На правах рукописи

Климутина Анна Сергеевна

ПОЭТИКА ПРОЗЫ АНАТОЛИЯ КОРОЛЁВА: ТЕКСТ И РЕАЛЬНОСТЬ

Специальность 10.01.01 – русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Томск – 2009

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы ХХ века ГОУ ВПО «Томский государственный университет».

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент Татьяна Леонидовна Рыбальченко

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Абашева Марина Петровна кандидат филологических наук, доцент Сидорова Анна Геннадьевна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет»

Защита состоится «24» декабря 2009 года в _ часов на заседании диссертационного совета Д 212.267.05 при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу:

634050, г. Томск, пр. Ленина 36, Томский государственный университет.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: г. Томск, пр. Ленина, 34 а.

Автореферат разослан «13» ноября 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, профессор Л.А. Захарова

Общая характеристика работы

Актуальность исследования вызвана современной социокультурной ситуацией:

литературоведы, искусствоведы, культурологи спорят о характере, эволюции и (же) об исчерпанности постмодернистской художественности, о возможности единой эстетической стратегии современного искусства. В этой связи, наряду с типологическими построениями, литературоведение нуждается в интерпретации художественных феноменов современности, отдельных произведений словесности, индивидуальных творческих систем. Проза Анатолия Королёва может быть рассмотрена не столько как особенное явление в русской литературе рубежа XX – XXI веков, сколько как проявление общих тенденций литературы постсоветского времени. А. Королёв, будучи замечен критиками и литературоведами, исследующими современную русскую литературу, ещё не стал предметом монографического истолкования. Анализ творчества Королёва позволяет точнее охарактеризовать общую тенденцию развития русской литературы рубежа XX – XXI веков, выявить специфику новой художественной парадигмы, складывающейся в конце 1990-х – 2000-х годах на пересечении постмодернизма, модернизма и реализма.

Цель исследования прозы Королёва – выявить доминанту эстетики и поэтики писателя, их трансформацию в аспекте представлений писателя о сущности текстовой, эмпирической и метафизической реальности.

Задачи исследования.

1. Проанализировать основные художественные тексты А. Королёва и тексты на границе художественного / нехудожественного в аспекте доминантных элементов и уровней поэтики:

• композиция текста как соединение разных текстовых стратегий (интекст, интертекст, метатекст и пр.);

• субъектная организация текстов как проявление принципа вариативности;

• система персонажей и разная функция персонажей в художественном произведении (характер – субъект мифологизации реальности – знак-концепт);

• принципы сюжетостроения (соединение сюжетов реальности и сюжетов письма).

2. Определить эволюцию поэтики А. Королёва, проявляющую изменение эстетических представлений писателя, предложить периодизацию его творчества.

3. Показать синкретическую природу творческого сознания А. Королёва (соединение реалистических, модернистских, постмодернистских принципов; построение художественного текста на границе художественных и нехудожественных дискурсов).

4. Показать содержательность деконструктивной поэтики А. Королёва, черты интеллектуальной поэтики в игровой, демифологизирующей прозе: постановку этических, экзистенциальных, эстетических и метафизических проблем, делающую современного писателя не разрушителем, а продолжателем традиций русской литературы.

Материал исследования – творчество Анатолия Королёва 1970-х – 2000-х годов, включающее художественные тексты, эссеистику и «филологические» эксперименты (кроме ранних авангардных текстов, научной фантастики и фантасмагорических триллеров). Для анализа выбраны тексты, представляющие эстетическую доминанту в разные периоды творчества Королёва: психологическая проза 1970-х – 1980-х годов (повести «Ожог линзы», «Рисунок на вольную тему», «Гений местности»); модернистский роман «Эрон» конца 1980-х – начала 1990-х; постмодернистские романы и повесть 1990-х – 2000-х («Голова Гоголя», «Человек-язык», «Быть Босхом»); филологические коллажи 1990-х – 2000-х годов («Дама пик», «Похищенный шедевр»).

Методологическая основа исследования: семиотические (Ю. М. Лотман, Б.А.

Успенский) и структурно-типологические (М.М, Бахтин, В. И. Тюпа) исследования литературы; деконструктивистские концепции письма и текста (Ж. Деррида, Р. Барт, Ю.

Кристева); идеи герменевтики (Г. Гадамер) и экзистенциализма (М. Хайдеггер).

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Эволюция проблематики творчества А. Королёва: от традиционной этической проблематики ранней прозы к онтологической и метафизической проблематике поздней прозы – проявляется в эволюции художественной системы писателя (от реализма через модернизм к поэтике постмодернистской деконструктивистской 2. Эклектизм поэтики Королёва: при сохранении постмодернистской доминанты (смешение текстовой и образной реальности) в произведениях разных периодов обнаруживаются принципы психологизма, сюжетного повествования, характерные для реализма, модернистская мифологизация реальности в сознании персонажей.

3. Центральная проблема в творчестве Королёва – сущность искусства, его возможности в познании реальности, в связи с этим проверяется соотношение образа реальности, текстов о ней и её метафизики.

4. А. Королёв предложил в демифологизирующей игровой прозе обсуждение универсальных проблем онтологии, антропологии и метафизики: телеснодуховная природа человека; антиномии физической реальности; вопрос о наличии метафизического бытия (тотальная тайна бытия»); значение текстов культуры в существовании человека и реальности.

Научная новизна данного исследования.

1. Предложена целостная интерпретация творчества А. Королёва 1970-х – 2. Охарактеризованы основные этапы творчества Королёва, изменение эстетических взглядов писателя и поэтики его текстов.

3. Обусловлена синкретичность современного художественного сознания Королёва, использование опыта реализма, модернизма, постмодернизма.

4. Впервые проанализированы некоторые художественные произведения (ранние повести, роман «Эрон», коллажи «Дама пик», «Похищенный Практическая значимость работы: материалы и выводы диссертации могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества А. Королёва, применены в преподавании истории русской литературы конца ХХ – начала ХХI веков.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на научнометодических семинарах кафедры истории русской литературы ХХ века Томского государственного университета. Основные положения диссертации были изложены на международных и всероссийских конференциях Томска: «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» (2004, 2005, 2006, 2007, 2009), «Русская литература в современном культурном пространстве» (2006), интернет-конференция «Проблемы развития русскоязычной литературы и судьба восточнославянского культурного сообщества» (2006); Новосибирска: фольклорно-литературоведческая конференция молодых учёных Института Филологии СО РАН (2007, 2008), конференция молодых учёных «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» НГПУ (2009);

Екатеринбурга: научная конференция «Литература Урала: Автор как творческая индивидуальность (региональный и национальный аспекты)» (2007); Киева: Х Международная научная филологическая конференция молодых учёных (2009).

Структура работы: введение, четыре главы, заключение, список литературы, включающий 288 наименований, и приложения.

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, новизна, практическая значимость работы, выделяется её цель, задачи, методологическая основа, обосновываются положения, выносимые на защиту, дан обзор работ о творчестве А.

Королёва, социокультурной ситуации 1980-х –2000-х годов.

