне, Вильгельма Болдензеле и других авторов. Выявлен повествовательный репертуар сюжетов, которые не мог обойти своим вниманием ни один из рассказывавших о Востоке авторов. По мнению автора, выполненное диссертационное исследование приводит к пересмотру и существенному уточнению научных взглядов на формирование европейских представлений о восточных странах, механизме передачи и распространения известий и преданий.

Практическая значимость диссертации. Материалы и выводы диссертации также могут быть использованы при создании обобщающих трудов по средневековой истории Европы и Востока, при написании учебников, учебных и учебно-методических пособий, справочных и энциклопедических изданий, заведениях, в научно-популярной и публицистической литературе. Как показывает писательский опыт Умберто Эко, неоднократно обращавшегося в своих произведениях к «Книге о зверях и чудовищах» и «Сказанию об Индийском царстве», собранные и исследованные нами материалы о восприятии Востока в Европе смогут найти самого широкого адресата, способствовать формированию более целостного и яркого представления об эпохе Западного Средневековья.

Апробация диссертации. Положения диссертации в наиболее полном и завершенном виде опубликованы в семи книгах, нашедших широкий отклик и отрецензированных в текущей книжной периодике, и отражены в научных статьях автора за 1996–2006 гг. Кроме того, на протяжении указанных лет отдельные положения диссертации докладывались на многочисленных научных конференциях всероссийского и международного уровня и доступны для ознакомления в виде тезисов научных докладов (список публикаций автора прилагается). Отдельные разделы стали основой для университетских курсов, читаемых автором для историков, востоковедов и регионоведов.

Характеристика источников. Источниковедческая база исследования представляет средневековую книжность во всем ее разнообразии.

Прежде всего, это литература о путешествиях – итинерарии, послания пилигримов, краткие дорожники. Чтобы показать развитие и одновременно стабильность повествовательной традиции, мы рассматриваем «Итинерарий монаха Бернарда» (ок. 870 г.), послание нотариуса Бурхарда о посольстве в Египет и Сирию (1175 г.), трактат конца XII в. «О земле Иерусалимской и ее обитателях» – сочинение, примечательное своей краткостью и обстоятельностью.

Среди наиболее интересных книг, которые нельзя обойти вниманием, выделяются писания участников V Крестового похода: «Путешествие»

магистра Дитмара (1217–1218 гг.), побывавшего на границах Египта буквально накануне вторжения крестоносной армии; архиепископа Акры Якова де Витри (ум. в 1240 г.); немецкого схоластика, магистра Оливера (ум. в 1227 г.), ставшего позднее епископом Падерборна. «Восточная, или Иерусалимская, история» Якова де Витри – энциклопедический проект, развивавший схему, заложенную в трактате «О земле Иерусалимской и ее обитателях», в крупномасштабную, многоаспектную панораму Святой земли, включающую сведения по истории (кратко), подробное описание географии, этнографии, флоры и фауны, сопоставление животного и растительного мира Палестины с родной Европой, с одной стороны, и сведениями, которые были известны о далеких и недостижимых восточных странах – с другой. В своей работе Яков де Витри опирался не только на книги, но и личные впечатления, которые он излагал в своих письмах как Папе, так и другим адресатам. Архиепископ Акры оказался первым из крестоносцев, кого заинтересовало книжное наследие арабского мира. Найденные в Египте рукописи, как и сочинения, доставленные латынь, а переводы отправил в Европу. Благодаря этому латинская книжность познакомилась с «Пророчеством сына Агапа» и «Посланием о царе Давиде», получила первые, пусть и косвенные известия о завоевательных походах Чингис-хана. «Дамиетская история» магистра Оливера описывает читателю как хронологию событий, так и ландшафт, окружавший крестоносцев во время осады крепости. Книга Оливера оказалась источником, к которому обращались, Альбрик из монастыря Трех источников, Винсент из Бовэ, Матвей Парижский и многие другие. Сведения о грузинах, нубийцах, информация о книгах, найденных в Египте, подтверждали то, о чем рассказывал Яков де Витри в своих письмах, и это, в свою очередь, привлекало внимание средневековых книжников и компиляторов.

В XIII в. особая роль в распространении и сохранении сведений о Востоке принадлежит хронистам, в первую очередь: монаху-бенедиктинцу Матвею Парижскому, цистерцианцу Альбрику из монастыря Трех источников (этот монастырь располагался в Шампани), доминиканцу Винсенту из Бовэ, францисканцу Салимбене Пармскому, императорскому нотариусу Рихарду из Санкто-Германо.

После падения Акры в 1291 г. в Европе получает развитие новый литературный жанр – проекты Крестовых походов, адресованные Папе, королю Франции и другим монархам. Зачинателем этих писаний был Пьер Дюбуа (ум. в 1321 г.), свои проекты предлагали Филипп Ногарэ (ум. в 1313 г.), Жак де Молэ, магистр ордена тамплиеров, Фульк де Вилларэ, магистр госпитальеров, Анри II Лузиньян (1285–1324), король Кипра. Примечательно, что приближенные короля вполне одобряли идею о том, что базовый капитал для финансирования экспедиции крестоносцев – это денежные суммы и владения, конфискованные у тамплиеров. Немалую активность в подготовке крестоносных проектов проявили и те, кто был далек от воинских дел, например: францисканец Раймон Луллий (ум. 1315/1316), доминиканец Гийом Адам (ум. 1341), автор трактата «О способе истребления сарацин», Гайтон, добавившей к своему «Цветнику» четвертую часть, непосредственно описывающую планы похода, венецианец Марино Санудо Торселли с «Книгой таинств верных Кресту» (ок. 1310 г.), автор анонимного «Руководства о том, как организовать Крестовый поход», представленного на рассмотрение французского короля Филиппу IV 26 августа 1330 г. И хотя в этих проектах зачастую предлагаются малоосуществимые идеи (особенно примечательна разработанная Гийомом Адамом схема, как именно следует парализовать торговлю в Египте посредством морской блокады Адена), в целом следует отметить, что в проектах не только встречаются (пусть и не часто), ценные этнографические сведения, но и сами по себе сочинения подобного рода предполагали работу авторов с целыми библиотеками книг и манускриптов, описывающих Восток. В этом смысле показателен труд Марино Санудо, систематизировавшего все имевшиеся в его распоряжении сведения из трудов Гийома Тирского, Якова де Витри, Винсента из Бовэ, Гайтона и многих других писателей.

доминиканца Рикольдо де Монте-Кроче («Путешествие по Святой Земле», «Против восточных народов», «Опровержение на Алькоран»), сводами сведений о мусульманах и Магомете, написанных Гильомом из Триполи, компендиумом, составленным в помощь францисканским проповедникам, отправлявшимся на Восток, отрывками из ныне утраченной книги Давида из Эшби под названием «История татар», реляциями монаха-францисканца и первого архиепископа Ханбалыка Иоанна де Монтекорвино, «Описанием земель Востока» Одорико де Порденоне, «Описанием чудес» доминиканца Журдена де Северака.

Отдельную группу составляют книги паломников второй четверти XIV в.:

монаха Вильгельма Болдензеле, августинца Джакоппо из Вероны, ирландского францисканца Симеона, многочисленные сочинения и компендиумы Лудольфа из Зюдхейма.

Особое внимание следует уделить воспоминаниям светских путешественников – венецианцев Марко Поло (вторая пол. XIII в.) и Николо Конти (первая треть XV в.). Прежде всего, обращаясь к этим сочинениям, мы имеем дело не только с теми, кто объехал полсвета, но и с литературными посредниками, благодаря которым до нас дошли записи их рассказов – будь-то Рустичиано из Пизы или апостольский канцлер Поджо Браччолини (1380– 1459). Рустичиано – писатель посредственный, имя которого осталось в литературе только благодаря богатству сведений, которые ему поведал Марко Поло. Книги Поджо Браччолини пользовались немалым успехом у современников, а проделанная им работа по сбору «восточного» материала позволила дополнить рассказы Николо Конти не менее интересной записью беседы с паломниками-эфиопами.

В середине XIV в., когда стали составляться сборники путешествий, чудовища, восточные народы и священная топография были приведены к общему знаменателю. Материал оказался самым разнообразным. Имена Гайтона, Рикольдо де Монте-Кроче, Одорико де Порденоне были у всех на слуху, а их произведения объединяли в целые своды. Нередко записки путешественников сохранялись исключительно в составе подобных сборников, так, например, произошло с «Итинерарием» монаха Симеона, чья книга была переписана заодно с рассказами о странствиях других францисканцев – Вильгельма Рубрука и Одорико де Порденоне.

«Путешествия сэра Джона Мандевилля» – первый роман-путешествие, вобравший в себя материал, накопленный историками и паломниками, побывавшими на Востоке в эпоху Средневековья. Однако этот пример вовсе не единственный. Автор «Истории трех кёльнских волхвов» Иоанн Хильдесгаймский опирается практически на тот же круг источников, что и анонимный создатель «Мандевилля». По аналогичному (возможно с некоторыми отступлениями) пути пошел и писатель, чьему перу принадлежит «Итинерарий Иоанна де Хесе». В XV в. автор «Великолепного трактата о расположении царств и островов в Индии» старательно соединяет все, что было удалось почерпнуть из книги Поджо Браччолини «Об изменчивости Фортуны».