В первом разделе Введения «Литературно-критические исследования творчества А. Королёва» представлен обзор критических и литературоведческих работ о творчестве А. Королёва. Критики спорят о художественной ценности прозы Королёва и об эстетике, в русле которой он работает: реализм, модернизм или постмодернизм. Разброс оценок связан с синкретичностью (эклектичностью) художественной практики писателя, с эволюцией картины мира и приёмов создания образа (модели) мира. Мы условно выделяем три периода творчества Королёва: 1. Ранний период (1970-е – 1980-е):

психологические повести «Рисунок на вольную тему» (опубликована в 1978), «Ожог линзы» (опубликована в 1988), роман «Вечная зелень» (опубликован в 1988), рассказы, научно-фантастические повести; «авангардный» роман «Дракон» (1970–1972). 2. Конец 1980-х –1990-е годы – проза «эталонного» постмодернизма (С. Чупринин1). В этот период Королёв получает широкую известность в связи с публикациями повестей «Гений местности» (1990), «Голова Гоголя» (1992), романа «Эрон», коллажей «Дама пик» (1998), «Носы» (2000). Большинство критиков включают творчество А. Королёва этого периода в русский постмодернизм (М. Ремизова, Е. Иваницкая, П. Лукьянов, М. Липовецкий, И.

Скоропанова, И. Роднянская, Н. Иванова). 3. Проза конца 1990-х – 2000-х обнаруживает синтез различных художественно-эстетических систем: романы «Человек-язык» (2000), «Змея в зеркале» (2000), «Быть Босхом» (2004), «Инстинкт № 5» (2004), «Stop, коса»

(2008), повесть «Игры гения, или Жизнь Леонардо» (2006), текст-литературоведческое расследование «Похищенный шедевр» (2005). Постмодернисткая поэтика не затмевает сосредоточенности на проблеме метафизики и реальности, на парадоксах этики и эстетики.

Условно выделяя три этапа, мы определяем эволюцию творчества Королёва как движение от ранней реалистической психологической прозы через опыт модернистской прозы к постмодернистской прозе культурной игры, аллюзивности, интертекстуальности, а затем – к синтезу эстетик, к поэтике эклектизма, использования реалистических, модернистских, постмодернистских приёмов при осмыслении философских проблем онтологии и метафизики.

Критики, характеризуя картину мира Королёва, показывают её близость эпохе Просвещения; А. Агеев и А. Мережинская говорят об экзистенциальной проблематике, появляющейся в творчестве 1990–2000-х гг. Сам Королёв обозначает круг философских работ, которые определили его мировоззрение: психоаналитическая философия Фрейда, экзистенциальная философия М. Хайдеггера, А. Камю, Ж.-П. Сартра2. Интерес к постструктуралистской философии способствовал появлению интереса к проблемам знаков, текстов сознания, познания реальности через язык, через тексты.

Во втором разделе «Картины мира в реализме, модернизме и постмодернизме»

перечисляются выделяемые современными исследователями (Н. Лейдерманом, Н.

Ивановой, Д. Затонским, В. Курицыным, М. Липовецким, Г. Нефагиной, А. Мережинской, Н. Маньковской, М. Эпштейном, И. Ильиным, И. Скоропановой) основные принципы художественных систем реализма, модернизма и постмодернизма. Особое внимание уделяется текстовым стратегиям постмодернизма (интертекстуальность, игра, специфика Чупринин С. Встречным курсом // Знамя. 2005. № 6. С. 155.

Сидякина А. Анатолий Королёв [Электронный ресурс] // Маргиналы (уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы) / А. Сидякина. – Челябинск : Фонд Галерея, 2004. – Электрон. версия печат. публ. – URL: http://abursh.sytes.net/Marginaly/Korolev.htm (дата обращения: 07.09.2009).

жанрового мышления, нелинейный принцип повествования, смешение различных дискурсов) и проблеме обозначения художественной парадигмы рубежа XX – XXI веков.

В третьем разделе «Историко-литературный контекст творчества А. Королёва»

восстанавливается происхождение и специфика русского литературного постмодернизма, как это описано у И. Скоропановой, Г. Нефагиной. А. Мережинской, Н. Леёдермана, М.

Липовецкого, В. Курицына. По соотношению языка (речи) и образной системы Н.

Лейдерман и М. Липовецкий выделяют в русском литературном постмодернизме концептуализм (открытие пустоты, стоящей за языком, словом) и необарокко (выход из языка в сферу образности и идеологии)3, к которому справедливо относят творчество А.

Королёва.

Первая глава «Освоение реалистической поэтики в ранней прозе Королёва.

Проблема самоопределения творческой личности в реальности и искусстве»

посвящена анализу ранней реалистической прозы Королёва: повестям «Рисунок на вольную тему» (1978), «Ожог линзы» (1988).и «Гений местности» (1991).

Свои реалистические тексты зрелый Королёв рассматривает как движение к постмодернизму, указывая, что освоение традиционной поэтики сопровождалось попыткой «ухода от сервильности», от прислужничества не в идеологии, а в языке. Но доминанта реалистических текстов Королёва – внимание к конкретной человеческой жизни, что определяет психологизм ранней прозы. Проблемы онтологии, антропологии, метафизики отдалены на второй план; в центре – проблема самоопределения личности в конкретной реальности, поиск человеком этических основ существования. Проблема искусства на данном этапе сводится к проблеме природы творческого дара, сложности его персональной реализации. Пожалуй, лишь повесть «Гений местности» выводит к онтологической проблеме: текст и реальность, язык бытия и законы существования, историческая относительность дискурсов, эпистем культуры. Повесть «Гений местности»

завершает традиционалистский этап, намечает переход от объективированного повествования к авторской игре стилями, к смешению дискурсов, к знаковости персонажей.

Общая проблема трёх повестей – проблема сущности художественного дара, искусства в его соотношении с реальностью – выдвигает на первый план герояхудожника, человека с творческими (жизнестроительными) амбициями (поэта, художника, создателя парков), не реализовавшего свои способности в полной мере.

Причиной нереализованности может быть несоответствие общепринятому языку, но для раннего А. Королёва важнее открытие экзистенциальной драмы человека, влекомого тайнами бытия, но осознающего бессилие воплощения или несоответствие своего текста меняющейся и многообразной реальности.

Первая часть первой главы – «Сюжет становления художника и проблема сущности искусства в повести “Рисунок на вольную тему”».

В разделе 1.1.1. «Принципы воссоздания объективного мира» анализируется сюжет и система персонажей повести. Выделяются традиционные способы воссоздания объективного мира, которые представляют реальность как наличествующую, имеющую причинно-следственные связи. В повести используется ретроспективный принцип сюжетостроения – обрамление эпизодов, повествующих о настоящем, эпизодами воспоминаний, что выводит в центр проблему памяти. Персонажи психологически мотивированны, их идеи раскрываются в событиях реальности.

В разделе 1.1.2. «Концепция искусства: проблема законов искусства и самовыражения» сравниваются разные версии сущности искусства в повести «Рисунок на вольную тему», принадлежащие персонажам-двойникам (Алексей и Яша, Алексей и Вениамин Михайлович): искусство органичное, выражающее «коллективное Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература, 1950–1990-е годы : учеб пособие: в 2 т. М., 2003. С. 423.

бессознательное», национальное мироощущение, стремящееся гармонизировать мир;

профессиональное, личностное и общечеловеческое (европейское) искусство. Главный герой идет к синтезу профессионального, личностного, и национального, интуитивистского, фантасмагорического искусства.

В повести обсуждаются несколько определений миссии искусства: выявление красоты действительности, познание скрытой сущности реальности, «развлечение»

зрителей, самовыражение. Гармонизирующая миссия искусства проявляется в том, что искусство не только «отвлекает» от реальности фантасмагориями, но «привлекает» к реальности, запечатлевая её высшие проявления. В национальном сознании закреплено понимание мужества спасительного искусства заслонять реальность, изображая то, чего нет в реальности, либо красоту противоречивой реальности. С сюжетной линией немого художника Яши связано экзистенциальное понимание искусства, необходимого для личностного прорыва к бытию, для выражения знания о несовершенстве мира и для сопротивления отчаянию.

На пересечении национального и индивидуального понимания искусства рождается ранняя концепция искусства Королёва: искусство, изображая красоту мира, спасает от хаоса реальности, но, выражая индивидуальные прорывы сознания, открывает неразрешимые противоречия жизни.

Вторая части первой главы – «Природа творческого дара и драма творческой реализации в повести “Ожог линзы”. Особенности психологизма»/ В разделе 1.2.1. «Субъективация изображения реальности. Условность сюжетных ситуаций» анализ повести «Ожог линзы» (1988) обнаруживает принципы реалистического искусства – воссоздание реальности как самозначимой, обладающей ценностным центром; отмечается воспроизведение автором субъективно воспринимаемой героем реальности, отход от объективного повествования в сторону субъективации.

Две первые части повести организованы психологическими точками зрения персонажей-двойников, поэтов, наделённых даром, но не сумевших реализоваться. Автор не сводит персонажей событийно, воссоздавая тем самым несвязность людей, однако логика автономных сюжетов подтверждает повторяемость, подобие коллизий. Третья часть повести – поток сознания главного героя Марата Немцова – близка уже модернистской поэтике, где сближаются образы действительности, образы прошлого и галлюцинации.

В разделе 1.2.2. «Система персонажей: варианты концепции творчества» на первый план вынесена проблема роли искусства в духовном самоопределении человека, что выделяет одно из главных значений заглавного образа повести: творчество как линза, через которую человек смотрит на реальность, но при этом обжигается укрупнённым знанием жизни. Королёв представляет творческий дар не как знак божественной милости, а как «ожог» реальности, который ставит перед выбором между этическим поведением в отношениях с другими и верностью своему дару.

Четыре персонажа (Марат – Андрей – Филипп – Агата) представляют версии творчества: поэзия как наблюдение за миром сквозь толстое стекло, защита от «ожога»

реальности (Андрей); поэзия как собирание в единый поэтический текст «пучка»

ощущений непосредственно переживаемой реальности, инструмент боли, а не защиты (Агата); поэзия как выражение скрытой сущности реальности (Марат); поэзия как преображение мира, эстетизация реальности, которая позволяет не замечать подлинной сущности жизни, уйти в образы собственного сознания (Филипп).

С сюжетной линией Марата связана идея отказа от искусства в современном мире:

«После Освенцима писать стихи – бессмысленно: их вышивали на коже». Обращение к Т.Адорно ставит вопрос о смысле искусства как такового: не отменяет ли реальность, «обжигающая» человека, экзистенциальный смысл искусства. Творчество не спасает человека от вины и ответственности. Выявляются сомнения в этичности культуры:

культура дискредитировала сама себя, так как, говоря об идеалах и абсолютах, обосновала принципы насилия, сама стала идеологией.

Марату в пограничной ситуации даётся прозрение и понимание истинного искусства, которое не заслоняет от реальности, но выражает её ощущение. Марат дорастает до понимания того, что этическое существование – это не следование строго установленным нормам этики (религиозным или индивидуальным), а личностное определение границ этики в каждый конкретный момент жизни. Королёв поднимает этическую планку на запредельную высоту, приравнивая нравственного человека к Богу, обязывая его обладать сверхвидением и всезнанием при личностном выборе, самоопределении, ощущать тонкость и неустойчивость этических границ. Поднимая этическую планку для себя настолько высоко, человек обречён существовать в ситуации постоянных сомнений и вины за свой выбор, так как быть «нравственно гениальным» под силу, согласно Королёву, только гениям.

В третьей части первой главы «Соединение художественного и нехудожественного дискурсов в повести “Гений местности”. Культура и онтология в истории» анализ повести «Гений местности» (1991) намечает переход к постмодернистской поэтике и эстетике, где персонажи выступают знаками идей, а в центре – не миметизм, а авторская игра текстами, открытие релятивности знаний о бытие и текстов о нём.. Основанием для сближения поэтики повести «Гений местности» с реалистической делается сосредоточенность на реальности природно-социальной среды и обстоятельств жизни персонажей, на конкретных историях, составляющих фабулу.

В разделе 1.3.1. «Повествовательная структура повести “Гений местности”»

рассматривается обращение к новым принципам построения текста: соединение художественного и нехудожественного дискурсов. Повесть обнаруживает сознательную установку на многослойность текстовых стратегий: художественно осмысленной хроники парка; повествовательных новелл, как документально подтверждённых, так и вымышленных; авторских эссе на исторические, культурологические, литературоведческие темы. Выход на первый план сознания автора-повествователя – свидетельство отношения к изображаемому, близкого к постмодернистскому: жизнь видится не как самодвижущаяся субстанция, в течении которой принимает участие человек, а как сложившийся текст. Повесть «Гений местности» отлична от ранних повестей разветвлённостью системы персонажей, отсутствием центральных персонажей, ослаблением интереса к характеру персонажа.

В разделе 1.3.2. «История парка как столкновение природы и культуры.

Преобразователи и разрушители» исследуется проблема соотношения искусства (текста) и природы (материи). Искусству, навязывающему материи свой идеал, в повести противопоставляется искусство, которое способно прозреть сущность природы. История парка – история навязывания природе меняющихся идеалов. История парка доказывает значение языка, как системы знаков, эпистем, культурных правил, упорядочивающих мир.

Фабула повести (300 лет истории парка) фиксирует, как материя противится насилию над собой, что проявляется в её нежелании следовать человеческим планам, проектам, соответствовать определённым эстетическим идеалам. Сопротивление проявляется в способности природы самовозрождаться каждый раз, когда парк по каким-либо причинам перестаёт подвергаться воздействию на него человека.

В разделе 1.3.3. «Модель национальной истории: проблема власти» в истории парка Королёв представляет модель истории России. История России последних трёх веков трактуется Королёвым как насильственная смена идеалов государственности, что выдаёт «эстетический» тип государственности в России. Правители-преобразователи (Пётр I, Екатерина II, Павел I, Сталин) рождали исторические утопии, уводя в сферу идей, но российская история развенчивала иллюзии правителя быть творцом истории: ему оказывается подвластна только сфера языка, идеалов, но не материи. История в концепции Королёва – это история текстов, идей, узаконенных эпистем.