Следует принять во внимание и увлечение средневековой письменной культуры эпистолографией. Составление вымышленных посланий от имени того или иного правителя – любимое занятие книжников. «Послание пресвитера Иоанна» (XII в.), переписка Александра Македонского с Аристотелем или индийскими брахманами считаются вершинами этого жанра, но грозные письма Горного Старца в защиту Ричарда Львиное Сердце, льстивое обращение Алексея I Комнина за помощью к графу Фландрии и полное упреков послание Вавилонского султана к Римскому папе – уступают им разве что по объему.

Невозможно было обойти и еще один пласт литературы – средневековые повествовательные новеллы или «примеры», которые столь охотно использовал Яков де Витри во время своих проповедей. Как ни странно, «примеры» с восточной тематикой встречаются нечасто, поэтому мы постарались представить наиболее интересные образцы из сборников проповедей как самого Якова де Витри, так и его старшего современника, автора книги «Диалоги о чудесах» Цезария Гейстербахского.

Структура диссертации. Представленная диссертация состоит из Введения, пяти глав, разделённых на параграфы, и Заключения. Во Введении ставятся основные исследовательские задачи, описывается используемая методология, рассказывается о содержательности понятия «Восток» в географической литературе латинского Средневековья. В особый раздел выделена общая характеристика и классификация основных источников. Восприятие Востока в европейской средневековой традиции рассматривается в нескольких аспектах, каждому из которых посвящена самостоятельная часть работы: образы материальной культуры (глава первая); формирование представлений о восточно-христианских конфессиях (глава вторая); нехристианские народы Востока: бедуины, ассассины, туркоманы (глава третья); история массовых заблуждений: слухи о восточных отравителях, Крестовый поход детей (глава четвертая); первые известия о странах и народах Дальнего Востока: народ шелка и Китай, Япония, Индия, Тибет (глава пятая). Итоги работы подведены в Заключении. В диссертацию включены 4 таблицы, исследование завершают список сокращений, список источников и литературы на русском и иностранном языках (всего 400 названий).

В соответствии с исследовательскими задачами в диссертации были проведены всестороннее изучение восточных сюжетов и систематизация сведений об отдельных странах и народах Востока. Именно поэтому, подводя итоги, представляется наиболее логичным показать полученные результаты, группируя их с точки зрения изученной проблематики, обобщая те выводы и наблюдения, которые выходят за рамки одного региона и явления и были неоднократно подтверждены нами на самом разнообразном материале.

- 14 ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Сразу несколько факторов играли роль в формировании представлений о Востоке в эпоху Средневековья. Книжники Западной Европы исходили из систем координат, заданных как библейской топографией, так и античной энциклопедической традицией. Естественно, эти системы не удавалось совместить. Однако с уверенностью можно говорить о том, что неразрешимых противоречий не возникало. В книжной традиции оказалось достаточно сведений, чтобы преодолеть сухость и начетничество кратких космографий.

Благодаря тому, что блаженный Августин интересовался диковинками, средневековый человек не оказался обделен ни восточными чудовищами, ни чудесами.

На костяк кратких космографий и землеописаний, появившихся на рубеже античности и Средневековья, – наибольшую известность приобретают хорографические выкладки Павла Орозия – требовалось заново нарастить плоть. Книги Помпония Мелы и Плиния Старшего были систематизированы в III в. Юлием Солином. Немалое значение сыграл принцип региональной группировки материала, избранный в «Книге о вещах досторимечательных».

Солин собирал относительно каждого региона сведения, разбросанные по разным частям «Естественной истории» Плиния и «Землеописания» Помпония Мелы. В результате читатель и средневековый книжник, нередко выступавший в роли компилятора, на нескольких страницах мог прочесть информацию о положении, обитателях, флоре, фауне, минералах и диковинках любой из стран.

Этого принципа придерживался в географических главах «Свадьбы Философии и Меркурия» Марциан Капелла (IV в.). Наконец, в VII в. Исидор Севильский в «Этимологиях» попытался привести краткие землеописания и сохранившийся у Солина богатый фактологический материал к общему знаменателю.

Среди появившихся в Темные века инноваций следует указать на предание о происхождении трех народов: франков, македонцев и турок от общего предка – жителей Трои. Это предание находит отражение в «Хронике Фредегара» (сер. VII в.), «Книге истории франков» (сер. VIII в.) и «Космографии Этика» (VIII в.). Второй сюжет – это распространение вести о возможном исходе запертых Александром Македонским народах, исторические корни и восточные версии которой были изучены К. Цигледи и Н. Пигулевской.

В Европе это предание впервые зафиксировано автором «Хроники Фредегара», однако, широкую известность оно приобретает после того, как «Откровение Мефодия Патарского» было переведено ок. 700 г. с греческого на латинский язык. «Откровение Мефодия» использовалось автором «Космографии Этика»

при написании «северных» глав своей книги.

К VII–VIII вв. относится «Послание Фарасмана» – первая средневековая проба пера в жанре воображаемых путешествий. «Послание» при всей нечеткости сведенных в нем географических ориентиров, представляет собой воображаемый итинерарий, сконструированный из из сведений, почерпнутых в преданиях круга «Романа об Александре Великом», а также в энциклопедической литературе. Из этого послания черпал материал автор Гуго Сен-Викторский, Яков де Витри, Фома из Кантимпрэ. Отрывки из послания включил в состав «Императорских досугов» Гервазий Тильсберийский, присовокупив к рассказу о колонии солнца сведения о бальзаме. В достоверности описаний «Послания Фарасмана» и «Книги о зверях и чудовищах» сомневаться не приходилось, поскольку о племенах пигмеев, одноногих и безголовых упомянуто в книге блаженного Августина «О граде Божьем». Авторитет этого сочинения разграничил «подлинные» и «вымышленные» сведения. Так вера в антиподов осуждалась, а вот существование иных чудищ, хоть не принималось как безусловное, однако, вовсе не противоречило его взглядам.

В VII–VIII вв. начинается процесс систематизации сведений, которые можно было обнаружить в «Послании Фарасмана», писаниях Августина, наконец, у античных авторов и бытовавших на латыни преданиях об Александре Македонском. Блаженный Августин только попробовал себя в роли парадоксографа. Первую попытку упорядочить информацию предпринимает Исидор Севильский, по его стопам следует автор «Книги о зверях и чудовищах» (круг рассматриваемых первоисточников становится значительно шире). Англосаксонская, богато иллюстрированная версия «Послания Фарасамна» – также стремится к каталожной форме. Не случайно наиболее известные миниатюры, изображающие чудовищ, – это иллюстрации к списку, почерпнутому у Исидора Севильского. В XII в. эти каталоги становятся источниками сведений для Гонория Августодонского и Гуго Сен-Викторского, авторов расширенных версий «Истории сражений Александра Македонского», наконец, анонимного составителя «Римских деяний», присовокупившего к описанию каждого из чудищ благочестивый комментарий-истолкование. В XIII в. к ним обращаются Яков де Витри, Фома из Кантимпрэ, а также автор «Послания аль-Кинди», чьи сочинения впоследствии, в свою очередь, редактируются и объединяются переписчиками в единый свод, как например, латинскую «Книгу о чудесах мира», известную по рукописям конца XIII – середины XV вв.

В VIII–X вв. появляется новое представление о географии крайних точек.

Северное вымя – места, где заперты племена Гога и Магога. Земной Рай, описывается в «Этимологиях» Исидора, одна из первых, но неудачных попыток достичь этого места упоминается в «Космографии Этика». Страны палящего солнца и земли антиподов, по поводу веры в существование которых негодовал папа Захарий I, – на юге. Острова святых и блаженных, открытые святым Бренданом, – на западе. Хотя никто не ставил перед собой задачи уравновесить все четыре стороны света, однако, двенадцать островов Ойкумены, перечисленные Исидором Севильским, создавали симметричную картину, и эту симметрию старались поддерживать.

Региональная география Востока, находящегося за пределами Святой земли, на значительный период, вплоть до конца XII в. как бы застывает.

Сведения, привезенные побывавшими в Египте паломниками: Анонимом из Пьяченцы, епископом Аркульфом, наконец, монахом Бернардом – отличаются этнографии, чем монументам древности. Все как один стремятся посетить то место, где потонуло войско фараона, преследовавшее народ Израиля, но ни один пилигрим не описал Александрийский маяк.

На примере упоминаний о серах и производимых ими тканях мы показываем, что – за исключением «Этимологий» Исидора Севильского – средневековая литература в данном случае обращается к поэтической традиции.