Раздел 1.3.4. «Ситуации столкновения человека с онтологией и властью»

уделяет внимание повествовательным новеллам, вскрывающих человеческий аспект онтологических, социальных и культурных проблем. Новеллы разделены по группам:

человек в культуре, человек в социуме, человек в частных отношениях. Исследуются ситуации столкновения человека с онтологией, «гением местности», которые ставят проблему наличия в природе метафизической силы, воздействующей на человека.

«Гений местности» предстаёт либо как метафизическая сущность, ощущаемая человеком, либо как стихийное явление, материализованное в природе, в любом случае гений меняет судьбу человека, толкает его к выбору реального поступка, к самоопределению или гибели, либо побуждает к творчеству, к закреплению в тексте (картине, слове, музыке). На первом плане в повести экзистенциальная трактовка духа материи как понятого смысла бытия: природа (через страх перед стихией или озарение) даёт человеку возможность прислушаться к себе, найти в себе нравственные опоры;

основания для этического выбора человек находит в самом себе. Однако духовное самоопределение чревато и трагическими последствиями: оно может привести к осознанию бессилия, невозможности идеала, к экзистенциальному отчаянию.

Вторая глава «Модернистская поэтика в романе “Эрон”. Возможности осознания бытия персональным мифологизирующим сознанием» доказывает модернистскую природу романа «Эрон» (1994) в двух аспектах: первый аспект связан со спецификой проявления авторского сознания в модернистском тексте, второй – с модернистским героем. В «Эроне» модернистское мышление проявляется прежде всего в универсализации реальности, которая осуществляется через вписанность конкретных исторических событий в космический масштаб, включение исторических событий 1970– 1980-х годов в общечеловеческую историю, регулярные отсылки к идеям М. Хайдеггера о том, что бытие дано человеку только в границах его существования.

В первой части второй главы «Структура текста и субъектная организация романа “Эрон”» анализируется повествовательная стратегия Королёва, определяемая взаимодействием четырёх текстовых стратегий: нарративного пласта (сюжета реальности с персонажами-характерами); пласта авторской риторики; психоделического пласта (потока сознания персонажей, мифологизирующих реальность в ситуации кризиса);

философских диалогов персонажей, ставших знаками авторского сознания.

Автор-повествователь – главный субъект повествования во всех сюжетных линиях.

При этом четыре центральных персонажа (Филипп, Антон, Адам и Надя) – четыре вторичных субъекта повествования, чередующие друг друга. С одной стороны, бытие изображается через призму сознания персонажей, представляются мифологизированные картины бытия отдельно взятого человека; с другой стороны, автор-повествователь вводит мифы сознания героев в литературный и культурный контекст, частную жизнь – в «хронотоп» бытия.

Во второй части второй главы «Жанровая структура романа: элементы мениппеи» исследуется жанровая эклектика романа «Эрон», совмещающего реалистические повествовательные новеллы, эпизоды модернистского «потока сознания», образы-мифы, риторические хроники. В «Эроне» обнаруживаются основные признаки мениппеи, выделенные М. Бахтиным4: свобода от предания, свобода вымысла;

незавершённость действия и героя, эстетику серьёзно-смехового, создание исключительной ситуации – ситуации испытания идеи; сочетание фантастики и натурализма, внимание к «последним философским вопросам», оксюморонные ситуации.

В третьей части второй главы «Субъективные мифы персонажей о бытии как способы его интерпретации» рассматриваются мифы о бытии, созданные сознанием четырёх центральных персонажей (Филиппа Билунова, Антона Алевдина, Адама Чарторыйского, Нади Навратиловой). Каждый миф индивидуален, но в то же время Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 189–206.

опирается на культурную или религиозную основу (христианство, язычество, иудаизм, постмодернистское игровое отношение к реальности). Попытки объять бытие сознанием во всех сюжетных линиях не приводят к целостности мироощущения героев, а лишь усиливают чувство отделённости индивида от потока жизни, что связано не только с распадом родового чувства, с исчезновением эпического мироощущения, но и с современным ощущением бытия как надличного хаоса, нетелеологичности, самотворящей и саморазрушающей материи, равнодушной к самосознающей личности.

Версии персонажей, отличающихся социальным положением, направленностью на онтологию или сосредоточенностью на рациональном объяснении мира «собираются» в авторскую версию бытия – многослойного и изменчивого.

Раздел 2.3.1. «Сюжет Филиппа Билунова: актуализация языческого мифа о бытии» посвящён индивидуальному мифу Филиппа Билунова, связанному с языческой (египетской) мифологией. Мифологизация не сводится к наложению ситуации, в которой находится герой, на известные сюжеты мифов – реальность восприниматься героем как мифическая: время и пространство перестают быть линейными и одномерными (смешивается реальное время и время Древнего Египта; пространство Камеруна, где разворачиваются события реальности, – с пространством Древнего Египта), стираются границы между реальностью и иллюзией, предметы и существа переходят друг в друга.

Герой возвращается к архаическому, неличностному ощущению мира как живого, наделённого духом – этот мир невозможно познать рационально. Тем самым Филипп обнаруживает черты модернистского героя, подавленного бытием, погруженного в смутное сознание, не способного выйти к личностным смыслам.

В разделе 2.3.2. «Сюжет Нади Навратиловой: законы материи и метафизика бытия» мужскому сознанию, переживающему абсурд присутствия в бытии, традиционно противопоставлено женское сознание, не менее остро переживающее существование как «событие насилия», тем не менее в следовании природному закону приближающееся к жизнетворению. Но фабула фиксирует невозможность выдержать груз ответственности за новую жизнь: в финале романа Надя оказывается в психиатрической лечебнице, оставляя дочь. Тем не менее, Надя Навратилова делается одним из центральных персонажей:

осуществив мужественный выход в реальность бытия, Надя в состоянии сумасшествия, традиционно для мировой литературы, выходит к трагической сущности человеческой жизни и мира, обретая не истину, а множество (тридцать) истолкований смысла бытия. В этой концепции миру отказано в высшей цели и смысле, абсурд бытия – результат игры Бога-ребёнка.

Женский миф оттенён мужским рационалистическим взглядом на мир, представленным Францем Бюзингом, неспособным обрести смысл существования и выбирающим смерть.

В разделе 2.3.3. «Сюжетная линия Адама Чарторыйского: осмысление христианского мифа» индивидуальный миф Адама Чарторыйского обнаруживает несостоятельность христианского мифа. Герой идёт к экзистенциальной трактовке бытия и человека, обнаруживая, как и другие персонажи романа, неспособность человека преодолеть абсурд бытия.

В третьей главе «Сюжет и текстовые дискурсы в постмодернистской прозе А.

Королёва: соотношение текстов и реальности» анализируются повесть «Голова Гоголя» (1992) и романы «Человек-язык» (2000) и «Быть Босхом» (2004). Если ранняя реалистическая проза Королёва концентрировалась на исследовании индивидуального характера в объективной действительности, то проза 1990-х годов обнаруживает проблему текстового характера реальности, то есть власти текстов над человеком, превращение его в знак.