Авзоний, Сидоний Аполлинарий, Боэций, св. Бонифаций, Теодульф, Хросвита из Гандерсгейма – все эти авторы (и многие другие), упоминая о драгоценной нити или тканях серов (т. е. о шелке), повторяют расхожие и устоявшиеся метафоры. Поэтому Гервазий Тильсберийский и отмечает, что серов встречал всего один раз, в стихах Сидония Аполлинария. Предложенная нами классификация упоминаний позволяет говорить о том, что бытовали литературные формулы нескольких типов. Во-первых, встречающаяся, как правило, в перечислениях народов двучленная формула «племя – приносимый им дар», соответственно, ткани серов и слоновая кость индийцев. Списки подобного рода сродни географической литературе. Во-вторых, нить или ткань серов упоминаются, когда речь заходит о предмете чрезмерной ценности или атрибуте власти (традиционно цвет ткани – красный). К этой группе примыкают описания, когда багрянец серов противопоставляется или сравнивается по яркости и сочности окраски с другими красными тканями или оттенками красного. В XIII в. Винсент из Бовэ, Брунетто Латини, составители Эбсторфской и Херефордской карт, рассказывая о серах, обращаются к трудам Солина и «Recognitiones» Псевдо-Климента, но это происходит накануне или в то самое время, когда монахи-францисканцы привозят в Европу первые аутентичные сведения о Китае (Вильгельм Рубрук полагал, что описанные им «китаи» – и есть тот самый народ, серы, который производит шелк).

Представления об Индии – а этому региону космографы традиционно уделяют наибольшее внимание – базировалось на богатом разнообразии сведений, известных по книге Юлия Солина, которые он, в свою очередь, почерпнул у Плиния, а также Помпония Мелы. Из «Тускуланских бесед»

Цицерона (V, 78) Солин узнал о том, что «среди тех, кто более заботится об образе жизни, один мужчина сочетается браком с несколькими женами, и когда он умирает, они перед самыми суровыми судьями излагают дело о своих заслугах, та, кто согласно приговору ревностнее всех исполняла свой долг, получает пальму первенства, дабы по доброй воле взойти на костер мужа и заодно с ним приносит себя в жертву высшим [силам], прочие же живут с позором». Увлекательным чтением для средневекового человека стало «Послание Александра Македонского Аристотелю о чудесах Индии», широко распространенное в списках начиная с IX в. Еще один ценный источник – латинская версия «Наставления Палладия», вошедшая во многие версии «Романа об Александре Великом». Рассуждения об обычаях брахманов и серов, восходящие к «Книге законов стран» Бар Дайсана, были известны благодаря латинским переводам «Recognitiones» Псевдо-Климента и цитатам св.

Иеронима. Из всего богатства сведений, собранных об Индии Ктесием и чудовищ и невиданных зверях, например, мантикоре. «Наставление Палладия»

не только подробно передает переписку гимнософистов и Александра Великого, но и содержит вводную часть, описывающую странствия схоластика Февея. Именно в этом источнике содержится одно из первых средневековых упоминаний о магнитной горе. В III в. фиксируется еще одно, относящееся к Индии предание – о долине, где добывают алмазы, изначально связанное с циклом легенд об Александре Великом. Унаследованный от античности мотив – идентификация Индии и Эфиопии – также продолжает свое бытование, не в последнюю очередь благодаря «Откровению Мефодия Патарского», где царь Пор становится правителем эфиопов.

Если обратиться к рассказам об Африке, то описательная схема Павла Орозия, последовательно перечисляющая один прибрежный регион за другим, была принята Исидором, Рабаном Мавром, Гонорием Августодонским.

Обязательно упоминается источник на землях племени гарамантов – днем студеный, а ночью горячий, как о том пишет блаженный Августин. Гуго СенВикторский и составители больших карт мира обращаются к рассказам о чудовищах, чтобы заполнить образовавшееся в этом регионе пустое пространство. Иногда это приводило к парадоксальным трансформациям, так на одной из карт, иллюстрирующих «Комментарий на Апокалипсис» Беата из Лиебаны, в четвертой части света, «недоступной нам из-за сильного жара солнца», размещаются антиподы представленные в образе скиоподов, племени одноногих людей, прикрывающихся от солнца своей огромной ступней.

Поскольку в стране антиподов очень жарко, то согласно логике рисовальщика, античные скиоподы, которые могут спрятаться в тени своих пят, лучше всего приспособлены для жизни на этом континенте.

Достижение недостижимого С походами Александра Македонского была связана снова возникшая идея отождествить народы Гога и Магога с исчезнувшими коленами иудеев.

Клирик из Труа, Петр Коместор (ум. ок. 1178 г.) переселился в Париж и там на протяжении долгих лет работал над книгой под названием «Церковная история», сочинением, во многом опиравшимся на труд Иосифа Флавия. Одной из наиболее оригинальных оказалась глава, посвященная деяниям Александра:

переход посуху через Памфилийское море, погребение костей пророка Иеремии, прибытие македонского царя в Иерусалим, заключение за железными вратами десяти плененных колен Израиля. Представления Петра Коместора получили широкое распространение. Эту версию принимает Готфрид Витербосский, в XIII в. появляется идея о том, что между запертыми коленами и племенами Гога и Магога можно поставить знак равенства. Не случайно во время монгольского нашествия выдвигается теория о том, что татары являются потомками иудеев, выясняют даже, не пользуются ли пришедшие с востока завоеватели иудейскими письменами. Бржегский аноним, записавший рассказ побывавшего у монголов монаха Бенедикта, напротив, считает, что запертыми коленами, то есть племенами Гога и Магога, были люди, сумевшие пробить чтобы сразиться с ними, между племенем из-за гор и татарами встало непроходимое облако тьмы. Винсент из Бовэ рассказывает, что Симон де СентКвентин и другие миссионеры пытались разузнать что-нибудь о запертых народах, но ни грузины, ни персы, ни иудеи не смогли ответить ничего определенного. Доминиканский монах Рикольдо де Монте-Кроче также пытался выяснить, от кого могли произойти татары, и подробно проанализировал как версию об исчезнувших коленах, так и этимологизацию этнонима «монголы» от Магога. Он не пришел к определенному мнению и оставил вопрос открытым. Автор «Путешествий Мандевилля» отождествляет десять колен и Гога и Магога, сообщая, что место за Каспийскими горами – единственная страна, где иудеи владеют землей. Они отгорожены от остального мира не только горами, но и пустынями, в которых обитают ядовитые твари, а также морем. За тем, чтобы они не смогли выбраться наружу, следит царица амазонок, взимающая с этого народа дань. Согласно сведениям Мандевилля, во дни Антихриста лиса выроет под стеной Александра лаз и укажет этим племенам путь наружу.

Изучая вопрос о происхождении ранее неведомого народа – монголов, Рикольдо де Монте-Кроче и его современник, армянский принц Гайтон излагают историю о том, что татары вышли из места, со всех сторон окруженного высокими горами, а путь наружу им указал вестник – заяц (по версии Рикольдо де Монте-Кроче) или белый всадник (по версии Гайтона). Это предание имеет очевидный аналог в сказании о святом Макарии Римском – заблудившимся инокам, которые отправились на поиски края неба, путь сквозь темный туман указывает голубь, приводящий их к арке Александра.

Фантастические описания Индии в «Послании пресвитера Иоанна»

вдохновили подражателей. По неполному списку XIII в. известен «Рассказ клирика Елисея», якобы пришедшего из Индии, составленный из сюжетов, почерпнутых в «Послании». В XIV в. сразу несколько литературных персонажей объявляют о том, что им удалось побывать в царстве пресвитера Иоанна: сэр Джон Мандевилль, пресвитер Иоанн де Хесе, рыцарь из анонимного рассказа о дереве Сифа. Первые известия о прибытии индийского патриарха обязательно связаны с преданием о гробнице святого апостола Фомы, поэтому всякое путешествие в пределы Индии в дальнейшем неизбежно связано с паломничеством к этой реликвии. Сопоставление появившихся описаний окруженного водой острова, к которому на праздник святого появляется проход посуху, ритуального действа, совершаемого в церкви, где покоится тела, показывает, что перед нами отголосок восточной версии предания. Следует также учитывать, что европейцы Средневековья не проводили четкой дифференциации между «индийцами» и «эфиопами», поэтому обнаруженные Э. Черулли эфиопские тексты о чудесах, происходящих у гробницы святого апостола Фомы, фиксируют легенду с детальной версия стала известна и на Западе. Бытование еще одной региональной версии, распространенной в той части Индии, где приходилось бывать миссионерам и купцам-путешественникам, фиксируется в рассказах францисканца Иоанна де Мариньолли, Марко Поло и Перо Тафюра, базирующихся на одном и том же наборе мотивов.

Герой «Космографии Этика» сообщает о своем стремлении посмотреть на Ноев ковчег, чтобы в дальнейшем использовать инженерные идеи Ноя, однако, он ничего не обнаружил на горе Арарат. В середине XIII в. Винсент из Бовэ приводит рассказ Симона Сент-Квентина о том, как один монах смог подняться на гору и отломить кусочек от ковчега – ныне хранящийся в монастыре внизу как священная реликвия. Примечательно, что этот рассказ повторяет в своей книге автор «Путешествий Мандевилля».

Святой Брендан избирает целью своего путешествия острова блаженных.

По одной версии он строит кожаное суденышко, по другой – деревянное, странствует на протяжении семи лет, встречает посреди моря огромную колонну, покрытую серебряной сетью, гигантскую рыбу-остров, на спине которой можно развести огонь, сражающихся друг с другом морских чудовищ и грифов, остров циклопов и даже скалу, на которой сидит Иуда. Направление его четко указано – на запад. В XII в. Готфрид Витербосский пересказывает (не слишком удачно) историю монахов, странствовавших по Океану и оказавшихся на золотом острове. В конце XIV в. автор воображаемого путешествия Иоанна де Хесе отправляет своего героя на Восток. Маастрихский препозит посещает Святую землю, Индию пресвитера Иоанна, гробницу апостола Фомы, оказывается у стены Рая, а затем добирается до островов святого Брендана.

Соблюден принцип симметрии, и споры о возможности кругосветного плавания остаются в стороне. Александр Македонский использует грифов в качестве тягловой силы, чтобы подняться в небо и осмотреть землю с высоты, затем, опять же из стремления к симметрии, строит стеклянный бочонок и опускается на морское дно. Судя по количеству иллюстраций в средневековых манускриптах, этот сюжет не вызывал сомнений у читателя. Как не вызывали сомнений истории о совершенных в течение одного дня паломничествах в Иерусалим или к могиле святого апостола Фомы, описанные Цезарием Гейстербахским.

По рукописям XIII в. известен рассказ о попытке Александра Македонского подняться к истокам реки Ганг и достичь Рая Земного. После долгих странствий Александру удается добраться до строения с одним единственным окном. Те, кто находятся внутри, дают македонскому царю камень. Что это за камень, смог поведать Александру только старый еврей. В манускрипте аббата Ротелина история о том, как Александр хотел достичь Рая привязывается уже не к Индии и Гангу, а к Египту и Нилу, а на место мудрого иудея заступает наставник Аристотель. На рубеже XIII–XIV вв. о попытке Cerulli E. Etiopi in Palestina: Storia della comunna etiopica di Gerusalemme. Vol. I. Roma, 1943.

P. 174–199.

Жуанвиль. В 30-е гг. XV в. испанский паломник Перо Тафюр рассказывает, что пресвитер Иоанн приказал взрастить детей на сырой рыбе и отправить их, когда они повзрослели, к истокам Нила. В конце концов, экспедиция достигает озера, находит гору, откуда в озеро попадает вода, один из посланных поднимается наверх, видит что-то, но отказывается спускаться. За ним посылают второго – и происходит то же самое. Приходится путешественникам возвращаться назад.

История Тафюра примечательна тем, что представляет собой контаминацию двух сюжетов. Первый – об отроках, которых специально взращивают в определенных условиях, будь-то ассассины Горного Старца или питомцы Фридриха II. Второй – легенда о Медном городе, известная в Европе благодаря «Книге о камнях», приписывавшейся Аристотелю. Согласно латинской версии, создателем притягивающего и не отпускающего больше города был Александр Македонский. Автор «Путешествий Мандевилля» признается, что рай – недостижим, туда нельзя добраться ни по суше, ни по водам реки. Зато в воображаемом путешествии клирика Иоанна де Хесе рассказывается о том, как паломнику удалось подойти к горе, на вершине которой виднелась стена Земного Рая.

Достопримечательности и реликвии Рассказывая о своем путешествии в Египет и Сирию, нотариус Бурхард упоминает явления, показавшиеся ему достойными пристального внимания.

Речь идет о роще бальзама, расположенной под Каиром, и иконе Девы Марии в Сайднайе. Участники V крестового похода проявили интерес ко всем этим достопримечательностям. Магистр Дитмар специально ходил в Дамаск, чтобы посмотреть на образ Девы Марии в Сайднайе и подробно изложил историю чудотворной иконы. Дитмар упоминает еще одно, прославившееся в Европе к тому времени чудо – гробницу св. Екатерины на Синае, где покоящиеся в саркофаге кости святой источают целебное масло. Сообщение нотариуса Бурхарда о роще бальзама было примечательно несколькими деталями.

Единственная роща бальзама расположена в Египте. Из ствола кустов бальзама получается жидкость, которая затем подвергается определенной обработке.

Ключевым элементом описания является источник, водой которого орошаются кусты: чудодейственная сила воды из источника связана с тем, что в нем Святая Дева Мария, бежав от лица Ирода в Египет, совершала омовение тела (возвышенный эпизод) и стирала пеленки (факт вполне приземленный) Младенца Иисуса Христа. Источник почитается не только христианами, но и местным мусульманским населением. Локализация чудесного источника, орошающего бальзам, имеет очевидную параллель – дополнение к арабскому «Евангелию детства», появившемуся, как считается, в XII в.

По мере распространения, история с бальзамом приобретает новые акценты. Благодаря Петру Коместору в Европе утвердилась версия о том, что корень бальзама был привезен царю Соломону царицей Савской. Бальзам рос в Эн-Гадди, но Клеопатра похитила его оттуда и посадила в Египте. Теперь бальзам растет исключительно под Каиром и больше нигде. За кустами плодоносит. Быки, которые приводят в действие колесо, поднимающее из источника для орошения бальзама, прекращают работать по христианским праздникам.

Европейцы, которые следовали по намеченным нотариусом Бурхардом или магистром Дитмаром маршрутам, живо интересовались, как проверить драгоценные флаконы с жидким бальзамом на подлинность содержимого.

Советы предлагались самые парадоксальные (наиболее сведущим оказался автор «Путешествий Мандевилля»). Каждый автор был волен в изложении собственного способа получения бальзама, варьируя используемые орудия труда (раны на кожуре кустов нельзя наносить железом, деревца обвязывают то шелком, то хлопком). Появление в XIV в. «вываренного» бальзама, который производят сторожащие рощу христианские пленники, порождает непременную необходимость проверять его подлинность сразу на месте, именно поэтому изобретаются все новые подходы и методы.

Каждый, кто писал о бальзаме, не обходил вниманием и икону Пресвятой Девы Марии в Сайднайе. Мы пришли к выводу о том, что в XIII в. в Европе бытовали два представления о происхождении этого образа. Согласно первому из них, изложенному нотариусом Бурхардом, икона была написана в Константинополе, привезена в святой град Иерусалимским патриархом и передана настоятельнице (или основательнице) монастыря в Сайднайе. Другая версия рассказывала о священнике (или вдовице), отправившимся в Иерусалим, чтобы купить (случайно!) по просьбе отшельницы чудотворную икону. Едва образ оказался в монастыре, как из него стала сочиться жидкость – ни одна попытка унести икону из Сайднайи не оканчивалась успешно и влекла за собой небесную кару. Масло обладало чудотворными свойствами, оно спасало во время бури на море, а спустя определенное время (от нескольких дней до семи лет) превращалось в кровь (а то и в плоть). Обитатели монастыря разливали масло во флаконы и раздавали их пилигримам. В XIV в. каждый, кому удавалось побывать на Святой земле, оставлял свое описание сайднайской иконы. Многие паломники обращали внимание, что вокруг стоящего на горе монастыря раскинулись виноградники, и производимое там вино – хорошего качества. Согласно Лудольфу из Зюдгейма икона продолжала творить чудеса, так во время нашествия хана Хулагу на Сирию, монахи и монахини собирались покинуть монастырь, но Пресвятая Дева Мария явилась им, и пообещала уберечь от напасти.

Кости св. Екатерины, чудесным образом перенесенные на Синай ангелами из Александрии, были помещены в небольшой саркофаг и стали источать масло. Одним из первых это чудо описал все тот же магистр Дитмар.

Как и предание об иконе в Сайднайе, слухи о масле святой Екатерины распространились по Европе, нашли отражение в хрониках и сборниках нравоучительных примеров. В XIV в. Пилигримы были готовы вникать в детали и подробности того, откуда берется масло, надо ли скрести по костям, чем их сжимать, чтобы капли драгоценной жидкости выступали наружу, рассказывалось даже о специальных приспособлениях, серебряных черпаках и Пресвятой Девой в обители, где хранятся кости. Однажды Богоматерь избавила всю братию от блох, и с тех пор в монастыре блохи не водились. В другой раз, когда в обители кончилось масло для светильников, Она наполнила сосуды доверху, и с тех пор, сколько ни черпай, а масла – паломники расходятся во мнениях, предназначено оно только для светильников, или годится в пищу – не становилось меньше.

Совершенно очевидно, что и бальзам, и разнообразные масла – как с Синая, так и из Сайднайи – привлекали внимание пилигримов, поскольку флаконы с этими реликвиями можно было легко привезти обратно в Европу.