Структурная общность трёх заявленных текстов проявляется в метатекстовой структуре. Вместе с тем целесообразно рассматривать постмодернистские тексты Королёва с точки зрения сюжетостроения, так как сюжет обретает принципиально иную онтологическую основу, соединяя в себе события реальности и события авторского сознания: сюжет включает коллизии объективной реальности (нередко вымышленные, или автобиографические, или легендарные события); сюжеты текстов истории или культуры, воспроизведённые в повествовании; сюжеты письма, то есть создания, интерпретации и комбинирования текстов («сюжетов»).

Первая часть третьей главы 3.1. «Мотив отсечения головы и проблема связи текстов (идей) и реальности, искусства и социальной жизни в повести “Голова Гоголя”» исследует проблему соотношения текстов и реальности в повести «Голова Гоголя».

В разделе 3.1.1. «Содержательность текстовой структуры в повести “Голова Гоголя”»: реальность в текстах истории и искусства» своеобразие текстовой структуры представлено в соединении «художественных» и «нехудожественных» фрагментов:

философской риторики автора, диспутов персонажей (условных философских диалогов) и повествовательных фрагментов, в основу которых положены реальные исторические и легендарные события. «Рамку» создают авторские комментарии событий, подлинных и вымышленных, и риторические «отступления» по поводу сущности этих и подобных событий. Три способа говорения о реальности (повествование – фантасмагория – лирические или риторические высказывания) присутствуют в каждой из трёх частей. Заявленная авторская проблема трансформирует повествовательную структуру в риторическую, а затем проверяется сюжетом реальности или авторским вымыслом – фантастическим допущением, сослагательным наклонением реальности. Затем вводится круг авторских культурных аллюзий, сопоставление изображаемых и истолковываемых событий с событиями прошлой истории, с текстами культуры. Так современность вводится в пространство истории и культуры, и постмодернистская игра становится поиском инварианта, истины о реальности и культуре.

В отличие от ранней реалистической прозы, в «Голове Гоголя» редуцирован психологизм, повышена условность, хотя в основе фабулы – легендарные, не вымышленные истории. Каждый фрагмент относительно самостоятелен, но в то же время связан с другими фрагментами сквозными персонажами и семантически.

Выделяется два аспекта проблематики: история как насилие над реальностью вследствие исторических замыслов; сущность искусства и соотношение реальности и текстов о ней.

В разделе 3.1.2. «Возможности познания реальности и бытия. Судьба текстов»

рассматривается проблема сущности искусства и его последствий посредством анализа обращений к фигуре Гоголя. Упоминания Гоголя в повести частотны: первая нарративная часть повести включает историю перенесения праха Гоголя в 1931 году, провокационная фраза Розанова о вине Гоголя за расширение границ реальности вынесена в эпиграф, разные трактовки творчества Гоголя представлены в фантасмагорическом диалоге персонажей-знаков.

Эпизод эксгумации праха Гоголя фиксирует разрыв эстафеты духа – классик не понят потомками, уважение к его праху формально. После смерти целостность сознания и духа человека исчезает, остаются лишь части этого целого, прежде всего материальные знаки: тексты, прах, вещи, принадлежавшие творцу. «По частям» извлекают и смыслы, зафиксированные в текстах Гоголя, тексты «поворачиваются» как выгодно (при советской власти Гоголя свели к социальной сатире). Но сюжет фиксирует сохранение метафизики Гоголя, его духовных открытий, свидетельством чего является повторение в реальности сюжетов, описанных Гоголем (перевёрнутый сюжет «Шинели», рассказ Сталина о реестре «мёртвых душ»), многочисленные аллюзии реальности на описанное Гоголем. Кроме того, сознание персонажей трансформируется под воздействием метафизики Гоголя, с которой они невольно столкнулись.

Концепция искусства строится на парадоксе. Интерпретируя гоголевскую веру в пересоздание реальности посредством текстов, Королёв в повествовательных фрагментах, с одной стороны, подтверждает веру в силу текстов, с другой стороны, доказывает невозможность обуздать реальность, выстроить её по текстам-эпистемам (истории краха идей тиранов – Гитлера, Сталина, Робеспьера). Двойник Гоголя, Вольф Мессинг, возникающий в третьей части повести, обращает к метафизическому аспекту проблемы искусства, фиксируя возможности выхода искусства за границы реальности. По Королёву, искусство парадоксально: познавая, искусство нарушает правила и нормы, способствует разрушению картины реальности и самой реальности. Искусство не спасительно, но оно призвано искать смысл, выходя за границы дозволенного.

Гоголевскому словесному искусству противопоставлено искусство создания образов-предметов (восковые фигуры мадам Тюссо). Сюжет мадам Тюссо иллюстрирует парадоксальную сущность искусства, которое, с одной стороны, возрождает реальность, закрепляя её в текстах, а с другой стороны, снимает этическое отношение к реальности, допуская насилие над ней. Сюжет мадам Тюссо вводит проблему истории как насилия текстов, возникающих в сознании социальных деятелей, авторов идей, направленных на изменение реальности, а не на её познание.

В разделе 3.1.3. «Мотив отсечения головы как исправления и замены реальности текстом. Модель истории в повести» предлагается модель истории, представленная в повести. В повести выстраивается модель истории от времён Иоанна Крестителя до современности. Логика фабулы обнаруживает, что история движется не по пути прогресса, а по кругу. Каждый виток истории ведёт к повторению и усилению зла, насилия над реальностью: от первого века н. э. к эпохе Просвещения и ХХ веку, который породил всемирное торжество насилия над телом жизни. Во всех исторических ситуациях, обозначенных в повести (французская революция, Вторая мировая война, тирания Сталина), человек предстаёт как жертва истории, объект насилия, порождаемого самими людьми.

Во второй части третьей главы 3.2. «Повествовательная стратегия в романе “Человек-язык”: этика и онтология» проблема соотношения текст и реальности рассматривается в аспекте проверки этических представлений (эпистем, текстов), выстраивающих в сознании завершенную парадигму отношений человека к окружающему миру, к «онтологии». Сюжет романа проверяет принятые за норму этические правила, обнаруживает их взаимоотрицание, соответствие/несоответствие эмпирической реальности.

Повествовательная стратегия романа «Человек-язык» заключается в традиционном фабульном повествовании, основанном на вымысле, фабула выдвигает в центр историю героя, событие объективной (нетекстовой) реальности. Королёв вновь воссоздаёт психологическую, а не только идеологическую мотивировку поведения персонажей;

психологизм основан на проверке и естественных движений души, и осознанных идей, знаков сознания. И всё же мы оцениваем этот роман как постмодернистский, так как «отражение», воспроизведение реальности соединяется с воспроизведением текстов, созданных в реальности – в культуре, в кино – и с прямой авторской рефлексией своего и чужих текстов.

Метатекстовая структура романа «Человек-язык» создаётся взаимодействием трёх речевых пластов и трёх сюжетных уровней: сюжета «реальности»; пересказа чужих сюжетов-текстов; авторской рефлексии по поводу реальности и текстов (эссеистский сюжет).