Чтобы вывезти ценную жидкость, в VIII в. св. Виллибальд пошел на хитрость, использовав сосуд с двойным дном: внутри он спрятал бальзам, а сверху налил минеральное масло, – стража в городе Тире ничего не обнаружила. Масло и бальзам, в отличие от других реликвий, были субстанциями возобновляемыми (в той же степени, как и красная земля на могиле св. апостола Фомы): сколько не бери, а на следующий день или через определенное время появится еще.

Пилигримы непременно подчеркивали: каждая из этих святынь почитается не только христианами, но и сарацинами. Мусульманские правители посещают Синай и монастырь в округе Дамаска, роща бальзама и источник, где некогда Дева Мария стирала пеленки Иисуса, находятся под охраной войск султана, а сарацины приходят к источнику, чтобы там креститься (из соображений магического свойства, а вовсе не ради принятия таинства). Марко Поло и другие путешественники пишут о почтении, которое оказывают сарацины гробнице святого апостола Фомы.

Собранные нами материалы демонстрируют, что путешественники заимствовали друг у друга не только сведения о бальзаме или масле, но и другие, куда более приземленные факты. Нотариус Бурхард упоминает: в Египте есть принадлежащая султану печь, в которой цыплята появляются из яиц под воздействием тепла – кур-наседок при этом не требуется. В XIV в. о цыплятах и печи рассказывают францисканец Симеон, Вильгельм Болдензеле, Лудольф из Зюдхейма, автор «Путешествий Мандевилля» и многие другие.

Постепенно сюжет обрастает множеством деталей и подробностей (Лудольф решил, что яйца помещают в лошадиный навоз), и вот уже перед читателем новая картина: благодаря печам в Египте такое изобилие цыплят, что пастухи водят их на рынки стадами. С сюжетом об инкубаторе и цыплятах контаминирует история из книги Одорико де Порденоне: в Тебризе две тысячи куропаток повиновались свистку охотника и следовали за ним, вместе с охотником отдыхали и снова поднимались, чтобы отправиться в путь.

Писателей не смущало, что города Каир и Тебриз находятся на существенном расстоянии друг от друга.

Благодаря сочинениям Бурхарда и Вильгельма Болдензеле возродился интерес паломников к пирамидам. В эпоху Средневековья усыпальницы египетских царей перестают входить в список семи чудес света, исчезает легенда о том, что пирамиды закрывают собственную тень, для большинства гигантские сооружения становятся житницами Иосифа. Нотариус Бурхард был говорит об их предназначении. Вильгельм Болдензеле осмотрел пирамиды, понял, что они никак не могли служить зернохранилищами, кроме того, он обнаружил странную стихотворную надпись, которую не преминул процитировать. У тех, кто шел по стопам Болдензеле и число надписей увеличивается (на каждой грани – эпитафия на одном из четырех языков), и сомнений в том, что пирамиды предназначены для складирования зерна, не возникает. По сведениям Марко Поло, рассказывающего о чудесах апостола Фомы, если бы не вмешательство святого, царь Маабара приспособил бы для той же цели христианские церкви.

Инкубатор, роща бальзама, священные реликвии Синая и Дамаска – ориентиры и достопримечательности, которые непременно следовало осмотреть. Ни одно из этих мест не было связано с традиционной евангельской топографией и не упоминалось в итинерариях и дорожниках ранее первой трети XIII в. Неизменно повторяющиеся в рассказах паломников детали, наращивание подробностей, наконец, устойчивый набор мотивов при изложении постоянно варьирующейся фабулы каждого сюжета, говорят о том, что паломники использовали писания своих предшественников в качестве путеводителей, и уже на месте старались не столько проверить полученную информацию, сколько, подтвердить для себя и своих будущих читателей, что действительно были на месте и видели то, о чем можно прочесть из книг.

Подобная схема не ограничивается сюжетами описательного характера.

Начиная с 70-х гг. XIII в. европейские миссионеры, путешественники и крестоносцы, которым довелось побывать на Востоке, а также историки рассказывают легенду о гибели алчного Багдадского халифа, не пожелавшего расстаться со своими сокровищами, чтобы предотвратить нашествие монголов.

Западноевропейские известия о смерти халифа распадаются на две основные группы. Согласно Рикольдо де Монте-Кроче и тамплиеру из Тира Мустасима казнили, залив ему в горло расплавленное золото. Марко Поло и Гайтон сходятся в том, что халиф погиб от голода. Гильом из Триполи и сир Жан де Жуанвиль, воспроизводящие диалог между иль-ханом и халифом, не констатируют конкретную причину смерти последнего. Восточные историки указывают, что халиф был задушен или затоптан, – наиболее правдоподобное развитие событий. Рассказчики расходятся во мнении, как именно халиф должен был поступить с накопленными сокровищами. Гайтон, Жуанвиль и Марко Поло указывают, что на эти деньги халифу, по словам хана Хулагу, следовало нанять армию и защитить себя от татар. Гильом из Триполи, Рикольдо де Монте-Кроче пишут, что золото позволило бы откупиться от монголов и остановить их. Среди писателей-европейцев «пассивная» версия использования накопленных сокровищ принадлежит доминиканским миссионерам. Усилиями братьев-проповедников в Европе точно также распространилась легенда о бунте татар против своего повелителя – пресвитера Иоанна или царя Давида, гибели последнего и женитьбе царя татар на его дочери. Каждая из версий казни халифа имеет историческую параллель. В одном случае, история персидского шаха, Хосроя, заточенного сыном в алчному римскому военачальнику, Манию Ацилию или, согласно средневековым хроникам, Крассу. Среди круга источников, рассказывающих о гибели халифа, распространяется известие о падении народа ассассинов и взятии замка Горного Старца. Событие было актуальным для тех, кто побывал в улусе Хулагидов, на Ближнем Востоке ассассины продолжали совершать покушения и в 70-е гг. XIII в. Гайтон, Марко Поло, позднее – Одорико де Порденоне, который заимствует рассказ об ассассинах из «Книги о разнообразии мира», сходятся в том, что монголам после многолетней осады удалось измором взять крепость, где находились знаменитые сады Горного Старца. В «Путешествиях Мандевилля» говорится, что не монголы, а жители той страны, где старец набирал юношей, ополчились против него и разорили его крепость. Если сюжет популярен – стоит одному автору изложить предание, остальные следуют заданной схеме (но не фабуле), повторяя уже ожидаемую историю. Писатели, черпающие сведения «из вторых рук», в свою очередь, обращают внимание на легенду о халифе, потому что о ней рассказывают многие путешественники, а чем больше упоминаний, тем более правдоподобным становится историческое предание.

Облик Святой земли – принципы систематизации Автор трактата «О земле Иерусалимской и ее обитателях» задался вопросом о том, представители каких христианских конфессий проживают на Святой земле. Его развернутый ответ, где были перечислены не только конфессии, но и представители разных европейских народов, а также рыцарские ордена, стал образцом для подражания3. Список конфессий был составлен из франков, греков, сирийцев, армян, георгиан, якобитов, несториан и латинян. Основные характеристики, которые интересовали автора: какое тесто используется для Тела Христова, какому порядку церковной службы следуют, какие прически носят миряне и клирики, какими пользуются письменами. Автор «Дамиетской истории» магистр Оливер прибавляет к этому перечню русских. Пилигрим Дитмар исключает из списка франков, зато отдельно пишет об абиссинах. Работая над «Восточной, или Иерусалимской, историей» Яков де Витри использовал трактат в качестве плана, схемы, которая позволила затронуть круг необходимых тем. Так, в главах LXXII– LXXXII рассказывается о пуленах, генуэзцах, пизанцах, венецианцах, сирийцах, якобитах, несторианах, маронитах, армянах, георгианах, христианах, что живут среди западных сарацин и называются мосарабами, иудеях и разных иудейских племенах и наконец о негодных людях, которые бежали в Святую землю.

Восточно-христианским конфессиям и их восприятию в латинской литературе посвящена энциклопедическая монография Анны-Доротеи ван ден Бринкен: von den Brincken A. D. Die «Nationes Christianorum Orientalium» im Verstndnis der lateinischen Historiographie von den Mitte des 12. bis in die zweite Hlfte des 14. Jahrhundert. Kln; Wein, 1973. – (Klner historische Abhandlungen; Bd. 22).

Сделанные в этом очерке наблюдения – попытка посмотреть на списки конфессий с другой стороны, проследить их роль в литературе, повествующей о путешествиях и паломничествах.

к перечню восточных христианских конфессий, некогда составленному анонимным автором трактата «О земле Иерусалимской и ее обитателях». Одни смогли познакомиться с текстом трактата непосредственно, другие – благодаря его пространному переложению в «Восточной истории» Якова де Витри.

Перечень этот постоянно изменялся, дополнялся и переделывался.

Изобретались даже те народы, которых ранее вовсе не существовало. В середине XIV в. автор «Истории трех кёльнских волхвов», Иоанн Хильдесгаймский, обнаружил на Востоке нубийцев, солдинов, несториан, латинян, индийцев, армян, греков, сирийцев, георгиан, николаитов, якобитов, коптов, исинов, маронитов и мандополов. В книгах Лудольфа из Зюдхейма, автора сразу нескольких сочинений о Святой земле, называются латиняне, греки, сирийцы, индийцы, нубийцы, армяне, георгиане, несториане, якобиты, марониты, копты, иссины и маронины. Лудольфу также принадлежат оригинальные наблюдения относительно телосложения и облика этих людей.