В разделе 3.2.1. «Сюжет реальности в романе “Человек-язык”» анализируется авторский сюжет-эксперимент о враче Антоне Кирпичёве, решающем исправить несовершенство природы. Герой принимает этическую ответственность за несовершенство природы и социума (спасает от лечебной «системы» уродца Муму), но сюжет обнаруживает парадоксальные последствия спасительных поступков, следующих власти этических идей, языка, правил. Исправляя онтологию, герой ставит себя на место Бога и начинает управлять другими: персонажи повести (спасаемый Муму, невеста Антона Таша) становятся объектами действий Антона. Замысел следования этическому идеалу начинает «править» реальность: естественная любовь Антона и Таши деформируется задуманной целью спасения Другого. Герой вынужден сделать выбор между собственным счастьем и реализацией этических принципов (помочь Муму почувствовать себя нормальным, создав семью с Ташей). Авторский сюжет доказывает невозможность «исправления» реальности. Королёв говорит об этической интенции человека и о неизбежном понимании иллюзорности попыток этической гармонизации мира, так как реальность приведёт к расхождению этических целей и их последствий.

В разделе 3.2.2. «Сюжеты литературы в романе “Человек-язык”:

повторяемость и вариативность» сюжет реальности (о враче и уродце) соотносится с известными сюжетами искусства, в которых уродство проверяет общество на этичность.

Сюжеты-тексты, составляющие интертекстуальный план романа, предлагают разные нравственные решения романной коллизии, которые можно свести к двум традициям:

западноевропейской, представленной притчей о Франциске Ассизском, романом Д.

Беньяна «Путешествие пилигрима», романом В. Гюго «Собор парижской богоматери», фильмом Д. Линча «Человек-слон», и русской традицией (сказка С. Аксакова «Аленький цветочек», рассказ И. Тургенева «Муму», роман Ф. Достоевского «Идиот», проза Л.

Толстого).

Западноевропейская версия (в частности, английская) рассматривается на примере фильма «Человек-слон». Она основана на рационалистическом отношении к этике:

человек сосуществует с негармоничностью, следуя правилам морали, а не этическому чувству. Неокультуренная среда замечает уродство, окультуренный человек его не замечает, следуя правилам социального поведения, норме, а не идеалу. Королёв разрушает внешнюю этичность этой морали, фиксируя её театральность, аристократичность, невозможность преодоления дистанции между исключением из нормы и носителями нормы.

Русская культурная традиция представлена как эмоционально этическая, построенная на идее гармонизации реальности милосердием и любовью. В сюжетах XIX века (Тургенева и Достоевского) подобное отношение показано как трагическое: и Герасим, и Мышкин не могут милосердием исправить реальность. Тургенев ориентируется на западноевропейскую традицию: упорядочить негармоничную реальность станет возможным при наличии гуманных социальных норм. Любовь и непротивление Герасима наталкивается на искажение этических норм социумом. В сюжете Королёва Антон спасает Муму, но ему не удаётся ввести Муму в жизнь, хотя социальные нормы более терпимы к выбору Антона. Ни одна из культурных традиций не даёт возможности исправления онтологии, фиксируя превосходство материи над текстами.

Проблема соотношения языка, текстов и онтологии представлена в разделе 3.2.3.

«Сюжет авторской рефлексии: концепт “язык”». Язык – центральный концепт и, по утверждению М. Ремизовой, главный герой романа: «Язык обозначен как самое больное место, утратившее гармонию и меру»5. Понятие «язык» связано и с телесностью, и с сознанием человека. Королёв актуализирует понимание человека как живущего в языке, в текстах, характерное для постмодернистской литературы. Название «Человек-язык»

обращает к пониманию человека как носителя логоса; «язык» понимается широко:

законы, нормы, культура. Королёв отрицает сведение сущности человека только к языку или только к материи. Муму воплощает уродство материи, но уродлива речь Муму, искажено сознание.

Ремизова М. Новое русское барокко // Независимая газ. 2002. 28 янв. (№ 15). С. 7.

Опасность превосходства языка над реальностью видится автором в претензии языка (норм, культуры) на изменение, «улучшение» реальности. Авторский сюжет открывает негармоничность реальности и невозможность существования в языке, несовпадение языка и реальности, ограниченность права человека на исправление реальности.

Третья часть третьей главы «Сюжетостроение романа “Быть Босхом”»

предлагает анализ романа «Быть Босхом» в аспекте всё той же проблемы возможностей текста по отношению к реальности.

В романе «Быть Босхом» Королёв исследует не сознание «другого», а авторское сознание, помещая в центр автобиографического героя – филолога, начинающего писателя, который в начале 1970-х годов в наказание за участие в диссидентском кружке проходит службу в дисциплинарном батальоне. В сюжетной структуре романа выделяются несколько уровней: 1) повествование о реальности: сюжет службы лейтенанта Королёва в дисбате, представленный как эпизоды-воспоминания и комментарии повествователя; 2) сюжет жизни Босха, роман о котором пишет герой, в виде повествовательных фрагментов и авторской рефлексии о связи жизни и творчества художника, а также сюжеты сновидений, последствия творческого вхождения автора (в образе слуги) в пространство жизни Босха; 3) описания картин Босха (экфрасисные фрагменты), сопровождаемые комментариями сюжетов картин (библейских сюжетов).

Роман выходит к проблеме устройства бытия, которое предстаёт как абсурдное.

Многоуровневая структура сюжета романа разворачивает проблему абсурда в нескольких аспектах: абсурд советской реальности 1970-х годов, абсурд реальности времени Босха (к.

XV – н. XVI), и прозрение абсурда бытия в картинах Босха, выводящих к библейским и средневековым текстам.

В разделе 3.3.1. «Сюжет службы в дисбате: проблема абсурда социальной реальности и материального бытия» проблема абсурда рассматривается в аспекте сущности реальности (сюжет реальности фиксирует социальный абсурд, но выходит к абсурду материальной основы жизни). Сюжет службы в дисбате открывает абсурд социальной реальности. Преодоление социального абсурда даётся как возможное, что подтверждается арестами и перестановками в результате расследования «дела о хлорке», но восстановление порядка обнаруживает свою временность и иллюзорность.

В разделе 3.3.2. «Сюжет написания романа о Босхе: проблема познаваемости онтологии и сущности искусства» интерпретируется введение в сюжет реальности сюжета написания текста о художнике Босхе. Субъект повествования о службе в дисбате – личный повествователь, который представляет себя как повзрослевшего героя. Поэтому в романе интересен сюжет внутренней трансформации Королёва: от 1970-х к 2000-м годам, от невозможности дописать роман о Босхе в 1970-х к созданию текста о реальности в 2000-х. Эту трансформацию можно трактовать как сюжет становления писателя:

переход от исполнителя, человека служащего, к творцу; от человека, бегущего от реальности, к человеку, интерпретирующему реальность, от лейтенанта Королёва к автору-повествователю.

Во фрагментах о Босхе разворачивается художественная стратегия Босха.

Искусство Босха рассматривается Королёвым как близкое к идеалу, что заявляется императивом «быть Босхом», вынесенным в название романа. Стратегия Босха – погружение в реальность, усугубление её абсурда через творчество, тогда как Королёв сравнивает себя с Робинзоном, бегущим от реальности. Важно различие предмета творчества: для Босха это современная ему реальность (даже на картинах с библейскими сюжетами он изображает своих современников), тогда как Королёв обходит стороной опыт реальности, погружаясь в средневековье.

В разделе 3.3.3. «Контрапункт экфрасисов в романе: проблема сущности бытия» анализируются фрагменты введения в текст романа описаний босховских картин.

Для описания и комментариев автор выбирает те полотна, в которых Босх обращается к известным библейским сюжетам и христианским легендам. Королёв описывает и упоминает следующие картины художника на библейские сюжеты:

«Святой Христофор», «Искушение Святого Антония», «Пляска смерти, или Аллегория Страшного Суда», «Семь смертных грехов и четыре последние вещи», «Сад земных наслаждений», «Брак в Кане», «Поклонение волхвов».

Выстраивается ряд образов, находящихся в центре этих картин: Святой Христофор, Святой Антоний, Христос, Ирод. Автор даёт свою интерпретацию этим образам, выявляя близкую ему концепцию мироустройства как хаоса, непознаваемого и неисправляемого человеком.

В четвёртой главе «Поэтика деконструкции чужих текстов в «филологической прозе»: метафизическая проблематика метатекстов Королёва» рассматриваются тексты, находящиеся на границе художественной и нехудожественной прозы. С одной стороны, Королёв выступает как исследователь, филолог, поясняющий картины мира классиков русской литературы (Пушкина, Лермонтова, Гоголя), с другой стороны, как писатель, пытающийся через их интерпретацию представить собственный взгляд на мир, используя строительными элементами новых текстов тексты предшественников.

Проблематика этих текстов сосредоточена на нескольких аспектах: проблема случайности и закономерности бытия; метафизической обусловленности или субъективной воли в человеческом существовании; проблема писательства, природы творчества и смысла текстов художника.

Коллажи «Дама пик» (1994–1998), «Носы» (2000) и реконструкция ненаписанного пушкинского текста «Похищенный шедевр» (2005), находясь на границе художественной и нехудожественной прозы, представляют литературоведческую концепцию творчества Пушкина, Лермонтова и Гоголя, «проверяют» обнаруженные принципы в творческой практике самого Королёва, в конструировании собственных текстов с помощью классических текстов. Предмет описания в этих текстах Королёва – не объективная реальность и не реальность сознания, а текстовая реальность, не картины мира, а модели мира, извлекаемые из созданных предшественниками картин реальности.

В главе две части. Первая часть посвящена исследованию «художественного»

дискурса – проблематики и поэтики текстов, вторая – «нехудожественного», филологической интерпретации Королёвым картин мир классиков.

В первой части четвёртой главы «Трансформация пушкинских и лермонтовских текстов в коллаже “Дама пик”: проблема случайности и предопределённости» осуществляется попытка обозначить смысл трансформаций классических сюжетов в коллаже «Дама пик». Материал для коллажа «Дама пик» (1994берётся из фабул четырёх известных произведений: повести «Пиковая дама» (1833) и новеллы «Выстрел» (1830) А. Пушкина, новелла М. Лермонтова (из «Героя нашего времени») «Фаталист» (1839-1840) и новелла Т.-А. Гофмана «Кавалер Глюк» (1810).

Центральная проблема коллажа, организующая сюжет – проблема предопределённости, случая и воли человека.

Субъект повествования в коллаже – Печорин, который в версии Королёва обнаруживает черты экзистенциального героя. Печорин интересен Королёву, исследующему в своих текстах постмодернистского, «нового» человека, как человек нового для своего времени переходного типа. В позиции «пост» Печорин близок современному человеку, потерявшему позитивный смысл существования, утратившему причинно-следственные связи в реальности, живущему в распадающемся мире, но возвращающемуся к реальности, пытаясь осмыслить происходящее в границах своего существования. «Экзистенциальное» содержание Печорина – в противостоянии абсурду реальности осознанным выбором существования.

Сюжет Печорина фиксирует, как человек против своей воли вброшен в играющей мир и подчиняется всеобщим правилам игры: сам играет другими людьми, но и им играют другие люди, беря на себя предопределённость высших сил. Бытие невозможно познать и невозможно противится участию в игре, на которое человек обречён фактом своего рождения. В самой игре бытия автор не находит особого смысла (за грехи одних страдают другие люди, исполнителем рока назначается человек, никак не связанный с приговорёнными или с виновными). Формально у человека есть право выбора (метафора дельты реки), но фактически от его выбора ничего не зависит.

Во второй части четвёртой главы «Филологическая деконструкция текстов классиков: интерпретация и стилизация» анализируется финальная часть коллажа «Дама пик» – эссе «Орущий сфинкс» и филологическая реконструкция «Похищенный шедевр». Используя возможности креативного отношения к чужому тексту, Королёв прямо декларирует в эсеистском тексте, в анализе текста Пушкина и прочитываемый им смысл повести классика, и собственные концепции.

Филологический анализ позволяет выстроить пушкинскую картину мира. Бытие в художественном мире Пушкина, с точки зрения Королёва, обнаруживает свою иррациональную, играющую сущность, что по Королёву, оказывается созвучно ощущению бытия современным человеком.

Королёв намечает принципиальные расхождения в фабулах и структуре двух текстов Пушкина («Влюблённый бес» и «Пиковая дама»): от принципа дихотомии к принципу треугольника, то есть от упорядоченности и структурированности к неупорядоченности и хаосу. Гармония сменяется негармоничностью, так как исчезает чёткая грань между положительным и отрицательным, добром и злом, исчезает ось симметрии. В структуре треугольника невозможно выявить некий центр, он постоянно смещается, движется, изменяется. Как в основе «Влюблённого беса» лежит принцип парности и дихотомичности, так в основе «Пиковой дамы» - принцип треугольника, неупорядоченного множества. Бытие в художественном мире Пушкина представлено как играющее, многоуровневое, лишённое причинно-следственных связей.

В Заключении подводятся итоги исследования.

В прозе Королёва обнаруживается эстетическая эклектика, что характеризует общую тенденцию русской литературы конца ХХ – начала XXI века, ведущей поиск новой парадигмы художественности. В этой парадигме не остаётся «чистых»

направлений, соединяются открытия реализма, модернизма и постмодернизма.

Ведущей остаётся поэтика смешения текстовой и образной реальностей, миметической и фантасмагорической образности, вымысла и non fiction; поэтика деконструкции чужих и собственных текстов; поэтика переключения повествовательного и риторического слова. Одновременно не только в раннем, но и в позднем творчестве Королёва обнаруживаются принципы художественного психологизма, сюжетного повествования, развитые в реалистическом искусстве, направленном на познание наличной реальности. Интерес к самоценному мифологизирующему сознанию современного человека объясняет и использование приёмов и принципов модернистской словесности (фантасмагории, видения интуитивные прорывы изменённого сознания персонажей, равно как и изображение подсознания, власти инстинктов, хаоса сознания).

Исследуя поэтику прозы Королёва, мы в равной степени выясняли поэтику текстообразования, что требовала постмодернистская художественная стратегия автора, и поэтику образной системы, художественного мира писателя, чтобы выявить способы воспроизведения реальности, образов персонажей. Мы исследовали такие элементы поэтики как структура и композиция текста, субъектную организацию текстов. С другой стороны, мы анализировали систему персонажей и сюжетостроение (равно как воспроизведение движущейся реальности и как движения сознания: «сюжеты реальности», и «сюжеты сознания»). Третий слой исследуемого материала был связан с аллюзивным уровнем текста, с выявлением интертекстуальных связей, отсылок к другим текстам литературы и культуры.