Разнообразие в перечень конфессий внесло послание, направленное в папскую курию в 1232 г. греческим патриархом Германом, причислившим к сторонникам Греческой церкви эфиопов, сирийцев, иберов, лазов, готов, хазар, неисчислимый народ Руси, победоносное царство болгар. Обратившись к этому списку и прибавив к нему те народы, что упоминались в трактате «О земле Иерусалимской и ее обитателях» и «Восточной истории» Якова де Витри, чиновники папской канцелярии составили список тех, среди кого следует вести миссионерскую деятельность. Нотариусы доблестно готовили письма и вручали их монахам, отправлявшимся проповедовать в дальние страны имя Христово, однако, никому не приходило в голову, что в основании это плана лежат весьма далекие от современных реалий сведения. В средневековой литературе перечисления были в почете – школяры и послушники переписывали подобного рода тексты с тем же азартом, с каким современные школьники коллекционируют бабочек или марки, – к тому же любая схема свидетельствовала о кругозоре и обстоятельности автора. Интерес к восточнохристианским конфессиям не был досужим – в них видели потенциальных союзников, с помощью которых можно будет открыть против сарацин «второй фронт». В рукописях XIV в. мы обнаруживаем, что список конфессий подвергается систематизации еще в одном аспекте: по отношению к каждому народу указывается, кто именно является для них пастырем.

Параллельно с христианскими конфессиями автор трактата «О земле Иерусалимской и ее обитателях» попытался систематизировать сведения о язычниках, не рассматривая в данном контексте последователей Магомета.

Итак, в число язычников попадают иудеи, саддукеи, самаритяне, ассассины и бедуины. Описание двух последних народов во многом совпадает с теми сведениями, которые приводились в послании нотариуса Бурхарда о путешествии на Восток. Яков де Витри перечисляет в гл. X–XIV «Восточной истории»: язычников, которые не желают принимать закон Магомета;

туркоманов; бедуинов; тех, у кого тайная вера, ассассинов. Рассказ об иудеях Яков де Витри помещает за описанием христианских конфессий, отмечая, что рассказывает о том, что Александр Македонский заключил за Каспийскими горами десять колен. Магистр Дитмар принимает отождествление ассассинов с ессеями, а бедуинов сравнивает с французскими бродягами. Появление в этом перечне туркоманов4 обусловлено тем, что в хрониках времен III Крестового похода упоминания о бедуинах и туркоманах очень часто связаны друг с другом, о чем свидетельствует как послание султана Саладина императору Фридриху Барбароссе, так и сведения, излагаемые премонстранцем Гайтоном.

В отличие от перечня христианских конфесий, этот список не подвергся значительным изменениям.

Примечательны случаи, когда отдельные народы превращались из языческих в христианские. Лудольф из Зюдхейма справедливо полагал, что за обстоятельным перечислением ветвей христианской веры должно следовать не менее упорядоченное изучение всех прочих. В главу об иудеях он помещает самаритян, саддукеев и ессеев, под которыми подразумевает ассассинов. Затем Лудольф подчеркивает: «Сарацины, агаряне и исмаилиты – один народ, но к ним примешаны турки, татары и некоторые язычники». Если с описанием сарацин есть ясность, то заикнувшись о татарах, Лудольф переходит к рассказу о мидянах, а дальше перечисляет турок – христиан, обратившихся к вере Магомета, мандополов, или мандиндов, и сирийских язычников, которые поклоняются тому, что им первым встретится поутру. В «Истории трех волхвов» Иоанна Хильдесгаймского мандополы, под которыми небезосновательно полагают первые европейские упоминания о цыганах, напротив, оказываются среди христиан. В каком бы из списков не оказывался тот или иной народ, за ним всегда сохраняется важнейшая характеристика. Так ассассины – коварные убийцы, готовые пожертвовать собой ради исполнения приказа. Бедуины – приятели Фортуны, пренебрегающие доспехами и вооружением и всегда переходящие на сторону того, кто одерживает победу.

Люди тайной веры – те, кто не открывает суть своей религии женам и дочерям, мужчины же посвящаются в таинство только по достижении тридцати лет.

Мандополы – кочевники, справляющие праздники, посты и обряды согласно Первый подробный рассказ о происхождении народа туркоманов принадлежит архиепископу Гийому Тирскому и излагает события, начиная с переселения турок в Персию и избрания ими царя по имени Сельджук. В XIII в. сразу несколько путешественников, побывавших на Востоке, повторяют ту же самую историю, но уже по отношению к другому тюркскому народу – татарам. О процедуре выборов правителя с помощью жребия, в качестве которого используются стрелы, пишут сир Жан де Жуанвиль, автор книги «Цветник историй Востока» армянин Гайтон, миссионер-доминиканец Рикольдо де Монте-Кроче. Новым избранником оказывается, естественно, Чингис-хан. Гайтон и Рикольдо де Монте-Кроче излагают еще одну историю, где стрелы играют ключевую роль: давая своим сыновьям наставления о том, что необходимо держаться вместе и хранить единство, Чингис предлагает им переломить пучок стрел. Никому не удается. Тогда он рассыпает пучок, зовет ребенка, у которого с легкостью получается поломать все стрелы одну за другой. Ключом действия является не «размежевание» стрел, а их символическое объединение, обозначающее необходимость всем ветвям рода держаться вместе. Следует обратить внимание на казуативный повод появления стрел в повествовании: стрелы либо наделяют властью, либо способствуют передаче власти от отца к сыновьям. Примечательно, что в истории, рассказанной Гийомом Тирским, и в сюжете, зафиксированном в конце XIII в., ключевую роль играет малолетний ребенок.

конце XV в. доминиканский монах Феликс Шмидт из Цюриха объединяет два списка, начинает свой рассказ с сарацин, затем переходит к христианским конфессиям – грекам, сирийцам, якобитам, абиссинам, несторианам, армянам, георгианам и маронитам, и заканчивает перечень нехристианскими народами, называя туркоманов, бедуинов, ассассинов, магометан (под этим названием описаны «те, у кого тайная вера»), мамлюков («В Иерусалиме обитают мамлюки, отрекшиеся христиане, которых великое множество; они ненавидят и сарацин, и христиан; они покорили Восток оружием; из их числа царь Египта, султан, и все его придворные; они не следуют ни закону Магомета, ни Евангелию, а предаются удовольствиям»). Завершают список иудеи (самаритяне и ессеи) и христиане-латиняне. В передаче и сохранении как перечней, так и описательной традиции в целом в конце XV в. сыграла роль популярность печатного издания 1486 г. книги о странствиях Бернарда Брейденбаха – одной из первых инкунабул, снабженных иллюстрациями и картами5.

Глазами автора Для того чтобы оценить какую роль в представлении сведений играет манера автора, можно привести один пример из «Книги о разнообразии мира».

Марко Поло сообщает, что расстояние от острова Чипингу до материка составляет тысячу пятьсот миль. Каких именно миль неизвестно. Однако подробное рассмотрение текста выявляет сразу несколько важных аспектов.

Прежде всего, Марко Поло предпочитает измерять милями расстояния по морю или оценивая размер острова (иногда – города), на суше он упоминает о милях только, если не может указать протяженность в днях пути. Во-вторых, большинство расстояний, отложенных по воде, составляют полторы или две с половиной тысячи, пятьсот, семьсот – округленная «половина» от полутора тысяч и т. д. миль. Марко Поло в принципе отсчитывает морские дистанции в числах, кратных 500 или 300 милям. Лишь однажды, рассказывая об острове Цейлон, он указывает, что ныне остров насчитывает в окружности 2400 миль, а прежде был 3600, то есть ведет счет на дюжины. Именно поэтому сопоставлять данные Марко Поло с географическими реалиями весьма проблематично.

Как нам удается показать, ткань повествования книги Марко Поло пронизывают десятки формул. Нередко, в особенности в следующих друг за другом главах, автор перечисляет одни и те же товары. Так, например, фраза, характеризующая жителей определенного региона – «подданные Великого хана, поклоняются идолам, деньги у них бумажные, мертвых сжигают», встречается в тексте, по крайней мере, пятнадцать раз и доминирует в главах, Следует отметить, что таблица эфиопского алфавита, которую приводит Бернард Брейденбах, имеет и литературный прототип – так «Путешествия Мандевилля» были снабжены описаниями разнообразных письмен: греческих, египетских, еврейских, сарацинских, персидских и халдейских.

Проанализировав эти алфавиты, М. Леттс и Дж. Пейнтер пришли к выводу, что они заимствованы из рукописей «Космографии Этика» или трактата «Об изобретении языков» Рабана Мавра. См. Letts M.

Sir John Mandeville: The Man and his Book. London, 1949. P. 151–160.