Очевиден параллелизм, сосуществование разных эстетических и художественных доминант в творчестве Королёва, однако мы склонны видеть эволюцию эстетики и поэтики писателя. Эволюция проявляется в изменении жанровой природы произведений:

от повестей и рассказов конца 1970-х – 1980-х годов к романным структурам 1990-х годов, к «филологической» прозе конца 1990-х – 2000-х годов, находящейся на границе художественной и нехудожественной прозы.

Эстетическая доминанта прозы Королёва – это движение от реалистической прозы (1970-е годы) через погружение в модернистскую прозу (рубеж 1980-х – 1990-х годов) к постмодернистской синкретической прозе (1990-х годов). В 2000-е годы его проза развивается в двух направлениях: соединение опыта реалистической и модернистской поэтики в романах («Человек-язык» и «Быть Босхом») и постмодернистского опыта описания текстовой реальности (тексты-коллажи и тексты-стилизации. Кажется, что «филологическая» направленность творчества усиливается, появляются тексты на границе художественного и нехудожественного), внимание к объективной действительности уступает место видению мира как текстовой реальности, где действуют персонажи-знаки, а собственная картина мира складывается в процессе комбинирования и осмысления чужих моделей мира.

Жанровая и эстетическая эволюция связана с эволюцией проблематики: от традиционной этической проблематики в ранних реалистических текстах (проблема неоднозначности этики, столкновения этики и творчества, проблема назначения искусства), к онтологической проблематике середины 1990-х – начала 2000-х: проблемы бытия и природы, способов мышления человека о мире, овладения сознания человека бытием. Проза 2000-х, при сохранении внимания к проблемам этики и онтологии, акцентируется на метафизической проблематике: устройство бытия, наличие в бытии смысла, закономерностей, случайности и предопределённости.

Центральной проблемой прозы Королёва мы полагаем проблему искусства. В ранней прозе она повёрнута проблемой художественного дара, позднее Королёва занимает проблема возможностей текстов замещать реальность и воздействовать на неё.

По теме диссертации опубликованы следующие работы 1. Климутина А. С. Роман А. Королёва «Эрон» в аспекте интертекстуальных связей с романами Петрония и Апулея / А. С. Климутина // Сибирский филологический журнал. – Новосибирск, 2008. – № 4. С. 114–119.

2. Климутина А.С. Функции лермонтовского персонажа (Печорина) в коллаже А.Королева «Дама Пик» / А. С. Климутина // Вестник Томского государственного университета. – Томск, 2009. – № 323 (июнь). – С. 31–34.

В периодических и иных изданиях:

3. Климутина А. С. Мотив отсечения головы в повести А. Королёва «Голова Гоголя» / А. С. Климутина // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики : сб. трудов молодых учёных. – Томск : Изд. ТГУ, 2004. – Вып. 5, ч.1 :

Литературоведение. – С. 73–75.

4. Климутина А. С. Онтологические и этические проблемы уродства в романе А. Королёва «Человек-язык» / А. С. Климутина // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения : материалы VI Всерос. науч.-практ. конф. молодых учёных, 22– апреля 2005 г. – Томск : ТГУ, 2005. – Вып. 6, ч.2 : Литературоведение. – С. 97 – 99.

5. Климутина А. С. Искусство и реальность в романе А. Королёва «Быть Босхом» / А. С. Климутина // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения :

материалы VII Всерос. науч.-практ. конф. молодых учёных, 21–22 апреля 2006 г. – Томск :

Изд. ТГУ, 2007. – Вып. 7, часть 2 : Литературоведение. – С. 73–75.

6. Климутина А. С. Проблема национального отношения к искусству в повести А. Королёва «Рисунок на вольную тему» / А. С. Климутина // Русскоязычная литература в контексте восточнославянской культуры : сб. статей по материалам Междунар. Интернетконференции «Проблемы развития русскоязычной литературы и судьба восточнославянского культурного сообщества» (15-19 декабря 2006 года) / науч. ред. Т. Л.

Рыбальченко. – Томск : Изд-во Том. ун-та, 2007. – С. 134–141.

7. Климутина А. С. Этика и онтология в романе А. Королёва «Человек-язык» / А. С. Климутина // Русская литература в ХХ веке: имена, проблемы, культурный диалог / ред. Т. Л. Рыбальченко. – Томск : Изд-во Том. ун-та, 2006. – Вып. 8 : Деонтологические аспекты художественной словесности. – С. 161–180.

8. Климутина А. С. Проблема метафизической реальности в творчестве А.

Королёва / А. С. Климутина // Русская литература в современном культурном пространстве : материалы IV Междунар. науч. конф. (2-3 ноября 2006 года) : в 3 т. – Томск : Изд–во ТГПУ, 2007. – Т. 2. – С. 134–140.

9. Климутина А. С. Принцип экфрасиса в структуре романа А. Королёва «Быть Босхом» / А. С. Климутина // Актуальные проблемы интерпретации текста: перевод, нарратив, диалог. – Томск, 2006. – С. 138–143. (Вестн. Том. гос. ун-та : общенауч. период.

журн.) (Бюллетень оператив. науч. информации / Том. гос. ун-т ; N 84, август 2006).

10. Климутина А. С. «Остров» и «парк» как коды миромоделирования в повестях В. Распутина «Прощание с Матёрой» и А. Королёва «Гений местности» / А.С.

Климутина // Три века русской литературы : актуальные аспекты изучения. – М. ; Иркутск : Иркут. ун-т, 2007. – Вып. 16 : Мир и слово В. Распутина : междунар. науч. конф., посвящ.

70-летию В. Г. Распутина : материалы. – С. 185–193.

11. Климутина А. С. Модернистская поэтика сюжета в романе А. Королёва «Эрон» / А. С. Климутина // Литература Урала : история и современность : сб. статей. – Екатеринбург : УрО РАН : Союз писателей, 2007. – Вып. 3 : Материалы III Всерос. науч.

конф. «Литература Урала: автор как творческая индивидуальность (национальный и региональный аспекты)», Екатеринбург, 11-13 окт. 2007 г.: в 2 т. – Т. 2. – С. 399–405.

12. Климутина А. С. Трансформация и деконструкция сюжета «Пиковой дамы»

в прозе А. Королёва (коллаж «Дама пик») / А. С. Климутина // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения : материалы XIX Всерос. науч.-практ. конф. молодых учёных, 25–26 апреля 2008 г. – Томск : Изд. ТГУ, 2008. – Ч. 1 : Литературоведение. – С.

97–102.

13. Климутина А. С. Проблема отцовства в романе А. Королёва «Эрон» / А. С.

Климутина // Русская литература в ХХ веке: имена, проблемы, культурный диалог / ред. Т.

Л. Рыбальченко. – Томск : Изд-во Том. ун-та, 2008. – Вып. 9 : «Отцы» и «дети» в русской литературе ХХ века. – С. 157–186.