сопредельные области.

Следует особо сказать о роли хронологических маркеров. Все маркеры, за исключением даты избрания Чингис-хана царем татар (1187 г.) и года, когда по воле башмачника гора сдвинулась со своего места (во франко-итальянской версии указывается дата 1275 г., однако у Дж. Б. Рамузио и в толедской рукописи стоит 1225 г.), укладываются в период с 1250 по 1298 г. – время, когда сначала Николо и Матвей, а затем и присоединившийся к ним Марко Поло находились на Востоке. Среди хронологически маркированных событий может быть выделена особая группа: известия о чудесах и деяниях, идущих на пользу христианству. Остальные маркированные события связаны с историей монголов и условно могут быть поделены на на три группы: даты покорения царств и областей, даты восхождения Чингизидов на трон, даты бунтов и междоусобных войн.

Примечательно, что «Книга о разнообразии мира», «Цветник историй»

Гайтона и «Описание восточных земель» Одорико были практически одинаково положены на бумагу. Сам автор не писал, а только диктовал текст, так что синтаксис, ошибки и шероховатости стиля оказываются на совести тех, кто записывал под диктовку. При сопоставлении повествований Марко Поло и Одорико де Порденоне наблюдаются пространственные неурядицы. Оба автора описывают племя людей с песьими головами, рассказывают о драгоценном рубине, который пытался заполучить Хубилай, упоминают о камнях, которые, если их вживить в тело человека, охраняют его от любого железного оружия. При этом географические привязки оказываются весьма различными. У Марко Поло псоглавцы населяют остров Агаман, а у Одорико – Никоверан, причем на этом же острове проживает хозяин рубина, которого Марко Поло считает повелителем Маабара (Кромандельского берега). Наличие целого ряда совпадений в рассказах Марко Поло и Одорико может быть объяснено тем, что оба путешественника побывали в одних и тех же странах (правда, с интервалом в три десятилетия) и видеть должны были одно и то же.

Однако совпадения носят не только содержательный, но и стилистический характер. Так, рассказ о самопожертвовании идолопоклонников Одорико де Порденоне во многом совпадает с описанием того же обычая, приведенным в книге Марко Поло. Два повествования не совпадают текстологически и буквально, но ясно видна общая фабула, сходная динамика развития сюжета и аналогичное расположение прямой речи. Конечно, число используемых во время ритуального самоубийства ножей и многие другие детали расходятся, однако, при сопоставлении рассказов Одорико и Марко Поло с описанием того же обряда, сделанным доминиканцем Журденом де Севераком, становится очевидным, что первые два рассказа связаны типологически. Таким образом, «индийская» часть «Описания восточных земель» оказалась сконструирована на основе пересказа информации, почерпнутой из сочинения Марко Поло.

Почему это произошло? Наиболее вероятное объяснение связано с тем, что возвратившийся в Европу миссионер был слаб здоровьем. Речь действительно может идти либо об опосредованном пересказе, либо взявшиеся помогать пытались справиться у путешественника, насколько верна сообщаемая Марко Поло информация. Но как только речь заходит о Китае, повествование Одорико де Порденоне носит исключительно индивидуальный характер.

В исследовательской литературе нередко можно встретить обвинения в адрес автора «Путешествий сэра Джона Мандевилля», его – во многом безосновательно – считают плагиатором и компилятором. Но пристальный анализ описаний Востока, на которые опирается создатель «Путешествий», показывает, что и эти авторы не всегда сообщают оригинальные сведения, заимствуя отдельные описания друг у друга. Популяризация сведений о Востоке не была одномерной, мы имеем дело со сложной традицией эволюции представлений, где более ранние источники влияют на поздние, создавая своеобразный повествовательный репертуар, круг сведений для чтения о далеких странах.

Имена нарицательные В соответствии с этимологической традицией многие товары, привозившиеся с Востока, получали названия по месту производства. Серы и их ткани практически неотделимы друг от друга. Марко Поло и другие авторы упоминают балдакино из Багдада, муслины из Мосула, бокаран из Бухары. Это вовсе не означало знакомства с реалиями. Марко Поло хоть и был человеком торговым, но шелк для него – понятие обобщенное, ибо как правило, он употребляет формулу «шелковые и золотые ткани». Поджо Браччолини записал со слов Николо Конти, что население Индии «шерсть не используют вовсе, шелка и льна у них изобилие». Таким образом путешественник подчеркивает дифференциацию между западным и восточным миром. Если Европа одевается в шерсть, то Индия и Китай – в лен и шелк. Европейцы пьют вино из винограда, на Востоке вина не знают или не употребляют. Это различие, с точки зрения людей XIII–XV вв., имело принципиальное значение.

Этимологией руководствовались при определении этнических корней:

татары возводятся к «племенам Тартара», а монголы к «народам Гога и Магога». В «Плавании святого Брендана» и в новеллистической литературе представитель нечистой силы, демон появляется в образе мальчика-эфиопа.

Выражение «по ассассинскому обычаю» впервые употребляется в Матвеем Парижским в рассказе о покушении на короля Генриха III. Хронист Альберт Милиоли, а также автор анналов Пармы, и францисканец Салимбене де Адам называют ассассинами наемных убийц, никак не связанных с Востоком, особенно примечательна история о том, как ассассины, по ошибке, захватили знаменитого проповедника Бурхарда Вормсского и чуть не расправились с ним.

В лирике трубадуров появляется следующая метафора: поэт столь же самопожертвенно предан своей даме, как ассассины – Горному Старцу.

Противоположная ситуация с туркоманами. Использование этого этнонима как созвучного слову «переводчик» присутствует в послании Папе Иннокентию III о султане Египта и его сыновьях. Нотариус Николо Мартони рассказывает о том, как туркоман доставил его в Каир и после соблюдения восточные реалии входили в повседневный мир средневекового человека вне зависимости от их первоначального содержания.

Лишенное какой бы то ни было конкретики описание золотого дворца царя Чипингу (единственная деталь – полы в два пальца, единица, применяемая Марко Поло только для измерения толщины золотого покрытия) волновало воображение читателей и путешественников (в космографиях XV в.

утвердилось отождествление Чипингу с классическими золотым и серебряным островами Хрис и Аргира). Но сам по себе золотой дворец бытовал в европейской литературе с давних пор. Начало ей положил сложенный из золотых кирпичей и украшенный золотой виноградной лозой дворец царя Пора, о котором Александр Македонский пишет в послании о чудесах Индии.

Подлинная золотая лоза, творение Феодора из Самоса, создавшего знаменитый смарагдовый перстень Поликрата, была на самом деле захвачена Александром Македонским. В 949 г. Лиутпранд Кремонский видел перед троном византийского императора позолоченное дерево, на котором сидели бронзовые с позолотой птицы разных пород. В XIII в. это самое дерево, по которому с помощью мехов струится вино, оказывается в палатах пресвитера Иоанна. В 1255 г. Вильгельм Рубрук, побывавший в Каракоруме, видел и подробно описал устройство механического золотого дерева, предназначенного для разлива напитков. Диковину изготовил хану французский мастер Гийом Буше, волею судеб оказавшийся у татар. Спустя полвека после Рубрука дерево – вещь цены немалой – довелось осмотреть и Одорико де Порденоне. Благодаря таланту французского ремесленника, литературный образ, неизменно ассоциировавшийся с богатством какого-нибудь восточного правителя, обрел вполне материальное воплощение.

Проекция стереотипов Это исследование начинается с историй о том, как средневековые книжники изобретали для себя Восток, перетасовывая и компилируя сведения, которые можно было разыскать в оказавшихся под рукой энциклопедиях. Затем наступила пора открытий, сделанных паломниками в Святой земле, когда спустя восемьдесят лет после обретения Иерусалима и буквально накануне его потери европейцы впервые обратили внимание на обычаи и нравы тех, с кем им пришлось воевать или жить рядом. Столкновение с монголами пробудило живой интерес к тому, откуда мог появиться ранее неизвестный народ. Финал оказывается куда печальней, от новых представлений и зародившихся легенд – будь-то предания о реликвиях, источающих масло, вести о живущих в Индии христианах-эфиопах, отрывочные сведения о народе ассассинов – мы приходим к истории заблуждений. Неистребимы представления и рассказы про магический порошок, с помощью которого можно обратить человека в свою веру, сюжеты об отравителях, живущих на Востоке и не дающих покоя добропорядочным мужам и правоверным христианам, о женщинах, что летают по ночам и устраивают пиршества. Начиная с середины XII в. Европа открыла для себя царство пресвитера Иоанна, узнала о существовании багдадского монголов смело и чудесную страну пресвитера, и замки Горного Старца.

Смерть халифа – папы сарацин – была ужасной: взяв Багдад, кочевники то ли посадили его в башню с сокровищами и уморили голодом, то ли залили накопленное золото прямо в горло. На смену преданиям о сказочном богатстве Востока пришли страшные истории о Картафиле – Вечном жиде, Диане и вампирах, живущих в предгорьях Кавказа, заговорах злокозненных отравителей. За два века был пройден путь от прагматического недоверия к страхам и призракам до пугающей неуверенности в сегодняшнем дне.

Сопоставление легенд, ходивших среди паломников и крестоносцев, со всей ясностью обнаруживает тот факт, что европейские путешественники проецировали на восточные реалии свои домашние стереотипы. Именно поэтому на Востоке и в Святой земле находится место всему, что в Европе кажется необычным или маргинальным. Ландшафт и среда, окружавшие тех, кому удалось по волнам или посуху добраться за море, разумеется отличались от привычных. Там не росли многие травы и деревья, водились иные, куда больших размеров, животные, пели другие птицы. Ко всему этому следовало добавить иной уклад жизни и необычный облик местных жителей. Встреча с бедуинами открыла европейцам глаза на факт существования кочевников в реальном мире, а не в истории, хранившей предания о вандалах, гуннах и лангобардах. И хотя к тому времени уже было известно о существовании свирепых ирландцев, живущих на крайнем севере лапландцев или безжалостных литовцев, бедуины оказались первыми, кто вел «дикий», кочевой, образ жизни. И уже позднее настанет черед команов и татар. Не случайно первые упоминания о цыганах – еще до появления в начале XV в.

этого народа в Западной Европе – встречаются именно в тех источниках, где приводится подробное и обстоятельное описание нехристианских народов, живущих на Святой земле. С точки зрения тех, кто писал о Востоке, новое племя умещалось в уже хорошо усвоенную классификацию, где были представлены ассассины, бедуины, самаритяне и ессеи. С другой стороны, неизбежно проводились параллели между бедуинами и бродягами, скитавшимися по дорогам Европы. Европейцы встречались с арабамикочевниками, живущими в пустыне, и ранее – об этом рассказывается в книге анонимного паломника из Пьяченцы (конец VI в.). Нападения крестоносцев на «бедуинов-идумеев» подробно описаны историком Альбертом Аахенским:

рыцари христиане ведут себя как грабители и трусы, пытаясь похитить принадлежащие кочевникам стада. Но стоило нотариусу Бурхарду создать стереотип описания бедуинов, как на протяжении нескольких веков мы обнаруживаем схожие рассказы, включающие четкий набор признаков.

Бедуины – это не просто кочевники, а племя бесстрашных людей, которых характеризует неоседлый образ жизни, торговля иерихонскими розами, знание пути через пустыню и так далее.

То же самое происходит с ассассинами (было бы неправильно ставить знак равенства между ассассинами средневековых латинских хроник и сектой представителях этой секты могут быть идентифицированы благодаря сопоставлению с восточными источниками. Затем появляется определенная формула, и с тех пор всем и каждому известно, кто такие ассассины, беспрекословно подчиняющиеся Горному Старцу, как они убивают, как их воспитывают и какие у них представления о рае. Арнольд из Любека (ум. в 1212–1214 гг.) раскрывает причину, по которой ассассины готовы идти на безграничное самопожертвование: оказывается, дело вовсе даже не в заповеданной покорности, а некоем «питье, повергающем в экстаз и беспамятство». Таким образом, перед нами первое – пусть и косвенное – известие об употреблении гашиша, от которого, собственно, и пошло используемое для обозначения секты ассассинов слово.

Столкновения крестоносцев с ассассинами давали повод историкам и путешественникам постоянно возвращаться к подробному изложению сведений об обычаях этой секты. Кульминацией стало убийство в 1194 г. маркиза Конрада Монфератского. И хотя даже хронисты-современники не разделяли мнения о том, что к гибели маркиза был причастен король Ричард Львиное Сердце, французский монарх Филипп Август старался как можно шире распространить эту точку зрения. В результате в Европе получили хождения как документы, обвинявшие Ричарда, так и послания, написанные якобы от имени Горного Старца, в которых с английского короля снимались все обвинения. «Ассассинофобия» преследовала короля Филиппа II до конца жизни, в хрониках описывается эпизод, как монарх, поверив слухам, что Горный Старец отправил к нему убийц, заперся в уединении и никого к себе не подпускал. Похожее предание находит отражение и в источниках времен Людовика Святого. Однако в последнем случае Горный Старец сам отзывает посланных к французскому королю убийц. Впоследствии, когда король отправился в Крестовый поход и высадился на Кипре, Горный старец направил к нему посланцев, принял ответные дары и даже провозгласил себя одним из ближайших друзей французского монарха – никому и в голову не пришло ставить это Людовику в упрек.

Легенда об ассассинах неоднократно привлекала внимание исследователей. Хрестоматийными являются работы А. Сильвестра де Саси, Ч. Новелла (Nowell C. E. The Old Man of the Mountain // Speculum. 1947. Vol. XXII. № 4. P. 497–519) и Дж. Ходжсона (Hodgson M. G. S. The Order of Assassins: The Struggle of the Early Nizari Ismailis against the Islamic World. The Hague, 1955), а также Б. Льюиса (Lewis B. The Assassins: A Radical Sect in Islam. London, 1967) и Ф. Дафтари (Daftary F. The Assassin Legend: Myths of the Ismailis. London; New York, 1994). Большой вклад в изучение легенды внес В. Флейшхаузер, предложивший ряд интересных западных параллелей известного сюжета (Fleischhauer W. The Old Man of the Mountain: the Growth of a Legend // Symposium. 1955. Vol. 9. P. 79– 90). Материал европейских источников был подвергнут систематическому рассмотрению в книге Й. Хаузинского («Мусульманская секта ассассинов в европейской письменности Средних веков» – Hauziski Z. Muzumaska sekta asasynw w europejskim pimiennictwie wiekw rednich. Pozna, 1978), а вслед за ним и Л. Хельмута («Легенда об ассассинах в австрийских рифмованных хрониках Средневековья» – Hellmuth L. Die Assassinenlegende in der sterreichischen Geschichtsdichtung des Mittelalters. Wien, 1988). Краткий очерк бытования легенды об ассассинах дает в своей монографии С.

И. Лучицкая (Лучицкая С. И. Образ другого: мусульмане в хрониках Крестовых походов. СПб., 2001.

C. 359–363).

семью императора Фридриха II предъявить друг другу длинный список готовившихся обеими сторонами покушений. Даже принимая во внимание сведения восточных источников, следует подчеркнуть – ассассины начинают применять отравленные ножи именно с того времени, когда в Европе поднимается новая волна страха перед ядами и отравителями. Волшебный порошок, позволяющий манипулировать людьми или превращающий их в сторонников одной идеи, надолго укоренился в западной литературе. Боккаччо рассказывает, как аббат одного тосканского монастыря дал ревнивцу Ферондо порошок, полученный от восточного принца, который утверждал, что это снадобье «употребляет Горний старец, когда хочет кого-нибудь во сне отправить в свой рай или извлечь его оттуда, и что данный в большем или меньшем количестве этот порошок, безо всякого вреда, так усыпляет принявших его более или менее, что, пока действует его сила, никто бы не сказал, что тот человек жив»7. Стереотип, сформировавшийся среди крестоносцев, дополнялся – в зависимости от времени – актуальными европейскими реалиями и проецировался на события политической жизни Запада. Контекст, в котором происходило восприятие этого стереотипа – весьма маргинальный: появилось весомое слово для характеристики наемного убийцы, который в любом обличье будет пытаться коварно подобраться к указанной ему жертве. Каковы бы ни были мотивы действий и религиозная практика ассассинов, рассказы о них в средневековых европейских хрониках, – это литературный сюжет, за которым закрепляется определенный набор повествовательных мотивов. Вне зависимости от того, как распространялись по Европе еретические движения, история с волшебным порошком, который раз и навсегда обращает людей в негодную веру, – еще одна легенда из области литературы. Сложившаяся фабула, описывающая ночные оргии и изготовление порошка, воспроизводится на пергаменте и бумаге каждый раз, когда заходит речь о еретиках, заговоре тех, кто поклоняется дьяволу, или секте ведьм. При этом никого не интересует, насколько литературный стереотип соответствует реальности, более того, историографы сами признаются, что не готовы сообщать подробности, поскольку эти сведения могут быть использованы в качестве практических пособий. Само собой, в книгах с описанием колдовских рецептов и заговоров ощущался определенный дефицит (об этом можно судить уже потому, что до нас дошли всего два полных списка подобного рода сочинений).

Следует обратить внимание еще на одну особенность: порошок Горного Старца, оказался аргументом в пользу существования особого снадобья еретиков, равно как преступления, совершенные ассассинами на Востоке, подсказывали мысль о том, что наемные убийцы – повсюду. Один и тот же стереотип мог многократно проецироваться с Запада на Восток и наоборот.

Изначально распространяются представления о том, что Горный Старец День третий, новелла восьмая – Боккаччо Дж. Декамерон / Пер. с ит. А. Н. Веселовского. СПб., 2003. C. 275.

в найме, но и в воспитании готовых повиноваться любой воле убийц выдвигается против Ричарда Львиное Сердце и императора Фридриха II.